Три плюс одна

Глава 3. Поручики и падежи

Семиместный внедорожник всех желающих не вместил. Предложение забрать оставшихся вторым рейсом компания дружно отвергла, и теперь рычащий агрегат рассекал травы как танк-попаданец возомнивших о себе рыцарей Средневековья. Позади параллельными штабелями складывались трупы павших, впереди в водах озера блестело солнце победы. Висевшие на подножках Рита и Оленька истошно горланили, их несусветными эмоциями всю воду мира можно было обратить в вино, а затем, для прикола, обратно, причем избытков хватило бы на превращение Арктики в тропики. На крыше, держась за дуги верхнего багажника, восторженно визжала Фаня. Когда машину подбрасывало на кочках, раздавался смазанный стук, визг на краткий миг прекращался, затем его прорывало с новой силой, и каждый раз добавлялись новые интонации. Бизончик что-то орал с лестницы поперек пятой двери и на ходу пытался взобраться наверх к Фане. Юра, третий из парней-мажоров, которого иначе как Юрец не называли, миловался на третьем ряду сидений с рыжеволосой Анфисой. Ник, Мирон и Аскер подпирали друг друга плечами в среднем ряду. Толик рулил. Луиза удостоилась места справа от водителя.

Ехали на Нижнее озеро. В отличие от упомянутого красивого, с пляжами и пещерами, но расположенного на запретной территории Верхнего, Нижнее раскинуло мелкие воды неподалеку. Близился закат, скоро похолодает, и разобраться с шашлыками хотелось до темноты.

Толик повернулся к Луизе:

– Почему сестра не хотела тебя брать?

– Считает, что у нас разные интересы.

– Она не права?

Ник, Мирон и Аскер на втором ряду окаменели – даже слепой видел, что интерес у сестер один.

– Не знаю.

Луиза говорила тихо, смотрела при этом вперед. Чувствовалось, что откровенности мешают посторонние. Обиднее всего Нику было включать в эту категорию себя.

С некоторых пор Луиза Иваневич заменила для него все. Русые волосы ниже плеч, средний рост, ничем не примечательное телосложение… В ней не было ничего такого, что ценят «Толики». Не шаблонная красавица, Луиза понравилась тем, что слушала и понимала, о чем говорят. Искренняя, смелая перед преподавателями в отстаивании истины (как ее понимала) и своей точки зрения, оттого и сблизилась она с тремя любителями работать извилинами. Участвуя в дискуссиях и диспутах, Луиза, внешне серая мышка, сгруппировала вокруг себя интеллектуальный кружок. Ум плюс природная естественность – лучший шарм. Доброта и милая картавость обезоруживали, а конфузливость в моменты, когда говорят об интимном, добивала. Очарования добавляли очки, без которых Луиза не узнавала людей из-за близорукости, но даже когда смотрела как бы сквозь человека, взгляд разил наповал. Ее фамилия, на зависть Мирону, больше походила на белорусскую (или, как немедля поправил бы погрязший в собственных тараканах приятель, на беларускую). Если покопаться в энном количестве поколений, родственники нашлись бы и на западе, но их хватало без того, и не только в России. Оба родителя Луизы работали в «ящике» с неудобоваримой аббревиатурой в названии. Анна Моисеевна сейчас отдыхала после смены, а Семен Викторович улетел с отчетом в Москву.

Единственным недостатком Луизы, кроме нездорового влечения к смазливому лицемеру, Ник считал мнительность. Заслышав смех, Луиза легко решит, что смеются над ней, и переубедить невозможно. Если назвать причину смеха – не поверит, подумает, что выкручиваются. Молчание она принимала за осуждение.

Чтобы не смущать Луизу, Ник завел отвлекающий разговор с клевавшим носом Аскером, явно не выспавшимся.

– Чем ночью занимался?

– Земляки приехали. Разве поспишь, когда десять человек в двух комнатах…

Мирон толкнул его в бок:

– О существовании гостиниц твои сородичи не подозревают?

– А мне, например, – Аскер смерил его высокомерным взглядом, – непонятно, почему я должен платить за гостиницу, если приехал в город, где можно остановиться у своих.

– А если ты не один?

«Не один». Каждый в этот момент представил одно и то же. Три пары глаз синхронно сошлись впереди на дужке очков в русых волосах за подголовником.

– Если «не один» – другое дело, – отчеканил Аскер. – А они на работу.

Мирон хмыкнул:

– Городской рынок переполнен, даже один новый торговец – конкурент остальным, а тут…

– Вроде бы в охрану, – сообщил Аскер. – Парни молодые, боевые. Говорят, получили задаток.

Тема исчерпалась, и на время ничего не было слышно, кроме шушуканья с последнего ряда. Доносившийся оттуда шепот иногда разбавлялся слюнявым причмокиванием. Анфиса и Юрец впередисидящих не стеснялись, лозунг «брать от жизни все» в этой компании ставился выше прочих.

Толик периодически косился на соседку – то на лицо, то на ноги, то куда-то посередине. На очередной яме машину качнуло, на пару секунд салон страшно накренился влево. Снаружи донесся визг, внутри все повалились друг на друга – пристегиваться в чистом поле никому не пришло в голову. Луиза с детским вскриком приникла к Толику.

Всего на миг. Когда она отпрянула, руки вцепились в рукоять над головой, а на щеках расплылось красное море. Отнюдь не в географическом смысле.

Болтавшиеся с боков машины Рита и Оленька едва удержались на подножках.

– Еще одна такая тренировка, и мы научимся летать!

– А я уже, – прилетело с крыши.

Об истинности заявления сообщил предварявший его удар мягкого о твердое – настолько жесткий, что тряхнуло всех.

Толик улыбнулся, машина пошла ровнее. Теперь водитель тоже смотрел исключительно на дорогу, но в салонном зеркале отображались глаза – масляные, глумливо-задумчивые.

– Водить умеешь? – спросил он, похлопав ладонями по рулю.

– Нет. – Луиза глядела только вперед.

– Научить? Ничего сложного. Смотри, коробка – автомат, поэтому всего две педали … Чего улыбаешься?

– Ничего.

– Нечестно смеяться над ближним и не объяснять причину. Правило хорошего тона.

Луиза смилостивилась:

– Из-за педали. Случай из детства вспомнился. Я не находила проверочного слова, написала через «и». Фаня нашла сразу. «Педаль? – переспросила она. – Через "е", от слова "пендель"».

– Ау, сестренка, – донеслось с крыши, – тебя с собой взяли не семейные тайны разбалтывать.

– А ты уши не грей! – Толик повысил голос. – Не тебе рассказывают.

– Разве это тайна? – одновременно удивилась Луиза.

– Это комплимент, – вставил Юрец. Оказывается, он тоже слушал, хотя занимался Анфисой.

Удар пятки в крышу призвал к вниманию:

– Коля, ты здесь самый рассудительный, скажи, в каком свете выставляет меня эта история?

Ник вздрогнул. Ответить правдой, что малограмотной самодуршей, нельзя. Фаня – человек злопамятный, тайны хранит, пока выгодно. Когда момент наступал, она больно била, знакомя посторонних с чужими скелетами в шкафу. По этому поводу у Ника было, что вспомнить. То есть, что хотелось забыть. Давным-давно, в младших классах, мальчишки в школе сказали, что одна девчонка из тех, что постарше, за денежку дает себя потрогать.

«Показать ее? – спросили его. – Только если тоже пойдешь».

«А вы ходили?»

«А то! Не сдрейфишь?»

Взять «на слабо» в начальных классах можно любого, иммунитет вырабатывается позднее.

«А то!» – «рисанулся» Ник перед приятелями. И обратного пути, как потом ни тянул он время, не было.

На ушах можно было жарить колбасу, когда выслеженный объект на время оказался один, и дрожащие руки протянули озвученную знакомыми пацанами сумму – карманные деньги за месяц и несколько сэкономленных завтраков. Колени тряслись. То, что творилось на лице, не описать прилично, а уж как бесновалось внутри…

Девушка – а как иначе назвать девчонку на несколько лет старше? – оказалась темноволосой, грудастой, умевшей мгновенно перетекать из смешливости в агрессивную серьезность. Пышность форм придавала особый шарм, он убаюкивал взгляд на пухлых обводах, еще не определившихся: толстеть дальше, подождать или вовсе завязать с этим делом. Широко расставленные глаза, острый подбородок, чувственный рот – это отметилось позже, вскользь, поскольку главным было и оставалось созревшее искушавшее тело.

Всего миг в глазах девицы сквозило недоумение, затем горячие смятые купюры исчезли в ее ладони. Сквозь туман в мозгах донеслось:

– После уроков за гаражами.

Гаражи примыкали к школе со стороны спортплощадки, слухи о них бродили чудовищные. За гаражами дрались, там курили и выпивали, там могли угостить чем-то пожестче, что потом покупалось там же. Некоторые гаражные ворота выступали досками объявлений: написанные струей из баллончика номера телефонов помогали школьникам менять деньги на возможности. Бывало, в лабиринт железобетонных коробок опасливо шмыгали или, наоборот, с гордостью удалялись парочки, чтобы вдоволь нацеловаться. А если верить хвастливым россказням, то не для этого. Впрочем, сколько Ник ни ходил мимо, кроме поцелуев ничего не видел.

Также в гаражах встречались прелюбопытнейшие типажи: валялись в лужах в дупель пьяные, собирали бутылки косматые бомжи, мочились интеллигентного вида прохожие. Однажды завелся маньяк, выскакивавший перед девчонками в распахнутом плаще. Его отвадили крепкие ребята-старшеклассники. Жизнь за гаражами кипела.

Ник едва дождался. В сопровождении одноклассников предмет первых в жизни договорных отношений с хохотом вылетел из школьных дверей, по дороге пообщался со знакомыми, затем ненавязчиво избавился от толпы приятелей и подружек, и…

Первыми в закоулки куража и опасности вошли какие-то курильщики. Выражение «конец всему» на лице Ника вызвало у старшеклассницы усмешку, она даже не притормозила, краткий мах головы приказал ему следовать позади.

Будто в шпионский роман окунули. Столь сладкого ужаса организм еще не испытывал. Каждый шаг давался усилием воли, спина взмокла и, поочередно, то горбилась, то распрямлялась – в зависимости от синусоиды мыслей, кидавших в непредставимые в налаженной жизни крайности.

Так дошли до ближайшей двенадцатиэтажки. Девушка набрала код на подъезде, дверь за ней осталась незакрытой, и превратившийся в бесплотный дух Ник просочился вслед.

Девушка ждала за лифтами в глубине коридора, у квартир, где не горела лампочка. Ник видел только застывший в ожидании силуэт. Когда вдруг ставшие чужими ноги приблизили к олицетворению взрослости и запрета, превратившуюся в плеть руку Ника подняло волей свыше и приложило к ткани на прохладной выпуклости.

В глазах опустился занавес. В ладони билась настоящая жизнь – та самая, о которой трубит интернет и хихикают одноклассники.

Входная дверь распахнулась, Ник резко отдернул руку. Весело размахивая сумкой с учебниками, в подъезд влетела девчонка, одногодка Ника из параллельного класса. Белая блузка, юбочка, русые волосы, очки на носу…

Присутствие посторонних девчонка ощутила только промчавшись мимо. Она обернулась, и будто солнце пробилось сквозь тучи. Или вправду стало светлее? Тогда в первый раз Ник заметил эту похожую на природное явление странность, необъяснимую логикой.

– Фаня, тебя ждать? – Девчонка остановилась посреди лестничной площадки.

– Разогревай. Мама с папой не обещали?

– Задержатся, как обычно.

Девчонка унеслась, сверкая голыми коленками. В лицо пахнуло свежестью, каблучки простучали по ступенькам, на втором этаже зазвенели ключи, скрипнуло, затем хлопнуло. В наступившей тишине Фаня схватила и сжала осчастливленную руку до боли:

– Кто рассказал?

Необъяснимое сияние погасло, по мозгам врезало реальностью.

– Макс и Гришка, – не смог соврать Ник.

«Ох, влетит им теперь…»

Фаня вдруг улыбнулась:

– Гаденыши, ведь предупреждала… Ладно, мне как раз деньги нужны. – Смешливость смыло, взгляд посерьезнел. – Растреплешь – шкуру спущу.

На тот момент Фаня значительно превосходила Ника массой, ростом и силой. Нависая, она казалась грозной, страшной в возможном гневе, и желание попасть под горячую руку отсутствовало напрочь. Но жжение в руке, узнавшей сладость…

Фаня будто почувствовала.

– Как звать?

– Ник. Николай. Коля.

– Все, Коля, покедова. – Фаня соорудила на одной стороне лица кривоватую улыбку. – А захочешь, скажем, научиться целоваться – знаешь, где меня найти.

Ее губы сошлись в воздушном поцелуе, а руки пихнули Ника к двери на улицу.

Через несколько лет в университете Ник опять увидел Фаню – постройневшую и еще более похорошевшую. Но теперь его интересовала другая сестра. И помнит ли не обделенная мужским вниманием Фаня робкого малолетку?

Все это пролетело в голове мгновенно, и Ник сосредоточился на том, что спрашивали.

– Фаня, показать высший класс в остроумии может не каждый, и рассказ об этом факте…

– Обожаю, когда хвалят честно и бескорыстно, – донеслось сверху. – Думала, у нас Толян главный по части лизнуть в ушко, а теперь, значицца, конкуренция. Буду следить за успехами. И если нужно на ком-то тренироваться, Коля, не стесняйся, всегда к твоим услугам.

– В каком смысле? – хохотнула Оленька, висевшая на трубчатой подножке со стороны Аскера.

Оленька, простоватая подружка Бизончика, не строила из себя даму высшего света и не была ею. Здесь она присутствовала из-за дружка, ее все устраивало, и Оленька устраивала всех.

– Да, поясни, народу интересно, – присоединилась Рита, раскачивавшаяся за стеклом прямо перед лицом Ника, когда он пытался смотреть вбок. Отчего он и зарекся туда смотреть.

Внешне, да и не только внешне, Рита была противоположностью Оленьки. При одинаковом росте, там, где у той – пышное, у этой – тощее, у той – светлое, у этой – темное. Одна – святая простота и божий одуванчик, созданный для радости, вторая – это про Риту – высокомерная язва. Контраст присутствовал как в волосах – кудряво-золотистых с той стороны и прямых, цвета воронова крыла, с этой – так и выборе тона купальников: розовый против темно-зеленого. Разглядывать мелкое наполнение темно-зеленого у Ника желания не возникло бы даже не из-за опасения получить в ответ ядовитую отповедь.

А если подумать… Чтобы так мозолить глаза, нужно постараться. Именно Рита жаловалась Толику на нехватку кавалеров, когда он пригласил в компанию постороннюю. У Оленьки был Борька-Бизончик, а у Анфисы, в тот момент поддержавшей Риту, что-то наклевывалось с Юрцом. Выходило, что одному из трех приятелей Луизы придется выдержать натиск оставшейся не у дел мажорки.

Ник разделял присутствующих на собственно мажоров в лице Толика, Юрца, Бизончика, Анфисы и Риты, и на примкнувших к ним Фаню и Оленьку, которых обозначил термином «сочувствующие». Себя с приятелями он классифицировал как «случайных попутчиков». Луиза осталась вне градаций.

Машина притормозила.

– Обломчик, – сообщил Толик. При переключении коробки передач на «паркинг» он коснулся бедра соседки. Луиза сделала вид, что не заметила.

Ник тоже, хотя внутри вскипело. Мирон и Аскер, к счастью, не видели. Во всяком случае, их лица не дрогнули.

Вдали, на желанном месте у воды, гудели натянутой тканью три легких палатки. Дымился костер, рядом возились четыре фигуры в охотничье-рыболовной амуниции. На рыбаков отдыхавшие не походили. На веселящуюся молодежь тоже.

Донесся запах шашлыка.

– Опередили, – вздохнула Оленька, припечатавшись к стеклу пышным бюстом.

– Одни мужчины? – вопросительно донеслось с крыши.

Бизончик взобрался, наконец, на верхний багажник и подтвердил:

– Ага, только парни. А девки где?

– Ты хотел сказать «девушки», – наставительно поправила Рита.

Кажется, от приятеля Толика она не в восторге. Но терпит. Сменить круг общения на другой, более приятный, значило понизить себя в статусе, на это никто из мажоров не пойдет ни при каких условиях.

– Тогда не «девушки», – съехидствовал Юрец, – а «женщины», которые сейчас, возможно, занимаются своим женским делом в палатках.

– Женским делом у них почему-то мужики занимаются. – Выставленный между головами Ника и Мирона наманикюренный палец Анфисы указал на фигуры, «колдовавшие» с продуктами.

– Жарить мясо – мужское дело, – ответил Юрец, – а то, что я имел в виду…

– Поручик, молчать! – вклинился Толик.

Фигуры у костра одна за другой настороженно выпрямлялись. Из палаток высунули головы еще двое. Ни в силуэтах, ни в позах, ни в одежде ничего женского по-прежнему не замечалось. Мальчишник у них, что ли, на природе замышляется, или под видом рыбалки мужички устроили большую пьянку?

Машин у конкурентов не было, значит, как обычные «безлошадники» или обладатели низких легковушек без полного привода, с немалым скарбом шли пешком от ближайшего асфальта. Если не лень таскать тяжести в такую даль, то, похоже, расположились надолго.

Внедорожник вновь рыкнул и развернулся. С этой стороны не отгороженный сеткой берег обрамляло убранное поле, двигаться по нему было легко. По широкой дуге Толик объехал чужой лагерь.

С места, выбранного как запасной вариант, соседи виднелись размытой картинкой на горизонте. Присевшее на лес солнце, прежде чем залечь окончательно, высветило впереди чудесный пляж. Что сразу всем понравилось – свободный. Вода искрилась, трава зеленела, песок блестел – что еще нужно для отдыха? Настроение снова поднялось, и только Мирон буркнул:

– Ни кустика, ни деревца.

– Дрова не понадобятся, все с собой, – заверил Толик.

– Я не о том, – вздохнул Мирон, но развивать мысль не стал.

Машина лихо вывернула и затихла у самого края, где травянистая часть переходила в низкую песчаную. Соскочивший с крыши Бизончик принялся за готовку, в компании он оказался главным по шашлыкам. Из багажника появились мясо, мангал, угли, какие-то баулы и пакеты. Оленька бросилась на подмогу. Рита задумчиво оглядывала окрестности, Ник, Мирон и Аскер тоже остановились, не зная, за что взяться. Юрец с Анфисой еще выходили – процесс доставания высокой девицы с третьего ряда вылился в целое представление. Через проем, созданный сложенным сиденьем во втором ряду, субтильный Юрец перемахнул не глядя, а для скрюченной коленями к подбородку девушки даже добраться до выхода оказалось проблемой. Ноги затекли, Анфиса ворочалась, слишком обтягивающие джинсы опасно потрескивали. На уборке она, в отличие от подруг, не разделась до купальника, и вместе с Луизой составляла внешне скромную часть женской компании – помимо джинсов тело прикрывала аляповатая блузка. Слово «внешне» Ник добавил, учтя несмолкавшие поцелуйчики в течение всего пути и состояние блузки на момент явления народу. Удивительно, как Анфиса при своих габаритах ютилась «на Камчатке». Наверное, сработал оставшийся от походов в кино синдром заднего ряда, когда уединение важнее удобств.

Луиза чуть замешкалась, не спеша выходить, Толик спросил:

– Ты хотела научиться водить. Поехали?

Неправильная формулировка, мысленно поправил Ник. Не она хотела научиться, а он хотел. Даже не обязательно добавлять «научить». А «водить» в этом ряду вовсе теряло смысл, играя роль видного каждому предлога.

Луиза не видела. Не хотела видеть. Та самая умнейшая всепонимающая Луиза, которая на занятиях переглядывалась с Ником, если хотелось посмеяться или указать на забавную ситуацию, с Аскером – когда дело касалось разжигания межнациональной дружбы, с Мироном – в случае, если сказали нечто не для средних умов, и что до конца могут понять лишь двое. Последнее бесило, но часто оказывалось правдой, потому стало обидно-обыденным, с чем приходилось мириться.

Теперь все это казалось мелким и незначительным. Пришло время не мириться, а смириться, другого выхода Ник не видел.

– С удовольствием. – Щеки Луизы зарделись, существование приятелей стерлось из памяти.

Все просто: с глаз долой – из сердца вон, а глаза глядели на другого.

– Прошу. – Левая дверца распахнулась, и протянутая рука Толика галантно помогла забраться внутрь.

Луиза разместилась на месте водителя, поправила очки, за которыми горели глаза. Толик сел справа.

– Именительный, родительный, дательный… Или еще: винительный, творительный, предложный, – зачем-то перечислила Рита, гладя вслед рванувшей вдоль берега машине. – Если вдуматься и представить в виде историй, должно быть наоборот.

Ник, Мирон и Аскер одновременно отвернулись.