Теория снега

Вещество белого цвета,

рождённое под открытым небом,

придающее горизонту волнообразность.

Концентрация росы вплоть до оформленья

её двусмысленной сути.

Световые холмы. Пенный мрамор.

В воздухе — ничто. Но на земле —

покрывало гор и целых стран.

Если порошит слегка, то это снег влюблённый,

с поцелуями вручающий посланья

от зимы, дорог и расстоянья.

Бездна терпенья у снега:

чертит и чертит диагонали.

Я устал от его бесконечной

быстроты за окном.

Белизна бледна и безвкусна,

вся в болезненных пятнах сумерек.

Свет сдаёт окоп за окопом,

на месте сбежавших предметов

остаётся один голый звук.

У меня уже голоса нет, только эхо.

Я уже не веду разговоров с другими,

только с собой.

Захочу снова жить — придётся

вспоминать, какой была жизнь.

Так и слепнут?

Сельская ночь, гулкая тишина.

Снег пошёл.

Глядь —

перед нами зимняя сказка.

Пропали прямые.

Торжествуют круги и шары.

Нас обступает окружность.

Зачарована ритмом, навязанным белизной,

уползает, струясь, мистерия ночи.

Снег и луна поглядели в глаза друг другу —

ночь бледнеет и чахнет.

— Жара убивает пустыню

или дарит ей жизнь?

— Жизнь, смерть, снова жизнь для пустыни —

как две сложенные ладони

дня и ночи.

— Когда же она жива?

— Её жизнь — договор

между жизнью и смертью,

скреплённый печатью песков.

— Есть у неё надежда?

— Она до сих пор вспоминает

ледниковый период.

— Ей ночью хватает тени?

— Одна краткая ночь для неё ничто.

Только снег способен

напоить её звёздами вдоволь,

и раскинуть бескрайнюю ночь,

в которой она спокойно и гордо

будет ждать вожделенных льдов.

Будто огромный созревший плод,

сорвавшись с гигантского каменного дерева,

шарообразная совокупность снега

устремляется по неровной наклонной плоскости

с постоянным ускорением

всё решительней и решительней вниз,

под воздействием собственного веса,

служа ярким примером

самоубийства.

Снег живёт и как-то справляется молча.

А ведь это нелёгкий труд — падать

каждый день на огромные ломти мира,

одушевлять тени,

освещать всё

вплоть до сомнения, маячащего на горизонте.

А потом умереть в кулаке, не оставив по себе памяти,

только всхлипнув, как срезанный стебель.

Или зачахнуть под солнцем

с неповторимой в каждом отдельном случае

медлительностью агонии.

Снег смерти

приносят коварные ветры.

Снежные плети, извиваясь, хлещут деревья,

мчатся по лесу туда и обратно,

гонясь за забвеньем.

Раствором влаги и воя

полируют щербатые горы,

и словно больная кровь,

снег оседает везде, где случится несчастье.

Снег сеется и вырастает

в гигантский медленный гриб…

А ветер уносится прочь,

прыгает за горизонт — и только его и видели,

оставляя снег позади

вместе с виной и смертью.

Большая гора страдает в унылую непогоду

под мертвенным снегопадом.

Длинный гладкий гигант

постепенно теряющий память обо всех своих гребнях и впадинах,

ведь снег полирует, упорядочивает, ровняет,

так что уже не найти шершавого нежного склона.

Гора, одетая снегом, так и будет стоять,

как конус в броне молчания.

Лес глубоко уснул

опустив снежные веки.

Дрожат, ни на что не решаясь,

хрупкие бриллианты ночи.

Холод и неподвижность

холодно любят друг друга.

Неслышные отзвуки кружат

в изысканном танце.

Ночь силится охватить

снег своей темнотой

Но тень не ложится на тень,

потому что снег и во сне

не смыкает глаз.