7. «Разгосударствление» Европы

Государственные границы сократятся до региональных и потеряют своё значение.

Р. Куденхове-Калерги

Чтобы построить Европу, необходимо расколоть нации.

Ж. -Ж. Серван Шейбер

Наиболее глубокие исследователи «европейской интеграции» указывают, что она ведёт к такой серьёзной перекройке европейского пространства, которую можно назвать настоящей геополитической революцией. Её истинной целью является не перераспределение полномочий между различными уровнями власти, а демонтаж национально-государственных образований как таковых и устранение политических границ для обеспечения свободного перемещения транснационального капитала и закрепления контроля с его стороны за ключевыми зонами континента.

Как писал французский исследователь Р. Эрноудт, государство-нация предстаёт сегодня как «единственный бунтовщик» против механизма глобализации, поэтому его необходимо «лишить его сущности и разрушить, сделать так, чтобы экономика доминировала над политикой, а не наоборот»[120]. С 1990-х гг. крайне популярными стали концепции «растворения», «размывания» или «эрозии» национального суверенитета. Само государство подвергается критике за его неспособность обеспечить эффективность управления, за отсутствие гибкости и чрезмерную забюрократизированность, а его упразднение представляется как неизбежная и объективная тенденция развития.

Действуя в соответствии с логикой дробления и фрагментации геополитического пространства, глобальные элиты делают ставку на всё местное, локальное, которое становится его опорой. Как пишет французский исследователь Л.-Ж. Кальвэ, «пыль слабых государств никоим образом не беспокоит мировой рынок, она скорее ему благоприятствует (движение капиталов, налоговый рай и т.д.). Глобализация поощряет микронационализмы, племенное деление и лингвистический национализм». Поэтому «бунтующие» регионы и сообщества, «пробуждающиеся» этнические и другие меньшинства становятся её объективными союзниками и опорой. Не случайно в исследованиях утвердился новый термин «глокализация».

Речь в данном случае идёт о регионах, о различного рода меньшинствах, местных органах власти, мелком бизнесе и пр. С помощью соответствующих инновационных методик, включающих финансовую привязку и психологическую обработку, наднациональные структуры направляют всю энергию локальных элит и региональных движений в антигосударственное русло. Таким образом, интеграционные процессы на верхнем европейском этаже сопровождаются интенсивной дифференциацией на нижнем уровне, для которых институты ЕС выступают в роли высшего арбитра.

«Расчистка поля» для утверждения глобального рынка в Европе осуществляется руками немецких политиков. Германии принадлежит главная роль в перестройке европейского пространства, которую она осуществляет путём реализации своей модели федеративного устройства в других государствах Европейского союза. Названий у «строящейся» Европы существует множество («Европа регионов», «Европа без границ», «Европа измерений»), но сутью стратегии является одно: выделение автономных регионов в качестве опорных структур интеграции, на основе которых должна быть создана неинституционализированная сеть трансграничного сотрудничества, покрывающая собой всю европейскую территорию и фактически снимающая проблему пересмотра послевоенных государственных границ. В будущей Европе они будут размыты и заменены границами функциональными, признающими только один критерий — экономическую эффективность, обеспечивающую конкурентоспособность тех или иных субъектов развития.

В реализации этой стратегии «германизации» можно совершенно чётко выделить три направления:

1) децентрализация государственной власти (федерализация, регионализация, в английском варианте — деволюция) с целью передачи регионам максимальных полномочий и закрепления их прямых отношений с институтами ЕС;

2) создание трансграничных регионов и других форм межрегионального сотрудничества для размывания границ и обеспечения горизонтального «срастания» регионов;

3) защита прав этнических и национальных меньшинств с целью достижения их автономии и создания самостоятельных этнических регионов (проект «Европы племён»).

Как конкретно и с помощью каких структур и механизмов осуществляется фрагментаризация европейского континента и к каким последствиям она ведёт?

Децентрализация или регионализация национальных государств, которую сейчас многие исследователи называют «тихой революцией», родилась из «региональной политики» ЕС, которую тот стал проводить с начала 1970-х гг. в связи с необходимостью выравнивания и преодоления разрыва в развитии отдельных регионов в условиях возникновения общего рынка. Тогда было принято решение о создании Европейского фонда регионального развития (ЕФРР) для оказания помощи слабым регионам и Комитета по региональной политике. Однако реальное воздействие их оставалось слабым и незначительным и никак не способствовало преодолению начавших расти диспропорций, которые после кризиса 1973―1974 гг. только усилились.

С начала 1980-х гг. в связи с переходом к неолиберальной стратегии в региональной политике стартовали серьёзные изменения. Новый курс на превращение конкурентоспособности в ключевой принцип экономической политики и ограничение социально регулирующей роли государства привели к тому, что проблему навёрстывания в развитии отдельных регионов стали связывать не столько с их финансовой поддержкой, сколько с их возможностью самостоятельно решать свои проблемы. Это поставило на повестку дня задачу передачи им широких функций и полномочий.

Поскольку в условиях конкуренции главной задачей для регионов становится привлечение транснационального капитала, децентрализация мыслится как двуединый процесс: не только как расширение внутренней самостоятельности территориальных образований, но и как обеспечение их права выхода на международное сотрудничество, минуя национальные власти.

Так складывался союз между транснациональной европейской бизнес-элитой, европейской бюрократией и местной элитой наиболее развитых регионов, которой поручалась ответственная миссия «подтачивания» национального суверенитета с целью максимального ослабления позиций центральных властей, стоявших на пути неолиберального варианта интеграции. А в это время средства информационного прикрытия представляли результаты этой хорошо координируемой деятельности региональных элит как «естественный процесс кризиса» государства-нации или естественную диффузию, т.е. «перетекание» власти к регионам.

Идея регионализации исходила от немецких политиков и впервые была изложена в 1981 г. на Конференции местных и региональных властей СЕ (КМРВ) в докладе представителя Германии А. Галетт «Региональные институты в Европе», в котором говорилось о необходимости предоставления широкой автономии регионам во всех областях, включая финансовую, и который можно рассматривать как первый общий проект регионализации Европы[121]. В 1984 г. проходит первая совместная конференция уже самого Европейского сообщества по теме «Парламент - регионы», которая разработала рекомендации по созданию автономных региональных органов власти и установлению прямых контактов между ними и европейскими институтами. Главную роль в продвижении этой программы стали играть две организации, оформившиеся в 1985 г., — Совет коммун и регионов Европы (СКРЕ) и Ассамблея европейских регионов (АЕР), призванные добиться того, чтобы местные власти играли основополагающую роль в реализации европейского объединения.

Именно СКРЕ, исходя из идей, изложенных в докладе А. Галетт, подготовил принятую в 1985 г. Советом Европы «Европейскую хартию местного самоуправления», в которой были сформулированы общие принципы, касающиеся деятельности местных властей в сфере администрации, экономики, финансов и международного сотрудничества. Речь шла пока о местных, а не региональных органах власти, но главное — основа была заложена.

СКРЕ является сегодня самой представительной организацией, объединяющей более 100 тыс. территориальных образований, входящих в 50 крупных национальных ассоциаций местных и региональных властей 40 стран Европы и примкнувшего к ним Израиля. С 1997 г. её возглавляла такая влиятельная политическая фигура, как Валери Жискар д’Эстен, а в настоящее время — мэр Штуттгарта Вольфган Шустер (Жискар д’Эстен остался почётным председателем). В условиях кризиса Совет активизировал свою деятельность, заявив, что необходима новая модель управления Европы, и в своей рабочей программе на 2012 г. указал, что, поскольку кризис заставит заново определить европейский проект, необходимо находить новые перспективы, и в этих условиях он должен воспользоваться ситуацией и представить местные и региональные власти с их представительными органами в качестве «ключевых участников на передовой линии европейского развития»[122].

Что касается Ассамблеи европейских регионов (АЕР)[123], то хотя она и возникла по инициативе французов, испанцев и португальцев, но очень быстро руководство ею перешло к правительственной группе земли Баден-Вюртемберг, которая и превратила её в выразителя политических интересов Германии. Документы АЕР, положенные впоследствии в основу Конституции ЕС, разрабатывались в соответствии с немецкими планами этнической федерализации континента. Решающее в этом отношении значение имели так называемые Мюнхенские тезисы, принятые на конференции премьер-министров германских земель, представляющие собой концептуальные положения «региональной идеологии» — идеи строительства «Европы с федеративными структурами», основанной на признании историко-культурной и этнической самобытности, региональной идентичности и одновременно «Европы граждан с равными возможностями».

В АЕР входят 250 регионов из 35 стран, причём не только европейских, но и из Турции, Азербайджана, Армении, а также России (5 регионов — Самарская область, Татарстан, Ингушетия, Мордовия, Карелия). В 2002 г. АЕР составила карту регионов Европы, отображающую её видение будущего Европы.

В 1986 г. Европарламент принимает «Хартию Сообщества по проблемам регионализации», а в 1991 г. — «Хартию регионов Сообщества», призвавшей страны с централизованной структурой управления к осуществлению децентрализации. Непосредственно же решить вопрос об участии регионов в работе Сообщества позволил уже Маастрихтский договор 1992 г., в соответствии с которым была институционализирована роль территориальных образований внутри ЕС: в 1994 г. был создан Комитет регионов, обладающий правом политической инициативы. Комитет регионов обладает большими возможностями по сравнению с СКРЕ и АЕР, так как он гарантирует разработку законодательных актов. Идеологи регионализации планируют, что со временем этот Комитет наряду с Советом ЕС, Европейским парламентом и Еврокомиссией станет главным институтом ЕС, а в случае реформы Европарламента будет преобразован в его верхнюю палату.

Тут важно также упомянуть революционный по своему значению документ — «Хартию о региональном самоуправлении», которая была принята в 1997 г. в качестве рекомендации № 34 Комитетом местных и региональных властей Совета Европы. Она значительно повышает политическую роль регионов, позволяя им, минуя государственный уровень, устанавливать прямые связи с европейскими инстанциями Брюсселя и проводить в жизнь самостоятельную политику. Этот документ настолько серьёзно меняет отношения властных полномочий между регионами и государством, что из-за несогласия стран он так и не был подписан и не вступил в силу.

Что касается практического воплощения регионализации, то в то время как в Югославии осуществлялся самый грубый вариант расчленения государства, в ЕС происходила обкатка модели «мирной», «цивилизованной» федерализации. Экспериментальным полем для этого стала Бельгия, которая в 1993 г. превратилась в федеративное государство, что стало прецедентом для Западной Европы.

Бельгийская модель отличается крайней сложностью (в ней плохо разбираются сами бельгийские специалисты), поскольку включает в себя три языковых сообщества и три территориальных региона, каждый из которых обладает своими собственными законодательными и исполнительными органами. Но именно эта сложность и делает бельгийскую модель образцовой для других европейских стран, поскольку являет собой пример административной децентрализации и этнической федерализации, т.е. представляет интерес и для мононациональных, и для многонациональных государств.

Принципиальное значение тут имеет и то, что в Бельгии сосредоточены главные институты ЕС, которые всё больше оттесняют федеральную бельгийскую власть. Это превращает страну в идеальную модель «Европы регионов», в которой государственный уровень управления сведён к минимуму, а автономные образования привязаны непосредственно к европейским институтам. Фландрия и Валлония всё больше отделяются друг от друга, а Брюссельский регион остается единственной связующей их структурой, но и его консолидирующая роль всё больше определяется его статусом столицы Европейского Союза, нежели столицы Бельгии. Этому способствуют также глубокие и затяжные правительственные кризисы, которые постоянно сотрясают страну, крайне ослабляющие федеральную власть, играющую всё менее значимую роль в жизни страны.

Идентичные процессы федерализации происходят в большинстве европейских государств. Формы регионального самоуправления везде различны, но общая тенденция одна: как только начинается процесс передачи полномочий регионам, требования последних становятся всё более настойчивыми и широкими.

В Испании, где мотором регионализации выступают Каталония и Страна Басков, сегодня уже сложились структуры «асимметричного федерализма». Самым громким событием здесь стало утверждение Конституционной комиссией Конгресса Испании нового статуса Каталонии в 2006 г., которое оппозиция оценивает как «тихую» революционную перестройку политической системы, ставящую под угрозу целостность страны.

В 1996―2000 гг. были проведены конституционные реформы в Великобритании, значительно расширившие автономию исторических провинций — Шотландии, Уэльса и Северной Ирландии. Эти регионы получили право иметь собственные парламенты и исполнительную власть. При этом Шотландия получила более широкие полномочия, однако Шотландская национальная партия в качестве главного пункта своей программы поставила достижение полного суверенитета провинции. Когда партия одержала победу на выборах в местный парламент, первое, что заявил лидер партии А. Салмонд, что он организует референдум об отделении Шотландии. В последнем его заявлении было указано, что референдум планируется провести осенью 2014 г.

Италия, в которой с 1990-х гг. осуществляется перераспределение властных функций между центром и регионами, сегодня также приближается к федеративному устройству. Главными инициаторами углубления процесса децентрализации выступали всегда северные области, и в первую очередь Ломбардия — наиболее развитый в промышленном отношении регион.

Децентрализация дошла и до «бастиона» централизма — Франции. В 2003 г. французский парламент одобрил поправку к Конституции, закрепляющую «децентрализованную организацию» Республики, и принял новый закон о децентрализации, предоставивший многочисленные полномочия местным органам самоуправления. А ещё раньше Эльзасский регион получил право самостоятельно, минуя центральные власти, обращаться в Брюссель для решения вопроса о выплатах из структурных фондов, после чего такого же права стали добиваться другие французские регионы.

В настоящее время в половине государств Евросоюза региональные власти обладают законодательными полномочиями различной степени и работают как «партнёры» ЕС. Однако эта федерализация не только не способствует решению той задачи, ради которой она провозглашалась — выравнивание уровней социально-экономического развития регионов, — но, напротив, значительно усугубила проблему. Совершенно очевидно, что процветание регионов в условиях самовыживания зависит не от активности местного «гражданского общества», а от способности местных элит привлечь «стратегических участников», т.е. негосударственных инвесторов — объединения предпринимателей, торгово-промышленные палаты, союзы работодателей и пр. Однако возможности у регионов разные, так что обеспечить благополучие могут только те из них, которые обладают конкурентными преимуществами, делающими их привлекательными для притока капитала и трудовых ресурсов.

Регионы оказались поставлены в неравные условия, что не могло не привести к расхождению региональных интересов и к соперничеству. Так что хотя децентрализация оправдывалась тем, что это наиболее эффективный способ выравнивания уровней развития, в действительности в этом были заинтересованы только наиболее развитые и благополучные регионы, желавшие обеспечить себе финансовую самостоятельность и снять с себя «бремя» ответственности за менее развитые соседние области. На них и сделала ставку в своей политике Комиссия ЕС, что привело к становлению союза между транснациональными элитами, европейской бюрократией и местными элитами наиболее развитых регионов, которым была поручена ответственная миссия «подтачивания» национального суверенитета. А для широкой публики результаты этой хорошо координируемой деятельности подаются как «естественный процесс кризиса» государства-нации.

Для слабых же регионов это не просто создаёт дополнительные сложности, но ставит под вопрос возможность решить свои социальные проблемы, так как грозит ввергнуть их в хроническую депрессию. Хотя они и получают прямой доступ к структурным фондам и возможность самостоятельно распоряжаться получаемыми от него финансовыми средствами, это лишь слегка облегчает их положение, поскольку в первую очередь является орудием подкупа местных элит.

В результате диспропорции в развитии богатых и бедных регионов Европы растут, и в глобальную экономику интегрируются только передовые, реализующие инновационные стратегии сообщества; некоторые из них представляют сегодня уже фактически отдельные регионы-государства, не связанные с национальной экономикой и национальными интересами и не желающие участвовать в перераспределительной политике ни своих государств, ни ЕС.

Так, в Италии сепаратизм членов «Лиги Севера» основывается на упрёке в адрес Юга, что он забирает важную часть богатств Севера. В Испании, как пишет историк Хавьер Тусель, «каталонцы ощущают себя благородными донорами по отношению к остальным испанцам, а жители других регионов видят в них настоящих вампиров». В Шотландии требование региональной самостоятельности уже давно связано с развитием эксплуатации нефти Северного моря. Но особенно показательно положение в Бельгии. После федерализации страны разрыв в социально-экономическом развитии между регионами стал настолько велик, что уже породил крайнюю степень отчуждения между сообществами. Как указывал министр-председатель валлонского правительства Жан-Клод Ван, Валлония совершила за эти годы «скачок назад». За два поколения относительный спад в производстве богатства на душу населения по сравнению с Фландрией здесь составил почти 60%. По сравнению со среднеевропейскими цифрами Валлония продолжает регрессировать, и по оценкам экспертов, если нынешние тенденции сохранятся, то в 2013 г. она попадёт в разряд регрессивных регионов. Фландрии этот «валлонский груз» совсем не нужен, и федерализация страны рассматривается местной элитой как средство избавиться от соответствующих затрат. Поэтому сегодня бельгийский федерализм несёт в себе большой политический заряд, который может взорвать страну изнутри в любой момент, когда это понадобится наднациональной элите.

Так изначально было заложено то противоречие, которое стало главной проблемой региональной политики, о которой в отчётах ЕС принято лишь упоминать, но не подвергать серьёзному анализу: речь идёт о попытке совместить два противоположных требования — конкуренцию и солидарность.

Второе направление германской стратегии преследует цель постепенного упразднения государственных границ через межрегиональное сотрудничество, главную роль в котором играют трансграничные регионы (еврорегионы), связывающие приграничные территории разных стран. Главной организацией, взявшей на себя разработку данной политики, стала созданная в Германии ещё в 1971 г. Ассоциация европейских приграничных регионов (АЕПР)[124], которая фактически является немецким фондом. Штаб-квартира его находится в Гронау, возглавляют его немецкие политики (нынешним президентом его является бельгийский политик Карл-Гейнц Ламберц из германоговорящего сообщества Бельгии), а деятельность его отражает чисто немецкий подход к данной проблеме. Он был достаточно ясно изложен в «Хартии приграничных и трансграничных регионов» АЕПР, принятой в 1981 г. и изменённой в 2004 г. В ней говорится, что «целью сотрудничества... является развитие таких структур кооперации, процедур и инструментов, которые приведут к устранению препятствий и факторов разрыва, а также в конечном счёте — к преодолению концепции границы и сведению её значения к простой административной границе»[125].

Характерно, что в этом документе границы названы «рубцами истории», здесь выделяются их сугубо негативные стороны. Это действительно во многом соответствует фактам европейской истории, если учитывать, что границы в континентальной Европе чаще всего очерчивались в соответствии с геополитическими интересами ведущих держав Запада, приносящих в жертву малые народы. Но в данном случае речь идёт не о попытках смягчения этих негативных аспектов, а о том, чтобы осуществить некую десакрализацию самого понятия государственной границы как важнейшей составляющей национального суверенитета. Не случайно один из руководителей Ассоциации Карл Аренс подчёркивал, что она «в первую очередь стремилась изменить менталитет жителей приграничных зон и их местных региональных представителей. Она стремилась освободить их от усечённого видения, которое навязывалось им в течение веков политикой испытания силой со стороны государств-наций». Еврорегионы, таким образом, мыслятся как средство «размягчения» и «размывания» государственных границ, что в итоге позволит разработать политику в пользу освоения территорий, транспорта и обширного европейского внутреннего рынка в соответствии с интересами «стратегических участников».

АЕПР занималась подготовкой всех необходимых документов и конференций представителей приграничных регионов, проводимых Советом Европы, она повлияла решающим образом на принятие так называемой Мадридской хартии СЕ 1989 г. — «Европейской рамочной конвенции о трансграничном сотрудничестве территориальных образований и их властных органов», — определившей уже правовые основы приграничного сотрудничества и его главной формы — еврорегионов. Оно даёт возможность осуществлять интенсивную экономическую интеграцию на основе совместных проектов, в результате чего происходит фактическое «срастание» регионов различных стран, часто сопровождаемое отчуждением их от территории собственных государств (пример Фландрии и Валлонии), что даёт возможность постепенно выводить данную территорию из-под контроля государственной власти.

По мере углубления сотрудничества и осуществления различного рода региональных «рамочных» операций и целенаправленных проектов планируется создание соответствующей параллельной сетевой структуры с такой юридической, административной и налоговой унификацией, которая приведёт вообще к стиранию проблем правового порядка, при которой еврорегион может приобрести собственную административную и налоговую системы. И децентрализация власти создаёт для этого крайне благоприятные условия.

В настоящее время АЕПР объединяет более 160 регионов, ими охвачены почти все приграничные территории Европы, занимающие более 40% её площади, на которой проживает около 32% населения[126]. Благодаря созданию еврорегионов ФРГ фактически получила возможность распространять своё влияние на те территории, на которые она претендовала или которыми владела в довоенное время. В данный процесс вовлечена и Россия, в которой на средства Евросоюза в рамках программы ЕС «Добрососедство» реализуется 6 проектов в Северо-Западном регионе в Калининградской, Ленинградской, Архангельской и Мурманской областях, а также в Санкт-Петербурге и Республике Карелия. [127]

Активно развивается наряду с этим и более широкое «проектно-сетевое сотрудничество», моделью которого стало Альпийско-Адриатическое рабочее сообщество (Аьпы-Адриа), объединившее 19 регионов и стран с населением в 43,5 млн. человек (Бавария, швейцарский кантон Тесин, итальянские Ломбардия, Трентино-Альто-Адидже (Южный Тироль), Фриул-Венеция, Эмилия-Романья, пять австрийских и пять венгерских земель, а также Словения и Хорватия (которые стали членами сообщества, ещё пребывая в составе Югославии). Поскольку данное сообщество занимает центральное место между альпийским и дунайским мирами, это позволяет германскому бизнесу контролировать ключевые зоны Европы, распространяясь и включая в сферу своего влияния большую часть Балкан, Дунай и выход к Адриатике. Недаром Альпы-Адриа некоторые исследователи называют «троянским конём» Германии, способствующим открытию границ и свободному перемещению людей и идей. Ещё одна цель руководства объединения заключается в том, чтобы научить его членов «быть гражданином рабочего сообщества альпийских стран».

Особой формой межрегионального трансграничного сотрудничества стало объединение «Четыре мотора для Европы», куда вошли экономически самые развитые регионы — Баден-Вюртемберг (Германия), Ломбардия (Италия), Каталония (Испания) и Рона-Альпы (Франция). Существуют и более широкие программы — ИНТЕРРЕГ I, II, III и др., распространяющиеся на целый ряд регионов, которые могут быть разделены между собой и морями. Здесь уже «сетевое» сотрудничество приобретает всеохватный характер, разделяя европейский континент исключительно в соответствии с экономическим критерием. Среди данных программ — «Программа средиземноморской интеграции», связывающая французские Южные Пиренеи с Северной Португалией, а Ломбардию — с Каталонией; «Атлантическая Арка», протянувшаяся от Ирландии и Уэльса до испанской Галисии и Португалии; «Альпийская конвенция» и др. Подобные программы позволяют городским и региональным властям совместно с европейскими институтами планировать международные контакты, полностью обходя национальные структуры и превращая интеграцию действительно во внегосударственный процесс, а «Европу регионов» — в «Европу измерений».

Наконец, третье направление немецкой стратегии ставит целью дробление европейской территории на множество этнолингвистических образований, подчинённых одному общему центру. Речь идёт о создании Европы этнорегионов, значительная часть которых находится на приграничных территориях. В её реализации главную роль играет ещё одна «подставная фирма» Германии — Федералистский союз европейских этнических меньшинств (ФСЭМ)[128], работающий в тесном взаимодействии с АЕПР. Основанный одновременно с Советом Европы ещё в 1949 г. в Версале в рамках общей политики «защиты прав человека», он представляет собой формально независимое объединение (неправительственную организацию), однако значительную финансовую поддержку он получает от МВД ФРГ, которое определяет и состав участников ежегодно проводимых им конгрессов (очередной конгресс состоится в мае 2012 г. в России). В Германии находится и штаб-квартира Союза — во Фленсбурге.

ФСЭМ объединяет сегодня 90 организаций из 32 стран Европы и бывшего СССР, поддерживает контакты с депутатами ЕС, имеет консультативный статус при СЕ и работает в тесной связи с американским институтом «Проект по этническим отношениям», который также действует в рамках СЕ и поддерживается Госдепартаментом США[129].

Надо подчеркнуть, что ФСЭМ крайне осторожен и всегда подчёркивает, что выступает активно против сепаратизма и любого насильственного нарушения границ, не допуская в свои ряды такие организации, которые могли бы его скомпрометировать. Однако своей целью он ставит достижение полной эмансипации этнических групп в рамках политики расширения самостоятельности еврорегионов. В современных условиях, когда с переходом к глобальному управлению идея национально-государственного суверенитета подвергается последовательной компрометации, а вместе с ней сводится на нет и политическая идея нации, идея этноса предстаёт в качестве её замены, принимая форму принципа отстаивания прав меньшинств.

Этот принцип последовательно встраивается Германией в реализацию её стратегии Европы регионов. Поскольку ФРГ считается моноэтническим государством, его воплощение не угрожает её территориальной целостности, зато позволяет поставить вопрос о правах немецких меньшинств за пределами страны. В отношении же других европейских государств он срабатывает как детонатор. Как указывал один из немецких политиков, «необходимо выделить этнический субстрат из его государственной оболочки, прежде чем приступить к новым комбинациям» [130].

В этом отношении связь Союза с АЕПР играет крайне важную роль, поскольку растущая самостоятельность еврорегионов создаёт условия для расширения прав этноменьшинств, проживающих по обе стороны границы, а требование достижения единства этноса, в свою очередь, оправдывает необходимость стирания границ между приграничными регионами.

Соответствующие документы, призванные ввести принцип широкой защиты прав меньшинств в общеевропейскую политику, были разработаны в недрах ФСЭМ ещё в 1960-е гг., но к реализации в жизнь этих программ приступили в начале 1980-х гг., одновременно с воплощением проекта регионализации. Осуществить это было поручено премьер-министру Баварии Альфонсу Гоппелю, выступившему в 1984 г. с инициативой создания всеобъемлющего кодекса в защиту прав меньшинств и предложившему для этого целую серию мер. Однако тогда эта программа не прошла, так как выглядела слишком новаторской. Вторая попытка была предпринята в 1990 г. графом фон Штауффенбергом, работавшим также в тесном контакте с ФСЭМ и представившим на его очередном конгрессе в Мюнхене новую, слегка изменённую программу. Но и на этот раз она не была принята в силу того, что многие европейские парламентарии были обеспокоены теми серьёзными изменениями, которые программа требовала внести во внутреннюю жизнь их государств. Наконец, программа была предложена вновь уже в 1993 г. немцем Зигбертом Альбером, который для облегчения её прохождения в европейских инстанциях разделил её на четыре проекта, два из которых были приняты к обсуждению.

Эти два важнейших документа — «Хартия региональных языков и языков меньшинств» СЕ 1992 г. и «Рамочная конвенция о защите национальных меньшинств» СЕ 1994 г. — и заложили правовую основу для строительства «нового этнического порядка» по-германски.

Оба документа совместно создают условия для осуществления этнической федерализации, поскольку обязывают государства не только способствовать поддержке меньшинствами своей самобытности, но и разрешать использование региональных языков во всех сферах деятельности — в образовании, управлении, юридической, административной, социально-экономической, а также в сфере финансового и банковского регламентирования. Не случайно член юридической комиссии ФСЭМ Г. Коон ещё в 1988 г. сделал следующее заключение: «Защита, разработка и продвижение региональных языков и языков меньшинств являются центральным вопросом политики в Европе и для Европы».

ФСЭМ объединяет представителей различных этносов — как крупных, обладающих своей государственностью, но проживающих в качестве меньшинств на другой территории, так и крайне малочисленных, таковой никогда не имевших. Так, членами Союза являются организации немцев Венгрии, Богемии, Грузии, Казахстана, Узбекистана, венгров Словакии и Румынии, хорватов Воеводины и Словакии, поляков Чехии, чехов Словакии, французских бретонцев, фризов Нидерландов, эльзасцев и лотарингцев Франции, македонцев Греции, финнов Швеции, ингушей и кабардинцев России, крымских татар, венгров Украины, косовских албанцев и др. Входят в него и отдельные регионы — автономная провинция Бозен, автономный регион Трентино - Южный Тироль, земля Шлезвиг-Гольштиния, германоговорящее сообщество Бельгии и земля Каринтия.

Задача союза — унифицировать и интернационализировать требования совершенно разных по положению этнических сообществ. Последние должны отстаивать идентичные положения, при этом всячески подчёркивая своё право на инаковость и различия. При этом совершенно игнорируется тот факт, что некоторые меньшинства совершенно не готовы ни к какой форме автономии, а это раскрывает заказной характер этой деятельности. Осуществляется данный процесс посредством выдвижения соответствующих требований, изложенных в ежегодно принимаемых резолюциях ФСЭМ, направляемых затем для рассмотрения в инстанции ЕС. Со временем требования становятся всё более настойчивыми и решительными, и в настоящее время Союз добивается, чтобы при решении проблем тех этнических меньшинств, которые не имеют государственности, СЕ опирался на признание не прав индивида, а коллективных прав меньшинств и сообществ: «Мы просим, чтобы права индивидов были заменены коллективным правом». Таким образом национальные меньшинства ставят в исключительное, привилегированное положение.

Если миссия ФСЭМ — это мирное продвижение идеи языкового и культурного многообразия и подготовка соответствующих решений СЕ, то выдвижение более радикальных требований и информирование общественности о реальных планах идеологов этнорегионализма осуществляет другая тесно сотрудничающая с Союзом организация — политическая группа депутатов Европарламента «Зелёные - Европейский свободный альянс» («Зелёные - ЕСА»). В неё входят партии, отстаивающие специфику представленных ими в рамках ЕС этнических групп и открыто выступающие за достижение политической автономии. К ним относятся, например, Националистический блок Галего (Галисия), Республиканская партия Каталонии, Эуско Алькартасунаи (Страна Басков), Фризская национальная партия (Нидерланды), Савойская лига (Франция), Окситанская партия (Франция), Союз эльзасского народа (Франция), Бретонский демократический союз (Франция), Партия за корсиканскую нацию, Партия германоговорящих Бельгии, Сардинская партия, Лига «Фронт Венето», Партия за Корнуолл, Уэльская партия — «Плайд Кимру», Шотландская национальная партия, Союз за Южный Тироль, Словенское объединение (итальянская область Фриули - Венеция - Джулия), Спирит (из Фландрии) и др. [131]Некоторые из выступающих за независимость партий уже участвуют в управлении региональной политикой, например Республиканская партия Каталонии (вторая после социалистов партия Каталонии) и Шотландская национальная партия.

Однако деятельность этих партий была бы ограниченной, если бы они не пользовались надёжным покровительством со стороны соответствующих структур ЕС. Влияние «Зелёные - ЕСА» ширится по мере возрастания роли регионов и усиления активности Федералистского союза, и в настоящее время эта группа находится на острие борьбы, играя роль «приводного вала». Среди выдвигаемых ею задач — формирование двухпалатного парламента, передача «децентрализованным властям управления структурными фондами, свобода вводить межрегиональное и трансграничное сотрудничество без вмешательства государства, введение общей внешней политики для Европы и др.



Наилучшим образом о планах Альянса говорит составленная в 2004 г. с его участием и при финансовой поддержке Европарламента карта этнических образований Европы, которая показывает, как мыслят себе эти организации европейское будущее. Фактически все государства Европы оказываются поделены на еврорегионы (во Франции, например, это Окситания, Бретань, Эльзас - Лотарингия), и только Германия остается целостной и даже расширяет границы за счёт территорий Швейцарии и Австрии. При этом выделяются не только этнорегионы, но и «исторические области», как например, в Польше — Силезия, а в Чехии — Моравия.

«Зелёные - ЕСА» связаны не только с ФСЭМ, за ней стоит множество институтов, обеспечивающих проведение согласованной политики всеми автономистскими движениями. Среди них — Европейский центр в защиту потомков меньшинств, Европейское бюро в поддержку редких языков, Федеральный союз европейских меньшинств, Меркатор, Европейский институт народов, Международная хельсинкская федерация в защиту прав человека и пр., также находящиеся под покровом Германии и выполняющие каждая свои определённые задачи. Новое значение контакты между этими организациями приобрели после принятия 1 мая 2004 г. руководителями ФСЭМ Бозенской декларации, которая представляет собой программу действий, разработанную под эгидой Бозенской европейской академии, созданной по инициативе политиков Южного Тироля в 1994 г.

Совместно с Бозенской академией и Институтом Сороса Европейская комиссия создала ещё одну структуру, работающую на поощрение местной специфики и этнических особенностей, — «Платформу за обогащение культурного и этнического разнообразия Европы». На её деятельности сильно сказывается англо-американское влияние, осуществляемое через Международную группу за права меньшинств со штаб-квартирой в Лондоне и американского «Проекта по этническим отношениям» со штаб-квартирой в Принстоне. За спиной последнего стоят Госдепартамент США и известные глобалистские организации — Фонд Карнеги, Фонд братьев Рокфеллеров, Фонд Форда, Фонд Маршалла и др.

В различных регионах Европы на эту идею работает множесто специальных центров, объединяющих представителей бизнеса и националистических организаций, и исследовательских групп. Так, в Швейцарии действует Локарнский институт, привлекающий исследователей, преподавателей, руководителей предприятий, специалистов по маркетингу и экспертов по европейской безопасности к работе над стратегическими проектами. Опору будущего экономического процветания Европы они видят в развитии исторических регионов — Баварии, Фландрии, Каталонии и Бретани, которая мыслится как «внутриевропейский дракон»[132]. Фламандским эквивалентом Локарнского института является аналитическая группа «In de Warande», которая объединила представителей крупного фламандского бизнеса и интеллектуалов, выражающих их интересы, поставивших перед собой задачу разработать конкретные сценарии окончательного раздела бельгийского государства. Итогом их работы стал объёмный документ, опубликованный в 2006 г., носящий характерное название «Манифест за независимую Фландрию в единой Европе». Фактически он представляет собой решительный приговор бельгийской федерации, претендующий на «научное» обоснование раздельного существования двух народов[133].

Для информирования европейской общественности о том, что происходит в сфере защиты прав этносов, в 1999 г. был создан специальный сайт евроменьшинств[134]. Он даёт достаточно полное представление о том, как мыслится сегодня регионалистами «Европа этносов» и каковы их планы на будущее. Здесь даётся полный список этнических и национальных меньшинств Европы (включая этноменьшинства России, Украины, Белоруссии, Кавказа, Турции). Причём интересно, что к меньшинствам относят не только этносы и нации, но и исторические области, такие как Силезия, Моравия, Крым. Далее даются определение разных категорий меньшинств, их классификация в соответствии с теми требованиями, которые они выдвигают, публикуются лингвистические атласы и атласы Европы, с уточнением определений в соответствии с используемыми в международном праве.

Таким образом, движение за автономию меньшинств имеет широкую «крышу» и мощную поддержку, и можно утверждать, что в этих условиях процесс дробления европейских государств на этнорегионы, хорошо управляемый и координируемый, будет продолжаться, вызывая нестабильность, локальные конфликты, а в случае необходимости — состояние хаоса. Главная ставка делается на создание нового, вне-государственного сетевого типа сотрудничества, что создаёт условия для экспансии германского капитала, который получает возможность цивилизованно и тихо, но вместе с тем решительно проникать в самые важные экономические сферы развития соседних государств, делая их всё более зависимыми от немецких интересов.

Однако сегодня вновь, как и в годы нацистского порядка, немецкая геополитика выражает глубинные интересы транснациональных элит. Руками немецких правящих кругов осуществляется расчистка европейского поля для создания глобального мирового рынка, в котором ЕС будет представлять одну из опор мировой архитектуры.

Загрузка...