Глава четыре

Следующие двадцать четыре часа я торчал в изоляторе, так что не видел, как пузырь натягивали на раму в безопасном помещении в техотделе. Он высох — ну, как настоящая кожа, по словам Дока. Может, это она и была. Мы так и не выяснили. Она рассыпалась трухой, так что капитан-лейтенант Чантер чертовски разозлился. У него все еще оставался корпус капсулы, но этого было недостаточно, чтобы выяснить принцип ее действия.

А я тем временем помирал в изоляторе со скуки, хотя старался этого и не показывать. Я знал, что дареному коню в зубы смотреть не принято. Я читал медицинские журналы, которые притащил мне Док, сидел у постели Камерона Раштона и смотрел, как он спит. Никогда бы не подумал, что тому, кто был в стазисе, настолько нужен сон, но какого хрена я об этом знаю? Он очень много спал.

Хотя в принципе я не возражал против того, чтобы целый день приглядывать за спящим парнем. Это все равно лучше занятий или физподготовки. Может, мне и приходилось спать на стуле, но по крайней мере над моей головой не болталась койка вовсю храпевшего О'Ши.

Док каждые четыре часа брал у меня кровь на анализ, внимательно следя за изменениями, но я чувствовал себя отлично. У меня была собственная комната, никто не гнал меня на занятия, к тому же на следующий день я впервые за три года принимал душ в одиночестве. Карантин — гребаный праздник.

Четыре года назад, когда его похитили Безликие, Камерону Раштону было двадцать два. Он все еще выглядел на двадцать два. Конечно, четыре года не обязательно должны читаться по лицу молодого парня, но пребывание в плену у Безликих не могло не оставить след. Поначалу я подумал, что он все время провел в стазисе, но потом понял, что это глупо — ведь у него отросли волосы. Они были волнистые и светло-каштановые с золотистыми прядями, словно выгоревшими на солнце. Он оказался вовсе не таким бледным, как все на Защитнике-3. Все его тело покрывал легкий загар.

Мне стало интересно, видел ли он хоть одно солнце за прошедшие четыре года.

Светящиеся надписи, которые так всех напугали, исчезли. Поразмыслив я, как потом выяснилось, пришел к тому же выводу, что и капитан-лейтенант Чантер: их просто никогда не было на его коже. Они проецировались на нее с оболочки пузыря. Может, это и правда был Безликий эквивалент «В случае потери вернуть…»

Когда это только пришло мне в голову, то показалось смешным, но сейчас я так не считал. Что если Безликие в самом деле его ищут? Черт, на Третий Безликие никогда не нападали, но тому, что после Третьего сразу шел Шестой, имелась веская причина. Четвертый и Пятый мы потеряли много лет назад. Погибли в общей сложности тысяча триста человек, и у них не было и шанса. Конечно, наши технологии вооружения с тех пор изменились, но, наверное, у Безликих тоже.

Поэтому я смотрел на Камерона Раштона, на то, как он спит, и задавался вопросом, почему Безликие оставили его в живых и не хотят ли вернуть его. Может, его появление спустя столько лет вовсе и не было чудом. Может, он предвестник конца.

Он все время спал. Иногда открывал зеленые глаза, и они расширялись от страха, словно он не знал, где находится. А потом он находил мое лицо, и вопящий монитор успокаивался, а Камерон Раштон засыпал снова. А я в это время читал вслух медицинские журналы, иногда пропуская длинные слова, которые не мог выговорить — просто чтобы Камерон Раштон слышал голос кого-то с β-14.

Я никогда не хватал звезд с неба в школе. Линда, моя мачеха, называла меня тупым как пробка, но, сами понимаете, не ей судить. К тому же, наверное, самым тупым из нас всех был отец, раз уж ему пришла в голову бредовая мысль, что мальчику нужна мать, и еще более бредовая — что Линда подходит на эту роль.

Она бросила нас два года спустя, оставив кучу своих долгов и ребенка. Впрочем, я не настолько глуп, чтобы скучать по ней. Хотя мне не хватало отца и Люси. Не хватало сильнее солнца. Я родился и вырос в β-14, в городке Копа, который когда-то был просто лагерем беженцев, пока люди не устали от кочевой жизни и не решили пустить корни в здешней грязи. Было это почти шестьдесят лет назад, когда Безликие впервые напали на Землю. Миллионы людей погибли, и миллионы родились. Лагеря вроде Копы возникали по всей планете. И хоть теперь они и перестали быть временным явлением, их все еще называли лагерями. Жители крупных городов не желали, чтобы их заполонили беженцы.

Камерон Раштон был достаточно известен, так что я знал, что он совсем из других мест. Он был с юго-востока β-14 — оттуда, где асфальтовые дороги, университеты, города, пляжи и тысячи магазинов, чтобы тратить деньги, которые, казалось, там водились у каждого. Я видел фотографии.

У меня не было ничего общего с этим парнем, совсем. Я родился в нищем фабричном городке, провонявшем дымом, где земля была красной как боксит. Он — в большом городе. Ему, наверное, никогда не приходилось вставать в пять утра, чтобы приготовить отцу завтрак перед работой. Не приходилось попрошайничать. Или слушать вопли аварийной сирены и думать, не значит ли это, что отец не вернется со смены.

Не то что бы я ему завидовал. Черт, нет. Что бы ни случилось с Камероном Раштоном в открытом космосе, я никому не пожелал бы такого.

Я читал про хирургическую обработку ран, когда он проснулся. Последние несколько часов спал он плохо, и у меня от чтения вслух уже сел голос. Я как раз добрался до отрывка, где говорилось, что, чтобы избавиться от омертвевшей плоти, можно использовать личинок.

— Миллионы лет эволюции, и мы снова вернулись к гребаным личинкам, — пожаловался я. — Вот же кошмар!

Камерон Раштон потянулся и вздохнул. Его глаза приоткрылись.

— Крис?

Выронив журнал, я вскочил с кресла с такой скоростью, что ощутимо хрустнула спина. Я склонился над койкой. Камерон Раштон не спал, он был в полном сознании, и в его глазах застыло такое выражение, словно он видит меня впервые. И при этом до такой степени разочарован увиденным, что, если бы у меня не перехватило дыхание, я бы извинился.

— Привет, — наконец выдавил я. — Я Гаррет, помнишь?

Похоже, нет. Зеленые глаза потемнели. Нахмурившись, он провел языком по пересохшим губам.

— Где я?

— На Защитнике-3.

Если бы он умирал или мучился от боли, я бы снова взял его за руку. Но он просто лежал, пытаясь сообразить, где он, и я его не знал. Я знал его лицо, знал его историю, но его самого не знал. А он так уж точно не знал меня — и что толку от знакомого акцента.

— Что-то не так. — На его лицо набежала тень. Он сжал губы, так что они побелели.

— Сейчас все хорошо, — возразил я. Мне впервые пришло в голову, что я понятия не имею, как к нему обращаться. Лейтенант? Было странно — вспомнить, что он все еще офицер, значит, все еще выше меня по званию.

Он заморгал и вздохнул.

— Хорошо.

— Хорошо.

Я нагнулся и поднял журнал.

Раштон снова закрыл глаза.

— Безликие идут.

Меня охватил озноб.

Вот это уж точно кошмар.

* * *

В карантинную палату набилась целая толпа офицеров в защитных костюмах. Я держался сзади, ожидая, что в любой момент меня выставят за дверь. Ну, или хотя бы запрут в другой палате. Вряд ли меня выпустили бы из медблока, пока оставался хоть малейший шанс, что я переносчик заразы. Но никто не обращал на меня ни малейшего внимания, с тех пор как Камерон Раштон заговорил.

Он говорил тихо, без интонаций, как будто зазубрил слова наизусть. Он даже не мог смотреть коммандеру Леонски в глаза.

— У военного регента Кай-Рена сообщение для начальника станции. Он направляется сюда.

Безликий. Он говорил о каком-то Безликом, будто у того было имя — имя и звание или титул. И гребаная миссия. Я почувствовал, как кровь отливает от лица, когда до меня дошло: Безликие идут. Нам всем конец.

Причина, почему я не годился в офицеры, сразу стала очевидна. Коммандер Леонски даже не дрогнул, когда Камерон Раштон закончил. Он лишь сложил руки на груди и посмотрел на того сверху вниз.

— И откуда же военному регенту известно, где нас искать? — спросил он.

— Надо было уничтожить капсулу. — Кажется, это сказал капитан-лейтенант Чантер, но за оранжевыми костюмами было трудно разобрать.

— Теперь уже слишком поздно! — отмахнулся кто-то другой.

— Он не отслеживает капсулу, — возразил Камерон Раштон. — Он знает, где я. Это он меня послал.

Это на минуту заставило всех заткнуться.

Камерон Раштон потеребил одеяло, зажатое в длинных тонких пальцах. Его сердце забилось чаще, и монитор запищал быстрее.

— Военный регент Кай-Рен послал меня как своего представителя.

Голос коммандера Леонски оставался ровным:

— И как вы общаетесь с этим Безликим, лейтенант Раштон?

Камерон Раштон покраснел, и монитор громко пискнул.

— Я знаю их язык, — с запинкой сказал он наконец. — Он меня научил.

Мне стало его жаль. Все в комнате смотрели на него как на предателя. Черт, да может, так и есть. Откуда мне знать?

Коммандер Леонски ничего не сказал. Наверное, тут нечего было говорить. Его рука в защитной перчатке сжалась в кулак, разжалась и сжалась снова, словно он не знал, что с ней делать.

Страх холодом сковал все внутри. Я вспомнил фигуры, затянутые в черную броню, высокие и отталкивающие. И подумал, каково было Камерону Раштону. Жуткие твари из кошмаров — какие у них лица? «Когти и клыки, — уверенно подумал я. — Когти и клыки, боль и ужас».

Офицеры насели на Камерона Раштона, а коммандер Леонски не стал их останавливать. Они закидывали его вопросами — быстрыми, хлесткими, жалящими — и ему было некуда деваться. Я даже не мог понять, кто из оранжевых костюмов выплевывал слова. Они стояли ко мне спинами и выглядели абсолютно одинаково, а их голоса, напряженные от гнева, а может, страха, звучали так же одинаково.

— Что вы рассказали Безликим? О нашей системе обороны?

— Ничего, — ответил он сквозь громкий писк монитора. — Я не рассказывал…

— О наших станциях?

— Об оружии?

— О Земле?

На этом слове офицер осекся, и мне на мгновение показалось, что голос его подведет. Мой бы подвел на его месте.

— Он не спрашивал. — Лицо Раштона было бледным, а голос дрожал.

— Что они с вами делали?

— Чем вас подкупили?

— Я не… Меня не подкупали. — Его взгляд скользил от одного скрытого шлемом лица к другому, но все они оставались холодными.

— Вас пытали?

Он открыл и закрыл рот, но ему не дали ответить.

— Сколько вы им рассказали? — снова вклинился коммандер Леонски.

— Пожалуйста, пожалуйста… — Раштон задыхался. Его грудь поднималась и опадала слишком быстро.

Леонски поднял стиснутую в кулак руку и повторил вопрос:

— Сколько вы им рассказали?

— Сэр, пожалуйста…

Шкала на мониторе опасно скакнула.

— Гаррет! — Голос Дока пробился сквозь весь этот шум. — Сюда, быстро!

Оранжевые костюмы расступились, и я подошел к койке.

Док не казался особенно взволнованным. Он подкатил кислородный баллон и нацепил на Раштона маску. Прозрачный пластик затуманился, когда тот вздохнул. Я протянул руку и поправил маску.

Я подумал, мне показалось, что меня словно ударило током, когда пальцы мои коснулись его щеки, но Раштон отдернулся, будто тоже это почувствовал, и его глаза расширились.

— Капсула, — выдавил он хрипло и зажмурился. — Вы ее не отключили, да? Вы вырезали меня оттуда!

— Да, вырезали, — подтвердил Док.

Раштон закусил нижнюю губу.

— Да. — Его голос снова дрогнул. — Стоило догадаться.

И у него остановилось сердце.

В одну секунду он разговаривал, а в другую умер, и Док заорал, чтобы несли дефибриллятор.

Наверное, за ним следовало бежать мне, потому что никто из офицеров не знал, где он хранится, но я не двинулся с места. Я протянул руку и прижал ладонь к обнаженной груди Раштона, точно так же, как когда мы вырезали его из капсулы. Не знаю, откуда я понял, что надо делать, но… Несмотря на гул в ушах, несмотря на бешено колотящееся сердце, я точно знал, что нужно делать: Дотронься до него, Брэйди. Дотронься. Ты батарейка, забыл?

Кожа на груди Раштона была гладкой. И теплой. Моя ладонь зачесалась, когда между нами словно проскочила искра.

— Гаррет? — позвал Док, густые брови за стеклом шлема нахмурились.

Именно в этот момент я почувствовал его — сердцебиение. Поначалу слабое, оно становилось все ровнее и сильнее. А потом грудь Раштона поднялась, и он вздохнул, а глаза его распахнулись.

Он обхватил мое запястье длинными пальцами.

— Не двигайся. Ты мне нужен.

У меня закружилась голова. Твою мать, я батарейка! Я так и знал, и он тоже знал, но больше никто.

— Какого черта происходит? — прорычал коммандер Леонски.

На кардиомониторе снова появилась кривая сердечного ритма: чересчур быстрого, немного испуганного, но сильного. И сейчас он откликался на сердце вовсе не Раштона, понял я. А мое. Это мое гребаное сердце.

— Вы меня вырезали, — сказал Камерон Раштон, краска медленно возвращалась на его лицо. Он говорил слабым голосом и тяжело дышал, но по крайней мере был жив. — Вы не дали капсуле завершить цикл. Это что-то вроде резервной системы на случай повреждения оболочки. Импульсы другого человека используются, чтобы стабилизировать мои. — Он посмотрел на меня и покраснел. — Думаю, это временно.

— Насколько временно? — спросил Док.

Хороший вопрос.

— Не знаю, — отозвался Раштон, наморщив лоб. — Кай-Рен сможет ответить.

И снова о нем. Мы возвращаемся к гребаному Безликому кошмару. Я бы убрал руку, позволив Раштону умереть, если бы он все еще не сжимал мое запястье.

— И когда он будет здесь? — невозмутимо поинтересовался коммандер Леонски.

— Скоро, — заверил Раштон. — Он будет скоро.

Ну просто зашибись.

Мое сердце застучало быстрее, и сердце Раштона — тоже. Так, это уже пугает.

— Мы почти на дальнем полюсе, — заметил капитан-лейтенант Чантер.

У всех станций, как у планет, имелись орбиты. Большую часть времени мы плавали по солнечной системе, как нитки из игры в «веревочку». Иногда мы подходили друг к другу так близко, что в иллюминатор можно было увидеть другие станции. Иногда мы даже видели Землю. Но через неделю мы окажемся наиболее уязвимы: в дальней точке эллипса, совсем одни.

Моя рука на груди Раштона задрожала, и он крепче сжал пальцы на моем запястье.

— Кай-Рен направляется сюда не для того, чтобы убить нас, — сказал он. — Я уверен, коммандер.

Леонски покачал головой.

— Они могут стереть нас с лица космоса в долю секунды!

Я старался не слушать, что он говорит. Хоть это и правда. Все знали, что он прав, но офицеры не должны говорить подобное. Офицеры должны толкать пустые пафосные речи о долге, работе для нужд фронта и о том, что все мы здесь ради тех, кто остался дома. Они не должны бояться так же, как и остальные.

— Он не станет этого делать, — с тихой уверенностью повторил Раштон.

Мне снова захотелось вырвать руку. Да кто он такой, чтобы утверждать, что слово какого-то Безликого что-то значит? Боже, офицеры правы. Он окончательно и бесповоротно себя дискредитировал. Мы не можем доверять Безликим, как не можем доверять и этому ублюдку.

— Он хочет переговоров, — сказал Раштон. — Это может означать мир, коммандер.

Или полное уничтожение Защитника-3, всех станций и Земли. Но едва ли мы в силах остановить Безликих, так ведь? У нас просто нет выхода.

— И вы его посланник, — заключил коммандер Леонски, поджав губы. — И на чьей же вы тогда стороне, Раштон?

Его сердце пустилось вскачь — или мое. Нас обоих.

— Не знаю, — растерялся Раштон и опустил глаза — ну разве это не говорит само за себя?

К черту! К черту тебя, Камерон Раштон. Гребаный предатель.

Меня вдруг накрыла волна тоски, очень похожей на мою собственную. И дело было не в том, что его тело читало мое. И даже не в сердцебиении. Я чувствовал то же, что и он. Его тоску, страх, боль и под всем этим попытавшееся ускользнуть, когда я попробовал за него ухватиться, тошнотворное чувство стыда.

Я покачнулся, перед глазами поплыло. Дерьмо. Откуда взялось это ощущение? Я попытался открыть рот, чтобы сказать Доку, что, наверное, все-таки болен, но не смог выдавить ни слова.

Док положил руку мне на плечо и усадил на койку.

— Приляг, Гаррет.

Я слишком устал и у меня слишком кружилась голова, чтобы спорить, поэтому я молча забрался в койку. Раштон сплел свои пальцы с моими, и я почувствовал это снова: стыд и что-то еще. Что-то новое. Мой мозг не узнал это чувство, а вот яйца — напротив. Твою мать. Похоть.

Кардиомонитор запищал еще быстрее.

Мы лежали плечом к плечу, бедром к бедру, и разделяли нас только моя форма и его одеяло. Мы держались за руки, и я уговаривал себя, что все как раньше, в душе. Просто странный коктейль из гормонов и химических веществ, текущий в крови. Чисто физическая реакция. Она ничего не значит.

Но почему я это чувствую?

Я закрыл глаза и попытался представить, как унизительно было бы возбудиться в комнате, полной офицеров.

— Все в порядке, — прошептал Раштон, но это был не шепот. Я слышал его в своей голове.

Мои глаза распахнулись; выгнув шею, я поглядел на него.

— Все в порядке.

Он даже не смотрел на меня. Он разговаривал с коммандером Леонски. А я так устал, что не мог разобрать слова за тихим, ровным звуком его голоса. Я не мог больше держать глаза открытыми.

— Все в порядке, Гаррет. Мне просто нужно ненадолго взять у тебя силы.

«Мать честная, — подумал я, отключаясь, — да он гребаный вампир».

Загрузка...