Глава 2

После обеда девушке работать особо не хотелось. В хранилище она пошутила на эту тему с работницей средних лет и, отсмеявшись, попросила не нагружать её на вечер экспонатами. Дама с каменным выражением лица, внезапно растаяла и на шутку Эльмы ответила заговорщическим подмигиванием:

– Оставлю тебе две картины Пойре. Он бездарность, ты справишься в два счета, дорогая.

– Вы меня буквально спасли, фрау Гретта. – поблагодарила Эльма и одарила сослуживицу своей фирменной улыбкой.

Удивительным было то, что Эльма действительно была доброжелательна ко всем, с кем общалась. Никакой фальши или наигранности в её улыбке или манере говорить Коликов не услышал. Будь, скажем, он объектом, которому такая девушка подарила столь милую улыбку, наверняка бы подумал, что девушка с ним кокетничает.

Тимуру вдруг вспомнилось одно из первых, и оно же самое сложное его задание. Тогда он попал прямиком в июнь сорок пятого года. Берлин коренным образом отличался от того, что капитан видел сейчас. Единственным признаком наступления мирной жизни были с трудом расчищенные от битого кирпича и бетона улицы, по которым бесконечно сновали туда-сюда армейские Бьюики, Студебеккеры да генеральские и дипломатические Мерседесы, петляя между огромными воронками. Воронки же поменьше были наспех засыпаны всё тем же битым кирпичом и вытряхивали из своих пассажиров последние кишки. Вот в одном из таких правительственных Мерседесов и оказался, тогда ещё лейтенант, Коликов.

Ужасно попадать в голову объекта, среди бела дня. Во-первых, сам объект терял ориентацию и мог запаниковать, осознав, что в его голове кроме него поселился кто-то ещё. Во-вторых, внедряемому оперативнику приходилось входить в курс дела, уже по ходу оперы, и молниеносно реагировать на текущую ситуацию. Коликову в тот раз повезло, что объектом оказался какой-то важный доктор-психиатр из Великобритании. В момент внедрения его везли по Берлину на заднем сидении легкового автомобиля в сопровождении двух генералов – русского и американского. В таких «забросах» тактика была единственной – скорейшее и полное подавление воли объекта и перехват контроля над его телом. Из плюсов – такая тактика позволяла быстро избавиться от лишних вопросов со стороны окружения объекта. Минутное помутнение сознания всегда можно было списать на укачивание или несвежее пиво, выпитое накануне. Пара минут с закрытыми глазами, и объект переходил под полный контроль оператора. Но были и минусы. Оператор понятия не имел об окружающей его обстановке. Вокруг мог быть бой, секс, погоня, авиакатастрофа или допрос. Причем оказаться оператор мог как в теле допрашиваемого, так и допрашивающего. Что, в общем и целом, не имело особой разницы для оператора. Моральный удар мог быть убийственным как в первом, так и во втором случае. Представьте, что вы в одно мгновение оказываетесь в душной, тускло освещенной комнате. Вокруг пахнет фекалиями, кровью и смертью. Откуда-то доносятся приглушенные стоны, плачь, вой. Перед вами связанный человек с вытекшим глазом. Лица человека не разобрать, поскольку вместо привычных губ, носа, скул – одно сплошное кровавое месиво. Вы смотрите на свои руки и обнаруживаете, что держите плоскогубцы, между губками которых зажат чей-то ноготь с висящим на нём мясом. Вам надо понять кто вы, в каком звании и должности, кого именно пытаете и что, собственно, хотите узнать. И тут два варианта, либо безропотно смотреть на все это действо, добывая нужную информацию, либо брать под контроль сознание изверга, а после изворачиваться на ходу.

К счастью тогда – в сорок пятом Коликов оказался в теле психиатра, но вот понять, кто он и куда его везут было трудновато. Коликов принял выжидательную тактику, но быстро прокололся. Психиатр оказался действительно серьёзным учёным и свою собственную психику считывал на раз – два. Не захвати тогда Тимур контроль над телом доктора, тот потребовал бы изолировать себя и назначил бы сам себе психиатрическую экспертизу. Как только доктор заподозрил сам за собой неладное и попытался заговорить об этом с генералами, Тимур счёл за благо перехватить управление.

Как оказалось, привезли Коликова (точнее доктора, в чьей голове пребывал лейтенант) к разрушенному зданию Рейхстага. Генералов уже встречала сборная делегация советских и американских военных. Доктора, молча, высадили и особыми тропами, в обход завалов и особо опасных участков руин, проводили в подвалы Рейхстага. Освещение тут уже было налажено, коридоры вычищены. Делегация проделала длинный путь по огромному зданию, то спускаясь, то поднимаясь на разные уровни подвальных помещений главного символа нацистской Германии. Наконец, Коликова вывели в какой-то, слишком уж ухоженный, коридор. Везде ковры, большие дубовые двери кабинетов. Стоял терпкий запах военщины. Таблички со всех дверей были сбиты, но лейтенант понял, что где-то в этих помещениях верхушкой третьего Рейха принимались важнейшие для всего мира решения. Довольно символичным было и то, что именно в этом месте и в это время сложилась триггерная точка всей Второй Мировой Войны. Не менее важная, чем под Сталинградом в сорок третьем или под Москвой сорок первого.

Коликова остановили возле ничем не приметной двери и ввели в небольшое помещение, больше походившее на приемную. Напротив входа красовалась еще одна массивная дверь. Вместе с доктором в приемной остались переводчик и два генерала – русский и американец. Наконец, доктору дали понять, что собственно от него требуется.

– Догадываетесь, доктор Браун, зачем вы здесь? – обратился к психиатру американский генерал.

– Могу и ошибаться. – спокойно ответил Коликов на чистом немецком. – Но, полагаю, вам нужна моя профессиональная консультация.

– Боже упаси! – похлопал по плечу доктора генерал. – Очень надеюсь, что в ближайшие сорок лет помощь мозгоправа мне лично не понадобится.

«Ну конечно не понадобится, – подумал тогда Коликов, – ты ж американский генерал. Какие такие ужасы войны тебе лично пришлось пережить?»

Вслух же Коликов ответил иное:

– Чем могу быть полезен союзникам?

– Видите ли, доктор, – кашлянув, вмешался русский генерал. Говорил он по-русски, но ради сохранения «легенды» Коликов дождался перевода, прежде чем продолжать разговор. – вы единственный врач, который имел опыт работы с верхушкой нацистской Германии.

– Что от меня требуется? – постарался не выдать своего изумления лейтенант.

Русский генерал хитро прищурился, вглядываясь в физиономию немецкого доктора, и продолжил:

– Кажется, вы намеков не приемлите. Что же. Попытаемся иначе. В наших руках оказался некий человек, который, как мы полагаем, причастен к смерти миллионов людей. Сейчас он находится вон за той дверью. – генерал кивнул на закрытую дверь в дальнем конце комнаты. – И вы, дорогой доктор, в далеком двадцать четвертом году проводили медицинское освидетельствование этого объекта.

Коликов выдержал паузу, давая возможность генералу самому завершить начатую фразу. До лейтенанта реально не доходило, о чем именно толкует его далекий предок. Генерал принял молчание доктора за приглашение к продолжению беседы и действительно продолжил:

– Вы же осматривали одного «особого» заключенного в Ландсбергской тюрьме в двадцать четвертом году?

По спине Коликова пробежал холодок. Ему что, предстояло опознать самого Адольфа Гитлера? Коликов сглотнул и кивнул генералам. Те, не сговариваясь, переглянулись и русский генерал продолжил:

Загрузка...