Стрелок

Санта-Клаус проездом…

…с грохотом из под ног выкатилась табуретка…тело выгнулось дугой и забилось в поединке с туго натянутой веревкой. Сине-багровый язык вытянулся до подбородка…агония стихала и из штанины закапала противная и вонючая жидкость…..

«Это только в книжках герои умирают красиво, а подонки подыхают одинаково».

Из распоротого брюха тучи валил снег. Хлопья падали на грязную дорогу, клочковатыми хлопьями оседая на стерне, будулыгах, кучкующихся в канавах, на ломанных стеблях маиса, плотным кисейным покрывалом закрывая лачуги мексиканских трущоб…

«Вот очередного мерзавца повесили. И сколько их ещё будет… умиротворение, человеколюбие, гуманизм и прочее словоблудие…До Харлингена сегодня не добраться, не лучший способ встретить Рождество.»

— Дядя, Стрелок! Дядя, Стрелок!. С этим тонким криком с горки бежал пухлый ком тряпья, огибая комья земли и перепрыгивая через ямки. Упал и покатился прямо под ноги коня, задирая к небу тонкие ножки в громадных драных башмаках, что были бы в пору здоровому мужику. Стрелок спрыгнул с седла и едва успел подхватить на краю громадной мутносвинцовой лужи этот свёрток. Из кучи ветоши, состоящей из кусков старого одеяла перетянутого верёвкой и изображавшего пончо, платья из мешковины, явно пошитого на вырост, и старой громадной замызганной шляпы, высовывались худые лапки и торчала чумазая рожица с косичками в разные стороны.

— Как звать тебя маленькая?

Зажмурила глазки и протрещала сорокой: «Аусилиадора Каридад Асусена. Вот! А мама говорила, что я никогда не запомню».

— Хорошие имена. Давай сначала ототрём мордашку и ладошки от грязи, а потом мы с тобой поговорим.

Вытащил большой клетчатый платок, плеснул на него воды из фляжки и стал заботливо оттирать замурзыканное личико.

— Дядя, Стрелок! Вот. Чуть не забыла. Малышка засунула ручоку себе за пазуху и достала что-то завёрнутое в чистую тряпицу — Вот, это тортильи. Это мама сказала тебе отдать, а то тебе на Рождество в башмак никто подарка не покладёт, ты один как койот в прерии. У всех есть подарки, а у тебя нет. Папа не хотел меня отпускать, а сам побоялся идти. Мама сказала, что они с дядей Лопесом мужчины только тогда, когда текилы перепьют, а Стрелок с ребёнками не воюет, и чтобы он вытряхался из башмаков и отдала их мне.

— А, что тебе Санта-Клаус на Рождество подарит?

— Тряпичную куклу. Я хотела серёжки как у дочки мэра, а мама говорит — у Санты столько деньгов нету.

— А, что твоя мама хочет на Рождество?

— Мама смеялась и сказала, что папа ей подарок и так настругал, а я не поняла. А от Санты не дождёшься. Может она плохо себя вела?

— Ну, тогда поехали за подарком для мамы.

Стрелок посадил девочку на жеребца, не спеша сел сам в седло и расстегнув пыльник его полами прикрыл свою маленькую спутницу, затем развернув коня обратно в городок, не торопясь поехал обратно.

Снова потянулись вдоль досчатые изгороди вдоль дороги, дома с надписями, вывесками и без, редкие прохожие, пробирающиеся сквозь белую пуховую круговерть….

— Тётя Инмакулада! Тётя Инмакулада! — радостно заверещала малышка.

Мрачная худая мексиканка, идущая вдоль улицы подняла голову. «Пресвятая Дева Мария Гуадалупе. Это же el cazador de cabezas…» и застыла в немом изумлении.

Стрелок прикоснулся пальцами к полям своей шляпы. «Buenos días, синьора. Вы мне не поможете?»

— Синьора…Надо же… Так меня гринго отродясь не называли…

Cтрелок спешился, и наклоняясь к уху женщины начал что-то шептать, изредка посматривая на девчушку, и внимательно слушая, что отвечала женщина…

Они шли недолго и через пару минут, Были у приличного размера дома с надписью на тесовой стене. «Торговая лавка. Смит, Смит и Ко». На крыльце Стрелок отряхнул от снега малышку, смахнул с плаща и шляпы снег и втроём они вошли в лавку. Круглая железная печка, стоящая почти посередине, источала тепло, вкусно пахло от пола, посыпанного опилками. Чего тут только не было — у потолка висели окорока, на полках громоздились рулоны ткани, сёдла, жестянки с консервами, бутылки, какие-то глиняные горшки и фаянсовые банки, висела разнообразная одежда, у стены стояли мешки, бочки и бочонки…Около cтелажа, сидя за кассой, скучал прыщеватый приказчик…

Стрелок подошёл к прилавку, взял длинную конфету в хрустящей обёртке, и протянул её девочке «Займись этим».

Подскочивший юнец зашипел:

— Ты… Я хотел бы посмотреть на твои деньги.

— Ты? А сам ты кто…Смит или компания?

Приказчик метнулся к шнурку, торчащему из стены, и трясущимися руками стал дёргать его. Где-то за дверью, внутри дома затренькал колокольчик. Наконец дверь за прилавком распахнулась, на пороге встал всклокоченный заспанный здоровяк со старомодным дробовиком в руках.

— Сэр?

— Добрый день…Вы, мистер Смит? — Здоровяк энергично затряс головой — Вот этот зелёный джентльмен не верит, что мы с деньгами старые приятели…Я хотел бы прикупить у Вас малость товара.

— Сэр?…

— Вас интересует, какого цвета мои деньги? Впрочем, выбирайте сами.

И опустив руку, черпнув полной горстью из сумки, висящей на поясе, вывалил полную жменю на прилавок. На банкнотах топорщили облезлые крылья имперские орлы, с ленивым презрением смотрели президенты, склонив голову набычились бизоны, заморенный индейский вождь с кокошником из перьев предавался нирване. На серебряных монетах капризно надули пухлые губы толстухи в диадемах, грешили архитектурными излишествами мексиканские реалы и козлиными бородами песо. Тускло отсвечивали золотом десяти и двадцати долларовые монеты.

— Сэр?!..

— Пусть этот малый займётся этой доброй женщиной, а я скажу Вам, что надо мне…

На прилавке постепенно вырастала гора покупок. Цельный кусок хамона, горшок с патокой, кастрюля, сковородка, пакеты и кульки с кофе, сахаром, конфетами, лакричными леденцами и прочей мелочью, стояли крепкие рабочие башмаки и маленькие туфельки с башмачками, пара полосатых носков, женские юбки, детская одежда, сбоку лежали большущие цветастые шали и гребни для волос… Притулились к стойке и оплыли боками два мешка с крупчаткой и фасолью…

— Синьор. Я выбрала всё, что Вы сказали…Можно мне уйти?

— Уйти? Кто же уходит на Рождество без подарков, синьора. — Взял с прилавка юбку, гребень и, завернув в шал, подал ошалевшей женщине. Ловко выудил из кучи полосатый носок и щедро сыпнул в него, тонко зазвеневшими монетами, и положил поверх свёртка, в который вцепилась мексиканка — Весёлого Рождества.

— …Куда уж веселей. Ой….Храни Вас Бог, сеньор.

Они подъехали к перекошенной хибаре. Где-то позади, скрытая пеленой снегопада, поскрипывала двуколка с покупками. Открылась дверь и, бережно неся живот, из него вышла женщина.

— Мама, мама! Я заглянула ему под шляпу. Там ничего нет. А папа говорил, что он по уши в крови!

Бледнея помертвевшим лицом, беременная привалилась к дверному косяку…

…Она стояла и смотрела на дорогу, сжимая в руках бархатную коробочку с серёжками и толстенького брата отданного носка, едва слышно шепча: «Pater noster, qui ts in caelis, Sanctrticetur nomen Tuum…..Ave, Maria, gratia plena…Dominus tecum: benedicta tu In mulieribus, etbenedictus….»[12]

Снежинки ложились в серомокрые следы копыт одна за другой, постепенно стирая их с дороги. Прошёл час, другой и на дороге остался только снег.