Суженый. Невеста князя

Глава X. Тревожная ночь

В ту ночь Софья долго не могла уснуть.

Эта была последняя ночь перед венчанием. Завтра она должна была произнести клятву в церкви и стать женой Серго Асатиани. Но осознание того, что завтра она совершит непростительный грех, обманув всех и выйдя замуж не под своим настоящим именем, терзало девушку. Она старалась отогнать от себя эти неприятные думы, ибо знала, что от ее поведения завтра и молчания о том, кто она на самом деле, зависит жизнь ее отца и брата. Сон никак не шел к ней, и девушка, лежа в кровати в пустынной тихой спальне, прислушивалась к далеким глухим звукам музыки, доносившимся с улицы. Она ворочалась на постели, и в ее думы вдруг вклинились воспоминания и картины с прошедшего сегодня праздника, а именно о лезгинке, которую они танцевали вместе с Амиром Асатиани. Сегодня впервые с того самого страстного выяснения отношений в гостевой спальне Амир проявил свой интерес к ней.

Все это время, а именно две долгие недели, Софья старалась избегать Амира. Едва издалека завидев его высокую фигуру в неизменной черной черкеске, она сворачивала в сторону, не желая даже здороваться с ним. Он тоже не стремился приблизиться к ней. И девушка отчетливо чувствовала, что он обиделся на нее и очень сильно. Однако она не собиралась мириться с ним и уж тем более извиняться. Тогда, в гостевой спальне, она наговорила ему кучу обидных слов о том, что он не нравится ей, и даже обозвала его развратником. Но в тот момент его дерзкое поведение просто вынудило ее. Да позже в своей комнате она поняла, что эти слова произнесла в запале, и с удивлением осознала, что поцелуи Амира были не так уж ей противны. Даже наоборот, возбудили в ее существе неведомое до того волнующее томление и желание вновь повторить эти интимные ласки. Но девушка, естественно, никогда бы открыто не призналась в этом Амиру.

Поначалу, в первые дни размолвки с Асатиани, Софья даже радовалась тому, что Амир наконец оставил ее в покое и перестал домогаться. И только в столовой она встречалась с ним постоянно. Время трапез оказалось самым мучительным. Она была вынуждена сидеть напротив мужчины и выносить его молчаливое недовольство, которое сквозило в каждом его продолжительном взгляде на нее. Но едва девушка замечала его мрачный темный взор, Амир тут же отводил взгляд от ее лица, всем видом вновь выражая безразличие к ней.

Однако через пять дней Софья сама украдкой начала смотреть в сторону этого дерзкого мужчины, как будто изучая. Когда за трапезой она бросала на него взгляд, то невольно вспоминала все слова, которые он говорил ей когда-то, его поцелуи, его неистовые объятья. Эти воспоминания, поначалу неприятные, с течением времени неожиданно переосмыслились Софьей и стали притягательными и даже возбуждающими. Девушка начала осознавать, что ее подкупают горячность и напор Амира. Конечно, она не была влюблена в него. Но его мужественность, страстность, сильный характер не могли оставить ее равнодушной.

Еще спустя несколько дней, наверное, на прошлой неделе, Софья вдруг стала замечать за собой одну странность. Часто, когда бывала одна в спальне, она, подчиняясь некоему порыву, начинала рассматривать себя в зеркале. В эти моменты, проводя пальцами по лицу, шее и обнаженной груди, она с неким трепетом вспоминала ласки Амира, его пылкие слова о ее прелестях. Эти воспоминания с каждым днем становились в мыслях девушки все сладостнее и навязчивее.

В последние же дни, когда Софья случайно натыкалась на Георгия, она уже не пыталась сбежать, как раньше, а лишь проходила мимо, всем видом показывая, что обижена на него. В эти моменты в ее душе появлялось навязчивое желание, чтобы мужчина вновь приблизился к ней и заговорил. Но Амир быстро проходил мимо, лишь краткие мгновения испепеляя ее яростным недовольным взором. Его поведение задевало девушку, и Софья с удивлением ощущала, что ей не хватает его пламенных слов и страстных объятий. Ведь Серго почти совсем не общался с ней теперь и перестал обращать на нее внимание. И именно теперь внимание Амира было ей так необходимо. Но он игнорировал ее.

Позавчера поутру, едва войдя в столовую, где находился один Амир Асатиани, Софья вдруг захотела примириться с ним. Она приветливо улыбнулась мужчине и поздоровалась по-грузински. В ответ на ее реплику он лишь выпрямился во весь рост, словно натянутая тетива, и, смерив ее недовольным мрачным взором, промолчал и демонстративно отвернулся к окну, заложив руки за спину. Софья, опешив от его невежливого поведения, обиженно поджала губы, ощущая себя до крайности гадко. Но в глубине души она понимала, что сама виновата в таком холодном отношении к ней Асатиани. Она столько раз отталкивала его, говоря ему довольно неприятные слова, и, конечно же, терпение мужчины иссякло. А теперь он, естественно, не хотел никакого общения с ней.

Сегодня же они вместе танцевали лезгинку. И это было впервые за две недели, когда они находились так близко друг к другу. Да, поначалу, когда Амир вышел в круг к ней, Софья ощутила прежнее чувство испуга и неловкости оттого, что он так яро жаждал танцевать с нею. Но потом, словно увлеченная силой и мощью его танца, девушка и сама начала получать от его близости удовольствие. А чуть позже, уже наедине с собой в своей спальне, она отчетливо осознала, что ей очень понравилось танцевать с Амиром. И ее волнение, которое она приняла за испуг и негодование от его выхода, было не чем иным, как страстным волнением от того, он наконец решил вновь показать свой интерес к ней. Да и потом в разговоре с Гиули Софья лукавила, ответив, что ей не нравится говорить об Амире. На самом деле слова горничной о том, что они очень хорошо смотрелись вместе, оказались приятны Софье, и ей было сладостно думать о этом.

Отчего-то сейчас, перевернувшись на бок на широкой кровати, Софья думала о том, как по приезде в Грузию чуть более месяца назад Амир спас ее из рук сванов. И эти воспоминания казались ей теперь такими яркими и волнительными, что девушка, невольно открыв глаза, трепетно вздохнула. Она не могла не признать, что он смелый решительный мужчина и весьма интересный человек. Она начала методично перебирать в своих мыслях все положительные мужественные черты его натуры и почувствовала, как от этих дум ее сердечко ретиво застучало. Следующая мысль девушки была о том, что она даже немного влюблена в Амира, и теперь этот танец вдвоем открыл ей истину о том, что Асатиани приятен ей.

Раздался неясный шум. И Софья, инстинктивно повернув голову, устремила взор в окно. Стало опять тихо. Повернувшись на бок, девушка напряженно начала всматриваться в темноту за окном. Но ничего не было видно. Балкон был приоткрыт, и ночная прохлада проникала внутрь.

Раздался очередной шорох снаружи. Софья резко села на кровати. Ее взор невольно отметил фигуру, которая, как ей показалось, промелькнула на балконе. Быстро встав с кровати, девушка зажгла свечу. Проворно накинув пеньюар на ночную рубашку, она устремилась к открытому окну. Уже через миг, выглянув наружу, девушка не увидела ничего подозрительного. Однако ее взор остановился на одной из четырех колонн, возвышавшихся по периметру балкона. Колонна была темно-серой и имела какое-то странное очертание. Чем дольше Софья смотрела на нее, тем явственнее вырисовывался у колонны высокий неподвижный силуэт мужчины.

– Вы не спите, Софико? – спросил из темноты завораживающий баритон Георгия.

Невольно вздрогнув, Софья тут же облегченно выдохнула. Она нахмурилась, теперь отчетливо различая перед собой высокую фигуру Асатиани во всем черном.

– Боже! Как вы напугали меня, Георгий Петрович! – вымолвила девушка облегченно. – Думала, мерещится мне.

– Можем мы поговорить? – произнес он глухо, быстро приблизившись и останавливаясь в шаге от нее.

– Сейчас? – опешила Софья, оправив чепец, который скрывал ее длинные волосы. – Я не думаю, что это удобно в такой час, и я не одета…

– Впустите меня, – попросил он властно, но вежливо. – Здесь меня могут увидеть.

– Не думаю, что… – замялась девушка.

– Или вы боитесь, что я украду вас и увезу в горы? – заметил Амир как-то ехидно и улыбнулся.

– Нет, не боюсь, – ответила она, отходя и пропуская его в спальню.

Отчего-то прекрасно зная, что он ничего не сделает ей. Ибо у него было столько возможностей украсть ее, но он ни разу не пытался сделать это.

– Благодарю вас, Софико, – произнес он тихо, проходя внутрь и останавливаясь посреди комнаты.

В спальне горела единственная зажженная ею свеча. Софья, закрыв балкон, обернулась к мужчине и тихо вымолвила:

– Зачем вы пришли? Если вас здесь увидят, то…

– Я не мог не прийти, Софико, – печально произнес Амир, не спуская с нее взора. – Завтра твоя свадьба. Ты выйдешь замуж за Серго, – добавил он уже как-то трагично, словно констатируя факт и словно говоря сам себе.

Софья уже привыкла, что Амир то и дело переходил в обращении с ней то на уважительное «вы», то на интимное «ты».

– Вы именно это и хотели мне сказать? – удивилась она.

– Нет. Я хотел просить тебя, чтобы ты не выходила за него, Софико, – произнес он проникновенно и мрачно. – Понимаешь, ты мне нужна. А этот смазливый слизняк не заслуживает тебя. Он никогда не оценит тебя по достоинству! Пойми ты это! Он не сможет сделать тебя желанной и счастливой. А я смогу! Ты пойми, моя царевна, он не стоит ни одного твоего пальчика, ни одного твоего светлого волоска!

Софья вдруг растрогалась от его слов, ибо еще никогда Асатиани не говорил с ней так проникновенно, по-доброму. Но она прекрасно знала, чего он хочет добиться от нее. Но этого она не могла ему дать. Хотя за последние дни ее отношение к нему изменилось, и ей даже казалось теперь, что она немного влюблена в него. Но Софья отчетливо понимала, что не может отдать свою чистоту не мужу. Да, она была морально готова отдаться Серго, если он будет настаивать на супружеских правах. Но это была ее жертва, жертва ради отца и брата, которые теперь зависели от нее.

– Георгий Петрович, зачем вы все это мне говорите? – произнесла она, вздохнув, открыто смотря на него. – Вы же знаете, что между моим батюшкой и Леваном Тамазовичем все решено уже давно. И все ваши слова ничего не изменят. Я должна выйти замуж за Серго.

– Да не нужна ты ему! – выпалил он с горячностью и, приблизившись к девушке, добавил: – Я-то уж знаю! Он даже и не знает, как к женщине по… – он тут же замялся, поняв, что едва не сказал лишнее.

Он протянул руку и очень осторожно провел тыльной стороной ладони по ее округлой щеке. Софья невольно подняла на него взор и отметила, что его глаза светятся голубым ласковым светом. Она доставала макушкой до его подбородка. Хотя Софья имела средний рост для женщины, Георгий все равно был довольно высок для горца, и это в который раз смутило Софью. Серго был ниже Георгия, и ему она доставала макушкой до носа. Сейчас глаза Амира, прозрачные, добрые и какие-то печальные, сделали его лицо невозможно приятным. Софья тут же испугалась своих страстных мыслей и стремительно отвернулась от мужчины, тихо обреченно произнеся:

– Уходите, прошу вас. Я должна стать женой Сергея Левановича.

Софья стояла к нему спиной и молилась только о том, чтобы Амир поскорее ушел и прекратил этот разговор, который ни к чему не мог привести. Его фразы лишь распаляли воображение девушки, заставляя ее думать о том, что, возможно, когда-нибудь Амир будет ее возлюбленным. Однако Софья отчетливо осознавала и то, что она никогда не согласится стать его любовницей. А он, видимо, никак не хотел этого принять. И она не понимала, отчего он стоит и не уходит, ведь она уже все ему сказала.

– Хорошо, будь по-твоему! – произнес Амир твердо. – Если ты так хочешь, Софико, давай венчаться! – Услышав его слова, Софья резко обернулась к нему и пораженно воззрилась на мужчину. Он чуть помолчал, не сводя с нее темного горящего взора, и словно через силу мрачно добавил: – Раз иначе никак не получить тебя. То я готов.

– Вы хотите жениться на мне? – вымолила, опешив, девушка.

– Да, – кивнул Асатиани, не задумываясь. – Я уже понял, что ты не хочешь временного брака. Что ж, я согласен на венчание! Только скажи мне сейчас, Софико, что ты согласна! Я более не выдержу твоей холодности!

Все нервы и чувства Амира были уже на пределе. Почти полтора месяца она не хотела замечать его порывов, его страсти и желания. Еще никогда он так долго не завоевывал девиц. Что первая, что вторая жена, да и пара девиц фривольного поведения в Петербурге, даже не сопротивлялись его напору и позже говорили, что счастливы оттого, что он обратил на них внимание. Амир знал, что многим женщинам нравится его удаль и стать. И они не раз показывали взглядами это. Но эта непокорная прелестная девица с яркими колдовскими глазами ни в какую не хотела смягчить свое сердечко, словно он совсем был неинтересен ей.

– Но я думала, – Софья замялась, пораженно смотря в его взволнованное суровое лицо. Его глаза, проникновенно и невозможно ласково смотрели на нее, и девушка поняла, что Амир говорит искреннее, не лукавя ни одним словом. – Что вы хотели, чтобы я стала вашей любовницей…

– Кем? – переспросил, опешив, Амир.

И его взор просто впился в ее лицо. Смысл ее слов начал доходить до него. И только в этот миг Асатиани пораженно понял, отчего девушка так долго сопротивлялась ему. Конечно же, в их ненормальном развратном Петербурге это было обычным делом. И он, прожив несколько лет в столице России, вспомнил, что тамошние вельможи и дамы действительно часто меняли любовников. Даже у него пару месяцев в любовницах состояла некая вдова на десять лет старше его, которая через два месяца, видимо, ища разнообразия, нашла себе нового любовника. Но Амир, вернувшись на Родину, почти позабыл про эти нравы.

– Софико, неужели вы думали, что я могу предложить вам подобное? – добавил он с горячностью, тут же оскорбившись. – Я всегда предлагал вам переехать в мой дом, познакомиться с моими родителями и прожить со мной, как жена, годы…

– Я не так все поняла… – пролепетала неуверенно в ответ Софья.

– В наших краях такое неприемлемо, Софико! – вымолвил он твердо. – Вы, видимо, совсем не знаете наших обычаев. Так я объясню вам. Если джигит предлагает девушке ехать с ним, это означает, что он воспринимает ее как свою жену. Он готов заботиться о ней и об их детях. Оберегать ее и жить семьей. Пусть на пять, на десять лет, пусть по временному договору. Но все эти годы он верен ей и относится к ней как к единственной своей возлюбленной, спутнице, наперснице и жене. И когда я говорил, что вы должны уехать со мной в горы, я имел в виду именно это! И ничего другого!