Стоянка поезда – двадцать минут. Роман

19

Поездка через всю территорию России на фирменном поезде «Россия» не показалась Вилли утомительной. Всё прошло без эксцессов, за которые особенно переживал при сборах к предстоящему путешествию дядя Генрих. Памятный случай произошёл после озера Байкал, когда довелось в пути познакомиться с простодушными русскими мужиками. Они возвращались домой после заработков на золотых приисках. Естественно, расслабились, что, вероятно, у русских в лучших добрых традициях, потому что ничего худого при знакомстве с попутчиками не произошло. И это хорошо, хотя осадок оставался после знакомства с ещё одним попутчиком, вернее, попутчицей — крашеной девушкой. Тем не менее, тот эпизод занял своё место в копилке экзотических ощущений, что имеет определённый смысл для общего впечатления от многодневной поездки по маршруту Москва-Владивосток. Итак, самый восточный уголок России на материке. Конечная станция Дальневосточной железной дороги. Далее, более восточная территория за Татарским проливом — остров Сахалин, о котором замечательно написал в своё время изумительный русский писатель — классик — Антон Павлович Чехов. Так рассуждал Вилли, сойдя с поезда на Владивостокском перроне. До назначенной встречи с Густавом оставалось ещё около полутора часов. Можно осмотреться, отдышаться после духоты поезда, перекусить в ближней кафешке. Вокзал Владивостока ставит восточную точку в Транссибирской магистрали, проходящей через всю страну. Он является точной копией московского Ярославского. Ведь именно с него уходит знаменитый поезд № 1 под названием «Россия». На платформе Владивостокского вокзала установлен памятник-паровоз и столб с отметкой 9288 — ровно столько километров составляет расстояние между Москвой и Владивостоком. В 90-х годах вокзалу вернули исторический дореволюционный вид. В частности, частично восстановили знаменитую японскую плитку на полу и стенах. Вокзал находится в центре города, до него легко добраться из любого района. В 10-ти минутах ходьбы морской причал, городская набережная. Вилли заметил Густава ещё издалека. Как и условились, друг торопился встретить вовремя, но задержался по причине того, что была назначена встреча с одним из местных журналистов издания «Золотой якорь». Представилась возможность получить свежую развёрнутую информацию о перерабатывающем рыбокомбинате. Густав пытался прежде лично как-то связаться с руководством комбината и получить информацию из первых рук, но безуспешно. В России полным ходом идёт приватизация, предприятия переходят из разряда государственных в разряд частных, становятся собственностью отдельных лиц и покрываются мраком коммерческих тайн… Приятели обнялись, с волнением оглядывая друг друга. Густав потянул Вилли к стоянке такси, чтобы отправиться в аэропорт заказать билеты, поскольку в России билеты надо заказывать заранее, иначе можно не улететь и просидеть неизвестно, сколько времени, в прямом смысле ожидая у моря погоды. До международного аэропорта чуть больше тридцати километров от города. В свою очередь, Вилли несколько раз переспрашивал о том, когда можно будет неспешно позвонить дяде Генриху. Густав посоветовал дождаться, когда они доберутся до отеля. Устроившись в номер отеля, отправились на переговорный пункт. После разговора с племянником из переговорного пункта на главном городском почтамте на душе у Генриха отлегло. Вилли сообщил, что доехал вполне комфортно. Густав встретил его. Отлично. По крайней мере, Вилли теперь не один в громадном мегаполисе.

Вилли и Густав, которые использовали летние каникулы, отпущенные кому на отдых, а кому и на продолжение учёбы, это зависело от желания самого студента, находились в более выигрышном положении по сравнению с однокурсниками. Значимость выбранных для дипломов тем, защита которых состоится ровно через год, предопределяла и дальнейшую судьбу молодых людей, увлечённо окунувшихся в проблемы экономики, причём не теоретической, как обычно принято, а практической направленности.

Возможно, оба исходили из того, что Германия сравнительно небольшая страна, если смотреть не по европейским меркам, а несколько шире, имея ввиду геополитические интересы. То, что недавняя мировая держава СССР со своими необозримыми территориями и колоссальными рудными запасами полезных ископаемых превратилась, сузившись, как шагреневая кожа, до размеров теперешней Российской Федерации, ничего не меняло. Наоборот, может быть, демократические реформы могли более способствовать тому, чтобы обратить на Россию самое пристальное внимание, как на перспективного делового партнёра в сфере экономики. Это ли не заманчиво для светлых и пытливых умов нового поколения студентов, которые завтра станут квалифицированными специалистами?

— Вилли, не кажется ли тебе, что большинство русских начинающих бизнесменов озабочены исключительно личной наживой в условиях охватившей их страну приватизации? Саму приватизацию я понимаю, как раздачу по кускам и кусочкам прежних государственных ресурсов.

— Откуда такой вывод?

— После общения с местными журналистами во Владивостоке. Русские — непростые люди с точки зрения их менталитета.

— Россияне, — поправил друга Вилли.

— Да, россияне, если выражаться в масштабном смысле. С лёгкой руки президента Ельцина пошло гулять это определение сегодняшней нации, населяющей Российскую Федерацию.

— Да, можно и так считать, — согласился Вилли, но вернёмся, как говорят те же русские, к нашим баранам.

— Думаю, надо дать остыть собранному материалу. Пусть отлежится. Какие планы у тебя?

— Сажусь за монтаж видеофильма. Кстати, значительная часть съёмок сделана за Уральским хребтом. Это Западная и Восточная Сибирь, Забайкалье, Дальний Восток.

— Отлично. Будем ждать с нетерпением!

— Ты бы знал, Густав, с каким нетерпением ждёт видеофильм мой дядя Генрих…

— Боюсь сказать что-то не так, но, вероятно, это нетерпение связано с молодостью твоего дяди? С восточным фронтом?

— Бояться нечего. Так оно и есть. Только не собственно с фронтом, а тем временем, что он провёл в плену.

— Да, я помню, ты как-то говорил об этом. А где именно он находился?

— В Сибири.

— Тогда всё понятно. Понятен интерес дяди именно к той части видеофильма, где показана современная Сибирь.

— Да, Густав, в начале нашего разговора ты нелицеприятно отозвался о начинающих русских бизнесменах. Хочу продолжить разговор в тему, — сказал Вилли, явно пытаясь сменить тему.

— Да? Очень интересно! Я весь в внимании.

— Приведу самый яркий пример. Не могу ручаться за его объективность, тем не менее, тот источник, с которым мне довелось пообщаться во Владивостоке, точнее, ещё на подъезде к нему. Довелось ехать в районе Байкала с вахтовиками. Они рассказали много интересного.

— Кто такие вахтовики?

— Это рабочие, которые по нескольку месяцев находятся в отъездах, зарабатывая на жизнь.

— Я так полагаю, дело пахнет рыбой? — улыбнулся Густав, склоняя голову и пытливо глядя на друга.

— Тухлой рыбой. А если даже не тухлой, то с душком точно. Россия испытывает перебои в снабжении мясом.

— У них, кажется, с мясом вечные перебои. Ещё со времён социализма?

— Да, но теперь руки развязаны у предприимчивых людей. И к тому же пустой продуктовый рынок. Я говорю, в прямом смысле, пустой. Ты же видел, что на прилавках шаром покати было до недавнего времени. Сейчас, правда, стал заполняться. Но тем не менее, того же мяса не густо.

— И значит? — спросил Густав и добавил: — Начинаю догадываться.

— Значит, рыбной продукции, то есть, в широком смысле морепродуктам самый что ни на есть, как говорится, зелёный свет.

— Я так и думал.

— Сегодня во Владивостоке практически можно встретить экспедиторов со многих уголков сегодняшней России.

— Надо полагать, деньги крутятся немалые.

— Абсолютно верно, друг мой Густав. А где большие деньги, ну очень большие деньги, там непременно мутные дела.

— И криминал?

— Возможно, и криминал. Но я не об этом. Я о грамотности бизнеса торговцев этими самыми морепродуктами. Нужно много денег, значит нужно много рыбы. А много рыбы без хищничества, незаконной ловли ведь быть не может, так?

— Ну-ну, продолжай дальше! Мне интересно следить за ходом твоих мыслей, Вилли.

— А раз нарушение закона, то непременно должны возникнуть правоохранительные рамки или ограничения, или надзор, или контроль, или ещё что-то. Иначе неизбежны риски спустя несколько лет лишиться в благодатных водах Охотского моря хорошей рыбы. И при этом не надо забывать о преимуществах дальневосточного лосося по сравнению с норвежским, который искусственно выращивается.

— И ты считаешь, что русские, то есть россияне на это закрыли глаза? Я имею в виду их местные хотя бы власти.

— Я пока так не считаю, но что-то смутно подсказывает, что эйфория российской демократии пьянит головы многим.

— И, в первую очередь, всё тем же начинающим коммерсантам?

— Абсолютно точно! — Вилли хлопнул ладонью о протянутую взаимно ладонь Густава.

— Возможно, заглядывая на процветающий с их точки зрения запад и завидуя ему, они не в полной мере понимают или представляют, насколько обманчиво это представление?

— И насколько оно двойственно?

— Об этом никто не задумывается, когда хочет получить всё и сразу. А так не бывает. Хотя именно в России это и бывает в результате их приватизации после распада Советского Союза. Ты ведь помнишь лекции по экономике, где приводились примеры индустриализации СССР?

— Помню.

— Вспомни из лекций по индустриализации СССР на факультете о строительстве, например, Норильского комбината за Полярным кругом.

— Допустим, вспомнил.

— Он строился с начала тридцатых и почти до середины пятидесятых годов. В основном, силами заключённых. Иными словами ГУЛАГА. Несколько сот тысяч умерло на этом грандиозном строительстве. И в чьих сегодня руках этот комбинат?

— В чьих же, Густав?

— В руках двух молодых людей. Запамятовал, к сожалению, их фамилии. Ну, неважно. Двух, понимаешь, всего двух человек! За смехотворную, если говорить о мощности этого производственного гиганта, сумму!

— Кстати, о ГУЛАГЕ. Об этом написал книгу Солженицын.

— Это тот, который эмигрировал из СССР в Америку?

— Да.

— Нобелевский лауреат?

— Тот самый.

— Я слышал, что эта книга, точнее, роман был запрещён в СССР.

— Он там никогда и не печатался. Автор издал его, когда уехал за рубеж.

— Подожди, так он ведь вернулся в Россию? На Родину?

— Точно. Вернулся. Было же в газете?

— Было сообщение о том, что после двадцатилетнего изгнания на родину вернулся Александр Солженицын, русский писатель, публицист, поэт, общественный и политический деятель, лауреат Нобелевской премии по литературе.

— Ты не назвал ещё диссидентство.

— Да-да, вспомнил, сообщалось о том, что официальное отношение к его творчеству изменилось с началом «перестройки». А, кажется, в 1989-ом году в СССР был наконец опубликован «Архипелаг ГУЛАГ», автор был восстановлен в советском гражданстве.

— По возвращении в Россию писатель проехал на поезде через всю страну — от Владивостока до Москвы, с многочисленными остановками. Везде его встречали как триумфатора.

— Таким же образом, как ты, Вилли, только в обратном направлении. Какое интересное совпадение. Тебе не кажется?

— Интересное… Тебе хотелось бы прочесть этот роман?

— Да, хотелось. Для более полного понимания того, что происходило в Советском Союзе накануне его распада.

— А что тебе раньше такая мысль не приходила в голову?

— Не знаю. После поездки по России захотелось ещё больше узнать что-то из истории этой страны. Поверь, она того стоит.

— Узнать именно из книги «Архипелаг ГУЛАГ»?

— Так оно и есть. Признаюсь, что один мой знакомый прочёл этот роман, когда гостил у родственников в Штатах.

— У тебя есть знакомые, с которыми я незнаком?

— Не знакомый, а родственник. Старший родственник.

— Это меняет дело. И что? Как он отзывается? О чём, собственно, роман?

— О сталинских репрессиях. Одним словом, ужас…

— Что? Всё так было плохо?

— Не то слово. Но тут вот какое дело, Вилли. Тот мой родственник отчасти тоже занимается историей. Сейчас в России идёт мощный накат на её недавнее прошлое. Хочу заметить, что после прочтения книги у родственника возникли некоторые сомнения.

— По поводу чего?

— Элементарно, по поводу правдивости. Русские выиграли одну из самых тяжких войн этого столетия, это факт. Так почему же так много среди них преступников, которые, по словам автора этой книги, миллионами сидели в лагерях, имели по десять-пятнадцать-двадцать лет заключения?..

— Ну, друг ты мой, такие глобальные вопросы задаёшь?

— Я знаю, что они риторические, но хотелось знать, что об этом думают сами русские?

— Россияне?

— Да!

— Мне бы тоже хотелось. Но логичнее, прежде всего, теперь самим прочесть роман Солженицына?

— Думаю, теперь это сделать труда не составляет…

За время, что друзья провели на территории России, оба в какой-то степени сделали вывод о своих ровесниках в России. Первое. Парни с большим нежеланием идут служить в армию. По-русски говоря, «косят» по разным причинам на военно-врачебных комиссиях, чтобы уклониться от призыва. Второе. Не горят желанием учиться после школы в учебных заведениях, будь то высшие, будь то средне-специальные. Третье. Не желают работать.

После перечисленных пунктов напрашиваются три больших жирных вопроса — почему? По мере возможного, по мере того, насколько Вилли и Густав владеют ситуацией в России, можно получить ответы.

Итак, ответ первый. Война в Афганистане, а теперь ещё и чеченская кампания 1994 года сыграли свою негативную роль. Чтобы выполнить план по призыву, работникам райвоенкоматов приходится буквально вылавливать новобранцев, многие из которых предпочитают уехать и где-то отсидеться у родственников подальше от родного дома, от места прописки и призывной приписки. Ответ второй. С переходом большинства учебных заведений в бывшем Советском Союзе на платную, иначе говоря, коммерческую основу для многих выпускников средних школ, особенно из сельской местности, где забуксовали совхозы и колхозы, учёба стала невозможной. У населения не стало денег, а значит и возможности учить детей в институтах и техникумах. Ответ третий. С переходом к рыночной экономики, с приватизацией и закрытием предприятий и сокращением в связи с этим рабочих мест работать молодёжи стало негде. Многие устремились в торговлю, но торговать все не могут, кто-то должен быть и покупателями. Правда, с одной оговоркой, покупателями с пустыми карманами… Что касается третьего пункта, то изъятие из Уголовного кодекса статьи о тунеядстве легализовало это дело по самому широкому фронту. Нередко от молодого человека восемнадцати-двадцати лет можно было услышать: «От работы кони дохнут»… Можно ли было такое представить, скажем, в 30-40-50-е годы?..