Том 4

ОТ СОСТАВИТЕЛЯ

О своей работе над повестью «Юность полководца»[228] автор писал[229]: «…в Ленинской библиотеке я изучаю медвежью охоту, надо ее показать в описании Александра Ледового… С утра занимался биографией Александра Невского (я бы лучше назвал его Ледовый). Загадочная личность для начала XIII в. В сражении на Неве с Биргером — ему было 20 лет! А он руководил небольшой новгородской дружиной и сделал такое стремительное наступление, что разметал соединенное войско шведов, финнов (сумь и ямь). Затем «изгоном» (стремительно, внезапно) налетел на Псков, захватил переветчиков (сумь и ямь), а немцев привез в Новгород… Затем было его великолепное «Ледовое побоище», где он татарским приемом заманил немецких рыцарей на лед и растрепал их в пух! Ведь таков был только Александр Македонский!..» (Москва, 12–13.111.40).

В процессе творчества автор привлекал к обсуждению избранной им темы близких ему писателей, историков. Так, изучая отношения Александра Невского с Золотой Ордой и государями Западной Европы, В. Ян посетил академика И. М. Майского, «…беседовал с этим выдающимся политическим деятелем и очень умным, талантливым человеком, рассказал о своей работе, вопросах, на какие жду ответа» (1.IV.45), получил дельные советы.

«…Каждый день в 9 часов утра я в Ленинской библиотеке… Бьюсь над тем, чтобы описать Чудское озеро и битву новгородцев на нем так, как никто и не подозревает, что можно с такой стороны описать. Изучаю новгородскую речь того времени, сказочный говор, пословицы и поговорки и не выпущу из рук моих страниц, пока сам не похвалю себя. А потом — «пущай ругають, али хвалють», а я перейду к другой теме…», — писал мне отец 22 мая 1945 года, «…приходится взрывать неизвестную целину. Показать Александра новым, живым, необычайным, во всех разрезах его многогранной натуры, настоящим русским самородком, очень оригинально и по-своему решавшим самые труднейшие политические, военные и житейские вопросы, показать таким, каким еще никто не показывал… нужно нарисовать еще и фон— такой разнообразный и многогранный: и Вольный Новгород, и отношения к Северным соседям, и Золотая Орда, и происки папы римского, желавшего посредством обращения в католицизм захватить Русь в свои руки…» (2.VII.45).

«…Обдумываю, как передать столкновение Александра с немцами, — записывает он в дневник. — Их надо показать самовлюбленными, гордыми, самоуверенными, готовыми уничтожить всё и всех на пути, чтобы утвердить свое (немецкое) государство, где царят немецкие рыцари, а всё население на коленях, склонило головы до земли, рабски исполняет немецкую волю… Александр (22 лет!) воодушевляет всех, созывает ушкуйников, крестьян, кого только может, и гениально заманивает немцев на лед озера, начавший трескаться; а из Пскова уже прискакали гонцы предупредить, чтобы уходить с озера! — «уже на реке Великой, в верховьях пошел ледоход!..».

«Кому ледоход — горе, а нам подмога!» — решил Александр и приказал готовиться отступать и заманивать рыцарей на озеро» (15.IX.45).

Автор встречается со своими читателями и коллегами-писателями, рассказывает о работе над повестью: «…я пытаюсь осветить образ замечательного русского северного богатыря — Александра Ярославича Новгородского, одного из первых великих собирателей Русской земли… Назван он в моей повести «Беспокойным» потому, что в одной древней летописи о нем говорится: «Очень он о родной (земле) Русской беспокоился… и дума о ней никогда его не покидала…»

«…Что такое великий человек? Это человек, чьи индивидуальные способности делают его наиболее пригодным для служения великим общественным нуждам своего времени. Великие люди всегда являются «зачинателями», они видят дальше и хотят сильнее других. Сила выдающейся личности в ее связи с массами, с народом, в умении организовать массы, предвидеть ход исторического движения.

Это определение сущности «великого человека» послужило мне отправной точкой, «ориентиром», как говорят артиллеристы и летчики. Эти «ориентиры» являются самым необходимым обязательным условием при создании образа личности великой, но о которой мало известных исторических данных.

У каждого великого человека имеются свои единственные индивидуальные черты, отличающие его от других. Искусство биографа-романиста состоит именно в выборе индивидуальных черт. Ему нечего заботиться о безусловной научной точности в описании жизни своего героя, отдаленного туманом столетий, в особенности когда нет описаний очевидцев, закрепленных собственных слов, сказанных героем. Биограф должен, с одной стороны, придерживаться некоторых безусловно точных «ориентиров», с другой стороны — свободно творить, имея художественное прозрение, бросая лучи критического творческого прожектора в далекое прошлое, выбирая из хаоса возможностей наиболее характерные, индивидуальные черты своего героя, стараясь создать образ живой, полнокровный, незабываемый и в то же время правдивый.

Писать о «потрясателе вселенной» Чингиз-хане было сравнительно легче, чем об Александре Невском. В распоряжении автора были многие летописи, речи и поучения, «История монголов» Рашид ад-Дина, воспоминания современников, другие материалы. Но писать повесть-биографию Александра Ярославича несравненно труднее. Слишком мало «ориентиров». Хотя имеется ряд исторических исследований о жизни Новгорода, особенно его материальной культуре, напрасно искать в них тех индивидуальных, характерных черт, из каких создается живая картина кипучего народоправства в эпоху Александра, смелого хранителя русских пределов от вторжений разноплеменных сильных интервентов… Время было исключительно тяжелое, города разрушены, летописцы и «книжные люди» перебиты, некому было описывать происходивший разгром Руси… С юга продолжали угрожать татары, еще не потерявшие желания ограбить уцелевший богатый Новгород. С Запада и Севера напирали немцы, шведы и крайне воинственные, могущественные тогда, князья литовские…

Но страшные враги угрожали не только извне, они гнездились также внутри страны. Богатые немецкие торговые компании имели свои склады и гостиные дворы в Новгороде, Пскове, других местах, вербовали себе сторонников среди знатного боярства, добиваясь изгнания из Новгорода неугодного им «беспокойного» князя… Александру было всего 20 лет, когда он разбил шведов на Неве, и 22 года во время битвы на Чудском озере… После этого Александру пришлось более двадцати лет провести в непрерывных битвах, и он всегда одерживал победы…»[230]

«…В процессе работы над повестью возникает бесконечный ряд вопросов. Возьмем простейшие: как прошло детство Александра? Известно, что, когда его отец, князь Ярослав, уехал во Владимир, а затем в Киев, он оставил правителями Новгорода сыновей — ссмилетнего Александра и его, тоже малолетнего, брата Андрея. Оба мальчика со своими воспитателями тайно бежали в Переяславль, спасаясь от грозящего им убийства…

Как далее учился Александр? Какие книги он читал?.. Какова была дружина Александра: конная или пешая?.. Был ли у нее какой-нибудь воинский строй?.. Какую роль играла в жизни Александра его жена Васса?.. Каковы были отношения Александра и Батыя?.. Как и чем сумел Александр завоевать дружественное доверие грозного владыки Золотой Орды?.. Какой вид имела в то время ее столица Сарай на Ахтубе, одном из семидесяти устьев Волги?.. И так далее…

Какие главные источники дают возможность выяснить образ и жизнь Александра? Их до крайности, до боли мало. Основным является написанное неизвестным монахом в конце XIII — начале XIV века «Житие Александра», очень краткое, многократно переписывавшееся и подвергавшееся переделкам… Слишком краткие описания Невской битвы, и битвы на Чудском озере, где каждое слово должно быть особенно дорого.

Александр в этом «житии» постоянно «обливается слезами», становится на колени, «воздевает руки к небу» и произносит длинные, якобы им сочиненные молитвы.

В очень тщательном исследовании В. Мансикка, вышедшем в 1913 году, «Житие Александра Невского», его автор установил, что все эти якобы «молитвы, слезы и воздевание рук к небу» — текстуально списаны из других, более древних, так называемых «военных повестей» и «житий». В. Мансикк сразу очистил Александра от слащавого, умильного «божественного» сюсюканья, и перед взором его биографа стал вырастать более живой, четкий, правдивый образ русского смелого богатыря, беспощадного к врагам Родины, зоркого и беспокойного борца, настороженного, вдумчивого «печальника о земле Русской»…

Постепенно прибавлялись новые ориентировочные точки. Я стал искать каких-нибудь данных об эпохе Александра и о нем лично в шведской, немецкой, литовской исторической литературе… Так, небольшая запись шведской хроники примерно за пятьдесят лет до Невской битвы (приведена в книге шведского историка Олафа Далина, 1746, Стокгольм)… позволила сделать вывод о том, что в середине XII века некоторые финские племена во главе с карелами были в столь дружественных отношениях с новгородцами, что участвовали совместно в борьбе со шведами,, что русские, главным образом новгородские, мореходы и рыбаки свободно плавали по Балтийскому морю, не боясь даже самой сильной в то время морской державы— Швеции…

А какой славой пользовались русские рыбаки в то время, сообщает древняя литовская сказочка о том, как «…русские мужики, ловкие рыбаки, знают тайну отпирать пещеру (подводную), куда прячется рыба от рыбаков, и потому-то им всегда как нельзя лучше удается лов рыбы… Русский мужик, придя на озеро Катежирис, окунулся в воду, отпер подводную пещеру и вернулся на поверхность, держа в зубах замок. С того времени озеро (что неподалеку от города Крожа в Жмуди) стало изобиловать рыбой…»

Мудрый политик Александр Новгородский сумел приобрести доверие Батыя. Нож завоевателя был отведен от груди северных русских земель, где новгородский князь положил начало объединению русских людей, их подготовке для борьбы с татарским игом, завершившейся победой полтораста лет спустя… Он не пошел «завоевывать вселенную» вместе с Батыем (как того требовал основатель Золотой Орды), а сумел убедить татарского владыку, что ему необходимо оставаться хранителем северных границ «Батыевой вотчины» — Северной Руси. И в то время как татарский завоеватель отправился в поход на Запад до «Последнего моря», прозорливый Александр спас Русь от дерзкой попытки немецких авантюристов проникнуть в сердце России и, лишив Русь выхода к Балтийскому морю, торговых путей и связей, превратить Русь в свою колонию…»[231]

«…Был 1239 год, только что войско хана Батыя прошло по Северной Руси, разгромило города и села, ушло на Юг в Черноморские степи, уведя с собой в тяжелую неволю много пленных. Это наше несчастье вызвало радость соседей.

В 1240 году, по призыву Дерптского епископа, ливонские рыцари из Риги, в компании со всякими авантюристами, напали на Изборск и захватили его; двинувшись дальше, после недельной осады они овладели Псковом. Одновременно с ними на Северную Русь стали наступать датчане и шведы… Римский папа Григорий IX возвестил «крестовый поход» против «диких язычников финнов и неистовых русских еретиков»… Во главе «священного ополчения» стал королевич Биргер, зять шведского короля… Летописец того времени пишет: «…неприятель собра силу велику, мастеры и бискупы, и свея, и мурамант, и сумь, и емь, и наполни корабли многи зело плков своих, и подвижени в силе велицей, пыхая духом ратным, и прииде в реку Неву, и сташа усть Ижоры, шатаяся безумием своим…»

Новгородцы, пробравшись лесными тропами, стремительно набросились на неприятеля, «не давая им, — по выражению летописца, — опоясать мечи чресла свои…». Впереди всех бился князь Александр «и самому королю, — говорит летописец, — возложи печать на лице острым мечом своим…». Множество неприятелей было перебито, «…остаток, побеже посрамленный… в тое нощи побегоша все… восвояси…».

Ливонские рыцари, завладев Псковом, продолжали набеги, строя новые планы захвата русских земель. Но через два года после Невской битвы прибалтийские немцы были разгромлены в знаменитой битве на Чудском озере[232]… Услыхав о подвигах Александра, встревожился и Батый, потребовал его к себе в Золотую Орду. Александр… (как до того его отец князь Ярослав) поехал в низовья Волги с несколькими телегами «сребра и злата» и выкупил из татарской неволи многих русских пленных[233]. Эти поступки сделали имя Александра Ярославича любимым в народе. Его считали истинным защитником Родины и ходатаем за обездоленных, попавших в татарскую неволю. Помнит его русский народ и сегодня…»[234].

Живописности картин и достоверности персонажей в повести В. Яна о юности Александра Ярославича способствует то, что автор жил на Прибалтийских землях, бродил по Новгородчине, где видел описываемые им места, встречался с людьми, какие могли стать прототипами некоторых его героев.

Гимназические годы писателя прошли в Риге и Ревеле (Таллинне), где, кроме возвышающихся и ныне крепостных стен и костелов, высились сохранившиеся феодальные замки и дворцы с гербами «прибалтийских баронов», потомков крестоносцев.

Отец писателя, инспектор и директор мужских гимназий, воспитывал своих детей и учеников в патриотическом духе и, не ограничиваясь курсом гимназических знаний, в летние месяцы выезжал с гимназистами на места, где происходили памятные события отечественной истории. «Была устроена поездка, — вспоминал В. Ян, — в Нарву, Юрьев (Тарту), Псков; оттуда пароходом по Чудскому озеру. Мы останавливались возле Псково-Печерского монастыря, близ которого видели в лесу деревянных идолов крестьян-эстонцев «полуверцев», молившихся православным иконам и тайно поклонявшихся своим древним языческим богам. Пароход специально остановился близ «Вороньего камня», у которого, по преданию, произошло «Ледовое побоище», откуда Александр Невский наблюдал за битвой и мы видели место разгрома армады тевтонских завоевателей…»

После окончания Петербургского университета В. Ян в «мужицкой одежде» с котомкой и посохом отправился «ходить по России». Начал он свои скитания «…с древнего Новгорода. Оттуда прошел берегом Ильмень-озера к Югу» по новгородской земле. «Я шел в деревню потому, — вспоминал В. Ян, — что меня тянуло бродить среди толпы, сблизиться с народом, великим, загадочным, таящим в себе неизмеримые силы, которому все мы, интеллигенты, должны служить»[235].

В очерке «Святое беспокойство», напечатанном в 1942 году газетой «Кызыл Узбекистон» (в Ташкенте, на узбекском языке), В. Ян писал: «В корреспонденции ТАСС от 26 октября, при описании ожесточенного боя сталинградцев с наступающими немецко-фашистскими войсками, упоминалось одно имя, прославленное в веках: «…на одном из участков Сталинградского фронта сражается рота автоматчиков, которой командует Александр Невский. Этот девятнадцатилетний юноша, решительный, смелый командир, сочетая риск с точным расчетом, внезапно атакует врага и наносит ему сильные удары… Четыре раза был ранен А. Невский, но не покинул поле боя. Его знакомая бойцам фигура во время сражения появлялась в самых опасных местах…».

Таков же был 700 лет назад новгородский удалой богатырь, князь Александр, прославивший на Неве и Чудском озере победами свое юное имя… Только впоследствии (в XV–XVI веках) при его «приобщении к лику Святых» он был канонизирован православной церковью, как «Невский». При жизни он так не назывался. Современники называли его «Беспокойным» — уж очень он за родную землю «беспокоился», и говорили, что князь очень «сечу любит», т. е. «сечет» (рубит) врагов…

…И «беспокойный» юноша Александр Новгородский и Сталинградский Александр Невский являются образцами истинных героев, на которых держится Родина, ее спокойная вера в непобедимость, величие и дальнейший расцвет…»

Александр Ярославич, Беспокойный князь Новгородский, был одним из любимых героев автора — «богатырей духа», и когда книга уже была в производстве, тяжело больной В. Ян записывал: «…О! Если бы я мог еще ярче описать победы Александра Невского!..» (22.V.50 г.), «… стараюсь выправить Александра Н., хочу показать его необычайным, молодым, пламенным…» (14.XII.50 г.), «…у меня в плане: закончить битву на Омовже, в которой участвовал 15 летний Александр…» (20.VI.51 г.), «…написать новое начало повести «Юность полководца». Создать совсем новое, без монахов, вековой старины, чтобы это действительно была юность во всех отношениях!..» (22.VIII.51 г.). «состоялось чтение «К «Последнему морю»»…а чтобы написать это потребовалось 10 лет труда, радости и огорчений!..» (22.VIII.51 г.), «…хочу написать книгу… о великих сражениях, менявших ход истории, победах, одержанных не посредством превосходства сил, а искусством полководца, его изобретательностью, смелостью… Таков был Александр Невский в битвах на Неве и Чудском озере…» (15.Х.52 г.).

Повесть «Юность полководца (Александр Невский. XIII век)», впервые изданная в 1952 году «Детгизом», переиздавалась 15 раз, переведена на многие языки, насчитывает десять зарубежных изданий.

Повесть «Молотобойцы» создана в начале 30-х годов. В эту пору автор работал одновременно над несколькими темами и в разных жанрах. Много было у него замыслов, планов начатых и незавершенных произведений; некоторые из них сохранились в его архиве, большая часть погибла в годы войны.

Конец двадцатых — начало тридцатых годов были эпохой коллективизации и индустриализации недавней «лапотной» России, какую писатель наблюдал в свои молодые годы. Основным предметом изображения в советской литературе наряду с колхозной жизнью стала тема овладения народом высотами науки и техники. Журналы «охотились» за произведениями на индустриальные темы. В ответ на призыв М. Горького «создать историю фабрик и заводов» писатели выезжали на промышленные предприятия для сбора материала.

Даже издательства специальной технической литературы, такие как Машметиздат, Металлургиздат, Госстройиздат, охотно заказывали и печатали художественные произведения на темы, посвященные рабочему классу, героям науки и техники, изобретателям, особенно в Сериях книг для юношества.

В. Ян в этот период, наметив ряд исторических тем для будущих книг, как он считал, «созвучных» современности и близких советскому читателю, со свойственным ему глубоким подходом к задаче обратился к капитальным трудам в области научно-технической мысли. В его «рабочих тетрадях» тех лет— списки и аннотации прочтенных книг, планы, конспекты и фрагменты задуманных произведений, схемы и чертежи машин, строений, зарисовки предметов быта и обихода, одежды, наброски образов его литературных героев.

В те же годы В. Ян написал повесть-биографию об изобретателе парохода — «Роберт Фултон», изданную Машметиздатом в 1934 году.

Тогда же писатель предложил Металлургиздату, что он напишет «книгу для юношеского возраста в полубеллетристической форме (научно-художественные очерки, рассказы и пр.) — «От домницы до домны», рассказав в ней об истории металлургии…». Он составил подробный план будущей книги и готовился к поездке на металлургический завод, но замысел этот так и остался незавершенным, однако привел в дальнейшем к созданию цикла произведений, названных автором «Повести о железе», или «Рудознатцы». Сюда вошли дошедшие до нас в рукописях повести «Секрет алхимика» («Алхимик Ашкинази») и «Поездка по Московии»[236], а также уже опубликованная повесть «Молотобойцы». Все эти произведения связаны авторским замыслом воедино— преемственностью темы, историческими событиями, литературными героями (или их потомками), продолжающими повествование из книги в книгу.

Действие «Секрета алхимика» происходит в небольшом средневековом городке Хемнице[237], столице Саксонского герцогства, славившегося своими угольными и железорудными шахтами, замечательными мастеровыми и выдающимися учеными мужами; там много лет работал основоположник горнорудной науки Георг Агрикола (Бауэр, 1494–1555), один из героев повести В. Яна. Содержание повести — рождение точной науки в обстановке мракобесия и суеверий средневековья, трагическая судьба ученых-алхимиков, искателей «флогистона» и «философского камня»[238], ощупью пробиравшихся среди тьмы невежества к свету познания и гибнущих на этом пути.

В «Поездке по Московии» главные герои — потомки персонажей «Секрета алхимика». В ту пору, когда Петр I «в Европу прорубил окно», в Россию с Запада устремился поток иностранцев; среди них наряду с мастерами своего дела встречались и искатели легкой наживы. Автор показывает «Московию» глазами иностранцев. Те ожидают встречи с дикими варварами, которых они призваны просвещать, но с удивлением видят народ со своей древней культурой, «рудознатцев» и «молотобойцев», владеющих секретами высокого мастерства, зачастую не уступающих европейцам. Повесть осталась незавершенной.

Третья книга этого цикла — «Молотобойцы» — по времени и месту действия, ее героям — является продолжением «Поездки по Московии».

О работе В. Яна над циклом «Повестей о железе» мы можем судить по его записям в дневнике: «…пишу потихоньку «Поездку по Московии», углубляюсь в старину Москвы XV–XVII веков… С утра в библиотеке работал над историей железного дела на старой Руси… Получил письмо от Литкружка Новотульского Металлургстроя… Я бы хотел поехать туда недели на две, присутствовать и при постройке, и при первом пуске домны. Хочу побыть в мире большого, горячего производства, почувствовать темп 12 тысячной коллективной работы… Нашел в библиотеке собственные русские имена, собранные Чечулиным по писцовым книгам. От этих прозвищ— Ширяй, Жук, Урюка и проч. пошли фамилии. Продолжаю изучать железное дело в Древней Руси… изучал опять железные заводы, читал опись каких-то деревень и «анбаров» царя Алексея Михайловича…» (10.IX— 31.XII.33 г.).

В 1933 году В. Ян получил две комнаты в доме № 4 (квартира 15) по Столовому переулку и впервые смог оборудовать себе рабочий кабинет; это жилище за скромность обстановки и аскетизм его хозяина называли «хижиной дервиша». Здесь вскоре были созданы первые романы исторической эпопеи об ордынских нашествиях XIII века и начата завершающая ее книга «К «Последнему морю»».

Зима 1933–1934 годов была морозной, а отапливали дом, где жил В. Ян, весьма скудно; за работой мерзли руки и ноги — он их отогревал, держа над кирпичом, нагретым на керосинке. «…С утра работал в библиотеке. Нашел материалы по кузнечному делу… Читал исследование Чары-кова о Павле Мензеле, которого он считает первым учителем малолетнего Петра I…» В библиотеку, несмотря на «адский мороз», ходил в летнем пальто, так как не было шубы, и в результате простудился. «Сижу дома, забинтованный, но работаю, сам переписываю… не выхожу никуда, кроме доктора, который лечит мое левое ухо, настолько воспаленное, что я им совсем не слышу, и слабо слышу правым… «Будь же слеп, как Гомер, и глух, как Бетховен. Слух же духовный скорей напрягай, и духовное зренье…»…За это время написал дальше «Московию», читал Устрялова «Историю Петра I» (17–25.1.34 г.).

Когда «Молотобойцы» в конце 1933 года вышли из печати[239], В. Ян записал в дневник: «…днем заходил в «Молодую гвардию», получил 25 экземпляров повести о Московии «Молотобойцы». Красивые рисунки Вышеславцева. Перечитывал страницы с какой-то непонятной грустью. Так от них веет русской деревней, русским духом, березовыми рощами, среди которых я давным-давно ходил по «Святой Руси», отыскивая какую-то «правду». «Молотобойцы» — прямое продолжение «Записок пешехода», которые я писал и напечатал 33 года назад» (29.IX.33 г.).

В последующие годы автор несколько раз предпринимал попытки завершить и опубликовать первые «Повести о железе», но, занявшись с конца 1934 года исторической эпопеей о нашествиях XIII века на Русь и Европу, не смог осуществить свой замысел в полном объеме.

«Скоморошья потеха»— глава из первоначально созданной автором книги под названием «Александр Беспокойный (Невский) и Золотая Орда», входившая в ее четвертую часть («Александр в Великом Новгороде») и имеющая самостоятельный характер. Здесь завершалась сюжетная линия юношеской встречи княжича Александра с дочерью лесника Еремы, выручившей его из западни на лося. Глава была исключена из книги при ее переработке.

Впервые как самостоятельный рассказ «Скоморошья потеха» опубликована в сборнике В. Яна «Загадка озера Кара-Нор», М., «Советский писатель», 1961.

Рассказ «Скоморошья потеха» в настоящем Собрании как бы завершает цикл произведений В. Яна, посвященный теме вторжений завоевателей XIII века на земли, издревле населенные предками народов нашей страны.

«Рассказы «Старого закаспийца» — цикл произведений, созданных В. Яном под впечатлением от первого пребывания в Средней Азии и поездки на Ближний Восток в начале XX века.

«Колокол пустыни»— написан (предположительно) в Ташкенте, где В. Янчевецкий служил в Туркестанском переселенческом управлении, основан на впечатлениях от поездки верхом через Каракумы в Хиву в 1903 году (см. «Голубые дали Азии», стр. 481 наст. тома). Впервые рассказ «Колокол пустыни» напечатан в Петербурге в газете «Россия» от 22 апреля (5 мая) и 27 апреля (10 мая) 1907 года.

«Тач-Гюль» — написан в Петербурге по воспоминаниям о поездке в горы Копет-Дага и Северную Персию в период службы в Ашхабаде в 1902–1904 годах. Впервые, под названием «В горах Персии», напечатан в газете «Россия» от 24 января (6 февраля) 1910 года.

«Видения дурмана»— написан в Петербурге по воспоминаниям о жизни автора в Ташкенте в 1906 году. Впервые, под названием «Душа», напечатан в газете «Россия» от 18 апреля (1 мая) 1910 года.

«Рогатая змейка»— написан в Петербурге в 1907 году вскоре после возвращения из морского плавания на пароходе «Россия» от Одессы до Каира. В основу его легло происшествие, случившееся с автором и его семьей на обратном пути. Впервые напечатан в газете «Россия» от 25 декабря 1907 года (7 января 1908 г.) под названием «Рассказ капитана».

«Рассказы о необычайном» — цикл произведений о событиях в советской стране 20-х годов.

«Партизанская выдержка» — написан в 1922 году в Минусинске со слов партизана П. Каллистратова, служившего тогда смотрителем городского «Домзака» (в то время так именовались тюрьмы); тогда же напечатан минусинской газетой «Власть труда».

«Загадка озера Кара-Нор» — написан в конце 20-х годов в Москве по впечатлениям от пребывания в Туве, где автору доводилось встречаться в Саянских горах с бывалыми охотниками и рыбаками, героями рассказа, выведенными под своими именами, подтверждавшими достоверность события. Впервые опубликован в журнале «Всемирный Следопыт», 1929, № 7.

«В песках Каракума» — написан в Москве в конце 20-х годов. В рассказе отразились впечатления от поездки автора через Каракумы, а также впечатления от пребывания в Средней Азии в 1926–1927 годах (после службы в Самарканде), когда еще продолжалась борьба с басмачеством. Впервые опубликован в журнале «Всемирный Следопыт», 1928, № 9.

«Плавильщики Ванджа» — написан в Москве в начале 30-х годов, в период работы писателя над циклом произведений, посвященных металлургии и горному делу («Повести о железе», «Молотобойцы», «Роберт Фултон» и другие). В рассказе отразились впечатления от поездки писателя в Среднюю Азию в 1926–1927 годах, когда басмачи вторгались из-за рубежа в Таджикистан и Туркмению. Впервые опубликован в сборнике рассказов В. Яна «Загадка озера Кара-Нор», М., 1961.

«Записки пешехода». Первыми напечатанными литературными произведениями В. Яна были стихи и репортерские заметки его гимназических лет — в газете «Ревельские Известия». В студенческий период появились несколько стихотворений в «Студенческом Сборнике»[240], изданном с благотворительной целью «для воспомоществования неимущим студентам»; участвуя в «Сборнике», В. Ян познакомился с его редакторами — авторитетными литераторами Д. В. Григоровичем, Я. П. Полонским, А. Н. Майковым и помогавшими изданию П. П. Сойкиным и Н. С. Лесковым.

«На третьем курсе, — вспоминал В. Ян, — возобновилось мое увлечение литературной работой… Я писал стихи, печатая их в «Ревельских Известиях»… В течение трех месяцев я состоял на положении литературного секретаря сотрудника «С.-Петербургских Ведомостей» Баталина… через него познакомился с редактором «С.-Пб. Ведомостей» князем Эспером Эспсровичем Ухтомским; и это знакомство впоследствии оказалось для меня роковым… Издание «Студенческого Сборника» послужило поводом к знакомству и работе, тоже литературным секретарем, у С. Н. Сыромятникова… писавшего в те годы полемические фельетоны в газете «Новое Время» под псевдонимом «Σ» (Сигма)[241].

Получив университетский диплом, я вернулся в Ревель, имея… намерения… осуществить свою заветную мечту— отправиться бродить по Руси… Отец принял меня с трогательной нежностью. Тут же он заявил, что мне уже готова невеста… и он переговорил с начальником Казенной палаты… туда я могу поступить на государственную службу. Не желая огорчать отца, я временно послушался его совета, стал посещать Казенную палату на Вышгороде в надежде на то, что этот период моей деятельности продлится недолго…

Раздумывая над тем, как скорее двинуться в путь, я написал Сигме… отправил также письмо в «С.-Пб. Ведомости» Ухтомскому с просьбой ответить, — будет ли газета печатать мои заметки, если я пущусь в «скитания по Руси»?.. К письму я приложил «краткий план» намеченных скитаний…

Проходило время, я посещал Палату, ответов не было… Я приуныл… С отцом мы съездили к моей предполагаемой «невесте». Она действительно оказалась очень привлекательной девушкой… самая счастливая и желанная находка для всякого жениха, тем более, что она обладала богатым приданым; родители невесты, эстонцы, владели большим пивоваренным заводом… и поместительным домом…

Когда мы вернулись в Ревель и оба родителя спросили: «Ну, как?», я в ответ показал им письмо, только что полученное с почты. В нем Ухтомский писал, что он приветствует мое желание отправиться бродить пешком по Руси, «как будто затерявшись в народе», и предлагает на путевые расходы — 50 рублей в месяц и по 50 копеек за каждую строчку напечатанных статей…

Отец, прочитав письмо, пришел в ужас: «Ты станешь бродягой!» Мать заплакала… Но я уже принял решение: «Чего вы боитесь? — ответил я, — ведь Ломоносов ушел пешком из деревни в Москву, а я пойду, наоборот, из Петербурга в деревню. Я хочу узнать, как и чем живет мой народ. Хотя я изучил четыре языка и множество наук, а простой русской речи и народной жизни не знаю. Не бойтесь за меня! Я смело нырну в людское море и сумею вынырнуть на другом его берегу!..»

Начав осенью 1898 года свои «хождения» с Новгорода, новый, 1899 год «пешеход» встретил во Ржеве, где провел почти две недели, обрабатывая свои записки, потом с попутным обозом отправился на Смоленщину. Продолжив весной 1899 года свой путь и «продвигаясь дальше по России, — вспоминал В. Ян, — встречал я радушный приют и в землянках лесорубов, и у звероловов-охотников, и у сельских учителей, тайно кипевших радикальными и революционными убеждениями. И у всех встреченных крестьян я видел, под скромной, часто полунищенской, как тогда говорили «сермяжной», внешностью, великодушные сердца, глубокие думы, упорство и стремление вырваться из мучительных тисков нужды…».

С конца 1898 года в «С.-Петербургских Ведомостях» и «Ревельских Известиях» стали появляться очерки «пешехода». Они были замечены некоторыми редакторами и издателями, и ему было предложено «для сравнения» путешествие по Европе. Конец 1899 и начало 1900 года В. Янчевецкий провел в Англии корреспондентом газет «Новое Время» и «Ревельские Известия». Там его встретил и во многом помог знакомый студенческой поры, англичанин, стажировавшийся в СПб. Университете «русофил» Б. Пейрс.

Вдвоем с ним, на велосипедах, они проехали по многим дорогам, городам и селениям Англии, были у шахтеров Ньюкасла, докеров Портсмута, в сельских школах, Кембриджском и Народном Университетах. В. Янчевецкий работал и в знаменитой библиотеке Британского Музея, где впервые смог ознакомиться с запрещенной царской цензурой русской революционной печатью.

В Великобритании эпохи ее колониального могущества он наблюдал картины шовинистического угара периода англо-бурской войны, слышал воинственные речи молодого У. Черчилля, патриотические песни Р. Киплинга, беседовал с А. Конан Дойлом и другими выдающимися общественными деятелями. Ряд его корреспонденций о «лондонских впечатлениях» напечатали (январь-февраль 1900 г.) «Новое Время» и «Ревельские Известия».

Вернувшись весной 1900 года на родину, В. Ян жил в Ревеле, наведываясь в Петербург, периодически продолжая свои «скитания по Руси». Это нашло отражение в его новых очерках и рассказах.

Книга «Записки пешехода» вышла в свет летом 1901 года (напечатана типографией «Ревельских Известий») на средства автора (вернее, его родителей), очень малым тиражом. В нее вошла небольшая доля очерков о хождениях «пешехода», и потому книга не дает о них полного представления. Неопубликованные записи впоследствии были утрачены.

На титульном листе вышедших «Записок пешехода» автор проставил: «Том первый». Впоследствии, в дореволюционный период и в советское время, его преследовала мысль продолжить «Записки пешехода», переиздать их с дополнениями или опубликовать «Второй том». В дневниках писателя сохранились планы этого замысла, к нему добавлялись произведения, созданные много позже, но относящиеся по содержанию к тому же периоду «хождения по Руси».

Исходя из авторского замысла составлена подборка произведений, которую можно отнести ко второй книге, или «Второму тому» путевых заметок. Сюда включены произведения, созданные и опубликованные в разное время; они, как хотел автор, дают картины жизни России в канун революций 1905 и 1917 годов. Сохранилось несколько десятков очерков и рассказов В. Яна тех лет. Из них наиболее, на наш взгляд, интересные современному читателю вошли во вторую книгу «Записок пешехода». В дореволюционное время созданы и впервые опубликованы в «Ревельских Известиях»: «Дорожная панорама» (1898, 8.XII); «Последние могикане» (1898, 9.XII); «Стрекозы и муравьи» (1898, 10.XII и 1899, 7(19).I); тогда же эти очерки напечатаны в газете «C-Пб. Ведомости». В журнале «Русский Труд», 1899, опубликован очерк «На супрядке»; «Иконописцы-неудачники»— в «C-Пб. Ведомостях», 1899, 23.Ill (4.IV); «На плоту» — в «России», 1907, 27.V (9.VI).

В советское время (30-е годы) созданы и впервые опубликованы: «На Мариинском канале» — Альманах «Детская литература — 1972 г.» (под названием «Колесо с крючком»); «Богоискатель»— Альманах «Детская литература — 1972 г.»; «Встреча с Л. Н. Толстым» — журнал «Звезда», 1960, № 10. «Встреча с Л. Н. Толстым» — написана на основе рассказа брата автора — Дмитрия, посетившего Л. Н. Толстого после окончания русско-японской войны. Толчком к созданию этого произведения явилась поездка В. Яна в Ясную Поляну, откуда он сообщал дочери (Е. В. Можаровской): «…много стало мне ясным из характера и методов творчества великого Льва Николаевича, после осмотра дома и его рабочих комнат, в которых прошла его долгая жизнь. «Старца великого тень — чую смущенной душой»» (18.VI.38).

Некоторые очерки, вошедшие в «Записки пешехода», публикуются в настоящем издании с небольшими, несущественными сокращениями.

«Голубые дали Азии». В декабре 1901 года начался новый этап жизни и творчества В. Яна, на этот раз «в седле всадника». Только на восьмом десятилетии жизненного пути, по моему настоянию, он набросал «план» своих воспоминаний об этом и предыдущих периодах своей жизни. Он утверждал, что писатель должен «до последней своей возможности» создавать оригинальные художественные произведения, как плоды своей фантазии, а не писать мемуары, и следовал этому принципу до преклонных лет, до своих последних дней. Поэтому он поставил условие, что сам писать их не станет, а это будет моя запись его рассказа о «Картинах жизни и времени В. Яна», которую он, где нужно, подправит.

Зимой 1947/48 года мы обсуждали рождавшуюся книгу воспоминаний. Придерживаясь плана, отец рассказывал о пережитом, об ушедших в небытие людях и временах. Я наскоро конспектировал беседу, потом восстанавливал его рассказы. Обычно к следующей встрече я приносил перепечатанное на машинке то, что записал в прошлый раз, и оставлял для просмотра отцу.

Работая таким образом, к весне 1948 года мы записали детские, юношеские и молодые годы В. Яна, первые тридцать лет его жизни. Продолжить запись дальше — не удалось.

Сделанная мною черновая запись ждала «своего дня», пролежав в архиве отца, почти десять лет. К тому времени писателя уже не было в живых. С конца пятидесятых годов я стал готовить рукопись к печати, используя также другие беседы с отцом, воспоминания и письма нашей родни, друзей, газетные публикации, документы, фотографии. Пришлось разделить рукопись на части и главы, дать им названия, подобно тому, как это делал сам писатель.

В. Ян предполагал назвать эту книгу «Поиски Зеленого клина» — в память о своих странствиях по России. Первые се две части — «На заре туманной юности» (детские и юношеские годы) и «Хождение по России» (странствия «пешехода») — впервые были опубликованы в сокращенном виде в Альманахах «Детская литература — 1971 г.» и «Детская литература — 1972 г.».

Третья часть книги — «Голубые дали Азии» (путешествия в начале века по Азии), названная так по одному из высказываний автора о Средней Азии («я полюбил ее голубые дали»), дорабатывалась и дополнялась мною новыми материалами о В. Яне до середины 80-х годов; впервые она опубликована (сокращенно) журналами «Ашхабад» (1961, № 3), «Подъем» (1975, № 1); отрывки из нее печатались в журналах «Звезда», «Нева», еженедельнике «Литературная Россия». Полностью она впервые напечатана в сборнике произведений В. Яна «Огни на курганах» в 1985 году («Советский писатель»), переведена на туркменский язык.

Пользуясь возможностью, выражаю признательность — библиографу Ленинградской Публичной Библиотеки им. М. Е. Салтыкова-Щедрина Д. А. Берман, проделавшей большую работу по составлению первой библиографии и выявлению напечатанных в дореволюционное время рассказов и очерков В. Яна, использованных для второй книги «Записок пешехода»; а также ашхабадцам-«яновцам» — поэту А. Мурадову (покойному) и сотруднику Института истории АН ТССР, кандидату исторических наук Г. Г. Меликову, обнаружившим в архивах ТССР некоторые, использованные в «Голубых далях Азии», документы о пребывании В. Яна в Закаспии.

В третьем томе настоящего издания в части тиража на обороте титула не указан автор цветных иллюстраций — художник И. Глазунов; на стр. 190, в конце эпиграфа (из Пушкина), напечатано: «вздыхающей Россией» — надо: «издыхающей Россией»; на стр. 521, в конце второго абзаца, указана дата: (9.V.39) — надо: (9.V.40).