21

Сидя за роялем, Олег Крутов разучивал с Ириной Пуховой новую песню. О недавней размолвке было забыто, по крайней мере оба старались о ней не вспоминать.

— Здесь «до», его надо пропеть длиннее, — объяснял Крутов. — А дальше стаккато: пам-пам-пам. Ясно?

— Пам-пам-пам! — Ирина игриво и ласково прошлась пальчиками по лбу Олега.

— Ириша, не балуй. — Музыкант поцеловал ей руку. — Все, начали! И…

На улице перед домом взвизгнули тормоза. Певица подошла к окну.

— Ну, Ира, в чем дело? — нетерпеливо обернулся Олег.

— Алик, к нам гости. Милиция…

— Да?.. — Голос Крутова неестественно спокоен. — Ну и что? Видимо, их интересует вчерашняя драка на дискотеке.

Ирина приблизилась к Олегу, сказала тихо и встревоженно:

— Алик, у меня нехорошее предчувствие. Мне кажется, с Полиной случилось что-то страшное. Она исчезла так внезапно, так неожиданно…

— Может быть, уехала к Тане? — нерешительно проговорил Кругов. — Она же сумасшедшая мамаша, ты ведь знаешь.

— Что ты придумываешь, Алик? Зачем ты лжешь? Я же слышала, сама слышала, как ты вчера говорил с Таней. Ты ее просил не волноваться, уверял, что видел Полину. Признайся, ты был у нее в воскресенье? И что? Получил там кукиш с маслом — ко мне прибежал? Мокрый, как облитый помоями пес. Не отдаст за тебя дочку Полина — не мечтай и не надейся. Сама слыхала, как она говорила: «Не видать ему моей Танечки, как собственного затылка. Чтоб я отдала свою кровиночку этому лабуху, этому коту мартовскому!..»

— Заткнись! — оборвал ее Крутов.

— Ага, не нравится! То ли еще услышишь! Так, говорит, и передай своему красавцу: «Будет Танечку преследовать, своими руками придушу. Трупом у него на пути лягу».

— Я сказал — заглохни!

Но Ирину уже ничто не могло остановить, она вошла в разоблачительский раж.

— Думаешь, не знаю, что тебе от нее нужно? Дом захотелось к рукам прибрать, на богатство ее позарился. Дом действительно ничего, губа у тебя не дура. Особенно если своего угла нет. Только не бывать тому, Крутов. Не бывать! Не бывать! Она твои мерзкие планы раскрыла! Понял?

— Молчать! — взревел Крутов, бросаясь на Ирину. Пухова, обороняясь, выставила навстречу стул ножками вперед.

— Ты страшный человек, Крутов! У тебя глаза убийцы. Ты способен убить человека, если что не по-твоему. Ты и меня убьешь когда-нибудь.

— Боже, какую чушь ты городишь, — простонал Крутов. Сел за рояль, устало уронив руки на клавиши. Рояль глухо загудел.

Этажом выше Мороз вел беседу с директором Дома культуры Сорокиным — маленьким вертлявым человечком лет пятидесяти. Выяснив все обстоятельства вчерашней стычки между подростками, капитан стал исподволь расспрашивать об участниках вокально-инструментального ансамбля.

— Быть может, музыканты играли слишком буйно? Могло так статься, что от их игры и возникла драка? Такие случаи бывали.

— Навряд ли, — директор поправил очки в броской заграничной оправе. — Конечно, Крутов — фанатик рока, умеет зажечь публику. Но репертуар у него — выдержанный.

— Вы еще скажете — высокоидейный, — подковырнул Мороз.

— Нет, этого не скажу. Репертуар самый разнообразный, но, повторяю, — проверенный. Я сам был в комиссии, когда обсуждали программу.

— А что за человек этот Крутов? — как бы мимоходом полюбопытствовал капитан.

— А вас, собственно, что интересует? — Остренький взгляд поверх очков. — В каком, так сказать, аспекте?

Мороз неопределенно щелкнул пальцами.

— Ага, понятно, — кивнул Сорокин. — Значит, так… Образование среднее музыкальное, у нас трубит четвертый год. Всего себя отдает работе, не жалея личного времени. Сколотил вполне приличную джаз-банду.

— С деловыми качествами полная ясность. А как с моральными устоями?

— То есть вы имеете в виду это? — Директор опрокинул в рот воображаемую рюмашку.

— И это тоже, — подтвердил капитан.

— На работе не замечал. Ни пьянок, ни гулянок. С этой стороны претензий нет. Но одна слабинка все же имеется.

— Именно?

— Питает слабость к слабому полу.

— Вот как? — Мороз повернулся к Белухину. — Коля, заткни уши — тебе еще рано такое слышать. Конкретно?

— Есть тут методист Ирина Пухова. Завлекательная, скажу вам, женщинка. Ну, и не только она… — Сорокин сделал многозначительную паузу. Мороз терпеливо слушал, надеясь выудить полезную для дела информацию. — Алик наш — такой ходок, что ты! Не пропускает и совсем молоденьких. Например, его видели в обществе некоей Танечки, восемнадцати лет. Каково?.. Алику-то, шалунишке, — вдвое больше! Но самое пикантное состоит в том, что эта Танечка — дочь подруги нашей методистки, за которой одновременно и с успехом ухлестывает Крутов.

— Стойте, стойте, — в шутливом ужасе поднял руки Мороз, — Что-то очень сложно получается. Дочь подруги методистки…

— Но это же так просто, — осклабился Сорокин. — У Ирины есть подруга, а у подруги — дочь. И наш доблестный юбколюб Крутов пасется и тут, и там. Знаете: ласковое теля двух маток сосет…

Директор, кажется, всерьез гордился необыкновенными способностями своего подчиненного по части покорения женских сердец.

— Понятно, — с облегчением перевел дух капитан. — Ладно, особого криминала я тут не вижу. Если здоровье позволяет, пускай тешится, это его личное дело. Скажите, а с фарцовщиками Крутов не связан?

— Н-не знаю… нет… навряд ли, — опасливо мямлил директор. — А почему вы спрашиваете?

— Потому, уважаемый товарищ Сорокин, что фарцовщик легко становится валютчиком. А в сумке, принадлежащей вашему работнику Крутову, найдено около ста тысяч рублей.

Директор на минуту потерял дар речи.

— С-сто тысяч?.. Я не ослышался?

— Да, да! Если точнее — девяносто шесть. Вы можете пригласить Крутова сюда?

— Да-да, конечно! Я сейчас же позвоню дежурной. И директор плохо повинующимися пальцами стал крутить телефонный диск.

Разговор в репетиционной продолжался, но уже тоном ниже. После истерического выплеска чувств Ирина разразилась слезами и… успокоилась. Она подошла к сидящему у рояля Крутову, положила руки ему на плечи.

— Алик, что у тебя было в воскресенье? Ты поссорился с Полиной?

— А, что говорить! — отмахнулся Олег. — Эта грубая вульгарная баба закатила форменный скандал. Такую кричалку устроила…

— А ты?.. А ты?.. — не смея вымолвить смутной догадки, повторяла Ирина.

— А что я?.. Я… я… Встал. И ушел. Даже дверью не хлопнул. А стоило…

Пухова прижала к лицу ладони.

— И после этого Полина исчезла. Да?

Ирина замолчала, с тоскливым страхом глядя на Олега. Не выдержав томительной паузы, Крутов спросил испуганно-приглушенным шепотом:

— Ну, а при чем тут я? Я-то тут при чем? В комнату заглянула дежурная.

— Олег Аркадьевич! Срочно к директору! — И скрылась.

Ирина обвила его шею руками.

— Алик, родной мой, что ты натворил? Что же теперь будет?

Крутов вскочил и стал лихорадочно натягивать плащ. Потом бросился к дверям.

— Алик, куда ты? Олег обернулся.

— Спросят, где — ты ничего не знаешь!

У выхода его встретил курсант Белухин — сама учтивость и любезность.

— Товарищ Крутов? Олег Аркадьевич? Вы, должно быть, заблудились. Или ошиблись дверью. Кабинет директора — на втором этаже. Там вас ждет капитан Мороз.

Крутов зыркнул затравленным взглядом и поплелся к лестнице, ведущей наверх. Где-то на середине его догнала Ирина. Припав к плечу, горячо зашептала:

— Алик, милый, обещаю — я дождусь тебя. Сколько надо, столько и буду ждать. Ты только не бросай меня, ладно? Я так боюсь одиночества. — И заплакала.

Олег судорожно гладил ее волосы, целовал мокрое от слез лицо.

— Ну, что ты, что ты, Иришка? Успокойся! Все выяснится…

Директор встретил Крутова растерянно-боязливой улыбкой.

— Олег Аркадьевич, дорогой, с вами хочет побеседовать капитан Мороз. Из ОБХСС почему-то… Думаю, здесь какое-то недоразумение. Я вам больше не нужен? — обратился к Морозу.

— Спасибо. Когда мы кончим, я позвоню дежурной. Капитан пригласил Крутова сесть, спросил напрямик:

— Прежде всего, Олег Аркадьевич, мне хотелось бы уточнить: где вы были в июне тысяча девятьсот восьмидесятого года?

Крутов помолчал, вспоминая.

— Столько лет прошло, разве упомнишь… Впрочем, извольте! В восьмидесятом, летом, месяца не помню, я вместе с ансамблем был в Ярославле, мы там выступали на конкурсе вокально-инструментальных ансамблей. Заняли четвертое место.

— Из Ярославля возвращались самолетом?

— Естественно. Вот только месяц из головы выскочил.

— Я напомню. Вы прибыли оттуда во вторник, семнадцатого июня, в двенадцать часов тридцать минут.

— И чем же знаменательна эта дата? — искренне удивился Крутов.

— Да как вам сказать?.. — Мороз пытливо взглянул на музыканта. — Не каждый день привозят на самолете сто тысяч рублей. Вот нас и заинтересовало: откуда у скромного руководителя ансамбля, получающего девяносто рэ в месяц, такие деньги?

Крутов обомлел.

— Да вы что? Будь у меня хоть половина, хоть четверть этих денег, стал бы я мыкаться по знакомым да по любовницам?

— Про любовниц мы уже наслышаны, это нас не интересует. А вот откуда деньги, придется рассказать.

— Да что рассказывать? — надрывно закричал Крутов. — Нет у меня таких денег и не было никогда!

— Что нет сейчас этих денег, верю. Потому что в данный момент они у нас. А вот что не было… — Мороз вытащил из-под стола и поставил перед Крутовым спортивную сумку.

— Ваша?

Олег Аркадьевич смотрел на сумку неподвижным, оцепенелым взглядом — да, он видел ее в то роковое воскресенье в доме Полины… Провел рукой по глазам, но видение, преследовавшее его все последние дни, не пропадало: безжизненно сползающее по стене тело… и этот жуткий стон… Зачем он так сильно отшвырнул ее тогда?.. Но ведь была самозащита… Она первая вцепилась ему в волосы… А потом он сбежал… Оставил ее одну… беспомощную… умирающую…

— Повторяю вопрос: ваша сумка? Кругов вздрогнул, словно очнувшись.

— Н-нет. Н-не моя.

— Глупо отпираться, Олег Аркадьевич! В боковом кармашке этой сумки мы обнаружили багажную бирку, по которой и вышли на вас.

— Сумка не моя. Я брал ее на время.

— У кого?

Крутов молчал, плотно сцепив зубы. Чувствовалось, что он лихорадочно прокатывает в мозгу возможные последствия своего ответа. Мороз отметил дрожливое притопывание ногой. «Нервы? Или музыкантская привычка отбивать такт?»

— Я спрашиваю еще раз — у кого? — Сурово спросил, напористо, таким Белухин своего наставника еще не видел. — И не вздумайте пудрить мне мозги, Крутов, мы проверим каждое ваше слово. Итак?

— Я скажу, скажу. Только вы не подумайте… Это не мои деньги, я не виноват…

— Фамилия владельца сумки?

— Дорошина Полина Гавриловна.

— Где живет? Быстро адрес! Не придумывать!:

— Красногорская, семь «а».

Мороз написал на бумажке фамилию и адрес, отдал курсанту. Белухин пошел звонить в адресное бюро.

— Объясните, Крутов, что связывает вас с Дорошиной?

— Видите ли, одно время я снимал у нее комнату…

— Дальше!

— Потом ее дочка Таня подросла, и я счел неудобным…

— Вы или ваша хозяйка?

Олег Аркадьевич увел глаза в сторону.

— Не помню. Разве это так важно?

— Сейчас нам все важно, Крутов. Итак, вы утверждаете, что сумка принадлежит Дорошиной Полине Гавриловне, что вы взяли ее на время и после возвращения из Ярославля вернули хозяйке. Пустую, естественно.

— Да, все так и было.

— Что ж, будем проверять. Мы должны убедиться в правдивости ваших слов. А до выяснения всех обстоятельств вам придется немного задержаться у нас.


Загрузка...