Терминаторы

Глава одиннадцатая

Это был настоящий словесный понос. Вся его накопленная злость вылилась словно гной из нарыва под ланцетом хирурга. Выглядело убедительно. В таких делах иногда ложь со слухами постоянно тащатся за тобой, и нет ни единого проблеска правды. Для такой проникновенной игры актерских данных у Уэйнрайта не хватало. В его словах было слишком много чувства, которое я вполне мог понять и разделить. В прошлом его бурная деятельность уже дважды вредила делу, и каждый раз меня посылали расхлебывать кашу. Мне это не доставляло удовлетворения, поскольку ни в одном провале, по моему мнению, его особой вины не было. Просто Уэйнрайт представлял собой обычного неудачника. Но у Гаффера была своя точка зрения. На его взгляд, ошибки были проявлением глупости, и пусть Господь заботится о неудачниках. По моим сведениям, Уэйнрайт в обоих случаях получил хороший нагоняй, хотя неудачами их считать было трудно.

Теперь он снова по уши увяз и наделал глупостей, а я, как всегда, опять появляюсь на сцене. Можно ли винить его за недостаток братской любви к моей персоне?

— Ну, ладно, — предложил я. — Теперь, когда ты облегчил душу, может посвятишь меня в детали?

Уэйнрайт откинулся на постели и закрыл глаза.

— Сначала гарантии.

— Хватит с меня твоих идиотских штучек. Какие бы гарантии я не дал, впоследствии всегда можно от них отказаться.

— Твое слово.

— Ты мне льстишь. Как ты считаешь, где мы находимся? В лагере бойскаутов? — взорвался я.

— Я тебе не перевариваю, Риз, — проворчал Уэйнрайт. — И это ещё мягко сказано… Но не думаю, что ты сможешь нарушить свое слово. Это уронит тебя в собственных глазах, а вряд ли ты такое вынесешь. Ведь тут истоки твоего хладнокровного…

— Ладно, не стоит вновь крутить эту пластинку. Что я должен тебе гарантировать?

— Две вещи. Во-первых, ты должен дать слово, что, узнав всю историю, не потащишь меня сразу же к Гафферу, бросив Клер на произвол судьбы. Во-вторых, каково бы ни было твое решение, ты поможешь мне вытащить её из этого проклятого госпиталя в какое-нибудь безопасное место, даже если сама она будет против.

— Давай сойдемся на первом, — предложил я, — а оставшийся вопрос оставим открытым до тех пор, пока я поближе не познакомлюсь с деталями. Так тебя устроит?

Он кивнул и попытался собраться с мыслями.

— Мы познакомились два года назад, — начал он. — Как раз тогда меня перевели из центральной конторы в калькуттское отделение… Я имею в виду банк. Она приходила по поводу анонимного пожертвования, полученного на выполнение новой строительной программы. Клер не скрывала своего удовлетворения, но в то же время её разбирало любопытство. Она пыталась вытянуть из меня имя спонсора, но, по вполне понятным причинам, я ничем помочь не мог. В действительности спонсором был Йев Шалом.

Она провела в Калькутте ещё неделю, занимаясь закупками для госпиталя. Пару раз я приглашал её поужинать. Время от времени мне приходилось связываться с ней, и я взял за обыкновение прилагать к официальному письму личное послание.

Вот с этого все и началось. Обычно два-три раза в год Клер приезжала по делам, тогда мы проводили время вместе. Господь свидетель, Калькутта здорово напоминает заброшенную свалку, но после горного отшельничества большой город вносил в её жизнь некоторое оживление. Теперь я смог разобраться в своих чувствах. Такая игра для холостого человека довольно рискованна, так что поначалу мне удавалось держаться в рамках «просто приятельских отношений», но наступил момент, когда это стало невозможно. Тогда я написал Гафферу и сообщил, что хочу выйти из Дела.

— Ты хоть объяснил свои мотивы? — уточнил я.

— Конечно, нет. Мне не хотелось выслушивать от этой грязной старой свиньи никаких скользких намеков. Нет, я просто заявил, что с меня хватит.

— Какова была его реакция?

— Он дал мне шесть месяцев на размышление. Я написал, что мне этого не нужно. Я хотел выйти из игры.

— И что потом произошло?

— Он не ответил, но, поскольку все формальности с моей стороны были соблюдены, я чувствовал себя вправе просить руки Клер.

— Она приняла твое предложение?

— Так далеко я не заходил. Ясно было, что работу в банке также придется оставить, но не это меня волновало. Я не мог себе представить, как Клер променяет свою работу на бридж, женские посиделки и работу в благотворительных комитетах Калькутты. Поэтому хотел предложить ей переложить на меня всю бумажную работу в госпитале. Это и прежде отнимало много времени, а теперь ей одной было просто не справиться.

Такое предложение по почте не отправишь, поэтому я собирался взять в банке небольшой отпуск и приехать сюда. Но тут Гаффер тормознул меня из-за Поляновского. Я не возражал. Это стало бы моей лебединой песней — хорошо поработать и красиво откланяться. Остальное тебе известно. Отчет в Лахоре превратился в самое большое унижение в моей жизни. Я психанул и решил удалиться.

— И что Гаффер?

— Он даже бровью не повел, только предупредил, что может выйти, если я все брошу без официального разрешения. Гаффер заявил, что полевого агента из меня не получилось, но на связной работе в Калькутте хоть какой-то прок будет, и я должен оставаться там до получения уведомления об отставке. Затем предложил очистить помещение, словно выгонял мусорщика.

— Тебе ужасно жаль себя, верно? — съязвил я. — Да меня от тебя тошнит.

— Это у нас взаимно, ублюдок, — бросил он мне в лицо. — Стоит ли продолжать или бросим эту затею?

— Стоит, — буркнул я. — Только полегче на поворотах. Мне нужны только факты. Что же случилось потом?

— Я вернулся в Калькутту довольно поздно, и в квартире меня ожидало письмо от Клер. Ответ на просьбу разрешить мне во время отпуска навестить ферму её отца и съездить в госпиталь. Она писала, что с удовольствием мне все покажет. Ей совершенно неожиданно повезло, и теперь появилось много свободного времени. Последнее время в госпитале был только врач — индус, но недавно появился ещё один. Буквально с неба свалился. Здесь-то ей и пригодилось знание немецкого, поскольку у этого парня нелады с английским и в запасе всего несколько фраз на ломаном урду.

Врач прибыл в госпиталь вместе с пациентом, который серьезно пострадал во время какого-то инцидента в горах. Клер просила все сохранить в тайне, поскольку подозревала, что эти двое путешествовали без официального разрешения: немец просил её не сообщать о них пограничникам.

Ей было все равно, чем они занимаются. Самое главное, что теперь в госпитале будет ещё один врач, а дареному коню в зубы не смотрят.

Можешь себе представить, какое впечатление на меня произвело это письмо. Я ни на миг не усомнился, что этот немец и есть мой старый знакомец из засады, а от предложения Клер провести с ним несколько дней у меня свет померк в глазах. Времени хватило только на то, чтобы успеть на ночной рейс в Дели. На следующий день я уже был в Рамабае и попросил её отца переправить меня сюда, но тот и слушать не хотел об этом. Граница была перекрыта, а ему совсем не хотелось портить отношения с властями. Однако старик умудрился послать ей весточку, и через пару дней появилась Клер.

Так вот в чем дело! Теперь отрывочные факты стали складываться в картину. Я дал Уэйнрайту немного отдохнуть — такие долгие монологи едва ли были ему по силам, но он не стал злоупотреблять моим терпением и продолжил рассказ.

— С первой минуты мне стало ясно, что она расстроена, но долго я ничего не мог от неё добиться, да и потом удалось узнать только некоторые детали: по ночам у немца появлялись загадочные посетители, к тому же у него была рация, что, как тебе известно, в этих краях категорически запрещено. Не сообщив о них пограничникам, Клер себя серьезно скомпрометировала. Если власти раскопают эту историю, одного этого достаточно, чтобы закрыть госпиталь.

Короче говоря, у этого паразита что-то на неё было. Он прямо не говорил, но она реально чувствовала исходящую от него угрозу. По её мнению, в случае неповиновения немец мог шантажировать её отца, а посвящать старика в эти дела совсем не входило в её планы. Я умолял её остаться дома, но Клер категорически отказалась. Да и вообще, какое дело до всего этого могло быть банковскому клерку?

Уэйнрайт перевел дух, старательно избегая встретиться со мной взглядом.

— Так что… в конце концов… мне пришлось…

— Другими словами, ты себя выдал?

— Да, — согласился он. — Можешь сколько угодно хмуриться, Риз, но помни, что однажды ты сделал то же самое.

— Не совсем так, — возразил я. — Это сделали за меня. И мне не на что злиться, В этом случае я поступил бы так же.

— Очень мило с твоей стороны, — пробурчал Уэйнрайт и теперь уже нахмурился сам. — Как бы там ни было, дело обстояло именно так. Поначалу она мне не верила. Ей казалось, что я пытаюсь произвести на неё впечатление. Мы долго препирались, и пару раз всплывало твое имя. Клер тебя не выдала, но я смог легко догадаться о её осведомленности по поводу твоих занятий. Так что мне пришлось упомянуть о нашей совместной работе и высказать свои соображения по поводу личности немца.

Это её не только не убедило, но и лишило меня всяких шансов на взаимность. Я стал ещё одним рыцарем плаща и кинжала, подрабатывающим на стороне на карманные расходы, короче, неким твоим подобием. Она посоветовала мне держаться подальше и предоставить ей управиться с этим делом самой. Ведь сюда она приехала только затем, чтобы прекратить мои шатания по окрестностям. Клер заявила о своем возвращении в госпиталь, где будет дожидаться выздоровления пациента. Тогда её нежданные гости смогут катиться к чертовой матери и оставят её в покое, а госпиталь снова будет в безопасности.

Как раз тогда в окрестностях фермы мы неожиданно нарвались на шайку головорезов. У меня было с собой оружие, да и люди её отца вскоре смогли прийти на помощь, так что нам удалось дешево отделаться. Вот только меня ранили в руку. К счастью, старика в тот день не было дома, и Клер меня немного подлатала…

— Что им было нужно? — полюбопытствовал я.

— После её рассказа у меня никаких сомнений не осталось. Когда она сообщила немцу, что собирается навестить отца, тот выразил крайнее недовольство таким решением. Ведь если в её отсутствие появится полиция, безопасность его пациента будет поставлена под угрозу. Она притворно согласилась, чтобы не накалять обстановку, а ночью тихо ускользнула. Очевидно, он послал своих головорезов с заданием вернуть её обратно.

— Ясно… И, все это зная, она все же решила вернуться назад?

— О, Господи! Мне нужно что-то объяснять? Ты сам её прекрасно знаешь. Проклятый госпиталь для неё — все. Так что вопрос о возвращении просто не обсуждался. Но у неё не было выбора — пришлось тащить с собой меня. Мы добирались окольными путями по ночам. В госпитале мне показываться запретили, и вот я оказался здесь. К тому же моя рана воспалилась, Клер прислала кое-какие лекарства, и только теперь я начал приходить в себя. Вот и все. Что ты теперь собираешься предпринять? — он снова улегся и зло косился в мою сторону.

— У меня нет готового решения, — сказал я. — Прежде всего нужно прекратить грызню и постараться спокойно оценить ситуацию.

Уэйнрайт перехватил мой взгляд и горько усмехнулся.

— Ладно… объявляется временное перемирие.

— Ты видел немца? — спросил я.

— Нет.

— А я видел. Не думаю, что это тот же парень, но это ещё ничего не значит. Ведь, как тебе известно, восточные немцы работают на русских.

— Да. Но, по моим догадкам, они из одной компании.

— Если бы удалось убедить Клер сообщить пограничникам, она бы осталась вне подозрений, — задумчиво протянул я.

— Не выйдет, — решительно возразил Уэйнрайт. — Я предлагал, но она послала меня к черту. Госпиталь для неё святыня, а один из этих бандитов пациент. С таким же успехом можно просить католического пастора настучать в полицию после исповеди.

— Но если это сделаем мы сами… — начал я, но он не дал закончить мысль.

— На меня можешь не рассчитывать. У тебя с ней все кончено, а ещё продолжаю надеяться.

— У тебя нет ни малейшего шанса, — парировал я. — Ты просто ещё один дешевый представитель партии плаща и кинжала, вроде меня. Сам же говорил.

— Еще я сказал, что выхожу из игры. Что бы меня не ожидало, решение остается в силе. Между нами на сей счет не должно оставаться никаких недомолвок, Риз.

— Если ты думаешь, что тебе позволят окопаться в этих местах, ты просто дурак. Гафферу стоит только намекнуть индусам с пакистанцами, и ты вылетишь отсюда, как пробка из бутылки, с запретом проживания на всем субконтиненте.

Он присел на постели и взглянул мне в лицо.

— Если ты собираешься настучать в полицию…

— Остынь. Я просто размышлял вслух. Поход в полицию ни к чему хорошему не приведет. Они передадут тех двоих военным, те их допросят, ничего не добьются и депортируют в страну проживания. Для меня они станут так же бесполезны, как том «Капитала» с автографом автора.

— Если я правильно понял, это все, что тебя интересует? — холодно подытожил Уэйнрайт. — Ты хочешь только проследить их связи и в результате получить свой чек. Клер для тебя уже ничего не значит?

— Даю слово, я сделаю все возможное, чтобы уберечь её от любой опасности. Давай больше не будем к этому возвращаться.

— Хватит говорить только от себя, я же говорил «мы».

— Ну, ладно, «мы». Но в то же время я в отставку не подавал, и как только Клер будет в безопасности, оставляю за собой право действовать по своему усмотрению. Да, если тебе так больше нравиться, хочу получить свои деньги. Последний раз говорю, давай кончать эту свару.

— А кто её начал? — буркнул он. — Ты и твой Всемогущий Господь…

Я встал и направился к двери.

— Делай что хочешь, Уэйнрайт. У нашего союза нет будущего. Ты уже решил, что и как лучше… Только не лезь ко мне, когда займешься им, а не то пожалеешь.

— Извини, погорячился, — промямлил он. — Прекрасно знаешь, что сейчас я сам ни на что не способен.

Я вернулся к своей койке.

— Ладно, согласен. Не хочу тебя ещё раз тыкать носом, но ты должен понять: или мы кончаем с детскими обидами и будем работать, как взрослые люди, или разбежимся.

Он недолго колебался и смущенно протянул мне свою руку, а я с не меньшей застенчивостью её пожал.

— Ладно, — буркнул я и сел на место, — продолжим. Что это за пациент? Были у Клер хоть какие-то предположения на его счет? Что это за птица, и что с ним случилось?

— У него серьезный перелом ноги и травма головы, а что?

— Меня только что осенило: а ведь это мог быть Поляновский.

— Нет. Он типичный англичанин, — покачал головой Уэйнрайт. — Клер говорила, что он бредил, когда его принесли. И можно было догадаться об авиакатастрофе. Немец, видимо, очень хороший хирург. Он сделал рентген, наложил гипс и провел трепанацию черепа. К тому же этот тип взвалил на себя немалую часть работы по госпиталю, и это ещё одна из причин, по которой Клер не хочет связываться с полицией. Сам знаешь — у медиков о человеке судят по квалификации. Они так и ходят друг за другом. У неё только одно желание: пусть они уйдут сами.

— Жаль, что мы не можем чем-то их пугнуть, — заметил я. — Это могло бы избавить Клер от их присутствия, а мне удалось бы за ними проследить. Насколько я понимаю, ты не будешь возражать против того, что сейчас я говорю в единственном числе? Иначе мы опять рассоримся.

— Я готов терпеть до самой могилы, — улыбнулся он, но тут же снова стал серьезен. — Ты действительно считаешь, что меня вышвырнут отсюда, если мне захочется осесть в этих краях?

— Все будет зависеть от обстоятельств твоей отставки, — сознался я. Если она произойдет с согласия и одобрения Гаффера, тебя могут оставить в покое.

— Хотелось бы верить, — нахмурился Уэйнрайт. — Этот ублюдок наверняка захочет заставить меня ещё раз поработать на него.

— Это меня не удивит, — недобро усмехнулся я. — Но если Клер узнает, останется только уповать на Божью помощь.

— Ты хочешь сказать, что выхода нет?

— Нет, раз уж тебе приходилось на них работать. Могу напомнить ещё кое-что. Ты, вероятно, это знаешь, но боишься признаться самому себе.

— О чем ты?

— В действительности никто не может выйти из Дела. Это как наркотик. Его можно ненавидеть, можно преодолеть эту привычку… или думать, что с ней покончено. Приходит день и кто-то просит тебя об одолжении, а ты заявляешь: «Нет, брат, я видел свет, я спасен». Потом ты размышляешь, точнее говоря, оправдываешься перед собой — патриотизм, ненависть к Ним и так далее. И не успеешь оглянуться, а тебя уже нагрузили ушлой работенкой. Ты говорил, что я сделал это ради денег. Ну, в какой-то мере ты прав. Без чека я определенно и пальцем не пошевелю. Это подорвало бы мое профессиональное реноме, а эта штука слишком много значит. Так что чек это ещё не все.

— Не отталкивай меня, — с чувством продекламировал он, — тогда сможешь совместить патриотизм и деньги одновременно.

— Хотел бы я знать, так ли это.

— А я нет. Не люблю гадать.

— Чушь. С чего ты взял, что Гаффер не даст тебе уйти? Будь ты растяпой, тебя уже давно бы с треском вышибли. С соответствующими мерами против утечки информации, конечно.

— Хочешь поднять мой моральный дух?

— Нет, с какой стати? Я тебе ничего не должен. Если говорить начистоту, ты мне тоже не нравишься. Противно видеть, как бесцельно пропадают талант, опыт, годы тренировки! Терпеть не могу, когда этот старый ублюдок Гаффер так издевается над человеком. Вот и все, дошло до тебя? Ты терпеть не можешь эти отчеты. Я от них тоже не в восторге. В нашем Деле нет ни одного человека, который не был бы с этим согласен. Но не надо перегибать палку. Он просто проверяет все и вся — пядь за пядью. Эту технологию он позаимствовал у Военно-воздушных сил во время Второй мировой. Мне приходилось сталкиваться с бывшими пилотами-истребителями, которые тоже прошли через это. Руководству требовались реальные цифры вражеских потерь. Недооценка сил противника могла стать роковой. Поэтому если по возвращении с боевого задания парень утверждал, что сбил троих, над ним посмеивались, обзывали, буквально издевались. Если у него были хоть малейшие сомнения в своей правоте, он давал задний ход, а если был абсолютно уверен — твердо стоял на своем. Некоторые пилоты теряли самообладание, доходило даже до мордобоя, но только настоящий параноик после подобной мясорубки мог выдавать желаемое за действительность.

— Ты действительно предан нашему делу? Раньше и я с издевкой спрашивал об этом, но теперь не до шуток, — медленно выговаривая слова, сказал он.

Мне стало не по себе, но я ухитрился неуклюже кивнуть и невнятно пробормотать:

— Ну… гм… возможно и так. Ведь это кое-что для меня значит. Господи, я всегда буду повторять — дело важнее проблем одного человека. Как хочешь, если уж так приперло, уходи… Но я абсолютно уверен, что тебе не удастся полностью вычеркнуть это из своего сознания.

Я действительно не хотел его отставки. Пока он был в деле, шансов увести мою девушку у него было не больше, чем запихнуть масло раскаленной булавкой в задницу дикой кошки.