Тайна оберега

Глава 1

Солнце не успело подняться высоко и, несмело пробиваясь сквозь ажурную листву, ласково касалось безмятежно сонной земли. Воздух оставался упоительно свежим и, сладко дурманя голову, пробуждал желание вдохнуть полной грудью и буквально напиться им. Покрытая серебристой сединой сочная трава, напитавшись ночной влагой, пригнулась и, чуть вздрагивая от лёгкого прикосновения ветерка, поблёскивала прозрачными капельками. На изумрудном кружеве полога леса то и дело вспыхивали янтарные солнечные блики, а неугомонные птицы, перелетая с ветки на ветку, оглашали округу перезвоном хрустальных колокольчиков.

Сильные мужские руки легко подхватили её и, казалось, подняли к самым верхушкам деревьев. Но ей не было страшно, её душа наполнилась пониманием: отец ни за что на свете не уронит свою любимую дочь. Сердце в груди трепетало от восторга, только стало несколько неловко, и, притворно надувшись, она фыркнула:

– Батюшка, ну я ж уже не маленькая!

Мама стояла рядом и звонко смеялась. Яркие лучи солнца слепили глаза, не давая разглядеть лица людей, и только их счастливые улыбки различались сквозь прикрытые ресницы. За спиной раздавались весёлые возгласы сестры и шутки братьев, и голоса родных сливались в единый мелодичный хор с восторженным звоном беспечных кузнечиков. Запах свежескошенного луга пьянил, душу распирало от безмерной радости, а весь мир был наполнен светом, любовью и умиротворением.

Неожиданно щеки коснулось что-то тёплое, мокрое и шершавое. Обмякшее сознание, желая остаться вместе с дорогими ей людьми, упорно сопротивлялось, судорожно цепляясь за образы родителей, но новые прикосновения настойчиво теребили нос, губы, подбородок, вырывая из такого светлого и замечательного сна.

Глаза непроизвольно открылись, и прямо перед собой увидели огромную зубастую пасть со свисающим красным языком. Пасть гавкнула, растянулась в счастливом оскале, и страшная морда уставилась карими умными глазами. Ничуть не испугавшись большой лохматой зверины, засоня недовольно утёрла мокрое лицо, огляделась и обижено пробурчала:

– Ну зачем ты меня разбудил?

Вокруг простирался всё тот же лес, уже третий день нескончаемым хороводом тянувшийся на всём протяжении пути в неизвестность. Собака, явно довольная тем, что её находка очнулась, призывно залаяла и бросилась в сторону.

– Гром, что ты там нашёл? – послышался мужской голос, и из-за дерева показался всадник, облачённый в начищенный бехтерец¹.

У пояса человека висела сабля в богато отделанных ножнах, к седлу был прикреплён налуч² с добрым луком, а безвольно висящие поверх дорожной сумки тушки зайца и куропатки говорили о его меткости.

Желая сообщить о своей добыче псина с преданным лаем помчалась к хозяину.

Вот теперь, лишь увидев незнакомца, всё её тело пронзил леденящий страх. Казалось бы, плутающий по лесу странник должен порадоваться появлению человека, но душа судорожно дрожала, а внутренний голос настойчиво предупреждал: встреча с мужчиной опасна, а с вооружённым мужчиной опасна вдвойне. Сердце, обезумев, заметалось, и, собрав последние силы, она вспорхнула испуганной птицей и бросилась бежать, но тут же споткнувшись о коварную корягу с налёта уткнулась лицом в прелые листья.

Ощутив терпкий аромат земли, она моментально развернулась, но уже не успевая подняться, словно загнанный зверёк, попятилась назад, пока не почувствовала спиной ствол дерева. Как бы сейчас хотелось слиться с корой, раствориться в плоти дуба, но равнодушный лесной великан не хотел спрятать человека, и ей в отчаянье пришлось наблюдать за приближением всадника. Воин легко соскочил с коня и неторопливо устремился к ней. Чувствуя, что сердце сейчас выпрыгнет из груди, бедняжка зажмурилась и, будто это могло спасти, в испуге закрыла ладошками лицо.

– Вот ведь птаха какая, – послышался мягкий насмешливый голос. – Да что ж это я тебя так напугал? Неужто на лешего похож?

Несмело приоткрыв глаза, она сквозь пальцы взглянула на незнакомца. Парень с едва пробивающейся бородой, присев на корточки, улыбаясь, смотрел добрыми серыми глазами. Настороженно изучая приятное мужское лицо, она несмело опустила руки.

– Что, такой страшный? – снова поинтересовался незнакомец.

Отрицательно покачав головой, трусиха продолжала молчать, а парень ещё шире улыбнулся.

– Ну вот и хорошо. Не бойся. Разве может воин обидеть маленькую девочку? – проговорил он. Она не стала спорить, хотя внутреннее убеждение говорило об обратном, а незнакомец вновь спросил: – Кто ты? Как звать-то тебя?

Немного подумав, девочка проронила:

– Таяна…

– А я Евсей, – продолжал улыбаться парень. – Как ты очутилась здесь? Заблудилась? Небось, с подружками по грибы-ягоды ходила?

Малышка некоторое время недоверчиво смотрела ратнику в глаза, а затем, наклонив голову, пробурчала:

– Я не помню…

– Как не помнишь?

– Не помню, – растеряно пожала плечами Таяна.

Озадачено нахмурившись, Евсей безмолвно разглядывал необычную находку: чумазую девчонку лет десяти-одиннадцати. Видать, оголодала. Худющая, одни васильковые глазища на лице остались. Всклокоченные, выпачканные в грязи и крови русые волосы собраны в косичку с вплетённой в неё голубой шёлковой лентой. Одета в простую крестьянскую рубаху, но сарафан добротный и расшит разноцветным бисером. На ногах сапожки из мягкой кожи. «Похоже, родители не бедствуют, раз дочери такую обувку справили, и, наверное, она любимица в семье», – размышлял Евсей, а вслух поинтересовался:

– Запамятовала, как в лесу оказалась? А из каких мест – хотя бы помнишь? Кто-родители-то твои?

– Не помню, – ещё ниже опустила голову девчушка.

– Забыла, чья ты? – вскинул брови парень.

Она снова покачала головой:

– Ничего не помню. Проснулась утром в лесу, а как попала сюда, не ведаю.

– Так к кому ж мне везти тебя? Как родителей сыскать? – растеряно проговорил он. -Отец с матушкой, поди, уж все глаза проглядели… Ещё бы, такую красавицу потерять, – желая взбодрить ребёнка, по-молодецки подмигнул Евсей. – Попробуй припомнить.

Девочка отчаянно замотала головой:

– Нет. Я пробовала, голова начинает болеть, и душа дрожит.

– Это как?

– Страшно делается, – призналась она и, пристально взглянув в глаза парня, шёпотом добавила: – Очень страшно.

– Но имя-то своё вспомнила…

– А оно у меня на пояске вышито, – оживилась девочка и показала пояс.

Евсей посмотрел – и правда: на пояске искусно вышитое имя.

– Так ты грамоте обучена?

– Наверное, раз прочитать сумела.

– Да, в самом деле. Тайна ты, а не девка, – хмыкнул парень. – Ну что ж, пойдём. Коли ты никого не помнишь, тебя-то саму наверняка не забыли и признают. Поспрошаем в окрестных деревнях, не терял ли кто девчонку. Глядишь, отыщутся родичи твои, – ободряюще улыбнулся Евсей и протянул руку.

Насторожено косясь, Таяна всё же протянула ладошку. Ратник помог девочке подняться и подвёл к коню:

– На лошади ездить умеешь?

– Умею.

– Помнишь?

– Нет, знаю, – взглянула она огромными глазищами.

Евсей усмехнулся и, усадив девочку на коня, сам вскочил в седло. Одной рукой придерживая чумазую находку, воин тронул поводья, и гнедой жеребец зашагал по лесу. Оказавшись в объятиях парня, Таяна прижалась щекой к прохладным пластинам бехтереца и облегчённо вздохнула. Руки Евсея неожиданно успокоили бедолагу. Они напоминали ей руки другого мужчины, её отца: такие же сильные и ласковые, и девочке казалось, что новый знакомец может защитить её от всех напастей. Немного помолчав, Евсей спросил:

– А ещё что знаешь?

Малышка подумала и гордо прощебетала:

– Умею писать, а ещё вышивать.

– Эвон как! Почему так решила?

– Знаю и всё, – качнула она головой.

Ратник задумался, и дальше ехали молча. Пёс, следуя за хозяином, то скрывался в зарослях, обследуя окрестности, то возвращался назад и вновь бежал рядом. Вскоре стали слышны мужские голоса, и среди деревьев показались всполохи костра. Девочка вздрогнула, напряглась, и её испуганные глазищи уставились на Евсея. Заметив волнение малышки, парень улыбнулся.

– Ну что задрожала, словно заячий хвост? Не бойся… Никто тебя не обидит. Не позволю! То дружинники мои, – пояснил он.

Преданно взглянув на воина, Таяна вдруг крепко обхватила его ручонками и прижалась к груди. Не ожидая подобного проявления доверия, парень несколько растерялся, но потом ласково погладил ребёнка по голове.

– Вот ведь птаха… – вздохнул он.

Наконец они выехали на поляну, где, расположившись вокруг костра, отдыхали человек двадцать воинов. Облачённые в добротные кольчуги мужчины обыденно переговаривались, но сами бдительности не теряли. Несколько человек оставались на посту, да и остальные не спешили расставаться с оружием. Кто проверял исправность пищалей³, кто начищал клинки сабель и топоров, имелись среди ратников и лучники, заботливо укладывающие стрелы, чтобы в случае боя без затруднений выхватывать их из колчана. Увидев Евсея с девчушкой, дружинники удивлённо переглянулись, но тут же принялись шутить:

– Ба, княжич, ну и дичь ты изловил! – засмеялся седовласый воин.

– Это что ж за чудо такое лесное? – хохотнул парень примерно одного с Евсеем возраста.

– Неужто невесту себе нашёл? – хитро прищурился ратник у костра.

– Да ладно вам зубоскалить, – передавая подстреленную дичь кашевару, нахмурился Евсей. – Девчонка и без того напугана дальше некуда. Несколько дней по лесу одна плутала… Да так, что ни себя, ни родичей не помнит, – осадил он товарищей.

Перестав смеяться, дружинники уже серьёзно взялись рассматривать девчушку. Княжич слез с коня и снял Таяну. Лишь коснувшись земли, девочка юркнула за спину Евсея и исподлобья оглядела ратников.

– Гляди-ка, словно дикий зверёк, – вздохнув, покачал головой пожилой воин.

– Да, Богдан Иванович, видать, натерпелась девка, – поддержал его кашевар.

Крепкий мужчина средних лет с чуть тронувшей виски сединой подошёл к княжичу:

– Неужто и в самом деле родителей не помнит? – насупил он широкие брови.

– Похоже, нет, Прохор Алексеевич, – ответил Евсей.

– Во дела… – покачал головой Богдан и по-отечески улыбнулся девочке. – Да не бойся ты, бедолага, иди к костру. Голодная, небось?

Но девочка, вцепившись в Евсея, не решалась отойти. Княжич взял Таяну за руку и подвёл к костру.

– Садись, – сказал он и, обращаясь к воину, колдующему у огня, приказал: – Степан, накорми девчонку.

– Ну что, Евсей Фёдорович, нянькаться теперь придётся, – улыбнулся Степан и подал Таяне сухарь. – На-ка пока, погрызи. Скоро каша будет готова, тогда и накормлю уже по-настоящему.

Схватив сухую горбушку, девочка с такой жадностью набросилась на нее, словно это было лакомое угощение. Дружинники только с сочувствием наблюдали, как быстро она разделалась с хлебом.

– Слушай, дядька, – обратился Евсей к Прохору, – ты у нас мастер отыскать кого угодно. Может, разузнаешь, откуда девчонка-то.

– До того ли нам сейчас? – сверкнув карими глазами, нахмурился воин. – Нас за казной послали, а мы по деревням родичей найдёныша искать будем?

– Ну а что ж с ней делать? Не в лесу же бросать?

– Ладно, подумаю, – запустив руку в густую бороду, буркнул Прохор.

Вскоре аппетитный аромат каши возвестил о её готовности, и воины, глухо заурчав, расселись вокруг костра и заработали деревянными ложками. Основательно перекусив и немного передохнув, отряд вновь засобирался в дорогу. Евсей усадил лесную находку на телегу с провиантом, воины вскочили на коней, и дружина тронулась в путь. Убедившись, что никто не пытается причинить ей зла, девочка успокоилась и уже оглядывала людей более уверено.

– Ты найдёшь моих родителей? – с надеждой взглянула Таяна на княжича.

– Попробую.

– А куда ты едешь?

– По делу.

– Важному?

– У воина неважных дел не бывает, – усмехнулся он.

Понимая, что больше ей никто ничего не расскажет, Таяна глубоко вздохнула и решила больше не донимать княжича расспросами. Накатанная дорога, гулко отдаваясь под копытами коней, бежала пыльной лентой сквозь лес, телега жалобно поскрипывала, повторяя бесконечную монотонную песню, а девочка от скуки следила за проползающими мимо кустами и деревьями. Устало разглядывая неспешно шагающих лошадей и их всадников, Таяна окончательно осознала, что теперь она в безопасности, родные её вскоре найдутся, а все беды окажутся позади. От столь утешительной мысли и сытого желудка девчушку разморило, и, устроившись поудобней на соломе, она задремала.

– Ну что, княжич, думаю, засветло до места добраться не успеем, – предположил Прохор Алексеевич.

– Похоже на то, – согласился Евсей.

– Здесь по дороге деревушка будет. Заночуем там, да заодно и про девчонку твою расспросим, – предложил Прохор. Евсей согласился, а дядька неожиданно хитро взглянул на племянника. – Ты не забыл, чего батюшка велел?

– Ты о дочери князя Засекина? – смущённо улыбнулся Евсей.

– О ней, – хмыкнул в бороду Прохор. – Считай, не за казной едем, а на смотрины! Мне Фёдор Петрович сватом наказал быть, – напомнил дядька. – Сам знаешь, батюшка твой давно уж с Алексеем Григорьевичем сговорился. Они с детства дружбу водят, тогда ещё мечтали породниться. Вот и пришло время. Не робей! Говорят, Настасья девка ладная.

– Да какая тут свадьба, когда нам со дня на день на Москву идти? – нахмурился Евсей.

– А ничего… Жизнь-то она одна. Вот прогоним поляков и свадьбу сыграем, – подмигнул Прохор. – Человеку надо продолжение своё оставить. Кто будет род продолжать? – пытливо взглянул он и хохотнул. – Как говорится, холостому помогает боже, а женатому хозяйка поможет.

– Так что ж ты, дядька, сам столько лет в холостяках ходишь? И род Долматовых не продолжаешь? – хмыкнул княжич.

– Не сложилось у меня… – насупился Прохор.

– Ну, с одной не сложилось, нашёл бы другую.

Раздумывая, что ответить племяннику, воин недовольно крякнул и замолчал. Ни один, ни другой не стали продолжать разговор, и княжич, погрузившись в думы, безмолвно следовал за телегой с мирно сопящей девочкой.

Евсею Фёдоровичу Левашову не так давно минуло девятнадцать лет. Отец торопился женить сына. Да оно и понятно: самое время парню семью заводить. Как в народе говорят: «Не женат – не человек. Холостой – полчеловека». Евсей и сам был не против женитьбы, да только вот насчёт невесты… Была у него любимая… И вспоминая зазнобу, княжич хмурился: «Нет, отец ни за что не согласится на свадьбу с Ириной, – понимал он. Родители считали, негоже молодому парню вдову за себя брать, да ещё и с чужим дитём. – А как сыну пойти супротив слова отца?»

Влюбился Евсей в Ирину ещё в шестнадцать. Как увидел жену друга, так и сон потерял. Василий на четыре года был старше Евсея, а уж два года как женат. Но Левашов и не помышлял показывать свои чувства, не по-товарищески это на жену друга зариться, да только поделать с собой ничего не мог.

Но в Калязинской битве⁴ побратим погиб, и Евсею пришлось везти тело товарища к нему домой, а позже, желая помочь молодой вдове, княжич её навещал. Незаметно как-то всё закрутилось, страстное влечение подхватило огненным вихрем, и Ирина стала его первой женщиной. «Нет, отец не позволит», – горестно размышлял Левашов и, вспоминая горячее тело вдовушки, гадал, как бы оттянуть нежеланную свадьбу. Да и как противиться батюшке, когда князь столько лет мечтал породниться с товарищем? Правда до Евсея дошли слухи, будто Настасья не сильно горит желанием выйти за него, за Евсея, ей другой жених был по сердцу. «Но разве детей кто спрашивает, когда родители между собой сговорились?» – тяжело вздыхал княжич. Окунувшись в волнующие воспоминания, парень с тоской представлял Ирину, и невесёлые мысли блуждали в его голове.