Тайна закрытого королевства

29

Наблюдая этот праздник жизни, мне казалось, я заряжаюсь энергией этого момента, этих людей, этих чувств. Не знаю, сколько прошло времени, но Тимьян вдруг встал и протянул мне руку, приглашая присоединиться к танцу и до меня дошло, что я сидела, пританцовывая в такт.

— Но я…

— Тут нет заученных движений, только ритм и твое самовыражение, не бойся, я с тобой, — как зачарованная, встала, ни о чем не думая, действительно, пусть будет все, как будет.

В кругу, где давно танцевали, наверное, все жители деревни, чуть потеснились, пуская нас ближе к огню. На мгновение я замерла, не зная, как начать двигаться, что танцевать, такого опыта танцев у меня просто не было. И тут Тимьян начал двигаться, сначала медленно, держа меня за руки, позволяя начать двигаться с ним в такт. Вроде ничего особенного, переставляя ноги, чуть покачивая корпусом, но я поняла очевидное, меня просто невероятно это волнует.

Медленно, чуть опасаясь самой себя, я стала пританцовывать, покачивая бедрами, это я тут подсмотрела, пока следила за танцующими. Видимо, мои движения имели успех, потому что взгляд у моего мужчины стал крайне заинтересованным. Вот на этот взгляд я и ориентировалась, позволяя себе намного больше, чем может позволить приличная дочь аристократов, но может позволить себе темная, когда она соблазняет своего мужчину. И я соблазняла, добавляя томности в движения, глядя глаза в глаза, взглядом передавая всю ту гамму эмоций, что ощущаю, находясь с ним, в его руках.

Не знаю, когда это произошло, но мира вокруг больше не существовало, были только сумасшедшие танцы, вперемежку с поцелуями. Со стороны, наверное, наши танцы больше напоминали занятия любовью, так близко мы танцевали, сплетаясь в танце, в такт двигая бедрами. Его руки ласкали меня, кружили, подбрасывали, а его губы всегда находили мои, между делом касаясь, щек, волос, шеи… До этого, оказывается, я никогда не танцевала, потому что танцы во дворце и на приемах просто передвигание ног и махи руками по команде. Здесь же и сейчас я жила в этом танце, захлебывалась своими ощущениями, парила вне тела, просто кайфовала…

Сколько прошло времени, не знаю, просто помимо дикого восторга, пришло ощущение жажды, а с ним, когда я обратила внимание на потребности своего организма, пришло ощущение усталости.

— Пить, — мне кажется, я еле шепнула, но он услышал, потянул за собой, вытягивая из круга порока, на эту свою мысль я невольно захихикала.

Мы стояли чуть в отдалении и жадно пили воду с еле заметным вкусом чего-то кисленького. Ветер приятно холодил разгоряченную кожу, трепал волосы, которые давно выбились из прически и свободно обнимали лицо, щекоча шею.

— И часто ты так танцуешь? — задала вопрос, и сразу захотела прикусить себе язык, ну что за ревность, что за собственнические нотки в голосе. Пусть мы, темные, не терпим, когда кто-то посягает на наше, но ведь мы вместе недавно, а раньше и у него, и у меня были свои жизни. Кто же мне ответит на вопрос, почему я все равно надеюсь на отрицательный ответ и ругаю себя за неуместное любопытство? Иррациональность в чистом виде: и хочется, и боязно!

— Кто бы мне сказал еще месяц назад, что при ревности моей женщины я буду не раздражаться, а получать удовольствие, от осознания, что я нужен, я бы, наверное, только недоуменно бы поднял бровь, глядя на глупца, этим выражая все свои эмоции, сейчас же, — он мягко шагнул ко мне, сокращая и так небольшое расстояние, и коснувшись моих губ своими, медленно проговорил, легко касаясь языком, — а я так, — выделяя каждую букву проговорил он, лаская, — танцевал только с тобой, раньше я был лишь зрителем и то, только первой части, а после сбегал и лишь изредка мечтал, что приведу сюда ту, с которой захочу станцевать танец страсти.

— Танец страсти, — пробуя на вкус название, которое подходило этому всему просто нереально, — мне понравилось его танцевать с тобой, — мне еще много чего понравилось и очень хотелось продолжения, но у моего мужчины просто сумасшедшая выдержка.

— Мы его с тобой станцуем и не раз, — и почему мои мысли уже совершенно о другом танце, видимо, я думаю постоянно в другом направлении.

— Сейчас? — провокация истой воды, а если взять во внимание, что я тоже решила играть по его правилам и когда говорила, задела своим языком его губы, то его реакция в виде сжимания меня и притягивания к себе вполне закономерна.

Улыбнулась, глядя в его потемневшие глаза — адреналин, удовольствие от осознания своей власти, того как он на меня реагирует, об этом знает каждая женщина, которая, соблазняя мужчину, видит его неприкрытое желание.

— Провоцируешь, — не вопрос, констатация факта, — доиграешься Мика, — чуть порыкивая, или мне показалось, проговорил он и прижал мою голову к своей груди, не давая возможности еще немного пошалить, а после еще руки спеленал своими, потому что они жили своей жизнью. И совершенно самостоятельно начали его гладить везде, где дотягивались, а дотягивались они ой как далеко, — не дыши! — хихикнула; просто, когда тебя прижимают так сильно, логично, что любой вздох, это движенье грудью, — у меня к твоему почти мертвому жениху счет растет не по дням, а по минутам. Пойдем погуляем, подышать хочу, — он отпустил, перед этим погладив по спине, и сам же отошел, тяжело вздохнув и, так, не отпустив одну мою руку, повел подальше от костра.

Гуляли мы долго, разговаривая обо всем на свете, мне казалось, что мы можем говорить на любую тему, за нашей прогулкой мы, наверное, раз пять обошли всю деревню по периметру. Несколько раз брали с собой напитки, но к костру так и не приближались больше, он решил не искушать себя, а я решила не провоцировать. А то играя с ним, каждый раз я все труднее брала себя в руке, он может быть и железный, а я нет!

Под конец нашей бесконечной прогулки по замкнутому пространству мы взяли еды и, уйдя на край деревни, вышли с другой стороны, относительно той, что зашли. Сели на песчаном холме и любовались рассветом, поедая вкусности и кутаясь в плед, где он его раздобыл, я как-то не поняла, а спрашивать не стала, не важно. В пустыне было прохладно, она показывает свою изменчивость, как истинная женщина, поощряя своих детей после тяжелого дня.

Рассвет в пустыне — странное явление, он совсем не такой, как на равнине или в лесу, когда-нибудь я посмотрю рассвет на море. А сейчас, я вроде и смотрела в сторону, откуда поднимается наше светило, но почему-то так и не уловила момент, когда оно взошло, окрасив желтый песок.

— Нам пора возвращаться, а то нас потеряют, и твой братец устроит панику и встряску всем.

— Этот может, — зевнула, мне было лениво, я разомлела, сидя на теплом песке в кольце теплых рук.

— Сейчас, — он оставил меня на минуту, но почему-то стоило ему уйти, ушло и тепло, хотя плед был по-прежнему на мне, ушла и романтика этого места.

Вот так и понимаешь, как сильно ты попала, что тебе больше никто и не нужен, а только он, чтобы был рядом, грел своим присутствием твою замерзшую душу. А ведь впереди вылазка, из которой он может не вернуться, и что тогда делать мне? Я же не смогу пережить его гибель.

Смерть Димитрия была ударом, вот только он убил меня задолго до этого дня своим предательством, а мертвые не чувствуют боли. Сейчас же я живу на полную силу своих эмоций и возможностей, я ведь открыта перед ним, как, наверное, никогда не была открыта перед Димитрием. Когда это произошло? Когда я так сильно влюбилась и полюбила так, что боюсь остаться без него. Горько ухмыльнулась, осознавая, что не вернусь в Темную Империю и даже не потому, что не захочу, просто знаю: место Тимьяна здесь, а мое рядом с ним. И если он даже будет настаивать на переезде ради меня, не поеду, не приму эту жертву. Все блага и удобства ничто, главное, чтобы он был рядом. Теперь я понимаю бабушку, которая бросила свой дом, семью и пошла за дедушкой, не испугавшись всех наказаний, которым их могли подвергнуть. Просто, наверное, она тоже четко понимала: ее место рядом с ним.

— Что случилось? — не знаю, как он понял, что меня одолевают мысли совсем не радужного характера.

— Все хорошо, — попыталась улыбнуться беззаботно. Не поверил.

— Мика? — грозный такой, протянула руку, он мгновенно взял ее в свою.

— Думаю о том, что очень хочу домик где-то здесь, и чтобы каждый год приходить на этот праздник и встречать с тобой рассветы… — замолчала, не зная, как объяснить ему все свои ощущения и оформить их в слова, — ты мне нужен, — шепнула и как-то потерянно посмотрела вокруг, а он опустился рядом и, прижав к себе, пообещал перед всем миром и этой пустыней.

— А я всегда буду рядом.

— Мне страшно, вдруг… — выговорить не смогла, просто не смогла вытолкать эти ужасные слова из своего горла.

— Во все времена, к сожалению, все мужчину уходят на войны. Вот только, когда идешь воевать, зная, что защищаешь самых дорогих, а не по долгу службы или воле владык, все совсем по — другому. Мы не можем по — другому, я не смогу отсидеться и знать, что мог оградить тебя от этой напасти, но не стал. Я хочу, чтобы ты жила в мире, где тебе не угрожает опасность всегда и везде, я хочу, чтобы ты жила не в страхе. Я вернусь, мне есть ради чего жить и стараться. Ради тебя, нашего будущего. Никогда бы не подумал, что получу такой подарок, когда одна вредная ведьма вызвала меня, требуя долг жизни. Я люблю тебя… Так сильно, что мне иногда даже страшно. И я боюсь потерять тебя ничуть не меньше, чем ты, а даже, пожалуй, больше, ведь во мне вся моя природа кричит: спрячь, убереги свою женщину. А мне приходится планировать самоубийственный план, в котором тебе отведена ключевая роль. Мне кажется, я выжигаю этим что-то у себя в душе, каждый раз, когда молчанием соглашаюсь на твое участие в этой войне, — он замолчал, прижимая меня к себе так сильно, что казалось хочет растворить в себе.

— И я тебя люблю, — сквозь слезы шепнула я, зная, он услышит.

— Амррр, — вот в такой момент, с моими слезами, с нашими признаниями и соединением, наверное, душ. Врут, когда говорят, что во время занятия любовью соединяются души, нет, тогда только тела, а вот в момент единения, в момент откровения и оголения душ, тогда только они соединяются в единое целое. Так вот именно в этот момент Ухо решил, что устал нас ждать и вообще, вдруг мы чем интересным занимаемся, а его не берем, поэтому он сам решил влезть, вклинившись в наши объятья, а там дело за поцелуем, в исполнении слюнявой морды. Короче, момент из душещипательного и выворачивающего все в душе, стал комично-противный.

— Ухо, прекрати меня слюнявить, — эта морда решила меня завалить и точно поцеловать, а то вдруг где-то на моем лице есть еще кусочек не обслюнявленный.

— Ухо! — Тимьян, видимо, сначала собирался отчитать своего питомца, но вместо этого начал смеяться, глядя на мои попытки победить этого наглеца, который валял меня в песке, повизгивая, а потом ему самому было не до смеха, потому что его тоже решили поцеловать, со всей монструозной страстью.

Теперь уже потешалась я, правда, у Тимьяна, видимо, опыта было побольше, потому что питомца к порядку он призвал, хоть и остался весь мокрый от слюней, а что: надо же чем-то платить.

— Поехали домой?

— Поехали, — я улыбнулась этому такому простому и душевному вопросу, вкладывая свою ладошку в его ладонь и позволяя поднять меня рывком с песка и усадить на Ухо, который все никак не мог успокоиться, по-моему, у кого-то много энергии.

Обратно мы домчались так быстро, что казалось, я только села, прижавшись спиной к Тимьяну и расслабляясь в его руках и думая, что надо не заснуть. Но видимо придремала, потому что очнулась, когда он снимал меня с Уха и тот, кстати, стоял спокойно, видимо, проникся важностью момента. Буркнула, что сама пойду, но он шепнул «спи», и я почему-то послушалась сразу.

Проснулась я у себя в кровати, прикрытая пледом, меня только разули, раздевать не стал, правильный какой. Проснулась я не по своей воле, меня пришел будить братец.

— Вставай! — пропел этот ужасный, — Мда, сразу понятно, что веселились вы на пару, — он плюхнулся на мою кровать, пытаясь стащить плед и между делом пощекотать.

Плед не отдала, его пнула, думала, уйдет, мечты-мечты, где ваша сладость.

— Можешь, конечно, еще продрыхнуть, но тогда мы спасаем мир без тебя, и ты пропустишь все веселье. У нас тут пришли некоторые личности, которые говорят жуть какие интересные вещи. Короче, я хороший брат, я тебя предупредил, а дальше ты сама, — и он ушел, а я же поняла, что он зараза: или издевательством, или интригой, но все равно поднимет меня и добьётся, чего хотел.

Со стоном села на кровать, глядя в спину удаляющемуся брату, бодрую такую спину, которая не танцевала ночью, и не гуляла до утра.

— Вот и встала, вот и хорошо, а там твой мужик весь смурной, план ему не нравится, так что на тебя возлагаем почётную миссию угомонить его, хотя я думаю, пока ты с женихом, ты его не угомонишь по-настоящему, — он, повернувшись через плечо, подмигнул.

— Язва ты и не лечишься, — буркнула, потерла лицо ладонями и поняла — не усну, волнуюсь, а значит, мыться — и вперед, в новый день.