Репликация пятая. Тим

Том осматривал нетронутые леса, соображая, включать их в парковую зону или оставить, так как есть, когда увидел перед собой девушку в тёмно-зелёном платье, которое покрывали жёлтые и красные цветы. Такие же цветы украшали её голову, точно из неё проросли, а руки, не прикрытые рукавами, оплетали плетущиеся растения с мелкими-мелкими зелёными листочками. Рассматривая Тома искрящимися глазами, девушка улыбалась, точно играла с ним в какую-то игру.

— Что ты здесь делаешь? — спросил Том и, не сдержавшись, улыбнулся, не понимая, как девушка преодолела непроницаемый купол.

— Тебя сторожу, — сказала девушка и захохотала звонким голосом. Том заметил, как она двинулась в сторону и исчезла среди кустов. Немного сконфуженный тем, что его защиту преодолела какая-то девушка, Том включил внутреннее зрение, но ничего не увидел – вокруг, кроме него, никого не было.

— Ищешь меня? — спросила девушка. Том не увидел её виртуально, а когда открыл глаза и оглянулся – она стояла за ближайшим деревом и смеялась. Том бросился к дереву, но её там не оказалось – она, словно дразнила его, выглядывая из-за кустов совсем в другой стороне.

— Кто ты? — спросил Том, впервые за своё существование чувствующий себя в растерянности.

— Меня звать Тим, — сказала девушка, — приходи завтра, — улыбнулась она ослепительной улыбкой и исчезла. «Может это Мари балуется?» — подумал Том, раскидывая симпоты вокруг, но девушка исчезла, а огонёк Мари по-прежнему пульсировал в Замке Преображения.

Когда наступило завтра, Том не выдержал и убежал с утра. Ещё роса покрывала траву и листья, а в низовьях прятался туман, преображая местность в загадочное зазеркалье. Том подумал, что не стоит трогать эти места и преображать их в парк – естественная красота всегда даст фору искусственной. Пугая Хранителя, словно в сказке вынырнул из тумана огромный корявый дуб, требуя пропуск, и Том миролюбиво спросил: «Не узнал?» Берёзки, несмотря на полное безветрие, тревожно зашелестели листьями: «Кто ты?» — а когда узнали – затихли.

Пару раз ухнула какая-то птица, предупреждая кого-то, и Том услышал серебристый смех, раздавшийся впереди. «Всё-таки, пришел?» — дохнул ветерок, теребя волосы на его голове.

— Пришел, — нарушая гармонию и таинственность, сказал Том. Смех с колокольчиками зазвенел снова, радуясь и поддразнивая Тома.

«Тебе здесь нравится?» — спросил кто-то внутри, и Том раскрылся, так как что-то скрывать от того, кто у тебя внутри, глупо и бесполезно. То, что внутри, раскрылось Тому навстречу и обволокло его симпоты природной гармонией, которая, даже в безобразии, имеет свою красоту.

Чья-то маленькая рука пробежалась пальчиками по глифомах, перебирая сохранённое Томом, а потом с озорством что-то выбросила, разразившись чарующим смехом. Том, поддавшись обаянию, не стал спорить, да и что необратимое можно выбросить из глифом, когда из Кольца можешь заполнить их по завязку.

— Тим? — оглядываясь, спросил он, снова разрушая очарование. «Я здесь», — прошелестело у Тома возле уха, а когда он обернулся, то смех раздался впереди.

— Я хочу тебя видеть, — попросил Том, а Тим симпотами ему ответила: «Разве ты меня не чувствуешь?»

— Чувствую, — ответил Том и признался: — Я хочу тебя обнять.

«Не спеши… всему своё время», — прошелестела перед ним трава, внезапно покрываясь красными и жёлтыми цветами. «Какой цвет?» — спросила Тим, и Том машинально ответил: — Красный!

«Красный цвет любви», — заливая красными маками всё вокруг, объяснила Тим.

— А желтый? — спросил Том.

«Глупый, желтый – цвет разлуки!» — луной прозвенело в ветках деревьев.

— Я хочу тебя видеть, — крикнул Том во весь голос. Колокольчики зазвенели вокруг, а цветы побежали концентрическими кругами от Тома. «Приходи завтра…» — затихло вдали, и Том понял, что Тим сегодня не вернётся.

Расстроенный, Том пешком отправился к Замку Преображения, питаясь успокоить разбушевавшиеся симпоты. Стоило ему зайти в здание, как он сразу же услышал голос Мари: — Что-то случилось, милый?

Симпоты Тома так искрились всеми цветами радуги, что можно было не спрашивать. Мари тактично не стала ковыряться в симпотах Тома, ожидая, что он расскажет сам.

— Ничего, — ответил Том, не зная, как ответить на вопрос Мари. — Утро мокрое, — добавил он, поднимая температуру тела на пару десяток градусов, так, что от одежды поднялся пар.

— Хорошо, милый, — сказала Мари и, нарушив свои привычки, полезла в глифомы Тома. То, что она там увидела, повергло её в смятение, так как её любимый Том целое утро флиртовал с какой-то неизвестной дамой. Раскинув свои симпоты, даму Мари не обнаружила и это ей тоже не понравилось. «Какая-то приблудная Хранительница», — подумала Мари и сказала Тому: — Я иду к озеру, ты со мной?

Том сказал: «Нет!» — и его короткий ответ удовлетворил Мари. В другое время она бы обиделась, а сейчас хотела найти соперницу, чтобы поставить её на место. Она и раньше замечала присутствие другой, которая незримо сопровождала их. Когда они, вместе с Томом, шли по аллее – распускались цветы, а зелень становилась сочной и изумрудной. Сначала Мари думала, что это Том делает ей приятное, но цветы полыхали ещё больше, когда он шёл один. Углубившись в нетронутую часть парка, она без труда нашла следы Тома и Той, которая шла с ним. Лес пригнулся к земле, словно перед прыжком, а трава под ногами противно чавкала, выделяя неприятный запах. «Чистое болото», — подумала Мари и решила, что стоит убрать это место, а ещё лучше – осушить, выкорчевать деревья и засадить всё травой.

Тучи на небе неожиданно налились синевой, а потом потемнели, накапливая энергию для молний. Несколько, самых нетерпеливых, чиркнули по небу яркой линией, ещё не оглашая окрестности громом. «Точно, какая-нибудь Хранительница», — зло заметила Мари, раскидывая симпоты во все стороны.

— Выходи! — крикнула Мари и почувствовала, как земля вздрогнула под её ногами. Оглянувшись, она увидела зелёную фигуру женщины, опутанную по ногам и рукам вьющимися растениями. «Жаба!» — зло подумала Мари, и соперница вмиг накалилась, как металлический слиток – вероятно, услышала её мысли. Лианы на руках и ногах вспыхнули огнём, скручиваясь, как огненные змеи. Она, не мешкая, двинулась на Мари, полыхая, как факел, и ударила огненным хвостом, внезапно появившимся из-за неё.

Мари, окаменев на миг, выдержала удар и схватила соперницу поперек пояса, выдёргивая её из земли. Врагиня громко воскликнула, точно подраненная птица, а Мари бросила её со всего размаха в рядом стоящий дуб.

От удара столетнее дерево переломилось, обрушившись вместе с соперницей. К удивлению Мари, поверженный враг, как ни в чём не бывало, поднялся с земли, превращаясь в огненный вал, который медленно но неуклонно поднялся в высоту и свалился на Мари. Полыхающий огонь не мог причинить ей вреда, но расплавленная масса вокруг стала застывать и становиться вязкой. С отчаянием Мари поняла, что попала в каменный плен, к тому же, кто-то набросил сверху дименсиальную сеть. «Попалась!» — с огорчением подумала Мари, и поняла, что Том ей не поможет, так как, вероятно, ему вскружила голову новая пассия.

***

Возможно, Мари ожидала долго, так как, почему-то, не включила внутренние часы. То, что к ней двигается какая-то гадость, она почувствовала по вибрации, неожиданно возникшей вокруг. Скорее, данная вибрация напоминала журчание тающего льда или снега, когда общая капель превращалась в весеннюю музыку жизни. Поскольку Мари оставалась сжатой со всех сторон, да ещё и опутанной дименсиальной сеткой, то ничего радостного и мелодичного она не слышала, а испытывала своими симпотами с разных сторон разные давления, едва ли напоминающие музыку.

Вскоре, одна из её симпот встретилась с чем-то внешним и дёрнулась внутрь тесного пространства, где находилась Мари. Правда, вторгнувшаяся частица оказалась чей-то симпотой, окружённой тонким слоем воды. Словно приглашая, симпота медленно поползла наружу и Мари потянулась за ней своей. «Ловушка?» — подумала Мари, но движение не остановила – бояться ей нечего. Если она потеряет часть себя, с точки зрения вечности её части тела всё равно когда-нибудь соединятся.

Тонкая нить Мари выбралась наружу и принялась наматывать себя в клубок, пока не образовалась пышная вата из её тела. Только потом Мари слепила подобие своей головы и раскинула симпоты вокруг, готовая сразу дать бой. Но, её ждало разочарование – перед ней стоял рыжий франт в чёрном костюме, на шее которого красовался небрежно накинутый белый шарф. Она его сразу узнала – он раньше, во время встречи перед Замком Преображения, представился, как Морриер.

— Привет узникам Бастилии, — повернулся к ней Морриер, растянув на лице широкую улыбку.

— Какой Бастилии? — не поняла Мари.

— Ах, да, ты не знаешь, — махнул рукой франт и добавил: — Поздравляю, ты на свободе!

Мари понимала, что Морриер помог ей, но благодарить его за такую услугу, отчего-то, не хотелось. Мари оглянулась и с сожалением увидела, что часть сада безнадёжно испорчена – кроме безобразного каменного вала, возникшего из земли, все вокруг, трава, кустарники и деревья, выжжено до корней.

— Какой твой интерес спасать меня? — спросила она у Морриера. Тот глянул на неё, улыбнулся и ответил:

— Каждый спасает себя сам, — он окинул взглядом её взъерошенную фигуру и добавил: — Ты мне ничего не должна.

После этих слов он исчез, заслонив себя экраном. «Это что, мода такая пошла, прикрываться от других? — подумала Мари, а потом задала себе вопрос: — Или от меня что-то скрывают?» Она не хотела показываться на глаза Тома в таком растрёпанном виде, когда симпоты темнеют от возмущения, а агрессия готова выплеснуться наружу. Спонтанно, она перелетела на другую сторону озера, по привычке пересекая невидимый барьер в виде купола. Том хотел защитить ее от внешнего воздействия, но купол, когда нужно, не спас её от незнакомки, а людей она никогда не боялась.

Когда она приземлилась на противоположном берегу, то с удивлением обнаружила светло-голубой дворец, ярко выделяющийся на фоне зелени, который достраивал какой-то одинокий строитель. Мари, не таясь, подошла поближе, рассматривая строение, которое ей сразу понравилось.

— Привет соседям, — сказала она юноше, погружая в него симпоты. Вне всякого сомнения, он оказался Хранителем, и её порадовало то, что рядом с их домом будет этот приятный юноша. Юноша проверял её симпотами, и она не собиралась закрываться, полагая, что сосед имеет право знать о них всё, чтобы мог им доверять. Правда, юноша, проверив её симпоты, оставался в недоумении, так как его лицо, не обученное скрывать эмоции, говорило лучше слов.

— Меня звать Мари и я живу на том берегу, — сообщила она с улыбкой.

— Уолл, — произнёс юноша и покраснел. Такого смущения Мари давно не видела, а юноша, щемящее-искренний и непосредственный, бесповоротно завоевал её несуществующее сердце, и побудил душу Мари открыться ему навстречу. Она видела по его лицу и чувствовала симпотами, что Уолл относится к ней благожелательно, но что-то его смущает.

— Ты будешь жить здесь сам? — спросила Мари и увидела новый румянец, но сразу поняла, что причина данного смущения совсем другая, чем прежняя.

— Здесь будет жить Эйсинора, — произнёс Уолл, краснея пуще прежнего.

— Эйсинора? Ты говоришь о Эйсиноре у которой семь братьев? — спросила Мари и, не ожидая ответа, поняла, что права.

— Да, — согласился Уолл.

— У неё же есть парень, Слэй?! — не то спросила, не то сообщила Мари.

— Я знаю, — ответил Уолл, — я строю этот дворец ей в подарок.

Настала очередь Мари удивляться, а так как слов, чтобы выразить своё недоумение у неё не нашлось, то она только и смогла, что сказала: — Приходи к нам в гости, мы будем рады и тебе и Эйсиноре.

Она взмахнула рукой и поднялась в небо, возвращаясь к себе, домой, а Уолл с сожалением подумал: «Она так и не узнала меня. Морриер был прав». Мари, погружённая в мысли, летела в направлении белоснежного замка на той стороне озера, размышляя о том, что стоило посетить Слэя, девушке которого строит дворец Уолл.

«Здесь явный любовный треугольник!» — подумала она и вспомнила о своем треугольнике, который тоже придётся как-то решать.

Отогнав грустные мысли, она поняла, что посещение соседа не развеяло её гнетущие мысли, а только усугубило плохое настроение. От злости она рванула в Замок Преображения, чтобы сейчас же поговорить с Томом и разрешить существующие разногласия, но с ходу врезалась в невидимую стену.

«Тим, тварь зелёная!» — подумала Мари, размазывая себя грязным пятном по невидимому стеклу.

***

Братья Гай добрались под утро до столицы Райна, Лыбы, и остановились в хозяйственном порту. Гай Гретор ушёл договариваться с оптовиками, чтобы не морочиться с привезенной рыбой, а команда, то есть остальные братья, драила баркас. Секлеция готовила праздничный ужин, отгоняя желающих снять пробу, которых манила не только пища, а сама Секлеция, дарившая всем улыбку и подзатыльники. Стах и Котин приводили в порядок баржу, пришвартованную рядом с баркасом.

Гретор вернулся не сам, а с двумя весьма шустрыми личностями, которые тут же забрались на баржу и принялись обнюхивать бочки с рыбой. Когда они возвратились на пристань, то их довольные рожи весьма красноречиво говорили о том, что с товаром всё в порядке. Покупатели договорились хранить бочки на барже, прихватив с собой несколько штук, которые братья Гай погрузили на телегу, запряженную низкорослыми лошадками бурого цвета.

Обедали на баркасе за раскладным столом, усевшись на пустые бочки и занимая всю палубу. После обеда братья, вместе с Секлецией, решили найти Эйсинору и Слэя, оставив Стаха и Котина сторожить баржу.

Секлеция шагала впереди, имея за ориентир башню дрима, такую же высокую, как и в Мокаши. По бокам у неё шли старшие братья, Гай Бат и Гай Дизер, как будто дежурные защитники, а остальные тянулись сзади, не очень придерживаясь порядка. Гай Гретор замыкал процессию, как отец, присматривая за меньшими братьями.

Секлеция немного беспокоилась за Эйсинору и Слэя, так как под утро, изнеможенная ласками Гай Тувора, погрузилась сон, но отдохнуть не удалось. Сон казался каким-то странным. Какой-то франт обвинял какого-то Нука в том, что он много ворует, а потом возникало воодушевлённое лицо Эйсиноры и Секлеция понимала, что так её видит Слэй. Впрочем, тут же возник образ юноши с миловидной внешностью, в котором Секлеция узнала внезапного гостя, пробившего крышу их баркаса. «Что он делает в моих снах?» — удивилась Секлеция, и женская интуиция подсказала, что юноша снится Эйсиноре. «Уолл…» — прошелестело в голове имя юноши, но тут снова появился франт, который произнёс: «Вами правит вор Нук!»

— Кто такой Нук? — спросила она у вертевшегося рядом Гай Сина.

— Нук? — в недоумении остановился юноша, а потом понял и объяснил: — Нук – правитель Райны.

«Вон оно что?» — подумала Секлеция и заволновалась за свою золовку ещё больше. Обернувшись к Гай Дизеру, она встревожено сказала:

— Нам нужно спешить, Эйсиноре угрожает опасность.

Взгляд Дизера на своих братьев лучше слов объяснил им ситуацию и их лица, обычно весело-насмешливые, сразу стали строгими и сосредоточенными. Перед Секлецией появился Гай Гретор, который, как ледокол, раздвигал толпу, стремительно двигаясь уже близкой башне дрима.

Оказалось, что они опоздали. Когда Гай Гретор появился на площади перед башней, её уже заливала толпа. Башню окружали несколько рядов палочников, которые прикрылись деревянными щитами, а возле самой двери происходила возня – её пытались вскрыть.

Правда, данное действие оказалось бесполезным, так как при строительстве, для сохранности дрима, дверь сделали непробиваемой из не горящего тёмного дерева, поэтому все попытки палочников оказались бесполезными.

— Бей гадов, — произнёс мальчуган лет семи и запустил камень в ряды палочников. Вокруг засмеялись, поддерживая маленького хулигана. Видимо, камень попал в какое-то начальствующее лицо, так как от палочников отделилось несколько человек, которые двинулись в сторону мальчугана. Тот быстро юркнул в толпу и спрятался за Секлецией. Она присела и спросила, рассматривая его чумазое лицо: — Как тебя звать, мальчик?

— Никак, — отрезал мальчишка, напряжённо всматриваясь туда, где палочники врезались в толпу и, раздвигая её, двигались в направлении Секлеции.

— Не бойся, тебя никто не тронет, — сказала она, а всё братья Гай подвинулись вперёд, становясь щитом перед Секлецией. Палочники вплотную подошли к братьям, сжимая в руках деревянное оружие. Старший из палочников сказал, посматривая на Гай Гретора:

— Отдайте мальца, он совершил правонарушение.

— Он ребёнок, — парировал Гретор, возвышаясь над палочником по крайней мере на голову.

— Это не вам решать, — сказал старший, надвигаясь на Гретора.

— Бей гадов! — раздался крик рядом и на палочников обрушился град камней.

Ближайший к Гретору замахнулся на него, но старший Гай выхватил палку и обрушил удар на голову нападавшего. Братья Гретора включились в схватку, легко вооружившись палками нападавших. Вскоре палочников с улюлюканьем выгнали из площади, занимая всё её пространство.

— Они вернуться, стройте баррикада, — сказала Секлеция, повернувшись к Гай Гретору. Его ответный взгляд выражал удивление, так как Гретор понял, что совсем не знает своей жены, тем более, не понимает, что она сказала. Секлеция объяснила, как могла, и Гай Гретор с уважением на неё посмотрел, считая, что там, на неизвестной ему Земле, она только тем и занимается, что делает «баррикады».

Пока братья строили баррикады, Секлеция постучала в дверь башни, прислушиваясь к звукам внутри. Никто не отвечал и она снова постучала. Малец, из-за которого начался сыр-бор, стоял рядом, полагая, что если его защищают, то считают своим, поэтому не стал убегать, а остался с доброй тётей.

— Так, как тебя зовут, мальчик? — спросила Секлеция, скрашивая время, так как дверь не отвечала и не хотела открываться.

— Никак, — правдиво ответил мальчик, так его, в лучшем случае, называли: «Ей, ты!» — а другие свои неприличные имена он стеснялся повторить доброй тёте.

— Хорошо! — улыбнувшись, сказала Секлеция и погладила мальчика по голове: — Будешь Гаврош.

Необычное имя понравилось мальчику и он непрерывно его повторял, чтобы не забыть, но, как на зло, забыл и беспомощно уставился на Секлецию.

— Что, Гаврош? — спросила она, а мальчик понял, что помнить не обязательно, так как его имя помнят другие.

Дверь неожиданно отворилась, и на пороге показался Слэй с отломанной ножкой стула в руках, который совсем не ожидал встретить перед дверью Секлецию. Она тоже смутилась, а сердце, неожиданно для неё, ёкнуло и отозвалось старой грустью.

— А где Эйсинора? — торопливо спросила она, чтобы скрыть смущение. Сзади себя она заметила подошедшего Сина, который настороженно поглядывал на Слэя.

— Она наверху, — сообщил Слэй, соображая, пускать братьев своей девушки или нет. Секлеция, придерживая за руку Гавроша, отправилась в длинный путь по винтовой лестнице, кружившей до самого верха. Син не стал следовать за Секлецией, а, перекинувшись парой слов со Слэем, остался дежурить внизу, у дверей. Башня в Лыбе ничем не отличалась от такой же в Мокаши, столице Тартии. Видимо, их сооружал один архитектор, не мудрствуя с изысками, а придерживаясь простой функциональности. Когда Секлеция поднялась на верх, то увидела встревоженную Эйсинору, которая обрадовалась ей, как сестре, прижимаясь к её груди.

— Это что, твой ребёнок? — с изумлением спросила она, поглядывая на Гавроша.

— Да, — сообщила Секлеция, удивляясь её наивности. Что и говорить, братья вряд ли просвещали сестру о процессах продолжения рода. Гаврош выслушал слова Секлеции с удовольствием, но успокоил Эйсинору:

— Тётя шутит, я ей чужой.

Секлеция, вдруг, обняла Гавроша и сквозь слёзы промолвила: — Не бойся, ты будешь жить со мной!

Эйсинора, поняв ситуацию, тоже захлюпала носом и прислонилась к своей невестке.

— Что у вас случилось? — озабоченно спросил Слэй, появляясь в дверях.

***

Закончив строительство дворца, Уолл с некоторой растерянностью остановился. До этой минуты у него имелось дело, а теперь, по окончанию строительства, возникал вопрос – что делать дальше? В своем воображении он никогда не рисовал картинку, как это произойдёт. Он представил себе, что после предложения принять дворец, Эйсинора со смехом откажется от его подарка. Уолл покраснел, точно такое уже произошло, и Эйсинора даже не глянула на дворец, чтобы оценить его труд. А, возможно, примет его за болтуна или, что ничуть не лучше, за хвастуна.

Такие мысли распалили воображение и Уолл взвился вверх, чтобы упругий ветер в лицо освежил симпоты, и, быть может, выветрил глифомы от всевозможных страхов. Ощущение полёта всегда нравилось ему, ещё с тех времён, когда рядом находилась мать, которую он обожал. Вторая мать, любившая не меньше первой, уже умерла и дорогие воспоминания о ней хранились в самых ближайших глифомах.

Настроив себя самым положительным образом, Уолл приблизился к башне, собираясь влететь в окно. Внизу бушевал народ, что слегка озадачило Уолла, так как он начал беспокоиться за Эйсинору и сразу нырнул в помещение. Увидев Эйсинору вместе с Секлецией, Уолл покраснел, как раскалённая печка, и все слова, приготовленные заранее, выскочили у него из головы. К тому же, рядом сидел Слэй, который выпучил глаза от наглости Уолла.

— Простите, на некоторое время мне нужна Эйсинора, — сообщил Уолл и, вместе с девушкой на руках, вылетел в окно. Слэй никак не мог разразиться словами, а Секлеция, знакомая с произведениями Мольера и народной молвой, ехидно произнесла: — Дон Хуан доморощенный!

— Ты что себе позволяешь? — хихикая, спросила Эйсинора, ничуть не пугаясь своему похищению. Если бы она хотела, то сразу бы поставила похитителя на место. Ей, даже, льстило, что её умыкнули на глазах Слэя. Тем более, полёт в небе вызывал в ней бурное романтическое настроение.

В это само время, Мари, собирая себя внизу, у кромки прозрачного купола, погружалась в воду озера, полыхала во все стороны яростью. Вода вокруг неё кипела, а если бы кто подвернулся ей под руку, то она бы сожгла его без всякого сожаления. Она понимала, что без желания Тома, никакая Тим не могла стать между ними. Мари хотела порыться в глифомах, чтобы проследить их прошлое, но обнаружила кругом пустоту. Она прошлась по самых дальних глифомах, но оказалось, что прошлого у неё нет.

Раньше это её никак не занимало, так как она, окружённая любовью Тома, находилась под постоянным допингом и жила настоящим, а не прошлым. Оглянувшись вокруг, она увидела, что стоит на дне озера по колена в иле, а вокруг неё пузырится вода. Оттолкнувшись, она выскочила из воды и полетела в направлении дворца соседа, который называл себя Уолл.

К её радости, в замке никого не было и она, чтобы отвлечься, прошлась по всем комнатам, удивляясь гармонии, с которой создатель дворца сочетал краски и линии, а воздушная наполненность залов напоминала Мари храм. С некоторым сожалением она подумала, что это здание намного прекраснее дворца, который построил Том. Воспоминание о нём, породило в ней раздражение, и она плюхнулась на прекрасное ложе под балдахином, которое, как будто, само приглашало прилечь. Хотя для Хранителей сон без надобности, но Мари знала, что он всегда её освежает. Предаваясь сну, она всегда включает человеческие рецепторы, получая неимоверное удовольствие.

«Точно! Сон мне помогает…» — подумала она, но сонная лень, не позволила ей добраться до глифом, где есть это утверждение. Иначе бы она заглянула в соседнюю глифому, в которой хранилось без всяких привязок кусочек слова «…мо».

Уолл, убирая белоснежные крылья, опустился перед дворцом, с сожалением освобождая Эйсинору из своих объятий. Девушка, стоило ей коснуться земли, чуть не пошатнулась, но не от того, что её укачало в полёте, а от великолепного зрелища, раскинувшегося перед её глазами.

Сразу перед ними два ряда фонтанов выделяли дорожку, ведущую к светло-голубому дворцу, а по бокам среди зелёных лужаек, пузырились пеной ещё целая вереница фонтанов. По бокам дорожки в сторону дворца струился водопад, несмотря на то, что здание казалось на возвышении. За дворцом угадывался сад, который, в отличие от парадного, не соблюдал формы и казался естественным. Эйсинора, бросив туда взгляд, заметила несколько плодовых деревьев и ягодных кустов среди лесных деревьев. Дальше, повторяя краски дворца, голубело озеро и Эйсиноре прямо сейчас захотелось окунуться в него.

— Пойдём» — предложил Уолл, протягивая ей руку. Она не стала её брать, а побежала, звеня как колокольчик, на ходу снимая одежду. Эйсинора с ходу бросилась в воду, подставляя солнцу и без того загоревшее тело, которое соблазнительно мелькнуло в воздухе. «Где она успела?» — подумал Уолл, подразумевая её загорелое тело, забывая о том, что она выросла на берегу реки. Сделав несколько взмахов рук, Эйсинора повернулась к Уоллу, приглашая его в воду. Он не стал отговариваться, а разделся и прыгнул в воду за ней. Они долго баловались, а потом вышли на берег и улеглись на траву. Эйсинора, мельком взглянув на голого Уолла, с удивлением показала в его пах: — Что это?

Дело в том, что у Уолла, там ничего не было.

— Я не хотел тебя смущать, — сказал Уолл, краснея лицом. Девушка закатилась смехом, через который она едва произнесла: — Смути… меня…

Уолл произвёл, то, что требуется, и спросил, глядя на смеющуюся Эйсинору: — Так нормально?

Эйсинора закатилась ещё большим смехом, причём, сама покраснела и, произнося: «Нормально, нормально!» — понеслась к воде. Уолл, болтая вновь приобретённым, бросился за ней. Они ещё подурачились в воде, а потом оделись и пошли осматривать дворец. Всё казалось таким прекрасным, что Эйсинора не выдержала и чмокнула Уолла, выражая этим своё восхищение им, как художником.

Когда они зашли в одну из спален, Эйсиноре так и не терпелось опуститься на постель под балахоном, но откинув его, она увидела на нём прекрасную женщину, которая спала. Она узнала в женщине ту, которая похитила её Слэй на барже.

— Ты, что, с ней спишь? — отчего-то шепотом произнесла Эйсинора и с разочарованием увидела растерянное лицо Уолла. «Эта женщина со всеми спит!» — подумала Эйсинора, собираясь расспросить Слэя, что он делал с этой женщиной, забывая о том, что Слэй может спросить её, что она делала с Уоллом, который, подлец, зырил на неё и молчал.

***

Гай Син, ожидая под дверью башни дрима, отчего-то забеспокоился и решил, что не лишнее самому увидеть свою сестру. Поднимаясь по бесконечным ступенькам, он прислушивался к звукам, но ничего не услышал, кроме своих шагов. Чувствуя, что что-то случилось, Гай Син пустился бегом, а когда, задыхаясь, добрался до комнаты дрима, то с волнением открыл дверь.

На кровати мило сидела Секлеция и улыбалась Слэю, взяв его руку в свою. Сестры в комнате не было. Увидев Сина, и Секлеция и Слэй отчего-то смутились, как будто что-то украли. «Они договорилась о свидании!» — подумал Син, решая в уме задачку на вычитание – кого первого выбросить в окно?

— Ты…ты… обманщица… — воскликнул он, взяв за плечи Секлецию и сотрясая её, как копилку с хутинками. Слэй попытался помочь Секлеции, но Син грубо толкнул его на кровать. Правда, тут же получил чем-то по голове и свалился на руки Секлеции. Первое, что он услышал, когда пришёл в себя: — Ты же мог его убить, — вещала она, смачивая лицо Сина мокрым платком.

— Пусть не смеет тебя обижать! — воскликнул мальчуган, в котором Сим узнал Гавроша, настороженно наблюдающего за его оживлением. Появление ребёнка ещё более запутало понимание ситуации, и Син оглянулся, намереваясь увидеть свою сестру. То, что её не оказалось, говорило о том, что что-то, всё-таки произошло.

— Ты что хотел? — спросила Секлеция, прекращая мочить Сина. Гаврош, понимая, что пациент скорее жив, чем мёртв, убрался подальше от Сина и поднялся в комнату выше спальни, где он до этого и находился, исследуя рабочее место дрима.

— А, где Эйсинора? — спросил Сим, понимая, что наговорил чего-то лишнего.

— Её забрал Уолл, — ответила Секлеция.

— Какой Уолл? — не понял Сим.

— Тот, что приходил ко мне и провалил крышу каюты на баркасе, — честно сообщила Секлеция.

— Он приходил к тебе? — заторможено спросил Сим.

— Да он, как дон Хуан, ко всем пристаёт, — невинно сообщила Секлеция, наблюдая, как у Сина краснеют глаза.

«Я этому «дон Хуану» пообломаю рога!» — подумал Син о будущем, только в настоящем он не знал что делать. Слэй, как будто, ни при чём, у него самого украли невесту, к тому же, сестру Сина, а Секлеция, вообще, выглядит, как богиня. Самое лучшее, что догадался сделать Сим, так это склонить голову и сказать Секлеции: — Прости меня.

Она погладила его голову и сказала:

— Брось, Сим, я тебя люблю!

От такой ласки Син воспрянул душой и с лёгким сердцем отправился вниз, охранять башню от других.

— Ревнивый, — произнёс Слэй, взглянув на Секлецию. Она улыбнулась ему, принимая его слова за комплимент.

— На меня ты не обижаешься? — спросил Слэй. Секлеция ничего не ответила, только снова прижала его руку.

— Я ничего не помню о наших отношениях, — как бы оправдываясь, сообщил Слэй.

— Ты не помнишь, как мы целовались? — удивилась Секлеция.

— Нет, — признался Слэй. Секлеция без слов прижалась к его губам, пробуя ощущения. В открытых дверях застыл Син, который вернулся спросить, долго ли ему ждать.

— Что вы делаете? — задохнулся Син.

— Мы проверяем, — сказала Секлеция, а Слэй подтвердил, кивнув головой.

— Гаврош, иди сюда, мы идём вниз, — сказала Секлеция, поднимаясь с кровати. Спустившийся Гаврош взял её за руку, и они вместе отправились вниз. Озадаченный Син плёлся сзади, не зная, что сказать. Сегодня он уже извинялся, и Секлеция его простила, поэтому решил братьям ничего не говорить, чтобы не потерять расположение Секлеции, тем более что сегодняшняя ночь с ней – его Сина.

***

В отличие от башни дрима, в порту царило спокойствие и Стах, закончив прибирать на барже, прислонился на бочку и закрыл глаза, греясь под лучами светила. Котин сидел на другом конце баржи и, закинув удочку, пытался поймать по жаре какую-нибудь мелочевку для ухи. Моряки на соседних парусниках тоже не отличались азартом, поэтому всюду преобладало сонное разгильдяйство.

На этом фоне появление чиновника с триграммой пятой ступени, идущего в сопровождении четырёх палочников и трёх человек, выглядело событием. Когда Стах открыл один глаз, разбуженный голосами, то узнал в сопровождающих чиновника людях Бука и его компаньонов. «Что они хотят?» — нахмурился Стах. Котин продолжал ловить рыбу и Стах поднялся на ноги, когда процессия оказалась возле баржи. Чиновник, по подсказке Бука, назвал его имя и Стах кивнул головой.

— Ты подозреваешься в организации нападения на граждан, — пробубнил чиновник и кивнул головой палочникам. Те схватили Стаха под руки, а чиновник произнёс: — Имущество, добытое разбойным путём, изымается в пользу пострадавших.

— Баржа не моя! — крикнул Стах, но чиновник отмахнулся от него и спросил: — А где остальные?

Стах, оглянувшись, не увидел Котина, и только рябь, появившаяся у борта, подсказала ему, где спрятался его друг. Обыскав баржу и баркас, палочники забрали Стаха и вместе с чиновником удалились, а Бук остался на борту баркаса, где расположился вместе со своими подельниками. В это самое время Эйсинора, как кот на мышку, смотрела на Уолла в его замке и снова напористо спросила: — Ты с ней спишь?

— Как я могу с ней спать, — возмутился Уолл и воскликнул: — Это моя мама!

— Мама? — не поверила Эйсинора и, посмотрев на лежащую Мари, возмущённо констатировала: — Мамы такими красивыми не бывают.

Уолл хотел возразить, что её мама самая красивая на свете, несмотря на то, что ей несколько сотен лет, но заглянув в голову Эйсиноры, подумал, что такие сведения её не убедят.

— Отнеси меня к братьям — сообщила она, и растерянный Уолл, разочарованный свиданием, подхватил её и отнёс на баржу. Появление Эйсиноры оказалось приятным сюрпризом для компашки Бука, тем более что обида, нанесённая девчонкой, не смыта её кровью.

— Вот и птичка-синичка, — ухмыльнулся верзила, кореш Бука, рассматривая Эйсинору. Ему попало в прошлый раз, поэтому он сразу взял в руки весло. Уолла в расчёт они не брали, так как юноша своим видом не внушал им опасности. Бук в это время дремал, прислонившись к каюте, и ему снилось, что он находится в Аду, а перед ним стоит бывший ангел-хранитель.

— Из-за тебя, паршивца, меня отправили работать в преисподнюю, — сообщил рогатый и вытащил из бочки длинную хворостину, вымоченную в горячей сере, которой со всей силы шлёпнул Бука по голой заднице.

— Мама!— воскликнул Бук, а верзила озадаченно повернул голову к своему пахану.

— Терпи, милый, впереди целая смена, — сообщил Буку его ангел-хранитель и обрушил орудие труда на его округлые сосредоточия ума и величия.

— Мама! Мама! — повторял Бук во сне, а верзила, увидев хныкающего вожака, ошеломлённо произнёс:

—Бук, ты что, испугался девчонки?

— А ты не боишься? — спросил Уолл и сунул появившийся в руках прутик в раствор саса в бочке.

Брюки у верзилы расстегнулись и упали вниз, а Уолл, внимательно наблюдая за сном Бука, добросовестно повторял движения его ангела-хранителя. Котин, давно кравшийся вдоль борта с веслом, огрел им второго напарника Бука, отчего тот вскочил и сделал самое правильное действие – рванул с баркаса на берег. Бук, открывший глаза, с удивлением увидел, что Ад начался не только во сне, отчего подпрыгнул, как ужаленный, и тоже рванул с баркаса.

Эйсинора хохотала, согнувшись пополам, а верзила, подгоняемый хворостиной, последовал за своими корешами. Почувствовав благоприятное настроение Эйсиноры, Уолл ненавязчиво начал рассказывать историю своей жизни, отчего у девушки полезли глаза на лоб, а потом загорелись заинтересованными огоньками. Уолл рассказал и о своей матери, отчего история неожиданно превратилась в сказку. Уолл подхватил Эйсинору на руки и понёс во дворец, построенный для неё, а она хотела посмотреть на его мать, так как махонький червячок сомнения всё-таки буравил её душу.

Котин не стал объяснять Эйсиноре, что Стаха арестовали, так как девушка усиленно флиртовала с юношей по имени Уолл. «Вот, вертихвостка!» — неодобрительно подумал Котин, вспоминая о том, как девушка морочила голову Слэю. Парочка немного поворковала на корме, а потом Уолл подхватил Эйсинору на руки и выпустил белоснежные крылья за спиной.

Они вспорхнули в воздух, причём, Эйсинора так смеялась на руках Уолла, что тот забывал махать своими крыльями и чуть не свалился в реку. Когда Котин остался один, то решил разузнать, где находится задержанный Стах. Расспросив матросов, Котин узнал, что судебные дела правят в круглом здании на площади перед портом, а задержанных должников держат в подвале этого здания.

Котин зашёл в мясную лавку и купил кольцо колбасы, калач и зелени, хорошо зная, что арестованных не кормят разносолами. Пока Котин тёрся возле загаженной приемной, к нему несколько раз подходили вороватые личности, предлагая «сидеть под заклад». Котин отмахивался от навязчивых кандидатов поживиться за чужой счёт. Когда Котин выстоял очередь и добрался до окошка, то солнце клонилось уже к горизонту. Старый стражник в выцветшей форме принял от Котина четверть хутинки и сообщил:

— Ожидай у синих ворот.

Котин нашёл ворота, выкрашенные в грязно-синий цвет, и назвал фамилию Стаха. Через некоторое время тот появился и радостно обнял Котина через прутья. Арестованных кормили всего два раза в день, так что принесённую Котиным еду Стах навернул сразу.

— Что значит «сидеть под заклад»? — спросил Котин у друга. Оказалось, что арестованный может нанять человека, который может отсидеть за него весь срок или часть срока, но если не появится в нужное время, то его сразу ждёт тюрьма, а «закладчика» выпускают. Узнав об этом, Котин тут же нашел желающего и за три хутинки нанял его на три дня. По блеснувшей улыбке «закладчика» Котин понял, что переплатил, но не расстроился, так как друг дороже. А за три дня они с Гай Гретором разберутся с арестом имущества.

***

— Проведали? — спросил Гай Гретор, когда увидел спустившуюся вниз Секлецию. — Как Эйсинора?

— Проведали, нормально, — ответила Секлеция. Не могла же она сообщить, что Эйсинора где-то шляется с молодым человеком по имени Уолл, который летает по воздуху. Гай Син, спустившийся вместе с ней, решил промолчать, тем более что с удивлением рассматривал разительные перемены вокруг башни дрима.

Всё, что смогли притащить, лежало на баррикадах, которые поднимались в два человеческих роста. Какой-то кудрявый человечек, забравшись на бочку, размахивал руками, что-то говорил и увещевал, но его с улюлюканьем согнали.

— Кто это? — спросила Секлеция.

— Продавец сладостей, — равнодушно ответил Гай Гретор и подозвал Гай Дизера: — Нам нет нужды сидеть здесь. Собери ребят покрепче, будем штурмовать дворец правителя.

Дизер молчаливо кивнул и начал собирать команду, подзывая к себе то одного, то другого. Через некоторое время молчаливая команда двинулась в обход баррикады, разгоняя отдельные кучки палочников, а потом сходу ударила в центральную группу, прикрытую щитами. Завязалась кровавая буча, а когда палочников чуть-чуть потеснили, баррикаду раздвинули, и оттуда с криком двинулась толпа восставших на помощь Гай Дизеру. Перепуганные палочники подались назад и закрыли ворота дворца правителя. Несколько палочников не успели скрыться и едва убежали, избитые до крови. Откуда-то притащили огромное бревно и, удерживая его на верёвках, как тараном принялись дубасить в ворота.

Неожиданно, с двух сторон, на восставших ударили два отряда, орудующих палками, окованными металлом. Их внезапный удар оказался сокрушительным и через несколько мгновений восставшие оказались рассеянными, а из ворот высыпали палочники, которые добивали раненных восставших. Избитого Гай Дизера потащили за ворота, что же касается его товарищей, то их участь оказалась печальной – их беспощадно добивали озлобленные палочники. В это время в кабинете правителя Райни происходили спешные сборы, а перепуганный Нук отдавал беспорядочные команды, отчего распорядитель Коль опустил руки и не знал, что делать.

— Коль, что ты стоишь? — набросился на него Нук, разряжаясь на подданного: — Государственную казну уже погрузили?

— Не хватает ослов, — растерянно произнёс Коль и пожаловался: — Хутинки очень тяжёлые.

— Нагрузи на палочников, какие дела? — распорядился Нук.

— А если убегут? — спросил Коль.

— Кто, ослы? — раздражённо спросил Нук.

— Нет, палочники, — сказал Коль, вытирая выступивший на лбу пот. Нук наморщил низкий лоб и выдавил: — Что останется, я сам понесу.

В кабинет вошёл человек в плаще, капюшон которого закрывал лицо. Он окинул кабинет презрительным взглядом блеснувших из-под капюшона глаз и ткнул пальцем в Нука:

— Ты, что ли, Нук?

Правитель, рассерженный таким неуважением к своей персоне, хотел разразиться бранью, но палец незнакомца так больно врезался в грудь, что Нук стушевался. Взгляд из-под капюшона насмешливо смотрел на реакцию правителя, а незнакомец повторил: — Ты Нук?

— Он, — нашелся Коль, выручая правителя. Незнакомец оставил Нука и обернулся к Колю, рассматривая его, как насекомое, перед тем, как его прихлопнул.

— Меня прислал властелин Хутин, чтобы найти дрима Слэя, который скрылся в вашей столице, Лыбе.

— Простите, как вас… — начал Коль, но незнакомец его прервал и ехидно произнёс: — Зовите меня Паут.

— Разве есть такое имя …? — засомневался Коль, но колючий взгляд из-под капюшона прервал его красноречие.

— Дрим, по имени Слэй находится в башне, которую захватили бунтовщики, — сказал Коль, так как Нук, тяжелый на соображение, продолжал краснеть и бычится, но не проронил ни слова.

— Хорошо, — сказал Паут, хотя ничего хорошего ни Коль, ни Нук в этом не находили. Паут бросил на них взгляд и сообщил: — Я со всем разберусь.

Он вышел и подозвал старшего корсата своего отряда. Наклонившись к нему, Паут произнёс:

— Найдите зачинщиков и приведите их сюда.

Через некоторое время отряд, выкрикивая: «Правителя Нука вон!» — присоединился к бунтовщикам, увлекая своим криком людей на баррикаде. Быстро сориентировавшись, старший корсат подошёл к Гай Гретору и прошептал на ухо:

— Я знаю, где удерживают Гай Дизера и как его освободить.

— Веди! — коротко сказал Гай Гретор и махнул рукой братьям. Они вышли через резервный выход и, обходя дворец правителя, зашли на территорию резиденции Нука через неприметную калитку. Когда все оказались внутри, их сразу же окружили корсаты Канцелярии в три ряда. Гай Гретор, поняв, что попал в ловушку, одним ударом свалил старшего корсата, но остальные навалились и повязали братьев. Когда их бросили в подвал, они увидели избитого Гай Дизера и радостно бросились к нему.

— Я же вас не обманул, и привёл к брату, — заглядывая через решётку в камеру, ехидно сказал старший корсат, осторожно дотрагиваясь до синяка под глазом.

Секлеция, озабоченная долгим отсутствием братьев Гай, поднялась на башню дрима, где застала тоскующего Слэя, лежащего на кровати. Рассказав ему последние новости, она загрустила и прилегла рядом с дримом и, незаметно для себя, заснула, прислонившись к Слэю.

Слей, убаюканный её посапыванием, заснул и себе, по привычке обняв Секлецию за талию. Ему снилась Эйсинора, которая, почему-то, обнимала Уолла. Если бы Слэй знал, что это происходит наяву, он, вероятно, сразу бы проснулся, а так продолжал видеть свои фантазии.

А Гаврош предпочитал вертеться возле баррикады, а когда увидел, что братьев Гай нет, принялся их разыскивать, но безрезультатно. Удивлённый этим, мальчишка расспросил окружающих и понял, что братья ушли с какими-то людьми. Двигаясь по следу братьев, он покинул баррикады и углубился в улицу.

Эйсинора летела на руках Уолла, обнимая одной рукой его за шею, а другой ловила упругую струю воздуха, которая, как вода, ускользала сквозь пальцы. Ей не терпелось увидеть Мари, которая, как оказалось, мама Уолла, что совершенно меняло её отношение к нему.

Они подлетали к дворцу, который, с высоты, выглядел, как игрушечный, а его светло-голубой цвет ласкал глаза. Рассматривая его, Эйсинора только сейчас поняла грандиозность постройки и с некоторой нежностью посмотрела на Уолла, который вот так, безвозмездно, подарил ей такое великолепие. «Почему же, безвозмездно, — возразила она сама себе, — ведь я подарила ему поцелуй!»

Уолл опустился возле самого крыльца, и она соскочила с его рук и чуть не упала, так как отсидела ногу. Засмеявшись, от такой конфузии, она оперлась на руку Уолла и отправилась вместе с ним вдоль анфилады дверей, которые сами распахивались перед ними. Когда они очутились в спальне, Мари ещё спала. Их шаги разбудили ее, и она открыла глаза, выныривая из человеческих чувств.

— Здравствуй, мама! — сказал Уолл, сияя улыбкой. Мари удивлённо на него посмотрела, порылась в его глифомах и холодно произнесла:

— Ты ошибаешься, я не твоя мама.

Уолл так и застыл со своей улыбкой, а Эйсинора поняла, что здесь кто-то врет. Мари она близко не знала, но, отчего-то, ей верила, а искренность Уолла вновь подверглась сомнению.

— Маргина, ты что, меня совсем не помнишь? — спросил Уолл, расстроенный тем, что внезапно лишился матери.

— Я посмотрела твои глифомы, но они никакого отношения ко мне не имеют, — ответила Мари, совсем не считая себя какой-то Маргиной.

— Мне не хотелось говорить это при Эйсиноре, но, мама, ты меня знала, как Онтиэинуолу, — сообщил Уолл, краснея.

— Ты что, был девочкой? — удивлённо воскликнула Эйсинора.

— Да, — признался Уолл, продолжая краснеть.

— А то, что у тебя между ног? — спросила Эйсинора, показывая Уоллу на пах.

— Я могу изменить свою внешность, — признался Уолл.

— Так ты меня обманывал? — возмутилась Эйсинора, и саданула Уолла под ребро. Так как Уолл настроил свои ощущения на человеческие, то в полной мере испытал боль, согнувшись вдвое.

— Он не только тебя, милочка, обманывал, но и меня хотел провести, — сказала Мари, и запустила Уолла в небо, так что он взвился ракетой и пропал за горизонтом. Сделав доброе дело, Мари спросила:

— Тебя доставить к Слэю?

— Да, буду очень благодарна, — почти по-дружески ответила Эйсинора. Мари подняла её на руки и, вместе с ней, полетела в Райну.

Эйсинора, уже привыкшая летать, восприняла полёт буднично, как должное. Прилетев в Лыбу, они в темноте отыскали башню дрима, куда и приземлились. Перебравшись через подоконник, Эйсинора первой увидела Слэя и Секлецию, которые, обнявшись как котята, мирно почивали, не подозревая об опасности. Мари, увидев подбоченившуюся Эйсинору, не захотела быть рефери в пикантной ситуации и предпочла свалить во дворец Уолла, где ей, сказать по правде, очень понравилось.

— Пока! — махнула она рукой и исчезла в темноте. Эйсинора махнула новой подруге вслед, рассуждая о том, что бы такое схватить и обрушить на ничего не подозревающих любовников.

Наблюдая, как Слэй нежно обнял Секлецию и уткнулся губами в её грудь, Эйсинора кипела от злости и ревности, отчего никак не могла сообразить, что делать с изменщиками. Кровавые мысли, одна страшней другой, посещали её голову с монотонной последовательностью, не давая влюблённой парочке никаких шансов на жизнь.

Спящая пара не знала, что кроме Эйсиноры им угрожает ещё одна опасность, может быть, более страшная. По лестнице башни, сняв обувь, тихо крались палочники во главе с Паутом, который собирался схватить дрима врасплох. Он тихо открыл дверь и с интересом наблюдал за метаниями Эйсиноры, которая никак не могла решить, чем приложить изменнику по башке.

— Я вам помогу, — сказал Паут удивлённой Эйсиноре, и приложил Слэя палкой по заднице. Перепуганный Слэй вскочил, снова получая удары, а Эйсинора обрадовавшись, удовлетворённо кричала:

— Так ему, чтобы знал, как изменять!

Секлеция, проснувшись, подумала, что ей сниться кошмар и закричала, как резанная, чем перепугала не только Эйсинору, но и Паута, которому шум совсем ни к чему.

— Если ты будешь орать, я перережу тебе горло! — предупредил Паут и приставил нож к горлу Секлеции.

Эйсинора поняла, что всё идёт не так, как ей хотелось, потому что убивать Секлецию она не собиралась. С раскрытыми от ужаса глазами она уставилась на Паута, закрывая себе ладошкой рот, и лихорадочно водила взглядом по комнате, выискивая, что бы схватить в руки и садануть незваного гостя по башке.


Загрузка...