ГЛАВА 8

Мы брели по разбитой улице, пряча глаза от людей, спешащих убрать последствия катастрофы, украдкой осматривая поврежденные дома. Такую беду могло натворить либо землетрясение, либо война. Либо трое из Ларца.

Терем для гостей, как ни странно, даже не зацепило. Все стекла, деревья, даже кусты были целы. Горыныч размотал повязку, промыл рану принесенной Заикой водой, приложил к ней какую-то оранжевую коробку. Она зажужжала, мигнули два индикатора, в тело вонзились иголки. Плечо мгновенно онемело, я чувствовал, что как края разорванной кожи сшивают невидимые иглы, потом ощутил еще один укол – и все, Горыныч отнял коробочку. Я посмотрел на рану. Она была аккуратно заштопана, не кровоточила. Змей приложил пластырь, заклеил отверстие.

– Все, можешь идти в душ, – предложил он и привычно уже устроился на крыльце с книгой, которую ему, наверное, вручила Василиса Ивановна, начал ее перелистывать.

– Что это было? – вяло поинтересовался Заика, наблюдавший за процедурой.

– Аптечка научников, – ответил змей, не отрываясь от чтения.

Я направился в терем. Мне, как пострадавшему, уступили право мыться первым. Я долго стоял под упругими струями, прислушиваясь к себе. Боль в плече ушла окончательно, слабость стекала с водой в поддон, уступая место бодрости, только настроения это совсем не добавляло. Как ни крути, пресловутой Варваре всего лишь пластическую операцию на базаре сделали, а нам отчекрыжат все, что, с точки зрения начальства, лишнее. Больно будет. Уж не сомневайтесь.

В таком настроении я уступил место Паляныце. Заика стоял в дверях, глядя в пустоту ничего не видящими глазами, Вася был чернее тучи. Похоже, только теперь мы все осознали масштабы своего необдуманного любопытства.

Я не мог смотреть в глаза друзьям, помещение душило, стены и потолок давили на голову. Выскочил на улицу.

Горыныч оторвался от книги, посмотрел на меня, вздохнул и снова уставился в открытые страницы. Лучше так, чем слезливое сочувствие. С детства не люблю этих соплей. Начинаешь себя жалеть, плакаться оправдываться. Потом собраться почти невозможно.

Но думать о чем-то конкретном я тоже пока не мог. В голове поселилась пустота. Контузия дает знать? Ну и пусть.

Вышел Заика, сказал потухшим голосом:

– Паляныця в дом зовет.

– Иду, – я поднялся, нехотя сделал шаг к двери.

– Тебя, Калиныч, тоже, – Вован посмотрел с некоторой завистью на змея.

Понимаю. Вот кому сейчас хорошо: и не при делах, и в курсе всего.

– А как же мы войду? – удивилась правая голова.

Открылось окно, в котором тут же исчез Вася. Заика кивнул:

– Голову просунешь. Самую смышленую.

– Зря ты так, – попенял я Вовану, входя вслед за ним в дом. – Он сейчас драться между собой начнет.

Тот только плечами пожал, мол, мне б его проблемы.

Паляныця сидел за пустым столом, смотрел перед собой, скрестив на груди руки. Он подождал, пока мы усядемся, потом крикнул в окно:

– Калиныч, долго ты там?

– Не кричи, – попросил я.

Паляныця хотел было мне ответить что-то резкое, но сдержался, сказал только:

– Давайте думать, как ситуацию спасать.

– Погоны жалко? – ехидненько так заметил Заика и отвернулся.

– Заткнись! – Паляныцю прорвало. Он медленно поднялся, начал надвигаться на Вована, при этом не говоря – шипя каждое слово: – Если бы вы меня слушали, этого не было бы. Если бы вы не поднимали всякую дрянь с пола – не пострадали бы невинные люди. Если бы…

– Если бы, если бы! – передразнил его Заика, который враз сорвался на ноги, и бросился навстречу сержанту. – Если бы у тебя на плечах была голова, а не чугунный баняк, ты бы контролировал обстановку.

Да что за вожжа ему под хвост попала?! Или это из-за пентаграммы, которую он вверх тормашками вставлял? Вот чуяло мое сердце: не к добру.

Я успел в последний момент стать между бойцами, кидающимися друг на друга, как два пингвина в брачный период, то успокаивая одного, то отбрасывая назад второго. Занятие, скажу вам, далеко не благодарное. За минуту я наполучался с обеих сторон, рана снова разболелась. Наконец, мое терпение лопнуло. Я в очередной раз отшвырнул от себя Заику, грохнул обоими кулаками по столешнице, заорал так громко, как мог:

– Брысь по углам!

От неожиданности оба замерли. В наступившей тишине было слышно, как Горыныч среди себя проводит выборы на наш совет: громко, со шлепками, не стесняясь иногда в выражениях. Некоторые нужно запомнить на будущее, кстати. Колоритные.

– Ты чего, Летун? – Паляныця, немного придя в себя, начал надвигаться теперь на меня. – Совсем страх потерял?

– Если мы будем собачиться – ситуация только усугубится, – ответил я, сжимая рукой рану. – Не знаю как вы, а по мне побитым так лучше вообще не возвращаться. Я понятия не имею, что мы там освободили и что нас ждет в будущем, но, если оставим все, как есть – мы не мужики. И правильно тогда Робокоп нас выгонит.

– Ну, теперь-то он выгонит нас в любом случае, – заметил Заика.

– Пусть, зато я смогу смотреть в глаза любому.

В этот момент Горыныч просунулся в окно средней головой, сказал весомо так:

– Наши тут меня делегировали. А вы че, уже начали?

– Нет, разминаемся, – угрюмо ответил Паляныця, снова занимая свое место.

– Аптечку дай? – попросил я.

Голова исчезла, вместо нее внутрь проникла лапа со знакомой коробочкой. Я быстро разобрался, что к чему, приложил ее к ране.

Какое-то время все молчали, приводя в порядок мысли. Получилось как-то не по-людски у нас. Нервы, знаете ли.

– Ну, вот что, – Вася даже встал, начал говорить жестко. – Мы все знаем, что произошло, видим последствия. Сейчас забыли обо всем. Горыныч, нужна твоя помощь.

– А че? – не понял тот.

– Расскажи, что мы разбудили, куда оно улетело, как его вернуть, в общем, все, что ты об этом знаешь. Ты местный, должен знать такие вещи.

Змей посмотрел на нас, раздумывая, шутим мы или прикалываемся. Не-а, не тот случай.

– Значит так, – начал Горыныч торжественно. Наверное, в его представлении, именно так нужно разговаривать на официальных собраниях. – То, что вы разбудили, называется Ледницей. Это дочь Мары, старшей дочери Чернобога, которая…

– Знаем, – оборвал его Заика. – Отвечает за темные потусторонние силы и все такое.

– Про Ледницу, кстати, я читал кое-что, – признался Паляныця, погладив себя по затылку. Он всегда так делал, когда что-то вспоминал. – Насылает на людей холод душевный, пустоту, превращает сердце в кусок льда, приносит простудные заболевания, обморожение частей тела, переохлаждение. А еще Ледница не любит солнца, предпочитает сырые прохладные помещения, прописку имеет во льдах.

– На полюсах, что ли? – уточнил я.

– Не обязательно. Она сама создает себе микроклимат там, где ей нравится. Может поселиться высоко в горах, только там безлюдно, ей не интересно.

– Если ты все знаешь, то почему… – начал было Заика, но Паляныця прервал его:

– Да не знаю я больше ничего. Все, что вычитал, уже рассказал. Куда улетела, почему была заточена в ларце, кем, за что, когда – откуда мне все это знать?

– Калиныч, выручай, – попросил я змея.

– Ну, тогда начну с самого начала.

Много лет назад – когда нашего пра-пра-пра-прадеда еще даже в яйце не планировали откладывать – в нашем Мире было все по-другому. Правил магами не Великий Совет во главе с достойнейшим, а два брата: Белобог и Чернобог. Отец их, Творец, дал им во владение эту ветку своего Древа, которое взрастил Он, дабы правили они в мире и согласии. Что есть жизнь? Начало смерти. Что есть смерть? Начало жизни. Тьма и свет дополняют друг друга, они – одно целое. Так задумывал Творец, о том были Его помыслы. Только не послушались братья Отца, отошли от заповедей Его, призрак власти обуял их. Доказать свое первенство, совершенство – вот чего жаждали братья. Война и смерть стали править бал. Белобог создал людей и нас, сказочных существ, Чернобог – Мару и дочерей ее: Ледницу, Огневицу, Грызачку, Трясовицу и других. Мы влачили жалкое существование, жили в пещерах, бегали с дубинами да каменными топорами, беспрестанно воевали друг с другом.

– Первобытный век, – пробурчал Вован.

Паляныця зыркнул на него, но ничего не сказал.

– Во-во, он самый, – подтвердил Горыныч. – Дабы могли люди бороться на равных с детьми Мары, существовали школы магии, куда отбирали талантливых детей, но и их будущее было беспросветным. Знания давались им только боевые, да и то в зачаточном состоянии, развитие магии среди людей и вовсе пресекалось. В общем, темные были времена, не то, что сейчас.

Надоело это магам, и начали они думать-гадать, как из этого мрака выбираться. На свой страх и риск создали подпольные школы, о которых никто не знал, магию начали продвигать. Несколько раз братья таки прознавали о них, устраивали совместные карательные рейды, но искры знаний не угасали, разгораясь снова и снова на крови погибших.

И вот, в один прекрасный день на свет явился младенец, чье имя – Солгерд. Это был самый удивительный маг всех времен. Его талант был безбрежен, словно океан, его ум не имел границ. Он схватывал на лету то, чему другие обучались годами, он постигал то, чего разум человека не в силах был постичь.

– Мессия, – снова влез Заика, теперь уже я показал ему кулак, мол, заткнись, пожалуйста. Вовка примирительно поднял руки вверх.

– В общем, Солгерд недолго обучался в разных школах, а потом пропал на двадцать лет, – продолжал Горыныч, войдя во вкус и ничего не замечая. – Где он был, чем занимался – никто не ведал, а Солгерд потом никогда не говорил. Вернулся он, собрал лучших учеников, тайно, вестимо, и начал передавать им свои знания. Чернобог и Белобог прознали о том, разгромили в бою молодых магов. Только победа оказалась неполной. Солгерд успел сбежать, не оставив после себя следов. Его искали во всех трех Мирах, но бесполезно. Пропал Солгерд, как в воду канул. А вернулся через десять лет, да не один. Уж не знаю как, токмо нашел он Отца и Мать братьев, Творца и Берегиню, а те учинили над детьми Суд Свой, и присудили им вечное изгнание в Срединный Мир Древа, выращенного Творцом.

– Прости, Калиныч, что перебиваю, но неужели Творец построил еще один Мир? – не удержался я от вопроса.

– Не, – помотал головой змей. – Творец взрастил Древо, и наши триединые Миры – ветка на его стволе, а, так как веточка самая нижняя, ближняя к корням, то и дети Творца жили в ней в надежде отпочковаться от вотчины, свои Древа взрастить. Так, может, и случилось бы со временем, кабы не драконовские порядки, братьями заведенные.

– Постой, – теперь не утерпел Паляныця. – Ивановна нам рассказывала, что не так давно, лет двадцать назад, ангел Сатанаил едва не превратил наши Миры в Хаос, отобрав их у Творца.

– Ну? – не понял Горыныч.

– Нестыковочка, однако.

– Не вижу противоречий, – тоном профессора возразил змей. – Ну, была попытка, знаю. Получилось бы у Сатанаила – ветка отмерла бы, как на настоящем дереве, делов-то.

– То есть, одержи победу Ангел – мы бы все равно погибли?

– Ага. Стоп! Дайте мне договорить. О чем это я? А, так вот. Изгнал Творец Сынов Своих в Срединный Мир Древа. Это, как почка на ветке. В этом Мире братья и томятся по сей день, а заместо них поставил дружину Ангелов за тремя Мирами надзирать да справедливый суд вершить. Ну, историю Миров, надеюсь, вы и без меня знаете. Солгерд с той поры несколько сотен лет стоял во главе Великого Совета магов, руководил перестройкой нашего Мира, привел его в современный вид, написал много трудов, а написанные ранее отдал на изучение. Вот такая вот история.

– Ну? – Паляныця потребовал продолжения.

– Что? – не понял змей, но тут же сообразил: – А-а, ты о Леднице? Детей своих братья не всех с собой взяли, некоторых Творец и Берегиня оставили в темницах триединого Мира. Ледница одна из них. Ее упрятали так давно, что никто уже и не помнил вход в ее темницу, и, коли бы не вы, она еще тысячи лет там скучала бы себе без вреда для общественности. В ларец особый заточили, печатью звездной запечатали. Есть еще кое-что. Дед наш сказывал, якобы писал Солгерд в пророчестве своем: «и придут вои числом три, и станут искать младших богов по всем Миру, и идти им со звездою дорогой рунною. А ежели не осилят вои силы богов младших, быть триединому миру мертвым на веки веков», – Горыныч даже глаза закрыл, смакуя каждое слово, словно песню, и выдал: – Звезду, я так понимаю, вы нашли.

– Нашли то нашли, только… – Вася протянул ладонь, на которой сверкнул пятигранник. – Разломалась она, в общем.

– Мы, в общем-то, так и понял.

Змей замолк на некоторое время, потом хитро улыбнулся, сказал почти весело:

– Думаете, зря мы, что ль, к Василисе Ивановне гостей встречать подрядился? Знаете, сколь долго мы ждал вас, молодцы? Не один десяток люда из Пограничья на моей спине вывезен от Тропы, вас дожидаючись.

– Зачем это тебе? – удивился Заика.

– С нами с рождения никто водиться не хотел, считали нас недотепой, что ли? А так хотелось настоящей борьбы вкусить, дабы страх, и пот, и кровь – все кипело, аки вода. Дабы не досыпать, да спать у костра, да чтобы опасность со смертью в обнимку за нами ходили.

– Романтик, – фыркнул Вася. – Что ж, теперь откушаешь всего по полной, смотри, не подавись.

– Не, не романтик мы, – возразил змей. – Мы полезным хотим быть, чтоб при деле, да стоящем. Чтобы родичи не потешались боле. Вы звезду покажете?

Мы выложили свои частицы. Сама звезда, омытая моей кровью, приобрела червонный оттенок, словно была смешана с ртутью.

– На ней были какие-то знаки вроде рун, – сказал я, сообразив, наконец, чего же не хватало. – Пропали они.

– Не пропали, – возразил Горыныч, внимательно глядя на части пентаграммы. – Путь рунный рождается, там они. Ледница-то не просто так улетела. Она матушку свою да сестер ищет. Нам же теперича ее по пути рунному перехватить надобно, дабы беды не случилось. А как на путь взойдем, руны сами возобновятся.

– Слушай, Калиныч, спросить хотел, – проговорил я. – Там, на ларце, пентаграмма почему-то в перевернутом виде была, а отверстие для цепочки на луче находится, вот, смотри. Как же правильно ее носить?

– Правильно носить в виде звезды, просто пентаграмма есть ключом для темницы Ледницы. Ключ провернулся, замок открылся, узница вылетела. Потому ты ее в перевернутом виде видел. Вообще-то пентаграмма значит…

– Закругляйся, Калиныч, – то ли приказал, то ли попросил Вася. – Не до исторических экскурсов сейчас. Чую, вот-вот гости пожалуют, да не с добром.

– Это да.

– Командир, а куда сматываться? – спросил я.

– Так к нам! – змей от усердия даже головой в потолок ударился. – Ой! У нас пещера потайная есть, там и экипируемся.

– Ну, кому стоим?

Мы люди военные, нам команды дважды повторять не надо. Едва змей освободил окно, мы похватали рюкзаки, друг за дружкой покинули через него помещение и короткими перебежками рванули к частоколу. Горыныч на ходу забрасывал нас к себе на спину. Ловко, между прочим!

– За гребни держитесь! – крикнул он, едва Паляныця занял свое место за моей спиной. Заика сидел первым.

Змей сделал короткий разбег и ракетой стартовал параллельно земле, мастерски разминувшись с выросшим перед ним частоколом. Некоторое время он летел на бреющем. Сквозь свист ветра мне удалось расслышать вой труб и рожков, сменившихся набатным колоколом. Не знаю, почему, только сердце сжалось. Я буквально спинным мозгом почувствовал, что все это звуковое шоу было по наши души.

Тем временем змей наращивал скорость и высоту, при этом часто маневрируя, так что посторонние мысли мгновенно выветрились из головы, сосредоточившись только на безопасности своего драгоценного тела.

Так мы летели довольно долго. Звуки набата давно стихли. Мы миновали красивый замок. Горыныч указал на него лапой, что-то прокричал, но из-за ветра я ничего не понял, только догадался, что сооружение принадлежит ему. Интересно, если мы летим не в замок, то куда?

Примерно через час полета в воздухе запахло водорослями, а на горизонте показалось море. Горыныч заложил крутой вираж над скалистым берегом, о который с шумом разбивался прибой, так, что мы едва не покинули борт, резко спикировал, направившись прямиком в скалу. Я смотрел из-за спины Заики на приближающуюся каменную стену, а в голове стонала одна только мысль: убьется, аспид, и нас, безневинных, угробит. Скала приближалась стремительно, с такой же скоростью крепла мысль. Мне вдруг так захотелось внуков на руках подержать – вы себе просто не представляете! Я закрыл глаза, в тайне надеясь, что до камикадзе змей все же не дорос еще.

Загрузка...