Глава 22

Кейнсвилл, 11 апреля

— Направо! Нет! Стоп! Пожалуй.., да, направо!

Элия не понимала, кружит она по Кейнсвиллу полчаса, или десять часов, или десять веков. Голова ее раскалывалась, время утратило всякий смысл. Проехав тысячи улиц и коридоров, гулких тоннелей и открытых площадей, она утратила всякую ориентировку, перестала понимать, где находится. А сколько осталось от этого подаренного Бейкером часа? В любую минуту из коммуникатора может прозвучать его голос, в любую минуту может он приказать тележке ехать в де Сото. Элию сжигала боязнь не успеть, она балансировала на грани паники.

Найти Седрика было необходимо — и невозможно. Невозможно по самой неожиданной причине. Элия испытывала два сатори одновременно. Такого не случалось ни с одним из ее родственников, такое не упоминалось ни в одной древней легенде.

И Тибр был значительно сильнее. Раз за разом возвращалась Элия к куполу де Сото, к окну в новый мир. Попервости ошарашенные охранники попытались перехватить свою бывшую подопечную, но та предложила им обратиться за указаниями к Абелю Бейкеру. Наведя справки, немцы пожали плечами и ретировались. При пятом возвращении Элии они показывали на нее пальцами и громко гоготали.

Мало-помалу выработался метод — Элия останавливалась на каждом перекрестке и спрашивала Систему, какой путь ведет к де Сото; затем она пыталась выловить в своих ощущениях второй, более слабый сигнал. Иногда ей казалось, что второе сатори указывает туда же, что и первое, иногда оно выбирала совсем иное направление.

Да есть ли оно, это второе сатори? Не дурю ли я сама себе голову? А может, у меня совсем уже крыша съехала, как у всех этих перепуганных шизоидных предков?

Проезд, напоминающий коридор средней руки отеля, закончился, тележка вырвалась в широкий стальной тоннель. Тусклое ночное освещение позволяло разглядеть только ближайший участок холодной, зловещей трубы, концы ее терялись в бесконечности. А это еще что такое? Рельсы? Рельсовая дорога в Кейнсвилле — это что-то совсем новенькое.

— Ведет ли одно из этих двух направлений к куполу де Сото?

— Нет.

Так налево или направо?

Она не знала.

Ей казалось, что она сходит с ума.

— Налево, — прошептала Элия. Тележка не сдвинулась с места — такого тона Система не воспринимала.

— Налево.

Тележка свернула налево и помчалась по тоннелю. Сверкающая сталь, строчки часто посаженных заклепок. Фонари, летящие прямо в лицо, проносящиеся над головой, пропадающие во мраке. Как только фонарь уходит за спину, впереди появляется черная короткая тень. Тень быстро удлиняется, бледнеет, исчезает. И снова, и снова, и снова…

Тележка затормозила перед стальной стеной, на которой различались контуры круглого люка.

— Что это такое? Я хотела сказать, куда ведет этот люк?

— В купол Беринга, — сообщила Система.

— Имею ли я право туда войти?

— Да.

Стерилизационной камеры не было, а значит — Беринг не относился к трансмензорным куполам. Элия смотрела на гладкую стальную крышку, не в силах побороть сомнения и нерешительность — и мощный голос, призывающий ее вернуться к де Сото, к блаженной безопасности Тибра. Так продолжалось минуту или две.

Коммуникатора на стене нет. Очень странно. И еще одна странность — люк не доходит до дна тоннеля сантиметров на десять, на тележке не проедешь.

— С какой целью используется этот люк?

— Информация является конфиденциальной. Ну что ж, выбор простой — или идти вперед, или возвращаться.

— Открой люк, — сказала Элия тележке и ступила на стальной пол тоннеля. Ее колени дрожали.

Люк плавно отворился внутрь; перешагивая порог, Элия обратила внимание на чудовищную толщину оболочки. Она начала спускаться по наклонной поверхности — и вдруг сообразила, что этот купол совершенно не отличается по конструкции от де Сото или Томпсона. Возможно, его строили как трансмензорный, а затем использовали для других целей. Или это бывший трансмензорный купол. Или запасной. Здесь было даже темнее, чем в тоннеле.

И шум какой-то странный, вроде негромкого бормотания сотен голосов. А еще запах, очень знакомый запах.., неужели Керри?

Элия услышала глухой удар и испуганно обернулась. Ну так и есть — люк захлопнулся. И коммуникаторов здесь не видно, и наручного микрофона нет. Да-а, вот это называется вляпалась.

Она начала вслушиваться в шум. Действительно ведь голоса. И детский плач. Прошла еще минута, глаза Элии привыкли к полутьме, и тогда оказалось, что на плоской части “тарелки” купола расположился целый поселок. Объектная пластина (да, здесь имелась и объектная пластина) оставалась свободной, на ее ограждении что-то белело… Господи, да никак это постирушки? А вон те, у дальней стены, будки — это же точно переносные туалеты! Сам поселок состоял из хлипких брезентовых загородок, крыши, естественно, отсутствовали. Элия продолжала вслушиваться. Бряцание гитары.., нестройный хор.., нет, это они не поют, а молятся.., детский плач… Громкий, надсадный. Вот уж звук, который кого угодно с ума сведет.

Элия поплелась вниз по склону. Сама того не желая, она обнаружила дорогу, по которой беженцев доставляют из аэропорта в Кейнсвилл. В куполе Беринга расположился лагерь беженцев. Это, наверное, и есть те самые две тысячи, о которых говорил Бейкер. Получив согласие Элии, он попросту закроет окно в де Сото и откроет в Беринге, воспользовавшись той же самой струной. Так что ничего у нее не вышло. Здесь — другие ворота того же самого Тибра, сатори Тибра одержало полную победу над тем, вторым, чувством, указывавшим на Седрика. Да и было ли оно, это чувство?

Звуки и запахи становились все отчетливее — и все привычнее. Агнес Хаббард честно сдержала обещание — временные постояльцы лагеря говорили по-малайски, с отчетливым банзаракским акцентом. Теперь понятно, почему они не спят ночью, это не их часовой пояс. Первый же встречный узнает Элию, а Джетро наверняка уже тут — разводит демагогию, вербует себе сторонников.

Какой же это все-таки ужас — вопли младенцев. Словно рашпилем по нервам. И дети постарше тоже орут как оглашенные. Да сколько же тут детей! И снова гитара.., кто-то поет…

Ну конечно, как же она не узнала этот голос раньше! С радостным криком Элия бросилась туда, откуда доносились звуки гитары.

Она мчалась по узким тропинкам между брезентовых загородок и расстеленных матрасов, между спящих людей и людей, сидящих в позе лотоса, между людей разговаривающих и плачущих, между людей, глядящих на нее с удивлением, и людей, кричащих ей что-то вслед. Тропинки сходились, расходились, Элия бежала сложным зигзагом, неизменно приближаясь к источнику звука. Она обогнула объектную пластину с ее каймой из сохнущих пеленок; младенческий рев резал уши, теперь к нему прибавился и запах младенцев. Среди смуглых лиц попадались и бледные — похоже, здесь не одни только банзаракцы.

Вот он!

Хотя видна была только спина, рост не оставлял места для сомнений. Пел он плохо, гитарой владел еще хуже, однако аудитория — рассевшиеся полукругом подростки — не выказывала никаких признаков недовольства.

— Седрик!

Элия бросилась вперед, схватила его, развернула — песня оборвалась на громком нестройном аккорде (дискорде?), — а затем обняла за тощую, жилистую шею и поцеловала. Подростки восторженно завопили.

Он поражение отшатнулся.

Это был Седрик. И покраснел он, как Седрик. Но вот что-то с ростом, Седрик был вроде повыше. И волосы слишком длинные. И нос целый. Семнадцати-наверное-летний подросток, совершенно ошарашенный нахальством незнакомой девицы, бросившейся на него со своими непрошеными поцелуями.

Сатори несколько просчиталось: перед Элией стоял не Седрик, а его генетический двойник.

Загрузка...