Святилище

Глава 63

Вторник, 30 октября 2007

Мередит заметила Хола раньше, чем он ее. Заметила, и сердце у нее подскочило. Он утопал в одном из трех низких кресел, стоявших вокруг столика, все в тех же синих джинсах и белой футболке, только голубой свитер сменил на светло-коричневый. Пока она наблюдала за ним, Хол поднял руку и откинул со лба непослушные волосы.

Мередит улыбнулась ставшему знакомым жесту. Оставив дверь захлопываться за спиной самостоятельно, она пошла к нему через комнату.

Он встал ей навстречу.

— Привет, — сказала она, положив руку ему на плечо. — Трудный денек выдался?

— Бывало лучше, — ответил он, целуя ее в щеку, и отвернулся, чтобы подозвать официанта. — Что тебе взять?

— Вино, которое ты мне вчера посоветовал, вполне подойдет.

Хол распорядился:

— Une bouteille du Domain Begude, s'il vous plait, Georges. Et trois verres.[29]

— Три бокала? — переспросила Мередит.

Он помрачнел.

— Я на входе столкнулся с дядюшкой. Он, кажется, считает, что ты не против. Сказал, вы уже с ним разговаривали. Когда я сказал, что мы договорились выпить вместе, он напросился на приглашение.

— Ничего такого, — возразила Мередит, которой очень хотелось развеять сложившееся у Хола впечатление. — Он спрашивал, не знаю ли я, куда ты девался после того, как высадил меня здесь. Я ответила, что точно не знаю. Вот и все.

— Понятно.

— Это даже разговором не назовешь, — добавила она, чтобы он хорошенько понял. — А что было днем?

Теперь она склонилась вперед, опершись локтями о колени.

Хол оглянулся на дверь и снова перевел взгляд на нее.

— Вот что я тебе скажу: почему бы мне не заказать нам столик для ужина? Неохота мне начинать рассказывать, когда вот-вот явится дядюшка и придется замолчать. А так у нас будет естественный предлог уйти. Как насчет этого?

Мередит усмехнулась.

— Ужин — это прекрасно. Обед я пропустила и теперь умираю с голоду.

Хол с довольным видом встал.

— Я мигом.

Мередит смотрела, как он проходит через комнату к двери. Ей нравилось видеть, как его широкие плечи заполняют пространство. Она заметила, как он замедлил шаг и вдруг обернулся, словно почувствовав спиной ее взгляд. Их взгляды на мгновение столкнулись, потом Хол медленно, слабо улыбнулся и скрылся в коридоре.

Теперь уже Мередит пришлось откидывать черные непослушные пряди со лба. Она почувствовала, что ее накрывает горячая волна, ладони вспотели, и покачала головой: прямо как школьница!

Жорж принес бутылку и ведерко со льдом на подносике и налил вино в большой бокал, похожий на тюльпан. Мередит сразу отхлебнула несколько глотков, будто газировку, и принялась обмахиваться списком коктейлей, лежавшим на столике.

Она обводила глазами бар, рассматривая поднимавшиеся под потолок стеллажи и гадая, знает ли Хол, какие из книг пережили пожар и входили в первоначальную библиотеку. Ей чудилась связь между семействами Ласкомбов и Верньеров, и печатные труды фирмы Боске ее тоже подтверждали. А может быть, все книги здесь с распродажи.

Она посмотрела в темное окно. На дальнем конце лужайки угадывались тени деревьев, качающихся под ветром, словно войско призраков. Она ощутила на себе мимолетный взгляд, будто кто-то, проходя мимо окна, заглянул внутрь. Мередит прищурилась, но никого не увидела.

Тогда она поняла, что на самом деле кто-то стоит у нее за спиной. Потом услышала шаги. Волнующее предчувствие прошло мурашками по позвоночнику. Она улыбнулась и обернулась, блестя глазами.

Но перед глазами у нее оказался не Хол, а его дядя, Джулиан Лоуренс. Смутившись, она приняла более подобающее выражение лица и сделала движение, собираясь встать.

— Мисс Мартин. — Он легко придержал ее за плечо. — Прошу вас, не вставайте.

Джулиан расположился в кресле по правую руку от Мередит, склонился вперед, налил себе вина и снова откинулся, прежде чем она успела предупредить его, что он занял место Хола.

— Ваше здоровье! — произнес он, поднимая бокал. — Мой племянник опять разыграл фокус с исчезновением?

— Он пошел в ресторан заказать ужин, — ответила она.

Вежливо, деловито, и не более того.

Джулиан только усмехнулся. На нем были светлый полотняный костюм и голубая рубашка с расстегнутой верхней пуговицей. Как и в прошлые встречи, выглядел он совершенно спокойным и уверенным, хотя, видимо, уже успел немного выпить. Мередит все время невольно посматривала на его левую руку, лежавшую на подлокотнике. Рука выдавала его возраст — скорее за пятьдесят, чем сорок с небольшим, на которые он выглядел, но кожа у него была обветренная, и он явно с силой сжимал красную кожу обивки. Кольца на пальце не было.

Чувствуя, что молчание становится неловким, Мередит взглянула ему в лицо и обнаружила, что он все так же в упор разглядывает ее.

Глаза, как у Хола…

Она выбросила из головы мысль об их сходстве.

Джулиан поставил бокал на стол.

— Что вам известно о картах Таро, мисс Мартин?

Вопрос застал ее совершенно врасплох. Опешив, она тупо уставилась на него, гадая, что навело его именно на эту тему. Мелькнули в голове фотография, украденная со стены в вестибюле, колода карт, сайты, помеченные в ее ноутбуке, набегающие друг на друга музыкальные ноты. Он не мог обо всем этом знать, но Мередит почувствовала, что краснеет, будто ее поймали на чем-то. Хуже того, она видела, что он наслаждается ее смущением.

— Джейн Сеймур в фильме «Живи и дай умереть», — сказала она в надежде отделаться шуткой. — Больше ничего.

— А, прекрасная Солитер, — отозвался он, поднимая бровь.

Мередит выдержала его взгляд и промолчала.

— Лично меня, — продолжал он, — увлекает история Таро, хотя я ни на минуту не верю в возможность предсказывать будущее.

Мередит заметила, что и голос у него удивительно похож на голос Хола. У обоих была манера раскатывать слова, словно придавая каждому особое значение. Но было и важное отличие: у Хола душа нараспашку, все чувства написаны на лице. Джулиан же, наоборот, все время будто втайне насмехается над собеседником. Саркастичный тип. Мередит оглянулась на дверь, но дверь оставалась плотно закрытой.

— Вы знакомы с принципами толкования карт Таро, мисс Мартин?

— Можно сказать, ничего об этом не знаю, — отозвалась она, мечтая, чтобы он сменил тему.

— В самом деле? Из разговора с племянником у меня сложилось впечатление, что вы этим интересуетесь. Он сказал, что на прогулке по Ренн-ле-Шато у вас зашел разговор о Таро. Но, может быть, я неправильно его понял?

Мередит судорожно соображала. Таро не шли у нее из головы, что верно, то верно, но она не припоминала, чтобы заговаривала о них с Холом. Джулиан все разглядывал ее в упор, едва ли не с вызовом.

В конце концов Мередит отозвалась, просто чтобы прервать неприятно затянувшееся молчание.

— Насколько я понимаю, идея состоит в том, что хотя по видимости карты лежат в случайном порядке, но в действительности, тасуя колоду, вы выявляете невидимые связи.

— Хорошо изложено! — Он поднял бровь, но не отвел глаз. — Вам когда-нибудь гадали на картах, мисс Мартин?

У нее вырвался придушенный смешок.

— Почему вы спрашиваете?

Он опять поднял бровь.

— Просто интересно.

Мередит прожгла его взглядом. Она злилась от того, что он поставил ее в неловкое положение, а она позволила ему это сделать.

В это мгновение ей на плечо легла рука. Она подскочила, испуганно оглянулась и увидела улыбающегося ей Хола.

— Прости, — извинился он. — Не думал тебя напугать.

Кивнув дяде, он сел в свободное кресло напротив Мередит. Взял бутылку из ведерка и налил себе немного вина.

— Мы как раз беседовали о картах Таро, — сказал Джулиан.

— Вот как? — откликнулся Хол, обводя их взглядом. — И что же?

Мередит заглянула ему в глаза и прочла в них намек. Сердце у нее упало. Ей вовсе не хотелось затягивать обсуждение Таро, но ясно было, что Хол видит в этом отличный предлог избежать вопросов о том, как он провел вторую половину дня.

— Я как раз спрашивал мисс Мартин, видела ли она когда-нибудь, как гадают на Таро, — пояснил Джулиан. — Она собиралась ответить…

Мередит взглянула на него, потом на Хола и поняла, что если сейчас же не изобретет новую тему для беседы, от ответа ей не уйти.

— Вообще-то мне один раз гадали, — сказала она как можно равнодушнее. — В Париже, пару дней назад. Первый — и последний — раз.

— Вы получили удовольствие, мисс Мартин?

— Безусловно, это было интересно. А вы, мистер Лоуренс? Вы когда-нибудь гадали на картах?

— Джулиан, с вашего позволения, — вставил он.

Мередит уловила усмешку, мелькнувшую на его губах — веселье, к которому примешивалось что-то еще. Обостренный интерес?

— Нет, — ответил он на вопрос. — Это не для меня, хотя я, признаться, интересуюсь символикой, связанной с колодой Таро.

Мередит почувствовала, как натянулись у нее нервы. Подозрения перешли в уверенность. Это не праздная болтовня. Он добивается чего-то определенного. Она сделала еще глоток вина и с самым безразличным видом протянула:

— Вот как?

— Да, например, числовая символика, — продолжал он.

— Как я уже сказала, я в этом не разбираюсь.

Джулиан сунул руку в карман. Мередит напряженно замерла. Если он сейчас извлечет колоду Таро, это будет уж слишком. Дешевый трюк! Он перехватил ее взгляд, словно зная, что у нее на уме, и, не отводя глаз, достал из кармана пачку «Галуаз» и зажигалку «зиппо».

— Сигарету, мисс Мартин? — предложил он, протягивая ей пачку. — Хотя, боюсь, нам пришлось бы выйти.

Мередит взбесилась. Он делает из нее дурочку, а она даже не может сопротивляться.

— Я не курю, — отказалась она, покачав головой.

— Очень благоразумно. — Джулиан положил пачку и зажигалку на стол между ними и продолжил разговор: — Числовая символика, к примеру в церкви Ренн-ле-Шато, чрезвычайно увлекательна.

Мередит взглянула на Хола, предлагая ему сказать хоть что-нибудь, но он решительно устранился от беседы.

— Я не заметила.

— Правда? — сказал Джулиан. — А между тем там с особой частотой повторяется число двадцать два.

Вопреки антипатии, которую вызывал у нее дядя Хола, Мередит заинтересовалась. Теперь ей хотелось услышать, что он скажет. Она уже не притворялась, а искренне увлеклась.

— Где? — Вопрос прозвучал несколько резковато.

Джулиан улыбнулся.

— Баптистерий в центре, статуя дьявола Асмодея. Вы ее, конечно, заметили.

Мередит кивнула.

— Асмодей почитался одним из стражей Храма Соломона. Храм был разрушен в 598 году до Рождества Христова. Если вы сложите все цифры — пять плюс девять плюс восемь, — получите двадцать два. Вам, я полагаю, известно, мисс Мартин, что в колоде двадцать две карты Старших арканов.

— Известно.

Джулиан пожал плечами:

— Ну вот.

— Надо думать, число повторяется и в других случаях?

— Двадцать второе июля — день Марии Магдалины, которой посвящена церковь. Ее статуя расположена между тринадцатой и четырнадцатой картиной Крестного пути, она фигурирует и в двух-трех витражных картинах за алтарем. Еще одна связь — через Жака де Моле, последнего вождя тамплиеров. Считается, что Безу на той стороне долины связан с тамплиерами. Де Моле был двадцать вторым великим магистром ордена бедных рыцарей-храмовников. Затем, если перевести на французский возглас распятого Христа: «Elie, Elie, lamah sabactani?» — «Боже, Боже, почто покинул меня?» — получается двадцать две буквы. Теми же словами начинается двадцать второй псалом.

Все это было интересно в неком абстрактном смысле, но Мередит не могла понять, к чему он ей это рассказывает. Просто чтобы увидеть ее реакцию? Выяснить, много ли она знает о Таро?

А главное, зачем?

— И наконец, священник Ренн-ле-Шато, Беранже Соньер, умер двадцать второго января 1917 года. О его смерти рассказывают странную историю. Якобы его тело поместили на трон в бельведере, стоявшем в его поместье, и жители селения, проходя мимо, выдергивали по нитке из подола его одеяния. Эта картина сильно напоминает изображение Короля пентаклей в Таро Уайта. — Он пожал плечами. — К тому же, если вы сложите два плюс два плюс год его смерти, вы получите…

Терпение Мередит иссякло.

— Считать я умею, — тихо буркнула она и повернулась к Холу. — На какое время заказан ужин? — с намеком спросила она.

— На семь пятнадцать. Через десять минут.

— Конечно, — продолжал Джулиан, словно его и не перебивали, — выступая с позиции адвоката дьявола, каждый может взять любой набор чисел и отыскать в них особый смысл.

Он взял бутылку и наклонился, чтобы долить вина в бокал Мередит. Она накрыла бокал ладонью. Хол покачал головой. Джулиан пожал плечами и вылил остатки вина в собственный бокал.

— Кажется, никому из нас не придется садиться за руль, — как бы невзначай заметил он.

Мередит увидела, что Хол сжал кулаки.

— Не знаю, упомянул ли об этом мой племянник, мисс Мартин, но существует теория, что церковь Ренн-ле-Шато копирует строение, некогда стоявшее в границах нашего имения.

Мередит заставила себя снова вслушаться в его слова.

— Это правда?

— В церкви имеется значительное количество образов из Таро, — продолжал он. — Император, Отшельник, Жрец — каковой, как вы, конечно, помните, в иконографии Таро символизирует церковь.

— Вообще-то я не знала…

Он не умолкал.

— Иные скажут, что Маг — это, возможно, намек на Христа, и, конечно, в четырех картинах крестного пути фигурирует Башня, не говоря уже о Башне Магдалы на бельведере.

— Но она совсем не похожа, — вырвалось у Мередит, прежде чем она прикусила язык.

Джулиан склонился к ней.

— На что не похожа, мисс Мартин? — спросил он возбужденно, будто наконец-то заставил ее проговориться.

— На Иерусалимскую, — выпалила она первое, что пришло на ум.

Он поднял брови.

— Или, может быть, на Башню, которую вы видели в колоде Таро?

Над столом повисло молчание. Хол хмурился. Мередит не знала, то ли он смущен, то ли, уловив напряжение между ней и своим дядей, неправильно истолковал его.

Джулиан вдруг залпом допил вино, поставил бокал на стол, отодвинул кресло и встал.

— Оставлю вас вдвоем, — сказал он, улыбаясь так, будто провел приятнейшие полчаса в милом обществе. — Мисс Мартин, надеюсь, вам у нас нравится. — Он положил руку на плечо Холу, и Мередит заметила, какое усилие тот сделал над собой, чтобы не отстраниться. — Не заглянешь ли ко мне в кабинет, когда распрощаешься с мисс Мартин? Я хотел обсудить с тобой пару вопросов.

— Сегодня?

Джулиан выдержал взгляд племянника.

— Сегодня.

Хол, помедлив, резко кивнул.

Они молча дождались, пока Джулиан вышел.

— Не понимаю, как ты можешь… — начала Мередит и осеклась.

Правило номер один: никогда не критикуй чужих родственников.

— Как я могу его терпеть? — не сдерживаясь, ответил Хол. — Отвечаю — не могу. И как только все улажу, меня здесь не будет.

— Тебе что-нибудь удалось?

Мередит видела, как воинственный настрой покидает его, как мысли переключаются от ненависти к дяде на печаль об отце. Он встал, глубоко засунув руки в карманы, и взглянул на нее затуманенными глазами.

— Расскажу за ужином.

Глава 64

Джулиан вскрыл новую бутылку, щедро налил себе и тяжело опустился за письменный стол перед разложенной на нем репродукцией колоды.

Тщетные усилия.

Он много лет изучал репродукции колоды Боске, отыскивая хоть какой-то ключ или шифр. И занимался поисками оригинала колоды с тех самых пор, как приехал в долину Од и услышал разговоры о неоткрытом тайнике с сокровищами, захороненными под горами, скалами или даже в русле рек.

Став владельцем Домейн-де-ла-Кад, Джулиан, как и многие до него, скоро пришел к выводу, что легенды, окружавшие Ренн-ле-Шато — розыгрыш, дымовая завеса и что центральная фигура легенды — священник-отступник XIX века Соньер — искал не духовных, а вполне материальных сокровищ.

Потом до Джулиана стали доходить обрывки историй о колоде карт, в которой зашифровано положение не единичного захоронения, а всей сокровищницы визиготской империи. А может быть, и реликвии Храма Соломона, доставшиеся римлянам в I веке нашей эры, а потом попавшие в руки визиготов, разграбивших Рим в V веке.

По слухам, карты были спрятаны в самом имении. Джулиан истратил все до последнего пенса на тщательнейшие поиски и раскопки, начав с развалин древней визиготской часовни-надгробия. Местность вокруг была сложная, и поиски требовали больших усилий — и, соответственно, расходов.

И ничего…

Истощив свой кредит в банке, он начал доить отель. На его удачу отель приносил часть доходов наличными. Но выжимать деньги оказалось непросто. Пришлось пойти на большие перерасходы. Предприятие еще не встало прочно на ноги, а банк уже потребовал выплат. Однако он продолжал вытягивать деньги — поставив на то, что вскоре найдет то, что ищет, и тогда все будет в порядке.

Джулиан залпом выпил бокал.

Просто вопрос времени.

Брат сам виноват. Сеймур мог бы проявить терпение. Должен был ему довериться. Не вмешиваться. Джулиан знал, что удача практически у него в руках.

«Я бы вернул все деньги…»

Кивнув сам себе, Джулиан щелчком откинул крышку «зиппо». Достал сигарету, зажег и глубоко затянулся. Как только Хол покинул полицейский участок, Джулиан имел беседу с комиссаром полиции, намекнувшим, что парню лучше бы перестать задавать вопросы. Джулиан обещал, что поговорит с племянником, и пригласил комиссара выпить с ним на следующей неделе.

Он дотянулся до бутылки, налил себе еще на два пальца. Мысленно он вернулся к разговору в баре. Он вел его нарочито прямолинейно, без тонкостей — так казалось проще выбить американку из колеи. Она неохотно говорила о Таро. Умная девица. И привлекательная.

«Что? Что ей известно?»

Он сообразил, что звук, который ему слышится, издают его же пальцы, барабанящие по столу. Джулиан взглянул на свою руку, как на чужую, затем усилием воли заставил ее лежать спокойно.

В запертом ящике стола лежит готовый к подписанию документ о передаче права собственности. Осталось только побывать в нотариате в Эсперазе. Парень не дурак. Он не хочет оставаться в Домейн-де-ла-Кад. Они с Холом не сработаются, так же как не сработались бы с Сеймуром. Джулиан достаточно ждал, прежде чем заговорить с Холом о дальнейших планах.

— Не моя вина, — проговорил он вслух, голос его прозвучал хрипло.

Надо еще раз поговорить с ней, с этой американкой. Она должна что-то знать об оригинальной колоде Боске. Иначе зачем она здесь? Ее приезд не связан ни с гибелью Сеймура, ни с его жалким племянничком, ни с финансовым положением отеля. В этом он уже убедился. Она здесь по той же причине, что и он. Он не для того проделал всю грязную работу, чтобы какая-то американская сучка явилась на готовенькое и вырвала колоду у него из рук.

Он взглянул на темнеющий лес. Спустилась ночь. Джулиан протянул руку, включил лампу — и заорал.

Брат стоял прямо у него за спиной. Сеймур, восковой, безжизненный, каким Джулиан видел его в морге, кожа на лице изодрана, глаза налиты кровью…

Он выскочил, в панике опрокинув стул. Стакан с виски покатился по полированной столешнице.

Джулиан резко обернулся.

— Ты не можешь…

Комната была пуста.

Он стоял, ничего не соображая, шаря глазами по темным углам, пока не догадался. Это было его собственное тусклое отражение в темном окне, а не брат. Это были его глаза.

Джулиан глубоко вздохнул.

Брат мертв. Он-то знает. Он зарядил его стакан руфенолом. Он довел машину до моста над Ренн-ле-Бен, он перетащил Сеймура на водительское сиденье и отпустил ручной тормоз. Он видел, как падала машина.

— Ты сам меня вынудил, — пробормотал он.

Поднял глаза к окну, моргнул. Ничего там нет.

Он протяжно, устало выдохнул, нагнулся и поставил на место стул. Постоял минуту, сжав руки за спиной так, что побелели костяшки пальцев, склонив голову. Он чувствовал, как пот стекает между лопатками.

Потом он собрался с духом. Потянулся за сигаретами — никотин должен успокоить нервы — и снова оглянулся на темный лес за окном.

Оригинальная колода там, он уверен.

— В следующий раз, — пробормотал он.

Он уже рядом, он это чувствует. В следующий раз ему повезет. Он знает.

Пролитый виски дотек до края стола и медленно капал на ковер.

Глава 65

— Хорошо, выкладывай, — велела Мередит. — Рассказывай, что случилось.

Хол взгромоздил локти на стол.

— Прежде всего они не видят оснований заново открывать дело. Вердикт их устраивает.

— Какой вердикт?

— Смерть в результате несчастного случая. И что отец был пьян, — четко проговорил он. — Не справился с управлением машиной, свалился с моста через Сальз. В три раза превышает предельную норму — так сказано в заключении токсикологической экспертизы.

Они сидели в нише под окном. Ресторан в этот ранний час был почти пуст, так что они разговаривали, не опасаясь, что их подслушают. Через стол, покрытый белой льняной скатертью, в свете мерцающих на столе свечей Мередит дотянулась и взяла его руки в свои.

— По-видимому, была и свидетельница. Англичанка, доктор Шелаг О'Доннел, проживающая рядом.

— Но это же помогает делу, да? Она видела, что случилось?

Хол покачал головой.

— В том-то и дело. В ее показаниях сказано, что она слышала скрип тормозов и шин. Ничего она не видела.

— Она сообщила о происшествии?

— Не сразу. Комиссар говорит, что многие проезжают тот поворот к Ренн-ле-Бен на слишком большой скорости. Она только наутро, увидев «скорую помощь» и полицейских, поднимающих машину из реки, сложила два и два. — Он помолчал. — Я думал поговорить с ней. Думал, может, она что-нибудь вспомнит.

— Разве она не все сказала полиции?

— У меня такое впечатление, что они не считают ее надежной свидетельницей.

— Почему?

— Прямо они не сказали, но намекали, что она пьяница. Кроме того, на дороге не было следов шин, так что едва ли она могла что-то услышать. Это если верить полиции. — Он помолчал. — Они не хотели давать мне ее адрес, но я успел списать номер с досье. Вообще-то… — он помолчал, — я пригласил ее завтра приехать сюда.

— Ты уверен, что это хорошая мысль? — спросила Мередит. — Если полиция увидит в этом вмешательство в свои дела, они станут помогать тебе еще менее охотно.

— Все равно они меня выставили, — злобно проговорил он. — Но, сказать тебе правду, мне кажется, я бьюсь головой о кирпичную стену. Я несколько недель пытался убедить полицию отнестись ко мне серьезно, терпеливо болтался рядом и ничего не предпринимал, а толку-то! — Он замолчал, щеки у него пылали. — Извини. Тебе это малоинтересно.

— Да ничего, — ответила она, размышляя, как похожи кое в чем Хол и его дядя — оба мигом вспыхивают, и тут же почувствовала себя виноватой, представив, с каким отвращением встретил бы Хол такое сравнение.

— Признаю, у тебя нет причин полагать, что я прав, но я просто не могу поверить в официальную версию. Не утверждаю, что мой отец был непогрешим — на самом деле не так уж много между нами было общего. Он был спокойный, замкнутый — не из тех, кто открыто выражает свои чувства, — но чего он не мог сделать, так это, напившись, сесть за руль. Даже во Франции. Невозможно.

— В таких вещах легко обмануться, Хол, — мягко заметила она и добавила: — Со всеми такое случается. — Хотя с ней никогда не случалось. — Выпил лишнего. Не рассчитал сил.

— Говорю же, только не с отцом, — сказал он. — Он любил вино, но никакими силами его нельзя было усадить за руль, после того как он выпил. — Плечи у него поникли. — Мою мать сбил насмерть пьяный водитель, — договорил он тихо. — Она шла забрать меня из школы в поселке, где мы тогда жили, днем, в половине четвертого. Тот идиот на «БМВ» накачался в баре шампанским и превысил скорость.

Теперь Мередит окончательно поняла, почему Хол не может поверить полицейскому заключению. Но одним нежеланием принимать факт не изменишь. Она знала это по себе. Если бы желания исполнялись, ее родная мать поправилась бы. И не было бы всех тех сцен и скандалов.

Хол поднял на нее глаза.

— Папа не сел бы в машину, будь он пьян.

Мередит сдержанно улыбнулась.

— Все же, если тест на алкоголь дал положительный результат… — Она оставила вопрос висеть в воздухе. — Что ответили полицейские, когда ты поднял эту тему?

Хол пожал плечами.

— Они явно считают, что меня все это так подкосило, что я перестал соображать.

— Так. Давай зайдем с другой стороны. Тест мог оказаться ошибочным?

— В полиции говорят — нет.

— Они искали что-нибудь еще?

— Например?

— Наркотики?

Хол покачал головой.

— Решили, что и так все ясно.

Мередит задумалась.

— Ну а не мог он просто превысить скорость? Не удержать машину на повороте?

— Опять-таки на дороге не осталось следов торможения, и в любом случае это не объясняет алкоголя в крови.

Мередит прямо взглянула на него.

— Тогда что же, Хол? К чему ты ведешь?

— Либо тест фальшивый, либо кто-то впрыснул ему алкоголь.

Лицо выдало ее мысли.

— Ты мне не веришь, — сказал он.

— Я этого не говорю, — поспешно возразила она. — Но подумай сам, Хол. Даже если предположить, что такое возможно, кто мог это сделать? И зачем?

Хол не отпускал ее взгляд, пока Мередит не поняла, о чем он думает.

— Твой дядя?

Он кивнул:

— Больше некому.

— Ты что, всерьез? — поразилась она. — То есть я понимаю, что вы с ним не ладите, и все-таки… Обвинять его в…

— Я понимаю, что это звучит нелепо, но подумай, Мередит, кому еще?

Мередит замотала головой.

— И ты высказал свои обвинения в полиции?

— Не так напрямик, но я потребовал, чтобы дело передали в национальную жандармерию.

— Что это значит?

— Национальная жандармерия расследует преступления. С самого начала авария рассматривалась как несчастный случай, как дорожное происшествие. Но если я сумею найти улики, связывающие его с Джулианом, тогда удастся заставить их пересмотреть дело. — Он взглянул на Мередит. — Если бы ты поговорила с доктором О'Доннел, она наверняка была бы откровеннее.

Мередит откинулась на стуле. Весь сценарий был бредовым. Она ему действительно сочувствовала, но не сомневалась, что он ошибается. Ему необходимо найти виноватого, чтобы переложить на него свой гнев и чувство потери. И она по собственному опыту знала: как бы жестока ни была правда, незнание хуже. Пока не узнаешь правду, невозможно оставить прошлое позади и жить дальше.

— Мередит?

Она только теперь заметила, что Хол не сводит с нее глаз.

— Извини, — сказала она, — задумалась.

— Ты сможешь быть завтра при разговоре с доктором О'Доннел?

Она замялась.

— Я был бы очень благодарен.

— Наверно… — сказала она наконец, — наверняка буду.

Хол облегченно вздохнул:

— Спасибо.

Подошел официант, и настроение сразу изменилось, напряженный разговор превратился в обычное свидание. Оба заказали по бифштексу, и Хол выбрал к нему бутылку местного красного вина. С минуту они сидели, посматривая друг на друга, ловя взгляд и не зная, о чем заговорить.

Хол нарушил молчание.

— Ладно, — сказал он, — хватит о моих проблемах. А ты не хочешь рассказать, зачем на самом деле приехала?

Мередит застыла.

— Прошу прощения?

— Очевидно, не ради книжки о Дебюсси, верно? Или, во всяком случае, не только ради нее.

— Почему ты так говоришь?

Это прозвучало резче, чем она хотела.

Он вспыхнул.

— Ну, прежде всего, то, чем ты сегодня интересовалась, никак не касается Лилли Дебюсси. Тебя больше занимала история этих мест, Ренн-ле-Бен, и его жителей. — Он ухмыльнулся. — Еще я заметил, что фотография, висевшая за роялем, куда-то пропала. Кто-то ее одолжил.

— Ты решил, что это я ее взяла?

— Ты рассматривала ее нынче утром, вот и… — с виноватой улыбкой пояснил он. — И еще, мой дядя… не знаю, может, я и ошибаюсь, но мне пришло в голову, что ты приехала проверить какие-то его дела… вы явно друг другу не по душе.

И он замолк, будто высказал все, что думал.

— Ты решил, что я проверяю твоего дядю? Шутишь, что ли?

— Ну, возможно, может быть… — Он дернул плечом. — Нет, не знаю.

Она пригубила вино.

— Я не хотел обидеть…

Мередит подняла руку.

— Давай разберемся, правильно ли я поняла. Поскольку ты не веришь, что несчастный случай с твоим отцом был на самом деле несчастным случаем, и поскольку ты считаешь, что результаты теста могли подделать или кто-то мог накачать его спиртным и столкнуть с дороги…

— Да, хотя…

— В общем, ты подозреваешь, что твой дядя причастен к смерти отца. Так или нет?

— Ну, в такой формулировке это выглядит…

Мередит не дала себя прервать, повысив голос.

— И от всего этого по каким-то безумным соображениям ты, увидев меня, решил, что и я в чем-то замешана? Так ты рассуждаешь, Хол? Что я, по-твоему, какая-нибудь Нэнси Дрю?

Она откинулась на стуле и сурово уставилась на него.

У него хватило совести покраснеть.

— Я не хотел тебя обидеть, — сказал он, — но, понимаешь, из-за того, что папа как-то сказал — в апреле, после разговора, о котором я уже рассказывал, — у меня сложилось впечатление, что ему не нравится, как Джулиан ведет дело, и он намерен что-то предпринять.

— Разве в таком случае твой отец не сказал бы тебе все, как есть? Ведь это и тебя касается?

Хол покачал головой.

— Папа был не такой. Он терпеть не мог слухов, сплетен. Ни за что бы ничего не сказал, даже мне, пока не проверил бы все факты. Невиновен, пока вина не доказана.

Мередит обдумала сказанное.

— Хорошо, это я могу понять. Но тебе все же кажется, что между ними что-то было?

— Могла быть какая-то мелочь, но у меня сложилось впечатление, что дело серьезное. Что-то связанное с Домейн-де-ла-Кад и его историей, а не просто с деньгами. — Он пожал плечами. — Прости, Мередит, яснее объяснить не могу.

— Он тебе ничего не оставил? Досье, записей?

— Поверь, я все обыскал. Ничего нет.

— И вот, сложив все воедино, ты заподозрил, что он мог нанять кого-то покопать вокруг твоего дяди. Проверить, не вынырнет ли что-нибудь? — Она замолчала, разглядывая его через стол. — Почему было просто не спросить меня? — Она сердито сверкнула глазами, хотя прекрасно понимала, почему он не спросил напрямик.

— Ну, потому что мне пришло в голову, что ты здесь… ради моего отца, только сегодня днем, когда нашлось время поразмыслить.

Мередит сплела пальцы.

— Значит, ты не потому заговорил со мной вчера в баре?

— Нет, конечно, — с неподдельным изумлением ответил он.

— Тогда почему? — требовательно спросила она.

Хол покраснел.

— Господи, Мередит, ты сама знаешь почему. Это же вполне очевидно.

На сей раз покраснела Мередит.

Глава 66

Хол настоял на том, чтобы оплатить счет за ужин. Наблюдая за ним, Мередит гадала, сумеет ли дядя отделаться от него, учитывая, что юридически племянник владеет половиной имения. И сразу на нее нахлынуло прежнее беспокойство. За него.

Они вышли из ресторана и прошли в вестибюль. На нижней ступеньке Мередит почувствовала, как пальцы Хола сжали ее пальцы.

Молча, рука в руке, они прошли по лестнице. Мередит была совершенно спокойна, никаких нервов и колебаний. Ей не пришлось гадать, хочет ли она этого. Ей было хорошо. Им даже не пришлось обсуждать, куда пойти, оба, не сговариваясь, решили, что в комнате Мередит лучше. Лучше для них обоих, и именно сейчас.

Они дошли до площадки первого этажа, не столкнувшись ни с кем из постояльцев. Мередит повернула ключ, громко щелкнувший в тихом коридоре, и толкнула дверь. Они вошли внутрь, так и держась за руки. Полоски белого света осенней луны ложились из окна на пол. Лучи отражались и блестели на зеркале, на стекле портрета в рамке, стоявшего на столе. Анатоль и Леони Верньер и Изольда Ласкомб.

Мередит потянулась включить свет.

— Не надо, — тихо сказал Хол.

Он протянул руку и привлек ее голову к себе. Мередит вдохнула его запах, тот же, что в Ренн-ле-Шато — шерсти и мыла. Они целовались, чувствуя на губах вкус красного вина. Осторожный, нежный поцелуй, знак дружбы, перешел в иной, гораздо более настойчивый. Мередит ощутила, как уютное спокойствие уступает место желанию, как жар поднимается по телу от ступней, по бедрам, к животу, к ладоням рук и как шумит в ушах кровь.

Хол наклонился и, одним движением подхватив ее на руки, перенес на кровать. Ключ выпал из руки Мередит, тяжело стукнув о ковер.

— Какая ты легкая, — шепнул он, целуя ее в шею.

Он заботливо уложил ее и присел рядом, твердо поставив ноги на холодный пол, отстранившись в паузе, словно голливудский актер на утреннике под взглядом цензора.

— Ты… — начал он, сбился и начал заново: — Ты уверена, что хочешь…

Мередит приложила пальчик ему к губам.

— Ш-ш-ш…

Она медленно принялся расстегивать пуговицы его рубашки, потом направила его руку к себе. Приглашение и подсказка. Она слышала, как прервалось у него дыхание и как он снова глубоко задышал в осыпанной лунным серебром комнате. Сев на кровати красного дерева, поджав ноги, Мередит нагнулась, чтобы поцеловать его, черные волосы упали ей на лицо, разница в росте тотчас исчезла.

Хол боролся со своим свитером и совсем запутался в нем, когда рука Мередит пробралась ему под футболку. Оба засмеялись чуточку стесненно, а потом закончили раздеваться стоя.

Мередит совсем не стеснялась его. Все казалось совершенно естественным, все шло правильно. В Ренн-ле-Бен она словно выпала из течения времени. Как будто на несколько дней оторвалась от обыденной жизни — жизни, где обдумывают последствия своих поступков. Здесь действовали совсем другие правила.

Она сбросила последнюю одежду.

— Ух ты! — сказал Хол.

Мередит шагнула к нему, прикосновение обнаженной кожи было таким интимным, таким острым. Она ощущала, как сильно он желает ее, но он готов был ждать, подчиняясь ее желаниям.

Она взяла его за руку и потянула обратно к кровати. Откинула покрывала, и они скользнули под простыни, в хрусткое прохладное полотно, равнодушное к жару их тел. Минуту они лежали бок о бок, рука к руке, как рыцарь и его дама на каменном надгробии, потом Хол приподнялся на локте и провел ладонью по ее волосам.

Мередит глубоко вздохнула, расслабляясь под его рукой.

Теперь рука опустилась ниже, погладила плечо, впадинку на шее, скользнула по груди, сплела пальцы с ее пальцами, а его губы и язык что-то шептали ее коже.

Мередит ощутила, как желание становится все горячее, раскаляется докрасна, она могла бы проследить его течение по жилам, сквозь кости, в каждой частице тела. И когда оно стало нестерпимым, Хол приподнялся и лег между ее нагих бедер. Мередит взглянула в его голубые как лед глаза и увидела в них отражение всего возможного. Лучшего и худшего на свете.

— Уверена?

Мередит улыбнулась и протянула руку вниз, чтобы направить его. Хол бережно вошел в нее.

— Хорошо, — прошептала она.

На минуту они замерли, наслаждаясь покоем в объятиях друг друга. Потом Хол начал двигаться, сперва медленно, потом чуть настойчивее. Мередит крепко обхватила руками его спину, ее тело гудело от тока собственной крови. Она чувствовала его силу, мощь плеч и ладоней. Ее язык выстрелил ему в рот — влажный, онемевший язык.

Он дышал тяжелее, двигался жестче, желание, потребность в автоматическом движении охватили его. Мередит обнимала его все крепче, поднимаясь ему навстречу, овладевая им, так же захваченная властью мгновения. Он выкрикнул ее имя, содрогнулся, и оба замерли.

Гул у нее в голове затихал. Она снова ощутила всю тяжесть его тела, выжимающую из нее воздух, но не пошевелилась. Она погладила его густые темные волосы и притянула к себе. Миг спустя она поняла, что он молча плачет и лицо его мокро от слез.

— О, Хол, — с жалостью шепнула она.

— Расскажи мне что-нибудь о себе, — попросил он немного позже. — Ты так много знаешь обо мне, о том, что я здесь делаю, — может, даже слишком много, — а я ничего о вас не знаю, мисс Мартин.

Мередит рассмеялась:

— Как официально, мистер Лоуренс!

Она провела рукой по его груди и ниже.

Хол поймал ее пальцы.

— Я серьезно! Я даже не знаю, где ты живешь. Кто твои родители? Ну расскажи!

Мередит заплела его пальцы своими.

— Ладно. Выдаю резюме. Я выросла в Милуоки, жила там до восемнадцати лет, потом поступила в колледж в Северной Каролине. Там училась, осталась в аспирантуре, потом сменила пару преподавательских мест в других колледжах — одну в Сан-Луи, другую под Сиэтлом — и все это время искала, кто бы финансировал мою работу над биографией Дебюсси. Пару лет работала в расчете на будущее. Мои приемные родители поддержали — переехали из Милуоки в Чапел-Хилл, поближе к моему старому колледжу. В начале этого года я получила работу в частном колледже недалеко от университета Северной Каролины и, наконец, заключила договор с издательством.

— Приемные родители? — переспросил Хол.

Мередит вздохнула.

— Моя родная мать, Жанет, не могла меня растить. Мэри — ее дальняя родственница, что-то вроде многоюродной тетушки. Я часто жила у них, когда Жанет болела. Когда стало совсем плохо, перебралась к ним насовсем. Они официально удочерили меня пару лет спустя, когда моя родная мама… умерла.

Простые, тщательно подобранные слова не передавали правды о годах ночных телефонных звонков, неожиданных визитов, воплей на улице, о бремени ответственности, которую маленькая Мередит ощущала за свою ущербную и подверженную перепадам настроения мать. И деловитое перечисление фактов даже не намекало на то чувство вины, которое преследовало ее все эти годы, за то, что первой реакцией ее на известие о смерти матери было не горе, а облегчение.

Она не могла простить себе этого.

— Трудновато пришлось, — сказал Хол.

Мередит усмехнулась его типично британской недооценке и придвинулась ближе к лежащему рядом теплому телу.

— Мне повезло, — сказала она. — Мэри — изумительная женщина. Это она отдала меня учиться игре на скрипке, потом на пианино. Я всем обязана ей и Биллу.

Он усмехнулся.

— Стало быть, ты и вправду пишешь биографию Дебюсси?

Мередит шутливо пихнула его в бок:

— Вот и пишу!

Минуту они лежали в уютном дружеском молчании. Потом Хол заговорил:

— Но за этим стоит что-то еще. — Не отрывая головы от подушки, он повернулся к портрету в рамке на другом конце комнаты. — Я ведь не ошибаюсь, а?

Мередит села, натянув на себя простыню, оставив открытыми только плечи.

— Нет, не ошибаешься.

Уловив, что она еще не готова к разговору, Хол тоже сел и спустил ноги на пол.

— Тебе ничего не хочется? Выпить? Принести что-нибудь?

— Стакан воды неплохо бы, — сказала она.

Она смотрела, как он скрывается в ванной и через несколько секунд появляется с двумя стаканчиками для чистки зубов, потом прихватывает из мини-бара пару бутылочек и снова забирается в постель.

— Вот, держи.

— Спасибо, — кивнула Мередит, глотнув из бутылочки. — До сих пор я только и знала о семье моей родной матери, что они родом из этой части Франции, а во время — или сразу после — Первой мировой войны переселились в Америку. У меня есть фотография моего — я почти уверена — прапрадеда во французской армейской форме. Снимок был сделан на площади Ренн-ле-Бен в 1914-м. Рассказывали, что он скончался в Милуоки, но я ведь даже имени его не знала, так что дальше продвинуться не могла. В нашем городе много переселенцев из Европы, приезжавших с начала девятнадцатого века. Первым на постоянное жительство прибыл французский торговец Жак Во, основавший торговую факторию на утесе у слияния трех рек: Милуоки, Меномони и Кинникинник. Так что звучало это вполне правдоподобно.

Она за несколько минут в общих чертах пересказала Холу открытия, сделанные ею в Домейн-де-ла-Кад, — строго придерживаясь фактов, достаточно очевидных. Она объяснила, почему забрала из вестибюля портрет, и сказала о листке с нотами, унаследованном от бабушки, Луизы Мартин, но промолчала о картах. С нее вполне хватило неприятного разговора в баре, и ей совсем не хотелось сейчас напоминать Холу о его дядюшке.

— Так ты думаешь, тот неизвестный солдат — Верньер, — сказал Хол, когда Мередит выговорилась до конца.

Она кивнула.

— Внешнее сходство поразительно. Цвет волос, лицо. Мог быть братом или близким родственником, но, принимая во внимание даты и его возраст, думаю, он скорее прямой потомок. — Она замолчала, улыбнувшись в темноте. — А как раз перед тем, как спуститься к ужину, я получила от Мэри е-мейл, что на кладбище Митчел-Пойнт в Милуоки есть могила Верньера.

Хол улыбнулся.

— Так ты думаешь, Анатоль Верньер был его отцом?

— Не знаю. Это уже следующий шаг. — Она вздохнула. — Может, сын Леони?

— Тогда бы он не был Верньером.

— Мог быть, если она не была замужем.

Хол кивнул.

— Справедливо.

— Тогда договоримся: завтра, после встречи с доктором О'Доннел, ты поможешь мне заняться розысками истории Верньеров.

— Договорились, — легко согласился он, но Мередит почувствовала, как он снова напрягся. — Понимаю, что ты считаешь, будто я слишком много важности придаю этой встрече, а все-таки я рад, что ты там будешь. Она приедет к десяти.

— Ну, — сонно пробормотала Мередит, — ты сам сказал, она охотнее будет говорить с женщиной.

Глаза у нее закрывались сами собой. Мередит чувствовала, как ее уносит от Хола. Серебряная луна продвинулась по черному небу Миди. Внизу, в долине, колокол прозвонил час.

Глава 67

Мередит видела сон. Она сидит за роялем у подножия лестницы. Знакомый холодок клавиш под пальцами и знакомая мелодия. Она играла любимую пьесу Луизы, исполняла хорошо, как никогда, сладкую и в то же время призрачную мелодию.

Потом рояль исчез, а она шла по узкому пустому коридору. В конце горел свет, и оттуда начиналась каменная лестница со ступенями, выбитыми посередине ногами и временем. Она повернулась, чтобы уйти, но обнаружила, что стоит все на том же месте. Она знала, что находится в Домейн-де-ла-Кад, но эта часть дома или имения была ей незнакома.

Идеально ровный квадрат света падал от газового фонаря на стене, зашипевшего и фыркнувшего, когда девушка прошла под ним. На стене над лестницей висел старый пыльный гобелен со сценой охоты. Минуту она не могла отвести взгляда от жестоких лиц охотников с красными пятнами крови на копьях. Только охотились они, вдруг поняла она во сне, не на зверя. Перед ними был не медведь, не кабан и не волк. Нет, черная тварь стояла на двух раздвоенных копытах, и ярость искажала почти человеческие черты его лика. Демон с красными когтями.

Асмодей.

На заднем плане огонь. Лес пылал.

Мередит застонала и повернулась на постели, а во сне ее руки, одновременно и налитые тяжестью, и невесомые, толкнули старую деревянную дверь. Землю покрывал серебристый ковер пыли, блестевшей в лунном свете или в отсвете газового огонька.

Воздух был неподвижен. В то же время в нем не чувствовалось сырости или холода, как бывает в пустых помещениях. Время сделало скачок вперед. Мередит снова слышала звуки рояля, но теперь мелодия стала прерывистой, напоминала звук ярмарочной карусели, угрожающий и зловещий.

Дыхание ее участилось. Руки спящей сжали край одеяла — она ухватилась за холодный металлический засов.

Открыла дверь. Перешагнула каменный порог. Не взлетела птица, за дверью не слышно было перешептывающихся голосов. Она стояла теперь в какой-то часовне. Высокий потолок, выложенный плитами пол, алтарь и витражные стекла. Роспись на стене она сразу узнала — точное подобие персонажей с колоды Таро. Часовня-надгробие. Полная тишина. Только эхо ее шагов нарушало безмолвие. Но вот понемногу в воздухе послышался шепот. Она слышала голоса, звуки в темноте. Вернее, голоса сквозь стену молчания. И пение.

Она двинулась вперед и почувствовала, как воздух будто раздвигается, словно невидимые для света духи расступались, давая ей проход. Само место как будто затаило дыхание, отсчитывая время по тяжелым ударам ее сердца.

Мередит шла вперед, пока не оказалась перед алтарем, на равном расстоянии от четырех окон, прорезанных в восьмиугольнике стен. Она стояла посреди квадрата, намеченного черным на каменном полу. Вокруг него были выписаны буквы.

«Помоги мне…»

Здесь кто-то есть. Что-то двигалось в темноте и молчании. Мередит ощущала, как сжимается, словно складывается вовнутрь, пространство вокруг нее. Она ничего не видела, но знала — она здесь. Живое, дышащее присутствие, ткань воздуха. И она знала, что уже видела ее прежде — под мостом, на дороге, у своей постели. Вода, воздух, огонь, а теперь и земля. Четыре масти Таро, содержащие в себе все возможности.

«Услышь меня. Помоги мне».

Мередит ощутила, что падает, падает в тишину и покой. Она не боялась. Она была теперь не она, она стояла вовне, заглядывая внутрь. И теперь уже ясно в спящей комнате услышала собственный голос, спокойно позвавший:

— Леони?

Мередит показалась, что темнота стала иной, сомкнулась вокруг закутанной в плащ фигуры движением воздуха, обвилась, как ветер. В ногах кровати фигура чуть качнула головой. Длинные медные кудри, только неосязаемый цвет, открывшийся, когда капюшон упал с ее головы. Прозрачная кожа. Зеленые, почти прозрачные глаза. Бестелесный облик. Длинное черное платье под плащом. Силуэт без объема.

«Я — Леони».

Эти слова Мередит услышала у себя в голове. Девический голос, голос из прежних времен. И снова воздух в комнате шевельнулся, словно само пространство облегченно вздохнуло.

«Я не могу уснуть. Пока меня не найдут, мне не уснуть. Услышь правду».

— Правду? О чем? — прошептала Мередит.

Свет менялся, слабел.

«Историю в картах».

Порыв воздуха, свет распадался, нечто — кто-то — уходил. Снова изменилась атмосфера. В темноте таилась угроза, и сдерживала ее Леони. Но едва ее нежный призрак исчез, его сменило нечто смертоносное. Холод надвигался на Мередит, словно холодные щупальца морского тумана, пропахшие солью, рыбой и дымом. Она знала, что должна бежать, даже не зная от чего. Она незаметно для себя пятилась к двери.

Нечто стояло у нее за спиной. Черный образ или какое-то существо. Мередит почти чувствовала его дыхание на своей шее, облачка белого пара в холодном воздухе. Но каменный неф сжимался. Деревянная дверь уменьшалась, удалялась.

«Un, deux, trois, loup! Раз, два, три, волк, лови!»

Нечто едва не хватало ее за пятки, брало разбег в тени, готовясь к прыжку. Мередит бросилась бежать, страх придавал силу ее дрожащим ногам. Резиновые подошвы скользили на каменных плитах. А в спину все дышало нечто.

«Еще чуть-чуть…»

Она бросилась к двери, ударилась плечом о косяк, боль насквозь прошила руку. Тварь была уже рядом, ее колкая щетина, запах железа и крови касались тела девушки, впитывались в кожу от макушки до подошв ног. Она сражалась с засовом, дергала, поворачивала, тянула к себе, но он не поддавался. Она принялась колотить в дверь, не позволяя себе оглянуться через плечо, чтобы не встретить взгляд ужасных голубых глаз. Тишина сгущалась вокруг нее. Она чувствовала, как руки злобно сомкнулись вокруг шеи — мокрые, холодные, грубые. Запах моря, увлекающий в гибельную глубину.

Глава 68

— Мередит, Мередит! Все хорошо. Все хорошо, слышишь?

Она проснулась как от удара, жадно глотая воздух. Каждая мышца тела напряжена, каждый нерв кричит. Хлопчатое покрывало скомкано и перекручено. Пальцы свело, как в судороге. Еще мгновение она ощущала пожирающую ее ярость, словно гнев твари проник ей под кожу.

— Мередит, все в порядке! Я здесь.

Она еще пыталась вырваться, пока постепенно не осознала теплое прикосновение объятий, защищающих ее, а не несущих зло.

— Хол! — Плечи ее расслабились.

— Тебе приснился кошмар, — сказал он. — Это ничего. Все хорошо.

— Она была здесь… Она была здесь… потом… появилось это и…

— Ш-ш, все хорошо, — повторил он.

Мередит уставилась на него. Протянула руку, пальцами ощупала его лицо.

— Здесь никого нет, кроме нас с тобой. Просто кошмар. Теперь все прошло.

Мередит озиралась, словно каждую минуту ожидая, что нечто возникнет из теней комнаты. В то же время она понимала, что сон кончился. Понемногу она поддалась объятиям Хола. Его теплые сильные руки прижимали ее к себе, защищали, ей ничто не грозило у его груди. Она чувствовала, как он дышит, спокойно и ровно.

— Я видела ее, — пробормотала она, но говорила теперь сама с собой, не с Холом.

— Кого? — шепнул он.

Она не ответила.

— Все в порядке, — ласково повторил он. — Засыпай снова.

Он гладил ее по голове, откидывая кудряшки со лба, как Мэри, успокаивавшая ее после кошмаров, мучивших девочку, когда та впервые поселилась у нее.

— Она была здесь, — снова сказала Мередит.

Понемногу, под нежным настойчивым движением ладони Хола, ужас отступал. Веки отяжелели, и все тело, согреваясь и обретая чувствительность, налилось тяжестью.

Четыре часа утра.

Луну закрыло облако, и было совсем темно. Любовники, впервые познавшие друг друга, заснули, обнявшись, окутанные темной синевой раннего утра, предвещавшей новый день.