ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Так совершилась 2 июля развязка странной истории, которую мне захотелось вам рассказать. Я понимаю, что она кажется невероятной. Но это главным образом от неумения со стороны автора рассказывать. История же на самом деле подлинная, хотя и единственная в своем роде. Другой такой не было и, надеюсь, не будет. Разумеется, прежние намерения пришлось оставить: Марку и Мире неудобно было теперь ехать во Францию. Я уже смирился с тем, что Марк будет наезжать в Париж только изредка, а жить будет постоянно в Раче. Для него гораздо лучше было жить с женой у Родерихов. Время все устраивает, и Марк, разумеется, впоследствии приспособится к своему странному положению. Мира старалась всячески сделать так, чтобы ее незримость как можно меньше чувствовалась и замечалась. Она устраивала так, что все всегда знали, где она находится. Она была душой дома, хотя сама и была невидима, как душа. Да и внешний ее образ не совершенно исчез. Разве в доме не было ее чудного портрета, написанного Марком? Мира любила садиться под этим портретом и говорила тогда:

— Вот я и не невидимка. Вы меня видите, как и я вас вижу.

После свадьбы я прогостил в Раче еще несколько недель, и, наконец, наступил день моего отъезда. Надобно было ехать. Нет таких длинных каникул, которым бы рано или поздно не приходил конец. Мне пора было возвращаться в Париж..

В Париже я с головой ушел в свои занятия, которые очень любил, но среди них я все же часто переносился мысленно в Рач.

В начале января следующего года, размышляя как-то об обстоятельствах смерти Вильгельма Шторица, я вдруг остановился на одном соображении, удивляясь, как оно не пришло мне в голову раньше. Я упрекал себя за недостаток наблюдательности, логики и сообразительности. Как это я раньше не обратил внимания на то, что к Вильгельму Шторицу вернулся его видимый образ, как только пролилась его кровь от нанесенного ему Гараланом сабельного удара? Теперь я был просто ослеплен сделанным открытием. Ясное дело, что таинственный состав содержался в крови и вместе с нею вышел из тела.

Если остановиться на этой гипотезе, то вывод из нее может быть один. То, что сделала сабля Гаралана, сделает и ланцет хирурга. Операция безвредная, безопасная, ее можно совершать постепенно, в несколько приемов, и повторять до тех пор, пока не получится желаемый результат. Потеря крови восстановится, организм Миры выработает новую, свежую кровь, в которой не будет и следа от проклятого снадобья.

Я тотчас же написал об этом в письме брату. Уже собираясь отправить свое письмо, я получил письмо от него и такого содержания, что решил со своими соображениями повременить и письма своего не отправил. Марк меня уведомлял, что Мира скоро сделает его отцом. Разумеется, во время беременности о кровопускании нечего было и думать.

Рождение моего племянника или племянницы ожидалось в последних числах мая. Я постарался поспеть в Рач к этому событию. 15 мая я был уже там и в своем нетерпении нисколько не уступал Марку.

Событие совершилось 27 мая — никогда не забуду этого числа. Чудес, говорят, больше не бывает. А я в этот день был свидетелем чуда, которое могу удостоверить самым положительным образом. Читатель уже догадывается, о каком чуде я говорю. Ту помощь, за которой я собирался обратиться к науке и искусству, нам оказала сама природа. Мира воскресла, точно Лазарь. Изумленный, ослепленный, задыхающийся от радости Марк сам видел, как она медленно, постепенно вышла словно из какого-то мрака или тени, и в тот же момент родился ребенок.

У моего брата получилась двойная радость; родился ребенок и возродилась жена, показавшаяся ему теперь еще краше прежнего, после того, как он ее так давно не видел.

С тех пор я, Мира и мой брат стали жить вместе в Париже. Я ломаю голову над математическими выкладками, а он работает в сфере искусства и по-прежнему с огромным успехом. У него великолепный особняк рядом с моей холостяцкой квартирой. Господа Родерих, а также Гаралан, который теперь уже полковник, каждый год приезжают к нему погостить на два месяца.

И каждый же год молодые супруги уезжают к ним на столько же времени в Рач. И на это время я бываю лишен удовольствия слушать болтовню своего племянника, которого я очень люблю. Я ему точно и дядя, и дедушка. Марк и Мира счастливы вполне.

Дай им Бог подольше пользоваться счастьем! Не дай Бог никому пережить того, что они пережили! И дай Бог — это будет моим заключительным словом, — чтобы проклятой тайны Вильгельма Шторица никому никогда не удалось в другой раз открыть!

Загрузка...