Тайны древних цивилизаций

***

Археологи XVIII-XIX вв. не имели ясного представления о том, когда люди впервые вступили на землю американского континента, хотя и предполагали, что это произошло сравнительно недавно. Однако предположение долгое время оставалось не более чем догадкой, так как оно в действительности было основано на застарелом предубеждении против немногих выживших индейцев, отчаянно сражавшихся за свою свободу с европейцами, вторгшимися на земли их предков. Считалось даже, что индейцы имеют мало общего с древними останками, которые обнаруживались (и часто уничтожались) американскими пионерами. Гипотеза об исчезнувшей расе «строителей курганов», выходцев из Старого Света, а не предков индейцев, стала популярным объяснением монументов Северной Америки (см. «Вступление» к разделу «Земные узоры»).

Хотя наихудшие и откровенно расистские археологические теории были в основном изжиты к началу XX века, бытовало мнение, что американские индейцы сами были поздними пришельцами в Новом Свете и потому не имели бесспорных прав на эту землю. Но в 1927 году в Фолсоме, штат Нью-Мексико, были обнаружены наконечники копий, погруженные в грудную клетку скелета разновидности бизона, вымершей еще до конца последней ледниковой эпохи. Получалось, что первые американцы в действительности прибыли на эту землю тысячи лет назад.

Через пять лет, в 1932 году, Эдгар Ховард из Пенсильванского университета обнаружил наконечники копий другого, явно более раннего типа рядом с останками мамонта на побережье высохшего озера в Кловисе, штат Нью-Мексико. Таким образом, история человеческой деятельности в Америке отодвигалась в еще более туманное прошлое.

Сторонники традиционной линии мышления, привыкшие думать об американских индейцах как о недавних колонистах, не желали без боя сдавать свои позиции. Доктор Джон Олсожатай-Петео, антрополог из Центрального вашингтонского университета, так описал последствия этого реакционного образа мысли:

Археологи вернулись в Кловис лишь в 1949 году, когда было обнаружено, что на более высоком и позднем уровне культурных отложений там есть наконечники копий, аналогичные найденным в Фолсоме. Это подтверждало предположение Ховарда о том, что «охотники из Кловиса» жили в более раннее время, чем создатели копий из Фолсома. С тех пор было открыто много других доисторических стоянок «охотников из Кловиса», что привело к всеобщему признанию этой культуры, а научные методы (в частности, метод радиоуглеродной датировки) позволили датировать их. «Охотники из Кловиса» появились в Северной Америке где-то между 10 000 и 9200 годами до н. э. Это довольно широкий интервал, и большинство археологов сходится на цифрах 9500- 9200 гг. до н. э.

Азиатские корни

Но откуда пришли «охотники из Кловиса» и как они достигли побережья Америки? У нас нет веских оснований полагать, что люди могли пересечь Атлантику на лодках в такой глубокой древности, хотя возможность более поздних путешествий безусловно заслуживает внимания (см. «Вступление» к этому разделу). Учитывая тесное физическое сходство между современными американскими индейцами и азиатскими народами, наиболее вероятным местом происхождения первых американцев всегда считалась Азия, особенно регион Сибири. Если мы принимаем гипотезу сибирского происхождения коренных американцев, то как первые поселенцы смогли пересечь Берингов пролив, который сегодня отделяет Аляску от Сибири?

Во времена культуры «охотников из Кловиса» мир все еще находился в тисках последней ледниковой эпохи, которая достигла максимума около 16 000 лет до н. э. Поскольку огромное количество воды было «заперто» в ледниковом покрове, уровень моря был на 300 футов ниже, чем сейчас, и обширные территории тогдашней суши ныне находятся под водой. Одной из этих затонувших земель была Берингия (название огромной низменной массы суши, соединявшей Азию и Северную Америку в течение нескольких десятков тысяч лет).

Итак, в то время сибирские охотники могли пройти через Берингию - если, конечно, им удавалось выжить в суровом арктическом климате. Но зачем им это понадобилось? Есть две разных реконструкции природной среды Берингии. С одной точки зрения, это был арктический тундровый ландшафт, неблагоприятный для охоты, а с другой - степной ландшафт, богатый мамонтами и антилопами и обладавший особой притягательностью для сибирских охотников. Одно из последних исследований древней флоры Берингии, выполненное командой ученых из Института арктических и альпийских исследований при Колорадском университете, указывает на то, что Берингия в общем и целом не была степным регионом, хотя там присутствовало некоторое количество мамонтов. Среднегодовая температура была выше, чем сейчас, что могло привлекать охотников. Ботаники также доказали, что сухопутный перешеек сохранялся до IX тысячелетия до н. э. - то есть до эпохи «охотников из Кловиса».

На пути сибирских охотников, пытавшихся перебраться в Северную Америку, вставало одно большое препятствие. Во время последней ледниковой эпохи большая часть Канады и северные территории Соединенных Штатов были покрыты огромным ледниковым щитом, распространявшимся от побережья Атлантики на запад до Альберты. На побережье Аляски и Британской Колумбии находилась другая масса льда, протягивавшаяся на юг до Сиэтла. Главный вопрос заключался в том, встречались ли эти две негостеприимные ледяные пустоши в районе Юкона. Геологи и климатологи обсуждали этот вопрос в течение последних пятидесяти лет и не пришли к определенному решению.

По мнению многих ученых, на севере американского континента существовал свободный ото льда коридор длиной более тысячи миль и шириной от 15 до 60 миль, проходивший через Юкон и Альберту вплоть до Калгари. Этот коридор закрывался в фазе максимального оледенения около 1б 000 лет до н. э., но был открыт как до, так и после этой даты. Некоторые придерживаются иной точки зрения и считают, что коридор был закрыт льдами с 23 000 до 11 000 или 10 500 г. до н. э. Лишь когда ледниковые блоки разошлись в стороны, «охотники из Кловиса» смогли проделать долгий путь между ними. В настоящее время у нас нет способа решить эту проблему, хотя некоторые сторонники короткого периода полного оледенения признают, что даже в открытом виде коридор представлял собой весьма унылую местность со скудной растительностью и практическим отсутствием дичи, так что в тот период у охотников не было особых причин осваивать американский континент.

Согласно модели, предпочитаемой большинством археологов, когда «ледниковая пробка» выскочила из бутылки, людской поток хлынул на юг, поощряемый все более благоприятным климатом. В 1967 году биолог Пол Мартин из Аризонского университета связал эту гипотетическую волну переселения с другой характерной особенностью обеих Америк после ледниковой эпохи: с массовым вымиранием крупной дичи. Согласно его теории, мамонты, мастодонты, гигантские ленивцы и саблезубые тигры были истреблены в беспрецедентной оргии напрасного уничтожения. Мартин считает, что охотники уничтожали добычу, прежде чем животные успевали научиться избегать людей. Охотники так быстро распространились по континенту, что достигли оконечности Южной Америки уже через тысячу лет, уничтожив всех крупных животных в Северной и Южной Америке на своем пути. Такое объяснение позволяло провести параллель между новыми датировками и исследованием остатков вымерших животных.

Не удивительно, что американские индейцы были возмущены обвинениями в адрес своих предков, якобы истребивших первоначальную фауну в Новом Свете. Они, естественно, склонялись в пользу других интерпретаций, основанных на резком изменении климата в конце последней ледниковой эпохи, что привело к исчезновению многих важных видов животных (см. «Вступление» к разделу «Пропавшие земли и катастрофы»). Кроме того, американские индейцы критически относились к теории о колонизации Америки через Берингов пролив, так как она не соответствует их собственным преданиям. Во многих индейских легендах их предки появляются из Нижнего мира или приплывают из-за океана на кораблях. Лишь в отдельных легендах говорится о «стране снега и льда», но даже там нет упоминаний о племенах, пересекших ледяную пустыню в поисках новой родины. Археологи, в свою очередь, уверены, что индейские мифы и легенды не могли сохранить воспоминаний о событиях многотысячелетней давности.

Теория колонизации Америки культурой «охотников из Кловиса», несмотря на широкое признание, в последние годы Подвергается все большей критике даже внутри самого археологического сообщества. Повсюду в мире новые открытия радикально изменили представления о колонизаторских способностях древних народов. Еще поколение назад считалось, что Австралия и Новая Гвинея были впервые заселены примерно в то время, когда появились первые американцы. Однако все большее количество находок указывает на то, что люди впервые достигли побережья Новой Гвинеи 40 000 лет назад, а в Австралии они появились за 50 000 лет до н. э. Последние, самые спорные открытия могут отодвинуть эпоху древнего мореплавания к невероятной дате 700 000 лет до н. э. (см. «Вступление» к этому разделу). Археологи уже привыкли отодвигать назад даты многих открытий и культурных достижений, однако дата первой колонизации обеих Америк упорно сохранялась в промежутке 9500-9200 гг. до н. э.

До Кловиса

Было много сообщений о находках артефактов и стоянок культуры, предшествующей «охотникам из Кловиса», но большинство из них не выдерживает более тщательного рассмотрения. Типичным спорным местом является Олд-Кроу-Ривер в северном течении Юкона, где в 1966 году было обнаружено костяное орудие странного вида с противоречивой радиоуглеродной датировкой (около 25 000 лет до н. э.), провозглашенное «скребком для очистки шкур». Скептики полагали, что он был «изготовлен» волком, грызущим кость, а не руками человека. Как бы то ни было, недавно этот артефакт был датирован V в. до н. э. с помощью более чувствительного радиоуглеродного метода, в меньшей степени подверженного эффектам контаминации.

Великий антрополог и искатель окаменелостей Луис Лики некогда полагал, что ему удалось обнаружить в Калико (штат Калифорния) свидетельства колонизации Америки более чем 50 000-летней давности. В одной из траншей, вырытых во время раскопок в 1960-х годах, Лики нашел около 12 000 камней, из которых лишь три, по его мнению, были возможными «артефактами», обработанными руками человека. Но археологи сочли, что даже эти три камня представляют интерес исключительно для геологов; скорее всего, характерные склоны появились в результате соударения камней под воздействием текущей воды. Даже жена исследователя Мэри, на счету которой тоже есть замечательные археологические открытия, считала, что артефакты из Калико имеют полностью природное происхождение и образовались в результате геологических процессов. Несмотря на это, группа энтузиастов продолжала работы в районе Калико еще в 1980-х годах.

Считается также, что в ряде мест содержатся очень древние захоронения. Одно из них, принадлежащее «человеку из Тепекспана» (на самом деле это женщина), было обнаружено на краю озерка Тексоко в Мексике геологом Хельмутом де Террой, когда он искал скелеты мамонтов в 1949 году. Останки считались очень древними, судя по осадочным отложениям, в которых было обнаружено тело женщины. Однако теперь археологи полагают, что скелет лежал в незамеченной могиле, выкопанной гораздо позднее на более высоком уровне, а потом просто скатился вниз.

По мере пополнения каталога вспыхивающих и угасающих надежд возникло два разных мнения об историческом присутствии человека на американском континенте. С одной стороны находятся многие археологи, которые считают, что теория ранней колонизации Америки взяла слишком резкий старт, а потом начала буксовать за отсутствием доказательств. К другому лагерю принадлежат археологи, продолжающие сообщать о новых находках, которые, по их мнению, могут перейти барьер 9500 г. до и. э. В их стане наблюдается растущее раздражение из-за того, что они называют чрезмерно критичным подходом и предубеждением против любых свидетельств человеческой деятельности в эпоху, предшествовавшую культуре «охотников из Кловиса».

Дебаты по поводу ряда недавних археологических раскопок проходили в атмосфере нескрываемого взаимного недоверия. Как ни странно, большинство находок было сделано в Южной Америке, а не в северном полушарии, которое должно было заселяться в первую очередь согласно модели миграции через Берингов пролив.

Один из наиболее давних споров связан с каменной стенкой 21 Мидоукрофт в Пенсильвании, где Джеймс Адовасио из Пенсильванского университета проводил раскопки в период между 1973 и 1977 годами. Археологический материал, обнаруженный на верхних уровнях каменной стенки и датируемый периодом после 9000 года до н. э., не подлежит сомнению. Иначе обстоит дело с нижними, более ранними уровнями. На этих уровнях, как и на верхних, есть несомненные каменные артефакты, но на этот раз время их создания по радиоуглеродным датировкам находится в пределах от 12 500 до 12 000 года до н. э. У основания были обнаружены менее убедительные каменные артефакты и некий предмет, идентифицированный как фрагмент корзины, с гораздо более ранней радиоуглеродной датировкой 17 500 лет до н. э. Даже Адовасио признает, что это наиболее раннее свидетельство человеческого обитания является очень неопределенным. Однако он убежден, что район каменной стенки был обитаем в XIII тысячелетии до н. э., за добрых три тысячи лет до возникновения культуры «охотников из Кловиса».

В связи с находками в Мидоукрофте был поднят ряд вопросов. Почему кости животных, найденные на нижних уровнях, соответствуют скорее теплому климату, а не суровым климатическим условиям оледенения, существовавшим до XI тысячелетия до н. э.? Не подверглись ли образцы для радиоуглеродного анализа контаминации углем или углеродными соединениями, содержащимися в почвенных водах? Не произошло ли нарушения структуры уровней в ходе последующих раскопок?

Адовасио и члены его команды полностью ответили на заданные вопросы. К примеру, они указывают на то, что количество костей животных на нижних уровнях (11 штук) на самом деле слишком велико. Специально для критиков радиоуглеродных датировок они провели новые анализы на основе материалов, тщательно защищенных от любого внешнего загрязнения. Под впечатлением этих мощных усилий многие археологи ныне убеждены в том, что Мидоукрофт является истинным кандидатом на роль человеческого поселения, предшествовавшего культуре «охотников из Кловиса».

Горячая дискуссия развернулась из-за сходных открытий, сделанных на юго-западе Соединенных Штатов. В пещере около Пендеджо (штат Нью-Мексико) команда археологов под руководством Ричарда Макниша из Фонда археологических исследований в Андовере, штат Массачусетс, недавно провела раскопки, вскрывшие слои почвы вплоть до скального основания. Как и в Мидоукрофте, никто не сомневается в подлинности археологических находок в верхних, более поздних слоях. Но предполагаемые места очагов и артефакты более низких уровней с радиоуглеродными датировками вплоть до 35 000 лет до н. э. горячо оспариваются. Скептики ставят под сомнение не сами датировки, а человеческое происхождение обнаруженных материалов. По признанию исследователей, «каменные орудия из пещеры Пендеджо имеют настолько грубый вид, что их едва ли можно рассматривать в качестве артефактов». С другой стороны, они подчеркивают, что сами камни в некоторых случаях состоят из минералов, не встречающихся в пещере; кто мог принести их туда, если не люди? Гораздо более любопытны человеческие волосы и отпечатки человеческих пальцев в слоях обожженной глины, датируемых от X до XXXV тысячелетия до н. э.

Как и многие пещерные поселения, пещера Пендеджо в течение своей истории была многократно обитаема как людьми, так и животными. Одним из частых посетителей была пустынная крыса, которая строит гнезда, выкапывая ямки в почве, что нарушает очередность поверхностных отложений. Доктор Дина Динкоз из Массачусетского университета, проводившая короткие раскопки в пещере, предположила, что более поздние находки, включая глину с отпечатками пальцев (образцы которой были также обнаружены в верхних слоях почвы), были занесены пустынными крысами в более ранние отложения. В любом случае возникало сомнение даже в идентификации отметин на глине как отпечатков человеческих пальцев. Хотя пещера Пендеджо может когда-нибудь занять место рядом с Мидоукрофтом в качестве одного из древнейших человеческих поселений в Северной Америке, этого не случится до тех пор, пока не будут найдены более убедительные и несомненные следы человеческой деятельности.

На другом конце южноамериканского континента обнаружены следы человеческого поселения, возраст которого сравним с подтвержденными культурными уровнями в Мидоукрофте, но совершенно иного рода. Это Монте-Верде в северном Чили, расположенный на низменном участке речной поймы. Раскопки там велись под руководством Тома Диллахью из университета штата Кентукки с 1977 по 1985 год. В заболоченной почве сохранилось много деревянных предметов, включая копья. Хотя низменная, болотистая почва реки была далеко не идеальным местом для человеческого поселения, при раскопках обнаружились «фундаменты» десятка деревянных хижин из переплетенных ветвей и следы очагов. Диллахью также обнаружил очень простые, но несомненные артефакты, сделанные из дерева, кости и камня, а также кости и даже останки плоти разных животных, включая мастодонтов, лам, маленьких грызунов и амфибий. Там же были различные растительные остатки: дикий картофель, ягоды, корни и орехи. Люди, обитавшие здесь, были мало похожи на «охотников из Кловиса», предпочитавших крупную дичь; скорее всего, мясо даже не составляло основу их рациона.

Наверное, будет справедливо сказать, что, если бы остатки поселения в Монте-Верде были датированы на несколько тысяч лет позже, они едва ли привлекли бы такой интерес. Если Монте-Верде является подлинным стойбищем древних американцев, которые вели совершенно иной образ жизни по сравнению с «охотниками из Кловиса», то нам нужно учитывать время, понадобившееся для образования этих двух сообществ из единой материнской культуры.

Главный вопрос, возникший в связи с раскопками в Монте-Верде, имел принципиальное значение: следует ли считать это место остатками древнего стойбища или оно возникло в результате аккумуляции различных предметов, принесенных рекой? Последние двадцать лет своей жизни Том Диллахыо посвятил поиску доказательств в пользу первого утверждения. Он собрал около восьмидесяти единомышленников и вместе с ними составил внушительный том научных работ объемом более тысячи страниц. После публикации этого труда в январе 1997 года Монте-Верде посетили несколько видных археологов, включая двух известных скептиков, изменивших свою точку зрения после знакомства с разведанным участком стойбища, который более 12 000 лет находился под торфяниками. Значительное большинство археологов теперь признает реальность находок в Монте-Верде как научное открытие, которое автор статьи в газете «Нью-Йорк Тайме» сравнил с преодолением звукового барьера.

Интересное свидетельство в поддержку существования древнейших доисторических культур в Америке было получено в Амазонии, которая до недавних пор оставалась неразведанной территорией для археологов. Анна Рузвельт (правнучка Теодора Рузвельта), заведующая отделом археологии Чикагского музея и профессор антропологии Иллинойсского университета, провела раскопки в пещере под названием Каверна да Педра Пинтада («пещера раскрашенных камней») в окрестностях Монте-Аллегро в нижнем течении Амазонки на территории Бразилии. Эта песчаниковая пещера давно была известна изображениями животных, людей и символов, но Анна Рузвельт первой начала здесь поиски древнего стойбища. Орудия из горного хрусталя, фрукты, орехи, семена и кости мелких животных и рыб были обнаружены в ранних культурных слоях внутри пещеры. Самой увлекательной находкой были крошечные частицы охристого (окислы железа) пигмента и два маленьких фрагмента стены пещеры с остатками краски, упавшие на пол и покрытые наслоениями мусора на полу пещеры. Отсюда следовало, что по крайней мере некоторые рисунки были выполнены наиболее ранними обитателями Каверна да Педра Пинтада. Вполне возможно, что Анна Рузвельт обнаружила древнейшее произведение искусства в обеих Америках.

Несколько радиоуглеродных датировок, взятых из нижних уровней пещеры, варьируют от 9100 до 8500 года до н. э., а остальные датировки находятся в диапазоне 8500-7800 лет до н. э. Значение этих дат для археологии трудно переоценить. Оказывается, люди не только жили в глубине материка в Южной Америке, когда они, предположительно, лишь начинали прибывать в Северную Америку через Берингов пролив согласно прежней модели колонизации; они также приспособились к совершенно иной природной среде тропического дождевого леса Амазонии. Как и в Монте-Верде, здесь нет свидетельств охоты на крупную дичь. Местные жители, судя по всему, имели богатый рацион питания, охотясь на мелких животных и собирая множество съедобных растений. Их жизнь, в сущности, была настолько комфортабельной, что обитатели Каверна да Педра Пинтада в свободное время могли разрисовывать стены пещеры, создавая древнейшие произведения искусства в обеих Америках. Находки в Каверна да Педра Пинтада бросают серьезный вызов теории первичной культуры «охотников из Кловиса». По словам Анны Рузвельт:

Работа Анны Рузвельт и ее коллег, естественно, попала под огонь критики. Звучали обоснованные сомнения в датировке наиболее раннего периода заселения пещеры, так как существующие научные методы, по всей вероятности, еще недостаточно точны для того, чтобы провести четкую временную границу между самыми нижними слоями и теми, которые расположены чуть выше. Если мы займем консервативную позицию в вопросе хронологии и перенесем дату первого заселения Каверна да Педра Пинтада к периоду около 8500 года до н. э., эта находка по-прежнему будет представлять значительный интерес, но не нанесет сокрушительного удара по теории о первичности культуры «охотников из Кловиса». Сделав разумную скидку по времени на исследование континента и развитие нового жизненного уклада для обитания в дождевых лесах бассейна Амазонки, мы можем прийти к выводу, что находки Каверна да Педра Пинтада являются сильным аргументом в пользу более раннего заселения Южной Америки, но сами по себе вряд ли могут служить окончательным доказательством.

След от «Дыры в стене»

Еще более смелые гипотезы выдвигались в связи с раскопками древнего стойбища Педра Фурада («Дыра в стене»), расположенного посреди засушливой, поросшей колючим кустарником равнины в северо-восточной Бразилии. Здесь глубокая каменная стенка была раскопана французским археологом Ньедом Гуидоном и итальянским археологом Фабио Паренти в течение десяти лет, начиная с 1978 года. Они углубились в основание каменной стенки более чем на 60 футов и добыли около 600 орудий из кварцита вместе с остатками древесного угля из «очагов», датируемых периодом около 50 000 лет до н. э.

Учитывая последствия принятия этих необыкновенных датировок, едва ли можно удивляться тому, что их достоверность стала предметом жаркой дискуссии. Вопросы распадались на две главные группы: (1) являются ли куски кварцита, обнаруженные в большом количестве, артефактами человеческого происхождения или «геофактами», сформированными под воздействием природных процессов; и (2) являются ли древесные угли, составлявшие основу для радиоуглеродных датировок, остатками очагов или природных пожаров в зарослях кустарника? Если скептицизм по поводу одного из этих вопросов окажется оправданным, значит, нет никакой археологии, которую можно было бы обсуждать. Если реальность археологических находок подтвердится, они все же могут оказаться не такими древними, как считают Гуидон и Паренти, так как вердикт радиоуглеродной датировки может обернуться против них.

Почти так же, как это случилось позднее в Монте-Верде, группа видных археологов посетила Педра Фурада в декабре 1993 года. Однако здесь результаты были иными, так как посетителей не удалось убедить в подлинности совершенного открытия. Наиболее существенная критика исходила от Дэвида Мельтцера из Южного методистского университета в Далласе, Джеймса Адовасио, раскопавшего каменную стенку в Мидоукрофте, и Тома Диллахью, первооткрывателя Монте-Верде, - специалистов (по раскопкам каменных стенок), обладающих большим опытом анализа спорных археологических находок.

Мельтцер и его коллеги обратили внимание на то, что источником кварцитовых «орудий», обнаруженных во время раскопок, был слой мягкой осадочной породы с включениями кварцитовых булыжников, расположенный в 300 футах выше на отвесной стене утеса, возвышающегося над местом раскопок. Порывшись в кучах камней поблизости, они нашли множество булыжников со сколами явно природного происхождения, однако почти идентичных примитивным артефактам, идентифицированным Фабио Паренти. С их точки зрения, булыжники, выпадавшие из стены утеса в процессе выветривания, могли ударять другие, уже лежавшие на земле, с достаточной силой, чтобы откалывать крупные куски, таким образом копируя действие человека: соударение двух камней с целью получить один, с острым режущим краем. Здесь мы сталкиваемся с точно такой же проблемой, какая возникла перед Луисом Лики на раскопках стойбища Калико в Калифорнии.

Французский археолог и специалист по изготовлению каменных орудий Жак Пелегрин сообщил на встрече в Педра Фурада, что простые «каменные орудия», обнаруженные там, могли возникнуть при ударе одного камня о другой при падении с высоты, но, по его оценке, вероятность такого события составляет менее одного процента. Однако, по предположению Мельтцера, в кучах камней у подножия Педра Фурада насчитывается не менее 10 миллионов булыжников, и в данном случае огромное количество артефактов могло образоваться за период более 50 000 лет, пока происходило заполнение каменной стенки.

Что касается возраста Педра Фурада, Мельтцер и его коллеги признают достоверность научных датировок и не видят свидетельств контаминации анализируемого материала. Однако они утверждали, что «в таком, почти аридном, климате лесные пожары являются очевидным природным источником древесного угля». Если угли попросту задувались ветром под каменную стенку во время пожаров, то остатки «очагов», по-видимому, существовали лишь в воображении исследователей.

Как Гуидон, Паренти и их коллеги ответили на эти вопросы? Они с заметным раздражением отвергли доводы о естественном происхождении орудий из кварцита, назвав их «нелепыми». В частности, они указали на кусок кварцита с пятью последовательными сколами на одном конце, что придает этому объекту вид грубо обработанного каменного орудия. Другие археологи согласились с тем, что трудно принять идею о естественном происхождении псевдоартефактов при соударении падающих булыжников, но главная проблема остается: могут ли исследователи убедительно доказать, что их артефакты существенно отличаются от тех, которые могут возникнуть в результате природных процессов за достаточно большой период времени.

В ответ на критику о происхождении древесного угля Гуидон и Паренти возражают, что во времена, предшествовавшие культуре «охотников из Кловиса», в ландшафте Педра Фурада преобладали не кустарниковые заросли, а тропический дождевой лес, в котором практически не бывает природных пожаров. Если бы такая резкая перемена климата была доказана, это могло бы значительно укрепить их позиции, хотя было бы опрометчиво утверждать, что в дождевом лесу никогда не бывает природных пожаров или что окрестности Педра Фурада были покрыты дождевым лесом в течение столь огромного времени.

Итак, какой вердикт можно вынести в отношении Педра Фурада? Учитывая остающиеся неясности с происхождением предполагаемых артефактов и древесных углей, теорию Гуидона и Паренти следует отнести к разряду недоказанных.

Есть ли у нас какие-то другие свидетельства в поддержку их утверждений? В данный момент нет, хотя Том Диллахью обнаружил в Монте-Верде еще более ранний уровень, захороненный глубоко под торфяниками и датируемый XXX тысячелетием до н. э. Он не уверен, можно ли считать этот уровень остатками человеческого поселения или всего лишь природной коллекцией различных материалов и останков животных и растений. Будущие раскопки должны внести ясность в этот вопрос.

Однако даже с твердо установленной датировкой 10 500 лет до н. э. стойбище в Монте-Верде открыло целую новую область для дискуссии о первых коренных жителях Северной и Южной Америки. Если коридор Юкон - Альберта был закрыт льдами во время максимума последней ледниковой эпохи, колонисты должны были достигнуть Северной Америки еще до этого. По словам Дэвида Мельтцера, «находки в Монте-Верде указывают на то, что первые люди появились в Новом Свете более 20 000 лет назад».

Молчание сибирских просторов

Какой свет может пролить археология Сибири на эту дискуссию? Рассуждая логически, она должна предоставить основу для дальнейших исследований. В конце концов, если Сибирь была родиной первых американцев, там можно обнаружить следы человеческой деятельности, предшествующей любым находкам в Америке. К сожалению, археологические сведения о древнейших народах Сибири очень скудны, главным образом из-за крайне суровых климатических условий, которые существовали в далеком прошлом и существуют сейчас. Любой археологический материал, который удается обнаружить в этой дикой глуши, почти всегда оказывается сильно поврежденным из-за вечной мерзлоты, которая раскалывает почву и вызывает постоянное смещение разных слоев.

В Сибири известно несколько доисторических поселений, хотя те из них, которые считаются древнейшими, вызывают много споров. Пожалуй, наиболее древние следы человеческой деятельности были обнаружены в местечке Диринг Юрях на реке Лене в Центральной Сибири. С 1982 года там проводил исследования русский археолог Юрий Мочанов, который пользовался бульдозерами для того, чтобы удалить верхний слой гравия и расчистить обширный участок для раскопок Изучив огромное количество камней, Мочанов идентифицировал около 4000 кварцевых галек с характерными сколами. Как и в случае с находками в Калико и Педра Пинтада, некоторые специалисты считают орудия подлинными; другие рассматривают их как результат действия геологических сил. Датировки, полученные в этом месте, еще более неопределенны. По собственным оценкам Мочанова, они варьируют в диапазоне от 1,8-3,2 миллиона лет до 15 000 лет до н. э.

Наибольшую озабоченность вызывает огромный временной пробел между стойбищем в Диринг Юрях, если его возраст соответствует датировкам Мочанова, и следующими древнейшими следами человеческой деятельности в Сибири, датируемыми примерно XXV тысячелетием до н. э. Уже более полувека в местечке Малыкта неподалеку от озера Байкал и в других местах известны охотничьи стойбища с каркасами хижин из мамонтовых костей и археологическими останками в виде каменных орудий (некоторые из них сходны с находками из Кловиса), резьбы по мамонтовой кости и даже человеческих захоронений. Если оставить в стороне стоянку в Диринг Юрях, разведанные стойбища охотников на мамонтов показывают, что этот регион был заселен задолго до Монте-Верде или Мидоукрофта. Поэтому идея о колонизации Америки до возникновения культуры «охотников из Кловиса» по-прежнему стоит на повестке дня. Однако в Сибири пока не сделано убедительных археологических открытий, соответствующих по возрасту находкам из Педра Фурада, так что потенциал для заселения Америки за 50 000 лет до н. э. здесь отсутствует.

Языковые и генетические корни

С учетом крайней скудости твердо установленных данных, не удивительно, что археологи обратились к другим возможным источникам информации. Лингвистика вступила в игру в 1956 году, когда лингвист Джозеф Гринберг из Стэндфордского университета предположил, что большинство североамериканских языков, а также языки Центральной и Южной Америки были частью единой «америндской» семьи языков, причем языковые группы надене (в Канаде), эскимосско-алеутская (за Полярным кругом) рассматривались отдельно как более поздние. Таким образом, существовало всего три лингвистические группы для обеих Америк 22. Далее Гринберг попытался установить дату появления этих трех групп на американском континенте, изучая различия между семьями языков. Он пришел к выводу, что американские индейцы впервые появились на континенте около 9000 лет до н. э., что хорошо согласуется с теорией «охотников из Кловиса». Однако у нас очень мало данных для подтверждения достоверности датировок Гринберга, основанных на целой серии предположений о скорости языковых изменений. Кроме того, многие лингвисты рассматривают теорию Гринберга о трех семьях языков как чрезмерное упрощение. Они высказывают иные оценки времени первой колонизации и почти вдвое увеличивают датировки Гринберга, исходя из своего убеждения в том, что языковые изменения на самом деле происходят очень медленно.

В последние годы были проведены генетические исследования с целью уточнить предполагаемый возраст древнейших американцев. Сравнение образцов крови современных американских индейцев и жителей Сибири показало среднее различие менее одного процента между ДНК двух популяций. Как принято считать, это крайне незначительное различие показывает, что две группы разделились сравнительно недавно - возможно, в период между 41 000 и 21 000 лет назад. Среднее значение «30 000 лет до н. э.» для первых американцев поддерживает наиболее ранние датировки колонизации, полученные в результате лингвистического анализа. Однако предположение о скорости генетических изменений, определяющих датировку, опять-таки подвергается сомнению некоторыми учеными.

В этом отношении довольно удивительно, что одна из генетических групп американских индейцев не имеет близких прототипов среди жителей Сибири. Согласно одной гипотезе, она представляет собой полинезийский вклад в генетическое наследие американских индейцев. Однако это представляется маловероятным, поскольку данная группа была обнаружена в скелете 8000-летнего возраста из Колорадо, на несколько тысяч лет предшествующего возможному появлению полинезийцев в Америке (см. «Загадка острова Пасхи» в разделе «Чудеса архитектуры»).

Наиболее существенное генетическое исследование в этой области в настоящее время принадлежит генетику Эндрю Мерриуэзеру из университета штата Мичиган. Недавно он проанализировал генетическое строение около 1700 проб, взятых у современных американских индейцев и из археологических останков. Мерриуэзер идентифицировал девять генетических групп, более или менее равномерно присутствующих на всей территории обеих Америк. По его мнению, это свидетельствует о том, что была лишь одна фаза миграции, хотя он не может сказать, как долго она продолжалась. Он также считает, что некоторые генетические вариации, выявленные в процессе исследования, произошли еще в Азии - до того, как первые поселенцы прибыли в Америку; это может означать, что жители Сибири не являются прямыми генетическими предками американских индейцев. Мерриуэзер указывает на тесные связи с монгольской популяцией, в составе которой есть генетическая группа, отсутствующая у жителей Сибири.

Намеки на «несибирское» генетическое наследие также получены в результате недавних исследований скелетов с кавказоидной анатомией на территории США. Самой знаменитой и спорной находкой является «человек из Кеннвика», обнаруженный случайно в штате Вашингтон в июле 1996 года. Он умер в возрасте между сорока и пятьюдесятью пятью годами, и, если судить по полученным травмам, его жизнь была полна опасностей и приключений. Рентгеноскопия выявила заостренный каменный наконечник копья, погруженный в тазовую кость и закрытый наросшей впоследствии костной тканью.

Судя по первому впечатлению, скелет принадлежал одному из первых белых поселенцев, убитому в какой-то безвестной стычке на границе, но вскоре выяснилось, что наконечник копья принадлежит к типу, вышедшему из употребления около 2500 г. до н. э. Затем был проведен радиоуглеродный анализ одной из пястных костей и получена датировка около 6400 г. до н. э. Очевидно, «человек из Кеннвика» был первопроходцем гораздо более ранней эпохи. Теперь он стал предметом судебной тяжбы, в соответствии с законопроектом, защищающим права современных американских индейцев на останки их предков. Конфликт вокруг «человека из Кеннвика» усугубляется из-за веры индейцев племени аматилло (заявивших свои права на тело), что они всегда жили на территории нынешнего штата Вашингтон и не являются переселенцами из Сибири или откуда-либо еще. Сходные споры окружают и Другой скелет с кавказоидной анатомией - «человека из Пещеры Духов» в Неваде. Его мумифицированное тело, облаченное в кожаные мокасины и саван из рогожи, было найдено в 1940 году и датируется 7400 г. до н. э.

Анатомы и археологи, участвующие в изучении этих скелетов, неустанно подчеркивают, что «кавказоидная» анатомия не означает «европейская». На самом деле кавказоидные группы существуют в восточной Азии; наиболее известной из них являются айны, живущие в северной Японии. Могут ли они оказаться одними из предков американских индейцев, чью генетическую родословную нельзя проследить в Сибири? Возможно ли, что некоторые из первоначальных колонистов избежали путешествия через Берингов пролив и канадские ледники, достигнув американского континента морским путем, через северные воды Тихого океана? Это может объяснить «аномалию» почти одновременного заселения Северной и Южной Америки, а также удивительным образом сочетается с традициями некоторых индейских племен, утверждавших, что их предки приплыли из-за моря.

Теория о колонистах-мореплавателях связана с некоторыми недавними открытиями на обоих побережьях Северной Америки, отодвигающими назад даты раннего мореплавания как на востоке, так и на западе. В Катлер-Ридж (штат Флорида) местный археолог Роберт Карр обнаружил мусорную свалку, содержавшую останки акул, барракуд и тунцов, явно выловленных в прибрежных водах. Доисторическая стоянка датируется 7700 г. до н. э. На другой стороне Северной Америки раскопки Иона Эрландсона из университета штата Орегон на острове Сан-Мигель неподалеку от побережья Калифорнии позволили обнаружить древнюю стоянку, датируемую 8500 г. до н. э. По замечанию Эрландсона, «их лодки должны были обладать хорошими мореходными качествами, чтобы совершить такое плавание», поскольку в этих водах мореплавателей на легких судах поджидает много ловушек.

Археологические свидетельства гораздо труднее найти дальше к северу, но исследования, проведенные Геологической службой Канады в районе побережья Британской Колумбии, позволяют предположить, что там была свободная ото льда узкая полоска побережья, на которой мореплаватели могли высадиться после 11 500 г. до н. э. Пока что на побережье не обнаружено следов человеческой деятельности столь раннего периода, но в то время береговая линия была расположена примерно на 500 футов ниже, чем сейчас. Неожиданные открытия, такие, как недавняя находка скелета на острове Принца Уэльского в Британской Колумбии, датируемого 7900 г. до н. э., показывают, что в этой области есть потенциал для будущих сюрпризов.

Если сложить новые доказательства доисторического мореплавания в Америке с общей картиной интенсивного освоения морских просторов к 50 000 г. до н. э., очень трудно поверить, что в эпоху последнего оледенения в Азии не было мореходов с тягой к приключениям и достаточно храбрых, чтобы рисковать своей жизнью в студеных водах северного Тихого океана. Окажется ли морской маршрут вдоль побережья одним из возможных решений проблемы ледяного коридора Юкон - Альберта? Если первые американцы прибыли по морю, возможно, никакого «непреодолимого барьера» вообще не существовало.

***

В любом учебнике истории вы можете узнать, что первым человеком, совершившим плавание вокруг Африки, был португальский путешественник Васко да Гама. В 1497 году он успешно обогнул мыс Доброй Надежды и отправился дальше в поисках морского пути в Индию, который португальские короли надеялись найти уже в течение нескольких десятилетий. В то время как их испанские соперники провозгласили свое господство над Северной и Южной Америкой, предприимчивые португальцы теперь имели маршрут в Восточную Африку и Индийский океан. Плавание Васко да Гама вокруг Африки позволило разрешить давние сомнения о природе «темного» континента. Картографы, все еще изображавшие его соединенным с огромным Южным континентом, явно заблуждались: Африка представляет собой изолированную массу суши, за исключением того места, где она соединяется с Азиатским континентом и Синайским полуостровом.

Несмотря на все величие подвига Васко да Гама, весьма вероятно, что он уже был совершен на 2000 лет раньше в эпоху египетских фараонов.

Хотя этот вопрос вызвал много споров, мы располагаем достаточно очевидными доказательствами. В своей дискуссии о форме континентов греческий историк Геродот (около 440 г. до н. э.) поведал историю о финикийских мореплавателях, состоявших на службе у фараона Нехо (610-595 гг. до н. э.), которые совершили плавание вокруг Африки и «доказали, что она со всех сторон омывается морем за исключением места соединения с Азией» (некоторые греческие географы, с которыми дискутировал Геродот, полагали, что Африка была соединена с Индией сухопутным перешейком).

Финикийцы - семитский народ, состоявший в близком родстве с евреями, были непревзойденными мореплавателями Древнего мира. Родина финикийцев - несколько островов и тонкая полоска суши на побережье Ливана - располагала скудными природными ресурсами, но финикийцы воспользовались ими с необыкновенным мастерством. В горных районах материковой суши росли кедры, дававшие ценную древесину, побережье было покрыто песком с высоким содержанием кремния, а море изобиловало раковинами рода Мигех, которые в размолотом виде имели великолепный пурпурный оттенок. Из раковин финикийцы добывали краску для окрашивания тканей, из песка они отливали стекло, а из строевого леса сооружали корабли, переправлявшие их товары в соседние города. Поэтому, хотя они никогда не создавали империю в обычном смысле слова, финикийцы с самых ранних пор славились как искусные торговцы и отважные путешественники. Их родные города Тир и Сидон стали центрами настоящей торговой империи с филиалами по всему Средиземноморью.

К VII в. до н. э. финикийцы значительно расширили границы своих владений и построили торговую колонию на побережье северной Африки в современном Тунисе. Из этой колонии вырос мощный город Карфаген - величайший и наиболее опасный соперник Рима в раннюю эпоху его владычества. Тем временем финикийские торговцы начали исследовать атлантическое побережье Испании и северо-западной Африки. Их любознательности, казалось, не было предела.

Именно к финикийским мореплавателям обратился фараон Нехо, пожелавший совершить «путешествие открытий» вокруг Африки около 600 г. до н. э. Согласно Геродоту, он послал финикийский флот в плавание на юг от Персидского залива; затем мореходы повернули на запад, обогнули Африку и вернулись домой в Средиземноморье через пролив Гибралтар («Геркулесовы Столпы»). Это колоссальное путешествие продолжалось более двух лет, причем по пути они дважды останавливались и высаживались на сушу, чтобы посеять зерно и собрать урожай. На третий год они вернулись в Египет и представили свой отчет фараону.

Невероятное путешествие

По крайней мере, так утверждал Геродот. К сожалению, Геродот вошел в историю одновременно как «отец истории» и «отец лжи» в зависимости от мнения исследователей. Однако.

несмотря на свою репутацию выдумщика, Геродоту не раз удавалось удивить скептиков. К примеру, его описание кочевых женщин-воительниц из Южной России сенсационным образом подтвердилось благодаря недавним археологическим находкам (см. «Неуловимые амазонки» в разделе «Легендарная история»).

В случае с плаванием финикийцев вокруг Африки доказательства содержатся в самой истории в изложении Геродота. Там есть одна подробность, которую он сам отбрасывает как совершенно невероятную.

Геродот был хорошим географом, но он не имел представления о более широкой картине мира. Судя по всему, он не знал, что Земля является сферой, или, если знал, не сумел оценить важность этого открытия для географии. Из перспективы жителей Средиземноморья, если кто-то плывет на запад, то солнце всегда должно находиться слева от него на юге. Поэтому финикийские мореплаватели явно «сочиняли», когда говорили, что видели солнце к северу от них во время плавания вокруг Африки.

Забавно, но именно эта подробность, оставленная без внимания Геродотом, подтверждает всю историю. Для того, чтобы достичь мыса Доброй Надежды, финикийцы должны были пересечь экватор, где солнце находится прямо над головой. Если путешествовать на запад по другую сторону экватора в южном полушарии, то солнце находится справа, на севере от наблюдателя. Если финикийцы достигли мыса Доброй Надежды (а судя по всему, они это сделали), то как быть со второй половиной их путешествия? С точки зрения Риса Карпентера, заслуженного профессора античной археологии в колледже Брин Моур (штат Пенсильвания), специалиста по древним путешествиям:

Какой бы неправдоподобной ни казалась эта идея, финикийцы вполне могли опередить португальцев на 2000 лет и совершить плавание вокруг Африки, хотя для этого им понадобилось целых три года.

Естественно, были и скептики. К числу наиболее современных критиков истории Геродота принадлежит профессор Алан Ллойд, египтолог из университета Сванси в Уэльсе. Он признает, что трехлетний вояж, описанный Геродотом, выглядит правдоподобно с учетом «средней скорости мореплавания в Древнем мире»; он также согласен, что «ветра и течения в целом благоприятствовали такому плаванию».

Однако Ллойд оспаривает самый важный пункт, что «информация о положении солнца… могла быть получена только опытным путем». Он утверждает, что греки во времена Геродота уже обладали «ясным понятием о географических направлениях и движении солнца над поверхностью Земли», и полагает, что Геродот был причастен к этому знанию. Таким образом, Геродот должен был знать, что любая экспедиция, продвинувшаяся достаточно далеко на юг, столкнется с феноменом перехода солнца из прежнего положения в противоположное. Но тогда почему Геродот выглядит столь удивленным? Послушаем Ллойда: «Его разум отказывался принять… не абсолютную достоверность такого опыта, а саму возможность того, что Африка простирается достаточно далеко на юг для наблюдения данного феномена».

Очень жаль, что Геродот не может лично ответить Ллойду. Хотя некоторые греческие философы почти за сто лет до него предполагали, что Земля имеет сферическую форму (см. «Вступление» к разделу «Гладя в небо»), сам Геродот не обнаруживает признаков знакомства с этой идеей. Его понятия о географии, хотя и гораздо более глубокие, чем его современников, опирались на двумерную картину мира. По замечанию Джорджа Сэртона, признанного специалиста по истории античной науки, «Геродот не был географом в научном смысле слова: к примеру, его математические познания были недостаточными для подлинно географического мышления… он больше интересовался человеческой, а не математической стороной географии». Ллойд не приводит никаких доказательств того, что Геродот обладал достаточно полными знаниями о строении земной поверхности и движении солнца, чтобы логическим путем прийти к тому, что финикийцы узнали на собственном опыте; он просто так считает. Его мнение о том, что удивление Геродота было вызвано истинными размерами африканского континента, а не феноменом необычного поведения солнца, тоже не подкреплено доказательствами. Напротив, Геродот постоянно подчеркивал, что другие географы, одержимые идеей круглой формы континентов, ошибаются и что Африка «занимает очень большую площадь».

Остальные аргументы против вояжа финикийцев, высказываемые Ллойдом, сводятся к высокоученой «ловле блох» и мелочным придиркам. Самое заметное место в его доводах занимает мысль о том, что египетский фараон, живший в конце VII в. до н. э., просто с самого начала не мог заинтересоваться подобной экспедицией:

Странно наблюдать такую самонадеянность со стороны видного египтолога, полагающего, что он может точно предсказывать поведение фараонов, как будто все они были бесхарактерными персонажами с закосневшим и неизменным складом мышления. Это особенно несправедливо, когда речь идет о XXVI династии, в которой фараон Нехо был одним из самых ярких правителей. За этот период в Египте произошли огромные перемены, связанные с возросшим интересом к внутренней части африканского континента, права на которую оспаривались враждебным королевством Нубии (Мероэ). Греческие торговцы и путешественники существенно расширили представления египтян о мире Средиземноморья. Наряду со своим флотом в Средиземном море Нехо построил военно-морской флот (несомненно с помощью греков и финикийцев) для патрулирования Красного моря. По утверждению самого Ллойда, Нехо был заинтересован в восстановлении торговли с Пунтом - одним из традиционных торговых партнеров Древнего Египта, богатой областью в Сомали на Африканском Роге напротив Аравийского полуострова. Нехо был так убежден в важном значении торговли в Красном море, что даже попытался построить древний аналог Суэцкого канала, соединяющий его со Средиземноморьем. В любом случае попытка оказалась слишком дорогостоящей и проект был закрыт, хотя впоследствии его осуществили персы при правлении императора Дария (522-486 гг. до н. э.).

Таким образом, финансирование экспедиции вокруг Африки полностью согласуется с другими мероприятиями в области внешней политики во времена правления фараона Нехо. Побудительной причиной, столь трудной для понимания Ллойда, очевидно, были коммерческие интересы. Когда нубийская империя Мероэ отрезала Египет от внутренней части континента, у египтян возникла потребность в поиске других маршрутов для получения товаров из Африки. Путешествия на запад были особенно притягательными еще и по другой причине. Атлантическое побережье Испании уже славилось своими богатыми залежами серебра, однако торговля находилась в исключительном ведении независимого финикийского государства Карфаген. Плавание вокруг Африки могло бы открыть для Египта «черный ход» к богатствам Атлантики… если бы только оно не оказалось таким долгим.

Мы можем представить себе финикийского Колумба, объясняющего цель экспедиции при дворе фараона Нехо; мореплаватели одновременно исследуют все побережья Африки и найдут новый маршрут в Испанию. С учетом неудачи своей попытки строительства Суэцкого канала Нехо вполне мог поддаться искушению и выделить средства на это новое предприятие. Это вовсе не означало, что он был «властителем-философом», финансировавшим абстрактные географические исследования в глобальном масштабе, как явствует из карикатуры, нарисованной Ллойдом. Сам Нехо, вероятно, не больше верил в научную ценность морского путешествия, чем Фердинанд и Изабелла, испанские монархи, верили в предложение Христофора Колумба. В обоих случаях затраты, казалось, оправдывали риск.

Слишком дальний поход?

Доводы Ллойда, связанные с чисто практическими трудностями мореплавания вокруг Африки, выглядят более обоснованными. Как мореходам фараона Нехо хватило мужества предпринять столь невероятное путешествие - тысячи и тысячи миль вдоль неизвестных побережий, не нанесенных на карту? Через сто лет финикийцы из Карфагена приступили к исследованию Африканского побережья с противоположного направления. Судя по всему, это занятие не вызывало у них большого восторга. Около 500 г. до н. э. карфагенский флот под командованием Ганнона проплыл на запад через Гибралтарский пролив и после основания ряда небольших колоний на побережье Марокко отправился в дальний поход на юг. Читая их собственный отчет о путешествиях (сохранившийся в греческом переводе), можно ощутить растущий страх людей по мере того, как они уплывали все дальше от дома. Они миновали берег, объятый пламенем (очевидно, в результате крупного морского пожара), прятались от камней, швыряемых туземцами, страшились звука ночных барабанов и в ужасе бежали от извержения вулкана. Однако они одержали верх над расой «волосатых и несмышленых людей», которых они называли «гориллами», откуда и произошло это слово.

Экспедиция под командованием Ганнона вполне могла достигнуть горы Камерун, которая является единственным действующим вулканом, видимым с побережья Западной Африки. Однако вскоре после этого карфагеняне повернули назад, сделав запись о том, что у них закончились запасы провизии. Двадцать лет спустя один персидский вельможа попытался пройти по их следам и совершить мореплавание вокруг Африки, но после многих невзгод и борьбы с сильными встречными течениями был вынужден отказаться от своих замыслов.

Во II в. до н. э. греческий мореход Евдокс предпринял еще одну попытку. Он вышел из Кадиса в Испании, подготовленный к всевозможным случайностям: в его команду входили плотники, врачи и даже танцовщицы для поддержания морального духа. Однако его корабль был выброшен на берег у побережья Марокко. Даже опытным португальским навигаторам XV века понадобилось 25 лет на подробное ознакомление с западным побережьем Африки, прежде чем они смогли доплыть до мыса Доброй Надежды и обогнуть континент.

Как же финикийцы во времена фараона Нехо могли преуспеть там, где потерпели неудачу многие более поздние мореплаватели? Ответ заключается в направлении плавания. Карфагеняне и португальцы пытались обогнуть Африку против часовой стрелки, борясь с неблагоприятными ветрами и течениями. Финикийский маршрут по часовой стрелке был гораздо легче. Они уже были знакомы с побережьем до Африканского Рога (египетская «страна Пунт»). Оттуда муссонные ветры увлекали парусные корабли или направляли парусные корабли по стабильному южному курсу. После мыса Доброй Надежды, как отметил Карпентер, преобладающие течения несут корабли на север вдоль побережья; единственным трудным отрезком пути являются безветренные штилевые зоны на экваториальном побережье Западной Африки, мешающие движению в любую сторону. Фактически обогнув мыс Доброй Надежды, финикийцы не имели особого выбора, кроме плавания на север, если они хотели вернуться домой.

Все это не преуменьшает достижений финикийских мореходов. Если мы вместе с Рисом Карпентером согласимся считать их плавание «историческим фактом», то оно принадлежит к наиболее выдающимся подвигам древних путешественников, о которых сохранились письменные свидетельства.

Если финикийским морякам хватило умения совершить плавание вокруг Африки, вполне естественно предположить, что они могли добраться и до Америки. Но здесь, конечно, есть существенная разница. Когда они плыли вокруг Африки, то не теряли сушу из вида больше чем на день-другой. Пересечение Атлантики - хотя это и более короткое путешествие - совсем другое дело. Невозможно представить, каким страхом были бы объяты финикийские мореходы, если бы они бороздили неизведанные и пустые воды Атлантического океана. Маловероятно, что они совершали преднамеренные плавания в этом направлении из чистого любопытства, но это, разумеется, не исключает возможности случайных путешествий…

***

Хотя на первый взгляд эта идея похожа на неудачный сюжетный ход из второсортного кинофильма 1960-х годов, есть свидетельства того, что группа римских солдат, занесенная превратностями войны далеко на восток, в конце концов вступила в конфликт с армией императорского Китая. Пропавшие римские легионеры могли даже поселиться в Китае и основать город, впоследствии названный в их честь.

Предполагается, что эта необыкновенная встреча произошла во времена правления китайской династии Хань (200 г. до н. э. - 200 г. н. э.), совпавшего с расцветом Римской республики и Римской империи. Правители Хань превратили Китай в грозную военную силу, чьи армии совершали походы далеко за исторические пределы страны. Одним из наиболее выдающихся достижений была военная экспедиция 36 года до н. э. в Центральную Азию, за 1000 миль от официальной границы Китая. По своей дерзости это предприятие напоминает знаменитый рейд в Антаббу в июне 1976 года, когда израильские коммандос прилетели в Африку, взяли штурмом аэропорт в Уганде и освободили группу пассажиров с угнанного авиалайнера. В данном случае целью ханьских военачальников было не спасение заложников, а устранение угрозы их собственной власти, хотя ее центр и находился на другом конце Азии. Именно тогда, как считается, китайцы встретили и захватили в плен пропавшее подразделение римской армии.

Сомнительная история

Во времена династии Хань племена кочевников-сюнну представляли главную угрозу для китайской власти в Центральной Азии. Больше всего неприятностей причинял один из претендентов на титул шаньюя (верховного вождя) сюнну, известный под именем Чжи Чжи. Он имел наглость убить официального китайского посла и, дабы избежать неминуемого возмездия, отступил вместе со своим войском далеко на запад Согдианы - царства, расположенного к югу от России на территории современного Узбекистана. Чжи Чжи получил от правителя Согдианы предложение о помощи в разгроме некоторых кочевых племен, вторгшихся на его территорию. Добившись успеха в этом предприятии, Чжи Чжи задумал основать собственную империю в Центральной Азии и построил новую столицу на реке Таласа. Отсюда он начал облагать данью соседние племена, частично находившиеся под официальной защитой Китайской империи. Преисполнившись решимости навсегда избавиться от этой заразы, Чэнь Тан, имевший звание «заместитель генерала-защитника западной границы», в 36 году до н. э. задумал поход с целью уничтожить город Чжи Чжи и казнить самозваного правителя.

Чэнь Тан собрал ударные силы, совершил марш-бросок на 1000 миль к цитадели Чжи Чжи и взял ее приступом. Сам Чжи Чжи был схвачен и обезглавлен. Китайская пограничная армия одержала победу, однако у Чэнь Тана имелись проблемы. В своем стремлении побыстрее собрать армию он пошел на отчаянный шаг и подделал приказ самого императора. Обычным наказанием за подобные преступления была смертная казнь, но Чэнь Тан надеялся заслужить прощение достигнутыми успехами. С этой целью он приложил особые усилия для огласки своей победы. Была изготовлена серия картин, или карт, изображавших штурм города и пленение Чжи Чжи; они произвели большое впечатление при дворе императора и даже были показаны дамам из его гарема. Замысел Чэнь Тана удался, ему удалось избежать позора и казни.

Эти иллюстрации (ныне утраченные) послужили главным источником информации для описания военной кампании Чэнь Тана через 100 лет в книге под названием «История ранней династии Хань». Составитель дает подробное описание осады, включая диспозицию сил Чжи Чжи внутри и вокруг города на момент прибытия китайцев:

Упоминание о строе в виде рыбьей чешуи очень любопытно. Трудно представить, что оно может подразумевать нечто иное, кроме маневра с перекрывающимися щитами, а это сразу же заставляет вспомнить о тактике, разработанной римлянами. Немногие армии в Древнем мире были достаточно хорошо вымуштрованы для подобных маневров, и лишь римляне имели четырехугольные щиты, пригодные для формирования строя в виде рыбьей чешуи. Scuta, стандартный щит легионеров, имел прямоугольную цилиндрически изогнутую форму и отлично подходил для построения в ряды и образования временных защитных «стен». Наиболее знаменитая тактика построения со щитами называлась testudo (черепаха). Она была доведена до совершенства в конце I в. до н. э.: квадрат легионеров соединял щиты сверху и со всех сторон, что давало им полное укрытие от вражеского огня.

Когда востоковед Хомер Дабе обратил внимание на упоминание о боевом порядке в виде рыбьей чешуи, он немедленно вспомнил о римских легионерах:

Второй намек указывал в том же направлении. В «Истории ранней династии Хань» говорится, что городские ворота были защищены двойным палисадом. Это опять-таки наводит на мысль о римлянах: легионеры были непревзойденными мастерами в построении подобных укреплений, состоявших из канавы, обнесенной рядами заостренных кольев спереди и сзади. Дабе посоветовался со своими коллегами-историками и обнаружил, что ни один другой древний народ не пользовался такими фортификационными сооружениями. В частности, кочевники сюнну не обладали какими-либо знаниями в области военной инженерии.

Объединив указания на боевой порядок в виде «рыбьей чешуи» и двойной палисад, Дабе предположил, что армия Чжи Чжи включала несколько сотен римских легионеров, которые каким-то образом оказались далеко на востоке и поступили к нему на службу в качестве наемников. Несмотря на свою увлекательность, эта идея кажется немного безумной. Что делали римские воины так далеко от дома, в пределах досягаемости имперской армии древнего Китая?

Поражение Красса

Некоторые исторические свидетельства с римской стороны показывают, что значительное количество римских воинов могло находиться примерно в нужном месте и в нужное время. Величайшей угрозой для римской власти на востоке всегда была Парфянская империя, центр которой находился в Иране. Возродив старые имперские амбиции древних персов, парфяне установили свою власть над Ираком, Сирией и Палестиной (см. «Вифлеемская звезда» в разделе «Глядя в небо»). В 54 году до н. э. Красе - один из наиболее честолюбивых, хотя и наименее компетентных римских военачальников - отправился в поход с целью «разрубить парфянский узел» на Ближнем Востоке. Сначала ему сопутствовала удача. Его армия - семь римских легионов, 4000 всадников и почти столько же легковооруженных пехотинцев (в целом около 42 000 человек) - значительно продвинулась на территорию Северного Ирака. Потом, в мае 53 года до н. э., она встретилась лицом к лицу с врагом у Карраха (Харран).

Союзники Красса дезертировали еще до начала сражения, захватив с собой большую часть кавалерии. Его силы, хотя и значительно превосходившие вражеские, почти полностью состояли из пехотинцев. Навстречу им выступила конная армия, включавшая подразделение из примерно 9000 опытных лучников. Парфянская тяжелая конница быстро разбила вспомогательные войска Красса, в то время как проворные лучники внесли смятение в его главные боевые порядки. Легионеры образовали оборонительный квадрат и сомкнули щиты вокруг себя, но без особого успеха. Римлянам еще предстояло усовершенствовать маневр testudo; хотя солдаты Красса были защищены со всех сторон, они по-прежнему оставались уязвимы сверху. Стреляя высоко в воздух, парфянские лучники обрушили на них град стрел. Не в силах выстоять перед таким натиском, римляне отступили на более высокую позицию для перегруппировки. Красе был отвлечен от своих войск обманным обещанием мирного договора и убит, а его голову отослали в Парфию как военный трофей. Римское войско пришло в полный беспорядок. Двадцать тысяч римлян было убито на месте, еще десять тысяч захвачено в плен. Это была одна из худших военных катастроф в римской истории.

Римляне не забыли о позоре Карраха. Восемнадцать лет спустя знаменитый Марк Антоний вернулся в Парфию, чтобы отомстить за поражение Красса. На этот раз римляне довели до совершенства искусство формирования testudo и смогли обеспечить себе полную защиту от парфянских стрел. Хотя экспедиция Антония не достигла полного успеха, она была далеко не такой гибельной для римского войска, как военная кампания Красса.

Что же случилось с десятью тысячами легионеров, захваченных в плен при Каррахе? В римских хрониках говорится, что парфянский царь приказал перевезти их за 1500 миль на противоположный конец своей империи. Многие умерли во время долгого и тяжелого путешествия, но выжившие поселились в качестве наемников в провинции Маргиана на восточной границе Парфии. Римский поэт Гораций предполагал, что воины, отчаявшись когда-либо вернуться домой, женились на Местных женщинах и обустраивали свою новую жизнь.

Итак, мы знаем, что около 50 года до н. э. несколько тысяч Римских легионеров действительно находились в Централь-Ной Азии - в месте, расположенном лишь в 500 милях от столицы Чжи Чжи на реке Таласа. Это, по мнению Дабса, объясняло присутствие римлян в армии Чжи Чжи через 17 лет после битвы при Каррахе. Возможно, парфянский царь продал некоторых своих легионеров правителю соседней Согдианы, который был патроном Чжи Чжи, а может быть, некоторые римляне смогли бежать и продолжили свой путь на восток как «солдаты удачи».

Как бы то ни было, свидетельство с римской стороны об исходе битвы при Каррахе допускает возможность того, что воины, выполнявшие построение в виде «рыбьей чешуи» в 36 году до н. э., действительно были римскими легионерами. Что же произошло с ними после сражения с армией Чэнь Тана? Можем ли мы проследить их путь еще дальше?

Римляне в Китае

В китайских хрониках утверждается, что после битвы с Чжи Чжи 145 вражеских солдат были захвачены в бою, а еще 1000 сдалась в плен. Затем пленники были распределены в качестве рабов среди различных союзных правителей, предоставивших свои силы для экспедиции. Дабе отметил, что число 145 любопытным образом соответствует количеству («около 200») солдат, выполнявших построение наподобие «рыбьей чешуи», и выдвинул предположение, что среди пленников могло быть много римлян.

В любом случае резонно предположить, что римляне не были истреблены поголовно; они представляли собой некий курьез и таким образом являлись ценным товаром. Их могли угнать дальше на восток как рабов или наемников в одно из государств китайского Туркестана, предоставившего свои войска для экспедиции Чэнь Тана. Закончив свое исследование в 1941 году, Дабе задался вопросом: мог ли кто-нибудь из них достигнуть Китая? Но впоследствии он пришел к выводу, что «такое событие представляется маловероятным».

Несколько лет спустя Дабе вернулся к этой теме; на этот раз в его распоряжение попали сведения, что легионеры в конце концов действительно оказались в Китае. Вместе со сведениями о заключительном этапе путешествия, предпринятого римлянами против своей воли, он вроде бы подтверждает историю в целом. В китайской переписи населения, происходившей примерно в 5 г. н. э., среди городов провинции Каньсу в северо-западном Китае числится место под названием Ли Чань (или Ли Кань). Это название совпадает с китайским наименованием для греко-римского мира. Почему китайский город получил такое необычное название? Тайна лишь усугубляется переменой, произошедшей в 9 г. н. э., когда император Вэн Ман издал указ, согласно которому все названия городов должны были «соответствовать действительности». Таким образом Ли Чань был переименован в Чэн Лю, что может означать «потомки пленников» или «пленники, захваченные при штурме». Единственный буквальный вывод, который можно извлечь из названия, - город был населен людьми откуда-то из Римской империи, захваченными в плен при штурме другого города. Здесь, по-видимому, теряются последние следы римских солдат, крошечного остатка легионов Красса, которые против своей воли пересекли полмира (если население города не претерпело значительных изменений за последние две тысячи лет, анализ ДНК когда-нибудь может предоставить последний фрагмент для завершения этой головоломки).

С этим китайским городом, названным в честь римских пленников, заканчивается история о пропавших легионерах - но это был не последний контакт между Китаем и Римской империей. Торговля постепенно начинала сближать эти две отдаленные друг от друга цивилизации. По-видимому, сначала между ними не было прямых контактов; римляне познакомились с китайцами, которых они знали под названием «сины», благодаря китайским продуктам, доставляемым в Средиземноморье по караванным маршрутам через Центральную Азию и Парфию. Шелк, разумеется, больше всего интересовал римлян. Очевидно, не подозревавший о существовании шелковичных червей поэт Вергилий (I в. до н. э.) с изумлением пишет о «тонкой шерсти, которую сины сплетают с листьев деревьев».

Косвенные контакты продолжались в таком виде в течение двух или трех столетий, пока в 166 г. н. э. в китайских анналах не появилась удивительная запись. Там говорится о прибытии «посольства» от царя Ань Туна из Дациня - одного из двух китайских названий для Римской империи. Ань Тун, очевидно был императором Марком Аврелием Антонином (161-80 гг. до н. э.). «Посольство», или, скорее, торговая делегация, предложило дары, состоявшие из слоновой кости, носорожьего рога и черепашьих панцирей. Но, как с некоторым раздражением заметили китайцы, «в их дани совсем не было драгоценных камней». Предприимчивые римляне, судя по всему, прибыли морским путем, так как в анналах говорится, что они появились в направлении Вьетнама. Предположительно, они совершили плавание вокруг Индии, а это свидетельствует о том, что римские торговцы не боялись больших расстояний. Этот случайно сохранившийся обрывок истории может быть лишь вершиной айсберга в том, что касается прямых контактов между Римской и Китайской империями. С другой стороны, в китайских анналах особо оговаривается, что посольство 166 г. н. э. было началом официальных торговых отношений между Римом и Китаем. Непродуманный выбор даров (слоновая кость, рог носорога и панцири черепахи) намекает на то, что римские торговцы или послы действительно прибыли неожиданно. Какую нужду мог испытывать китайский император в таких восточных товарах, как слоновая кость, рог носорога и черепаховые панцири? Для него товары Средиземноморья и европейского мира - такие, как янтарь Северного моря, финикийские стеклянные изделия из Ливана или даже светлые парики, изготовляемые из германских волос, - были бы гораздо более «экзотичными» и интересными. Возможно, мы никогда не узнаем, удалось ли римским торговцам усвоить этот урок и установить регулярные контакты между двумя странами.

***

Викинги - неутомимые искатели приключений из старинной Скандинавии - были не только кровожадными пиратами и завоевателями. Их мореходные дружины основывали новые царства в далекой Сицилии и в России, разведывали побережья и реки всей северной Европы и распахнули просторы северной Атлантики, открыв Исландию, а затем Гренландию. Без сомнения, они были величайшими первооткрывателями эпохи раннего Средневековья.

Однако не все их путешествия были спланированы заранее. Согласно одной из скандинавских саг (средневековые литературные произведения, описывающие деяния великих героев прошлого), викинг по имени Бьярни Хьяролфссон случайно достиг побережья Северной Америки. В «Саге о гренландцах» повествуется о том, как в 986 г. н. э. Бьярни отплыл из Норвегии, намереваясь вернуться домой в Исландию с грузом товаров. По прибытии в Исландию он узнал удивительные новости о том, что его отец Хьяролф присоединился к Эрику Рыжему, основавшему первое поселение в Гренландии в начале этого лета. Отличавшийся немалым упрямством Бьярни направился в Гренландию, хотя и он, и его команда имели лишь смутное представление о том, где она находится.

Через три дня на море опустился туман и ветер изменил направление, снося их в сторону от Гренландии. Через несколько дней туман рассеялся и они увидели землю, «покрытую лесами с низкими холмами тут и там». Бьярни осознал, что это не может быть Гренландия, поэтому викинги повернули на север и через два дня достигли «большой равнины, покрытой лесом», а затем еще дальше к северу «высокогорной страны с множеством ледников». Бьярни остался равнодушным, заявив: «Для меня эта земля - что пустое место», и снова вышел в открытое море. На этот раз он благополучно прибыл в Гренландию.

В сагах высмеивается робость Бьярни Хьяролфссона, не позволившая ему ступить на эту новую землю. Но когда новость о его наблюдениях достигла Гренландии, она, очевидно, породила волну энтузиазма к «открытию новых стран». В 1000 г. н. э. Лейф, сын Эрика Рыжего, купил судно Бьярни, нанял команду и отплыл обратным путем по его маршруту. Лейф и члены его команды впервые вышли на берег в стране гор и ледников, которую он назвал Хеллуланд (страна каменных плит). Затем высадились в стране лесных равнин, названной Маркланд (страна лесов), и наконец остановились на значительно более богатых землях к югу. Здесь они построили деревянные дома и начали исследовать окрестности. Среди других вещей Тиркир Германец обнаружил дикие лозы, давшие стране ее название — Винланд. Следующей весной Лейф и его люди уплыли обратно в Гренландию, завершив свой разведывательный поход. Гораздо более честолюбивым планом викингов была попытка Торфинна Карлсефни основать поселение в Северной Америке около 1025 г. н. э. Он отправился в плавание с пестрой командой из шестидесяти пяти будущих колонистов, включая его жену Гудрид. Согласно одной из саг, они достигли Винланда, высадились на берег в месте старого поселения Лейфа и оставались там около трех лет. За это время Гудрид родила их сына Снорри, первого скандинавского ребенка, появившегося на свет в Америке. Вскоре после этого вспыхнул конфликт между поселенцами и местными жителями, которых скандинавы называли скрёлингами («злосчастными», или «подонками»). Несмотря на презрительное отношение со стороны викингов, туземцы наводили ужас на чужаков, использовав против них некую разновидность катапульты. Карлсефни пришел к выводу, что колонисты слишком малочисленны и не смогут долго противостоять враждебным туземцам. Как сказано в «Саге об Эрике Рыжем»:

Были и другие торговые миссии в новые земли, но неудачная попытка Карлсефни основать постоянное поселение, по-видимому, отмечала высшую точку интереса викингов к Винланду. Это, разумеется, не означает, что отдельные путешествия в Маркланд прекратились; одно из них даже описано в исландских хрониках 1347 г. У гренландцев было одно очень веское основание для того, чтобы продолжать плавания в Маркланд, а не в Винланд: катастрофическая нехватка прочного корабельного дерева для строительства судов в самой Гренландии. Кроме того, меха и бивни нарвалов или моржей, которые они приобретали у иннуитов (эскимосов), представляли гораздо большую ценность для викингов, чем для туземцев, живших дальше к югу в Винланде.

Но даже если визиты в Винланд прекратились, о нем не забыли. Германский епископ Адам Бременский утверждал, что слышал о Винланде от датского короля Свейна Эстридссона (1068-1076 гг. н. э.):

Винланд уже приобретал оттенок некой таинственности, хотя встречаются и более поздние средневековые упоминания о Винланде, они не дают никаких новых сведений и выглядят еще более отдаленными от первоначальных источников. Насколько надежны скандинавские саги в качестве источников исторической информации? В начале XIX века многие комментаторы начали сомневаться, содержится ли в них хотя бы зерно истины. На руку скептикам играло несколько факторов: во-первых, между путешествиями в Винланд и первыми записями о них существовал разрыв в 200 или 300 лет; во-вторых, между отдельными авторами существовали разногласия и некоторые исторические персонажи стремились преувеличить свою роль за счет других. Саги, разумеется, являются историческими, а не литературными произведениями, поэтому едва ли стоит удивляться, что они превозносили деяния предков тех правителей, при которых они были составлены. В сагах содержатся фантастические сцены, истории путешественников и отголоски более ранних вымышленных героев. Естественно, что с учетом всех этих обстоятельств убежденные скептики не могли рассматривать саги как серьезные свидетельства посещения Америки викингами.

Ньюпортская башня

Однако голоса сомневающихся могли бы утихнуть, если бы только было обнаружено какое-нибудь физическое доказательство пребывания викингов в Америке. В конце концов, если скандинавы достигали побережья Нового Света и даже жили там, они должны были оставить хоть что-то после себя. В 1830-х годах датский ученый Карл Рафн организовал крупномасштабную охоту за признаками поселения викингов. Он обратился к историческим обществам на всей территории Соединенных Штатов с призывом сообщать ему о любых местах и находках, которые могут иметь отношение к викингам. К нему поступила масса сообщений о странных объектах, зданиях и таинственных надписях. Из этой массы Рафн выбрал два места, которые показались ему особенно интересными: Дайтон-Рок и Ньюпортскую башню.

Колонисты-пуритане были первыми, кто обратил внимание на странные отметины на скале Дайтон-Рок в Массачусетсе. Коттон Мэзер, заслуживший недобрую славу своей ролью в гонениях на ведьм в Салеме, в 1690 году опубликовал рисунок надписей, высеченных на камне. Президент Джордж Вашингтон, видевший более позднюю копию этих надписей в 1789 году во время своего визита в Гарвард, заметил, что надпись «показалась ему похожей на символы индейцев штата Виргиния, которые ему довелось видеть в молодости». Однако для Рафна странные отметины на скале Дайтон-Рок были сочетанием скандинавских рун (простая система линейного письма, использовавшаяся германцами и скандинавами начиная примерно со II в. н. э., совершенно не похожая на современные буквы) и римских чисел. Он перевел надпись следующим образом: «Торфинн Карлсефни и его спутники числом 151 завладели этой землей».

Если окинуть Дайтон-Рок не столь категоричным взглядом, то можно увидеть неразборчивую мешанину символов (некоторые были добавлены со времен Коттона Мэзера), в которых с равной уверенностью были опознаны знаки финикийской, португальской, валлийской, еврейской и даже китайской письменности. С 1880-х годов археологи сходятся во мнении, что наиболее вероятными авторами надписей на камне были местные индейцы из племени алгонкинов.

Второе «поселение викингов» Рафна - Ньюпортская башня (на острове Род-Айленд) была воспринята с гораздо большей серьезностью. Эта башня сохранилась по сей день, пережив взрыв в 1780 году; она представляет собой круглое каменное строение высотой около 25 футов, окутанное романтической атмосферой. Главный аргумент сводится к тому, что архитектурный стиль постройки близко напоминает укрепленные средневековые церкви в Скандинавии. Теория Рафна о происхождении Ньюпортской башни и недавно обнаруженное захоронение вдохновило Генри Лонгфелло на создание романтической баллады «Скелет в доспехах» (1840), где повествуется о викинге, построившем башню для своей возлюбленной дамы. Впоследствии выяснилось, что скелет принадлежит коренному американцу, похороненному вместе с медными украшениями.

В дальнейшем историки предлагали гораздо менее увлекательную интерпретацию, согласно которой башня представляла собой сочетание склада и смотровой вышки, позднее превращенную в ветряную мельницу и построенную около 1650 года. Бенедикт А. Арнольд, губернатор Род-Айленда, который был владельцем башни на момент своей смерти, упомянул о ней в своем завещании как о «моей каменной ветряной мельнице». Средневековый архитектурный стиль и техника каменной кладки встречаются в других зданиях колониальной Новой Англии, поэтому большинство людей датировали башню серединой XVII века.

Старые представления о происхождении Ньюпортской башни возродились в работе археолога Филиппа Минса, известного своими работами в Перу до публикации статьи «Ныопортская башня» в 1942 году. После подробного обзора имеющихся доказательств Мине выступил в пользу датировки около 1120 г. до н. э., полностью отвергнув колониальную теорию «на том основании, что губернатор Арнольд попросту пользовался зданием, построенным гораздо раньше». Наиболее современным сторонником работы Минса является американский метеоролог Рольф Нильсестейн, укоряющий жителей Ньюпорта, что они не смогли осознать, какое сокровище находится в их распоряжении:

Проверка на «историческую достоверность» по Нильсестейну - весьма своеобразная вещь, так как он упускает главные аргументы в пользу колониальной теории. В отличие от Дайтон-Рок, гораздо менее заметного монумента, который, однако, упоминался с 1690 года, Ньюпортская башня странным образом остается неупомянутой в хрониках поселенцев до времени Бенедикта Арнольда, и лишь в XIX веке появились предположения, что она может быть старше любой обычной колониальной постройки.

Высказывались сомнения в способности крошечной ньюпортской общины (основанной лишь в 1639 году) построить такой монумент. Однако в сохранившейся петиции колонистов Новой Англии от 1632 года есть запрос о строительстве башни, по-видимому, такой же, как в Ньюпорте. Сэра Эдуарда Плоудена просили предоставить «некоторые материалы… для строительства круглой каменной башни, где могли бы останавливаться проезжие солдаты или джентльмены». На заре колонизации такие опорные пункты сооружались по всей Новой Англии, поэтому резонно предположить, что ньюпортская община тоже решила построить свою башню.

Колониальная теория подтверждается и важными археологическими доказательствами. После Второй мировой войны музей Пибоди при Гарвардском университете занялся проблемой башни и организовал комитет, который должен был выбрать наиболее подходящего руководителя раскопок. Все взоры сразу же обратились к Уильяму Годфри-младшему - дипломированному студенту Гарварда и прямому потомку губернатора Арнольда. Кто мог быть лучшим кандидатом?

Раскопки под руководством Годфри принесли вполне определенные результаты. В канаве под фундаментом постройки (где возводились поддерживавшие ее каменные опоры) он нашел ряд предметов, которые должны были датироваться временем строительства башни. Все они без исключения относились к колониальному периоду: куски кирпичей и штукатурки, керамика, глиняные трубки, обломки стекла и мушкетные кремни. Вывод Годфри был совершенно однозначным.

Как это ни удивительно, но Нильсестейн в своем исследовании 1994 года вообще не упоминает о раскопках Годфри.

Борьба за оружие

В большинстве сообщений о следах викингов в Америке, полученных Рафном, речь шла об оружии, но исследователь уделял им мало внимания, так как описания не сопровождались точными рисунками. Интерес к возможным находкам оружия американских викингов был возрожден историком Хьялмаром Холандом в первой половине XX века. В серии публикаций он изучил большое количество необычного оружия - топоров, мечей и алебард, - обнаруженного в штатах Миннесота и Висконсин. С точки зрения Холанда, форма и внешний вид оружия соответствовали образцам, хранящимся в скандинавских музеях. В целом эти находки производили внушительное впечатление.

Однако Бриджитта Уоллес из канадской парковой службы, выполнившая детальное исследование этих предметов и их скандинавских «аналогов», пришла к прямо противоположным выводам. К примеру, топор из местечка Рипаблик в штате Миннесота был практически точной копией топора из музея Лиллехаммера в Норвегии. Догадка Холанда вроде бы подтверждалась, но дело в том, что в музее Лиллехаммера хранятся преимущественно образцы народных ремесел исторического периода. Куратор этого музея сообщил Уоллес, что их топор был переведен из Музея древностей в Осло, так как «он датируется не Средневековьем, а историческим периодом» - то есть XVII-XIX вв. В результате Уоллес идентифицировала все «топоры викингов» в интерпретации Холанда как «плотницкие орудия периода ранней колонизации Америки».

С мечами Холанда дело обстояло не лучше. Они гораздо короче очень крупных и тяжелых двуручных средневековых мечей. Согласно Бриджитте Уоллес, они скорее всего изготовлялись для праздничных шествий и военных парадов в начале XIX века.

Наиболее странно выглядят миниатюрные алебарды, которые Холанд считал церемониальным оружием, так как они изготовлены из мягкого железа и имеют хрупкую конструкцию. Хотя Холанд оказался не в состоянии найти хоть один пример средневековой скандинавской алебарды, он не падал духом. В 1946 году он с нескрываемым торжеством опубликовал письмо из университетского музея Осло, которое, как он считал, подтверждало его теорию. Однако, как указывает Уоллес, при внимательном чтении письма становится ясно, что сотрудники музея на самом деле сообщили Холанду, что алебарды из коллекции в запасниках датируются после 1500 г. н. э. - слишком поздний срок для эпохи викингов. Ее собственные исследования показали, что «скандинавы практически не пользовались алебардами примерно до начала XV века». Вряд ли викинги изготовляли церемониальные разновидности алебард, не имея настоящего оружия.

В это трудно поверить, но миниатюрные алебарды Холанда были опознаны современными историками как декоративные ножи для резки табака конца XIX века, изготовленные для рекламной кампании! Американская табачная компания попыталась увеличить объем продаж марки плиточного табака под названием «боевой топор», изготовив резаки в виде миниатюрной алебарды, крепившейся через петлю к доске для резки. Когда плиточный табак вышел из употребления, многие из этих необычных и привлекательных вещиц были отделены от досок и сохранялись как украшения.

Единственное найденное в Америке оружие, которое археологи признают как подлинно норвежское, происходит из Бердмора в Онтарио (Канада). В 1931 году железнодорожник Джеймс Додд, занимавшийся золотоискательством в свободное время, нашел три замечательных предмета: меч, топор и погремушку, служившую украшением для конской сбруи. В 1936 году он принес эти предметы в Королевский музей Онтарио в Торонто, где их подлинность была подтверждена и они были куплены за 500 долларов. Так меч, топор и погремушка заняли место на выставке в музее в качестве возможных погребальных принадлежностей норвежского путешественника времен Лейфа Эрикссона.

Хотя сотрудники музея предприняли раскопки в месте находки - старательской заявки Додда, - им удалось обнаружить лишь несколько кусочков железа. Потом появились сомнения. Еще в 1938 году местные газеты предположили, что Додд нашел предметы не во время своих изысканий в окрестностях Бердмора, а в подвале своего дома в Порт-Артуре. Владелец дома Дж. М. Хансен утверждал, что он получил какое-то старое оружие в качестве залога от одного из своих служащих - Йенса Блоха, унаследовавшего коллекцию оружия от своего отца - известного норвежского художника. К сожалению, Блох умер в 1936 году, но его вдова подтвердила историю. Последовали взаимные опровержения, когда различные стороны, включая приемного сына Додда, то сознавались в обмане, то забирали свои слова обратно. Сегодня образцы оружия из Бердмора находятся в «чистилище» - в запасниках Королевского музея Онтарио. Музейные специалисты подтверждают их скандинавское происхождение, но считают, что они, скорее всего, попали в Канаду вместе с Йенсом Блохом в 1933 году, а не с путешественником из команды викингов на тысячу лет раньше.

Есть еще отверстия, которые, как считается, были сделаны для швартовки судов к прибрежным скалам. Эти отверстия в большом количестве встречаются вдоль восточного побережья США и даже в нижнем течении некоторых рек Среднего Запада. Многие энтузиасты, начиная с Холанда, считали их бесспорным признаком скандинавского присутствия. Идея заключается в том, что корабли викингов, проводившие разведку вдоль побережья, нуждались в способе для быстрого и безопасного отчаливания от берега при появлении враждебно настроенных индейцев; причальный штырь, вставленный в отверстие, можно было выдернуть одним рывком. Нильсестейн, к примеру, утверждает, что «поскольку причальные отверстия свойственны только скандинавской культуре, они являются веским доказательством того, что викинги посещали американский Средний Запад сотни лет назад». С другой стороны, Уоллес указывает на бессмысленность выдалбливания отверстий в ситуации, когда любой шум мог выдать врагу присутствие викингов. Она отвергает идею в целом:

Как же быть с таинственными причальными отверстиями? По справедливому замечанию Уоллес, многие из них должны были находиться под водой во времена викингов, поэтому они должны принадлежать к более современной эпохе. Для отверстий на морском побережье и вдоль берегов рек было предложено два разных объяснения. Археологи в основном сходятся во мнении, что «приречные» отверстия были пробурены для взрывных работ, чтобы потом использовать камень при строительстве домов и амбаров; с помощью этого метода были разрушены тысячи скал, и они полагают, что некоторые были просто оставлены за ненадобностью. Отверстия на морском побережье имеют столь же рутинное объяснение. Известный специалист по истории военно-морского флота адмирал Сэмюэль Моррисон сделал следующее замечание по поводу одного причального отверстия из любительского каталога, составленного энтузиастами для штата Мэн:

Кенсингтонский рунный камень

Из всех находок, призванных доказать скандинавское присутствие на территории Соединенных Штатов, пожалуй, самой известной и наиболее жарко оспариваемой является Кенсингтонский рунный камень.

В ноябре 1897 года шведский эмигрант фермер Олаф Охман корчевал пни на пригорке возле своего дома вместе с младшим сыном Эдуардом. Когда он вытаскивал очередной пень, из-под земли показался камень, зажатый между тесно переплетенными корнями. Охман заметил на камне какие-то надписи и отнес его в соседнюю деревушку Кенсингтон в Миннесоте, общину эмигрантов из Скандинавии, где он был выставлен на всеобщее обозрение. Вскоре после этого один из жителей, по-видимому, осознал, что надпись сделана рунами - старинным скандинавским алфавитом, которому по-прежнему учили детей в некоторых местных школах того времени.

Грубая копия надписи была отправлена О. Дж. Брейду - профессору скандинавских языков в университете штата Миннесота. Брейд остался равнодушным к открытию, как и другие специалисты по Скандинавии, которые сочли надпись современной фальшивкой. Глубоко разочарованный, Охман отнес камень обратно на свою ферму. Там он и лежал, пока его не увидел Хьялмар Холанд, посетивший этот район в 1907 году. Он был убежден, что надпись подлинная, и в течение следующих пятидесяти лет пытался убедить в этом окружающий мир. Он составил точный перевод рун, демонстрировавший потенциальную важность загадочной надписи:

Было ли это наконец бесспорным свидетельством посещения викингами Северной Америки?

В своей борьбе за доказательство подлинности Кенсингтонского камня Холанд нашел авторитетных сторонников. В конце 1940-х годов камень был выставлен на обозрение в Смитсонианском институте в Вашингтоне, и доктор Мэтью Стерлинг, директор Американского бюро этнологии, назвал его «возможно, самым важным археологическим объектом, обнаруженным до сих пор в Северной Америке». Сейчас это центральный экспонат музея рунного камня в Александрии - ближайшем городе к Кенсингтону. В мемориальном парке огромная гранитная копия камня покоится на четырехтонном постаменте рядом с чудовищным бетонным викингом, на щите у которого высечен девиз: «Александрия: колыбель Америки».

Можно ли считать подлинность Кенсингтонского рунного камня окончательно доказанной? К сожалению, обстоятельства его открытия остаются довольно туманными. Сохранившиеся описания различаются в мелких подробностях даже относительно дерева, под которым был найден камень. Если бы кто-то в то время позаботился сохранить пень и сосчитать годичные кольца, то можно было бы по меньшей мере Установить минимальный возраст захоронения камня. Более поздние расчеты, оценивающие возраст дерева примерно в 70 лет (так что дата захоронения камня относится ко времени, предшествующему появлению современных выходцев из Скандинавии), полностью основаны на воспоминаниях Охмана. Скептики полагают, что дерево могло вырасти и за 15-20 лет.

Как насчет самой надписи? Ведь специалисты, без сомнения, должны достаточно хорошо разбираться в рунных текстах, чтобы отличить подделку от подлинника. Многие знатоки рун вполне уверены в этом. Профессор Эрик Уолгрен из Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе посвятил несколько лет исследованию Кенсингтонского рунного камня, который он считает подделкой на основе словарного состава, грамматических особенностей и системы датировки. В частности, надпись содержит много необычных словарных форм, включая ded явно английского происхождения, а также составной термин opdagelsefard, означающий «исследовательское путешествие». Грамматика выглядит странно: окончания слов не характерны для XIV века, но широко использовались в XIX веке. Все числа в тексте написаны по-арабски, в то время как в средневековых рунных надписях пользовались римскими числительными.

Защитники подлинности Кенсингтонского рунного камня от Холанда до Нильсестейна усердно обрабатывали архивы всех языков и диалектов Скандинавии в поисках возможных параллелей и нашли ряд близких слов и словосочетаний, хотя ничего похожего на opdagelsefard. Они также смогли доказать, что арабские числительные использовались в Скандинавии еще в XIV веке, однако это не то же самое, что использование арабских числительных в рунных надписях, так как при этом смешиваются две совершенно разные системы общения. Что касается предполагаемых параллелей, то существование сходных слов и грамматических форм в различных скандинавских наречиях раннего и среднего Средневековья само по себе не является достаточным доказательством. Хотя отдельные элементы Кенсингтонского рунного камня могут быть подлинными, рунологи считают, что текст нужно рассматривать как одно целое, прежде чем подходить к вопросу о его аутентичности.

Уоллес резюмирует точку зрения рунологов в своем критическом вердикте:

«Возможно, но маловероятно» - таков был вердикт специалистов о надписи на Кенсингтонском камне с тех пор, как Холанд отвез его на просмотр в Скандинавию в 1911 году. Попытки подкрепить аргументы в пользу рунного камня другими предполагаемыми рунными надписями, обнаруженными на территории Соединенных Штатов, оказались безуспешными. По единодушному заключению рунологов, все они являются либо очевидными современными подделками, либо трещинами на поверхности камня, имеющими совершенно естественное происхождение.

Более широкий исторический подход мог бы прояснить Проблему происхождения Кенсингтонского рунного камня.

Насколько вероятным было присутствие викингов или выходцев из Скандинавии на территории современных Соединенных Штатов в 1362 году? Могла ли экспедиция викингов отправиться в путешествие на Средний Запад Америки?

Для ответа на эти вопросы были представлены два исторических свидетельства скандинавского происхождения. Одним из них является «Карта Винланда», которая считалась доказательством успешной экспедиции в Америку под руководством гренландского епископа Эйрика в 1118 году. К сожалению, этот единственный в своем роде документ также окутан противоречиями, как и Кенсингтонский рунный камень (см. «Карта Винланда» в разделе «Мистификации»).

Попытка Холанда увязать датировку рунного камня (1362) с событиями скандинавской истории закончилась несколько большим успехом. Магнус Эриксон, король Швеции и Норвегии, попросил некоего Поуэлла Кнутссона отплыть в Гренландию в 1354 году для «защиты» тамошних христиан. Холанд выдвинул предположение, что экспедиция Кнутссона, состоявшая из шведов и норвежцев, отклонилась на запад, высадилась на берег в Винланде, а затем исследовала внутреннюю часть континента. Разведчики частично были перебиты туземцами, что отражено в надписи на Кенсингтонском камне. Он пошел еще дальше и предположил, что выжившие после резни могли стать основателями племени «белых индейцев» - манданов, живших вдоль берегов Миссури (см. «Индейцы из Уэльса» далее в этой главе).

К сожалению, у нас нет никаких оснований верить тому, что экспедиция Кнутссона вообще отправилась в Гренландию. Не сохранилось никаких норвежских или гренландских записей об их отбытии или возвращении. На самом деле, вся история с экспедицией Кнутссона больше похожа на циничную отговорку, призванную умилостивить христианское духовенство.

Король Магнус Эриксон вошел в историю как человек, горячо заинтересованный в религиозном благополучии своих подданных. Согласно Нильсестейну, он обладал «фанатичным миссионерским рвением» и даже вторгся в Россию в попытке обратить местных жителей из православия в католицизм. Но более критичный анализ историка Кирстена Сивера дает совершенно иное представление о характере Магнуса. В 1351 году Папа римский разрешил Магнусу обложить налогом духовенство для финансирования русской военной кампании и даже предложил ему ссуду под залог будущих налоговых поступлений. Однако война угасла в том же году, и изрядно обнищавший король воспользовался папскими деньгами для того, чтобы заполнить дыру в своих финансах. К 1354 году его отношения с Папой, который хотел получить выданную Магнусу ссуду, должно быть, совсем испортились; бесславный финал наступил в 1358 году, когда Папа отлучил Магнуса от церкви за отказ вернуть деньги. По мнению Сивера, это обстоятельство проясняет истинное значение «экспедиции» Кнутссона.

Разумеется, в надписи на Кенсингтонском рунном камне нет никаких упоминаний о Кнутссоне, поэтому речь может идти о другой экспедиции, не отраженной в исторических хрониках. Но почему Миннесота? Критики всегда находили здесь плодородную почву для сомнений, поскольку ни в сагах, ни в гренландских исторических хрониках нет упоминания о путешествиях викингов по внутренним рекам. Адмирал Морисон воспользовался этим обстоятельством для окончательного развенчания истории Кенсингтонского камня.

Кстати говоря, сторонникам теории Кенсингтонского камня так и не удалось придумать правдоподобный маршрут по рекам и озерам, чтобы викинги могли достигнуть того места, где он впоследствии был обнаружен.

Лингвистика, история и археология выносят суровый приговор Кенсингтонскому рунному камню. Но если он не подлинный - значит, это подделка. Есть ли у нас причины подозревать это? Исторические обстоятельства того времени, когда он был найден, практически гарантировали, что находка получит широкий общественный резонанс. Всемирная выставка, назначенная на 1892 год в Чикаго, отмечавшая 400-летие открытия Америки Колумбом, возмутила многих американцев скандинавского происхождения на Среднем Западе, которые считали, что с их предками обошлись несправедливо. Лишь тремя годами раньше новаторское исследование путешествий викингов к Винланду, выполненное историком Густавом Стормом, было перепечатано в главной американской газете для читателей из Скандинавии, выходившей на шведском языке. Вскоре после открытия чикагской выставки копия корабля викингов, обнаруженная в Гокстаде (Норвегия), была доставлена через Атлантику и поставлена на якорь в озере Мичиган. Многие американцы скандинавского происхождения были очень довольны и приветствовали находку камня с рунной надписью как подтверждение своей веры в то, что они идут по стопам своих воинственных предков.

Но для подделки нужен мошенник. Подозрение естественным образом пало на Охмана, которому принадлежала честь открытия надписи. Мнения о его образовании и интеллектуальных способностях варьировали в широких пределах. Но он, вероятно, вовсе не был таким неграмотным простаком, каким его описывает Холанд. Разумеется, у Охмана не было необходимости самостоятельно высекать рунную надпись. В шведской общине были и другие люди, лучше его знакомые с рунами, а историческое обоснование экспедиции Поуэлла Кнутссона было предоставлено Стормом. Подозрительно, что именно газетная публикация работы Сторма впервые познакомила американских читателей с ключевым термином орdagelsefard, обозначавшим «исследовательское путешествие».

Есть ли прямые свидетельства обмана? Два обстоятельства, редко упоминаемые защитниками Кенсингтонского камня, указывают в этом направлении.

В первый день нового, 1899 года Дж. П. Хедберг, бизнесмен из Кенсингтона, послал предположительно точную копию надписи редактору газеты для шведских читателей в Миннеаполисе в надежде проверить свою догадку, что она была написана древнегреческими буквами. Более позднее сравнение с камнем показало, что в копии Хедберга содержится несколько ошибок. На первый взгляд это просто подтверждает сумятицу, воцарившуюся после находки Кенсингтонского камня, однако, когда копия Хедберга была предложена рунологу Эрику Мольтке из Датского национального музея в Копенгагене, ученый ухватился за нее. С его точки зрения (поддержанной Уолгреном), Хедберг прислал в редакцию газеты не копию, а один из черновиков фальшивой надписи. Вывод был сделан на том основании, что ошибки в тексте далеко не такие серьезные, как можно было бы предполагать, если бы Человек даже не знал, какой язык он копирует. Руны были правильными, вполне связными и более трудными для написания, чем те, которые были высечены на самом Кенсингтонском камне. Естественно исходить из предположения, что плохая копия упрощает оригинал или полностью затуманивает его смысл, но не усложняет его. Согласно Уолгрену, «копия Хедберга была сделана человеком, хорошо знакомым с рунами, судя по уверенному и целенаправленному начертанию, исключающему участие несведущего любителя». Есть основания полагать, что Хедберг принимал гораздо большее участие в «открытии» надписей, чем он сам признавал.

Последний удар по сторонникам Кенсингтонского камня был нанесен серией исповедей. В 1973 году некий Уолтер Крэн, лежа на смертном одре, сделал магнитофонную запись, в которой он утверждал, что его отец Джон признался (тоже перед смертью) в изготовлении надписи при соучастии Олафа Охмана. Сам Уолтер искал и нашел подтверждение этой истории у Джона Охмана, сына Олафа, перед тем как тот испустил свой последний вздох. Целью подделки, по словам Уолтера Крэна, было «одурачить людей во всей стране, особенно образованных, которые смотрели на них свысока… чтобы (мистификаторы) наконец-то смогли как следует посмеяться над ними». Это признание звучит очень убедительно. Многие скептики пришли к выводу, что оно является прекрасным завершающим штрихом в истории Кенсингтонского камня, хотя три признания на смертном одре - это, пожалуй, уже перебор.

Ланс-о-Мидо - поселение Лейфа

История викингов в Америке была долгой историей ложных надежд, фальшивых свидетельств и проигранных споров - до тех пор, пока норвежский исследователь Хелдж Ингстед и его жена археолог Анна не прибыли на остров Ньюфаундленд в I960 году. Они приехали для поисков следов Лейфа Эрикссона и его лагеря. Совершая поездку вдоль побережья, они прибыли в местечко под названием Ланс-о-Мидо. Оно показалось супругам многообещающим, так как имело сильное сходство с описаниями Винланда в изложении Бьярни и Лейфа. Джордж Декер, неофициальный лидер маленького поселения Ланс-о-Мидо, отвел супругов Ингстед к ручью Черной Утки, речушки, впадавшей в залив Паб, по берегам которой просматривались очертания нескольких домов среди зарослей вереска. По словам Декера, они были старше самых ранних рыболовных поселков в этой местности.

Супруги Ингстед начали раскопки в Ланс-о-Мидо на следующий год и продолжали их в течение семи лет. Дальнейшие работы в 1970-х годах проходили под руководством Канадской парковой службы, после того как Ланс-о-Мидо получил статус национального исторического памятника.

При раскопках обнаружилось семь строений, разделенных на три группы, с общим залом и одной или двумя мастерскими в каждой группе. Здесь, возможно, жило около 100 человек. Конструкция всех построек одинакова: со стенами из дерна и крышами на деревянном каркасе. Это типичный метод строительства жилых помещений в Исландии и Гренландии в эпоху викингов. Дата заселения тоже не вызывает сомнений. Стиль построек аналогичен исландским домам X в. н. э., и около 50 радиоуглеродных датировок указывают на тот же период. Отсутствие больших куч мусора позволяет предположить, что поселение использовалось лишь в течение нескольких лет, что подтверждается отсутствием следов ремонта внутри построек.

Рядом с домами находилось болото, а у одной из построек была обнаружена куча деревянных щепок и кусков дерева - судя по всему, следы ремонта одного из судов. Среди деревянного материала обнаружена древесина шотландской или красной сосны; оба вида неизвестны в Ньюфаундленде, причем шотландская сосна произрастает только в Европе.

В одном из других залов находилась кузница. Куски железа были обнаружены по всему поселению Ланс-о-Мидо в основном в виде заклепок, использовавшихся в кораблестроении. На безопасном расстоянии с другой стороны болота располагались кузнечный горн и угольная печь для обжига.

Отдельные объекты также выдают скандинавское присутствие. Бронзовая булавка для скалывания плаща типична для викингов, как и маленький точильный камень для затачивания металлических орудий, веретено для шерстяной пряжи и костяная игла с отверстием, проделанным в верхней части.

Но самые интригующие находки имеют американское происхождение. Это три калифорнийских ореха (разновидность земляного ореха) и дощечка из древесины калифорнийского ореха, обработанная металлическими орудиями. Калифорнийский серый орех не растет так далеко на севере, и его присутствие указывает на контакты в южном направлении вдоль побережья Новой Англии - как и пенни из штата Мэн, хотя это немного более поздняя находка (см. приложение «Пенни из штата Мэн»).

Но был ли Ланс-о-Мидо опорной базой Лейфа Эрикссона? Бриджитта Уоллес, которая в настоящее время является куратором археологических работ, уверена в этом. Она резонно полагает, что если Хеллуланд соответствовал острову Баффина в канадской Арктике, а Маркланд соответствовал Лабрадору (в чем сходятся практически все исследователи), то Ньюфаундленд как следующая суша, которую можно видеть при плавании на юг, должен хотя бы частично соответствовать территории, названной Винландом. Для того времени Ланс-о-Мидо было хорошей опорной базой из-за своего удобного промежуточного расположения по пути из Гренландии и отсутствия туземного населения, в отличие от областей, расположенных дальше к югу.

Основные дебаты вокруг поселения развернулись в связи с упоминанием Тиркира Германца об открытии диких лоз, давших Винланду его название. Из того факта, что Ньюфаундленд расположен севернее границы распространения дикого винограда, многие археологи пришли к выводу, что его нельзя отождествить с Винландом. Однако мы знаем, что викинги доставили в Ланс-о-Мидо калифорнийские орехи из той местности, где дикий виноград произрастал в изобилии, так что контакты с югом, несомненно, имели место. Возможно, Вин-ланд был названием гораздо более крупного региона, включавшего Ньюфаундленд.

Какое влияние оказали викинги на культуру коренных жителей Америки? Очевидно, практически никакого. Они не оставили следа в традициях американских индейцев, а их технология работы по металлу и строительства судов не получила дальнейшего распространения. Даже эпидемические заболевания, стиравшие с лица земли целые народы во времена испанского завоевания, нельзя ассоциировать с викингами. Но одно не вызывает сомнения: викинги действительно достигали американского континента.

Пенни из штата Мэн

Единственной бесспорной находкой викинговского происхождения на территории США является крошечная монета, обнаруженная на расстоянии 1000 миль к югу от поселения викингов в Ланс-о-Мидо на о. Ньюфаундленд (Канада). В 1957 году археологи-любители производили раскопки на ферме Годдарда возле устья Пенобскот-Бэй в штате Мэн. Среди тысяч каменных орудий и обломков керамики коренной американской культуры была обнаружена странная монета. Первоначально ее идентифицировали как английский пенни XII века и по какой-то странной причине игнорировали в течение 20 лет, пока специалист по нумизматике, случайно посетивший ферму Годдарда, не признал в ней норвежский пенни, отчеканенный при короле Олафе в период между 1067 и 1093 годами. Это открытие вызвало настоящий взрыв интереса: наконец-то появилось свидетельство того, что Винланд (страна виноградных лоз) действительно соответствовал своему названию и находился в Новой Англии, где растет дикий виноград. Были проведены крупномасштабные раскопки, однако перспектива открытия Винланда в Новой Англии снова отдалилась, когда не было обнаружено никаких других артефактов эпохи викингов. Но археологи высказали определенные догадки по поводу того, как пенни мог оказаться в штате Мэн.

В монете была проделана дырочка, через которую ее можно было подвешивать на кожаном шнурке. Это указывало, что на момент утраты ею не пользовались как денежным средством. Догадка подтверждалась радиоуглеродными датировками поселения американских индейцев в районе фермы Годдарда, которые приходились на XIII век - через сто лет после того, как пенни был отчеканен на Монетном дворе короля Олафа. Хотя монета была единственной находкой эпохи викингов в этом районе, многие другие предметы явно попали на ферму Годдарда с севера. По всему району раскопок обнаружены орудия, сделанные из горных пород, которые встречаются в основном на полуострове Лабрадор. Одно из этих орудий со следами более поздней модификации принадлежит к разновидности, известной только у иннуитов (эскимосов), которые в то время частично населяли Лабрадор.

Косвенная связь между американскими индейцами в штате Мэн и викингами через эскимосских торговцев в настоящий момент является наиболее вероятным объяснением удивительного путешествия норвежской монеты. Это еще и напоминание о том, что викинги продолжали посещать Маркланд (как они назвали Лабрадор) еще долго после того, как они отказались от мечты о постоянных поселениях в Северной Америке.

***

Когда уроженец Уэльса Джон Эванс пересек покрытую льдом реку Миссисипи в канун Рождества 1794 года и оказался в городе Сент-Луис, он был схвачен и брошен в тюрьму как британский шпион. В конце концов, он оказался на испанской территории Луизианы под явно вымышленным предлогом. Эванс утверждал, что он занимается поисками племени белых индейцев, живших в долине Миссури, потомков колонии, основанной выходцами из Уэльса, которые высадились на берегах Мексиканского залива 600 лет назад, задолго до Колумба.

Испанцы имели веские основания опасаться чужестранцев, какими бы безобидными или даже безумными ни казались их намерения. Это было время острой политической напряженности на западе Северной Америки. Новая американская республика - Британская Канада и Испанская империя (цеплявшаяся за свои территории к северу от Мексики) соперничали за владычество над Великими Равнинами. Главным призом было открытие и установление контроля над маршрутом через Скалистые горы к Тихому океану. С этой целью разрабатывались различные схемы; группы вооруженных торговцев отправлялись на разведку, но не достигали своей цели, сталкиваясь с враждебными индейскими племенами. Контакт с одним из таких могущественных племен был заветной целью Эванса.

Лишь когда валлийцы, жившие с американской стороны границы, убедили испанского генерал-губернатора в подлинности миссии Эванса, он отпустил будущего первооткрывателя. В августе 1795 года Эванс продолжил свои поиски, теперь в качестве представителя испанского правительства.

Принц Мадог

Но почему Эванс воображал, что он может найти своих соотечественников среди коренных американцев, населявших Великие Равнины? Как ни странно это может показаться, во времена Эванса слухи о потомках валлийцев на территории Северной Америки ходили уже около 200 лет. Первое драматическое свидетельство было представлено неким Дэвидом Ингрэмом, высаженным на берег Мексиканского залива английским флотом под командованием сэра Джона Хоукинса в 1568 году. Он утверждал, что прошел пешком более 2000 миль по Северной Америке, прежде чем был подобран моряками с французского корабля. Вернувшись в Англию, он описал свои удивительные приключения перед правительственной комиссией, собранной в 1582 году для обсуждения возможности постройки колоний в Северной Америке. По словам Ингрэма, он видел золотые колонны, слонов, красных овец и пингвинов. Кроме того, он получил теплый прием у дружественного племени, в языке которого содержался ряд валлийских слов. Среди этих слов был и пингвин, предположительно составленный из валлийских слов «пен» (голова) и «гвин» (белый). К сожалению, у пингвинов черные головы и они не встречаются так далеко на севере.

Несмотря на фантастические и явно вымышленные детали, сообщение Ингрэма задело чувствительную струнку в душах его высокопоставленных слушателей. В 1580 году блестящий валлийский ученый, колдун и великий стратег, доктор Джон Ди, с именем которого и поныне связано много споров, добился конфиденциальной встречи с королевой Елизаветой; на эту встречу он принес карту обеих Америк. На обратной стороне этого документа, который сохранился до наших дней, Ди наметил ряд бывших притязаний Британии на испанские территории в Северной Америке. На вершине списка Ди находится представитель Уэльса: «Лорд Мадог, сын Овейна Гвинеддского, принц Северного Уэльса основал колонию и жил в Терра Флорида или ее окрестностях». Поскольку Овейн Гвинеддский умер в 1169 году, задолго до путешествия Колумба, Ди полагал, что именно британская королева, а не испанский король обладает законным правом владычества над всем восточным побережьем Северной Америки. Однако Елизавета решила поступиться своими предполагаемыми правами, очевидно, не желая окончательно разрывать отношения с Испанией.

Первое письменное свидетельство о британских притязаниях на земли в Америке появилось в 1583 году, когда был опубликован отчет сэра Джорджа Пэкхэма. Он был одним из потрясенных слушателей рассказа Дэвида Ингрэма и представил его слова как доказательство путешествия принца Мадога. Пэкхэм утверждал, что в 1170 году Мадог основал валлийскую колонию где-то в Америке, а потом вернулся домой. Через год в истории Уэльса (первой из когда-либо опубликованных), написанной Хэмпфри Ллойдом, Джоном Ди и Дэвидом Поуэлом, появились новые детали. Согласно этому повествованию, где в качестве источников цитировались поэты и летописцы, Мадог отбыл из Уэльса, пока его братья боролись за отцовский трон; его целью было найти убежище в Северной Америке, а потом вернуться в Уэльс и набрать колонистов. Он отправился в плавание, но больше никогда не увидел своей родины.

За публикацией книги Пэкхэма последовал ряд сообщений о встречах с племенами, говорящими на валлийском наречии. Преподобный Морган Джонс был назначен капелланом военно-морского флота в 1660 году и направлен в качестве духовника на два корабля, отплывавшие в Порт-Роял в Каролине для обустройства военной базы. После прибытия в Порт-Роял нового, более крупного флота вверх по реке была отправлена разведывательная экспедиция. Шесть месяцев спустя они находились на грани истощения, и преподобный Джонс с пятью своими спутниками углубился в дебри неизвестных земель в поисках помощи. Попав на территорию племени тускарора, странники были захвачены в плен, а затем проинформированы через переводчика, что их казнят на следующее утро. Преподобный Джонс так описывал чудесное спасение:

Отчет о приключениях преподобного Джонса в конце концов достиг британской общественности в 1740 году. В 1752 году из письма, полученного из Филадельфии, стало известно, что «валлийские индейцы были обнаружены за Миссисипи». Тонкий ручеек сообщений вскоре превратился в бурную реку. Губернатор Виргинии Динвидди попросил подготовить отчет летом 1753 года. Он был настолько убежден собранными свидетельствами, в которых говорилось о встречах французов с валлийскими христианами в верхнем течении Миссури, что предложил 500 фунтов из своих личных денег для финансирования экспедиции. К сожалению, его отозвали в Британию прежде, чем такая экспедиция состоялась. Спустя поколение все поселенцы, живущие вдоль границы, были хорошо знакомы с историями о валлийских индейцах, которые теперь, согласно молве, обитали вдоль берегов Миссури. Даже президент Джефферсон, гордившийся своими предками из Уэльса, верил этим историям.

В самом Уэльсе «приступ лихорадки имени принца Мадога» разразился в 1791 году, когда доктор Джон Уильяме опубликовал труд под названием «Исследования истинной традиции открытия Америки принцем Мадогом, сыном Овейна Гвинеддского, в 1170 г.», где были собраны все имевшиеся свидетельства. Уэльс был охвачен необыкновенным энтузиазмом, так как это означало, что в далеких землях их соотечественники живут свободными от английского ярма. Баптистский священник Уильям Ричарде писал своему соотечественнику доктору Сэмюэлю Джонсу, священнику Пеннипегской баптистской церкви в Филадельфии:

Националисты в Уэльсе сразу же попытались набрать под свои знамена надежных и достойных доверия молодых людей, которые отправились бы на поиски валлийских индейцев и заложили основы процветания новой родины уроженцев Уэльса на американском Западе.

Затем на сцене появился Джон Эванс. Он происходил из методистской семьи в северо-западном Уэльсе и, по-видимому, не уезжал далеко от дома до конца 1791 года, но отсутствие опыта Эванс с лихвой возмещал своим энтузиазмом и целеустремленностью. После краткосрочных сборов он отплыл из Лондона летом 1792 года и прибыл в Балтимору той же осенью. Опередив своих единомышленников и тех, кто мог бы оказать ему материальную поддержку, он отправился на поиски самостоятельно, имея в кармане лишь 1 доллар и 75 центов. Он достиг Нового Мадрида на берегу Миссисипи, а оттуда углубился в неизведанные земли Иллинойса с единственным спутником. Эта «экспедиция» закончилась полным провалом, и Эванс случайно набрел на американский пограничный пост у Каскаски в июне 1793 года. К следующему Рождеству он был готов сделать еще одну попытку и на этот раз достиг Сент-Луиса в Луизиане, где испанцы бросили его в тюрьму по подозрению в шпионаже.

Освобожденный генерал-губернатором, Эванс взлелеял новые планы контактов с «валлийскими индейцами», но теперь, вполне сознавая опасности путешествия, он озаботился подготовкой настоящей экспедиции. По удачному стечению обстоятельств испанцы, которые изо всех сил старались обеспечить безопасный северо-западный маршрут к побережью Тихого океана, снарядили торговую экспедицию, возглавляемую шотландцем Джеймсом Маккаем. Целью Маккая были поиски недавно обнаруженного племени, по описанию вполне совпадавшего с историями о «валлийских индейцах». Пятью годами раньше французский торговец Жак д'Эглиз поднялся в верховья Миссури от Сент-Луиса и стал первым европейцем, попавшим в эти места с юга. Он встретился с многочисленным и высокоцивилизованным народом манданов, насчитывавшим не менее 5000 человек, которые жили в восьми укрепленных городках и носили лучшие меха, получаемые благодаря обширным торговым связям с соседними племенами. Но самым замечательным в сообщении д'Эглиза было то обстоятельство, что индейцы оказались «белыми, как европейцы». «Они-то, - думал Эванс, - и являются народом принца Мадога».

Открытие манданов

В конце августа 1795 года Эванс отбыл из Сент-Луиса вместе с флотом Маккая, направлявшимся вверх по реке в страну индейцев. К началу зимы продвижение экспедиции сильно замедлилось из-за торговли и переговоров с племенами, живущими вдоль берегов реки. Маккай решил послать Эванса вперед вместе с небольшой группой разведчиков. Его задачей было вступить в контакт с майданами, установить там присутствие испанского правительства, а затем определить маршрут вокруг Скалистых гор к Тихоокеанскому побережью - главный приз для испанской короны.

24 сентября 1796 года, через четыре года после отъезда из Лондона, Джон Эванс наконец достиг территории манданов, расположенной в 700 милях вверх по течению Миссури от Сент-Луиса. Первым его поступком был спуск британского флага, развевавшегося над маленьким деревянным фортом, построенным канадскими торговцами, и подъем испанского знамени. Однако к тому времени запасы продуктов и товаров для торговли у Эванса были почти исчерпаны, и он начал понимать, что Тихий океан находится в сотнях миль дальше, за огромными Скалистыми горами. Признав наконец свое поражение, Эванс и его спутники отправились в долгий путь на юг в мае 1797 года. За время, проведенное вместе с индейцами, он составил журнал записей своих наблюдений и подробную карту Миссури, которая оказала огромную услугу знаменитым американским путешественникам Мерриуэзеру Льюису и Уильяму Кларку, когда они достигли Тихого океана через территорию манданов 8 лет спустя.

Теперь перед Эвансом стояла одна последняя печальная задача. С тяжелым сердцем он писал письмо своему другу и единомышленнику Сэмюэлю Джонсу - баптистскому священнику в Филадельфии, отправленное 15 июля 1797 года.

Однако на этом история с «валлийскими индейцами» не закончилась. Сообщения продолжали поступать с запада, в то время как сам Эванс все глубже погружался в пучину алкоголизма, ставшего причиной его смерти в июле 1799 года. Вскоре после этого начали циркулировать слухи, что он становился куда более откровенным в вопросе о «валлийских индейцах» после нескольких порций спиртного. Американец Джабез Холлидей даже сообщил, что Эванс признался ему, будто его молчание было куплено ценой взятки.

Поколение спустя вера в «валлийских индейцев» испытала мощный подъем. Джордж Катлин, художник из Пенсильвании, осознал, что коренные американские культуры быстро исчезают, и поставил перед собой благородную задачу описывать их жизнь и обычаи для будущих поколений. Он провел несколько недель среди манданов в 1832 году и вернулся с убеждением, что они действительно имеют валлийские корни. Прежде всего он подчеркивал светлый оттенок их кожи: «среди мужчин и особенно среди женщин есть люди с почти белой кожей». Лодки манданов также выдавали их валлийское происхождение, особенно круглые суденышки, сделанные из буйволовой шкуры, натянутой на деревянный каркас, которые, с точки зрения Катлина, были в точности похожи на валлийские коракли. Катлин видел у манданов керамические изделия, практически идентичные тем, которые были обнаружены далеко на юго-востоке, неподалеку от Мексиканского залива.

Это как будто подтверждало историю о принце Мадоге: если он высадился на побережье, то впоследствии отошел в глубь континента. Кроме того, в легендах манданов слышались отголоски библейской истории о Всемирном потопе. Их культовый герой, которого звали Одиноким Человеком, выжил, укрывшись в каноэ. Впоследствии голубь принес ему листья ивы как знак того, что вода начинает спадать. Катлин составил список из полутора десятков слов со сходным смыслом и звучанием для магаданского и валлийского наречий. К примеру, «голова» - «pan» по-мандански и «реп» по-валлийски. Он утверждал, что манданы сохранили воспоминания о Мадоге в самом названии своего племени: «слово манданы является искажением или, возможно, сокращением от Мадогвис - название, которым валлийцы пользовались для обозначения последователей Мадога».

К сожалению, у него оставалось мало времени для дальнейшего исследования манданов, так как, по сообщению самого Катлина, эпидемия ветряной оспы опустошила их ряды в 1838 году. Он считал, что манданы вымерли все до одного, но это было преувеличением. Выжившие объединились вместе со своими соседями из племени хидатса и арикара, также сильно пострадавшими от эпидемии.

Впоследствии история о колонизации Северной Америки выходцами из Уэльса и аналогия между манданами и выжившими валлийцами из команды Мадога пользовались переменным успехом. В Уэльсе чувство национальной гордости по отношению к Мадогу достигло вершины в 1805 году после публикации эпической поэмы «Мадог» известного поэта Роберта Саути. Однако под холодным испытующим взором исторической науки вера в легенду о Мадоге была поколеблена. В 1858 году комитет валлийского культурного праздника eis-toddfod в городе Лланголлен учредил приз за лучшее эссе об открытии Америки принцем Мадогом. На конкурс было подано шесть работ, пять из которых полностью совпадали с основной линией истории, а шестая представляла собой радикальный критический обзор доказательств. Ее автором был Томас Стивене, химик и литератор, которому уже принадлежала честь издания первого критического труда об истории валлийской литературы.

Судьи разделились: один безоговорочно проголосовал за Стивенса, второй согласился, что его работа достойна приза, но должна разделить славу с лучшим эссе в защиту Мадога, а третий выступил с решительным протестом. Стивене в конце концов должен был получить приз, но главный комитет отменил судейское решение и дисквалифицировал работу Стивенса под предлогом «несоответствия заданной теме». Когда Стивене начал возражать, организаторы приказали оркестру играть бравурную музыку в надежде заглушить его голос, но слушатели зашикали музыкантов, и Стивене выступил с резкой обличительной речью, обвинив комитет в желании спрятать истину под ковер.

Стивене избрал критический подход к самому Мадогу.- он не смог найти никаких следов существования принца Мадога в средневековых хрониках и биографиях, подробно описывавших жизнь и деяния правителей Уэльса, включая Овейна Гвинеддского и его сыновей. Это был сильный, хотя и не вполне убедительный аргумент, но негодование за несправедливое отношение к работе Стивенса привело к тому, что взгляды сторонников Мадога стали рассматриваться как нечто граничащее с дурным тоном.

Подобной драматической конфронтации не было в Америке, где к путешествию Мадога просто относились как к чему-то само собой разумеющемуся. Специалист по военной истории адмирал Сэмюэль Морисон так вспоминает о степени веры в валлийское происхождение племени манданов.- «Я помню, как прочел об этом в своем первом учебнике по истории около 1895 года. Помню еще, как учитель промолвил с улыбкой: «Ах да, индейцы из племени манданов все еще говорят на валлийском диалекте». Общество «Дочери американской революции» установило памятную доску в честь Мадога в Форт-Моргане (Мобайл, штат Алабама) в 1953 году. Текст начинается следующими словами: «В память о принце Мадоге, мореплавателе из Уэльса, который высадился на берегах залива Мобайл в 1170 году и оставил после себя, вместе с индейцами, валлийский язык». По-видимому, недавно в этом появились какие-то сомнения, так как мемориальная доска теперь хранится на складе.

Связи с викингами

Какими свидетельствами мы сегодня располагаем в пользу путешествия принца Мадога? Был ли прав Стивене, отрицая само существование этого благородного отпрыска королевского рода из Уэльса? Мы должны признать, что любое историческое событие, впервые упомянутое через 400 лет после того, как оно предположительно имело место, нужно рассматривать с определенным скептицизмом. Источниками, на которые ссылались Джон Ди, и Ллойд, и Поуэл, были Гутин Овейн, поэт, писавший примерно с 1470 по 1500 г., и летописец Карадок из Лланкарфана, современник Мадога. К сожалению, в наши дни, как и во времена Стивенса, в известных трудах обоих этих авторов нет никаких упоминаний о Мадоге. Гвин Уильяме, профессор истории в Кардиффском университете и автор главного научного труда о принце Мадоге на сегодняшний день (1979), воздал хвалу Стивенсу как «одному из самых грозных критиков в истории Уэльса (да и любой другой страны). Его работа о Мадоге может служить начинающим историкам образцом абсолютно сокрушительной исторической критики». Однако негативные свидетельства подобного рода не могут считаться абсолютно убедительными, так как фрагменты валлийских средневековых летописей, сохранившихся до наших дней, представляют собой лишь ничтожно малую часть того, что существовало когда-то.

Раскинув свои сети шире, чем это было возможно в хрониках и биографиях Стивенса, Уильяме смог обнаружить следы мореплавателя Мадога в довольно далеком прошлом. Валлийский поэт Маредудд ап Рис, писавший около 1440 года, славит «Мадога отважного», сына Овейна Гвинеддского, и даже утверждает, что «буду я Мадогом для своей эпохи, ибо моя страсть к морю равна его страсти». По заключению Уильямса, в XV веке существовала литературная традиция, связанная с именем Мадога-мореплавателя.

Как ни странно, в поисках более ранних сведений о Мадоге нам приходится обратить взор за пределы Уэльса - на континентальную Европу. Люди из Фландрии в нынешней Голландии, известные как Флеминги, начали селиться в Южном Уэльсе еще в XII веке; по-видимому, они послужили своеобразным каналом связи, через который истории о Мадоге проникли в Европу. Писатели Флемингов были авторами первых популярных книг, наиболее знаменитой из которых является средневековая сатира «Рейнард-лис». Автором «Рейнарда-лиса» был некий Биллем, возможно священник, живший в начале XIII века. В начале этого сочинения он представляет себя как автора другого литературного труда под названием «Мадог». Ни одного экземпляра этого труда не сохранилось, поэтому невозможно узнать, шла ли речь о том самом Мадоге. Однако у нас есть дополнительное свидетельство из Франции. В одном из французских рыцарских романов Мадог - знатный вельможа из Уэльса, чей дед был «наполовину викингом», который впоследствии стал знаменитым мореплавателем. Мадог посещает французский двор, ищет эликсир вечной молодости, использует остров Или в качестве своей базы и в конце концов находит рай на острове, полном солнечного света, который он колонизирует вместе со своими последователями.

Несмотря на романтические фантазии, которыми изобилует эта история, Уильяме отмечает некоторые любопытные намеки, особенно связь с викингами. Из биографии Груфидда ап Кинана, отца Овейна Гвинеддского, составленной его современниками, мы знаем, что он имел прочные связи с викингами и набирал наемников из их числа в свое войско, чтобы изгнать норманнов с острова Англси, который стал центром его королевства. Остров Или, твердыня Мадога в рыцарском романе, дает другой ключ к разгадке головоломки. Это старинное название острова Ланди неподалеку от южного побережья Уэльса - базы анонимного валлийского пирата, совершавшего налеты на западное побережье Британии в период с 1139 по 1148 г., согласно одной из скандинавских саг. Эти проблески связи между викингами и валлийцами в XII веке до некоторой степени придают правдоподобность истории путешествия Мадога в Новый Свет, так как викинги уже достигли Ньюфаундленда за 100 лет до этого (см. «Викинги в Америке» в этом разделе).

С тех пор как был опубликован труд Уильямса, археологи подтвердили достоверность связей между викингами и валлийцами. Одна из резиденций Овейна Гвинеддского в Росире на острове Англси недавно была откопана из-под песка, скрывавшего ее в течение столетий. Археолог Дэвид Лонгли усматривает в стиле домов в Росире сильное влияние викингов, что вполне оправданно, если он был основан Груфиддом ап Кинаном, который высадился поблизости вместе со своими наемниками-викингами в начале успешной кампании против норманнов.

Какой же вердикт мы должны вынести в истории о принце Мадоге? У нас действительно есть правдоподобные указания на известного героя рыцарских романов, имевшего связи с викингами, но является ли он принцем Мадогом, предположительно основавшим колонию в Америке? Хотя нет никаких современных следов Мадога, сына Овейна Гвинеддского, всегда существует возможность (как признает сам Уильяме), что он был одним из многочисленных детей, прижитых Овейном вне брака. Связи викингов с островом Англси, предполагаемой семьей Мадога и персонажем из рыцарских романов действительно предоставляют плодородную почву для гипотез о путешествии через Атлантику. Рассказываемые викингами истории о благословенном Винланде по ту сторону океана вполне могли вдохновить проигравших в гражданской войне на поиски своего счастья.

Манданы на реке Миссури

Вопрос возможной экспедиции в Америку из Уэльса остается открытым, но как быть с «валлийскими индейцами»? Из всех представленных кандидатов самыми убедительными были манданы. Что нам известно о нравах, истории и традициях этого народа?

Сами манданы имели две соперничающие легенды о своем происхождении. По одной версии, они всегда жили в долине реки Миссури; по другой - их племя зародилось на побережье в устье реки Миссисипи, а впоследствии они поднялись вверх по течению. Энтузиасты из Уэльса предпочитают второй вариант, так как в этом случае манданы оказываются на том же месте, что и предполагаемые колонисты Мадога.

Затем у нас есть исторические свидетельства. Насколько можно полагаться на сообщение Катлина о манданах, играющее ключевую роль в аргументах защитников валлийской колонизации? Без сомнения, он имел совершенно ошибочные представления о связях манданов с внешним миром. Согласно Катлину, манданские «традиции, насколько я мог познакомиться с ними, не содержат никаких сведений о белых людях до визита Льюиса и Кларка». На самом деле французский путешественник Ла Верендрие встречался с манданами еще в 1739 году, а канадские торговцы жили с ними до визита Эванса. Катлин даже не упомянул о семимесячном пребывании Эванса в лагере манданов, поэтому остается лишь гадать, насколько глубоким было его представление об общественном устройстве этого индейского племени.

У манданов были и другие, более скептически настроенные посетители до того, как разразилась эпидемия ветряной оспы 1838 года, но их взгляды редко принимались во внимание энтузиастами «валлийских индейцев». Джеймс Маклэйрд, современный историк, рассматривавший проблему «белых манданов», подчеркивает, что несколько канадских торговцев мехами, валлиец Дэвид Томпсон, путешественники Льюис и Кларк, политик Генри Брекенридж и ученый принц Максимилиан посещали манданов или гостили у них, однако никто из них не заметил ничего из ряда вон выходящего. Принц Максимилиан с пренебрежением отозвался о теории «валлийских индейцев» после посещения манданов:

Маклэйрд поддерживает точку зрения принца Максимилиана, указывая на несколько ранних сообщений о других племенах, включая кроу, чейеннов и арикара, где упоминается об их необычно светлой коже. Создается впечатление, что это был просто один из способов, с помощью которых западные путешественники пытались упорядочить свои впечатления от встреч с огромным количеством разных племен. Сходным образом швейцарский художник Рудольф Курц, встречавшийся с несколькими из уцелевших манданов в 1851 году, презрительно отозвался о предполагаемом сходстве между лодками манданов из буйволовой шкуры и валлийским кораклем: «Все индейцы, живущие в прериях, пользуются лодками из шкур за недостатком дерева».

Что касается списка слов, связывавших наречие манданов с валлийским языком (этот список играл ключевую роль в доказательствах Катлина), то все лингвисты без исключения не нашли абсолютно никаких следов сходства между валлийским языком и каким-либо из языков американских индейцев. Они с полной уверенностью причисляют наречие манданов к языковой семье сиу.

Есть ли какие-то шансы у «валлийских индейцев» с точки зрения археологии? Наиболее современные исследования ранних поселений манданов показывают, что керамика, которую видел Катлин, значительно отличается от обнаруженной в старинных погребальных курганах, расположенных на юге вдоль берегов Миссури. Археологи полагают, что наиболее вероятными предками манданов были индейцы группы сиу, жившие в нижнем течении Миссури и на востоке ближе к слиянию с Миссисипи, так что манданские легенды о переселении вверх по Миссури частично подтверждаются археологическими данными. Однако при этом расстояние до побережья Мексиканского залива все равно составляло не менее 800 миль.

Еще более важным представляется то обстоятельство, что поселения манданов были далеко не единственными в своем роде. В долинах главных рек, впадающих в Миссури, жили группы индейцев пауни, арикара, хидатса и манданов; все они устраивали поселения с полуподземными домами, окруженные деревянным частоколом, и возделывали расположенные поблизости поля маиса (кукурузы). Защитники теории «валлийских индейцев» иногда утверждают, что потомки Мадога со временем убедили своих соседей перейти к более оседлому образу жизни. Однако радиоуглеродные датировки указывают на то, что предки оседлых племен появились в среднем течении реки Миссури около 950 года н. э. - то есть до предполагаемого прибытия Мадога в Америку.

Защитникам «валлийских индейцев» еще труднее объяснить тот факт, что предки манданов жили в сельских общинах и собирали урожай ниже по течению Миссури, начиная как минимум с 850 года, прежде чем переселиться на свои нынешние земли. Так что древние манданы вели вполне «валлийский» образ жизни еще за 300 лет до рождения принца Мадога. Археология вбила последний гвоздь в крышку гроба «валлийских индейцев» - племени, которого, как теперь уже очевидно, никогда не существовало.