Точка сингулярности

Глава 3. «Миротворец»

Великий Разлом, словно сами каменные ладони Земли, сомкнувшись, бережно несет в себе каплю жизни, встречая и провожая навсегда воды великой реки. Капризные ветры гонят волны от каменистого берега на восток, мешая рыбакам вернуться домой со своим уловом. Не этот ли ветер привел сюда Назаретянина?..

Симон ворочался на неудобной, давно высохшей и побуревшей травяной подстилке, брошенной под раскидистой сикоморой. По мере того как блекли лучи опускающегося в багровые тучи солнца, он подмечал, как за покосившимися кольями давно рухнувшей ограды, приваленными осколками валунов, отделяющими их пристанище от пыльной дороги, редкие запоздалые жители Галилеи спешат вернуться в Капернаум. Город, лежащий в получасе ходьбы на север от давно заброшенной рыбацкой хижины. Братья возились возле очага, куда Андрей еще при свете дня навалил крупного сухого хвороста. Симон устал. Он думал об Учителе, который никогда не устает. Он думал о слухах об Иоанне, голову которого слуги царя бросили к ногам молодой распутницы. Ему было жаль их всех. А особенно жаль Учителя. Он пытался убедить себя в том, что эта жалость и есть искорка костра той самой огромной всепоглощающей любви, о которой говорит Учитель. Но чувствовал предательскую соленую примесь вкуса страха на губах. А страх и любовь несовместимы. Прибившаяся к ним вчера бродячая собака подняла отчаянный лай из придорожных кустов. И вслед этому лаю из темноты показалась высокая фигура путника, с головой укрытого длинным, до самой земли, черным покрывалом. Его посох бесшумно коснулся каменной россыпи на обочине. Не было слышно даже шарканья его ступней об остывающую, вытоптанную уже до него сотнями ног землю. Было в нем что-то неестественное, что-то неправильное. Черный балахон, как будто только что выстиранный в водах Галилейского моря и заново выкрашенный. Без следов пыли даже на обрезе, скользящем по земле. Кому вообще может прийти в голову красить виссон в черный цвет и обматываться им с ног до головы? Симон вскочил на ноги, преграждая дорогу незнакомцу. Но в этот момент рука Учителя легла ему на плечо.

– Проходи к нам, добрый человек. Присядь, если ты устал после длинной дороги. Я омою твои ноги родниковой водой. Утоли голод и жажду. Расскажи, если хочешь, о заботах, заставивших тебя отправиться в дальний путь.

Симон нехотя сделал шаг в сторону, открывая незнакомцу путь к костру и… Учителю. Но тот не двинулся с места. Несколько мгновений они с Учителем молча смотрели друг на друга, а затем Учитель указал рукой на вход в старую рыбацкую лачугу, приютившую их, и, развернувшись, первым двинулся вперед. Незнакомец все так же молча последовал за ним, чуть ускорившись, так что они практически вместе пересекли порог. Симон поежился. От этого… путника вяло какой-то странной потусторонностью. Некоторое время Симон изо всех сил прислушивался к тому, что происходит в хижине, будучи наготове в любой момент прийти Учителю на помощь, но все было тихо. И только когда он слегка расслабился, то ли ветер коснулся широких листьев египетской смоковницы, то ли в ушах Симона пронесся глухой свистящий шепот…

– …искупитель, сын Творца всего сущего, я пришел к тебе задать всего один простой вопрос…

– Я знаю, о чем ты хочешь меня спросить, но готов ли ты услышать мой ответ?..

Похоже, эти слова расслышал не один Симон. Остальные ученики так же настороженно косились в сторону рыбацкой хижины, но, не смея побеспокоить Учителя без его разрешения, через некоторое время вновь принялись за свои дела. Будет на то воля Учителя – он призовет их. И только Симон оставил свои дела и, как верный пес, присел у входа, на всякий случай, заслонив его своим телом, хотя, похоже, ничего опасного ни в лачуге, ни вокруг не происходило. Только спокойный голос Учителя навевал дрему.

Неизвестно, сколько времени провел Симон на пороге лачуги. Костер очага давно превратился в кучку черных, как одежды незнакомца, угольков. Пронизывающий холодом порыв ветра заставил его поежиться и открыть слипающиеся глаза. Хотя Симон готов был поклясться, что дверь в хижину не открывалась, незнакомец стоял к нему спиной. Черная фигура на черном фоне ночного звездного неба резко поменяла очертания, превратившись в шар, который быстро и бесшумно взмыл вверх, туда, где скрывается вечность, украшая себя яркими ожерельями мерцающих огней.

Утром Андрей и Матфей пытали невыспавшегося Симона о том, с кем Учитель так долго беседовал ночью. Почему незнакомец ушел, не дождавшись рассвета? Видел ли кто его лицо? И только Иаков, молча слушавший вопросы братьев своих, увидел Учителя на пороге лачуги и, вскрикнув от радости, бросился к нему, прильнув к одеждам его.

– Скажи нам, Раве, с кем был ты этой ночью, а то в смятении ученики твои. Не лукавый ли предстал искушать тебя?

Учитель улыбнулся и протянул свои руки к ним.

– Нет, то был враг его. И нет ему имени для вас, а если бы было, то ужаснуло бы имя его. Погубили бы одежды его коснувшихся их. Я скажу вам другое. Услышите вы притчу, которую он благодарно унес с собой:

«Были два соседа, и был большой валун, разделяющий их земли. Однажды увидел один из них второго с мотыгой в руках, толкающего валун из своей земли на его землю. Схватил тогда сосед маленький камень и швырнул в него, а другой швырнул камень в голову первого. Так швыряли они камни друг в друга, пока не упали без сил. А валун так и лежал на своем месте. А вечером случилась буря, и вырвала она деревья и кусты, и подняла в воздух и разбросала вокруг. И тогда соседи спрятались за валун и переждали бурю под его защитой, и, избитые, обняли друг друга, и склонили головы повинные друг пред другом. И простили они себя пред собой и пред Господом своим. И были они прощены Им».

Симон первый прервал молчание слушавших:

– О чем сия притча, Учитель? О том, что должно простить и простится тебе?

Назаретянин улыбнулся ему своей открытой, полной любви улыбкой, словно свет утренней зари коснулся Симона, и добавил:

– Не только об этом, но и о том, что предел раздора может стать пределом примирения, если Господь, Отец наш небесный, даст нам того…

Иоанн почесал за ухом и вновь бросил пытливый взор на учителя.

– А будет ли дадено нашему гостю?

Учитель от смеха хлопнул в ладоши и обнял Иоанна.

– Вот вы маловеры. Ему уже дадено. Каждому будет дадено по вере его и трудам его…

Система была необычна. Восемь крупных планет вращались строго в плоскости эклиптики одиночной желтой звезды. Причем как минимум три из них не только находились в «комфортной» зоне, но и имели твердое ядро подходящего размера. А вокруг самой крупной из них вращался спутник. Это важно. Зона удаления планеты от звезды и класс яркости светила предполагали наличие жидкости на ее поверхности, спутник же мог при этом обеспечивать циркуляцию жидкости, увеличивая шансы на наличие здесь развитой жизни. Впрочем, система была слишком молодой для развитых разумных форм, да и техногенный шлейф явно отсутствовал, но шанс был. И шанс был очень неплохим. Именно такие планеты и интересовали Могущественных в первую очередь. Будущая сверхсистема нуждалась в уже подготовленном «рабочем материале», поскольку массовое воспроизводство собственных особей было невозможно. Ищущий Бездну был горд собой. Первый же его разведывательный полет в качестве ведущего эскадры меченосцев сулил ему успешное выполнение задачи. Эскадра выравнивала скорость, выходя на орбиту третьей планеты этого мира. Полезные готовили сеть автоматических станций наблюдения. Флагман разворачивался, принимая низкую орбиту. Шесть кораблей прикрытия выстраивались в сторожевое кольцо. Все шло замечательно, пока…

Со стороны звезды появился неизвестный корабль. Да не просто появился. Его траектория, ускорения, с которыми эта траектория менялась, нарушали все известные Ищущему законы мироздания. Только убогий стагна не смог бы однозначно ответить на вопрос, искусственный или естественный это объект. Мало того, тактика его поведения была однозначно агрессивной. Корабль собирался его атаковать. Вот это событие выходило за любые рамки любых полномочий, любого уровня доверия особи его поколения. Никогда еще, со времен Изгнания, нигде в галактике, никто из Могущественных не сталкивался с цивилизацией, вышедшей за пределы своей планетарной системы. Так что на плечи скромного разведчика упала тяжелая ноша первого контакта, а точнее, Первого Боя с гипотетическим соседом. Системы отражения атаки не были столь разборчивы в высоких материях и уже перестраивали ордер. Оставались считаные секунды до момента входа корабля в зону поражения главным калибром меченосцев. И рука Ищущего бросила полезным однозначный жест на активацию залпа. Сам Ищущий еще ни разу не принимал участие в схватке с противником, представляя ее в общих чертах, но «все когда-то бывает в первый раз».

Трехлучевые орудия кораблей под управлением единого центрального поста ахнули в пространство, и… такого Ищущий не смог бы представить даже в страшном сне, если бы его научили спать. Черный объект, продолжавший неестественно быстро приближаться к эскадре, мгновенно развернулся в многослойную ячеистую структуру, полностью освободив пространство в той точке, куда целились меченосцы. Точка гравитационного резонанса залпа оказалась в центре гигантского бублика, состоящего из тысяч отдельных объектов, продолжающих следовать общим курсом, было видно, как волна резонанса перераспределяется в пространстве, отражаясь от этого бублика, как от гигантского зеркала. Как меняются ее фокусы. Как само пространство выгибается простыней, и… хлоп… два меченосца, полностью прикрытых защитным полем в межзалповом распределении щита, мгновенно окутываются плазмой ужасающих по силе взрывов. А бублик вновь преображается в сферическую форму и мгновенно ныряет в сторону флагмана. Еще один совмещенный залп, и еще два меченосца прикрытия вспыхивают огненными шарами. Лишь два корабля прикрывают флагман, совершающий маневр разгона с выходом из системы. Главное теперь – донести запись произошедшего до старейших, только это, и больше ничего не может быть важнее. Эсминцы прикрытия прекращают пальбу и всю свою энергию преобразуют в силовой защитный кокон с фокусировкой на флагманском корабле. Сфера же явно не торопится их догонять. Ищущий начинает постепенно приходить в себя от позора беспомощности, сковавшего его. Их эскадру раскидали в течение всего нескольких минут скоротечного боя? Да какого боя. Их просто потыкали носом в экскременты низших. И теперь спокойно наблюдают за их бегством, даже не пытаясь добивать. А то, что этот черный монстр способен их и догнать, и просто ненароком раздавить, у Ищущего не оставалось никаких сомнений…

Относящийся привстал с каменного насеста с углублениями для кончиков крыльев и, расправив спину, прошелся по верхнему залу галереи Дворца Забвения. Висящее перед насестом объемное изображение записи Первого Боя потускнело, архив на кристалле, поставленный на паузу с пятисекундной задержкой, погрузился в спящий режим сокрытия. Кристалл был очень древним, он хранился здесь под печатью «Не существует» почти с самого момента великого изгнания. Печать «Не существует» не позволяла не только копировать хранящуюся на кристалле информацию, но и просматривать ее, если только малая Аала всех четырех трапеций специальным наложением не давала одному из древнейших с высоким уровнем доверия беспрецедентное право. На кристалле хранилась исчерпывающая информация по теме Черного Стража. Ищущий добрался до планеты, бывшей тогда центром ареала и Первым Миром Могущественных в системе Изгнания, пребывая в депрессивной прострации. Его так и не смогли вернуть к активному восприятию мира. Фиолетовые забрали его себе. Но он не стал последним, кого коснулась десница Стража. Еще пять экспедиций пропали бесследно в скоплениях рукава Персея… Относящийся вернулся на насест, и кристалл, чувствуя присутствие Могущественного, вновь развернул перед ним древние записи. Вот объемная карта с отметками последних сообщений, дошедших от эскадр. Каждая последующая встреча со Стражем, если сравнивать ее с предыдущей, происходила ровно в половине расстояния от Мира Изгнания. Понимание неизбежной катастрофы подтолкнуло тогда старейших к прекращению активного поиска новых населенных миров, отзыву всех тридцати пяти эскадр к центральной планете и подготовке к встрече с неизвестным нечто.

Объект однозначно не был естественным проявлением стихии, но он не был и боевым кораблем, то есть вооруженным и защищенным транспортным средством, командование и управление которым выполняется тем или иным видом мыслящих существ. Он не имел классической компоновки, не имел двигателей, не имел каких-либо явных конструктивных узлов. Зеленая Аала настаивала на немедленной эвакуации архоида, но осталась в меньшинстве. Во-первых, у них тогда просто не было необходимого количества ресурсов. Во-вторых, архоиду в период фетального развития ничто не угрожало, даже взрыв сверхновой внутри самой системы не смог бы причинить ему никакого вреда. А в-третьих, что это меняло? Никто не мог даже предположить, на какое расстояние нужно было бы перемещать планету для гарантированного обеспечения безопасности… Желтая трапеция предложила разделить ключевые миры, мир Власти трапеций и Первый мир перенести ближе к центру галактики, при этом разместить их друг от друга на расстоянии одного крыла. Мир Изгнания оставить в покое, не привлекая к нему излишнего внимания, посещая его только в верхней точке цикла, когда нужно было принять новое поколение. Фиолетовые настаивали на попытке установления контакта с объектом, который если и не предотвратит дальнейшую агрессию, то хотя бы прояснит ее мотивацию. Алые отвергли все предложения и настояли на том, что враг должен быть уничтожен, и чем скорее, тем лучше. Ибо само наличие этого врага никогда не позволит Могущественным спокойно распространять свою миссию на всю галактику… Много позже описываемых на кристалле событий, освоив и отработав на тысячах миров проникающие технологии исследования и проанализировав по косвенным признакам характеристики объекта, Фиолетовые выдвинули гипотезу о структуре зеркал точки сингулярности и о пространственно-временном резонансе, частично объясняющую этот феномен. Однако признавать ошибки было поздно, да и вредно, так, по крайней мере, сочли мудрейшие всех четырех трапеций власти…

В самом дальнем от Относящегося углу большого зала дворца, со стороны раструба, соединяющего уровни, послышался шелест крыльев поднимающегося вверх Хранителя. Время, отведенное на присутствие, истекало. Относящийся еще раз вернулся к записи Первого Боя. Странно, что нигде в заветах и комментариях не отражен тот факт, что Страж никогда первым, а точнее, вообще никогда не применял оружия. Ведь очевидно было, что он его просто не имел.

Наложение позволяло Относящемуся прикоснуться и к архиву с документами о Великом Разгроме. Но это он решил отложить на пару оборотов, хотелось немного поразмышлять о познанном, тем более что в течение двадцати оборотов, выделенных Аалой на принятие решения, ему предписывалось оставаться в одиночестве. Хранитель остановился в десяти шагах от Относящегося в позе вежливого ожидания. Могущественный свернул трехмерную картинку архива и, сложив кончики крыльев в знаке малой признательности, отошел от насеста к открытому балкону с низким парапетом, выходящему в сторону кипящей реки. Два мощных взмаха крыльями подбросили его метров на пять вверх. Развернувшись над парапетом, он вылетел из Дворца Забвения и, планируя над невысокими сопками, перешел в горизонтальный полет на север от дворца.

На что это было похоже? Наверное, ни на что. Может быть, на работу биологов в герметичном автоклаве с просунутыми внутрь рукавами перчаток из толстой, но гибкой, армированной волокнами резины? Да пожалуй, нет. Если кто-то из вас помнит, как учился ездить на велосипеде, то наверняка не забыл, что самое простое – это медленно катиться вниз, не трогая педалей, и с трудом удерживать равновесие, намертво вцепившись в руль онемевшими пальцами. Вот именно равновесие пытался удержать Хоаххин, постоянно соскальзывая во времени, от ровного течения которого он успел отвыкнуть. «Сфера» то проваливалась в прошлое, то подпрыгивала в будущее, и от этого мельтешения его мутило. Еще все это можно было сравнить с попытками начинающего пловца удержаться на поверхности океана в легкое волнение. Который, отплевываясь, с ужасом наблюдает за приближением очередного пенистого гребня, а затем кувыркается в накатившей волне, обреченно понимая, что она тащит его вдаль от берега, подставляя под новый удар водяной стены.

Первый же прыжок выбросил Хоаххина к «родным берегам», сквозь тонкую пленку натянутого пространства он увидел орбитальную крепость, разукрашенную сине-красными полосками вперемешку с белыми звездочками. Давно забытое чувство близости дома подняло в нем такую волну эмоций, что он тут же попытался хоть как-то заявить о своем присутствии. Словно плывущий на обломках мачты несчастный рыбак, завидевший перед собой высокий борт сухогруза, Хоаххин начал биться в истерике, а единственное, что пришло ему в голову, была старая добрая морзянка, уроки которой он усвоил, еще будучи послушником Храма Веры. Но волна отхлынула с осознанием того, что не за этим он прошел такой длинный путь, да и незачем пугать своими маневрами дремлющих в крепости американцев. У него не было времени на суету, у него вообще не было времени, потому что он был вне этой белой реки, а значит, в его распоряжении была целая вечность. Причем не просто вечность в понимании одного направления этого вектора. В его распоряжении была Вся Вечность без начала и конца.

Как говорил профессор наа Ранк, если перед вами стоит стена неразрешимой задачи, не нужно кидаться на нее и биться о ее непреодолимую твердь своими мягкими мозгами. Сначала нащупайте в этой стене отдельные камни и тонкие щели между этими камнями. Потом найдите самую широкую щель и осторожно попытайтесь пальцами эксперимента выковыривать из нее факты. Потом постарайтесь раскачать самый маленький камень непонятного, расширяя и расширяя щели вокруг него. Только терпение и беззаветный труд тысяч дают однажды одному, самому прозорливому право вынырнуть из ванны и заорать «эврика», а другому, не менее искушенному, пусть и прижатому «общественным» мнением к стенке, заявить: «И все-таки она вертится». Поэтому Хоаххин, ныряя и отплевываясь, отгребая и опять ныряя, решил начать с самого простого. Отогнать Могущественных от колыбели человечества, от матушки Земли, и отогнать так, чтобы у них долго не возникало желания двигать границы своего влияния в этом направлении. Хоаххин окружал систему своей заботой, как «стеной невмешательства». Он точно знал, как это важно сделать, пока еще теплокровные не доели останки пресмыкающихся, пока растительность не насытила атмосферу кислородом и первая дубинка с треском не опустилась на голову саблезубого тигра.

Исходя из все той же велосипедной терминологии, упражнения по удержанию равновесия во времени и пространстве отличались от упражнений по преобразованию собственной структуры резонанса так же, как езда в булочную с авоськой отличается от фрирайда. Страшно, интересно и страшно интересно одновременно. Ведь сфера – это самая оптимальная фигура в трехмерном пространстве, минимальная площадь поверхности, равномерное распределение содержимого относительно центра фигуры. Для того чтобы создать шедевр, как всем известно, скульптору просто нужно отсечь от оптимального все излишнее, а в каждой шутке всегда присутствует доля шутки.

Встречи с Могущественными Хоаххин приберег на завершающие стадии тренировок, справедливо полагая, что хоть это еще совсем не те Алые Князья, с которыми он привык иметь дело в своей предыдущей, такой простой и понятной жизни, но нужно отдать им должное и не соваться в пекло на шару. Именно в Солнечной системе стоило попробовать сунуть палку в их муравейник и посмотреть, во что это все выльется. И результат его вполне удовлетворил, не слишком крупные эскадры Могущественных, по крайней мере, на этапе полного непонимания ими его слабых и сильных сторон, он вполне себе мог гонять и в хвост и в гриву. Тем более что их самоуверенность и необузданное нахальство дали о себе знать при первом же контакте. Никаких вооружений у него не было, да и не имело это совершенно никакого значения, если ты можешь правильно использовать то, чем обладает сама Вселенная. Всего несколько законов, количество которых можно посчитать на пальцах одной руки, помноженные на бесконечное разнообразие их сочетаний, предоставляли совершенно невообразимые возможности как для созидания, так и для разрушения того, с чем так бережно и увлеченно возился Творец.

После шестой «встречи» с эскадрами в системах рукава Персея Хоаххин понял, что его тактика по перераспределению и направленному отражению залпов может быть эффективной только при столкновении с одиночным «Скорпионом» или с действующей единым ордером их небольшой группой. Как только начиналась хаотичная пальба со всех сторон, эта тактика переставала работать, а попадание в него из фазированного гравитационного орудия, даже малой мощности, выбрасывало его из той точки пространства-времени, где происходил бой. Приходилось вновь выходить на нужную позицию и начинать все с начала, это было не смертельно, но очень неприятно. Падение с велосипеда всегда неприятно, причем не только для велосипеда. Поэтому для осуществления плана по подавлению Могущественных на их базовой планете Мира Изгнания, который когда-то в будущем получит новое имя Зоврос, необходимо было действовать по принципиально другой схеме.

Атриум Отчуждения располагался на верхушке самого высокого пика северной гряды и издавна считался священным местом раздумий. Прилететь сюда мог каждый, но каждый, покинув пик, должен был принять решение, по значимости сопоставимое с личным выбором жизни или смерти. Здесь не было ни укрытий от холодного пронизывающего ветра, ни удобных сидений или мягких подстилок. Только ровная каменная тридцатиметровая площадка, с которой можно было наблюдать рассветы, закаты и движение звезд по ночному небосклону. Относящийся, заложив три ритуальных круга, хлопнув крыльями, мягко опустился на ее край и, не торопясь, побрел в ее центр. Ему предстояло провести здесь все время, отпущенное Аалой на то, чтобы взвесить все аргументы, и не важно, кем и как давно они были высказаны.

Авторитет Алой Аалы существенно вырос именно после Великого Изгнания. Возможно, некие зачатки Алой волны бродили в среде Могущественных и до того момента, когда Изначально Изгнавший отринул их от себя как отрезанный ломоть. Но эта тема не поощрялась теперь ни одной из трапеций власти. Все сходились в том, что заветы Изначально Изгнавшего есть единственная ниточка, соединяющая их с прежним миром, а путь, начертанный этими заветами, есть единственно возможный путь для их рода. Однако, как только речь заходила о причинах, речь эта пресекалась в корне, жестко и без оглядки на положение и заслуги того, кто посмел затронуть запретную тему. А может, все дело и было в вызревшем в их среде и окончательно оформившемся стремлении к парадигме Алой волны? К такому решению Относящегося подталкивало и понимание того, что миссионерство и экспансия – это не одно и то же, а эта разница и укрывалась где-то в складках этой парадигмы. У Могущественных просто не было других вариантов расширять свою сферу влияния, на которой они и воплощали свое предназначение, без использования элементов паразитизма на населении неразвитых миров. У них просто не было и не могло быть достаточного количества собственных особей для расширения этой сферы без построения сословно-видовой пирамиды и включения в нее все новых и новых членов. Зато у них была сила, желание и возможность подчинять других. Не встречая достойного сопротивления, они привыкли к своей «непогрешимости» и постепенно никем не высказанную открыто ересь приняли для себя как данность, приравняли себя к Творцу…

Относящийся плотнее сжал крылья над головой, принимая позу первородного кокона. Но даже это усилие не смогло скрыть ощущения того, что перед ним возникло что-то огромное и абсолютно темное, полностью поглотившее пробивающийся даже сквозь кожу перепонок свет дневного светила. Он отвлекся от блуждающих в голове мыслей, приоткрыл веки своих черных, как бездна Барлака, глаз и слегка раздвинул шатер из крыльев.

– Не Имеющий Имени приветствует тебя, мудрый отшельник.

Эта фраза кольнула его мозг, словно раскаленная пыточная игла. Нарушение Отчуждения было не только попранием всех возможных традиций и устоев, это было просто немыслимо. Но огромный черный силуэт лишь издали напоминал форму тела Могущественного, не более чем снимок планетарного рельефа, сделанный с удаленной орбиты, может напоминать иногда очертания лица. Холодные пальцы давно забытого отчаяния перед возможностью гибели бессмертного существа ненадолго ухватили Относящегося за горло. Но он не без усилия заставил себя ответить на формальное приветствие:

– Относящийся приветствует тебя, Не Имеющий Имени.

И эти, произнесенные им самим, странные слова вернули ему самообладание. Относящийся распахнул крылья и встал перед «собеседником» во весь свой немаленький рост.

Почему-то он сразу понял, кто или что перед ним. Но от этого понимания не делалось легче. Страж, возвышаясь над Могущественным совершенно непроницаемой черной скалой, застыл на долгие, показавшиеся Относящемуся самим воплощением вечности, несколько мгновений.

– Готов ли ты ответить мне на простой вопрос, Относящийся? Или твой страх лишил тебя мудрости?

– Скромный отшельник, потревоженный незваным гостем, не имеет так много мудрости, чтобы его можно было этого лишить.

– Скажи мне, отшельник, призванный изменить ход истории этого мира, учил ли Творец твой род искоренять во вселенной ростки разума? Учил ли он вас высокомерно взирать на муки отчаявшихся и приговоренных? Учил ли он вас подчинять себе то, что создавал на благо всем? Ответь мне и я отвечу тебе. Ты ведь здесь для того, чтобы найти ответы? Посмотри на меня, я покажу тебе, что возложенная на вас миссия может быть возложена на других…

Слова перестали отделяться одно от другого. Все сказанное вливалось в Относящегося не просто набором звуков и их сочетаний. Стремительные и беспощадные образы уже когда-то познанных Относящимся событий и событий, которым только предстояло еще произойти, ломали в разуме Могущественного перегородки, отделяющие значимое от неважного, чужое от личного, скрываемое от высказанного. Они выжигали в его голове ограничения и табу, навязанные ему извне или принятые добровольно. Они освобождали место для чего-то гораздо более ценного. Для себя.

– Ты сам знаешь ответ на свой вопрос.

– Теперь и ты его знаешь!

Относящийся, ошарашенный познанным, оперся кончиками крыльев о каменную плиту, лежащую у него под ногами. Незачем было больше летать во Дворец Забвения, незачем было ломать голову над простым и очевидным, незачем было укрываться от мира куполом крыльев.

– Зачем ты помогаешь сейчас, почему не тогда?

– Разве?

Теперь вся картина происходящего полностью выстроилась в закономерную и понятную цепочку, любые вопросы стали просто неуместны. Никаких дежурных прощальных фраз или абсурдных и наигранных послесловий не понадобилось. Относящийся спрыгнул с атриума и, расправив крылья, не оборачиваясь, помчался обратно на юг.

– Если ты не знал этого раньше. Черный и светлый – это не цвета. Это абсолюты. Сущность черного абсолюта состоит в способности «слушать и слышать», впитывая в себя все, не упуская ни капли из того, что достигло его рубежей. Черный – это всепоглощающий абсолют.

И наоборот, светлый – все отдающий. Достигнув конечной точки самосознания и слияния с пространством и временем, светлый, как взорвавшаяся сверхновая, исторгает из себя озаряющий хаос свет, ярче которого не бывает ничего. Это свет истины, свет любви, если, конечно, этими двумя, пусть и очень глубокими, словами можно определить одно всеобъемлющее понятие. Светлый и есть само пространство и время.

А все остальное… Красное, желтое, зеленое, фиолетовое… Это лишь дороги, ведущие в разные стороны.

– Поэтому они такие разноцветные? Они потерялись?

– Да. И когда ты вырастешь, ты поможешь им найти себя. А сейчас тебе пора спать, потому что завтра на заре тебя ждет новая игра.

– Интересная?

– Очень интересная! Ты будешь учиться надувать мыльные шарики. Они будут сиять всеми цветами радуги, переливаться, как тысячи далеких огоньков, водить хороводы, собираться в стайки. Их будут сотни, тысячи, мириады. И в каждом из них будет жить своя вселенная.

– А из чего я буду делать эти шарики?

– Да из ничего. И этого «ничего» у тебя будет так много, что хватит тебе надолго… а потом ты озаришь их мир своим неугасимым светом.

Разгром случился через пять циклов после Изначального Изгнания и завершил целую эпоху в развитии цивилизации Могущественных. Ожидание столкновения с Черным Нечто подняло Алую волну до невиданных высот. Нет, это была не истерика, это была подготовка. Могущественные ожидали прихода Стража. Количество единиц флота, постоянно находящегося на боевом дежурстве вокруг планеты, увеличилось втрое, оттачивались проникающие технологии, на дальние орбиты были выведены четыре орбитальные крепости, боевой потенциал установленных на них орудий совокупно превышал потенциал всего оставшегося флота. Все ресурсы были направлены для достижения только одной цели – остановить неизбежную агрессию и уничтожить ее причину. Это не противоречило Изначальной Миссии, но это мешало ее непосредственному исполнению.

– Грозящий приветствует Сохраняющего, преклоняя одно колено.

– Сохраняющий приветствует Грозящего и принимает знак подчиненности.

Сохраняющий чуть приподнял крылья, жестом предлагая командующему орбитальной крепости окончить официальную часть процедуры знакомства. Алая Аала возложила на него бремя «встречи» со Стражем, и он посещал орбитальные объекты и знакомился с их командирами. Вот уже два полных цикла Могущественные не сталкивались с результатами деятельности агрессивного соседа, и его назначение являлось скорее дежурной процедурой, нежели было продиктовано оперативной необходимостью. Последняя большая Аала всех четырех трапеций власти приняла решение вернуться к стратегии расширения подконтрольной территории, тем более что ресурсы уже освоенных миров, как демографические, так и сырьевые, были на исходе и требовали новых источников. Еще один-два цикла, и тема «встречи» может потерять актуальность, и Алая волна неизбежно пойдет на спад.

– Приходят известия о новых шагах в сторону центра галактики. Меняется стратегия. Часть наших кораблей собирается в новые рейды. Пришла пора подумать о дальнейшем?

Оба Алых Князя неспешно выходили из центрального скоростного лифта орбитальной крепости и направлялись на ее центральный командный пост. Грозящий говорил, соблюдая этикет, отставая от Сохраняющего на шаг. Но при этом его движения не были скованы, он не складывал крылья и не отворачивал локтевые когти в стороны в жестах глубокого уважения. Он подчинялся решению Аалы о главенстве Сохраняющего, но их статусы доверия были равны. Они могли общаться на равных.

– Проникающие предложили несколько планетарных систем для продвижения, во всех этих мирах мы видим зачатки разума. Хватит уже ждать, пора расправить крылья. К тому же за последние два цикла мы разработали много новых методик преобразования. Наши возможности сейчас велики как никогда. Это время не было потеряно, но оно истекает.

Помещение центрального поста, как и вся крепость, было разделено на несколько секторов, в которых располагались представители Приближенных и Полезных. Они занимались непрерывной обработкой результатов, получаемых глубоким проникновением, инженерным контролем над функционированием инфраструктуры крепости и реагированием на оперативные команды, формируемые командованием флота. Алые миновали охрану и поднялись на возвышение в центре, с которого было хорошо видно не только огромный экран центрального информатора, но и всех особей, занятых работой на своих местах. И именно в этот момент пришло сообщение по командной сети:

– Дублирующая система слежения рекомендует центру сфокусировать резервный вектор наблюдения на поверхности Мира Изгнания.

Сообщение имело желтый приоритет, и Грозящий заметил, как часть Приближенных переключается на новый вектор.

– Основная система слежения рекомендует центру сфокусировать две трети вектора на поверхности Мира Изгнания и обновить статус событий.

Это сообщение, последовавшее буквально через несколько секунд после предыдущего, имело уже оранжевый статус, и сразу после него почти все пространство информатора заняло изображение поверхности планеты. Быстро сфокусировавшись, изображение продолжало менять детализацию, и, наконец, стала ясна причина столь пристального внимания автоматики к объекту, находящемуся, по ее мнению, в глубоком тылу. Низменности планетоида на его освещенной стороне быстро, точнее, очень быстро заполнялись непонятной черной субстанцией, образуя на его поверхности замысловатый узор, напоминающий разрастающуюся на глазах паутину черной грибницы.

– Центральная система координации флота рекомендует активировать боевой режим! Центральная система координации флота рекомендует начать срочную эвакуацию Мира Изгнания!

Ярко-красная строка символов, пульсируя, пробежала по информатору, многократно повторяясь на мониторах всех локальных боевых постов.

Грозящий повернулся к Сохраняющему и посмотрел в глаза. Его рука мгновенно метнулась в сторону, и по всем крепостям и кораблям флота прокатился низкочастотный сигнал, не услышать который или не почувствовать не могло ни одно живое существо.

Малая Аала проходила в зале Изгнания, как и прежде, когда все четыре трапеции объединялись для того, чтобы вынести решение, напрямую касающееся исполнения миссии, возложенной на Могущественных Изначально Изгнавшим. То есть когда решение Аалы затрагивало все аспекты деятельности Могущественных. Меморандумы прозвучали ранее, еще до того, как взошла вторая луна этого мира. Древнейшие ожидали возвращения Относящегося. Трапеции, сомкнув крылья, погружались в единение, обсуждая возможные варианты меморандума, который принесет на своих крыльях посланный на пик раздумий и лишенный права общения. Никто не сомневался в том, каким будет решение, предполагать возможно было разве что его нюансы.

Новая раса «диких», обнаруженная и исследуемая в данный момент Проникающими, располагалась в пределах тех областей, где когда-то, почти сразу после Изгнания, Могущественные «по воле Творца» свернули свою деятельность и ушли из Мира Изгнания, переместив свой центр власти ближе к центру галактики. Считалось, что эта «миграция» стала следствием решения большой Аалы о бесперспективности поисков ростков разума на окраинах галактики. Но были и другие причины, скрытые под сенью Дворца Забвения. И именно эти причины и отправили изучать Относящегося, прежде чем огласить большой зал Дворца Изгнания ритуальной руладой, знаменующей завершение Аалы.

Линии анализа предполагали применение отработанных технологий изменений, опробованных на мирах, в которых «дикие» уже вышли за пределы одной планеты, и не сулили в этом серьезных неожиданностей. Да, Проникающие предоставили интересные и в чем-то уникальные данные – эта раса обладала запредельным для «диких» разнообразием структурных несоответствий между отдельными анклавами. Но эти глубокие различия в основном касались социальных, а не поведенческих аспектов и вряд ли меняли суть подхода к их интеграции в общую пирамиду межвидового функционала уже измененных миров. Все разногласия сводились к спорам между сторонниками использовать новый, очень агрессивный вид в качестве низших и их противниками, не без оснований утверждающими, что раса, вышедшая за пределы Изначального мира, должна быть приобщена к функционалу высших, а те ее отдельные видовые группы, которые будут проявлять недопустимый для этого уровень агрессии, должны быть стерилизованы и использованы для тренировки подчиненных Алым силовых структур.

Тем не менее стремительное появление Относящегося, более стремительное, нежели это предписывалось элементарными нормами уважения к священному месту проведения Аалы, внесло в этот стройный механизм некоторую сумятицу, и шелест негодования нарушил священную тишину большого зала дворца. Относящийся не стал спускаться к полукруглой площадке ринга истины, он спланировал туда, хлопая крыльями, и без предписанной паузы почтения тут же повернулся к Старейшим и произнес формулу обращения:

– Дозволено ли мне будет говорить, Старейшие?

Такое поведение Относящегося несколько озадачило Старейших, но прерывать древний ритуал для проведения назидательных дебатов они не стали. Лишь произнесенное утвердительное «Да» прозвучало так, что ни у кого не осталось сомнений в том, что не позднее двух оборотов после завершения малой Аалы Относящегося пригласят в малое гнездо Алой трапеции для обсуждения с ним его статуса доверия.

– Я исполнил волю Аалы и приобщился к знаниям храма Забвения. Я принял решение и готов сформулировать его в своем меморандуме. Но прежде чем он прозвучит в этих древних стенах и коснется разума мудрейших, я обязан, преклонив голову перед древнейшим Алой трапеции, просить его об изменении цвета.

Просьба об изменении цвета была священной и могла быть высказана любым Могущественным в любое время в присутствии главы той трапеции, в которой он на данный момент состоял. Поэтому реплика Относящегося, стоящего перед древнейшими в Круге Истины, может, и была несколько неуместной, но отказать в его просьбе ему не могли.

– Пусть будет так. Ответь мне, какой цвет ты решил избрать?

Алый коротким и грациозным кивком обозначил уважение к решению Относящегося. Тем более что его решение никак не противоречило традиции и совершенно не влияло на ход Аалы.

– Я решил покинуть трапеции власти и принять белый цвет.

А вот это было уже совершенно невообразимо. Навечно лишить себя права исполнять Изначальное предназначение! Зал шумно выдохнул, замерев в ожидании продолжения этого неожиданного представления.

– Старейшие уважают твое решение, Относящийся, но сейчас нам необходимо продолжить то, ради чего мы все находимся в этом священном месте. Ты готов зачитать меморандум?

– Да, я готов! И хочу предостеречь всех нас от непоправимой ошибки. Цивилизация расы, которую мы причислили к «диким», не нуждается в изменениях, а наши попытки изменить ее приведут к катастрофе, масштаб которой не в состоянии спрогнозировать ни Проникающие, ни мы сами… Право изменений этой расы Изначально Изгнавший передал Пришедшему После, и я ухожу, чтобы подготовить себя к его приходу…

Относящийся продолжал говорить в онемевшем от изумления зале Дворца Изгнания, и его слова ложились к ногам Старейших тяжелым бременем непонимания. Приводимые аргументы не могли сподвигнуть Могущественного к тем выводам, которые следовали за его собственными доводами. Что породило в Относящемся такую волну уверенности и отрешенности, как будто его крылья уже утратили алый пигмент и перед ними стоял белый, несущий в себе скрытое знание, не доступное остальным? И тем не менее…

_“Малая Аала четырех трапеций, покидая большой зал Дворца Изгнания, не принимает предложенные меморандумы, предлагает всем Могущественным принять участие в доработке концепции изменения «дикой» расы, обнаруженной в секторах, прилегающих к Миру Изгнания.

Поручить Алой трапеции ограничить Алую волну.

Поручить Фиолетовой трапеции расширить вектора Проникающих.

Поручить неспящим прилегающих секторов Фиолетовую волну.

Предлагает Могущественным слиться в единении…_”

Белая и черная шеренги приподняли кончики крыльев и отступили на полшага назад, давая возможность новому своему последователю пройти по образовавшемуся коридору в конец этой странной черно-белой очереди. Первый Мир открыл перед ним пустоту каменистой пустыни, в которой не было места лишнему, как не было места лишнему и в ее обитателях.

– Я не смог! Я упустил свой шанс. Я заслужил порицания.

Сейчас он был уверен, что тот порыв истины, свидетелями которому стали все участники малой Аалы, ничего не изменил. Относящийся еще ниже опустил голову, почти прижимая ее к груди.

– Нет. Это не так. Ты опустошен, и это лишает тебя опоры. Это пройдет. Это даже хорошо, потому что скоро тебе предстоит полностью переосмыслить многое.

Белый стоял перед ним, широко распахнув крылья в позе готовности к единению.

– Пустота? Когда я спешил вернуться на Аалу, я был счастлив, а сейчас мне кажется, что меня использовали для достижения цели, о которой я ничего не знаю.

Алый пигмент еще угадывался под кожей в наименее подвижных частях его тела, и, как ни странно, кончики его пальцев также все еще отливали утраченным навсегда цветом боевой доблести Могущественных. В настоящий момент Относящийся был скорее серым, нежели алым или белым.

– Ни один порыв не может разрушить гранитную стену взвешенного решения, пусть даже оно основано на ложных данных, но может сдуть с нее пыль самоуверенности, мешающий принять истину. Ты знаешь, что твой меморандум определен как «не существующий»? А это значит, он и в самом деле достиг своей цели.

– Я говорил со Стражем. Там, на вершине раздумий.

– Мы знаем. Так и было предначертано.

– Я видел, как рухнет на этот мир Пришедший После.

– Мы знаем. Ты сам приведешь его сюда.

– Я понял, кто они.

– Ты понял волю Творца.

Белый сомкнул крылья над головой Относящегося.

– И теперь мы будем вместе искать тот единственно верный путь, который нам позволит быть достойными этой воли и не исчезнуть в пропасти прошедшего, потому что только от нас самих зависит наша судьба. Неужели ты думаешь, что мы не просчитывали вариант, в котором не только нас призвал Изначально Изгнавший к исполнению Великой Миссии?

Сохраняющий молнией выскочил из десантного бота, в котором он вместе с низшими упал на одно из взгорий Мира Изгнания, преодолев низкую плотную облачность, которая накрывала сопки. Объявленная эвакуация касалась только Могущественных трех из четырех трапеций, и если удастся, то Приближенных, насколько это будет возможно, поэтому бот тут же заполнили и отправили обратно, а бойцы, присоединившись к прибывшим ранее, построившись в боевой порядок, двинулись вниз по направлению к глубокой расщелине, до краев заполненной черной субстанцией.

Начал накрапывать мелкий дождик. Впереди слышались гортанные выкрики командиров подразделений, расчищающих проходы в жесткой растительности, застилающей склон сопки. Бойцы с открытыми забралами шлемов узкими колоннами продирались по камням, огибая самые громоздкие валуны, напоминая шустрых навозных жуков, по какой-то извращенной прихоти одетых в поблескивающие вороненой сталью боевые десантные скафандры. Странная это была битва. С момента объявления общей тревоги прошло уже более получаса, но ни одного взрыва еще не прозвучало и ни одного выстрела еще не было сделано. Десант, падающий на родную планету, никто не обстреливал. И задача отдельных боевых групп заключалась в том, чтобы по возможности одновременно выйти на дистанцию применения легкого полевого вооружения. Бойцы не знали, да и незачем им было знать, чем в это время занимается флот.

Поднявшись на очередной покатый перевал, Сохраняющий бросил взгляд вниз и понял. Они пришли. В расщелине между сопками, там, где еще совсем недавно протекал мелкий и быстрый ручей, царствовала черная шевелящаяся масса, настойчиво карабкающаяся по отвесным стенкам каньона навстречу его отряду. Сохраняющий движением крыльев дал команду рассредоточиться вдоль обрыва и приготовиться к атаке. Могущественному не нужен был бинокль или микроскоп, чтобы детально рассмотреть то, из чего состояла эта колышущаяся масса. Больше всего это напоминало несметное скопление маленьких черных продолговатых насекомых с длинными, подвижными усами, членистыми лапками и гладкой сегментной кутикулой. Казалось, все они совершают какой-то хаотичный танец, бегая друг по другу. Но в результате этого танца общая их масса, постоянно прибывая, стремительно приближалась к «берегам» каньона.

Сохраняющий видел, как его бойцы готовят к залпу несколько легких переносных плазменных орудий, устанавливая их на стационарные опоры. Он коротко поговорил с командующим орбитальной крепости, которого назначил временно руководить флотом, перед тем как спуститься вниз, и резко выбросил крылья вперед, давая сигнал открыть огонь. Черная масса «тараканов» в тех местах, куда нырнули плазменные заряды, сначала немного прогнулась вниз, а потом вспучилась, словно перезревший чирей, и брызнула во все стороны колышущейся высокой волной. Активная плазма не сжигала эту плоть, она как дрожжи, угодившие в нужник, только резко увеличивала свой объем. Разбухшая масса в мгновение ока поднялась над краем обрыва и обрушилась, выплеснувшись на его «берега» миллионами маленьких расползающихся тварей. Сохраняющий, скорее инстинктивно чувствуя опасность, нежели исходя из некоего тактического расчета, резко взмахнув крыльями, поднялся над площадкой.

Под ним творилось что-то неимоверное. Черные брызги захлестнули тщетно отмахивающийся от них ятаганами и штурмовыми ножами отряд, а когда схлынули, на узкой полоске каменного уступа, отделяющего джунгли от обрыва, не осталось ничего, кроме серой пыли, которая под частыми каплями дождя быстро превращалась в тонкие мутные струйки, стекающие с его крутого склона. На чистых гладких камнях не осталось ничего, ни оружия, ни скафандров, ни трупов. Лишь в тех местах, где на камнях стояли подставки для орудий, остались характерные углубления от их острых опор. Сохраняющий, продолжая набирать высоту, резким каркающим голосом отдавал быстрые команды своим Алым полководцам, а в его огромных зрачках отражалась продолжающая прибывать и разливаться по планете быстрая черная смертоносная река.

Уже подлетая к резервной высотной площадке, на которой стоял ожидающий его челнок, Могущественный заметил, как низкие жирные тучи наливаются алым сиянием, а под ними, там, где еще недавно его десантники продирались сквозь зеленые заросли, с шипением и чавканьем разливается лава расплавленных камней. Нанес ли какой-либо ущерб черным маленьким тварям первый пристрелочный залп крейсеров, расположившихся на низких орбитах, невозможно было разобрать из-за расстилающейся над расплавленными камнями стены едкого дыма. Следующий залп объединил в себе всю ударную мощь крейсеров и крепостей. Звуки осыпающихся как карточные домики каменных стен древнего каньона смешивались с воем смерчей, возникающих на том месте, где выгорала атмосфера, и треском помех в эфире циркулярной связи и сливались теперь в единый дикий вой, похожий на чей-то боевой клич.

Планета корчилась и орала под ударами флота Могущественных. Она проклинала всех тех, кто ходил по ней, и всех тех, кто когда-либо еще осмелится на это.

Сауо наа Грион ни разу не видел тот мир, на котором когда-то появились его предки. Он родился и вырос на этой прекрасной планете с тремя лунами, под сенью голубого небосвода и неусыпной заботой своих мудрых наставников. Накануне они завершили расшифровку и аналитическую интерпретацию сведений, полученных Проникающими, и сегодня он получил разрешение на целых три дня присоединиться к своей семье на «лунной поляне», территории в несколько сотен гектаров, где жили семьи всех его сотрудников. Это было здорово. Жена синтезировала жареного утлапа и немного красного ретилла, маленького наа Чепаки уложили пораньше. Вечерний ужин под раскидистыми кронами лиственного леса с любимой лоо дарил ощущение безмятежного покоя и радовал новыми красками жизни. Как же ему повезло, что когда-то, несколько тысяч лет назад, их род пригласили работать сюда, на планету Мира Изгнания. Лишь избранным выпадала такая честь, каждый день общаться с мудрыми учителями, посвящая всего себя не каждодневным заботам о выживании, а истинной цели любого разумного существа, цели обогащения знаниями. Сауо, работающие на Мире Изгнания, не знали, что такое мены, им просто незачем было думать о своем доходе и тратить силы на то, чтобы увеличить его. У них было все, о чем бы они ни попросили своих наставников. Даже когда, время от времени, кого-то из них возвращали обратно на Пенаарон, в их родную систему, их будущее было обеспечено как минимум на три поколения вперед. Конкурс же на работу у Могущественных был так высок, а кандидаты так хорошо подготовлены, что подчас только лотерея позволяла определить, кто станет тем счастливчиком, которому улыбнется судьба.

Утро выдалось свежим и хмурым. Влажная трава на аккуратно подстриженной лужайке перед домом щекотала босые ноги сауо, оставлявшие в ней заметные следы. Жена еще нежилась в теплой постели, и рядом с ней, в небольшом уютном гамаке, посапывал его первенец. Наа Грион пересек лужайку, направляясь к летнему флигелю для спортивной утренней разминки, стараясь не хлопнуть его прозрачной входной дверью, но внезапный порыв ветра не позволил ему этого сделать. Открытая дверь рванулась обратно с громким хлопком, оповестив не только его семью, но и соседей о том, что наступило утро. Последнее утро их безмятежной и счастливой жизни.

За первым порывом ветра последовал второй, и это был уже не просто порыв. Он был такой силы, что буквально сдувал кроны деревьев на поляне, выгибая их упрямой дугой и наклоняя к траве. И тут же наа почувствовал, как вибрирует пол флигеля под его ногами, такого он не припомнил бы за всю свою сытую и спокойную жизнь. Мысль о семье вытолкнула его из домика, и тут же его облепили сорванные с деревьев листья и ветки хлесткими ударами вынудили его прикрыть руками лицо. Когда же он смог, наконец, заставить себя открыть глаза, то увидел, как на стоящую в одном тонком парео у входа в дом лоо падают обломки сорванной с дома крыши. Наа Грион бросился к дому, в котором все еще находился его единственный ребенок, но тяжелые столитовые плиты стен сложились как карточный домик, погребая под собой его семью.

Очередной толчок заставил наа упасть на колени. Из глаз его то ли от режущего их ветра, то ли от боли и отчаяния катились соленые горячие слезы. Он все еще не верил в то, что произошло. Такого просто не могло произойти. Черные тучи над его головой побагровели, и откуда-то со стороны гор потянуло дымом лесного пожара. И все-таки наа Грион заставил себя сделать еще несколько шагов к развалинам дома, и еще один шаг, и еще. Он почти уже коснулся рукой лежащего на траве ближе других обломка крыши, когда земля треснула и расколола поляну надвое. Остатки дома и роща, раскинувшаяся за ним, словно тонущий океанский лайнер, начали крениться и сползать куда-то вниз, в кипящую огненную пропасть, простирающуюся на десятки километров вдаль от самого обрыва, лежащего под ногами обезумевшего от горя сауо.

С новой силой налетающие порывы ветра черным водоворотом смерчей поднимали в воздух обломки деревьев и разрушенных зданий пригорода. Все это крошево с бешеной скоростью врезалось в стену дыма и огня, разбрасывая вокруг то, что сумело ухватить и искалечить ранее. Вместо флигеля и деревьев, когда-то украшавших поляну перед домом, за спиной сауо чернели мертвые проплешины земли. Всего в метре от него, обрызгав ему лицо свежей кровью, упало чье-то обезображенное тело с вывернутыми, как у старой тряпичной куклы, конечностями, обмотанными в грязное и рваное тряпье. Наа ждал только одного, когда разбушевавшаяся стихия приберет к себе и его бренное тело, ничего сейчас он не хотел больше, ничего в своей жизни он не хотел больше, чем сейчас.

Но ураган не торопился, предоставляя Приближенному время сполна «насладиться» картиной апокалипсиса, словно ожидая от него раскаяния и мольбы о прощении перед лицом силы, которая неподвластна его Могущественным наставникам. Наа Грион стоял на коленях, уперевшись в землю руками, и смотрел на бушующее море огня перед собой. Смотрел на то, как по этому морю брела одинокая черная фигура, словно обмотанная в непроницаемые одежды. Существо плыло над расплавленными камнями, задевая за них своей черной сутаной. Значит, есть в этом аду кто-то, неподвластный смерти и разрушению? Значит, не они правят этим миром. Приближенный последним усилием поднял свое тело с колен и сделал последний шаг вперед, сбросив свое покрытое пеплом тело в огненную пропасть, простирающуюся перед ним.

Все было кончено. Когда-то цветущий Мир Изгнания предстал перед Грозящим, как предстает прокаженный на паперти перед спешащими к Богу. Сквозь дым, пепел и поднятую в атмосферу пыль только мощные сканеры дальнего обнаружения могли дать более или менее четкую картину происходящего на поверхности. Материковые плиты, сдвинутые со своих вековых координат, перекраивали карту бурлящей планеты. Осадочные породы, больше похожие на обожженную кожу трупа, утопали в расплавленной лаве. Черной субстанции не было и следа. Зеленые гарантировали полную сохранность архоида, но на самой планете еще долго невозможно будет не только что-то восстанавливать, но и вообще заниматься чем-либо, особенно это касалось представителей преобразованных рас. Флот уходил вслед за транспортными кораблями в сторону центра галактики, лишь две орбитальные крепости все еще продолжали маневрировать на орбите, выполняя процедуры стыковки с тяжелыми тягачами – танкерами, которым предстояло увести их от планеты по уже проложенному флотом курсу.

Почти целый оборот корабли утюжили планету беглым огнем главного калибра, до тех пор, пока окончательно не перегрелись волноводы системы подготовки и контроля залпового огня. Это зрелище даже на имеющих подобный опыт Алых оказывало угнетающее воздействие и уж совсем не понравилось остальным. Те же, кто непосредственно руководил бомбардировкой, решением своей трапеции должны были навсегда сохранить молчание. Впервые собрание малой Аалы четырех трапеций происходило не в большом зале Дворца Изгнания, от которого не осталось даже пыли, а на борту флагмана. А события, ставшие его причиной, вошли в историю Могущественных не как «Второе Изгнание», а как «Начало Большого Пути».

Крепости, уже завершив маневры стыковки, находились в точке пространства как раз между планетой и светилом системы, когда сигнал боевой тревоги второй раз за истекшие сутки, словно трубы ангелов апокалипсиса, пронзил их замкнутые пространства. Боевая система оповещения на этот раз среагировала на резкое падение яркости звезды. А уже через несколько секунд проникающие технологии позволили сделать неутешительный вывод. Между крепостями и звездой расширяется пятно, не имеющее массы, поглощающее свет и погрузившее планету и все находящееся на ее орбитах в собственную тень.

Еще не до конца преодолевший шок от уничтожения собственного мира, Грозящий вздрогнул и повернулся к экрану информатора. Первой реакцией на то, что он там увидел, было приказать Полезным убрать действие компенсирующих светофильтров, но он тут же понял, что ошибается. Светило все еще было видно через неплотный слой прикрывающей его преграды, но даже кипящая лавой планета была теперь ярче него. Почти все преобразованные Могущественными виды «диких» в основе своих разношерстных религиозных верований имели такое понятие, как «Конец Света», и у Алого мелькнула мысль о том, что вот так, наверное, это и должно было происходить. Но это было не все. Клякса, имея идеально круглую форму, начала медленно вращаться вокруг собственного центра, это было видно потому, что она была неоднородна и имела разную плотность. Вращение усиливалось, и неоднородности уже представляли собой нечто похожее на кольца, опоясывающие гигантские газовые планеты в исследованных когда-то Могущественными планетарных системах. Зрелище завораживало своим масштабом, очаровывало красотой и притягивало взгляд. Крепости продолжали ожидать команду к старту. Применить свою артиллерию в состоянии походной конфигурации, а тем паче будучи пришвартованными к тягачам, они не могли, и в этот момент базеры заревели в третий раз за неполных полтора оборота планеты. Система оповещения опять пульсировала алым речитативом. Черный объект перестал быть невесомым, и теперь его гравитация достигла предельной для преодоления ее маршевыми двигателями буксиров величины. Немного запоздалые команды на срочный запуск еще не прогретых двигателей уже не могли кардинально изменить ситуацию. Крепости, в единой сцепке с отчаянно сопротивляющимися гравитации буксирами, с заметным ускорением падали на объект, точнее, в центр образовавшейся на его месте огромной воронки. Угрожающий сравнивал показатели гравитационной напряженности в пространстве и размер ее локализации. У него задрожали крылья за спиной. Соотношение это однозначно указывало на то, что они падают в черную дыру.

С нижних палуб крепости стали приходить сообщения о том, что низшие, составляющие десантные отряды, не подчиняются приказам, предписывающим занять места в компенсаторах, и, ломая перегородки между отсеками, пытаются прорваться в сектора с ангарами штурмовых истребителей и десантными мониторами, обвязанными гроздьями десантных капсул.

– И куда собираются эти крысы? Хотят покинуть тонущий корабль? Они что, не понимают, что если этой силе не могут сопротивляться даже двигатели мощных буксиров – куда более слабые движки истребителей и десантных мониторов будут еще более бесполезны? Заполните нижние палубы газом и блокируйте все переходы.

Угрожающий бросил немигающий взгляд на группу Полезных, повскакавших со своих мест и приплясывающих возле выхода из центральной командной рубки крепости. Но как только он активировал магнитные замки, вмонтированные в шею каждого из них, толпа Полезных судорожно кинулась обратно в свой загон, спотыкаясь и перепрыгивая через тех своих собратьев, которые, не выдержав болевого шока замков, корчились на полу.

Гравитация продолжала расти. На личном коммуникаторе Грозящего появилось изображение центральной рубки второй крепости и ее командира. Алые смотрели друг на друга, не произнося ни слова, несколько минут, после чего коммуникатор отключился. Грозящий приказал прекратить маневр уклонения и направить корабли туда, куда их неотвратимо влекла сила, которой они не могли противостоять. Две почти синхронно вспыхнувшие искорки озарили головные части буксиров. Это отстыковались и дали полный ход двигатели управляющих контуров. Приближенные, командовавшие этими тяжелыми кораблями, пытались, сбросив с себя «поклажу», вырваться из цепких лап черной дыры. Но было поздно. Они лишь ненамного отсрочили свое падение. Начали трещать переборки нижних палуб, но силовой каркас корабля все еще не давал гравитации разорвать себя на кучу рваных металлических измятых кусков. Полезные больше не шевелились, они словно мыши, попавшие под каток перегрузок, истекали кровью, лежа в креслах на своих рабочих местах. Тело Грозящего, вдавленное в броню металла, потеряв подвижность, продолжало бороться с навалившимся беспамятством. Наконец корабли нырнули в черный колодец скомканного пространства и тут же вынырнули из него всего в тысяче километров от короны звезды. Скорость их была так высока, что между точкой выхода в пространство и точкой касания корпусами короны звезды осталась только пара тонких, поблескивающих полосок из атомов испарившегося металла, напоминающих инверсионный след атмосферного дисколета.

Приближался пик цикла архоида. Зеленая трапеция, основательно готовясь к посещению Мира Изгнаний, забросала Желтых и Алых запросами, как это звучит на англике «протекшн». Им было недостаточно пятерки «Скорпионов», они не без оснований предлагали подготовить к сопровождению транспортного корабля как минимум десять патрульных эсминцев. Их можно было понять. Проникающие чуть ли не ежедневно корректировали прогноз, уведомляя трапеции о все новых и новых данных, поступающих из скоплений рукава Персея. В системных папках, подготовленных к оперативному анализу, уже сформировалось целое структурное дерево для определений всего одной «дикой» расы. Это было удивительно. Дробление подвидов приходилось осуществлять по принадлежности не только к миру рождения, но и по отношениям к полу, трапеции власти, коммуникативным корням, религиозным течениям, социальным слоям и даже по принадлежности к профессиональной сфере. И каждая такая папка давала свой собственный вектор вероятностей. По сравнению со стройной иерархической структурой Могущественных, уже не говоря о приобщенных расах, это был полный хаос. А встреча с хаосом никогда не сулит ничего хорошего даже для основательно подготовленного путешественника.

Наполняющий не хотел торопиться, еще и еще раз проверяя состояние искусственной среды умножителя, небольшого яйцевидного, покрытого матовым непрозрачным материалом, контейнера. Слава Творцу, пока все складывалось как должно. Поход к архоиду – это важный и ответственный шаг, который можно сделать всего один раз в течение цикла. Зато результат стоил того. Новое поколение пополняло малочисленную семью четырех трапеций, которая, к сожалению, в последнее время не смогла избежать потерь. Счет шел на единицы. И прирост этой единицы означал победу Зеленой трапеции, а потеря каждого из Могущественных означала ее поражение. Потому что в перспективе вечности эта единица превращалась либо в полное вымирание, либо в процветание и продвижение миссии Творца. И именно Зеленые были в ответе за это.

Корабли «диких» были замечены задолго до их вероятного сближения с эскадрой конвоя. Они были небольшими, тоннаж, энерговооруженность, мощность силового поля говорили о том, что они представляли собой что-то среднее между «Пауком» и «Скорпионом». «Дикие» именовали их смешным словом «корвет»… Они шли походным ордером на малом ходу, не выходя в подпространство. Но их курс должен был неизменно пересечься с курсом конвоя, если, конечно, по той или иной причине та или иная группа не изменит вектор своего движения или свою скорость. Конвой сбросил скорость, уходя в тень самой крупной луны Мира Изгнания и усиливая мощность маскировочного поля, укрывавшего корабли. У Могущественных не было необходимости в уточнении ролей, все было просчитано и неоднократно смоделировано. Если корабли «диких» пройдут тем же курсом, ничто не будет мешать продолжению выполнения миссии возрождения, если прицепятся к конвою или возникнет другая нештатная ситуация, «диких» надлежало уничтожить одной группе, соответствующей по численности количеству кораблей противника, используя фактор внезапности, остальным же следовало продолжить сопровождать транспорт. Никаких переговоров, никаких контактов. Анализ векторов агрессивности и примитивности «диких», относящихся к «папке» этого мира, был приближен к максимуму. Это значило, что единственный язык, который они понимали, был язык силы.

Корветы «диких» прошли всего в сотне тысяч километров от спутника планеты и разделились. Два корабля начали огибать луну по большой дуге, заходя с ее неосвещенной стороны, третий же корабль продолжил движение по первоначальной траектории. Это был самый неудобный вариант для скрытного нападения, придется гоняться за третьим кораблем, а это могло привлечь в эту часть околопланетного пространства более крупные силы противника, что ставило выполнение миссии на грань провала. Пять «Скорпионов» медленно отделились от конвоя и начали перемещаться к границе терминатора луны. Наполняющий понимал, что Алые нарушают первоначальные предписания, но он также понимал, что никакое предписание не может претендовать на абсолютную истину в экстремальной ситуации. Корветы продолжали медленно приближаться к каменной глыбе в полкилометра диаметром, испещренной многочисленными глубокими кратерами. Как только «Скорпионы» вышли на линию терминатора спутника, они шарахнули по приблизившимся почти вплотную двум кораблям «диких», вложив в залп всю имеющуюся в их распоряжении мощность, не заботясь о собственной защите. Залпы следовали один за другим в течение четырех-пяти секунд, и, наконец, два огненных шара слились в один, озаряя кратеры луны давно забытым ими светом войны. Третий корвет резко изменил курс и, не понимая, что происходит, помчался навстречу своей гибели. Пятерка «Скорпионов», сбросив с себя ненужную уже маскировку, мчалась навстречу смельчаку. И только когда «Скорпионы» построились в ордер «вилы», незнакомец понял, что влип «по самые не балуйся».

Транспорт и вторая пятерка, не теряя зря времени, на среднем ходу усилив маскировку до максимально возможных пределов, успела нырнуть на низкую орбиту планетоида и выйти на касательную глиссаду для сброса десятка посадочных ботов. Этот маневр явно остался вне поля зрения планетарных систем обороны, если таковые имели место быть у этих дикарей, только недавно поднявшихся от сохи и каким-то чудом преодолевших притяжение своего изначального мира. Впрочем, на объемном панно БИУС флагмана эскадры сопровождения одна за другой стали появляться искорки новых целей, числом не менее полусотни. Оценить их совокупную боевую мощь было пока проблематично, но общее количество не особенно вдохновляло. Все отметки двигались в сторону того самого спутника, под прикрытием которого еще полчаса назад они находились и где как бельмо на глазу сейчас маячили «Скорпионы» прикрытия, отвлекая на себя внимание вражеского флота.

Тиран Зовроса был взбешен, он метался по галерее внутренних покоев дворца, переворачивая инкрустированную золотом антикварную мебель, ломал обитые бархатом стулья, бил вдребезги коллекционные фарфоровые сервизы, привезенные с собой еще первопоселенцами этой планеты.

– Что значит горят как спички! Это что? Боевой флот или стая летающих коров?!

Лицо адмирала, командующего флотом Тирана, попеременно меняя цвет от пепельно-белого до иссиня-зеленоватого, пыталось прикрыть себя негнущимися руками, защищаясь от летящих в его сторону разнообразных предметов обихода и антиквариата. Трясущиеся губы адмирала лепетали что-то невнятное, но толстый розовый язык, невпопад высовываясь наружу, полностью блокировал любые попытки произнести хоть что-то членораздельное. Тиран, ухватив это лицо за высовывающуюся из-под тройного подбородка голубую орденскую ленту, подтянул к себе, и адмирал прочитал в его холодных стальных глазах будущее, свое и своей семьи. Ноги подкосились, и он, задыхаясь, упал на пол и прильнул к блестящим туфлям Светлейшего, не столько лобызая их в приступе смертельного страха, сколько покрывая обильной желтой слюной.

– И ты, стоеросовый пень, уверял меня, что мы имеем самый современный и оснащенный флот во всем нашем затхлом вонючем секторе галактики. Ты, лысая жопастая обезьяна, клялся мне своими детьми, что ни один отмороженный сосед не посмеет сунуть ко мне свой поганый длинный нос! Где они, твои дети? Я их брошу в загон голодным свиньям, но сначала выколю им глаза и отрежу языки! За каждую твою клятву по одному…

Тиран бушевал уже минут тридцать и начал заметно выдыхаться. Он оттолкнул от себя бездыханное тело адмирала и хрипло заорал:

– Быстро сюда мне запись боя или любое внятное изображение напавшего на нас корабля!

Из-за прикрытых трехметровых двустворчатых дверей, которые вели из галереи в приемную секретариата, показались испуганные глаза кого-то из его приближенных. Потом показалось все тело в ливрее, которое, согнувшись так, что парик прикрывал его от возможных прямых попаданий в нос, словно тень, метнулось к галопроектору, воткнуло в него кристалл и тем же макаром, задом вперед, быстро ретировалось обратно за толстенную дверь…

Скоростной лифт, ведущий в подземелье Нижнего Дворца Тирана, мягко остановился на двухкилометровой глубине в вестибюле пересадочной площадки, от которой в четыре разные стороны расходились магнитные монорельсы скоростных подземных туннелей. Тиран уверенно шагнул к самой дальней капсуле и активировал двигатель. Несколько десятков километров, отделяющих его от цели, капсула преодолела за считаные минуты. Наконец Справедливейший легко выскочил на хорошо освещенную площадку, от которой куда-то вверх вела узкая металлическая лестница. Преодолев ее в несколько широких прыжков, он просунул свое тело в узкий провал в камне и оказался в подземном помещении с высоким сводчатым потолком, все стены которого были покрыты искуснейшими резными панно. Тиран, пройдя еще полсотни шагов, остановился возле одного из них и поправил стоящий рядом софит так, чтобы все оно было хорошо освещено. На граните стены отчетливо и до деталей кропотливо были изображены странные насекомые или механизмы, напоминающие «Скорпионов» с задранными вверх хвостами, словно готовящимися нанести роковой укол своему невидимому противнику. Тиран достал из кармана брюк белый носовой платок с золотым гербовым шитьем и своим личным вензелем в одном из его четырех углов и, коснувшись стены, потревожил вековую пыль. Не могло быть никаких сомнений, это не насекомые, это корабли, звездные корабли сегодняшних пришельцев. На лице Тирана появилась хищная улыбка, в голову пришла странная мысль: «Зря я придушил этого слюнявого кабана, мог бы еще послужить». Вдруг странное щемящее чувство тоски навалилось на его плечи, а безотчетная тревога заставила его резко повернуться на сто восемьдесят градусов. Над ним возвышалось удивительно красивое чудовище с алыми крыльями за спиной, бледным лицом и переплетенными между собой тремя веточками рогов на затылке.

– Ты что за тварь?!

Голова Тирана, брызнув во все стороны ошметками мозгов, лопнула, как перезрелый арбуз, а тело рухнуло на каменный пол анфилады.

– Дурацкий язык, никогда с таким не сталкивался.

Стремительный вытирал свой локтевой коготь от красной жижи, в которой он был весь вымазан.

Наполняющий наблюдал всю эту прискорбную картину, стоя в двух шагах за спиной Алого командира конвоя, который принял решение лично сопровождать Зеленого к архоиду, сочтя достаточно убедительным тот собственный довод, что невыполнение миссии в Мире Изгнания все равно не оставит ни ему, ни его команде шансов на возвращение домой. Наполняющий недовольно вздернул вверх кончики своих крыльев и внимательно осмотрел свое тело на предмет возможного наличия на нем капель алой крови существа, чье обезглавленное тело валялось у ног его охраны. Он не мог допустить, чтобы хоть одна молекула ДНК случайно попала вместе с ним в святая святых этого мира. Иначе их всех ждала неотвратимая катастрофа!

– Кто я?

Этот вопрос, заданный разумом, бывшим когда-то Хоаххином саа Реста, самому себе, повис в окружающей его тишине.

– Кто такой Хоаххин саа Реста? – и после короткой паузы: – И почему Острие Копья?

Этот вопрос также остался без ответа. Мир за пределами «Сферы» трансформировался, перестраивая цепочки причинно-следственных связей, белая река меняла свое русло. Как говорил классик, «Аннушка уже пролила масло». Необратимая волна рябью пробежала по гладкой поверхности не произошедших еще где-то событий, выстраивая их так, чтобы исключить водовороты невозможного и бессмысленного…

Что бывает, когда ваша мечта сбывается? В русских сказках принято определять все последующие после изложения события как «и жили они долго и счастливо». Но так ли это? Можно ли провести черту между сбывшимся и грядущим? Где проходит эта черта? Что ждет вас за этой чертой? Есть ли на все это ответ? Думаю, что нет ничего страшнее в этом мире, чем сбывшаяся мечта, путь к которой за долгие годы стал целью вашей жизни.

Пустота и усталость. Не было сил даже дышать. Хоаххин приподнялся на локтях, вокруг все так же, как и миллиарды лет до и после, под пустым зеленоватым сиянием небосвода плясали маленькие смерчи потерявшегося во времени белого песка. Нужно было вставать. Вставать и идти дальше. Вечно вставать и идти дальше.

В лесной хижине Пантелеймона распахнутая настежь дверь висела на одной верхней петле. Пыль ровным мягким ковром покрывала все предметы, превращая все в однородную серую массу. Не было видно ни муравьев, ни обычно стоящей на кухне открытой банки с вареньем. Все это было ненужным теперь. Леса вокруг хижины тоже не было. Полуистлевший остов глайдера стоял, уткнувшись ржавым носом в каменное крошево мертвой пустыни. Еще немного, и все опять превратится в песок.

Ноги сами понесли его прочь от остатков воспоминаний, когда-то бывших частью его самого в им самим же придуманном мире уюта и тепла. Пустота вокруг смотрела на него провалившимися глазницами безразличия, не понимая, чего ему не хватает, чего он еще хочет от нее. Привычно протянув руку, он уперся ладонью в невидимую упругую преграду, потянул ее на себя, сжимая окружающий его мир, и за его границей вновь блеснули звезды таких близких и таких чужих галактик…

Он точно знал, когда, где и кого ждать. «Черная Сфера» висела в пустом пространстве между территориями Алых и «диких». Ровно через пять, четыре, три… Стреловидный, чем-то напоминающий обычный курьерский катер, но более длинный и с более широкой кормой корабль выскочил из подпространства и, сбросив скорость, подошел к «Сфере» на расстояние не более ста метров. Из корабля через шлюз, прямо в холодную пустоту космоса, навстречу ожидающему его существу вышел человек без скафандра, в черном плаще и с болтающимся на поясе длинным тяжелым клинком. Он шагнул в сторону «Сферы» и на языке Могущественных произнес ритуальную фразу приветствия:

– Вечный приветствует тебя, Позвавший меня. Что нужно тебе?

Губы его не шевелились, но в этом и не было никакой необходимости.

– Мне нужно спасти твоего друга. Сейчас он находится в мире Алых и готов умереть, исполнив свой Долг.

«Сфера» потеряла правильную форму и преобразилась в закутанного в черные одежды путника с длинным посохом в руках.

– Как зовут моего друга, которого нужно спасти?

– Его зовут Хоаххин саа Реста Острие Копья.

В глазах Вечного вспыхнули искорки интереса, а образы в открытой для диалога части его сознания окрасила теплая волна надежды и радости.

– Что для этого нужно сделать?

– Это просто для Тебя. Нужно забрать его у Могущественных.

При этих словах Человек со шпагой не выказал ни страха, ни удивления.

– Мир Могущественных велик. Где я смогу найти своего друга? Сколько времени у меня есть, чтобы успеть сделать это?

– Тебе не нужно будет его искать. Я открою узкий коридор для твоего корабля туда, где ты уже не раз побывал. А время… Время не имеет значения.

Две черные фигуры неподвижно стояли одна напротив другой в окружении мерцающей пустоты космоса. Было в них что-то общее, роднящее их. Может быть, это было бесчисленное количество жизней, прожитое ими, может быть, бесчисленное количество смертей. А может быть, то, что ни то ни другое, как ни пыталось, так и не смогло вытравить в них такие важные и такие простые понятия, как долг и честь.

– Могу ли я сделать что-то для тебя, Не Имеющий Имени?

– Ты можешь сделать очень многое для своей расы, если вернешься сюда и сочтешь необходимым продолжить этот разговор…

В центре бешено вращающегося кольца образовалась воронка «водоворота», низвергающееся в нее пространство подхватило длинноносый корабль и выплеснуло его совсем в другой точке пространства. На этот раз не было ни гравитации, ни перегрузок, колодец был проброшен так, чтобы возле его входа и выхода не было массивных объектов.

Смотрящий на Два Мира прилетел на альфу через неделю после разговора с Черным Ярлом. Он был собран и немногословен. Пройдя все необходимые процедуры, он тут же заперся в кабинете с профессором наа Ранком и не выходил оттуда как минимум два часа. Лаборатория готовилась к прибытию важного груза, и без того вечный цейтнот превратился в безудержную гонку, и сам факт того, что профессор потратил на беседу с гостем так много времени, говорил о многом. Груз, серебристая нанориновая герметичная капсула с человеческим телом, был без проволочек пропущен в шестой орбитальный док уже утром следующего дня и помещен в его резервный ангар. Как ни уговаривал герцог профессора, его туда не допустили, как, впрочем, не допустили и никого из вспомогательного персонала лаборатории. Смотрящий наблюдал за происходящим в ангаре через видеоканал из кабинета профессора.

Нанориновую капсулу расположили на невысоком постаменте, окруженном пустым пространством. К постаменту тянулись толстые кабели волноводов, чем-то напоминающие волноводы БИУС подготовки и управления огнем пятилучевых мортир, которыми обычно вооружались орбитальные крепости или мониторы планетарного подавления. Кабели были протянуты от здоровенного шкафа, напичканного каким-то непонятным железом, биоэлектронными элементами и еще черт знает чем. Все это хозяйство поблескивало позолоченными контактами, полированной сталью и контрольными огоньками энергопреобразователей. Сауо без суеты, последовательно тестировал операционные системы управления процессами. Незнакомые Смотрящему объемные картинки интерактивного интерфейса прыгали у него перед носом, пульсируя разноцветными столбиками гистограмм и текстовыми сообщениями на языке Могущественных. Наконец, видимо, вполне удовлетворенный результатами этих тестов, он отошел подальше от капсулы и извлек из кармана маленький черный переносной пульт. Задумчиво поковырял у себя в носу и, пробурчав что-то нечленораздельное, похожее на молитву, приложил палец к единственной кнопке этого пульта. Изображение на старомодном плоском мониторе системы наблюдения в кабинете профессора моргнуло и потухло. И не только изображение. Погасло все освещение в шестом доке, отключились все системы жизнеобеспечения, как-то: кондиционеры, лифты и транспортеры, отключилась внутренняя связь…

Профессор был занят и поэтому не обратил никакого внимания на галдеж и хаотичные удары чем-то металлическим обо что-то пластмассовое за плотно закрытой дверью резервного ангара. Его пациент уже начал подавать первые признаки жизни, когда дверь все-таки распахнулась и в помещение ворвался всклокоченный герцог. Двое охранников, потирая ушибленные конечности, сунулись было за ним, но, наткнувшись на немилостивый взгляд наа Ранка, виновато ретировались обратно.

– Нас что, атакуют?

Тело пациента, спокойно лежащее в открытой капсуле, повернуло голову в сторону вломившегося Смотрящего.

– Думаю, офицер, что опасность не так велика, как предполагают некоторые ваши коллеги.

Профессор покосился на открывшего было рот герцога. И осторожно помог пациенту принять вертикальное положение. Герцог щелкнул зубами и в один прыжок оказался рядом с Хоаххином.

– Ах вы мать вашу! Ах вы, изверги! Дай я тебя обниму! Сукин ты сын!..

Медицинская капсула с мягким шелестом распахнула крышку, и Хоаххин открыл глаза. Голова немного кружилась, но в этом не было ничего патологического, каждый раз, покидая реанимационный модуль, его немного мутило. Профессор сауо в белом, свободно висящем на его узких плечах, словно на вешалке, халате понимающе протянул своему пациенту руку и помог выбраться из узкой утробы реаниматора. На пороге, чуть наклонив голову вниз, стояла мама, профессор не мог отказать ей в том, чтобы она первой встретила сына после всех тех злоключений, которые на него навалились.

Исследовательский рейдер «Посейдон», на котором служил Хоаххин, в теплой компании с кораблем глубокой разведки Фиолетовых «Эстарос», также построенным на верфях Мира Изгнания, после года блужданий по окраинам галактики уже собирались в обратный путь к родным «берегам», когда на самых подступах к окраинам рукава Щита Центавра с ними произошла необъяснимая трагедия. Оба корабля были уничтожены. Кем или чем? На этот вопрос пока не было ответа. Проникающие доложили об инциденте с кораблями в Межвидовой Центр Коммуникаций. В спешном порядке была организована спасательная экспедиция, которая и вернулась обратно около месяца назад с неутешительными результатами. Поиск обломков кораблей, как и поиск спасательных капсул, ничего не дал. Единственная найденная капсула оказалась впечатана в блуждающий астероид, который в результате столкновения прекратил свои «блуждания» и вертелся почти в центре сектора, определенного Проникающими как место катастрофы кораблей. Аварийный маяк капсулы был раздавлен от удара о камень, а тело спасенного заморожено криогенной системой капсулы.

– Хоххи!

Ее нежные руки, скользнув по растрепанным волосам на голове, обняли его и потянули к себе за широкие сильные плечи.

– Слава Творцу!

После гибели отца десять лет назад в космопорту Регула она очень не хотела отпускать его одного так надолго и так далеко, словно материнское сердце могло предчувствовать грозящую ему смертельную опасность. Она, капитан медицинской службы флота, подала рапорт на зачисление в состав экспедиции. Но ей отказали.

– Мама.

Теплая соленая слеза капнула ему на шею.

– Все хорошо. Я жив! Я с тобой.

Он нежно, но решительно развернул ее к двери и, прижав к себе ее хрупкие плечи, вывел из помещения оперативной реанимации. Она сильно изменилась после смерти отца, но год назад все еще блистала неувядающей красотой. Теперь перед ним стояла женщина с глубоко запавшими карими глазами и аккуратной прической, удерживающей плотный клубок седых волос.

– Майор, вам нужно вернуться в палату. Сударыня, прошу меня простить, я клянусь, мы вернем вам сына ровно через сутки, после завершения программы тестирования.

Профессор спокойно, но настойчиво подтолкнул Хоаххина к следующей двери. Реста Леноя отпустила его руку и нежно посмотрела в его голубые, как у отца, глаза.

– Я буду ждать.

Хоаххин саа Реста не первый раз проходил тестирование в Центральном Медицинском Госпитале Детей Чести. Точнее, это происходило как минимум раз в два стандартных года и являлось обязательной процедурой для всего офицерского состава флота. К подобным вещам здесь относились очень серьезно. Взгромоздившись на мягкое кресло и расслабив, насколько это было возможно, мышцы шеи, майор саа Реста уставился на вращающееся перед ним трехмерное изображение петли Мёбиуса. Он еще успел почувствовать легкие уколы датчиков, вонзившихся в основание черепа, и решил, для порядка, посчитать до десяти. Один, два, трррииии…

– …Мы оповестим вас о результатах, как обычно, в течение трех часов. И последняя просьба, майор, при всем моем уважении к вам и вашей матери, проведите это время в госпитале.

Хоаххин аккуратно сложил пижаму на скамейку в раздевалке, перед душевой. Офицерский френч сидел на нем как влитой, это значит, пока он дрых на креслице, с него успели снять мерки и активировать программу 3D-принтера.

– Никаких проблем. Профессор, я надеюсь, вы не будете все эти три часа развлекать меня свежими анекдотами?

Сауо понял, о чем речь, наверное, ему стоило подождать, пока офицер оденется и выйдет из душевой, а не бросаться за ним сюда. Он немного обиженно вздернул нос и хотел было направиться к выходу, но пациент слегка придержал его за руку.

– Есть небольшая проблема, наа. Пока вы тыкали в меня своими острыми железками, мне приснился очень странный сон.

Обращение не через должность, а через родовой корень обозначало не просто неформальную часть беседы. А скорее то, что собеседник желает сообщить сауо что-то очень и очень личное. Но не это удивило профессора больше всего. Его круглые глаза чуть не выпрыгнули из орбит.

– Вы видели сон?! И часто это у вас?

– Не поверите, в первый раз, а уж о том, что я видел во сне, так и вообще говорить не хочется.

Профессор бесцеремонно ухватил Хоаххина за рукав френча и потащил его в свой кабинет. Как только за ними плотно закрылась дверь и офицер удобно уселся напротив его стола, наа, с вопросительным выражением лица, впился в него своими круглыми глазами.

– Что?

– Что что?

– Простите. Что вы видели во сне?

– Это можно рассказывать полжизни, но вкратце – я был «восстановлен» совсем в другом мире. В котором люди вели с Могущественными войну на уничтожение, а я был… слепым калекой, хотя во многих других деталях этого сна были очень характерные совпадения с событиями в нашей с вами, профессор, реальности…

– Вот. Давай натягивай на себя мундир. А то таскаешься здесь, как… в общем, голый совсем.

Смотрящий уже успел привести себя в порядок и принес Хоаххину в каюту комплект его парадного белого мундира с аксельбантами и георгиевской лентой. Вид сидящего на краю койки голого капитан-лейтенанта внешней разведки шестого флота Его Императорского Величества Хоаххина саа Реста не то чтобы сильно удивил старого аристократа, но однозначно несколько его озадачил.

– Послушайте, герцог. Пока вы там смазывали свои синяки зеленкой, я тут немного поспал. И… В общем, мне приснился очень необычный сон.

– Ну-ка, ну-ка? Может достопочтенный наа Ранк переборщил со снотворным? Нужно будет, кстати, уточнить у него рецептик, а то бессонница, понимаете ли… старческая.

Хоаххин рассеянно натянул носки и совершенно не отреагировал на явно провокационную реплику Смотрящего.

– Очень реалистичный сон. Я видел там наш мир, но только в нем мы никогда не воевали с Могущественными, моя мать была жива, а у меня были голубые глаза…