Глава восьмая

Толстые стены и могучие башни королевского дворца стояли неизменно уже много столетий, однако внутри его каждая династия что-нибудь перестраивала, так что в конце концов он превратился в настоящий лабиринт коридоров и садов. У Конана создалось такое ощущение, что он прошел их все и все же не нашел ворот.

По переходам непрерывно сновали слуги с какими-то поручениями, так что варвар в тяжеловесных доспехах не успевал задать им вопрос. Они были высокомерны почти так же, как придворные, наслаждающиеся в садах прохладой фонтанов, и вежливые вопросы, с которыми он обращался к этим роскошно одетым господам, вызывали в ответ лишь насмешливые замечания. Несколько раз он был близок к тому, чтобы обнажить меч и потребовать уважения к себе. Изнеженные скучающие дамы встречали его насмешливыми улыбками и предложениями, не менее откровенными, чем зазывания уличных девиц. Возможно, он даже принял бы их, если б не спешил скорее попасть к своим. Но даже и эти своенравные женщины изрядно потешались над тем, что он не знает дворца. Хихикая, они показали ему дорогу. Он последовал их совету и описал круг.

Конан оказался в очередном саду и неожиданно увидел короля Вальдрика собственной персоной. Король прогуливался со своей свитой. Конан нашел владыку еще более истощенным, чем Нарус. Расшитое золотом роскошное одеяние болталось на его костлявом, как у скелета, теле, которое когда-то было вдвое шире. Король опирался на длинный, усыпанный драгоценностями посох, как на трость. Его золотая корона, плотно утыканная изумрудами и рубинами, камень к камню, — их добывали на копях у немедийской границы — сидела почти на его бровях. Запавшие глаза лихорадочно блестели на скуластом лице.

Его спутниками по большей части были пышнобородые мужчины, судя по наружности — врачи; несколько придворных в разноцветных шелках и несколько офицеров в позолоченных доспехах, которые держали свои шлемы с гребнями и султанами под мышкой. Степенно гуляя по двору, бородатые ученые мужи беспрестанно перебивали друг друга, склоняя слух Вальдрика к своим замечаниям.

— Сегодня ночью расположение звезд указывало на благосклонные обстоятельства для призывания Митры, — кричал один.

— Вам нужно пустить кровь, Ваше Величество. Я получил свежих пиявок из болот Аргоса.

— Это новое чародейство надежно избавит вас от последнего демона! — вступил в беседу третий.

— Нам нельзя упустить подходящий момент для кровопускания, мой король, — не сдавался второй.

— Этот напиток...

— Это чудесное средство.

Конан неловко поклонился, хотя его, кажется, никто не замечал. Однако он знал, что к таким вещам король относится очень чутко.

Когда он выпрямился, Вальдрик и его свита были уже далеко, но седоволосый офицер остался и теперь смотрел на него. Конан тут же его узнал, несмотря на то, что никогда прежде не встречал. Это был Искандриан, Белый Орел Офира, генерал, которому удавалось удерживать армию в стороне от грызни за престол. Несмотря на его почтенный возраст и белые волосы, его обветренное лицо казалось суровым, как стены замка-дворца, а серые глаза под густыми бровями были ясными и твердыми. Сильная мозолистая рука покоилась на рукояти меча.

— Вы, вероятно, тот человек, который доставил Антимидесу девушку, — неожиданно заговорил седой генерал. — Как вас зовут?

— Конан из Киммерии.

— Наемник, — сухо сказал Искандриан. Его неприязнь к наемникам была общеизвестна. По его мнению, ни один чужеземный воин не должен ступать по офирской земле, даже будучи на службе у офита. — Я слышал о вас. Вы — человек этого жирного болвана Тимеона, не так ли?

— Я ничей человек, а только мой собственный, — резко возразил Конан. — Мой отряд находился на службе у барона Тимеона, а теперь нам платит леди Синэлла.

Во всяком случае, она будет им платить, как только он уговорит своих парней.

Искандриан присвистнул сквозь зубы.

— Тогда вы создадите себе серьезную проблему, господин наемник. Плечи у вас как у быка, и я полагаю, что дамы находят вас привлекательным. Но Тараменону очень не понравится, если вы окажетесь рядом с Синэллой.

— Тараменон? — Конан припомнил, что Антимидес тоже упоминал это имя, намекая на то, что Тараменон имеет личный интерес к Синэлле.

— Он — лучший фехтовальщик в Офире, — заявил Искандриан. — Как можно скорее заточите ваш клинок и молитесь своим богам, чтобы они вам помогли.

— Мужчина помогает себе сам, — ответил Конан. — Мой клинок всегда остер.

— Ответ, достойный наемника, — сказал Искандриан, улыбаясь. — И вообще солдата. — Вертикальная морщинка на лбу придавала его лицу жесткость. — Но как вы оказались в этой части дворца? Эта дорога совершенно явно не ведет к выходу из покоев Антимидеса.

Конан поколебался, затем почти смущенно дернул плечом.

— Я заблудился, — сказал он.

Генерал вновь рассмеялся:

— Это совсем не похоже на то, что я о вас слышал. Но я дам вам провожатого.

Он жестом подозвал своего слугу, который низко склонился перед ним и сделал вид, что вообще не замечает киммерийца.

— Доставь этого человека к выходу, — приказал генерал.

— Благодарю вас, — сказал Конан. — От вас я услышал здесь первые слова, которые не были ни издевательством, ни ложью.

Искандриан смерил его испытующим взглядом.

— Вы не ошибаетесь, Конан из Киммерии. У вас репутация отчаянно смелого человека и умного тактика, и если бы вы были офитом, я сделал бы вас своим офицером. Но вы, к сожалению, наемник, к тому же чужестранец. Если бы на то была моя воля, то пришел бы день, когда вам пришлось бы с большой поспешностью покинуть Офир. Если, конечно, вы не хотите, чтобы ваш пепел был развеян над его полями.

Он повернулся и зашагал прочь.


Конан задавался вопросом: было ли у него еще когда-нибудь столько врагов сразу? Сам Искандриан, казалось, отнесся к нему с симпатией, но представься генералу шанс, он предал бы его смерти. Антимидес ненавидит его всей душой и с удовольствием потащил бы к пыточному горну, живого или мертвого. В Синэлле он не был столь уверен. То, чего она хотела разумом, и то, к чему стремилось ее тело, были вещи совершенно противоположные, и близость к такой противоречивой даме может быстро стоить ему головы. Карела утверждала, что мечтает видеть его мертвым, однако она не использовала возможность убить его, которую он ей предоставил. Но это ничего не значило. Ее угрозы в любом случае заслуживали внимания. И еще существовала эта трижды проклятая рогатая фигурка. Была ли вторая попытка ограбить его связана с первой, еще там, в лавке? Если да, то он готов был биться об заклад, что подобное повторится, хотя он до сих пор не имел ни малейшего понятия, о чем идет речь.

Конечно, этой опасности он мог бы избежать, просто выбросив статуэтку. Но такой поступок слишком напоминал бы уступку страху, а подобное ему понравиться никак не могло. Если он когда-нибудь выяснит, почему ради нее люди убивают и умирают, он от нее, может быть, и откажется, но бежать от трудностей было не в его духе. Он едва не рассмеялся, когда ему стало ясно, что смерть Тимеона была за последнее время единственной преодоленной трудностью.

Его солдаты, стоявшие у белых колонн, смотрели на него с ожиданием. Он успокаивающе улыбнулся им.

— Все в порядке, — заверил он. — У нас теперь новый наниматель и достаточно денег для того, чтобы побаловать хорошеньких девчонок.

Солдаты стали с облегчением хлопать друг друга по плечам, однако когда он вошел во дворец, улыбка исчезла с его лица. Если бы они знали хотя бы половину того, что их ожидает, они, без сомнения, швырнули бы свои луки на землю и прокляли все на свете.

— Махаон! — крикнул он. Это имя звонко отразилось от высоких стен.

Нарус, стоявший на галерее сверху, крикнул:

— Он в саду. Как все прошло с Антимидесом?

— Собери всех здесь, — распорядился Конан и поспешно пошел дальше.

Покрытый шрамами ветеран был в саду, как и сказал Нарус. Он сидел на скамейке и обнимал девушку. Наконец-то Махаон стал похож на себя, подумал Конан весело, хотя он и не знал, что девушка была готова провалиться сквозь землю. Наконец-то хоть что-то отрадное для глаз за целый день...

— Отпусти-ка ее, — сказал Конан. — Лизаться будете по... — Он прервал сам себя, когда девушка вскочила на ноги. Это была Юлия, вся красная и задыхающаяся. Обеими руками она подняла подол юбки, беспомощно посмотрела на Конана, перевела влажные от слез глаза на Махаона. Потом, всхлипывая, пробежала мимо киммерийца и скрылась во дворце.

Махаон поднял руки, защищаясь, когда Конан яростно двинулся на него.

— Прежде чем бить, выслушай меня, киммериец. Она явилась ко мне, притащила сюда, она ластилась и требовала, чтобы я ее поцеловал. И она совсем не пыталась удрать, когда я это сделал.

Конан нахмурился. Он спас ее от участи публичной женщины, дал ей работу — и на тебе!

— Она не солдатская подстилка, Махаон. Если она тебе по нраву, женись на ней. Нечего ее лапать, как уличную девку!

— Клянусь Митрой! Жениться? Ты так выражаешься, словно речь идет о твоей сестре. Преисподнии Зандру! Я еще ни одну женщину не брал против ее воли!

Молодой киммериец уже раскрыл было рот, чтобы резко возразить, но ничего умного в голову не приходило. Если Юлия хочет стать настоящей женщиной, он не может ей этого запретить. И Махаон действительно достаточно искушен в этих делах, чтобы доставить ей удовольствие.

— Я, наверное, пытаюсь взять под свое крылышко того, кто совсем в этом не нуждается, — сказал Конан задумчиво. Тут он вспомнил наконец, зачем пришел к своему ветерану. — Все случилось так, как я говорил, Махаон. У нас есть новый покровитель.

Махаон рассмеялся и обрадованно потряс кулаком над головой.

— Сейчас Нарус собирает людей в холле. Позаботься о том, чтобы пришли все. Я должен поговорить с отрядом.

Широкий зал, устланный коврами, быстро заполнился солдатами. Пять дюжин воинов — исключая охрану, которую было бы глупо отвлекать, — стояли от стены до стены. Конан остановился на нижней ступеньке мраморной лестницы. Он приметил, что Борос тоже здесь. Но после того, как седобородый нашел убийцу, Конан не собирался его прогонять — по меньшей мере до того, как чародей снова примется за свои трюки.

— У нас новый наниматель, — заявил он, и все радостно заревели. Он переждал, пока они успокоятся, и продолжал:

— Мы будем получать вдвое больше золота, чем до сих пор.

В конце концов, подумал он, пока люди снова разразились восторженными воплями, Синэлла обещала заплатить в два раза больше, чем заплатил бы Антимидес; почему бы то же самое не отнести на счет жалованья, которое положил им Тимеон?

— Слушайте меня! — крикнул он. — Замолчите же, наконец, и слушайте! Наши новые квартиры расположены в доме на улице Короны. Мы покидаем дворец Тимеона немедленно.

— Но кто же взял нас на службу? — спросил Таурианус, и остальные поддержали его вопрос. Конан набрал в легкие побольше воздуха.

— Леди Синэлла.

Мертвенное молчание последовало за этим ответом. Наконец Таурианус осуждающе проворчал:

— Ты хочешь, чтобы мы служили женщине?

— Да, женщине, — ответил Конан. — Вы полагаете, что, если вы выложите на стол в кабаке золотишко, полученное из женских ручек, вам за него меньше дадут? А многие ли из вас беспокоились о нашей судьбе, которая ждала бы нас в том случае, если бы после смерти Вальдрика оказалось, что мы служили проигравшему? Женщина не может взойти на трон. Так что нам нужно будет только охранять ее владения от бандитов и грести ее денежки!

— Вдвое больше, чем теперь? — уточнил Таурианус.

— Вдвое больше!

Вот теперь они у него в руках. Он читал это по их лицам.

— Собирайте свои пожитки — и чтоб ничего не брать из дворца! У Тимеона есть наследники! Я не хочу, чтобы кого-нибудь из вас повесили за кражу.

Снова повеселев, люди разошлись, а Конан сел на ступеньку. Порой держать в руках отряд было делом не менее сложным, чем сражаться с врагом.

— Ты сделал все так ловко, как настоящий король, — похвалил его Борос.

— С королями я мало знаком, — возразил Конан. — Все больше с оружием да с битвами. Седобородый чародей нахмурился.

— Как ты думаешь, мой юный друг, каким образом короли становятся королями?

— Не знаю и знать не хочу, — ответил киммериец. — Все, чего я хочу, — это сохранить мой отряд. И ничего больше.


На обнаженном теле женщины блестел пот, когда она, вытянувшись, лежала на пыточной скамье. Мерцание углей в железных жаровнях у сырых каменных стен подземелий королевского дворца отражалось на влажной от пота коже. Из жаровни торчали рукояти шомполов, готовых к употреблению. Но поскольку женщина взахлеб рассказывала свою историю, то и дело прерывая ее пронзительным криком, когда наголо бритый палач подгонял ее бичом, шомпола, вероятно, вообще не понадобятся.

Она призналась, что взяла деньги за то, что отравит Тимеона, но она не знала человека, который ей заплатил. Он был в маске. Она безумно испугалась, когда первая порция яда не возымела действия. Именно поэтому она и высыпала остатки яда в вино. Но она клялась всеми богами, что нанимателя своего не знала.

Антимидес слушал молча, а палач делал свое дело. Его удивляло, что она так упорно цепляется даже за короткий миг жизни, хотя допрашиваемая должна была знать, что у нее нет ни малейшего шанса. Снова и снова происходила эта борьба, безразлично, о ком шла речь: о мужчине или о женщине. Умирать не хотел никто. Едва он заговорил, он увидел по выражению лица Тивии, что она узнала его голос, так что теперь она знала, КТО был тот человек в черной маске. Но несмотря на ужас и на кнут, она молчала — надеялась, что он пощадит ее, думая, что тайна надежно охраняется.

Примечательно было и то, как внезапно возросла опасность. Если бы девушка давала яд ежедневно, точно в предписанных дозах, то даже самые лучшие врачи установили бы, что Тимеон умер естественной смертью. Тогда Антимидес избавился бы от дурака, который слишком много пил и чересчур много болтал, когда напивался. Был еще этот варвар с иностранным именем, который приволок ее сюда, — последнее, чего бы он желал. И за все это он должен благодарить длинный язык Тимеона! Вопрос состоит еще и в том, расскажет ли парень Синэлле о том, что знает или предполагает.

Он, Антимидес, был первым, кто узнал о болезни Вальдрика, первым, кто смог подготовиться к тому, чтобы после смерти короля занять трон. И это — он был уверен — без чьих-либо подозрений на его счет. Пока остальные-прочие убивают друг друга за городскими стенами, он остается в Ианте. Когда Вальдрик, наконец, умрет, те, кто имеют виды на трон, — те несколько, которых его наемные убийцы не успеют еще прикончить — вдруг окажутся перед фактом: королевский дворец в его руках. А тому, кто захватил дворец, принадлежит и офирский трон. И вот его столь тщательно продуманные планы нарушены и тайна может быть открыта.

С Синэллой должно что-нибудь случиться. У него всегда были свои планы относительно этой ядовитой змеи. К черту кровное родство! Что, в конце концов, нужно женщине, кроме детей, которых она рожает? Он намеревался извлечь из этого большую пользу, сделать ее послушной себе, а это кровное родство, о котором она столь высокого мнения, будет очень кстати. Их общие дети будут иметь на трон больше прав, чем он. И вот теперь ему придется избавиться от Синэллы как можно быстрее. И варвар тоже помеха.

Он рассеянно слушал Тивию. Она начала повторяться.

— Довольно, Рага, — сказал он, и бритоголовый остановил пытку.

Антимидес сунул в лапу палачу золотую монету. Он давно уже покупал услуги Раги, но никогда не вредило добавить к прежней сумме еще.

— Она твоя.

Рага поблагодарил с сияющей улыбкой. Несколько зубов у него недоставало.

— Когда закончишь, убери ее обычным способом.

Когда граф выходил из подземелья, крики Тивии возобновились. Погруженный в мысли о Синэлле, Антимидес вообще не слышал их.

Загрузка...