Тайфун

Иван ЧЕРНЫХ

Т А Й Ф У Н

Роман

Глава первая

1

Не зря говорят: "Беда не ходит в одиночку"...

То, что от Владимира Родионова полгода назад сбежала жена, оставив короткую записку: "Прости, делаю как мы договорились ранее", он стал забывать; вернее смирился с мыслью, что навсегда потерял её, и боль и обида стали утихать, уходить на второй план - ему легче стало их отгонять, - и он полностью отдался службе. Но несчастья поджидали его и здесь: в последних полетах пропал летчик капитан Соболевский. Пропал средь бела дня при синем небе и ясном солнце: выполнял тренировочный полет над морем после вынужденного двухмесячного перерыва - не было топлива. Уже возвращался домой, и вдруг - ни связи, ни метки на экране локатора. Поначалу Родионов посчитал, что летчик снизился раньше времени и операторы не видят самолет из-за местников, засветок от сопок, но подошло время появиться ему над аэродромом, а он словно в воду канул...

Три дня уже ведутся активные поиски: вертолеты исследуют побережье, где предположительно мог упасть самолет, пограничные катера прочесывают море, отыскивая летчика в ярко-оранжевом спасательном жилете: в надежде, что он успел катапультироваться; оповещены местные охотники и рыболовы. Но пока отовсюду идут неутешительные сообщения: ни летчика, ни обломков самолета не обнаружено.

Из Москвы прилетела комиссия по расследованию летного происшествия, возглавляемая полковником Вихлянцевым, знакомым Родионова по сочинскому санаторию, где им довелось отдыхать вместе и где завязалась их дружба чуть не окончившаяся серьезным конфликтом.

Владимир Васильевич был тогда ещё холост, а Петр Иванович прибыл в Сочи с женой, у которой путевки в санаторий не имелось, но в городе проживала её сестра, где и остановилась Варя, тридцатилетняя супруга Вихлянцева, симпатичная кареглазая шатенка невысокого роста с милым румяным, как пончик, личиком. В минуты душевного расположения Петр Иванович и называл её ласково Пончиком, явно иронизируя. Но Варя то ли не замечала этого, то ли делала вид, что не замечает. Во всяком случае, в ответ лишь улыбалась.

Но то было шесть лет назад и Владимир Васильевич подумать тогда не мог, что судьба снова сведет их и прежние перипетии туго свяжет в узел с теперешним происшествием...

Познакомились они в Адлере, куда Владимир Васильевич прилетел с Геннадием, другом и сослуживцем, отдыхать в сочинский санаторий Министерства обороны. На Дальнем Востоке, где они служили, уже вовсю властвовали заморозки, а в Сочи зеленели кипарисы, каштаны, самшит; небо было чистое и голубое, солнце яркое и ещё знойное, пришлось сразу переодеваться в легкий штатский костюм. Правда, Геннадий отказался - он очень любил военную форму, тем более что ему накануне присвоили звание капитана.

Получив багаж, они отправились на остановку такси, где уже стояли в ожидании мужчина и женщина.

- В Сочи? - обратился к Геннадию мужчина, как только они подошли.

- Туда, - кивнул Геннадий.

- В санаторий Министерства обороны?

Геннадий снова кивнул.

- Значит, поедем вместе. Будем знакомы. - Мужчина протянул Геннадию руку. - Петр. А это моя жена.

Женщина приветливо улыбнулась и назвала себя:

- Варя.

Уже начавшая полнеть, одетая в белую гипюровую кофточку и песочного цвета юбку с широким черным поясом, она выглядела элегантно и по сравнению с мужем довольно молодо. Петр производил впечатление солидного, большого начальника: низкорослый крепыш с начавшим вырисовываться животиком и двойным подбородком, с властными манерами - Владимир посчитал, что он либо командир полка, либо представитель вышестоящего штаба; во всей его плотной фигуре, во взгляде темно-карих чуть навыкате глаз, которыми он, казалось, пронизывает человека насквозь, чувствовались властность, внутренняя сила и твердая воля. Одет он был с иголочки - в модный, спортивного покроя светло-бежевый костюм. На этом, мысленно отметил Владимир, и кончаются его достоинства. Лицом Бог его явно обидел - оно было курносое, с веснушками и толстыми негритянскими губами. Однако Варя что-то нашла в нем, коль выбрала в мужья человека лет на десять старше себя.

Подошло такси. Варя села впереди, а мужчины еле втиснулись на заднее сиденье - новый знакомый занял добрую его половину. По пути разговорились, и выяснилось, что Петр всего-навсего майор, тоже летчик, точнее инспектор по технике пилотирования воздушной армии, базирующейся недалеко от Москвы.

По пути таксист завез Варю к сестре. Петр помог жене отнести чемодан и вернулся, объяснив, что навестит родственников вечером.

Оформляли летчиков долго, заставив внимательно ознакомиться с порядком проживания и расписаться.

- Прямо как в президентском офисе, - пошутил Петр.

После завтрака они отправились к морю. Петр оказался компанейским и веселым человеком, вел себя с капитанами на равных.

- Поклонимся Посейдону и посмотрим, каких русалочек он нам подкинул, пошутил Петр.

Они спустились на санаторный пляж. Море, синее и спокойное, будто ещё дремало, дыша глубоко и ровно: волны лениво вздымались и так же лениво катились к берегу, шурша галькой. Вдали маячили лодки с рыбаками. У самого горизонта почти недвижимо плыл белый корабль.

- Н-да, русалочки того, с пенсионным стажем, - грустно заключил Петр. - Скучновато нам здесь покажется.

Владимир окинул пляж взглядом. Народу было немало, в основном мужчины. Женщины объединились двумя небольшими группками, по пять человек. Одни лежали, другие сидели на деревянных лежаках, подставив просоленное морской водой тело солнечным лучам. Ни одной молодой и симпатичной среди них не было.

- Ото и добре, - сделал вывод Геннадий, перейдя на свой родной украинский, которым пользовался в минуты восторга или отчаяния. - Мы сюды не амурничать приихали, а отдыхать.

- То-то я смотрю, дюже изможденные вы, - сыронизировал Петр. - На службе надорвались или жены так вас уходили, что от баб воротит?

- На службе, - принял иронию Геннадий. - День и ночь литаем, аж животы подвило.

Петр прекрасно знал, что топлива ныне выделяют самые крохи, на всякий чрезвычайный случай, и "летают" пилоты месяцами на тренажерах, а не на МИГах, сжирающих в минуты тонны керосина.

- Вот и расслабитесь здесь с залетными телушечками, - продолжал грубо хохмить Петр. - Или ты недавно женился и однолюб?

- Це дюже плохо?

- Ну почему же... Только зря ты, в таком случае, один приехал. Знаешь старую истину, кто не изменяет? - И не ожидая ответа, продолжил: - Тот, кому не дают, и тот, у кого не просят. У тебя красивая жена?

- Потому вы и не рискнули оставить свою дома? - парировал Геннадий.

- Хоть парень ты не трус, да глуп, а мы, дружок, видали виды, продекламировал Петр. - Не я не оставил свою дома, а она меня. И к обеду примчится сюда, хотя со сборами ночь почти не спала. Ты тоже женат? повернулся он к Владимиру.

- Не успел. Сюда приехал невесту искать, - отшутился Владимир, не предполагая, что судьба тоже иногда может шутить; и более жестоко...

- Время неподходящее, - вздохнул Петр. - Студенточки учатся, а молодые мамаши предпочитают летом детишек к морю привозить.

Владимир разделся и пошел в воду. Тело обожгло холодом. Он окунулся с головой и поплыл, энергично работая руками и ногами. Спустя немного времени, когда кровь растеклась по всем клеточкам, создавая внутреннее тепло, он испытал настоящее блаженство - будто тело получило заряд бодрости и вдохновения.

Петр плюхнулся в воду с разбега. Нырнул и долго был под водой. Вынырнул с шумом, выдыхая воздух и отплевываясь. Поднял руку, в которой держал небольшого краба.

- Вот Варюхе подарок приготовил. - Окинул пляж взглядом, видимо, отыскивая жену. Но её нигде не было.

А Владимир и Геннадий ещё с полчаса барахтались в воде, гоняясь друг за другом, ныряя и дурачась, радуясь прекрасной погоде, долгожданному отдыху, бодрящему морю, смывшему все служебные неурядицы и проблемы.

Когда они вышли из воды, Петр уже приготовил карты. К ним четвертым партнером подсела женщина лет сорока пяти, полнотелая, с ярко накрашенными губами и подведенными синим глазами. Играла она азартно и безошибочно, чувствовалось, что за таким занятием проводит немало времени. Петр пересыпал игру анекдотами и выспрашивал у женщины, кто она и откуда. Она назвалась Капой, женой капитана первого ранга, находящегося в плавании. На Владимира и Геннадия она смотрела как на мальчишек, а Петра бесцеремонно склоняла к "экскурсии" в ресторан. Петр хитро посмеивался, не отвергая предложения, но и не давая согласия.

Время до обеда пролетело незаметно. Петр поднялся первым, снова внимательным взглядом окинул пляж. Настроение его заметно испортилось.

- До встречи, старушка, - помахал он новой знакомой рукой. - Дас фатум.

- Чего? - не поняла Капа.

- Рок, - пояснил Петр. - Молодая поклонница ждет.

- Эх, Петя-петушок, - разочарованно вздохнула Капа. - Врешь, поди. Молодая... В твои-то годы пора понять в женщинах толк.

Они оделись и поднялись на фуникулере к корпусу. Петр рассчитывал, что жена ждет его там, но её нигде не было.

- А жинка ваша, мабуть, того, заблудилась , - подколол Геннадий.

- Моя не заблудится, - уверенно сказал Петр и усмехнулся. - А я вот могу. Кстати, вечером надо бы обмыть прописку. Какой ресторан возьмем под прицел?

- Вы же вечером обещали навестить родственников, - напомнил Владимир.

- Пошли они! - сказал с неожиданной злостью Петр. - Новые русские. Жлобы. Не люблю я их.

Владимиру идти в ресторан не хотелось, но отказаться - значило зачислить и себя в разряд жлобов. Выручил Геннадий:

- Ресторан - хорошо. Но мы вечером обещали навестить нашего бывшего командира, - придумал он отговорку. - Мы ещё из Хабаровска дали ему телеграмму, и он ждет нас.

- Командиров надо почитать, - в задумчивости похвалил офицеров Петр. Но по лицу его было видно, что он не поверил Геннадию...

Так шесть лет назад состоялось знакомство Владимира и Геннадия с нынешним представителем штаба ВВС полковником Вихлянцевым, старшим инспектором службы безопасности полетов, председателем комиссии по расследованию летного происшествия.

2

На четвертый день поиски пришлось прекратить: на побережье навалился свирепый тайфун с красивым названием Флора. Низкие облака с дождем и шквальным ветром неслись над землей, вырывая деревья с корнями, ломая телеграфно-телефонные столбы, срывая с домов крыши. Люди боялись выходить из квартир, аэродром выглядел вымершим. Только мусор да клейкие листья с тополей, не успевшие ещё как следует распуститься, носились в воздухе, больно стегая по лицу тех, кто отважился появиться на улице.

Но, несмотря на непогоду, штаб работал, офицеры сновали по кабинетам, разрабатывая планы дальнейших поисков, уточняя уже поступившие сведения.

Полковник Вихлянцев занял кабинет командира эскадрильи и, обложившись документами и объяснительными записками, детально изучал обстоятельства происшествия. За два дня он не единожды прослушал записи радиопереговоров, просмотрел схемы проводок самолетов в небе, перечитал кипу бумаг. Голова у него шла кругом: столько всевозможных нелепых совпадений, что остановиться на какой-либо определенной версии не представлялось пока возможным. Во-первых, капитан Соболевский имел двухмесячный перерыв в полетах, а это для летчика, как для спортсмена, потеря мастерства, навыков, отточенных инстинктивных действий. И хотя подполковник Родионов утверждает, что дал ему только один провозной полет потому, что Соболевский отличный летчик, сразу вошел в "форму", поверить этому трудно: Вихлянцев имеет больший опыт и по себе знает, как нелегко восстанавливаются навыки.

Во-вторых, в тот день параллельно с российскими самолетами бороздил небо американский воздушный разведчик "Авакс", не только следил за действиями наших летчиков, прослушивал их переговоры (что зафиксировано нашими радарами), а и создавал временами радиолокационные помехи, намеренно заглушая переговоры летчиков, забивая экраны локаторов. Вроде бы тренировал своих пилотов действиям в усложненной обстановке, на самом же деле проверял выучку наших.

Американцам Вихлянцев не верил с детства. Его отец, тоже бывший военный летчик, участник Великой Отечественной, не раз рассказывал, как американцы тянули с открытием второго фронта и как цинично заявляли их некоторые политики: "Пусть больше убивают друг друга; мы второй фронт откроем тогда, когда силы обеих сторон иссякнут и война будет идти к завершению". Так, собственно, они и поступили. И теперь Россию обложили со всех сторон, расширяют свой военный блок до наших границ. Ясно зачем... К летному происшествию "Авакс" тоже может иметь отношение: на нем такая аппаратура, что способна влиять не только на приборы, но и на пилота.

В-третьих, могла иметь место самая настоящая диверсия: чеченцы орудуют по всей стране, мстя за погибших родственников, стремясь сорвать мирное урегулирование.

В-четвертых, перехватчик, на котором летал Соболевский, далеко не нового производства; накануне техник самолета старший лейтенант Горелов проводил на нем регламентные работы, менял ряд деталей. На этом в первую очередь Вихлянцев и сосредоточил внимание. По опыту своей двадцатилетней службы он знал, что не все записанное на бумаге делается на практике. Проверить это порой архитрудно, но именно недоделки являются зачастую причиной летных происшествий.

Полковник задержал взгляд на записи в журнале регламентных работ: "20 мая. Проверка пилотажно-навигационных приборов". В графе выполнения поставлен крестик - выполнено. "Проверка гидропневматиков и шасси". Крестик. "Проверка органов управления". Крестик. Попробуй проверь - делал он это или нет... А вот замену масляного фильтра, топливного фильтра низкого давления проверить можно.

Вихлянцев взял журнал востребования запчастей со склада. Ага, вот и запись: "Масляный фильтр. Топливный фильтр низкого давления. 21 мая". И роспись. Вот так заковыка! Взял 21, а на самолете заменил 20-го. Как это?.. 21-го состоялись полеты, с раннего утра, и, конечно же, Горелов при всем желании не успел бы выполнить эту работу...

Вихлянцев нажал на кнопку селектора.

- Дежурный по штабу капитан Селезнев слушает, - тотчас отозвался голос офицера.

- Полковник Вихлянцев. Пригласите ко мне инженера эскадрильи.

Не прошло и пяти минут как в кабинет вошел майор Пономарев, высокий худощавый мужчина в техническом костюме без погон, с большими руками, задубелыми на ветру и солнце, от масел и керосина. Доложил как и положено военному человеку:

- Майор Пономарев прибыл по вашему приказанию.

Вихлянцев протянул ему руку, указал на стул рядом.

- Присаживайтесь, Николай Васильевич. - И положил перед ним рабочую тетрадь техника самолета. - Горелов действительно накануне полетов выполнял регламентные работы?

- Совершенно верно, товарищ полковник. Я видел как он проверял электрооборудование, давление в шасси. Специалист он добросовестный и опытный.

- Добросовестный, опытный, - с грустью повторил полковник и раскрыл другой журнал. - Прочтите это... И что вы скажете теперь?

Пономарев долго не отрывал взгляда от строчки, словно не веря в написанное. Сказал в раздумье:

- Горелов действительно менял фильтры.

- Когда? - не сдержавшись, рявкнул Вихлянцев, возмущенный категоричным утверждением.

Майор пожал плечами, снова глянул в журнал.

- Двадцать первого.

- Двадцать первого он взял фильтры со склада! - Не снижая тона, уточнил полковник. - И двадцать первого состоялись полеты. Когда же он успел?

- Когда я прибыл на аэродром, Горелов находился на самолете и что-то делал, - без прежней уверенности пояснил Пономарев. - Развидняется рано, и он вполне мог успеть.

- А теперь посмотрите сюда! - Полковник сунул под нос майору второй журнал. - Чему и кому верить?

Пономарев снова пожал плечами.

- Возможно ошибся.

- Возможно, - Вихлянцев откинулся на спинку кресла. - А возможно и другое... Вызовите ко мне Горелова.

Пономарев ушел, а Вихлянцев продолжил изучение документов. Сравнивая хронометражи полетов с летными книжками пилотов, обнаружил приписки часов налета. Хотел было вызвать командира эскадрильи, но вспомнил, что ждет техника самолета.

Горелов не появлялся минут сорок, и полковник начал нервничать: вот тебе и добросовестный, опытный... Днем с огнем не разыщут. И приписки... Бардак, а не отдельная эскадрилья...

Наконец, в дверь несмело постучали.

- Разрешите? - старший лейтенант заглянул в чуть приоткрытую дверь.

- Заходи. - И когда Горелов, неуверенно ступая, прошел в кабинет, властно указал ему на стул напротив. - Садись. Почему сразу не явился? Битый час тебя жду!

- Так... то туда надо, то сюда, - замялся техник.

- Постой! - Вихлянцев уловил запах спиртного, подошел к технику вплотную. - Да от тебя, никак, водочкой попахивает?

- Ну и что? - вызывающе ответил техник и нахохлился, как петушок перед дракой. - У меня отгул, имею право сто грамм и кружку пива выпить.

- Это ещё какой отгул? За прогул?

- Это вы, начальники, гуляете, а мы вкалываем, - снова огрызнулся техник. - За два дня самолет после консервации в строй ввел. Вот инженер и поощрил...

- Это тот, который упал?

Горелов зыркнул на полковника злыми глазами и сразу обмяк под его уничтожающим взглядом. Помолчал, о чем-то думая, потом вдруг приободрился и с несвойственной ему амбицией задал ошеломляющий вопрос:

- А вы уверены, что он упал?

Полковник ответил не сразу.

- А ты считаешь, что он где-то в тайге приземлился или до сих пор летает?

- Ну, почему же... Наверное, слыхали как недавно один наш летун в Японию махнул?.. А из консервации я другой самолет в строй ввел. Кстати, на нем уже летали и никаких претензий. А на нем столько работы было...

- О сбежавшем летуне я слышал. - Вихлянцев сам удивился, как такая версия ему в голову не пришла. Но тут же нашел оправдание: о Соболевском командир отзывался только положительно. Ко всему, он недавно женился, и как утверждают сослуживцы, на красавице. - Тот был подкуплен, новый самолет за кордон угнал. А какая могла быть причина у Соболевского?

Горелов пожал плечами.

- Мало ли... Может, с жинкой не поладил.

Вихлянцев невесело усмехнулся.

- Так все просто? Поругался с женой и сразу за границу? Да и женился, насколько мне известно, совсем недавно. Девушка, говорят, очень красивая.

- Вот в том-то и заковыка, - сочувственно вздохнул техник. Красавицы, что ведьмы, от них всего можно ожидать...

- Ну, это уже похоже на сплетню, - возмутился полковник. - Или у тебя имеются какие-то основания? Тогда говори, не напускай тумана.

- Какие основания, - повторил Горелов. - Всем известно: появилась в гарнизоне приблудная красотка. Соболевский втюрился, как мальчишка, и через две недели предложил руку и сердце... А женщины о ней не очень-то лестно отзывались, говорили, что прошла она Крым и Рим.

- Ну, женщины от зависти могут всякое наговорить. Ты объясни конкретнее, что знаешь и что имеешь в виду?

Горелов поерзал на стуле.

- У Соболевского я в гостях не бывал, и как он жил со своей красоткой, не знаю. Знаю только, что он почти нигде не появлялся с нею. Может, из-за несоответствия - она красавица, а он рыжее мурло... Еще знаю, что она частенько в Хабаровск ездила.

- А зачем она туда ездила?

Горелов пожал плечами.

- И ты считаешь, что поездки в город дают серьезные основания заподозрить женщину в неверности, бросить её и родину?

- Ничего я не считаю, - снова нахохлился техник. - Я сказал, что люди говорят. А по моей вине самолет не мог упасть.

- Категоричное утверждение, - не согласился Вихлянцев. - Скажи, на самолете Соболевского обязательно надо было менять масляный фильтр и фильтр низкого давления?

- А как же. Регламентные работы. Самолет долго стоял, да и старенький он. Потому я и предпочел заменить фильтры.

- И когда ты это сделал?

- Накануне полетов, когда производил регламентные работы.

- Двадцатого мая? - уточнил Вихлянцев.

- Так точно, двадцатого.

- О чем ты и записал в рабочей тетради, - подсунул полковник технику журнал с записью. И прочитал: "Замена топливного фильтра низкого давления. Двадцатого мая". И крестик в графе выполнения стоит. Ошибки здесь не могло произойти?

- Никак нет.

- Да, ошибиться трудно, - согласился Вихлянцев и раскрыл журнал востребования. - А вот здесь записано, что на складе ты взял фильтр двадцать первого. И подпись твоя стоит. Как ты это объяснишь?

Горелова бросило в пот. Он смахнул капли ладонью со лба и стал торопливо объяснять:

- Видите ли... Я действительно топливный фильтр низкого давления и масляный фильтр взял двадцать первого, а двадцатого выполнял основные регламентные работы, где запланировал и замену фильтров, потому заранее и поставил крестик. Но кинулся, а в заначке фильтров у меня нет, Пошел на склад, а кладовщика, как назло, на месте не оказалось. Вечером, когда уходил домой, увидел его и договорился взять фильтр рано утром. Так и сделал. Утром двадцать первого я и заменил фильтры.

- Складно врешь, - не поверил полковник. - Почему же ты, когда я спросил о дате замены, ответил, что двадцатого? Я ещё переспросил: "Ошибки не могло быть?" Ты отчеканил: "Никак нет". Что теперь скажешь?

- Простите, машинально ответил... Такая мелочь...

- Вот мелочь и подвела тебя. Хотя ты все заранее продумал, решил вину на летчика свалить.

- Я все сделал как положено! Ей-Богу не вру! - Обречено воскликнул техник.

Вихлянцев выдержал паузу и, будто смягчившись, сказал с сочувствием:

- Допустим, ты сказал правду: вначале сделал запись, а на другой день заменил фильтры. Куда ты дел старые?

- На склад отнес.

- Вот и снова попался, - пристукнул полковник рукой по журналу кладовщика. - Посмотри, тут о сдаче - ни слова.

- Но я лично из рук в руки передал фильтр кладовщику. Видел даже, где он положил его. Хотите, принесу?

- А как ты докажешь, что это с того самолета? На нем ведь нет номера. Хочешь всучить первый попавшийся? Не выйдет. Здесь простачков, товарищ Горелов, нет. На твоем месте я честно во всем признался бы. У тебя есть смягчающие обстоятельства: самолет закреплен за другим техником, долго стоял и тебе приказали срочно подготовить его к полетам...

- Но я все сделал как положено! - уперся Горелов. - Поверьте, я ни в чем не виноват.

- А вот это надо доказать. Можешь быть свободен. И позови командира эскадрильи.

Горелов пошел из кабинета с низко опущенной головой, тяжело переставляя ноги.

Родионов явился минут через десять, с решительным видом прошел к столу и, сев напротив, заявил категорично:

- Горелову я верю. Не мог он не заменить фильтр.

- А я верю документам, - не менее категорично возразил Вихлянцев. - У тебя все хорошие - и летчики, и техники: сплошь добросовестные, дисциплинированные, исполнительные. Только некоторые почему-то с утра спиртным заряжаются, другие приписывают себе часы налета. Это, кстати, я тоже обнаружил и у Соболевского и ещё кое у кого. Но об этом после поговорим. А сейчас давай разберемся с объяснением техника. - Однако он взял со стола не рабочую тетрадь Горелова, а скрученную в рулон кальку проводки самолета и расстелил перед командиром эскадрильи. - Вот посмотри на схему. Это цель, - ткнул он пальцем в петляющую черную линию. - А это Соболевский. - Красная линия была более ровной. Вихлянцев повел рядом с ней карандашом. - Перехватчик шел с набором высоты. Вот его работа в зоне: виражи, развороты. Вот полет к цели. А вот отсюда Соболевский стал снижаться. Обрати внимание на глиссаду - она не так уж крута. Значит, самолет не падал, а планировал. И чем ниже, тем положе угол. Видимо, летчик боролся за машину, хотел её спасти.

Доводы полковника казались убедительными, и Владимиру Васильевичу нечем было ему возразить. Схема проводки показывала, что самолет, пилотируемый Соболевским, после непродолжительного прямолинейного полета вдруг начал снижаться без команды с командно-диспетчерского пункта и без доклада об изменении режима. Соболевский как действительно дисциплинированный летчик без веских причин не стал бы нарушать задание. Значит, что-то случилось с двигателем.

- Вероятнее всего, упали обороты, - продолжал высказывать свою версию Вихлянцев. - Потому что засорился фильтр.

- Ну, обороты падают не только из-за фильтра, - не согласился командир эскадрильи. - Я сам облетывал самолет. Все было нормально.

Вихлянцев подумал.

- Фильтр такая штука, что засоряется не сразу, - упрямо гнул он свою линию.

- Соболевский доложил бы об этом, - стоял на своем и Родионов. Выслушав мнение старшего инспектора службы безопасности полетов и проанализировав все "за" и "против", он пришел к выводу, что дело не в фильтре. А вот в чем - надо искать, думать...

Вихлянцев словно прочитал его мысли.

- Гадать на кофейной гуще не станем, - сказал твердым начальническим голосом. - Документы - вещь серьезная. И обижайся ты, не обижайся, а организация службы у тебя хреновая, о чем придется докладывать начальству и записать в акте расследования.

- Дело твое, - согласился Родионов.

Вихлянцев вышел из-за стола, прошелся в задумчивости по кабинету, остановился напротив.

- Ты можешь посчитать, что я свожу с тобой счеты за старое. Ничего подобного. Дело прошлое, и я зла на тебя не таю. Ты - настоящий мужчина. Понравился мне ещё тогда, в Сочи. И я первый протянул тебе руку. Помнишь?..

Еще бы! Владимиру помнилось не только это...

В один из санаторных денечков Петр вернулся с радоновых ванн навеселе и заявил, что кончает с лечением и приступает к развлечениям. Варя, сидевшая с ними на пляже, усмехнулась:

- Кажется, радон тебе на пользу пошел.

- На десять лет помолодел, - согласился Петр, обращая насмешку в шутку. Он умел разряжать обстановку, это Владимир заметил ещё в первые дни отдыха, за что зауважал нового знакомого.

- Я вам сюрприз приготовил, - Петр открыл томик Сименона, который читал в перерывах между анекдотами и картами, достал четыре билета. Завтра едем на экскурсию, посмотрим сказочную Рицу. Говорят, там неплохой ресторанчик. Переночуем в отеле, утром покатаемся по озеру на лодке, отведаем форели и вернемся.

Владимиру уезжать от моря не хотелось, и он сказал, что не поедет.

- Почему? - удивилась Варя.

- Другие планы.

- Ну, если планы, - Петр понимающе развел руками, заподозрив, что Владимир уже нашел себе пассию, - ломать, конечно же, их нельзя.

Геннадий с радостью принял предложение.

Они встали рано утром. Петр позвонил жене, но Варя заявила, что у неё разболелась голова, и просила ехать без нее. Петр решения не изменил, поехал вдвоем с Геннадием.

Владимир целый день провалялся на пляже, загорал, читал, купался, а вечером, когда вышел из столовой, его окликнула Варя. Подошла с милой улыбкой, протянула руку.

- Моя мигрень прошла, и я решила навестить тебя. Чтобы не скучал. Пройдемся немного?

Она повела его по малолюдной неширокой аллее к морю. Вечер был тихий и теплый, воздух благоухал ароматом кипарисов, и Владимир наконец-то почувствовал себя отдохнувшим; проснулось желание развлечься с какой-нибудь "временной разведенкой", как здесь в шутку называли женщин, прибывших без мужей и ищущих любовных приключений.

За свои неполные тридцать лет Владимир повидал и "временных" и настоящих разведенок. В последние годы молодежь не особенно тяготится брачными узами: чуть что не так и разбежались в разные стороны. И на идут с невиданной ранее легкостью. А Владимир был недурен собой: его голубые глаза с волнистым русым чубом сводили влюбчивых дам с ума. Он и сам частенько влюблялся с первого взгляда, был доверчив и легкомыслен, пока не обжегся на кареглазой студентке пединститута Клаве. Учеба в летном училище шла к завершению, и Владимир подумывал о женитьбе. Клава казалась ему серьезной девушкой, любила его, но вольностей не позволяла. И вдруг выяснилось, что у неё есть любовник, лейтенант, его инструктор, с которым она давно жила и делала от него аборт...

С того времени к девицам и женщинам молодой летчик стал относиться, как в детстве относился к игрушкам: поиграл, надоела - нашел другую.

Варя была недурна собою: миниатюрная, чуть полноватая аппетитная бабенка. Но здесь её муж, с которым Владимир живет в одной комнате. И хотя они ещё не друзья, все равно заводить интрижку с близким тебе человеком безнравственно. Так, во всяком случае, рассуждал тогда Владимир, прогуливаясь с Варей.

Начинало темнеть. Владимир чувствовал себя неуютно и не знал, о чем говорить с чужой женой, больше молчал. Варя вдруг предложила:

- А давай зайдем в ресторан? Я ещё не ужинала.

Владимир заколебался: что скажет Петр? И отказаться стыдно - Варя посчитает его скупердяем.

- Одной идти неудобно, приставать станут, - пояснила Варя, заметив его нерешительность.

И он согласился.

Они заняли столик в самом углу ресторана, и Варя, взяв на себя инициативу хозяйки, заказала бутылку коньяка и закуску. И пила как хозяйка, требуя следовать её примеру. Вскоре она захмелела и разоткровенничалась:

- Замужество мое - большая ошибка, - говорила она с грустью. - Петр совсем не тот человек, которого рисовало мое девичье воображение. Он казался мне сильным, добрым и чутким. Но я ошиблась. И поняла, что не люблю его. Ко всему, у нас нет детей. Он обвиняет меня, а я уверена в обратном. Она отхлебнула коньяку. - Вот так и живем. Никаких общих интересов, никаких перспектив. Я тоже работаю, преподаю музыку. Собираем деньги от отпуска до отпуска и прожигаем их за один месяц. Разве это жизнь?..

Владимир искренне сочувствовал ей, но помочь мог только советом.

- Сходите к врачу. Сейчас установить, в ком и в чем причина бездетности, проще простого.

- Ты ничего не понял, - глубоко вздохнула Варя. - Разве дело только в ребенке? Родить я могу и хочу доказать ему это. - Она чему-то усмехнулась и стала смотреть на него сквозь стекло рюмки дразняще, чуть прищуренными глазами. Она была пьяна.

- Идемте отсюда, - предложил Владимир, почувствовав неловкость.

- Ты все ещё со мной на "вы", - осуждающе заметила Варя. - Давай выпьем на брудершафт, чтобы закрепить нашу дружбу.

Владимир покачал головой.

- Не надо напоказ выставлять то, что следует прятать от посторонних глаз, - посоветовал шутливо-назидательно.

- Согласна, - улыбнулась Варя. - В таком случае, идем. - Она открыла сумочку и, достав пачку стотысячных купюр, приготовилась расплатиться.

- С каких это пор в ресторанах расплачиваются дамы? - спросил Владимир.

- С тех самых, с каких дамы стали приглашать, - парировала Варя.

- Ты хочешь, чтобы я вернул долг по почте? - не на шутку рассердился Владимир.

- Ну, пожалуйста, пожалуйста, - Варя спрятала деньги. - Видишь, я повинуюсь тебе во всем. Пусть будет по-твоему.

Владимир позвал официанта и расплатился. На улице Варя бесцеремонно взяла его под руку.

- Какой чудесный вечер! - сказала восторженно. - Как тут о любви не заговорить.

Вечер действительно был на редкость не по осеннему теплый и тихий, пахло морем и хвоей будто в самый разгар весны. Но говорить о любви с чужой женой Владимиру не хотелось.

Они спустились к набережной. Море было спокойно, сотни огненных дорожек, тянущихся от кораблей, исполосовали его до самого берега и освещали гальку, прибрежные постройки. Варя увидела свободную лавочку и увлекла Владимира к ней. Он повиновался, решив до конца претерпеть все капризы, и получше разобраться в психологии этой женщины: что руководит ею - любовь, страсть или просто желание поиграть у мужа на нервах.

Они сели. Варя прижалась к его плечу и осторожно, шутливо спросила:

- Ты был женат?

- Нет, к счастью. И в скором времени не собираюсь.

- Почему?

- Политическая ситуация не позволяет, - пошутил Владимир.

- Да, сложное время, - приняла Варя шутку за чистую монету. - И жизнь - не простая штука. За Петю я вышла потому, что он летчик: с детства неравнодушна к голубым петлицам. Не понимала, что человек ценится не за профессию.

- Ты ещё достаточно молода, чтобы исправить ошибку.

- Это ты так думаешь. - Варя вздохнула и помолчала. - Вашего брата крутится около меня немало. И здесь отдыхает один мой старый знакомый. Год назад у него жена умерла. Предлагает уехать с ним... А мне другой нравится. - Она игриво посмотрела на Владимира, положила руку ему на плечо и потянулась губами.

- Люди вон гуляют, - указал Владимир взглядом на проходившую парочку. - Идем отсюда.

- Подумаешь, люди! - обиделась Варя. - Они такие же бедолаги, как мы, укромное местечко ищут. Давай поедем к моей сестре? - И чмокнула его в губы. Рассмеялась. - Для начала. Там нам будет хорошо.

- Поздно уже. И что подумают о тебе твои родные? И как я завтра буду смотреть в глаза твоему мужу?

- Ну, как знаешь, - окончательно обиделась Варя и встала...

Он проводил её до автобуса и вернулся в санаторий.

Весь следующий день, чтобы не встречаться с Варей, Владимир пропадал на пляже соседнего санатория и познакомился там с местной девушкой, довольно привлекательной и милой. Вечер провел с нею: сходили в кино, посидели в кафе. В санаторий явился к отбою - в половине одиннадцатого. Геннадий уже спал, а Петра не было. Наверное заехал к жене, решил Владимир.

Он ещё не успел заснуть, как в палату не вошел, в прямо-таки вломился Петр, ударившись плечом об один косяк, о другой. Он был сильно пьян, брови недобро хмурились. Зло сверкнув глазами на Владимира, Петр тяжело опустился на свою кровать. Разулся и запустил туфлю через всю комнату в угол.

- Чего разбушевался? - проснулся Геннадий. - Бродишь Бог знает где, а тут жинка тебя дожидалась.

- Дожидалась? - с иронией спросил Петр. - Меня? - Прошлепал босой ногой к его кровати и сел рядом. - И что ты ей сказал?

Геннадий повернулся к Петру спиной, давая понять, чтобы тот отстал. Помолчал, но все же ответил:

- Сказал, что пошел в ресторан ужинать. Ложись спать. - И натянул на голову одеяло.

Но Петр не ложился, сидел, опустив голову на грудь, о чем-то задумавшись. Глянул на Владимира и, словно отгоняя наваждение, тряхнул головой. Потом спросил:

- А ты её видел?

Провокационный вопрос. Либо что-то узнал, либо с самого начала, когда Варя отказалась ехать на Рицу, заподозрил их в сговоре.

- Вчера, - не стал отпираться Владимир.

- И как её голова? - Петр не скрывал иронии.

Владимиру захотелось подразнить ревнивца, отплатить за подозрения, но вспомнилось как он сам переживал, когда узнал об измене Клавы, и он сжалился:

- Голова у неё прошла. Я видел её вечером. Она не жаловалась.

- Не скучала без меня? - В его выпуклых глазах сквозило недоверие.

- Слез, во всяком случае, не лила, - не сдержал Владимир раздражения.

- И я так думаю. - Петр протопал к его кровати и, сев, похлопал Владимира по плечу. - А ты настоящий летун. Перехватчик?

- Слушай, катись-ка ты со своими вопросами к черту. Или к своей жене. Дай нам поспать.

Петр молча удалился к своей кровати и затих под одеялом.

Утром, пока он спал, Владимир с Геннадием сбегали на физзарядку, искупались в холодной воде. Когда пошли на завтрак, Геннадий с усмешкой спросил:

- Петя-то не на шутку забеспокоился. Есть основания?

Владимир рассказал о прогулке с Варей, о её прозрачных намеках.

- Зря ты не поддержал престиж летчиков-дальневосточников, - посмеялся Геннадий. - Бабенка она аппетитная, и с Петром породичался бы.

- Вот и докажи свое мужское достоинство, коль есть охота; я уступаю тебе.

- Ни, ця двустволка не моего калибру, - засмеялся Геннадий. - А вообще-то жаль Петра, он добрый хлопец. Тилько зря на такой молодице женился, не ровня он ей...

После завтрака все трое собрались на пляже. Приехала к ним и Варя. Привезла сочных золотистых груш, винограда. Угостила мужчин. Справилась у мужа, как съездили на Рицу.

- Отлично, - бодро ответил Петр, словно и не было вчерашних подозрений. - Только дорога очень уж вихлястая, так укачало, что голова до сих пор болит.

- Вечером я тебя полечу, - пообещала Варя. - Сегодня у меня юбилей исполнилось десять лет моей педагогической работы. Я приглашаю вас всех, она обвела мужчин улыбчивым взглядом, задержала на Владимире, то ли укоряя его, то ли снова призывая не отвергать её.

- С радостью принимаем приглашение, - за всех ответил Петр. - А как насчет девочек для мальчиков? - Кивнул он на Владимира и Геннадия. - Может, ты им подыщешь? Местных. В нашем санаторий действительно не на кого глаз положить.

- Не такие они паиньки, как ты думаешь, - рассердилась Варя. - Если захотят, сами найдут.

- Тоже верно, - согласился Петр. - Мальчики что надо. Любая, если сразу не даст, то потом пожалеет.

- Не хами, - оборвала его Варя.

Владимир, чтобы не слушать пошлости ревнивца, резко встал с топчана и пошел в воду. Геннадий последовал за ним.

- Разве я не прав? - услышал Владимир позади голос Петра. - Кто тебе из них больше нравится?

Варя не ответив, тоже поднялась и пошла за мужчинами. Подплыла к Владимиру.

- Ты не ответил - принимаешь мое предложение?

- Тебе мало того, что Петр уже бесится? Зачем ты его дразнишь? Он же любит тебя.

- Пожалел... От его любви у меня синяки на сердце... Вечное подозрение, ревность... Пусть будет хоть не напрасно.

- Не напрасно?

Она не ответила.

- Ты для того и устраиваешь ужин?

- Нет. У меня в самом деле юбилей. И я хочу побыть с тобой, хотя бы потанцевать. Ведь скоро мы разъедемся. - Варя помолчала. - Или ты хочешь, чтобы я в любви тебе объяснилась?

Только этого ему не хватало! И он решил не щадить больше её самолюбия.

- Не пойму, на кого ты больше похожа: на ветреную амазонку или на расчетливую куртизанку.

Варя не обиделась.

- Потом поймешь. Разве плохо, когда женщина - загадка? Попытайся разгадать ее...

Разгадывать хитросплетения бабьей дури у Владимира желания не было, и в ресторан они с Геннадием не пошли, а спустя два дня узнали, что Варя из Сочи уехала. В тот же день покинул санаторий и Петр. Протянул Геннадию руку, а на Владимира даже не взглянул. Забрал чемодан и пошел из палаты, не говоря ни слова...

Тогда на выходку ревнивца Родионов лишь усмехнулся: считает его виновником своих бед и не хочет объясниться - ради Бога, это его проблема, Владимир ни в чем не виноват и оправдываться не собирался. Это было пять лет назад. Теперь же перед ним сидел полковник, представитель вышестоящего штаба, старший инспектор службы безопасности полетов, от которого зависела судьба командира эскадрильи: что он напишет в акте расследования летного происшествия, то и примет за аксиому начальство. Хотя Вихлянцев заверил, что за прошлое зла не таит, Владимир Васильевич знал: полковник чрезвычайно подозрителен и самоуверен, а это не может не сказаться на его выводах. И коль он помнит сочинскую историю, червячок сомнения об интимных отношениях Владимира с его женой все ещё точит его сердце...

- Дело ваше, - повторил Родионов. - Но я уверен, что Горелов заменил фильтр.

Зазвонил телефон. Вихлянцев взял трубку.

- Слушаю...

По мере того как ему что-то говорили, его круглое лицо вытягивалось, глаза расширялись.

- Где, говорите?.. А почему он так поздно доложил?.. Понятно... Корабли, разумеется, пока не могут выйти на поиски?.. Да, да, конечно...

Владимир Васильевич понял, что речь идет о перехватчике Соболевского. И когда Вихлянцев положил трубку, спросил:

- Что с ним? Где?

- Упал в море, недалеко от берега. Пограничники позвонили. Им сообщил один рыбак, видевший, где упал самолет.

В дверь несмело постучали, вошел старший лейтенант Горелов, держа в руке фильтр.

- Вот он, - техник подошел к полковнику и протянул ему прибор. Кладовщик просто забыл записать. Можете спросить у него.

Вихлянцев вышел из-за стола, взял фильтр, повертел его в руках.

- Чем докажешь, что это тот самый, с того самолета, на котором ты выполнял регламентные работы? А спрашивать у кладовщика, наверняка твоего дружка и собутыльника, уволь, сердечный. Я верю только фактам. А факты таковы: только что нам сообщили, что самолет упал в море недалеко от берега. Тянул на аэродром, медленно снижаясь. Потому что движок сдал засорился фильтр. Другой версии у меня пока нет.

- Но летчик не стал бы молчать, - возразил Родионов, хотя понимал переубедить полковника вряд ли удастся. И не ошибся.

- Летчик, может, и не молчал. - Полковник сделал паузу. - Молчала радиостанция, - и недобро ухмыльнулся. - Вы свободны.

3

По небу, едва касаясь крыш домов, неслись темно-сизые косматые облака. Военный городок, приютившийся у сопок невдалеке от аэродрома, казался угрюмым, придавленным этими облаками. Шквалы ветра обрушивались из-за сопок, ломали деревья и телефонные столбы, срывали крыши с домов. Вой и стон стояли вокруг, будто на похоронах, терзая и без того растревоженную душу Владимира Васильевича.

Он шел домой, с трудом преодолевая ветер, раздумывая над сложившейся ситуацией, над версией Вихлянцева. Ироничные вопросы, короткие, как выстрел, говорили об уверенности инспектора в причине катастрофы. Упрямый и подозрительный он ухватился за первую попавшуюся зацепку, и то ли у него не хватает здравого смысла глубже проанализировать другие аспекты дела, то ли он просто не хочетутруждать себя, стараясь побыстрее закончить дело и убраться из этого глухого, забытого Богом захолустья... Пологое снижение самолета и молчание летчика могли быть из-за того, что Соболевский потерял сознание, хотя на здоровье он никогда не жаловался... Перехватчик мог врезаться в какой-либо летательный предмет - в шар-зонд, осколок от сгоревшего спутника, метеорит... Могли и американцы со своего разведчика провести какой-нибудь эксперимент...

Но все это из области предположений. А у Вихлянцева имеются конкретные вещественные доказательства: топливный фильтр низкого давления, запись в рабочей тетради техника, приписки налета некоторыми летчиками...

О приписках Владимир Васильевич знал, просил подчиненных не делать этого. А как не сделаешь, если без определенного налета не засчитывается выслуга год за два, не положено летного пайка. И разве по своей вине они летают раз в месяц, а то и того реже? Нет топлива. Вот и приходится "химичить". И так поступают не только в его эскадрилье, так поступают теперь во всех военно-воздушных силах... Хотя, какие теперь это силы. Голодная стая ворон...

Подходя к солдатской казарме, Владимир Васильевич увидел у общественного сортира возившегося в выгребной яме младшего сержанта Ярочкина, механика самолета. Рядом с ним стоял уполномоченный особого отдела старший лейтенант Гаврилов и давал какие-то указания. Сержант длинным шестом, на конце которого была прикреплена "кошка", шарил в яме и периодически вытаскивал оттуда листы бумаги.

- Что вы здесь делаете? - поинтересовался командир эскадрильи.

- Золото ищем, - невесело усмехнулся старший лейтенант и кивнул на Ярочкина. - Вот главный золотоискатель. Пока вы летным происшествием занимались он в отместку за то, что в отпуск не пустили, списки личного состава выкрал из комнаты досуга и в туалет выбросил. Я, грешным делом, подумал, что у нас шпион объявился. Хорошо, что начальник штаба быстро хватился, и этого субчика вычислить не составило большого труда.

Родионов, оглушенный новым ЧП, с недоумением и недоверием посмотрел на младшего сержанта. Как он мог докатиться до такой низости, совершить такой подлый поступок? Мстить за то, что его не пустили в отпуск. Да Владимир Васильевич и не отменял отпуск, только отсрочил на время полетов, так как поступило долгожданное топливо - авиаспециалистов не хватало. И он, казалось, вразумительно все объяснил механику.

- Как же вы до этого додумались? - спросил он, глядя в глаза младшего сержанта. Тот молчал и с вызовом смотрел на командира. Ни малейшего раскаяния, ни угрызения совести в его взгляде.

- Пусть найдет каждый лист, обмоет, просушиьт и принесет мне, - только и смог сказать Родионов. И зашагал дальше, ещё не зная, какой сюрприз достанут ему из этой зловонной ямы.

Следовало бы вернуться в штаб и отчитать майора Анучина, распорядившегося выложить списки состава в комнате досуга, чтобы каждый солдат проверил свои биографические данные, но беспокоило состояние Вероники, жены Соболевского, к которой он относился если не по отечески, то, по крайней мере, как старший брат: он привез её в гарнизон, выдал замуж за Соболевского и теперь считал себя ответственным за её судьбу.

У Вероники он неожиданно застал жену заместителя командира эскадрильи майора Филатова, Софью Борисовну, женщину своенравную и высокомерную. Это была крашеная блондинка с агатово-черными глазами, считавшая себя первой красавицей в гарнизоне. Так, собственно, и было... до появления Вероники.

Софья Борисовна почти ни с кем не дружила. Лишь с Ольгой, женой Владимира Васильевича нашла общий язык...

Участливое отношение майорши к Веронике несколько удивило Владимира Васильевича: он знал, что Софья Борисовна недолюбливала жену Соболевского и не раз выговаривала Ольге: "Ну, чего ты привечаешь эту необразованную гуттаперчевую куклу? С ней-то, по-моему, и поговорить не о чем". Она считала Веронику легкомысленной приспособленкой: не успела появиться в гарнизоне, как выскочила замуж за "рыжую образину Соболевского".

Владимир Васильевич не придавал этой неприязни значения: женщины ревнивы, любят посудачить, посплетничать. Со временем все образуется... И вот Софья Борисовна у Соболевской. Сидят рядом, как близкие подруги. Майорша что-то говорила, видно, утешительное, Вероника вытирала платком заплаканные глаза. За эти четыре дня она сильно сдала: лицо вытянулось и осунулось, под глазами залегли темные круги... Горе не красит человека...

Владимир Васильевич познакомился с Вероникой год назад. Ехал поездом из санатория - решил из окна вагона посмотреть, какая она Русь-матушка, - с высоты полета все кажется однообразным, мало примечательным.

В Пензе в купе подсела девушка, юная, симпатичная, жизнерадостная будто весеннее солнышко, озарившее заскучавших было от безделия несовместимых по возрасту и по характеру попутчиков: с Владимиром ехал старик, пожилая женщина и юный отрок лет восемнадцати с длинными патлами и серьгой в ухе. Старик в Пензе сошел, а его место заняла черноглазая красавица. Запросто представилась:

- Вероника. Еду до Хабаровска, а потом самолетом в Южно-Сахалинск.

Несколько позже Владимир узнал всю биографию девушки: окончила десятилетку, в институт не поступила. Матери нет, умерла три года назад. Отец женился на молодой, почти ровеснице Вероники, и жить с мачехой стало очень трудно. В Южно-Сахалинске заведующей библиотекой работает подруга Вероники, она и пригласила к себе девушку, обещая место в библиотеке. Вот Вероника и отправилась на поиски счастья.

Около девушки сразу завертелся длинноволосый франт. До неё он пренебрежительно поглядывал на "стариков", больше молчал, а тут вдруг разговорился, бисером рассыпался перед черноокой сверстницей, приглашая её в ресторан отобедать, поболтать в тамбуре. Вероника кокетливо посмеивалась, но от угощения и уединения отказывалась. Новоявленный поклонник пытался перехватить и задержать её в тамбуре, но девушка проявляла характер и уходила.

В Свердловске сошла и пожилая женщина. В купе остались втроем. Парень все настойчивее и нахальнее приставал к девушке. Веронику вначале это забавляло, но вскоре стало сердить, и комплименты сменились колкостями.

Однажды Владимир задержался в ресторане. А когда пришел, увидел девушку со слезами на глазах и нахохлившегося поклонника у окна.

- Что здесь произошло? - Строго спросил Владимир, глядя парню в глаза. - Почему девушка плачет?

- А это у неё спросите, - огрызнулся парень.

Владимир повернулся к девушке.

- Он тебя обидел?

Вероника кивнула.

- Пристает... Дон Жуан неумытый.

- Еще раз полезешь, в окно выброшу, - пригрозил Владимир парню.

- А твое какое дело? Сам намыливаешься? - Зло усмехнулся парень.

- Ты не только наглец, ты ещё и дурак. Я предупредил. И учти - слов на ветер не бросаю.

Так невольно Владимир стал опекуном девушки. Лохматый сосед больше не приставал к Веронике. Но однажды утром недалеко от Читы Владимир, проснувшись, заметил, что парень исчез. С вещами. Хотя говорил, что едет в Хабаровск. Владимир проверил свои вещи и обнаружил, что парень прихватил его часы, лежавшие на столике, перочинный нож и свитер. Хорошо, что документы и деньги лежали в чемодане, в ящике под ним.

Владимир разбудил девушку, попросил проверить свои вещи. Выяснилось, что парень украл сумочку Вероники, в которой находились документы и деньги.

Проспала вора и проводница - не видела, где и когда он сошел.

Пришлось Владимиру брать девушку на свое обеспечение, и в Хабаровске везти к себе на квартиру: без документов в Южно-Сахалинск её никто бы не пустил - погранзона и соответствующий режим.

Ольга встретила мужа с юной красавицей не без удивления и ревности. Выслушала объяснение внимательно. В случившееся поверила. Но в том, что между мужем и девушкой не произошло близости, усомнилась. Лишь спустя некоторое время, пока Вероника жила у них, узнав её поближе, поняла, что девушка не из легкомысленных и относится к Владимиру Васильевичу с почтением, но не более.

Выправить документы Веронике оказалось делом сложным и долгим: пришлось запрашивать с места жительства дубликаты свидетельства о рождении, паспорта; из школы - аттестата зрелости. Сидеть иждивенкой на шее приютившей её семьи, которая и без того еле сводила концы с концами, она не хотела: Владимир почти все сбережения истратил в отпуске, надеясь получить задержавшееся денежное содержание за три месяца, но денег в эскадрилью так и не поступило. Командир эскадрильи с трудом выбивал у местных органов продовольствие летчикам. И Ольга не работала. Приходилось делить летный паек на троих.

Вероника попросила устроить её на работу. Кроме официантки в столовой, Владимир ничего предложить ей не мог. И Вероника согласилась. Там и увидел её Соболевский. Увидел и влюбился безоглядно, безотчетно. Он подолгу засиживался за столом, находя всяческие предлоги, чтобы поговорить с девушкой. К удивлению многих, Вероника из всех холостяков, роем вившихся вокруг нее, предпочтение отдала "рыжему мордовороту", разрешив ему провожать её до дому; и не прошло месяца как они стали мужем и женой...

И вот Соболевского нет. Пошли пятые сутки, а тайфун все не утихал, и надежда на то, что летчик остался жив, становилась все призрачней...

Увидев Владимира Васильевича, Вероника вытерла глаза, и, пошатываясь, встала. А когда он подошел к ней и обнял, чтобы утешить, она громко разрыдалась, содрогаясь всем телом.

Владимир Васильевич молчал, понимая, что слова ещё больше разбередят её душу. Лишь когда всхлипывания стали затихать, сказал как можно убедительнее:

- К вечеру тайфун утихнет, и мы сразу продолжим поиски. Я уверен, что Олег катапультировался. Ветер дул к берегу и если не унес его в тайгу, то он приводнился где-то у берега.

Вероника покачала головой.

- Не надо успокаивать меня, Владимир Васильевич. Во всем виновата я. Я будто проклятая, всем доставляю только горе.

- Не говори чепухи. Наберись мужества - ты же сильная женщина. А удары судьбы подстерегают каждого... Мне не легче, ведь Олега я любил и как летчика и как человека.

Встала и Софья Борисовна.

- Ей надо сделать укол. Она четвертые сутки не спит. А в поликлинике говорят, что нет лекарств. Позвони, может, тебя послушают, найдут что-нибуль. - Сказала твердо, властно, словно отдавала приказ. Владимир Васильевич знал - в доме командует она, хотя и у мужа не слабый характер. Женщины избрали Софью Борисовну председателем женсовета, и она охотно вникала в жизнь и быт семей офицеров, организовывала коллективные выезды в театр, посещала солдатскую казарму, следя за обеспечением и санитарным порядком. Майорша имела медицинское образование, но из-за отсутствия вакансий в гарнизонной поликлинике помогала больным бескорыстно, на общественных началах.

- Хорошо, я позвоню в поликлинику, - пообещал Владимир Васильевич. Если у них нет, пошлю в город. Спасибо тебе, Софья Борисовна. - И поцеловал Веронику в щеку. - Успокойся. Слезами горю не поможешь. Будем искать и надеяться.

4

Старший лейтенант Гаврилов утром следующего дня снова был у выгребной ямы туалета. Младший сержант Ярочкин вел себя ещё агрессивнее и наглее его чуть ли не силой удалось заставить продолжить работу.

- Я уже все достал, что там было, - зло говорил он, остервенело шуруя палкой в вонючей жиже.

- А где третья и четвертая страницы? - Гаврилов тоже еле сдерживал гнев. Нюхать второй день "ароматы" солдатского сорта ему осточертело, но списки надо было найти до единой страницы: может, и в самом деле младший сержант запродал кому-то данные на определенных солдат - ныне время такое, всего можно ожидать. - Копни поглубже, что ты сверху елозишь.

Ярочкин, стиснув зубы, подошел ближе к яме и, отвернув лицо, засунул шест на всю глубину. Поковырял там и вдруг сказал с сарказмом:

- Кажись, клад с золотом подцепил. Что-то тяжеленное. - И потянул "кошку" наверх. Из вонючей жижи показалась нога, обутая в босоножку. Лямки босоножки попали под крючья "кошки" и держали находку прочно. Руки младшего сержанта задрожали, и он чуть не выронил шест.

- Не упусти! - успел крикнуть старший лейтенант. Схватился за шест и помог Ярочкину вытащить из ямы женское тело, обезображенное хлорной известью до неузнаваемости. И платье на трупе было обесцвечено, порвано в нескольких местах. К шее веревкой привязана пудовая гиря.

Оба, старший лейтенант и солдат, ошарашено смотрели друг на друга.

- Вот это клад! - вымолвил наконец Гаврилов. - От такого и во сне мурашки побегут по телу. - Снова помолчал. - Вот что, Ярочкин. Ты постой здесь, а я пойду доложу кому следует. Это уже не моя епархия.

В первую очередь Гаврилов проинформировал свое начальство, затем позвонил в милицию и начальнику гарнизона подполковнику Родионову командир отдельной эскадрильи исполнял и эту обязанность, - но его ни дома, ни в штабе не нашел. Дежурный по штабу объяснил, что командира срочно вызвали в Хабаровск, к командующему воздушной армией. Гаврилов вернулся к яме. Поиски недостающих двух листов временно пришлось прекратить - было не до них.

Местная милиция - участковый со своим внештатным помощником - прибыли минут через пятнадцать, а оперативную группу из Хабаровска ждали более часа. Защелкали фотоаппараты, заскрипели перья. При беглом осмотре судмедэксперт сделал заключение, что женщине лет тридцать - тридцать пять, блондинка, без характерных примет. Рост сто семьдесят. Пролежала в яме около полугода. Определить следы насилия не представляется возможным.

- Не по собственному же желанию она бросилась в эту яму, - съязвил следователь по особо важным делам капитан Врабий.

- Разумеется, - согласился медик. - Скорее всего, задушили, потом сунули сюда.

- А где же местное начальство? - поинтересовался начальник уголовного розыска, мужчина лет сорока в штатском.

- У них тут местное ЧП, - пояснил Гаврилов. - Авиакатастрофа. Командира вызвал командующий.

- А заместитель, начальник штаба? - не унимался мужчина в штатском.

- Сейчас прибудут, - сообщил дежурный по штабу, появившийся у туалета после разговора Гаврилова по телефону с милицией.

И будто по его команде из-за угла вывернулись два майора - начальник штаба Анучин и заместитель по летной подготовке Филатов, которых Гаврилов хорошо знал. Представились и поздоровались со всеми, кроме стоявшего в сторонке младшего сержанта, за руку.

- Посмотрите повнимательнее, может, узнаете, - кивнул на труп следователь.

Анучин и Филатов долго и внимательно осматривали обезображенное хлоркой тело, оба отрицательно помотали головами.

- У нас никто не пропадал, - сказал Анучин.

- Скорее, не из наших, - подтвердил Филатов.

- Наверное, из Москвы вам подбросили труп, - съязвил начальник уголовного розыска. - Хотя... Холостяков у вас много?

- Есть, разумеется, - ответил начальник штаба, догадываясь, к чему вопрос. - И девиц из города частенько привозят - не у каждой есть возможность принимать любовника у себя.

- Дайте нам список этих дон жуанов. Будем искать, что это за женщина и чьих рук это дело.

5

Майор Филатов с нетерпением ждал обеденного перерыва, чтобы побыстрее попасть домой и сообщить своей жене Софе потрясающую новость о найденном трупе. Тайфун утихал, но вертолеты и корабли ещё не вышли в море на поиски. В другое время Виктор Гаврилович и на обед не пошел бы - такое происшествие, - командира в штаб армии вызвали и вся ответственность легла на плечи заместителя, а тут новое ЧП. Правда, если быть откровенным, оно нисколько не встревожило Филатова, наоборот, взбодрило, наполнило душу непонятным чувством ожидания чего-то нового, радостного. Он ещё боялся признаться себе, отчего учащенно забилось сердце, какой заветный огонек увидел впереди, но сдержать волнение уже не мог и поспешил домой, чтобы поделиться новостью с женой и услышать по этому поводу её мнение - женщина она сметливая, толковая, сразу оценит обстановку и безошибочно обрисует дальнейшую ситуацию.

Он не ошибся в ожиданиях - Софья Борисовна восприняла известие как многообещающее предзнаменование: задумчиво закатила глаза, и на губах её заиграла улыбка. Но сказала будто бы с сочувствием:

- Да, не завидую я Владимиру Васильевичу. Два ЧП в гарнизоне - это, милый, соответствующие выводы. А что за женщина, говоришь, в яме оказалась?

- А кто её знает. Какая-нибудь залетная бабочка. Вот обмоют её, обработают химикатами, в гарнизон привезут на опознание. Так, во всяком случае, сказал следователь. Потаскают наших холостячков...

- Ты никого не подозреваешь?

Виктор Гаврилович помотал головой.

- Убить женщину - думаю, наши офицеры на такое не пошли бы.

- А солдаты? Ты говорил, у вас и ранее судимые служат.

- Убитой лет тридцать. Не стала бы она с молокососом связываться. Да и одета была лишь в легкое платьице да босоножки. Значит, у кого-то на квартире гостевала... За что её так варварски? К шее гирю пудовую привязали, чтоб не всплыла.

- Спортсмен, значит, - сделала уверенный вывод Софья Борисовна. - Вот по гирьке и найдут злодея. Но вам, командирам, от этого не легче. Плохо воспитывали, скажут, подчиненных. Распустили, не контролировали. Хорошо еще, что ты меньше года здесь. А то и тебе влетело бы. Какое на ней платье, говоришь?

- Это тебе сейчас и эксперты не скажут - известка все вытравила.

- А босоножки?

- Черт их знает, - начал злиться Виктор Гаврилович дотошностью жены. Вот привезут труп, пойдешь посмотришь. Может, и опознаешь, - заключил он насмешливо. Глянул на часы. - Ну я пошел в столовую. Вечером, наверное, задержусь - вертолеты и корабли должны выйти на поиск.

- Звони если что, - попросила Софья Борисовна.

6

Труп женщины привезли в гарнизон после обеда и выставили в Доме офицеров. Обмытый, подгримированный, одетый в предположительно такое платье, какое было на женщине в день убийства: крепдешиновое с крупными ярко-оранжевыми цветами на голубом фоне. Рядом положили и настоящее, выстиранное, разорванное у шейного выреза и под мышкой.

Первыми на опознание пригласили холостяков. Впускали по одному и заставляли внимательно осматривать тело со всех сторон. И пока они обходили труп, капитан Врабий не спускал с их лиц напряженного взгляда, будто просвечивал каждого насквозь лазером, желая по дрогнувшему мускулу или мимолетному смятению определить преступника.

Холостяков в наличии оказалось шестеро, да ещё двое находились в отпуске. Как ни напрягал зрение следователь по особо важным делам, как ни пытался проникнуть в чужую тайну, скрытую не только телесной оболочкой, а и не менее твердой волей (слабохарактерный на убийство не пошел бы), заподозрить кого-то в содеянном не смог: офицеры без особого волнения осматривали труп и все как один отвечали однозначно: эту женщину они никогда не видели. И не один не высказал предположение, кто бы мог сделать такое. Оставалось допросить отпускников. Но оба были далеко - один на Украине у родителей, второй в санатории под Москвой. Да и их можно было без допроса сбрасывать со счета: у первого, по рассказам товарищей, в Киеве живет невеста, он поехал жениться; второй в предположительное время убийства находился в командировке на Камчатке.

Пригласили на опознание женщин. И тут дело пошло живее - сразу начали высказываться предположения, называться имена офицеров, которых частенько посещали то Дашки, то Машки. Больше всех звучали фамилии Захарова и Гончарова. Оба летчика, лихие парни - "прожженные ловеласы", как окрестила их жена начальника штаба Эмма Анучина. А вот жена заместителя командира эскадрильи майора Филатова, по мнению Врабия, кое-что опознала из вещей - с удивлением и страхом застыла у босоножек, не отводя от них взгляда.

- Вы на ком-то видели такие босоножки? - спросил капитан.

Софья Борисовна машинально кивнула, но тут же смущенно добавила:

- Но пока не припомню на ком... Ведь таких босоножек много.

Врабию показалось, что майорша лукавит: такие босоножки с элегантными тонкими, как паутинка, тесемками, с золотой каемкой на носке в хабаровских магазинах не продавались. Да и вообще - экземпляр редкостный. Эксперты предположили, что босоножки ручной работы первоклассного мастера.

- Постарайтесь вспомнить, - настойчивее попросил капитан. - Босоножки необыкновенные. И обратите внимание на платье. Может, оно вам что подскажет?

- Нет, это платье я ни на ком не видела, - пожала плечами Софья Борисовна и перевела взгляд на пальцы левой руки убитой. Спросила осторожно: - А перстня не было?

- Скорее всего, был. Но преступник вряд ли оставил бы его. Вы на ком-то видели перстень?

Софья Борисовна отрицательно мотнула головой.

- Перстень мог бы что-то подсказать. - Помолчала. - Нет, эту женщину я не знала. - И пошла к двери.

Следователь проводил её долгим взглядом, заподозрив женщину в неискренности. Что-то она знала, но рассказать не захотела. Почему?..

Софья Борисовна не шла, а бежала в штаб к мужу. Босоножки она, конечно же, узнала. Такие только у одной женщины были в гарнизоне. Она ещё позавидовала, когда увидела их на ногах Ольги Родионовой и попросила мужа купить такие же... Ольга немного вещей привезла с собой. Но какие это были вещи! Всем на загляденье. И одеваться она умела - мужчины всегда пялили на неё глаза... Правда, платья крепдешинового с крупными ярко-оранжевыми цветами она ни разу не надевала. Возможно недавно купила и надела в первый и последний раз. Софья Борисовна немало удивилась, когда Родионов привез в гарнизон жену и узнала, что он увел её у какого-то милиционера - такой серьезный, положительный человек и вдруг совершил легкомысленный, необдуманный поступок! Разве умные мужчины ищут жен на курорте? А он отдыхал в Сочи и подхватил там курортную шлюшку. На людях такой влюбленной парочкой представлялись. Прямо-таки голубки... Не случайно Ольга в город частенько шастала, якобы работу искала. А какая теперь работа. Мужиков вон сколько без дела шляются. Вертлявая, блудливая бабенка. Достукалась...

В штабе Софью Борисовну хорошо знали, и часовой без вопросов пропустил её.

- Ну, Витюнчик, быть тебе генералом! - с порога начала Софья Борисовна. - Держись за стул, чтоб не упасть, какую новость я тебе сейчас сообщу. - И многозначно подняла палец. - Я опознала убитую!

Виктор Гаврилович с недоверием и улыбкой посмотрел на жену. Но не спрашивал, зная, что жена долго не удержит потрясающее известие.

- Ни за что не догадаешься, а может, и не поверишь. - Потомила та мужа ещё немного молчанием и выпалила: - Ольга Родионова! По босоножкам я её узнала. Помнишь, когда помолвку их отмечали, она в них щеголяла?

- По босоножкам? - усмехнулся Виктор Гаврилович. - Любопытно. Может, ты и отпечатки их каблучков запомнила?

- Не смейся, и следователь обратил на них внимание. Таких я ни на ком не видела. Да и вспомни, когда она исчезла. Как раз полгода назад. И никого не предупредила, ни с кем не попрощалась. Такого не могло быть, женщина она интеллигентная.

- Выходит по твоему, Владимир Васильевич задушил жену и бросил в яму?

- А ты исключаешь это?

- Ты с ума сошла, Софа. Чтобы Владимир Васильевич поднял руку на женщину...

- Ну да, он такой благородный, положительный, никогда даже матом не выругался. Ты забываешь, что в ревности человек становится зверем.

- А у Владимира был повод ревновать?

- А что, нет? Вспомни, где он её подцепил? Разве она не изменила первому мужу? И здесь перед каждым кокетничала... в город чуть ли не каждый день шастала. В конце-концов не наше это дело, следователи разберутся. Я о тебе думаю и пока капитану ничего не сказала. Мои показания тебе не помешают?

Виктор Гаврилович неопределенно пожал плечами.

7

Сообщение Софьи Борисовны в корне изменило ход следствия и направило его в одно русло. Что эти босоножки видели на ногах жены Родионова подтвердили и другие женщины, дружившие с Ольгой. Опознает ли их сам подполковник Родионов?

Следователь дождался командира эскадрильи и пригласил его в Дом офицеров. Едва подошли к трупу, Врабий, кивнув на босоножки, спросил:

- Вам знакома эта обувка?

По лицу подполковника пробежала тень удивления и страха. Но лишь на секунду: офицер умел владеть собой. Подошел ближе и стал пристальнее рассматривать тонкие полоски кожи, охватывающие щиколотки. Долго молчал. Думал.

- Такие босоножки у моей жены были, - сказал чуть осевшим с хрипотцой голосом. - Но это не Ольга.

- Вы уверены? - Врабий пронзал подполковника обескураживающим взглядом.

- Уверен, - твердо ответил подполковник.

- По каким признакам?

- Жена была тоньше. И кроме босоножек, никаких оснований...

- Труп при разложении меняет свои формы, - напомнил капитан. - Где сейчас находится ваша жена?

Вопрос убийственный. Его с тревогой ожидал подполковник. Пожал плечами.

- К сожалению, мне это не известно.

- Когда она уехала от вас?

- Первого ноября прошлого года.

- Почему она уехала?

Родионов снова пожал плечами.

- И она не предупреждала вас?

- Нет.

- Вы не ссорились с ней?

- Нет.

- Она забрала свои вещи?

- Их было немного.

- Оставила какую-нибудь записку?

- Да. К счастью, я сохранил её.

- Можете показать?

- Разумеется. Она у меня дома.

- Будьте любезны, принесите сюда...

Родионов шел на квартиру как в бреду, не веря в реальность происходящего. Разве может так быть: одновременно погиб летчик, в чем, несомненно, обвинят командира, и найден труп якобы его жены, уехавшей неизвестно куда и с кем. Что Ольга покинула его ради нового любовника, он не сомневался. У них, когда она попросила забрать её с собой, был строгий уоговор: если изменит ему, то сразу уезжает. И вот записка: "Прости, делаю так, как мы договорились". Документ, как говорится, совсем не оправдательный. Даже наоборот, можно подумать, что она решилась на самоубийство...

Но записка запиской, а босоножки, - действительно улика весомая. И если капитан прав, что труп при разложении меняет формы, то Владимир не может утверждать, что это не Ольга. Тогда, выходит, её кто-то убил, ограбил, а тело сунул в выгребную яму туалета. Кто? Грабитель? Но в тот вечер, вернувшись домой уже в девятом часу - обсуждал в штабе со своими помощниками проблемы зимней эксплуатации техники и завершения плана летней учебы, - он ничего не заметил. Его не смутило даже то, что Ольги нет посчитал, что она у кого-то из соседей. Лишь когда включил свет - было уже темно - и, сбросив летное обмундирование, полез в шифоньер за пижамой, обратил внимание на отсутствие её вещей. А потом увидел на столе и записку.

Он тогда сильно расстроился: два года прожили, как говорится, в любви и согласии, и вдруг такое... В комнате стоял ещё запах её любимых духов "Белого ландыша", значит, уехала она совсем недавно... На ночь глядя?.. Ничего удивительного, она не робкого десятка. И скорее всего уехала не одна, больно уколола в сердце ревность.

И теперь, восстанавливая картину того вечера, он пришел к выводу, что в квартире никакого беспорядка не было. Значит, насилие отпадает. А так просто Ольга не позволила бы дать себя задушить, женщина она не из слабых. Да и соседи услышали бы: перегородки в квартирах хлипкие - на первом этаже слышно, что делается на последнем, четвертом.

Он хотел было позвонить Софье Борисовне, но передумал, к чему лишние пересуды; уехала и уехала, в добрый путь. Насильно мил не будешь. А Ольга своенравная, непредсказуемая была женщина. Почти два года они прожили вместе, но он так и не смог понять её до конца. Иногда настроение у неё менялось по пять раз на дню: то веселая и радостная, то вдруг задумчивая и грустная, замкнутая и недоступная. Что-то в ней было таинственное, загадочное. Возможно, это в ней больше всего ему и нравилось: говорят, чем женщина непонятнее, тем интереснее. Возможно. В первый раз, когда он её увидел, не красота привлекла его внимание, не ослепительная голубизна большущих глаз, - хотя и лицо и глаза были очаровательны, - он обратил внимание на удивительно отсутствующий взгляд сидевшей на скамейке у столовой женщины, отрешенной от всего земного, словно блондинка спала с открытыми глазами и никого вокруг не замечала, ничего не слышала. А редко кто из проходивших мимо мужчин не бросал на неё вожделенного взгляда и не говорил комплиментов. Ни одна черточка на её прекрасном лице не реагировала на лестные замечания, что заставляло поклонников проходить мимо.

А Владимир не прошел, сел рядом, словно именно его она ожидала, и чтобы не рассердить её своим бестактным вторжением, удержать хотя бы на несколько минут, сказал весело:

- Спасибо, что дождались меня. Я хотел поговорить с вами ещё у агавы, но вы так быстро ушли. - Он врал беспардонно: у агавы он её не видел, но знал, что многие ходят к цветку полюбоваться его огненными лепестками, играющими при малейшем движении воздуха, словно язычками пламени. Это было излюбленное место всех отдыхающих в санатории. Владимир был у цветка в первый день своего приезда, и когда экскурсовод рассказал, что агава цветет один раз в жизни и после этого погибает, ушел с грустным чувством - ему было жаль это прекрасное создание, словно живое существо. Блондинка приехала недавно - раньше он её не видел, - но, скорее всего, успела побывать у редкостного растения, санаторной достопримечательности.

Блондинка не повернула к нему головы. Спросила холодно:

- И что интересного вы хотели сказать мне?

- Мне показалось, что вам не понравилась агава. И меня это несколько разочаровало - прекраснее цветка я не видел.

Наконец она подняла голову, глянула на него недружелюбно. Но тут же льдинки в её глазах растаяли: безобидная улыбка симпатичного молодого мужчины произвела на неё приятное впечатление.

- Вы такой наблюдательный? - с иронией спросила она. И чуть помолчав, добавила: - Мне не агава не понравилась, а люди, с восторгом говорившие о её предсмертном сиянии. Вас тоже восхитила её гибель?

- Похоже, мы с вами подумали об одном и том же. На меня агава произвела грустное впечатление.

- Вот уж не думала, что мужчины сентиментальны. Вы поэт, художник или врач?

- Не угадали. Хотя моя профессия и романтична, но далека от умственной эйфории или врачевания. Скорее наоборот.

- Ах, да, вы же военный. Вас учат убивать, а не сочувствовать. Тем более непонятно ваше отношение к цветку. Кстати, почему вы решили, что я именно вас ждала?

Владимир с невинной улыбкой пожал плечами.

- Во всяком случае, мне так хотелось. Тем более, как я уже заметил, у вас здесь нет ни друзей, ни знакомых. А я, к примеру, не выношу одиночества.

- Вы тоже только что приехали?

- Два дня назад. И вижу первого человека, с которым хотелось бы познакомиться.

- Благодарю за такую честь. Меня зовут Ольга.

- Владимир, - он с чувством пожал протянутую ему руку. Тонкую, с изящными длинными пальцами, с короткими ногтями без маникюра. - А вы врач, - предположил Владимир.

Она помотала головой.

- Тоже не угадали. Педагог. Удивляет, что я приехала в начале учебного периода? Так сложились обстоятельства. Точнее, подвело здоровье. Я очень устала, и вынуждена покинуть вас. - Она поднялась. - Надеюсь, мы ещё встретимся, - сказала с улыбкой и пошла к женскому корпусу...

Он увидел её на другой день в лечебном корпусе. Ольга сидела около процедурной кабины, бледная и болезненная.

- Что с вами? - участливо спросил Владимир, присаживаясь рядом.

- Врач прописал мне радоновые ванны. Я приняла и мне стало совсем плохо. У вас нет валидола?

- Сейчас принесу.

Владимир отыскал дежурного врача и тот, даже не поинтересовавшись, что с пациентом, достал из шкафчика таблетку.

Минут через пять бледность с лица Ольги исчезла и Владимир отвел её в жилой корпус.

Вечером они встретились у столовой. Ольга чувствовала себя лучше, но пожаловалась:

- Врач отменил ванны и не знает, чем и как лечить мою невралгию. Посоветовал больше быть на свежем воздухе, у моря, делать все то, что успокаивает; в общем, отдыхать.

- В таком случае, разрешите мне взять над вами шефство, - предложил свои услуги Владимир. - Я знаю самый простой, народный способ лечения невралгии, и обещаю, что через неделю вы забудете о всех своих недугах.

- Что ж, у меня, как говорят в таких случаях, другого выхода нет. Отдаюсь в ваши руки и посмотрю, на что вы способны, - заключила Ольга с улыбкой...

Весь вечер они бродили у моря, вдыхая насыщенный йодом воздух, говорили о всякой чепухе и кое-что о своей жизни. Ольга рассказала, что приехала из Мурманска, что замужем за капитаном милиции, работником ГАИ. Живут материально неплохо - муж подрабатывает где-то на стороне, у фирмачей, но здорово пьет и из-за этого часто бывают скандалы. Но бросить его и уехать ей некуда - родители жили в деревне и умерли, домишко их Ольга продала - тогда ещё жила с мужем в согласии. Да и жаль бросать школу, где дружный коллектив. И ребят она очень любит. Хотя из-за этой любви и произошел нервный срыв: лучший её ученик, в котором она души не чаяла, выбросился с 9-го этажа своей квартиры: отец в пьяном виде часто бил его, и когда в очередной раз погнался за ним, мальчик выпрыгнул с балкона...

У моря, несмотря на позднее время, гуляло много отдыхающих. Парами, компаниями. Светила луна, и её серебряная дорожка убегала от берега к буйкам, играя на легких, дремлющих волнах. Ольга нравилась Владимиру и красотой, и грацией, а её доверительная откровенность быстро сблизила их, будто они не первый день отдыхают вместе.

Внезапно впереди стоявшие у моря четверо мужчин заскандалили. По голосам не трудно было догадаться, что они сильно пьяны. Один схватил другого за грудки и стал толкать к морю. Ольга прижалась к Владимиру и попросила:

- Идем отсюда. Они сейчас драться начнут.

- Успокойся, - Владимир прижал её к себе. - Пьяные выясняют отношения. Ничего страшного не случится. - Он повел её по тропинке, ведущей к санаторию.

- Знаю я эти выяснения, - не согласилась Ольга. - Вначале скандал, потом драка.

Она все ещё продолжала дрожать. И он, вспомнив её рассказ о муже и выпрыгнувшем с балкона мальчике, окончательно убедился, что психика женщины настолько расстроена, что малейшее обострение обстановки выводит её из равновесия. За свои холостяцкие годы Владимиру приходилось встречаться с разными женщинами - и тихими, покорными, и необузданно-строптивыми, и равнодушными... Ольга ни на одну из прежних его знакомых похожа не была. И он предполагал, что болезнь её, скорее, не от стрессовых ситуаций, а от слишком эмоционального характера: Ольга все воспринимает с повышенной остротой.

- Тебе надо успокоиться, - преднамеренно перешел он на "ты", чтобы она почувствовала его участие и стала доверительнее. - Зайдем в кафе и что-нибудь выпьем. Ты что предпочитаешь - вино, коньяк?

- Я ничего не пью, кроме воды и молока.

- Сегодня советую выпить. Иначе не заснешь.

- Это твой метод лечения? - с усмешкой спросила она.

- Начальный, - пошутил Владимир, довольный, что Ольга быстро оправилась от стресса и поддержала переход на "ты".

В кафе Владимир заказал бутылку розового "Муската" Массандровского производства. Вино понравилось Ольге, и она пила его с удовольствием, с радостью замечая, что хмелеет и ей становится весело, и чувствует она себя шестнадцатилетней девчушкой, когда все вокруг кажется безмятежным и прекрасным.

Возвращались в санаторий они окончательно освоившиеся, испытывая друг к другу не только симпатию, но и страстное влечение. Однако Владимир не торопил события: хмель для выяснения чувств - не лучшее состояние. Не однажды после постельных утех он разочаровывался в недавно нравившейся ему женщине. В Ольге он не хотел видеть только легкомысленную плотоядную самку, отдающуюся первому попавшемуся. Да и она наутро, когда протрезвеет, может совсем иначе оценить его отношение к ней.

Он проводил её до женского корпуса и, желая спокойной ночи, поцеловал по-дружески в щеку. И она не потянулась к нему губами. Лишь чуть заметно ухмыльнулась, поблагодарила за хороший вечер и направилась к двери...

Вскоре, правда, произошло то, что и должно было произойти - они стали любовниками. Но не этой очередной победой был доволен Владимир - Ольга день ото дня буквально менялась на его глазах - свежела, хорошела, заряжалась оптимизмом и бодростью. Однако по-прежнему оставалась экспансивной, непредсказуемой: то вдруг ни с того ни с сего становилась задумчивой и грустной, то дерзила, высказывая необоснованные подозрения, то превращалась в ласковую, игривую кошку, требующую нежности, поцелуев, страстного наслаждения её телом. О своей болезни она больше не вспоминала, и лечащий врач, у которого она обязана была появляться в назначенные дни, радовался своему "профессионализму" - рекомендациям как и чем лечить нервное перенапряжение.

Отпуск пролетел незаметно и Владимиру пора было уезжать. Ольга попросила продлить "лечение" или снять номер в гостинице и подождать, чтобы хотя бы до Москвы ехать вместе. Владимир остаться не мог - начальник штаба в письме просил возвращаться как можно быстрее: дела в эскадрилье замерли, нет ни топлива, ни денег, чтобы выплатить военнослужащим денежное содержание. И он, как мог, объяснил Ольге, что вынужден срочно лететь самолетом, без заезда в Москву.

- Тогда забери меня с собой, - попросила она.

- А как же муж, школа? - напомнил он.

- Ты мне дороже всего на свете...

И он забрал её с собой. А через полтора месяца в Хабаровск заявился муж Ольги капитан милиции Калашников, этакий держиморда двухметрового роста с разъевшейся и спившейся физиономией. Он и в квартиру Родионова явился в изрядном подпитии, потребовав с порога: "Собирайся!" "Никуда я с тобой не поеду, - ответила Ольга. - Я подала на развод, и у меня уже другой муж". "Развода я тебе не дам, - гремел верзила. - А если не поедешь, пожалеешь" , - пригрозил он.

Владимиру тогда чуть ли не силой удалось выпроводить новоявленного домостроевца...

"Не его ли рук это дело? - ломал теперь голову Владимир. - Задушить Ольгу его ручищами не труднее, чем свернуть шею цыпленку. Но записка... Такую Ольга могла написать только по собственному желанию". И он сразу понял и поверил, в чем дело: перед разлукой она частенько ездила в Хабаровск и, ссылаясь то на усталость, то на плохое самочувствие, не одаривала его как прежде ласками... Нет, она точно уехала. Только куда и с кем?

Глава вторая

1

Весть о том, что жена командира эскадрильи Родионова не уехала, а убита и брошена в солдатский туалет, мигом облетела гарнизон. Толки пошли разные: те, кто хорошо знал Владимира Васильевича, не верили в его виновность. И хотя таких было большинство, некоторые склонялись к мнению, что без его участия такой злодейский поступок никто не мог совершить. И тверже всех этой точки зрения придерживалась Софья Борисовна. Аргументы её были убийственными: Ольга - падшая женщина, Владимир Васильевич подхватил её на курорте. Бросила первого мужа. Часто моталась в Хабаровск неизвестно зачем, правда, Софья Борисовна догадывалась зачем. Она не раз ездила с ней, но как только появлялись в городе, Ольга под всевозможными предлогами оставляла её. Видимо, Владимир Васильевич узнал что-то. А мужчина он волевой, ревнивый, в горячке мог и придушить свою беспутную женушку...

Слухи эти дошли и до председателя комиссии по расследованию летного происшествия полковника Вихлянцева. Петру Ивановичу сразу вспомнились Сочи, их совместный отдых в военном санатории. И те события ещё больше убедили Вихлянцева, что Владимир и Варя не поехали на озеро Рица, сговорившись вместе провести время. Варя тогда и не отказывалась, что они вечером побывали в ресторане, потом гуляли у моря.

- А где занимались любовью, у сестры или в нашей палате? - спросил он шутливо.

- А тебе какая разница? - усмехнулась Варя. - Коль сам не можешь сделать ребеночка, рожу тебе голубоглазого красавчика. Признаешь его сыном?

Раньше он упрекал жену за бездетность, и не раз в пьяном виде бросал обидное:

- Докажи, что ты можешь родить. От кого хочешь - я признаю ребенка своим.

И вот она отплатила ему его же монетой... Конечно, она в тот вечер переспала с Владимиром. Она и при муже смотрела на него с вожделением, говорила открыто: "Вот это настоящий мужчина"...

Владимир Родионов - тот ещё гусь. Не зря говорят: "В тихом омуте черти водятся". Когда чужая жена блудила, он радовался, а когда своя налево пошла, за горло схватил...

Но временами Вихлянцева одолевали сомнения, уж больно Родионов не похож на убийцу - сильный, волевой офицер, спокойный, уравновешенный, рассудительный. И возраст не юноши, способного сгоряча натворить черте что. Разумнее было отправить блудницу туда, откуда она приехала. Но... Чужая душа потемки. В своей-то порой не разберешься, а в таких премудрых, как у Родионова, и подавно.

Хотя убийство жены Родионова к катастрофе отношения не имело, Вихлянцев счел своим долгом побеседовать со следователем. Правда, капитан Врабий не стал открывать ему всех карт, ссылаясь на то, что следствие только началось и на многие вопросы ответы ещё не найдены, но главное Вихлянцев выяснил: в туалетной яме найден труп жены Родионова; под подозрением в убийстве пока только её муж.

Следовало теперь поговорить с помощниками и друзьями Родионова, кто был близок к нему и многое мог знать, в том числе и что-то, относящееся к катастрофе.

Заместитель командира эскадрильи майор Филатов, почувствовав, куда клонит старший инспектор службы безопасности полетов и боясь, что за командирские грехи ему тоже придется отвечать, завертелся как уж на сковородке и ничего определенного не сказал. Правда, об одной на первый взгляд несущественной детали проговорился: с Соболевскими Родионовы не только дружили, но и опекали их. Оказывается, Владимир Васильевич сам привез откуда-то Веронику в гарнизон, устроил работать в летную столовую, а потом и выдал за Соболевского замуж.

- А кто она эта дамочка, откуда взялась? Почему именно Родионов привез её в гарнизон? - попытался выяснить Вихлянцев. Но Филатов пожал плечами.

- Расспросите лучше женщин, они больше знают.

Осторожный, хитрый замкомэска. Но и Вихлянцев не лыком шит. После бесплодного разговора с начальником штаба, который явно симпатизировал своему командиру и грудью встал на его защиту, полковник отправился на квартиру Соболевской, где застал жену майора Филатова. Выразив Веронике сочувствие и поняв, что расспрашивать убитую горем женщину было бы бестактно, он пригласил в штаб Софью Борисовну. И услышал от неё то, что сразу выстроило новую версию причины катастрофы.

Теперь только следовало все подвести к логическому завершению. И он вызвал на допрос Родионова.

Покрутив снова разговор вокруг техника самолета и снова услышав от командира эскадрильи твердое: "Нет, Горелов говорит правду", ожег подполковника своими зеленовато-выпуклыми глазами и, не отводя взгляда, спросил напрямую:

- Скажи, верно говорят, что ты нашел Веронику, ещё когда она не была женой Соболевского, где-то на дороге и привез в гарнизон?

- Верно. - Родионов смотрел прямо ему в глаза, догадываясь, какой криминал усмотрел в поступке командира эскадрильи старший инспектор службы безопасности полетов, председатель комиссии по расследованию летного происшествия. - Можно и так сказать: "Подобрал на дороге и привез в гарнизон." Но можно сказать, что она была без копейки денег за семь тысяч километров от дома, где, к несчастью, родных тоже никого не осталось, и за шестьсот километров от Южно-Сахалинска, куда летела к подруге в поиске работы и угла для проживания. Как бы ты поступил?

- Речь сейчас не обо мне, дорогой Владимир Васильевич, - душевным тоном подсластил пилюлю Вихлянцев. - Хотя могу ответить на твой вопрос: с некоторых пор я перестал верить красивым женщинам. А как ты узнал, что у девушки ни кола ни двора; ни родных, ни близких, одна только сердобольная подруга на Сахалине, куда без копейки денег, конечно же, не добраться?

- Я проехал с этой девушкой от Пензы до Хабаровска в одном купе и успел кое в чем разобраться и убедиться.

Вихлянцев наконец отвел свой проломный взгляд и, тряхнув головой, сказал с усмешкой.

- А я десять лет прожил со своей Варюхой, надеюсь, помнишь её, и не разобрался, какого она птица полета. Чтобы узнать человека, дорогой друг, иногда и жизни бывает мало. Вспомни наших вождей. Они не нам чета были, а как ошибались в друзьях... А ты: "От Пензы до Хабаровска..." За пять дней узнал женщину. - И снова его тонкие губы искривила усмешка. - Хотя, как женщину ты, разумеется, и мог узнать...

- Послушай, полковник, - оборвал Родионов Вихлянцева. - Не меряй всех на свой аршин. Допрашивай по существу дела. А за оскорбление я могу и по морде съездить.

- Ух ты, напугал! - Вихлянцев откинулся на спинку стула и снова пронзил Родионова злым, презрительным взглядом. - А я, к твоему сведению, и допрашиваю по существу дела. Не тебе объяснять, как бытовые и семейные дела влияют на летные. Так вот, смею у тебя спросить, где твоя жена?

- Скорее всего там, где и твоя Варюха. Но это к летному происшествию отношения не имеет.

- Как сказать. Как сказать. - Вихлянцев встал, прошелся по кабинету. Допустим она уехала. Почему? Ведь, как мне говорили, вы жили душа в душу.

- Вы тоже с Варюхой казались со стороны счастливой парой.

- Не уводи разговор в сторону. То давняя история, и если тебя она ещё волнует, меня нисколько, я забыл обо всем. - Он ещё больше разозлился на то, что ему напомнили о бывшей жене, которую он любил и не забыл. Значит, Родионов вспомнил Варюху не случайно - не ошибался тогда Вихлянцев, на Рицу не поехали они по сговору. И прежняя обида, жажда мщения закипели у него в груди. - Так почему? - задал очередной вопрос он совсем другим, надрывным тоном.

- Не знаю. Наверное, нашла более состоятельного и сильного мужчину. На нашем летном пайке на любовь не очень-то тянет. А она не привыкла сидеть без копейки в кармане.

- Кстати, как же она могла уехать без копейки и куда?

Родионов пожал плечами.

- Денег у нас в то время действительно было не густо. Ждали очередной получки. Стыдно говорить, но многие летчики носили свои летные пайки домой, чтобы поделиться с детишками и женами. И я не был исключением.

- Печальная картина, - злорадно усмехнулся Вихлянцев. - Только не надо подсовывать мне кривое зеркало. Если вы еле сводили концы с концами, как же ты на курорт ездил да ещё и девицу, - он запнулся, хотел, видимо, сказать "уличную", но вовремя вспомнил предупреждение Родионова, что даст в морду, - бездомную в свою квартиру привез?

- Это было год назад, деньги тогда у нас ещё были. И Ольга настояла, чтоб я отдохнул.

- Понятно. А мне вот такой сюжет в этой картине рисуется. Жену Соболевского я видел: молодая, красивая женщина. По молодости и я, наверное, не устоял бы, чтобы не принять в её печальной судьбе участия. Но и ты мужик хоть куда, любая, если не даст, то подумает. А ты сколько суток с ней в одном купе ехал?

- Пять. Но мы с ней не вдвоем ехали. И если тебя правильно информировали, должны были рассказать, что за ней ухаживал молодой человек, который и обокрал её. О чем было заявлено дорожной милиции. Можешь навести справки. Это, во-первых. Во-вторых, ещё раз напоминаю, не надо всех на свой аршин мерить. Ты, судя по твоим предположениям, наверняка воспользовался бы такой ситуацией. Да, девушка понравилась мне. Не только внешностью. С молодым человеком, который ухаживал за ней, вела себя разумно, корректно. И хотя я моложе тебя и опытом не так богат, но разглядел в ней девушку честную, порядочную.

- Не сомневаюсь в твоих психологических дарованиях. И из всего сказанного и произошедшего можно сделать такой вывод: появление в гарнизоне девушки, впоследствии жены Соболевского, внесло существенное изменение в жизнь гарнизона - исчезла жена командира отдельной эскадрильи, пропал вместе с самолетом муж Соболевской. Что ты на это скажешь?

Родионов посмотрел в глаза Вихлянцева таким презрительным, испепеляющим взглядом, что тот непроизвольно отступил за стол.

- Скажу одно, повторю вывод умного человека: "Каждый судит о других в меру своей испорченности", - ответил Родионов спокойно, но голосом хриплым и глухим. Встал и неторопливо пошел из кабинета.

2

Капитан Врабий, несмотря на то, что многие из женщин, приглашенных на опознание, склонны были согласиться с мнением Софьи Борисовны и признать в убитой Ольгу Родионову - больше никого в гарнизоне не пропадало, да и телосложением, волосами она похожа, - продолжал вызывать на допрос холостяков, выяснять их знакомых, бывавших и не бывавших в гарнизоне, их городских дружков, приезжавших в гости; в общем, всех, кто мог быть причастным к убийству. Командира эскадрильи капитан пока не беспокоил: увидел один раз, услышал от него сомнение, что это труп жены, и почему-то поверил ему. Сыщик не торопился делать выводы, хотя начальство из Хабаровска подстегивало: дело яснее ясного, не тяни.

Следователя больше всего заинтересовали старшие лейтенанты Захаров, Кононов и капитан Овечкин, засидевшиеся в женихах. Эти гарнизонные ловеласы были особенно охочи до женского пола, и каждый не скрывал свое "хобби": Захаров "кадрил" только молоденьких, от пятнадцати до восемнадцати, Кононов - брюнеток, считая их более темпераментными, Овечкин же предпочтение отдавал замужним, менее опасным в "экологическом" отношении. Знакомых у них перебывало в холостяцком общежитии немало, и из Хабаровска, и из окрестных сел. А Кононов добрался и до нанайского стойбища, ездил на речку Бичевую, где аборигены занимались ловлей кеты, ночевал там с косоглазой амазонкой и привозил её в гарнизон. Так что поле деятельности у капитана Врабия было довольно обширное: предстояло выявить пропавших без вести женщин осенью прошлого года не только в Хабаровске, но и за его пределами. Не исключал он и того, что убитая могла быть приезжей.

Врабий и его помощники вели поиски днем и ночью, разъезжали по близлежащим селам, рассылали запросы по городам. К сожалению, и пропавших без вести женщин в возрасте от тридцати до тридцати пяти оказалось не так мало. Только в Хабаровске 2 ноября вышли из дому и не вернулись шестеро.

После двухнедельных поисков и выяснений одну удалось разыскать - в Комсомольске-на-Амуре: сбежала с выручкой магазина, где работала старшим кассиром. Остальные как в воду канули. Но, судя по некоторым выясненным данным, вряд ли они были знакомы с кем-то из военных, тем более могли приезжать в гарнизон. Да и Захаров, Кононов, Овечкин хотя и вели беспутный, бесшабашный образ жизни, на убийц мало походили; они любили легкие победы, убивать же своих сожительниц им не было никакого резона.

Расследование, казалось, зашло в тупик. Оставалось основательно, с пристрастием допросить Родионова и поставить точку - либо признать его преступником, либо расписаться в своей беспомощности.

Подполковник пришел в кабинет заместителя командира эскадрильи, где обосновался следователь, минут через десять после телефонного звонка - не заставил себя ждать, хотя находился на командно-диспетчерском пункте, откуда поддерживал связь с вертолетами и кораблями пограничников, ведущих поиск упавшего в море самолета. Вид у Родионова был неважный: под глазами обозначились темные круги, кожа лица будто потемнела. Да и понятно столько сразу свалилось на его плечи бед. А судя по тому, как агрессивно настроен против него полковник Вихлянцев, председатель комиссии по расследованию летного происшествия нервов попортил ему немало.

- Здравствуйте, Владимир Васильевич, - поднялся ему навстречу Врабий и дружески протянул руку. - Извините, вам конечно сейчас не до меня, занимаетесь поисками самолета, но у меня тоже служба - надо найти вашу жену, чтобы снять с вас худшие подозрения. Присаживайтесь, разговор у нас, наверное, будет не коротким. И не обижайтесь на мои возможно неприятные для вас каверзные вопросы.

Родионов сел, и, несмотря на усталый вид, ни тени неуверенности или беспокойства не промелькнуло на его симпатичном, волевом лице.

- Задавайте. После разговора с Вихлянцевым и его умозаключений я уже ничему не удивлюсь, - сказал спокойно, твердо.

- Вернемся к записке, оставленной женой. Расскажите поподробнее, что предшествовало её появлению. Вы человек опытный, психологию женщин, наверное, изучили достаточно и не могли не заметить какие-то перемены в отношении жены к вам. Не могла же она ни с того ни с сего собрать свои вещи и уехать неизвестно куда. Так не бывает.

- К сожалению, бывает, - вздохнул Родионов. - Ольга из тех непредсказуемых женщин, которые порой сами не знают, чего хотят. Правда, за два года жизни с ней я действительно в какой-то мере узнал её, но далеко не до конца. И проживи я с ней десять, двадцать лет поручиться, что завтра она не выкинет какой-нибудь фортель, не смог бы. Она была странная, непоседливая женщина, неудовлетворенная тем, что имела. Когда я привез её в гарнизон, она восхищалась сопками, золотой осенью, которая показалась ей похожей на крымскую. Ее даже радовал ранний рев турбин самолетов, будивший её, напоминавший об одиночестве: я на полетах и до вечера не вернусь, а подругами она ещё не обзавелась. Так было с неделю. Потом вдруг загрустила, потянула меня в город. Весь выходной мы провели в Хабаровске, ходили по магазинам, просто по улицам, побывали на набережной Амура, на стадионе. И снова восторженные ахи и охи, прямо-таки детское восприятие сказочного рая. Я старался как мог поддерживать её хорошее настроение. Но не всегда на это хватало времени, терпения: ведь я тоже уставал и иногда на службе было столько неприятностей, что на её эмоции не реагировал, считая их капризом. Потом я понял: Ольга просто мается от безделья; не привыкла она сидеть, сложа руки. И когда она высказала пожелание устроиться на работу, я не стал возражать, но предупредил, что в ближайшем селе, где учатся дети летчиков, школа укомплектована учителями, а в Хабаровск каждый день ездить будет утомительно. Она заверила, что это её не пугает, что без работы она превращается в обывательницу, которой, кроме пересудов гарнизонных сплетен, и заняться нечем.

Но устроиться учительницей русского языка и литературы и в городе оказалось непросто: то места не было, то школа располагалась на противоположной стороне города, куда добираться было сложно, особенно утром, и при всем желании к началу занятий она не успевала.

Однажды, это уже было незадолго до её отъезда, она, вернувшись из Хабаровска, с улыбкой сообщила, что ей предложили "непыльную" и хорошо оплачиваемую должность - секретаря коммерческой фирмы "Дальрыбпушнина".

- И сколько лет её гендиректору? - спросил я тоже с улыбкой, давая понять, что догадываюсь, почему предложили ей эту должность и какие обязанности придется выполнять.

- Лет сорок пять. Энергичный, представительный мужчина. И офис в самом центре города.

- И квартиру гендиректор, наверное, может предоставить, - вставил я, уже заводясь. - Ныне фирмачи - самые состоятельные люди.

- Возможно, - согласилась Ольга. - Я понимаю, что ты имеешь в виду. Но ты же меня знаешь...

- Вот поэтому к этому вопросу больше возвращаться не будем, - заключил я, не сдержав неудовольствия.

- Хорошо, - согласилась Ольга.

А ещё через несколько дней она приехала поздно вечером, под хмельком. Я, разумеется, был обеспокоен и не мог не только уснуть, сидеть на одном месте. Потому поступок её воспринял, как открытый вызов к скандалу. Но о чем можно говорить с нетрезвой женщиной? Еле сдерживая себя, ушел в другую комнату, постелил себе на диване и промаялся всю ночь в невеселых думах. А утром, когда пора было идти на службу, она ещё спала. Я будить не стал. Вечером - в этот день в Хабаровск она не ездила - мы поговорили. Собственно, разговора, который я предполагал, не получилось: Ольга, едва я переступил порог, попросила прощения. Сказала, что случайно встретилась со школьной подругой и та пригласила её в гости. Вот, мол, и весь её проступок. Я поверил, не стал расспрашивать, что за подружка, где живет и работает, тем более не интересовался гендиректором "Дальрыбпушнины". Но когда жена исчезла, на третий день я посетил эту фирму. Познакомился с гендиректором. Действительно это оказался симпатичный, респектабельный мужчина. Ольгу он помнил и признался откровенно, что она понравилась ему и внешностью, и эрудицией - для престижа фирмы это немаловажно, - и он предложил ей должность секретарши. Ольга сказала, что подумает, и больше не появлялась. Не верить ему у меня не было оснований и предпринимать что-либо я не стал - не было ни времени, ни желания. Да и её записка, как говорится, ставила все точки над "и". Вот, собственно, и все, что я могу рассказать. Меня, конечно, смущают босоножки на ногах покойной - у Ольги были точно такие же, мы заказывали их у известного на все Сочи мастера, дядюшки Сатико, как называли его знакомые. Босоножки действительные оригинальные: с сеточкой-паутинкой, с тонким каблучком и золотистым ободком у носка. Но не одна же она заказывала.

- Где родилась ваша жена и в какой школе училась? - спросил Врабий. Подруга в Хабаровске - это уже кое-что. Постараемся её разыскать. Коль они вместе выпивали, то могли и секретами поделиться.

- Родилась Ольга в Смоленске. Жила и училась там до девятого класса. Потом родители её переехали в Мурманск. Там она закончила десятилетку, поступила в пединститут. Училась на первом курсе, когда родители умерли. Близких родственников у неё не было, жить стало трудно. Тут приглядел её сосед-милиционер и сделал предложение. Она дала согласие. Кстати, полтора месяца спустя, как я привез её в гарнизон, он приезжал сюда. Предлагал Ольге вернуться и обещал никогда больше не поднимать на неё руку. Она не согласилась... Не мог ли он приехать снова?

- Нет, - твердо возразил следователь. - Эту версию мы уже прокрутили. Капитан милиции Калашников в ноябре месяце никуда не выезжал, и Ольга к нему не возвращалась.

- Что же касается сверстницы-подруги, я, к сожалению, ничего о ней не спросил и из Смоленска она или из Мурманска не знаю. Да, откровенно говоря, сомневаюсь, что это была школьная подруга. Вероятнее всего, школьный или студенческий друг. Так я предполагаю ещё вот почему. Последний автобус от нас в Хабаровск уходит в восемнадцать часов. Позже уехать непросто - либо на случайной попутке, что очень проблематично, либо на такси, если заказать заранее. Рассчитывать на то, что кто-то приедет из города, все равно, что ждать у моря погоды. Да и денег у Ольги было не густо. А что она уехала после восемнадцати, я узнал на второй день из разговора с Вероникой: Ольга звонила ей около девятнадцати. Правда, об отъезде не обмолвилась и словом.

- Кстати, о Веронике, жене Соболевского. Насколько мне известно, именно вы привезли её в гарнизон. Расскажите как это произошло.

И Владимир, понимая, что его благородный поступок в данной ситуации усугубляет подозрения, все же подробно рассказал о дорожном знакомстве и причине, побудившей взять девушку под свою опеку.

Все, о чем поведал Родионов, ни на йоту не вызвало у Врабия сомнения. Но то, что подполковник мог какие-то моменты подзабыть или преднамеренно упустить, обойти стороной, следователь тоже не исключал. Возникали законные вопросы: почему так доверчиво девушка согласилась ехать на квартиру к незнакомому человеку, как отнеслась Ольга к такому явлению, не ревновал ли Соболевский свою молодую жену к её опекуну? Никто на эти вопросы не мог дать вразумительны ответов. А Родионов не так глуп, чтобы признаться в интимных связях с Вероникой, если они и были. А исключить этого следователь никак не мог: оба молодые, красивые, и что испытывали друг к другу симпатию - яснее ясного.

- Скажите, только откровенно, жена не ревновала вас к Веронике? спросил следователь.

- Разумеется, вначале она была шокирована: муж привозит из отпуска красивую девушку. И объяснение мое поначалу восприняла с недоверием. Но через несколько дней убедилась в порядочности и честности девушки и они стали подругами.

- К сожалению, и в дружбе бывают свои нюансы, - заметил Врабий. Ольга могла сделать вид, что поверила в ваши чистые отношения, но, заподозрив обман и убедившись в этом, решила покинуть вас...

- А я, чтобы не пустить её, задушил и бросил труп в выгребную яму, - с грустной иронией дополнил Родионов. - Так вы считаете?

- Разве такое не могло случиться? - Следователь уставился на него пронзительным взглядом - точно так смотрел Вихлянцев.

- Могло, - согласился Родионов. - Только не со мной. Убить любимую женщину только за то, что она решила покинуть тебя, на это способен, по-моему, только ненормальный.

- Ну, почему же. Ревность - штука непредсказуемая и очень коварная. Она и сильных людей доводила до безумия. Вспомните классический пример с Отелло. За что он убил Дездемону?

- К счастью, я не черный, и во мне течет нормальная, уравновешенная кровь. И убивать Ольгу мне было не за что.

- А если, к примеру, она застала вас с Вероникой? - Врабий не сводил с него своих недоверчивых, чуть прищуренных глаз. - Авторитет перед подчиненными, ответственность перед Соболевским... Лишиться всего этого, плюс командирской должности... Тут не только кровь ударит в голову.

- Ваши аргументы убедительны. Но я Ольгу не убивал.

Врабий пропустил это замечание мимо ушей. Родионов - умный человек, за полгода он мог хорошо подготовиться к допросу и прокрутить всевозможные варианты. Но, если он убийца, все равно на чем-то должен споткнуться. Надо только вовремя и в удобном месте подставить подножку. Допрос длился уже более получаса. И следователь и подозреваемый пока не ловчили, скорее беседовали, чем вели расследование. Доверительный тон ни к чему не привел, пора было переходить к игре в кошки-мышки, ставить капканы и другие ловушки, в которые рано или поздно преследуемый должен угодить.

- Скажите, Владимир Васильевич, вы спортом занимаетесь?

- В силу служебной необходимости. Если говорить откровенно - от случая к случаю. Времени не хватает. Но утреннюю гимнастику я пропускаю редко.

- А как вы вообще относитесь к спорту?

- Как и всякий здравомыслящий человек - положительно.

- А к тяжелой атлетике?

- Тоже нормально. В училище даже пробовал штангой заниматься.

- И гирей, разумеется?

- И гирей.

- Я видел у вас неплохую спортивную площадку. Видимо, в эскадрилье есть спортивные секции?

- Были. Но теперь не до них.

- Потому, видимо, и валяются спортивные снаряды где ни попадя. Штанги и гири ржавчиной покрылись...

- Простите, давно не заглядывал туда. И физрук, похоже, забыл свои обязанности.

- Снаряды с осени лежат?

- Не может быть. Осенью я сам давал распоряжение убрать их в солдатский клуб.

- Не помните, когда конкретно отдавали распоряжение?

Родионов понял подоплеку заданного вопроса и посмотрел в глаза следователя с укоризненной усмешкой: я, мол, с тобой откровенно, а ты ловушки расставляешь. Пожал плечами.

- Если бы я помнил, какие распоряжения и приказы отдавал полгода назад, меня, несомненно, занесли бы в книгу Гиннеса.

- Ну, а то, что одну гирю вы забрали домой, помните?

Насмешливая улыбка на лице Родионова сменилась суровостью, в голубых глазах заискрились колючие льдинки.

- Нет, Аркадий Борисович, не помню, - ответил твердо и сердито. - Не надо ловить меня на пустой крючок. Пудовую гирю я приобрел ещё в холостяцкие годы.

- И она у вас сохранилась?

- Наверное. Хотя после женитьбы я ни разу не брал её в руки.

- А как давно вы её видели?

- Откровенно говоря, давно. Поскольку я ею не занимался, Ольга наверное засунула куда-нибудь.

- Допустим. Какие-нибудь приметы на своей гире вспомнить можете?

Врабий снова пристально уставился в глаза подозреваемого, чувствуя как напряглось все тело, затаилось дыхание, будто на мушку взята крупная дичь, и от того, как он нажмет на курок, зависит успех охоты. Родионов серьезный, умный противник, как хороший шахматист заранее разгадывает его очередной ход; и если действительно гиря на трупе его, то он придумает любую вмятину или царапину, которой на улике, конечно же, нет. И хотя припереть к стенке подозреваемого этой уликой не удастся, Врабий почти на все сто процентов будет уверен в его виновности: то, что гирю он взял из солдатского спортивного инвентаря - не помнит, а какие на ней отметины - не забыл.

Родионов задумался. Помотал головой.

- Не могу. Не обращал внимания. Гиря как гиря, покрытая черной краской, чтоб не ржавела.

- И все-таки постарайтесь вспомнить, - настаивал следователь. - От этого зависит ваша судьба: к шее убитой была привязана гиря. И, если ваша дома не найдется или солдат подтвердит, что именно вы взяли осенью гирю, которой недостает в спортивном инвентаре, числящемся за эскадрильей, понимаете, в каком положении вы оказываетесь?

- Понимаю, - кивнул Родионов. - Но никогда не удосуживался задержать взгляд на железяке. И почему солдат сказал, что я взял гирю, надо выяснить.

- Согласен. - Следователь полистал свои записи и нажал кнопку селектора.

- Дежурный по штабу лейтенант Синицын слушает, - раздался зычный, четкий голос в селекторе.

- Говорит следователь капитан Врабий. Попросите зайти ко мне рядового Курочкина, киномеханика солдатского клуба.

- Есть. Если удастся разыскать его.

Пока Врабий продолжал допрос, задавая повторно наиболее важные вопросы, чтобы сличить их с первоначальными показаниями, явился Курочкин, настороженный, напряженный, с пугливо бегающими маленькими глазками неопределенного цвета - серого, с болотным отливом, - присущего людям рыжим или светлым, хотя Курочкин был брюнетом с цыганскими чертами лица. Глядя на командира эскадрильи, доложил срывающимся голосом:

- Товарищ подполковник, рядовой Курочкин по вашему приказанию прибыл. - Зыркнул искоса на следователя и снова уставился на командира.

- Рядовой Курочкин, - начал с ходу Врабий. - В прошлый раз на мой вопрос, куда подевалась из вашего инвентаря пудовая гиря, вы сказали, что её взял командир эскадрильи. Так?

Солдат переступил с ноги на ногу, стыдливо опустил голову.

- Чего же ты молчишь? Отвечай.

- Видите ли... я не знаю, куда подевалась гиря, - промямлил Курочкин. - Подполковник действительно приказывал мне осенью убрать весь спортивный инвентарь в клуб. Куда пропала одна... Как-то у подполковника я видел в прихожей гирю, вот и сказал...

- Когда вы видели?

- Наверное с год назад... Извините. Если надо, я куплю.

- Откуда же ты деньги возьмешь? - поинтересовался следователь.

- Попрошу у родителей. Пришлют.

- Они у тебя очень богатые?

- Не очень. Но на гирю наскребут, - оживился солдат, уловив в голосе следователя шутливые нотки.

- И не стыдно будет брать у них последнее? Ладно, иди и больше никогда не ври.

Курочкин торопливо и облегченно покинул кабинет.

- Что ж, Владимир Васильевич, идемте, проверим, на месте ли ваша гиря...

Гири ни в прихожей, ни на балконе, ни в самых потаенных закоулках квартиры найти не удалось.

Глава третья

1

Лишь спустя три недели после начала поисков упавшего в море самолета, он был обнаружен радиолокаторами пограничного катера и поднят на поверхность. Члены комиссии тщательно обследовали каждую деталь и пришли к выводу, что ни двигатели, ни пилотажные приборы, ни радиолокационная аппаратура не являются причинами катастрофы. И летчик сидел в катапультном кресле, как живой - ни одной царапины, никаких признаков постороннего влияния на его деятельность, точнее на бездействие. А что самолет плавно снижался в течение семи минут, подтвердила и регистрирующая аппаратура. Кислородная система тоже была вне подозрений.

Сопоставляя факты и обнаружив их временную зависимость, Вихлянцев внезапно сделал потрясающее открытие: летное происшествие и уголовное дело неразрывно связаны друг с другом, и главное их действующее лицо - Родионов. Он привез в гарнизон свою молодую любовницу, выдал её замуж за некрасивого, рыжего пилота - явно не соперника, - и преспокойно сожительствовал с ней. Их связь раскрыла жена Родионова и пригрозила рассказать все мужу Вероники. Чтобы избежать позора и наказания по служебной линии, Родионов убивает жену и опускает её с гирей на шее в выгребную яму. Сообщив сослуживцам, что Ольга уехала, он продолжает прелюбодеяние с женой Соболевского, но в одно прекрасное время его подопечный застает их врасплох. Потрясенный лицемерием командира и вероломством молодой жены, Соболевский, чтобы избежать насмешек сослуживцев, принимает решение покончить жизнь самоубийством и направляет самолет в море.

Председатель комиссии по расследованию летного происшествия и так и этак прокручивал в голове свою версию, и, несмотря на то что все совпадало тютелька в тютельку - и босоножки, и гиря, и исправный самолет, - полковник боялся поделиться своим открытием с подчиненными. Боялся, что многие эту версию возьмут под сомнение - авторитет Родионова высок не только в эскадрилье, его хорошо знают и ценят в штабе армии. А переломить мнение высоких начальников одним махом, не раз убеждался Вихлянцев, дело почти безнадежное. Начнутся новые расследования, поиски других улик. А вдруг что-то найдут?.. Тогда ему несдобровать. Его авторитет, его карьера полетят коту под хвост.

И чтобы принять окончательное решение, ещё раз убедиться в верности своих умозаключений, он отправился вечером в номер следователя по особо важным делам, предусмотрительно прихватив бутылку коньяка. От разговора в кабинете полковник отказался - сами стены служебного помещения настраивают на официальный тон. А следователь, убедился Вихлянцев по первым с ним беседам, человек не очень-то общительный и откровенный, выудить у него что-то существенное и проливающее свет на расследование убийства, не так-то просто. Осторожный, сам себе не верит. Тянет с этим делом, как кота за хвост...

Следователь смотрел по телевизору новости дня. В спортивных брюках, в майке. На журнальном столике перед ним шипел чайник и были разложены на белой вощеной бумаге бутерброды с колбасой и сыром. Он только собирался ужинать.

- Извините, - Вихлянцев виновато приложил руку к сердцу. - Хотел предложить вам вместе поужинать. Правда, местная столовая не московская "Прага", даже не хабаровская "Уссури". Но и времена нынче не те...