Глава 4. Невидимка

Терминал, скрипя от натуги, моделировал полёт невидимки. От истыканной векторами координатной сетки на экране рябило в глазах.

– Без толку! – Томаш отключил расчёт. – Выдал десять тысяч вариантов и пошёл дальше. Слишком мало входных данных.

Насир валялся в своём ложементе, откинув голову, как пьяный. На его виске поблёскивала тревожным огоньком чёрная присоска кадола.

– Тут и без компьютера понятно, что он следует по нашему курсу и идёт где-то рядом, – сказала Лада.

– Вопрос, насколько рядом.

– Согласись, было бы странно, если бы корабль-невидимка не догадался держаться вне досягаемости наших сенсоров. Я бы на их месте соблюдала дистанцию как минимум в несколько минут. Не слишком близко, не слишком далеко.

Томаш вытянулся в ложементе и закинул руки за голову.

– Непонятно, зачем они вообще за нами плетутся. Откуда мы знаем, какая им на самом деле нужна дистанция? Даже одна световая минута – не так мало, если нужно реагировать быстро. Сенсоры работают с задержками.

– Вряд ли они нападать на нас собираются. Но, конечно, ничего хорошего в этом нет. – Лада озабоченно свела брови. – Я начинаю думать, что лучше было бы остаться на Бакаре.

– Ты меня пугаешь.

– А зачем они за нами увязались? Просто следить? Зачем мы им вообще нужны? Там корабль, судя по всему, очень серьёзный, могли бы и без нас обойтись.

– Может, Айша думает, что чем больше кораблей, тем больше шансов на успех, а деньги для неё не проблема.

– Не будь дураком, Томаш!

Насир вздрогнул, поднял голову и содрал с виска кадол.

– Что там? – спросил Томаш.

Бакариец вылез из ложемента и пьяно пошатнулся.

– Да ничего, адыр его елдыш! Я уже всё излазил. Есть хлам какой-то за коридором, сенсоры его едва видят, тепловых следов нет. Одна хараза, короче. Идём в клятой пустоте навстречу очередному херзацу!

– Давайте я ещё раз проверю, – предложил Томаш.

– А смысл? – сказала Лада. – Ты уже смотрел, я смотрела, теперь Насир посмотрел. Хочешь постоянное дежурство в вирте устроить? Мы их не найдём, смирись.

– Вы как знаете, – Насир присел на подлокотник ложемента, – можете там хоть ночевать в этом своём вирте, а я в ближайшее время туда ни ногой. Голова гудит.

– Так не удивительно! – сказала Лада. – Тебя неплохо потрепало.

– Да не в этом дело! У меня всегда так после вирта.

– Но мы же ничего не узнали. – Томаш застучал по клавиатуре: новые условия для расчёта маршрута невидимого корабля. – Нам нужно с этим разобраться или…

Он не договорил. А что – или? Обратно на Бакар он не полетит. Податься им некуда.

– Если ты хочешь убедить самого себя, что твоя Айша-Мойша тут не причём, а невидимый елдыш сам по себе объявился, то я тебе мешать не буду. Самовнушение, херзац его, штука мощная. Компьютер тебе тут точно не пригодится.

– Какое ещё самовнушение? Я пытаюсь в проблеме разобраться, это только вы уже всё заранее знаете.

На голографической карте загорелись тысячи точек с предполагаемыми координатами невидимки – результаты игры корабельной нейросети в бессмысленные угадайки. Можно было подумать, что невидимка размножается со скоростью вируса.

Томаш раздражённо отрубил терминал.

– А я согласна с Насиром, – сказала Лада. – Что ещё это может быть, кроме корабля Айши?

Томаш устало застонал.

– Да что угодно! Бакарийский крейсер на секретной миссии! Война же началась!

– Ага, и идёт этот секретный крейсер, – закивал Насир, – по тому же курсу, что и мы?

Томаш на секунду задумался.

– Может, так и есть. С чего вы решили, что одной Айше нужен грузовоз? Да у нас тут соревнование, кто первый до цели доберётся! И теперь невидимка нас опережает.

Насир принял позу великана-мыслителя и важно почесал длинный подбородок.

– Сомнительно, – выдал он с таким видом, словно просчитал в уме, как компьютер, десятки тысяч вариантов.

– Опять же соглашусь, – поддержала его Лада. – Если смотреть по тепловым следам, то видно, что они стараются держаться поближе к нам. Немного отстают, немного опережают.

– Кому видно? – спросил Томаш. – Почему мы вообще решили, что невидимка где-то рядом с нами? Мы сейчас кучу времени убили, чтобы его вычислить, а компьютер только одно показывает – обычная курсовая струна. Ничего странного или подозрительного нет. По распределению частиц видно, что это следы от ускорения, а не от торможения.

– Разгоняться и тут же тормозить стали бы только полные бахулы!

– Хорошо, они не полные бахулы. Но никаких свидетельств того, что они специально держатся рядом с нами, а не летят своим курсом, у нас нет. Расчёты ничего не показывают. Видно только, что корабль идёт на азме и чередует дрейф с ускорением.

– Ладно, – зевнул Насир. – Положим, ты прав, и у Мойши есть конкуренты. На какой-то херзац им её грузовоз потребовался. А может, и не её вовсе. Чего делать-то будем? Повздыхаем и дальше пойдём?

– Пойдём, – сказал Томаш. – Конечно, пойдём. Вопрос, с какой скоростью.

– В смысле? – не сообразил Насир.

– Насик, ты иди полежи, – улыбнулась Лада, вылезая из ложемента. – Твоей головушке сегодня и так слишком много досталось.

– Поняла, что я хочу сделать? – подмигнул ей Томаш.

– А чего тут не понять? Скорость набрать можно. Ничем себя не выдаём. Решили огоньку поддать, на торжественный обед опаздываем. К тому же они не знают, какой у нас полётный план, да и сами ускоряются постоянно. Гильзы, конечно, жалко, но у нас их с избытком.

– Э-э-э, – протянул Насир, поправляя на голове бинт. – Вы уверены, что это хорошая идея?

– А что не так? – развёл руками Томаш. – Ты, кстати, как себя чувствуешь? Выдержишь несколько импульсов?

– О себе лучше подумай! – огрызнулся Насир. – Ещё бы я несколько импульсов не выдержал! Она вон, – он показал скрюченным пальцем на Ладу, – в меня столько наркоты влила, что могу хоть без компенсаторов летать. Но какой в этом смысл? Мы же не знаем, как быстро они идут! Как ускоряться будем?

– Мы же не собираемся наши скорости синхронизировать. Сделаем импульсов пять-шесть, и посмотрим.

– Пять елдышей сейчас – это ещё пять при торможении!

– Гильзы есть, – сказала Лада. – Второй раз подобные выкрутасы мы устраивать не будем, но сейчас можно попробовать. Ничего другого мы всё равно не придумали.

– Классный херзац вы творите! Мало вам с этим бешеным тараканом было проблем, теперь будем за невидимым кораблём гоняться?

– Всё равно же делать нечего, – сказал Томаш.

* * *

Джамиля вывели, точно заключённого, из каюты и усадили в ложемент. Он поначалу молчал, как смертник, которого отправили на последнюю в жизни прогулку по тюремному двору, но, когда Томаш стал привязывать его ремнями, не выдержал и затараторил:

– Это зачем? Это для чего? Мы что, уже прилетели?

– Ещё нет, – сказал Томаш. – Плановое ускорение. Или, скорее, – он улыбнулся, – внеплановое.

– Опять! Я не выдержу!

Томаш молча забрался в свой ложемент.

– Все готовы? – спросила Лада.

– Готовы, – отозвался Томаш.

Насир включил обратный отсчёт.

– Перерыв между припадками ставить как обычно, аотар? Сто секунд?

– Я после каждого импульса буду в вирт заглядывать, так что давай вручную.

– Как скажешь. Хотя смысл туда лезть каждый раз?

– Я всё же… – начал Томаш.

Он не договорил. Рубка содрогнулась в конвульсиях, и тут же в уши врезался пронзительный скрежет. Казалось, их запечатали внутри жестяной банки, и кто-то проворно вскрывает её консервным ножом. Томаш вцепился в подлокотники. Его вжимало в ложемент, как во время безумных виражей. Раньше импульсы давались ему куда легче. Джамиль что-то вопил, и это странным образом действовало успокаивающе.

Когда тряска улеглась, Томаш жадно вздохнул – как мертвец, которого медики вернули с того света.

– Жестковато было на сей раз, – пожаловался он.

– Всё как обычно, – сказал Насир. – Обычный припадок. Ты в вирт заходишь?

– Захожу…

Томаш прилепил на висок кадол. Его тут же затянуло в чёрный водоворот и понесло навстречу фальшивым звёздам. На фоне угольной темноты распускался кошмарный огненный цветок – тепловой след после взрыва топливной гильзы. Багровые лепестки извивались, как солнечные протуберанцы. Казалось, в самой ткани пространства прорезалась дыра, из которой бьёт ключом кипящая магма. Но ничего, кроме этой роскошной виртуальной постановки, Томаш не видел.

Он вынырнул из звёздного водоворота.

– Пусто. – Томаш содрал кадол. – Продолжаем дальше.

– Бхагат, ничего и не будет. Кого ты там увидеть ожидал? Но ты у нас аотар, так что…

– Пять импульсов, – сказала Лада. – Потом прекращаем. Пять импульсов мы можем себе позволить.

– Да я чего, спорю разве? – проворчал Насир.

Он включил обратный отсчёт.

– Что вы хотите найти? – Джамиль посмотрел на Томаша измученным взглядом – можно было подумать, что все эти бесчеловечные импульсы, от которых лопаются коронарные сосуды, были затеяны лишь для того, чтобы доставить ему побольше страданий. – Что вы вообще делаете?

– Мы набираем скорость, идаам, – сказал Томаш. – Придётся потерпеть небольшие перегрузки.

Небольшие. Он судорожно вцепился в подлокотники, подготовившись к вышибающей дух тряске. Грудную клетку тут же сдавило стальными тисками, перед глазами всё померкло, и Томаш на пару секунд потерял сознание. Привёл его в себя громкий голос Насира:

– Ныряешь?

– Да, да, я сейчас…

Кадол чуть выпал у него из руки.

Тяжёлая липкая темнота. У Томаша выбили опору из-под ног, и он кубарем покатился в удушливый мрак, рассечённый багровыми всполохами от смоделированного взрыва.

В вирте ничего не изменилось. Они по-прежнему летели в оглушительной пустоте, как последний корабль во вселенной.

– Пусто. – Томаш снял кадол.

– Осталось ещё три, – напомнила Лада.

– А скорость мы, кстати, неплохо так набрали, херзац его! – потёр ладони Насир. – Тормозить, правда, придётся жёстко. Уверены, что надо ещё три? Мин альвада, ничего вы там не увидите и после пятого. Так что, аотар?

– Перестаньте делать это! – закричал Джамиль. – Просто перестаньте! Вы мне так спину сломаете!

Никто не обращал на него внимания.

– Раз решили, то давай, – сказал Томаш. – Два импульса – это несерьёзно.

– Согласна. Насир?

– Да я чего? Я против, что ли? Просто жалко, херзац его, никогда в жизни не базарил так гильзы.

– Всё бывает в первый раз.

– Ладно. Вот вам очередной елдыш!

Под потолком замелькали цифры, и все как-то разом замолчали – даже Джамиль перестал ныть.

Томаша вжало в ложемент, он закрыл глаза и представил, как за кормой корабля распускается огромный огненный цветок. Скрежет металла вреза́лся под череп, как гвозди. Ложемент поскрипывал, раскачиваясь из стороны в сторону, как на дурацком аттракционе, который упрямо хочет заставить тебя распрощаться с недавним обедом. Техосмотр им бы не помешал – но в Аль-Салиме и в лучшие времена не спешили обслуживать литийцев. Томаш вдруг подумал, что «Припадок» – не из тех кораблей, которые заканчивают жизнь после скучного официального списания, на усталой корабельной верфи или вонючей свалке. Такое будущее его тарке точно не светит. Когда-нибудь она просто развалится на части.

Тряска длилась дольше обычного. Внезапно виски́ пробуравил истошный вой аварийной системы. Томаш дёрнулся и открыл глаза. Под потолком тут же загорелся код аварийного протокола.

– Доложите ситуацию! – скомандовал он.

Насир что-то прохрипел, но его заглушили новые вопли аварийки. Томаш едва не оглох. Насир ударил кулаком по какой-то кнопке, и их мигом накрыла мёртвая, как контузия, тишина. «Припадок» потряхивало так, словно он летел навстречу ураганному ветру.

– Это конец, – послышалось из соседнего ложемента. – Я знал! Я всегда знал, что так и умру!

Джамиль сжался в ложементе, уставившись побелевшими глазами на пульсирующий над его головой аварийный код.

– С чем мы столкнулись? – спросил Томаш. – Что с курсовой?

– Определяем, – ответил Насир.

– Отчётов о повреждениях нет, – сообщила Лада. – Влетели в облако мелких частиц. Судя по дисперсии…

– Какой ещё дисперсии? Какое облако? Почему мы его раньше не видели?

«Припадок» перестало трясти, и красные цифры под потолком разлетелись светящейся пылью. Лада отстегнула ремни ложемента и повернулась к Томашу.

– А ты сам как думаешь? Мы получили то, чего хотели. Невидимка ввязался в гонку.

– Значит это… – пробормотал Томаш.

Он трясущими руками достал кадол и провалился в бездну вирта. Его понесло навстречу обжигающе яркому шлейфу, который затмевал даже световую воронку от взрыва топливной гильзы. Тепловой след. Если бы вирт на «Припадке» мог передавать ощущения, то Томаш почувствовал бы, как мельчайшие частицы размером в несколько атомов пощипывают кожу.

Он начал сканировать пространство вокруг, но сенсоры «Припадка», ослеплённые огненным хвостом невидимки, работали через силу. Можно было подумать, что вакуум сам, в силу каких-то неизученных физических процессов, породил облако горящей материи.

Томаш вышел из вирта.

– Вы бы это видели! Страшно даже представить, какой корабль мог такое оставить!

– Мы и так всё видим. – Над терминалом Лады играла красками яркая голограмма. – След хороший. Я бы поставила на большой бакарийский крейсер с движками на азме. С таким бы гоняться не хотелось.

– Что? – взвизгнул Джамиль. – Какой ещё крейсер?

– Получается, он купился на нашу уловку! – усмехнулся Томаш. – И где-то недалеко от нас!

– Не торопись с выводами. Мы не знаем, как работает их технология. Определить, как далеко они сейчас, вряд ли получится.

– Ясен елдыш, что не слишком далеко!

– Да, – кивнула Лада. – Пожалуй, что так. Я согласна, это мы их спровоцировали. Выводы можете делать сами, мальчики.

– Удивительно! – Томаш провёл ладонью по влажным от пота волосам. – Мы ведь конкретно в него влетели, по вирту видно, что в самый центр шлейфа!

– Вероятность того, что мы угодим прямо в тепловой след, была ничтожной. Я удивлена.

– Вот же херзац! Получается, у нас с ними одинаковый полётный елдыш! Это наверняка корабль нашей шармуты! Надо потолковать с ней как следует!

– Да как вы смеете… – пролепетал Джамиль.

– Полётный коридор действительно совпадает, – подтвердила Лада. – По крайней мере, на этом участке.

– Коридор совпадает, и догнать они себя не дали, – сказал Томаш. – Значит, они нас ведут.

– Ведут, херзац его, на закланье!

– Давай без драматизма, Насик! Так что? – Лада посмотрела на Томаша. – Всё ещё думаешь, что Айша здесь не причём?

– Не знаю, что и думать. Впрочем, если это корабль её конкурентов, то они могут так же за нами следить и не давать себя обогнать.

– Адыр елдыш! Чего тут гадать? Пусть эта шармута нам всё и объяснит! Мы же конкретно им на хвост сели!

– Я не уверен, что всё правильно понимаю, – осторожно начал Джамиль, – но готов вас заверить, что…

Он отстегнул ремни и стал выбираться из ложемента, страдальчески постанывая.

– Оставайтесь на месте, идаам! – рявкнул Томаш.

– А смысл с ней говорить? – спросила Лада. – Ей достаточно выдать ту же версию, которую нам Томаш сейчас озвучил.

– Посмотрим на её реакцию, херзац матерах! Я на своём веку много таких шармут повидал, по глазам всё увижу!

– Вряд ли ты что-то увидишь в её глазах, – сказал Томаш. – Она на живого человека-то не похожа. Хотя я согласен с Насиром. Сейчас у нас есть неопровержимое доказательство. К тому же мы выполняем её миссию, логично будет сообщить ей о новых обстоятельствах. Я бы по такому случаю даже альтаам использовал, чтобы невидимка сообщение не перехватил.

– Как хотите. – Лада посмотрела на Джамиля, который стоял, покачиваясь, у ложемента. – Всё равно она скоро обо всём узнает.

* * *

Альтаам позволял установить соединение из любой точки вселенной – но только со своим близнецом, точно такой же ювелирной трубкой. Появились эти устройства немногим меньше десяти лет назад и до сих пор не получили заметного распространения – стоил альтаам, как неплохой бакарийский насим, и у Томаша в голове не укладывалось, как можно отвалить настолько бессовестную сумму за короткий разговор по голосети. Видно, надо с сумасшедшим нетерпением захотеть кого-нибудь услышать.

Томашу объясняли принцип действия мгновенной связи, но он запомнил лишь то, что спустя несколько минут нарушается некая загадочная синхронность, и альтаам превращается в бесполезную золотую трубку. А следовательно, о передаче больших объёмов данных можно только мечтать.

Альтаам напоминал инкрустированную драгоценную камнями трубку мазина – если бы Насир сделал вид, что собирается с помощью неё выпустить колечко цветастого дыма, Томаш бы поверил. Всю поверхность трубки, как побеги вьюна, оплетали тонкие изумрудные нити – символ нервных окончаний вселенной, через которые передаётся связующий людей сигнал, презирая любые расстояния.

Айша вышла на связь мгновенно.

Её лицо, бледное и неподвижное, повисло в воздухе, напоминая трагическую маску из бакарийского театра. Обошлись без приветствий – дорога́ была каждая секунда.

– У нас непредвиденные обстоятельства, – перешёл сразу к делу Томаш. – Несколько минут назад мы…

– Для начала я бы хотела получить от вас объяснения, – перебила его Айша, – почему мой прекрасный друг, который любезно согласился присоединиться к экипажу вашего корабля, большую часть времени проводит взаперти, как заключённый.

Губы Айши едва заметно двигались.

Томаш усмехнулся – значит, Джамиль всё-таки успел послать ей весточку.

– Надо же, – качнул он головой, – а наш многоуважаемый идаам, как оказалось, довольно глуп.

– Как вы смеете! – буркнул Джамиль, но тихо, без энтузиазма – видимо, в перепалку ему вступать не хотелось.

– Я не потерплю оскорблений в адрес своих друзей! – Лицо Айши на мгновение покрылось глубокими трещинами. – Я жду от вас объяснений! А потом решу – продолжать ли вам миссию. Не тратьте время альтаама.

– Хорошо, объяснения, так объяснения. Благодаря действиям многоуважаемого идаама, мы все чуть не погибли. Он включил кабура, тот пролез в нашу техничку и едва не угробил генератор. На корабле стало отказывать всё подряд – гравы, система жизнеобеспечения. Мы чудом выжили. А потом несколько часов бегали за этим долбаным тараканом, пока нам не удалось загнать его обратно в клетку. Так что мы решили, что лучше будет вашему другу посидеть пока в своём отсеке – в том числе и для собственной безопасности.

Насир хохотнул. Лицо Айши оставалось незыблемым и спокойным.

– Если это так, приношу вам свои извинения за Джамиля. Вам стоило сообщить об этом сразу. Смею вас уверить, что он обязательно…

Джамиль вздрогнул.

– Давайте не тратить время альтаама, – перебил её Томаш. – Мы связались с вами не из-за Джамиля. По нашему курсу идёт ещё один корабль – крупный, с бакарийской сигнатурой и двигателями на азме. При этом он использует какую-то технологию, чтобы оставаться невидимым для наших сенсоров. Несколько раз мы засекли его тепловой след, а только что буквально в него влетели.

– Я не понимаю, о каком корабле идёт речь, – сказала Айша.

– Да всё ты понимаешь, адыр елдыш! – влез Насир. – У нас времени мало, хорош уже скандраам нам впаривать! Твой корабль? Если ты нам всё не объяснишь…

– Капитан, я разговариваю не с этим человеком! – зазвенел металлический голос Айши. – Почему он говорит?

Томаш поднял ладонь, и Насир, недовольно поморщившись, отвернулся от проектора.

– Извините, – сказал Томаш. – Но вопрос всё же вертится на языке, кто бы его ни задавал. Это ваш корабль?

– Томаш, – кожа на лбу у Айши треснула, – мне кажется, вы не понимаете сложившейся ситуации. Гражданские полёты на Бакаре приостановлены, и все корабли по факту перешли в распоряжение вэкаэс. Так у нас работает военное положение. Всех моих связей едва хватило на то, чтобы обеспечить вам разрешение на взлёт. Но у вас – литийский корабль, и для вас сделали исключение.

– Ага, дали литийцам прощального пинка под зад, – хмыкнул Томаш. – Айша, мне почему-то кажется, что при желании вы любой корабль могли бы снарядить.

– Вам неправильно кажется. Если бы это было так, я послала бы своих соотечественников.

– Хорошо, положим, я вам верю. Но кто-то идёт по нашему курсу – не просто идёт, а преследует нас. Если это не ваш корабль, значит ваших конкурентов.

– Ваша логика безупречна. Это не мой корабль, и я…

Лицо Айши рассыпалось на квадраты, а голос превратился в низкочастотный гул – синхронизация альтаама нарушалась.

– Кто это может быть? – крикнул Томаш. – У вас есть какие-нибудь предположения?

Лицо Айши напоминало теперь детскую головоломку из огромных кубов, а речь странно замедлилась и сошла на грудной металлический бас.

– Грузовоз принадлежит мне, никто о нём не должен знать. Но я вам верю. Кто-то идёт по вашему курсу. Но кто это – вам предстоит узнать самому, капитан.

* * *

Джамиль ни слова не сказал, когда Томаш сопроводил его в отсек, как заключённого, – он лишь взглянул на Томаша мутным усталым взглядом и уселся на ящик с кабуром. Томашу даже стало его немного жаль.

– Идаам, я против вас лично ничего не имею, но для всех будет лучше, если вы пока посидите здесь. И постарайтесь, – Томаш показал на металлический ящик, – не выпускать больше своего питомца.

Джамиль испуганно вскочил с ящика, словно тот в любой момент мог расколоться, как надтреснутая скорлупа, освободив злобно пощёлкивающего жвалами таракана.

Томаш едва не прыснул со смеху.

– Успокойтесь, мы все сейчас немного на взводе. Отдохните.

– Но я не понимаю, как такое могло произойти, – пробормотал Джамиль. – Я должен был всё проверить, и я всё делал правильно, абсолютно правильно, так же, как и всегда, ничто не должно было привести к таким последствиям, это попросту невозможно.

– Значит, вы всё-таки сделали что-то неправильно.

– Но это невозможно, совершенно невозможно! – Из ящика, как нарочно, послышалось нетерпеливое поскрёбывание металлических лапок. – Программа кабура не должна была запуститься, и я…

– Тем не менее, она запустилась! – Спорить об очевидных вещах не имело смысла. – Отдыхайте, идаам! Обед, или, наверное, уже ужин, будет через два часа.

Он закрыл каюту Джамиля, чувствуя себя надзирателем в летящей чёрт знает куда космической тюрьме.

В рубке стояла напряжённая тишина. Насир и Лада сидели в ложементах. Насир крутил в руке альтаам, как любимую курительную трубку.

– Да уж, херзац его так, бессмысленный получился разговор! – проворчал он.

– Я предупреждала, – сказала Лада.

– По крайней мере, мы сообщили Айше о том, что мы – не единственные, кого интересует её грузовоз, – сказал Томаш. – Это на случай, если корабль действительно не имеет к ней никакого отношения.

– Для этого необязательно было тратить альтаам. Отослали бы рапорт через обычную связь. Но вы же, мальчики, её проверить хотели. Удалось, кстати?

– Вот елдыш! – Насир отбросил альтаам на приборную панель. – Надо было и правда сообщение скинуть. Ну перехватил бы его невидимка, и херзац с ним!

– Смысл теперь об этом спорить? – сказал Томаш. – Я сам решение принял, интересно было с ней в реальном времени пообщаться. Альтаам – это вам не палочка-выручалочка. Айша и в критической ситуации руками разведёт. Дескать, сами выбирайтесь. У нас есть ещё один про запас, и я подозреваю, что у Джамиля…

– А какая сейчас ситуация, Томаш? – с улыбкой спросила Лада.

– Не понял?

– Ну какая сейчас, по-твоему, ситуация? Ты же считаешь, что ещё не критическая. Какая тогда? Если невидимку послала не Айша, то ты же понимаешь, что мы им не конкуренты. Обогнать мы их не сможем, в открытую конфронтацию вступать – самоубийство. Там даже по тепловому следу понятно, что корабль серьёзный. А если Айша врёт, то всё ещё интереснее. Зачем мы ей нужны? В качестве запасного варианта? Что-то сомнительно. Если бы вместо невидимки какое-нибудь ведро, вроде нашего, летело, то я бы, может, ещё и поверила. А так – прости.

– Я думаю, – сказал Томаш после секундного молчания, – что не надо решать сгоряча. Давайте спокойно всё обсудим. Какие у нас варианты? Идём на поводке в пределах заданного коридора. Тут два направления – вперёд или назад. По крайней мере, пока поводок не снимут.

– Если снимут.

– Э-э-э! – Насир замахал руками. – Погодите-ка! Это вы чего мне сейчас, херзац его так, втираете? Это вы мне втираете, что, когда мы в Салиме торчали безвылазно, дела у нас ещё неплохо шли, да? А вот теперь – уже реально адыр елдыш и полная хараза! Назад не можем, а вперёд боимся?

– Ой, любишь ты драматизировать, Насик! Просто нужно понимать, что нас ждёт, когда мы до грузовоза доберёмся.

– Что нас ждёт, узнаем, когда доберёмся. – Томаш прилёг в ложемент. – Оружия у нас всё равно нет. Всё, до чего мы сможем сейчас додуматься – это быть ко всему готовыми.

– Да и мы так ко всему готовы! С рождения, херзац его так!

– Вот-вот! Или не готовы. Толку-то? Меня другое больше интересует. – Томаш разглядывал голографическую карту. – У нас на удивление хорошо получилось их спровоцировать. Обогнать себя они не дали. Хотя могли бы на хвосте висеть и щитом прикрываться. Если это корабль Айши, то, возможно, они летят впереди и расчищают нам путь. Отсюда и этот её чёртов безопасный коридор.

– Это даже мне бредовым кажется! – заявил Насир.

– Ты серьёзно? – Лада посмотрела на Томаша, как на умалишённого. – Идёт впереди и валит всех подряд без разбора – бакарийцев и литийцев?

– Ага! – крякнул Насир. – А мы не видим ни елдыша! Ни обломков, ничего!

– Просто нет пока никаких обломков, – сказал Томаш. – Мы ведь не знаем, какая на самом деле ситуация. Мы последние месяцы на Бакаре торчали, а там по новостной волне сплошную муть в уши льют.

– Я уж, скорее, поверю, что Айша достала карту бакарийских полётов, – сказала Лада. – А литийцам нас смысла трогать нет. У нас же литийская сигнатура.

– Ладно-ладно! Сдаюсь! – Томаш отрубил терминал, никаких следов человеческого присутствия вокруг корабля всё равно не наблюдалось. – К сожалению, ни черта мы не знаем. И не узнаем, пока до грузовоза не дойдём.

– А если попробовать ещё пару гильз сжечь? – предложил Насир.

– Нет смысла, – сказал Томаш. – Этот трюк второй раз не сработает. Да и зачем? Даже если мы снова им на хвост сядем, это ничего не даст.

– Можно попробовать дать быстрые импульсы. Два-три мы должны выдержать прежде, чем движку херзац придёт.

– Не надо «Припадок» мучить, старенький корабль всё-таки. А то мы вообще никуда не дойдём. Обогнать невидимку в любом случае не получится. Мы им не конкуренты.

– Обогнать не обгоним, но вдруг они сглупят, и какой-нибудь кирдым выкинут!

– Я лично против планов, которые рассчитаны на то, что наш противник – идиот, – сказала Лада.

– Надо же, – качнул головой Томаш. – У нас уже появился противник!

– Называйте, как хотите. Но если других идей нет, я бы предложила держаться намеченного курса.

– Согласен. – Томаш встал. – А я пойду прилягу. Может, потом на свежую голову что-нибудь придумается.

* * *

Томаш забрался в свой отсек, выдвинул из стены узенькую кровать и разлёгся на ней, подложив под голову подушку из синтоволокна. Он так сильно устал, что спать уже и не хотелось – перед глазами мелькали цифры из системных статистик, строчки трассировок, расчерченные маршрутными струнами космические карты, крутящаяся волчком голограмма «Припадка», пронизанная жилами энергетических сетей.

Он невольно продолжал думать о последних событиях, хотя до смерти хотел спать.

Айша, её лицо, которое рассыпается каменной крошкой. Опустошённый коротким сеансом связи альтаам, который падает, как при замедленной съёмке, на приборную панель. Томаш подумал – а согласился бы он на предложение Айши, если бы знал, с чем они столкнутся – и вдруг понял, что да, согласился бы. Торчать в заточении на Бакаре уже не было сил.

Он много лет не проводил ни на одной планете столько времени. Даже Лития перестала быть для него домом – он чувствовал себя посторонним, который давно разучился понимать рядовые радости планетарной жизни и думает только о том, когда наконец разделается с делами и снова полетит в пустоту, загрузив трюмы каким-нибудь звенящим барахлом. Сидеть на одном месте, пустить корни, как растение, казалось ему чем-то сродни жизни в клетке – в огромном зоопарке под названием Лития или Бакар. Родных у Томаша на Литии не осталось – даже навещать было некого. К тому же тело его настолько привыкло к пониженной силе тяжести – ведь даже гравы на «Припадке» работали с бакарийскими настройками, – что на Литии, на родной планете, ему приходилось глотать таблетки. Голова раскалывалась, постоянно тошнило, все мышцы болели, как после марафона. Страшная, неодолимая сила – планетарная каббала, как он её однажды назвал – ложилась неумолимым грузом на плечи, прижимала к земле, чтобы он упал перед ней на колени. Как-то ему сказали, что он почти превратился в бакарийца, растратил все родовые черты, обменяв их на пьянящую дурь космической свободы – стал сутулым и худым, точно вырос на планете с низкой гравитацией, на литийском говорил, как иноземец, слишком правильно и чётко, с едва уловимым акцентом, а глаза его горели безумным огнём, светом звёзд, увиденных в вирте.

Впрочем, в отличие от Лады, Томаш к Бакару ненависти не испытывал. Ненависти тот и не стоил. Просто Бакар всегда оставался Бакаром – пронзительно чужим. Хотя кое-что странным образом объединяло в его глазах Литию и Бакар, непримиримые, как противоположные полюса у магнитов – Томашу постоянно встречались люди, которые вели себя так, словно весь мир ограничивается их душной планеткой, а всё остальное – лишь мираж, иллюзия, отблески света на сетчатке глаз, далёкие и ненужные. Таких людей всё устраивало, теснота собственной клетки никаких беспокойств не вызывала, происходящее за пределами своего замкнутого мирка никак не интересовало – и они, довольно улыбаясь, проживали отведённое им время на ничтожной пылинке в гигантском океане пыли.

Томаш с детства мечтал о космических путешествиях, но для его родителей космос был чем-то враждебным и пугающим – наверное, если бы они могли, то запрещали бы ему смотреть на ночное небо, на горящий фиолетовой звездой Бакар, источник постоянной угрозы. К тому же обеспечить Томашу достойное образование, необходимое для пилотов дальних рейсов, они были не в состоянии – мать постоянной работы не имела, а отец занимался настройкой станков для органической печати и не слишком-то преуспел в профессии. Несколько раз его сокращали – и они жили втроём на нищенское пособие. Томаш хотел поступить в военное училище, на аэрокосмическое отделение – и не прошёл по конкурсу. Даже устроиться техником на какой-нибудь грузовоз ему не светило – без дорогого специального образования.

Мать умерла от кровоизлияния в мозг, когда Томашу едва исполнилось восемнадцать. Отец тогда пристрастился к тинктуре. Из тех нескольких лет, что Томаш провёл с отцом, больше всего ему запомнился один тусклый вечерок. Отец с набрякшими под глазами синяками сидит за кухонным столом, уставившись на пустую бутылку из-под тинктуры, как будто надеется, что она вновь наполнится под его взглядом, и бормочет о том, что жизнь стала слишком тяжёлой, что честным труженикам, вроде него, не остаётся места, а всё вокруг захватывают иммигранты и приживалы, которые только и могут, что обманывать да воровать. Страдальчески вздохнув и оторвав наконец глаза от пустой бутылки, отец говорит, что им надо куда-нибудь уехать, подальше от города, на фермы – туда, где настоящая жизнь – и начать всё сначала. Томаш молча кивает (спорить с пьяным отцом – затея не из лучших), но сам понятия не имеет, чем отец собирается на этих фермах заниматься – видимо, пить тинктуру, как и раньше. Однако именно бутылка из-под тинктуры – подороже, чем обычно, с ровно наклеенной этикеткой – как-то невольно притягивает его взгляд.

Томаш тогда уже строил планы купить собственный корабль – скорее, в шутку, чем всерьёз – и летать, куда захочется, хоть на Бакар. И если на старенькую тарку он мог бы заработать лет за двадцать беспросветного труда, то откуда брать на её содержание деньги он, к сожалению, не имел ни малейшего понятия. Пока не поинтересовался стоимостью тинктуры на Бакаре.

Поначалу он даже не мог в это поверить. Бутылка крепко выдержанной, которую обычный работяга вполне мог позволить себе пару раз в год – на день рождения или другое пьяное торжество – на Бакаре, без всяких преувеличений, стоила целое состояние. Причина была, как догадывался Томаш, совсем не в выдающихся вкусовых качествах любимого пойла его папаши – выдержанная больше десяти лет тинктура отдавала горечью и обдирала глотку. Натуральный напиток, изготовленный по унаследованной с Земли технологии из растительного сырья, полностью и беспрекословно запрещённый на Бакаре – как и весь другой алкоголь – представлял собой некий статусный атрибут, дорогостоящую цацку, которую могли себе позволить только очень состоятельные бакарийцы. Причём сами его зачастую даже не пили.

Загрузка...