Глава 4. «НЕЗАМЕЧЕННАЯ» ПОБЕДА

В оценке событий Карибского кризиса мнения специалистов разделяются до крайностей: от полного провала усилий обеих спецслужб — советской и американской — до возвеличивания успехов одной из них.

Рассматривать эти оценки — дело хлопотливое и, конечно, неблагодарное, прежде всего из-за субъективности подхода. А вот попробовать осветить характер взаимодействия двух «государственных инструментов» внешней политики — посольства и госбезопасности в лице внешней разведки, причем в рамках одной советской стороны, — это дело стоящее.

В преддверии и во время кризиса каждая из этих служб — посольская и резидентура — занималась разрешением проблемы на своем уровне компетенции и по своим специфическим каналам. Далее буду опираться на мемуарные высказывания двух участников Карибского кризиса — патриархов дипломатии и внешней разведки — советского посла Добрынина и резидента внешней разведки в Вашингтоне Феклисова.

«ПЛЮСЫ» И «МИНУСЫ» СВОИХ И ЧУЖИХ СЛУЖБ

Почему необходим этот анализ? Задела серьезность обвинений посла в адрес разведки: «… обе разведки в момент кризиса искали контакты между собой. Факт остается фактам, что разведслужбы обеих сторон оказались не на высоте в период кризиса». Такую оценку-приговор дал советский посол и советской, и американской разведкам.

Но посол не мог не знать, что существуют и другие мнения— как у нас, так и на Западе. К примеру, аналитик из КГБ, высокопоставленное лицо, высказал иное мнение. Речь идет о встречах советского разведчика с телекомментатором, вхожим в Белый дом, — посланцем американского президента в контактах с русскими: «Это был первый контакт переговоров между Кремлем и Белым домом. Связь была налажена, начался регулируемый этап кризиса».

Ведь посол неоднократно встречался неофициально с госсекретарем США и братом президента министром юстиции Робертом Кеннеди в правительстве Джона Кеннеди. Обсуждались вопросы, оценивающие кризисную ситуацию. Однако почему-то конкретные предложения от американской стороны (президента) поступили именно через канал советской госбезопасности — разведку. Причем телекомментатор в самый кризисный день дважды общался и с президентом, и с советским разведчиком. Именно по этому каналу Москва получила следующие конкретные условия выхода из кризиса: СССР вывозит ракеты с острова, а США снимают блокаду и обещают не вторгаться впредь на Кубу. Так вот, через разведку, а не через посольство!

Вот тут-то и начинается «театр абсурда». Две спецслужбы противников быстрее наладили деловой контакт (телекомментатор имел связь с ЦРУ), чем посол и резидент внутри одной государственной структуры, коим было посольство. Что же случилось?

Итак, есть информация (предложение) архиважного значения для разрешения кризиса «без-пяти-минут» чреватого военным конфликтом, начало которого исчисляется часами. Есть канал — посольский и госбезопасности. Но…

Вот как рассказывает советский резидент Феклисов об одном из контактов с представителем американского президента. 26 октября в полдень он был вызван на встречу комментатором, на которой изложил ему свою личную точку зрения на развитие кризиса: если произойдет вторжение американцев на Кубу, Хрущев может «нанести ответный удар по… Западному Берлину». В своей книге Феклисов писал так: «Я действовал на свой страх и риск… Теперь мне совершенно ясно: да, я рисковал, но не ошибся. Чего я не ожидал, так это того, что мои слова будут быстро доведены до сведения хозяина Белого дома и что через два-три часа Кеннеди передаст через Скайли (телекомментатор. — Примеч. авт.) компромиссное решение».

Резидент пообещал посланцу президента срочно довести его предложение до сведения Кремля. Но срочно не получилось. Все уперлось, говорит Феклисов, в бюрократию мидовцев, не уполномоченных своей штаб-квартирой на Смоленской площади вести переговоры такого серьезного уровня. Случилось, что когда Феклисов срочно составил подробную шифртелеграмму для Москвы с подробностями двух встреч с посланцем президента, то при отправке ее он встретил сопротивление посла. Усиленную двумя подписями депешу с предложениями американской стороны посол продержал три часа и заявил: такое сообщение он послать не может.

Небольшое отступление. 21 октября министр иностранных дел СССР А.А. Громыко встречался с президентом Кеннеди, после чего информировал Хрущева о возможном ходе развития советско-американских отношений на ближайшее время. Отчет министра о встрече был составлен в благодушном тоне. Посол оценил этот эпизод в своих мемуарах так:«.. в этих условиях военная авантюра США против Кубы почти невероятна. Таков был в целом успокоительный вывод Громыко накануне Карибского кризиса. Я пытался убедить его дать более осторожную оценку ситуации. Он не согласился: видимо, ему хотелось сделать приятное Хрущеву».

Потом сам посол отказал резиденту в архиважном деле государственного масштаба — довести до сведения Кремля компромиссное предложение Белого дома. Может быть, посол не хотел «сделать неприятное» своему шефу по МИДу? Ведь прогноз Громыко не оправдался.


Справка. Известно, что трагедия повторяется в виде фарса. И эти отношения «посол — резидент» стали фарсом. Ибо трагедия состоялась в схожей ситуации… за двадцать лет до этого, в 1941 году. За несколько дней до нападения Германии на СССР.


Тогда, 19 июня 1941 года, разведчик берлинской резидентуры Борис Журавлев был вызван на экстренную встречу ценным агентом советской разведки в гестапо Брайтенбахом. По его взволнованному виду разведчик понял, что произошло что-то чрезвычайное. А через несколько минут он сам всем своим существом ощутил важность полученной информации: «Гитлер нападет на Россию в 3 часа в ночь на 22 июня…»

Этот агент еще с 1929 года зарекомендовал себя как источник достоверной информации — актуальной, секретной, документальной. Достаточно сказать, что все эти годы сотрудничества с нашей разведкой ни одна провокация с немецкой стороны против советских людей (и разведчиков в том числе) в Германии не имела успеха. Он первым сообщил и дал технические данные о работе немцев над «оружием возмездия» — ракетами, а затем — об исследованиях в области ядерной энергетики для нужд войны…

Ему можно и нужно было верить.

Журавлев доложил тревожную информацию резиденту Кобулову, брат которого Б. Кобулов входил в руководство НКВД и был приближен к Л. Берии, наркому внутренних дел СССР. Резидент не решился отправить это предупреждение агента по каналам госбезопасности, ибо он знал отрицательную реакцию Кремля на подобную информацию: она рассматривалась в высших эшелонах советской власти как провокационная. Кобулов обратился к советскому послу в Германии с просьбой направит сведения по каналам НКИД, но для НКВД. Посол Деканозов, человек Берии, шифровку в Москву направил.

К сообщению ценного источника Берия отнесся иронически и доложил Сталину эту информацию среди других вопросов как бы между прочим. Он представил ее как исходящую от попавшего под панические настроения в Берлине советского посла. И было принято решение: посла отозвать. Не успели — началась война.

Кобулов-резидент был случайным человеком в разведке, но не Деканозов, который одно время ее возглавлял. Он оценил значение сообщения агента и, в условиях еще продолжавшихся репрессий в стране, решил идти наперекор «мнению Кремля». Видимо, через подобную ситуацию в сложные дни Карибского кризиса советский посол в Вашингтоне не смог перешагнуть. А ведь ему репрессии не угрожали.

…И резидент Феклисов отправил шифртелеграмму в Центр по каналу госбезопасности. Ему ответили: «Пришлите сведения за подписью посла». А на Кеннеди в это время давили военные и счет времени до «открытия огня» уже велся на минуты.

Известный американский разведчик Ладислав Фараго в своей книге «Война умов», изданной в 1956 году, писал: «Добыча информации не всегда трудна, оценка ее бывает затруднительной». И все-таки что удержало мидовского чиновника выступить единым фронтом в дни Карибского кризиса с чиновником госбезопасности? Может быть, боязнь стать соучастником дезинформации? Но, вернее всего, это было неверие в государственную мудрость Феклисова, хотя такой большой опыт работы в разведке, как у него, имели единицы.


Справка. Именно государственный подход к делу разведчиков в «тайной войне» еще с 20—30-х годов позволили советскому правительству возводить их в ранг послов на ключевых позициях в дипломатическом мире. Так, в ранге послов-резидентов побывали: Панюшкин А.С. — в Китае (1939–1943), Чичаев ИЛ. — в Англии (1941–1945), Зарубин Г.Н. — в Англии (50-е годы), Алексеев А.И. — на Кубе до Карибского кризиса, во время и после него.


Итак, во время Карибского кризиса имелось два канала контактов американцев с Москвой — официальный (посольство) и неофициальный (госбезопасность). Напрашивается парадоксальный, в отношении советской дипслужбы того времени, вывод: Роберту Кеннеди, министру и брату президента, «надоело» общение с советским «послом без полномочий», и братья переключились на другой канал, пусть даже неофициальной связи: президент — его доверенное лицо (телекомментатор) — советский резидент КГБ — советский лидер Хрущев. Американский президент не ошибся в выборе второго капала. Вероятнее всего, ему была хорошо известна биография разведчика Феклисова.

Как бы ни защищал посол роль МИДа в разрешении Карибского кризиса, и свою в том числе, информация пришла в Москву в виде предложений все же не по посольскому каналу. Американский президент доверился советской разведке.

Этот факт говорит в пользу высокой оценки работы органов госбезопасности в интересах деятельности Страны Советов на международной арене.

Снисходительное «похлопывание по плечу» советской разведки выразилось в таком резюме А.Ф. Добрынина: «Наша разведка не имела в тот момент надежных источников информации в Вашингтоне. Не случайно сам резидент Фомин (Феклисов. — Примеч. авт.) отправился в бар-ресторан добывать сведения от корреспондента». И еще: «…прямой конфиденциальный диалог шел через Р. Кеннеди и меня».

Но ведь дважды (21 и 26 октября) с информацией советского резидента знакомился Хрущев, и оба раза из Москвы требовали: «Отправьте сообщение за подписью посла».

Разведка госбезопасности в самый острый момент Карибского кризиса оказалась на высоте. И Герою России Феклисову есть чем гордиться.

В январе 1989 года бывший советский резидент в Вашингтоне Феклисов выступил с сообщением на международном симпозиуме по октябрьским событиям 1962 года. В составе американской делегации находился бывший телекомментатор Скайли. На последнем закрытом заседании «круглого стола» он сказал: «Я внимательно прослушал выступление Александра Фомина (Феклисова. — Примеч. авт.) о характере и содержании наших дискуссий в октябре 1962 года. Я уважаю мистера Фомина и согласен с ним с тем, что мы сыграли значительную роль в то время».

И советский разведчик, и доверенное лицо американского резидента Джон Скайли вошли в историю как люди, внесшие свою долю в предотвращение войны в дни Карибского кризиса.

Кроме архивов спецслужб или спецхранилищ в Кремле и Белом доме, память об этих знаменательных встречах — резидента и телекомментатора — засвидетельствована в витрине вашингтонского ресторана «Оксидентал». Это медная табличка со словами:

«За этим столом во время напряженного периода Карибского кризиса 1962 года было внесено предложение вывезти ракеты с Кубы, сделанное загадочным мистером Икс телекомментатору Эй-би-си Джону Скайли. В результате этой встречи была предотвращена угроза возможной ядерной войны».

БЫЛ «ПРОСЧЕТ» ХРУЩЕВА?

Считается, что главным «просчетом» Хрущева в Карибском кризисе была его неспособность предвидеть возможную реакцию США на появление русских ракет на Кубе. Эта реакция — решительные действия американцев в виде серии угроз. Якобы у него не было «запасного сценария» на этот случай, и он вынужден был импровизировать по ходу событий. Мол, советский лидер создал кризисную ситуацию, подорвав тем самым свой престиж в Советском Союзе и в мире.

Но ведь в этом и заключается «блеф», вернее, его часть: цель — защита Кубы, видимая, как говорят, невооруженным глазом; средство — ракеты на Кубе, а результат — с СССР стали считаться как с серьезной ракетно-ядерной державой. Изюминка была в следующем: США не потерпят присутствия ракет на Кубе — значит, будет торг.

Результат этого торга известен.

Откуда такая убежденность? Опасность военного конфликта вокруг Кубы заключалась в том, что советские тактические ракеты и среднего радиуса действия имели десятки ядерных зарядов, целями которых могли стать крупнейшие города Америки — Нью-Йорк, Вашингтон, Чикаго… Более того, их мощности значительно превышали ту, о которой знали в США. И еще: американские эксперты подсчитали, что в случае военных действий с применением советской стороной ядерных ракет в Америке можно ожидать около 80 миллионов погибших…

Возможно, подобные подсчеты сделали и в Москве. Вот, видимо, чем можно объяснить полное «загадочное» молчание советской стороны по вопросам завоза ракет на Кубу (до и после вскрытия этого факта), «карантина» против советских судов, ядерного боезапаса. Об этом станет известно гораздо позднее, после Хрущева.

А тогда, в один из критических дней Карибского кризиса, 24 октября, Америка сидела у телевизоров и наблюдала, как советский танкер, пройдя последнюю линию в окружении американских эсминцев, пересек «карантинную» черту и ушел в кубинский порт. Его не обстреляли. И даже в тот роковой момент строительство стартовых площадок на острове не прекращалось.

Конечно, престиж советского лидера пострадал: он не настоял, чтобы Кеннеди дал не конфиденциальное, а публичное обязательство о выводе американских ракет из Турции. Западными СМИ Кеннеди был провозглашен как несомненный победитель в этом опасном кризисе. В стратегическим же отношении окон-нательное урегулирование кризиса не было ни большой победой, ни крупным поражением ни для одного из лидеров двух великих держав.

Почему так? Американская сторона сняла блокаду острова еще до полного вывоза всех ракет, что означало возвращение к «нулевому варианту» до кризиса. А советская сторона добилась согласия США не нападать на Кубу и убрать ракеты из Турции. Правда, Хрущев проиграл пропагандистскую кампанию, так как именно советская сторона была «инициатором» кризиса и именно она внешне отступила.

«Блеф Хрущева» многогранен: тайная операция «Анадырь», неведение посла и представителя СССР в ООН о ядерном шантаже, торг из-за ракет в Турции. Но главное — американцев подловили в момент подготовки нового «крестового похода» на Кубу силами полумиллионной армии.

Возможно, Хрущев, сам того не ведая, пытался спасти Остров свободы только от этого вторжения. Получилось куда более удачно — США оставили Кубу в покое навсегда. Прочти навсегда, так как больше советского «ядерного зонтика» над ней нет.

Что могло остановить эти планы американского президента, военных, спецслужб? Вторжение было решенным делом. Только неординарное решение советской стороны — «большой блеф», причем военно-стратегического масштаба.

Ранее уже говорилось о «системе угроз» в американской концепции отношений с противником. У Советского Союза во время Карибского кризиса получилась своя «система» — вокруг Кубы. И навязала этот «торг» в защиту Кубы советская сторона.

Предвидя реальную расправу Соединенных Штатов с Островом свободы (их план был в Кремле), советский лидер с помощью «большого блефа» упредил попытку ликвидировать дружественной СССР режим в Западном полушарии.

Якобы «просчет» Хрущева, вынужденного под всемирное улюлюканье недоброжелателей Советского Союза вывести ракеты с Кубы, обернулся перспективным расчетом на длительную и гарантированную защиту Кубы и сохранил тем самым форпост социализма в Западном полушарии.

Следствием кризиса стал новый рубеж в отношениях СССР и США — с советской стороной стали разговаривать как с ведущей ракетно-ядерной державой.


Справка. В обширном американском справочнике Норманна Палмера «Энциклопедия шпионажа» (1999) говорится о Кубинском кризисе. Статья начинается со слов: «Кубинский ракетный кризис, как его принято называть в Штатах, в октябре 1962 года продемонстрировал одновременно сильные и слабые стороны американской разведки…»


Так, в 1962 году разведывательное сообщество США подготовило четыре сводки оценок национальной разведки по Кубе (последняя была датирована 19 сентября) и «во всех четырех утверждалось, что русские не посмеют разместить на острове ядерное оружие».

И еще: «… у Белого дома был один тайный источник информации: офицер советской военной разведки (ГРУ) полковник Олег Пеньковский. В 1961—1962 годах он передал англичанам и американцам немало сведений о советских боевых системах и степени боеготовности советских войск. Полученная от него информация вкупе с результатами облетов территории СССР самолетами У-2 вскрыла в целом слабую готовность русских к ядерной войне». Вот такой «приговор» советской стороне…

Но как быть с тем фактом, что «ценный источник» Пеньковский «проморгал» широкомасштабную подготовку к вторжению советских войск на Кубу? И не только сам факт начала такой подготовки, но факт движения к Острову свободы десятков кораблей?

Не потому ли Пальмер решительно осуждает: «Разведывательное сообщество оказалось неспособным выявить характер и масштабы наращивания советского военного присутствия в Западном полушарии и на Кубе на ранних стадиях. Американцы считали, что к началу карантина на Кубу успело прибыть только 8000 человек личного состава». А на самом деле численность советской военной группировки составляла 41 000 человек!

Выше была сделана попытка ответить на вопрос: какова доля участия разведки в «большом блефе» — этой стратегической победе советской стороны в более широком смысле, чем только разрешение Карибского кризиса? Теперь хотелось бы разобраться, каково участие в этом кризисе сомнительной фигуры, каким стал Пеньковский, агент двух западных спецслужб.

Дифирамбы, которые ноют американской и английской разведкам и их агенту, в конце концов были зафиксированы в двухтомном труде «Шпион, который спас мир» американского журналиста и его соавтора перебежчика из КГБ еще 50-х годов — Дж. Шектера и П. Дерябина (1993).

Но вот что настораживает: по прошествии десятилетий даже перебежчик и позднее сотрудник ЦРУ Дерябин, анализируя довольно объективно ситуацию с Пеньковским в целом и вокруг Кубы в частности, не смог не затронуть вопрос о честности «Феномена» (так назвали на Западе его предательство). В книге приводились мнения, причем весьма компетентные, других специалистов и профессионалов разведки и контрразведки по обе стороны Атлантики в пользу гипотезы: Пеньковский был подставой советских органов госбезопасности.

Поэтому знакомство с содержанием книги «Шпион, который спас мир» невольно вызывает вопрос: а с чьей стороны он спасал мир — с американо-английской либо с советской?

Казалось бы, можно приступать к анализу материалов и сведений, говорящих «за» и «против» оценки деяний Пеньковского в качестве «предателя-непредателя». Это можно сделать, лишь разобравшись в глубинных процессах разведки, краеугольными камнями которой являются разведчики, агенты и операции. То есть все то, что составляет понятие «мастерство разведки».

Загрузка...