Странные происшествия в бездымный день

— Чему вы удивляетесь? — сказал начальник планового отдела. — Вам же докладывали это в понедельник на летучке.

— Прошу мне не указывать! — стукнул кулаком по столу директор. — Сейчас же перепишите сводку так, чтобы у нас было не на десять процентов меньше, а на десять больше…

— Бумага, конечно, вытерпит, — усмехнулся плановик. — А как будем выкручиваться? На этой неделе мы опять едва-едва девяносто пять процентов вытянем.

— Советы можете давать своей жене! Приказано — выполняйте без лишних дебатов.

— Что-то вы нынче грозный. Но ведь от крика план выполнения вверх не подскочит!

— Понятно, — зловеще произнес Баев. — Честь родного предприятия — для вас ничто. Вы можете втоптать ее в грязь ради формального сухого, казенного, бездушного показателя!

— Ну, зачем же так примитивно? — удивился плановик. — Просто я не люблю очковтирательства.

— Значит, по-вашему выходит, что я — люблю? Ясно. То-то вы удивляетесь, что я уволил главногр инженера: «Почему бывший? Почему бывший?» А вы думали, он — будущий? Может, даже будущий директор? Ну, конечно, план вас не интересует! Ваше дело — интриговать против меня. Протащить главного инженера в директора! Сдайте документы своему заместителю! Все!

— Анна Степановна! — нажимая десять раз подряд кнопку вызова, закричал Баев.

И когда она вошла, приказал:

— Анна Степановна! Стенографируйте: за формализм, за бюрократизм, за непонимание задач текущего момента, за косность и невежество, за невыполнение указаний руководства… уф… хватит?., с сего числа увольняются…

Плановик в совершенном недоумении покинул кабинет.

Вслед за ним Баев пригласил к себе главного технолога.

— Где вы были, когда мы проваливали план? — обрушился на технолога директор, едва тот переступил порог.

— Не понимаю…

— Сейчас поймете! Почему вы бездельничаете, когда мы в прорыве?

— Кто бездельничает? — возмутился главный технолог. — Да я могу привести…

— Ничего вы уже не можете! — закричал товарищ Баев. — Вы уволены!!! Анна Степановна, пишите: за развал работы, за равнодушие к интересам коллектива, за отсутствие инициативы и так далее… припишите… с сего числа…

Затем был затребован начальник снабжения. Весь разговор с ним занял у товарища Баева ровно одну минуту. Директор сразу же — заявил:

— Вы уволены!

— За что? — только и успел спросить снабженец.

— Узнаете из приказа! — остроумно ответил директор.

Потом Анна Степановна, растерянная от всего происходящего, вызвала к Баеву начальника отдела кадров. Он был уволен за полминуты.

Следующим… короче говоря, через некоторое время разбушевавшийся директор уволил почти весь руководящий состав предприятия. А когда очередь дошла до заведующего медпунктом, все поняли, что пора вызывать скорую помощь.

Между тем, жертвы произвола, вместо того, чтобы хвататься за голову от отчаяния, только изумленно разводили руками и продолжали как ни в чем не бывало работать на местах: было ясно, что с директором творится неладное.

В обеденный перерыв все уволенные объединились и, обсудив положение вещей, решили пойти к Баеву для переговоров., Однако, когда делегация пришла к директору, Баева уже не было. Расстроенная Анна Степановна сказала:

— Плохо себя почувствовал, разболелась голова, — уехал домой.

— Товарищи, — обратился главный инженер к остальным, — предлагаю обсудить сложившуюся ситуацию.

— Сразу были сформулированы две точки зрения, — взволнованно рассказывала майору Муратову Анна Степановна, — одни считали, что у директора что-то произошло с психикой. Главный технолог сказал, что Баев всегда был преувеличенно пристрастен к критике, считал себя непогрешимым, страдал излишней подозрительностью и понимал принцип единоначалия как диктатуру. И что, мол, наконец, он полностью проявил темные черты своей натуры. Главный инженер, наоборот, считал, что все происшедшее — необъяснимый феномен. И высказал предположение, что товарищ Баев попал в зону какого-либо вредного излучения или же подвергся внушению инопланетных пришельцев… Поэтому и было решено действовать в двух направлениях: сообщить об этом ЧП врачам и милиции. Я позвонила в поликлинику и пошла к вам.

— Врачам — понятно, но почему милиция? — поглаживая бровь, спросил майор Муратов.

— Ну, может, вам известно что-нибудь про вредные излучения или отравления в нашем городе, — сказала Анна Степановна.

— Утром, вы говорили, директор был в горкоме. А оттуда на завод он шел пешком? — спросил майор.

— Конечно, ведь если идти через базарную площадь — это всего пятьсот метров.

— Значит, он шел мимо тетушки Шуры! — воскликнул Назаров — «Райпожар».

А майор, пожимая руку Анне Степановне, произнёс:

— Совершенно правильно сделали, что пришли. Врачи врачами, от них товарищу директору хуже не будет. Но, в данный момент, ваше сообщение, пожалуй, больше всего пригодится нам. Думаю, что уже завтра ваш товарищ Баев будет в боевой форме. Хотя смотреть в глаза своим коллегам ему будет не так просто… Ну, да это уже дело вашего коллектива! Еще раз спасибо за помощь.

Когда Анна Степановна ушла, майор схватился было за табак, хотел набить трубку, но потом решительно сунул кисет в карман кителя.

— Ну, дорогой мой Орест Михайлович, теперь я знаю почти все, — произнес Муратов. — Сейчас поеду проверять свою догадку.

— Да, любопытные дела творятся, — вздохнул Назаров. — Ты не зря деньги получаешь — никто упрекнуть не может. А вот мне не хватает…

— Знаю, знаю, одного малюсенького возгорания или хотя бы вызова на пожар, — засмеялся Муратов. — Ах, как я тебе завидую!

— Товарищ Давыдов у себя? — спросил майор у дежурной по этажу.

— Третий люкс. Вторая дверь по первому коридору направо, — ответила дежурная.

Профессор оказался невысоким толстячком в больших круглых очках. Белый полотняный китель плотно обтягивал пухлый животик. На аккуратно покрытом газетой столе были разбросаны различные мелкие предметы командировочного обихода, а на диване распахнул свою пасть большой рыжий чемодан. Из смежной комнаты доносились звуки музыкальной телепередачи.

После взаимных представлений и приветствий профессор, кивнув на чемодан, пояснил:

— Вот собираюсь к вечернему самолету. Садитесь, товарищ майор, побеседуем, время у нас есть еще. Курите — чего зря трубку в руках крутите? Да и я подымлю за компанию!

Муратов достал кисет, предложил табачок профессору.

Профессор понюхал табак, одобрительно покачал круглой головой, достал свою трубку — в ее чубук входило табаку не меньше, чем в трубку майора.

— Собственно говоря, — сказал профессор, хитро посматривая на майора, — я знаю, чем обязан вашему визиту. И рад, что вы догадались ко мне зайти. Жалко, что вы не побывали на моей лекции.

— Непременно побывал бы, но так уж вышло — узнал о ней поздно. Наше «Знание — сила», видимо, рекламировать работу приезжих не любит, — с сожалением произнес майор.

— Да, жаль, — раскуривая трубку, молвил профессор. — Ну, так что вы хотели у меня выяснить?

— Несколько вопросов. Что добавляла в кизиловый сироп тетушка Шура? Почему вы выбрали именно этих шесть человек для опыта? И, может быть, вам известно, почему и куда скрылась сама Шура?

— Только и всего? — улыбнулся профессор. — Но позвольте, прежде чем я все объясню, задать вам один вопрос. Каким образом вы раскусили наш трюк?

— Во-первых, лекция. Один из ее тезисов: «Мелкие недостатки следует искоренять так же серьезно, как и большие, ибо они приносят обществу в конце концов не меньше зла». Короче говоря: борьба с терпимостью к тому, что мы называем мелкими недостатками. Верно я сформулировал?

— Приблизительно верно, — согласился профессор.

— Далее. Некоторые из присутствующих на Вашем выступлении, в частности, Органов, наш местный лектор, усомнились в вашей правоте и пытались утверждать, что мелкие недостатки не более чем мелочь и нечего бить из пушек по воробьям, когда кругом и без того хватает мишеней покрупнее. Тогда вы решили произвести эксперимент, показать, словно в увеличительном стекле, как выглядят так называемые мелкие недостатки, если их вытащить на всеобщее обозрение, не маскировать их.

— Да, да, вы почти точно передаете ход моих мыслей, — возбужденно произнес Давыдов. — Именно: увеличительное стекло! Именно — пусть все увидят эту ржавчину в укрупненном виде! Очень интересно! Продолжайте, прошу!

— А дальше было совсем легко, — усмехнулся майор. — Сопоставив обстоятельства, предшествующие всем эпизодам, нельзя было не обратить внимание на одну общую деталь: кизиловый сироп тетушки Шуры. Ясно: некоторым лицам она умышленно подмешивала в сироп что-то такое, из-за чего люди на некоторое время теряли над собою контроль и раскрывались, каждый по-своему, во всей неприглядности. Таким образом, ваша точка зрения была наглядно доказана: мелкие недостатки начинали выглядеть иной раз довольно страшновато…

— Так вы, в сущности, товарищ — майор, уже все преотлично знаете, — весело дымя трубкой, сказал профессор. — Не меньше, чем я сам.

— Кроме ответов на те вопросы, которые я вам задал. Что подмешивала тетушка Шура в кизиловый сироп?

— Вот что, — достал из кармана плоскую коробочку профессор.

Он раскрыл ее и высыпал на стол розовые шарики.

— Это, грубо говоря, сухой питьевой спирт, — усмехнулся профессор. — Каждый шарик эквивалентен, примерно, тремстам граммам водки. Особенно ценное его свойство — он не имеет обычного сивушного запаха.

— Поэтому мы и не могли приметить внешних признаков опьянения! — вздохнул майор.

— Ну, а в остальном действие его, в принципе, не отличается от обычного алкоголя. Шарики эти известны давно, но идея их применения в данных обстоятельствах — моя.

Почему вы выбрали именно этих шестерых граждан — Розу Максимовну, Беркина — «Невесту», подхалима-юрисконсульта, Копенкова, Органова, директора Баева?

— Да, собственно, я никого не выбирал, — сказал профессор, выдыхая густое облако табачного дыма, — уважаемая Шура, которая согласилась мне помочь (кстати, я ведь уроженец Ново-Дарьинска, многих здесь знаю, а тетя Шура — моя родственница) использовала по своему усмотрению около тридцати шариков. Видимо, остальные граждане, если обладали, то вполне невинными «мелкими недостатками», поэтому и не попали в ваше поле зрения.

— Однако, с точки зрения правил торговли, поведение тетушки Шуры довольно уязвимо, — проговорил майор.

— Да, если вы сумеете доказать то, что я вам рассказал, — усмехнулся профессор. — Доказать же это невозможно. Разве Шура поступила плохо? Не оказала добрую услугу обществу? Она вывела на посмешище людей, которые в обычных условиях маскировались под порядочных, приносящих пользу членов коллектива. Заставила тунеядцев, иждивенцев разоблачить самих себя. За это грамоту нужно ей дать, а не статью подыскивать!

— Никто не собирается привлекать ее, а также и вас к ответственности, — сказал майор. — Но все же в вашем эксперименте, вы не можете этого отрицать, профессор, есть некоторые нарушения положенного правопорядка. И — этичны ли подобные опыты?

— Не надо изъясняться так научно и официально! — засмеялся Давыдов. — Скажите, положа руку на сердце: вы-то со мною солидарны в этой истории?

— Если откровенно, то да, — сказал майор. — И тряпичницу, и ловкача-кладовщика, и тунеядца, и подхалима, и пустозвона-лектора, и директора с диктаторскими замашками — всех их стоило проучить. Теперь им, по крайней мере здесь, у нас, уже нельзя будет жить по-старому, уж слишком эффектно они продемонстрировали себя городу. За это спасибо!

Напомню вам, товарищ майор, что вы задали мне еще и третий вопрос — о том, куда пропала уважаемая тетушка Шура?

— Был такой вопрос. Так где же она?

— В соседней комнате — смотрит телевизор.

Профессор откинул портьеру, закрывавшую вход в смежную комнату, и сказал:

— Дорогая тетушка, можно вас на минуту?

Из комнаты выплыла улыбающаяся тетушка Шура, радостно приветствовала майора:

— Ох, накурили! Из-за дыма не разберу, кто за столом сидит. А-а, добрый день, уважаемый начальник, почему сегодня тебя не видно было в городе?

— Ох, тетушка, и вы еще спрашиваете? — рассмеялся майор. — Целый день я занимаюсь тем, что расхлебываю кизиловую стряпню, которую вы со своим родственником заварили!

— Ну и мрак, ну и дыму понапустили! — опять заохала тетушка Шура. — Я почти ничего не вижу!

Она подошла к окну и начала возиться со шпингалетами.

— Что ж, простите, — сказал майор Муратов, вставая. — Рад был познакомиться, желаю успехов и счастливой дороги, товарищ профессор. Будьте здоровы, тетушка Шура.

Майор вышел в коридор гостиницы.

Он уже шагал по улице, когда услышал тревожно-радостный звонок пожарных колесниц.

«Кажется, коллега Назаров тоже не остался без работы, — подумал майор. — А где же пожар?»

Он огляделся и увидел, что из окна на втором этаже гостиницы «Дарья» валом валит густой сизый дым.

— Так это ж номер профессора! — рассмеялся майор. — Наконец-то Шуре удалось распахнуть раму! Ничего себе, надымили мы в два ствола!

А мимо уже пронеслись ярко-оранжевые пожарные красавцы-автобусы и, лихо развернувшись, затормозили перед гостиницей.

Испуганные прохожие замерли на тротуарах и гостиничном крыльце.

— Вперед, орлы боевые! — закричал Орест Михайлович и бросился первым в стеклянные двери «Дарьи».

«Да, опять не повезло нашим пожарным! — усмехнулся про себя майор Муратов. И с тревогой подумал: — Как бы они сейчас в азарте не ударили по профессору из всех шлангов и огнетушителей сразу!»

Он повернул назад, к гостинице, и ускорил шаг.