Глава 5

Когда они подошли к аудитории, где должно было проходить следующее занятие по баллистике, остальные студенты тут же обступили Джойса и Умника, а Есению как бы невзначай оттеснили.

— Ты знаешь, Нерон тебя искал?

— Пойдешь к нему в помощники?

— Ему Бледа предложил тоже, — просветил Умник.

— Бледу к черту!

— Пусть идет к Нерону и покажет этому Бледе, кто тут главный!

— А может, им стоит помириться? Хватит уже обоим дурака валять.


Есения не видела, кто это сказал, но услышала, как его начали упрекать.


— Ты в своем уме?

— Не дело, если Аттила будет на подчиненном положении у врага!

— Вот пусть Бледа и мирится!

— Так ведь он и предложил Аттиле должность помощника капитана. Вторая по значимости должность. Это ли не предложение перемирия? — возразил этот некто.


Воцарилась пауза.


— Так что ты решил, Аттила? — нарушил молчание Версавин.

— Я еще думаю, — наконец ответил Джойс. — И, к вашему сведению, Бледа пригласил еще к себе нашу Соль.


Теперь пауза оказалась более длительной.


Студенты обернулись и все воззрились на Есению.

— А она ему зачем? — не выдержал Версавин.

— Есть два варианта, — отозвался Джойс. — Или он хочет показать, что сможет победить, даже если в его команде будет непроверенный новичок, к тому же женщина. Или… она станет его козлом отпущения. И на ней он сорвет все свое неудовольствие мной.

— Козой, ты хотел сказать, — заржал Версавин, но никто его не поддержал.

— Так пусть откажется, — предложил Маск. — Что ей у него делать?

— Это все серьезно, — сказал Фрейд. — Вы же понимаете, что Бледа пытается нас подставить? Если Соль откажется, это будет плохо для всех нас. Ей оказали доверие, берут в команду соревнований, а она отказывается. Скажут, что струсила. И Бледа первый скажет, что член нашего отряда трус. Какую тень на нас это бросит! А Аттиле, конечно, можно отказаться, но тогда нужно идти к Нерону. Нельзя не пойти никуда, иначе… все то же самое.

— Да кто поверит, что Аттила — трус? Ерунда! — отмахнулся кто-то.

— Насчет Ника почему-то поверили, — тихо сказал Умник. — Даже многие из вас.

— Никто не знает, что там было. Да и какая разница? Мы все равно на стороне Аттилы, — буркнул кто-то из толпы.


Джойс продолжал хранить молчание.


— А может, Бледа специально его позвал, чтобы подставить. На своем корабле, в своей команде ему будет сделать это проще простого. Аттиле придется быть одному против всех. Никого из нас Бледа уж точно не пригласит для поддержки нашего командира.

— Он пригласил меня, — сказала Есения.


Все снова обернулись к ней, словно впервые увидели.


— И? — не выдержал Версавин.

— Вы сказали, что Дж… Аттила будет один на корабле Бледы. Но он будет не один. Да, я знаю, вы считаете, что я ничего из себя не представляю, что я просто балласт. Но ведь Бледа думает так же! А я… ну, я могу удивлять.

— Да уж! — хмыкнул кто-то.

— А что, это мысль!

— Да ну, она не давала присягу, она может в любой момент перейти на сторону Бледы. Мы не можем на нее рассчитывать.

— Так давайте быстренько проведем ритуал! Свяжем ее по рукам и ногам.

— Мы ее не проверили еще! Это бессмысленно!


Сигнал начала занятий застал всех врасплох.


— Все по местам, — тихо и, как показалось Есении, устало, сказал Джойс. — Я услышал все ваши мнения. Теперь буду думать.


Студенты потянулись в аудиторию.


— Соль, а ты…

— Я останусь на первом ряду, — ответила Есения, пристально глядя в его глаза.


Джойс буквально секунду оценивал ее решение, потом кивнул, соглашаясь.

Ничего особенного нового последующий день не принес. Есения что-то отвечала на занятиях, опять осталась последняя на физподготовке, даже успела поесть в столовой, потому что дежурный вовремя активировал ее жетон. Но все эти события словно текли сквозь нее, не затрагивая ничего в ее душе. Вся ее сущность была подчинена одной теме, по поводу которой Есения не переставала думать. Соревнование на приз Золотой галактики должно было открыть многие двери, которые были до сих пор закрыты и, возможно, будут заперты еще очень долго.

Очень многое, если не все, зависело от того, согласится ли Джойс пойти в команду Бледы. Все размышления Есении касались только одного вопроса: может ли она что-нибудь предпринять, чтобы убедить Джойса принять приглашение.

Заговаривать с ним она боялась, так как он недвусмысленно дал понять всему курсу, чтобы они больше эту тему не поднимали и не мешали его самому принимать решение. Сам он был погружен в себя, правда, это не мешало ему отвечать на занятиях и решать всякие текущие сиюминутные вопросы, которые возникали.

Остальные, как показалось девушке, обходили его стороной и старались лишний раз не беспокоить. Все-таки, Джойс им внушал уважение и даже какое-то безусловное принятие его лидерства, подчинение на уровне подкорки. Была ли это заслуга его как личности, или все же он умелый манипулятор, Есения понять не могла.

Он производил на нее такое же впечатление — вызывал восхищение и согласие с его первенством. Но какая-то маленькая и, как надеялась Есения, разумная ее часть, постоянно ее одергивала и шептала в ухо: «Подожди, подожди! Ты о нем ничего не знаешь! Он может оказаться на самом деле совсем не таким, каким ты его вообразила!»


Есения надеялась, что, может быть, Джойс каким-то образом проявит себя. Например, подойдет к ней, напишет или, в крайнем случае, пришлет Умника, но нет. После занятий она в одиночестве вышла из университета, без задержек добралась до парковки авиатакси и без приключений долетела до дома.


Приняв душ и наскоро перекусив (принтер не подвел), она села за занятия, но сосредоточиться получалось плохо. Мыслями она снова и снова возвращалась к тем событиям, который сегодня произошли. Поэтому дверной сигнал она восприняла даже с каким-то облегчением.


Есения поняла, что хотела увидеть Джойса, лишь тогда, когда за открытой дверью замаячила физиономия Бледы.

— Ну и зачем ты здесь? — с подозрением спросила Есения.

— Никакого пиетета к будущему командиру! — усмехнулся парень. — Ты о субординации что-нибудь слышала? Не боишься, что передумаю тебя брать?

— У меня сложилось впечатление, что я по какой-то причине тебе нужнее, чем ты мне.

— Вот ты пакость мелкая! — снова ухмыльнулся Бледа. — Пустишь или на пороге будем разговаривать? Аттила, между прочим, подслушать может. А если я заэкранирую твое жилье, то придется ему утереться.

— Заходи, — Есения посторонилась. — Заэкранировать я и сама могу.

— Что ж вчера не сделала?

Есения только молча улыбнулась.

— Аттила знает, что ты не так проста, как кажешься? — спросил он, проходя за девушкой в кабинет, где она начала составлять программу экранирования.

— Не знаю, он мне не сообщал, — Есения даже не повернулась, когда Бледа плюхнулся на строгой формы диван и закинул ноги на низкий столик.

— Ничего не меняла? — он оглядел окружающую обстановку. — Не креативная ты какая-то! Видела, как Джойс в своем доме намудрил?

— Я креативная. Руки просто не дошли. С вашими танцами баранов нормальной жизни не увидишь.

— Что? — заржал Бледа. — Такого эпитета я еще не слышал!

— Удивительно, — сказала Есения, подходя и усаживаясь в кресло напротив, — ты ведь командир не менее хороший, чем Джойс. Почему ты более эмоциональный? То есть вас не учат быть людьми-машинами? Это его личные качества?

— Что это ты комплиментами стала разбрасываться? — прищурившись, спросил Бледа. — Откуда тебе знать, хороший ли я командир?

— Потому что Джойс хороший. И раз у вас с ним противостояние, то ты как минимум не хуже. Ну и все-таки ты сегодня первое место занял.

Бледа махнул рукой:

— Это мелочи. А насчет эмоций… Да, я могу и прикрикнуть, и врезать. Это не мешает руководить людьми, когда они понимают, что ты это делаешь ради достижения общей цели.

— Понятно. Так что ты хотел?

— Обстановку разведать. Как там Аттила? Надумал ко мне идти? Тебя отговаривал?

Есения засмеялась:

— Ты неподражаем! То есть я сейчас должна тебе все выложить?

— А что тебе мешает? — наигранно удивился Бледа. — Ты присягу еще не принимала, так что это не предательство. Да и просто… Что я теряю? Вдруг ты проникнешься симпатией ко мне и выложишь все, как на духу? — парень явно забавлялся.


Есения от души посмеялась вместе с ним, а потом ответила:

— Ладно, скажу, это все равно не тайна и тебе ничего не даст. Джойс выслушал мнения своих однокурсников и сказал, что будет думать. Надумал что-то или нет, я не знаю, он мне не сообщал.

— Что, меня живьем сожрали, да? — хмыкнул он.

— Да нет, — пожала плечами Есения. — Не все. Некоторые высказывались за то, что вам пора помириться, и что глупо двум лучшим командирам на факультете быть врагами.

Бледа посерьезнел и даже сел прямее:

— Не шутишь?

— Нет. Зачем мне? — Есения приняла насколько возможно честный-пречестный вид и сразу перевела разговор. — Хочешь ласси?

— Покрепче ничего нет? — подмигнул Бледа.

— Могу предложить крюшон или имбирный эль. Безалколгольные. Дальним космонавтам нельзя изменяющие сознание вещества.

— Правильная ты! — усмехнулся парень. — Ладно, давай ласси. С солью и кумином.

— Пойдем.

Они переместились в кухню, где Есения ткнула в кнопку ласси и заодно потыкала в разные вкусности, подходящие к напитку.

Когда она подала все на стол, Бледа потянулся к розетке с миндалем и как бы мимоходом спросил:

— Откуда ты, говоришь, перевелась?

— Я тебе ничего не говорила. И вообще, что вы так привязались ко мне с этим местом моей бывшей учебы? Не все ли равно!

— Просто я хочу понять твой уровень, — серьезно ответил Бледа. — Я вижу, ты Аттилу в тупик поставила.

— Не говори ерунду, — отмахнулась Есения и неожиданно для самой себя решилась спросить, — Максим, можешь рассказать, что случилось с твоим братом? Все говорят какими-то намеками, недомолвками, и это ужасно раздражает. Если я буду понимать, что же произошло на самом деле, мне легче будет разобраться в своем отношении… ко всему.

— Макси-им! — передразнил Бледа. — Подлиза!

— Перевожу разговор в личностное русло, — подмигнула Есения.


Парень усмехнулся и покачал головой, но похоже было, что одобрительно.


— Ладно. Лучше я тебе сам расскажу, потому что если тебя начнут просвещать все, кому ни лень, то у тебя может создаться неверное впечатление. — Бледа вздохнул. — Ник не сразу попал на курс к Аттиле. Сначала он учился на факультете физики космоса, здесь же, в Космостаре. Но со временем он стал считать, что чистая теория его не устраивает, и что он хочет быть настоящим космонавтом, причем не в нашей галактике, а дальником, как и я. Я к тому времени стал уже довольно известным командиром. Несмотря на то, что был на третьем курсе, я иногда даже старшекурсников побеждал. И Нику, возможно, было… не по душе, что он находится в моей тени. Мне кажется, ему хотелось доказать мне и всем вокруг, а может быть, самому себе, что он ничем не хуже меня.


Бледа замолчал, словно погрузившись в воспоминания, а Есения сидела тихо как мышка, даже практически не дышала, чтобы не дай бог не сбить его. А то вдруг возьмет и передумает рассказывать? Было видно, что это давалось ему тяжело.


— Закончив первый курс, он подал заявление о переводе к нам на факультет, прошел недостающие тесты, и попал на второй курс к Аттиле. Я думаю, что, когда Ник переводился, он надеялся, что станет командиром и… будет со мной на равных. На первом курсе Аттила хоть и был старостой, но особо себя не проявлял. Во всяком случае не так, чтобы это было заметно. Тогда он еще и Аттилой не был.

Бледа уставился невидящим взглядом в окно.

Есения ждала, но он молчал.

— А потом Аттила стал Аттилой? — тихонько спросила она, чтобы поощрить его продолжать.

— Не сразу. Аттилой он стал гораздо позже. Тогда он еще был Кантом.

— А ты Берсерком?

Бледа кивнул.

— Но на втором курсе Аттила и его отряд зазвучали. Они чуть ли не везде были первыми или в крайнем случае вторыми, после меня. Чтобы второй курс опережал старшекурсников? Да еще и на далькосме? Немыслимо! Даже то, что я на третьем курсе выходил вперед, уже было необычным. Моя слава гремела, и вдруг младшекурсник-выскочка… Ты не думай, — прервался Бледа и посмотрел на Есению, — что я это говорю из желания похвалиться. Я просто обрисовываю ситуацию.

Девушка кивнула.

— Ник был талантлив в физике, неспроста заработал прозвище Тесла, но… командиром он стать не смог.

— Он должен был… плохо относиться к Джойсу? — спросила Есения и тут же испугалась. Бледа может обидеться за своего брата, но тот только покачал головой.

— Я такого не замечал. Наоборот, Ник, казалось, боготворил Аттилу. Он всячески его поддерживал, особенно в тех соревнованиях, где второй курс шел ноздря в ноздрю с четвертым. У меня было впечатление, что, если ему придется спасать жизнь кого-то из нас двоих, Ник выберет Аттилу.

— Тебя это задевало?

— А ты как думаешь? — фыркнул Бледа. — Мой брат выбрал сторону не только чужого человека, но и того, кто был моим противником, кто бросал мне вызов.

— Возможно, Ник думал, что если уж ему самому не удалось доказать тебе, что он круче, то поддерживая того, кто может победить тебя, он тем самым все равно окажется выше.

Бледа оглядел Есению с ног до головы и сказал:

— Сделай-ка мне еще ласси.


«Кажется, не нужно было встревать, — подумала Есения, стоя к Бледе спиной и проводя манипуляции с 3D-принтером. — Все испортила».

Тем не менее к столу она вернулась, снова придав лицу невинно-встревоженное выражение, какое и должно было быть после рассказа Бледы.

Тот молча цедил напиток и не выказывал желания продолжать.


Подтолкнуть его? А вдруг заартачится? Или заговорить на другую тему? Но тогда есть риск, что он никогда не расскажет то, что ее интересует. Или просто молчать в надежде, что он все же заговорит?

— Так ты даешь согласие на работу в моей команде? — поинтересовался Бледа.

— Да, — кивнула Есения, кляня себя за то, что своим вмешательством сбила настрой парня к откровениям.

— Даже если Аттила не согласится?

— Мое согласие не зависит от его решений. Я преследую свои цели.

— Хорошо, — удовлетворенно кивнул Бледа и снова замолчал.

— Я тебя обидела? — осторожно поинтересовалась Есения.

— Чем? — удивился парень.

— Не знаю, — пожала плечами она. — Но ты хотел рассказать мне про Ника, и вдруг оборвал свой рассказ…

— Я вдруг подумал, что, может быть, это не слишком хорошая идея. Чего это я так перед тобой разоткровенничался? — он покрутил стакан с напитком и даже шутливо заглянул в него. — Ты мне сыворотку правды туда не добавила? — его губы саркастически искривились.

— Неужели ты не хочешь, чтобы правда о твоем брате была всем известна? Если Джойс виноват, почему ты не говоришь об этом на всех углах? Пусть проведут расследование! И он понесет наказание. Разве ты не этого хочешь?


Бледа, задумавшись, гонял пальцами стакан по столу.


— Максим?

— Никогда не называй меня так при других.

— Других здесь нет, а прозвище у тебя дурацкое.

— Кто бы говорил! — усмехнулся он.

— Максим, я серьезно! Если у тебя есть факты, что Джойс виноват, почему ты их не обнародуешь?

— Да потому что нет у меня фактов! — вспылил парень. — Нет! Одни догадки, логические выводы и уверенность, что Ник не мог так поступить. Как бы мы ни относились друг к другу… он все-таки был моим братом, и я его хорошо знал!

— Не горячись, — тихо сказала Есения, накрыв его руку, лежащую на столе. — Я понимаю, правда.

— Что ты можешь понимать? — скривился Бледа, но руку не отнял.

— Гораздо больше, чем ты мог бы представить.


Бледа снова взглянул на нее, и его словно прорвало:

— Все случилось в прошлом году, когда объявили соревнование на приз Золотой галактики. Я уже сыт был по горло этой идиотской ситуацией: из-за противостояния я, по сути, терял брата. Мне не хотелось доказывать ему, что я круче — он же мой брат! Я любил его независимо от того, у кого из нас какой статус. Если бы это зависело от меня, я бы мог ему поддаться, лишь бы он успокоился, занял бы первое место и избавился бы от своего комплекса. Но на той стороне стоял Аттила… тогда еще Кант. Чтобы я, Берсерк, проиграл Канту?


Есения почувствовала, как рука под ее ладонью сжалась в кулак.


— А сейчас я думаю: не был ли и я виноват в смерти Ника? Что мне стоило проиграть Аттиле? Гордость взыграла? Стоила ли она жизни брата?


Бледа выдернул руку и закрыл лицо ладонями, с силой вдавив пальцы в кожу.

Есения сначала растерялась, потом встала, сделала шаг к парню и осторожно, не зная, как он отреагирует, коснулась его волос. Бледа не пошевелился, так и сидел, закрыв лицо, и Есения смелее провела рукой по его голове:

— Ник был взрослым парнем. Вряд ли ты мог бы его спасти только тем, что тогда сознательно поддался бы. Мог возникнуть еще случай, и еще… Да и если бы он узнал, что ты проиграл специально… Мне кажется, от этого стало бы только хуже. Это унизило бы его.


Бледа неожиданно схватил девушку и силой привлек себе на колени. Первой ее реакцией были испуг, возмущение и желание оттолкнуть, но парень не дал ей такой возможности. Он обхватил ее, как обиженный ребенок обнимает свою большую мягкую игрушку с тем, чтобы, уткнувшись в пушистый бок, поведать ей свои обиды на несправедливый мир. Бледа держал девушку, словно она была таким же плюшевым медведем, он уткнулся лицом куда-то в изгиб между шеей и плечом и начал глухо бормотать:

— Накануне полета я пришел к Нику и предложил перейти ко мне в команду. Не хотел я этого противостояния! Я убеждал его, что для нас обоих будет лучше, если мы будем по одну сторону баррикад. И мы вдвоем сможем победить Аттилу. Неужели ему не хочется победы? А он мне ответил: «Но победу припишут тебе! Никого не будет волновать, какой вклад я внес, я все равно буду всего лишь твоим младшим братом. Умненьким хорошеньким младшим братиком. Неужели ты не понимаешь, что я должен стать, наконец, взрослым и самостоятельным мужчиной? Без твоей опеки!» Я стал возражать ему, говоря, что даже если он будет в команде Аттилы, и они победят, он все равно будет в тени, только не своего брата, а совершенно чужого человека. Я много чего тогда ему говорил. Убеждал, что у меня больше шансов победить, и что в этом случае он даже чужой победой надо мной не сможет насладиться. Под конец я уже от бессилия решил воззвать к родственным чувствам и сказал, что неужели он может предать свою кровь? Да, он принес присягу Аттиле, но неужели он не чувствует свой долг и передо мной, своим братом? Ведь в наших венах течет одна и та же кровь! А он…


Бледа поднял голову и посмотрел Есении прямо в глаза. Его лицо было так близко, что она чувствовала его дыхание со вкусом ласси.


— А он засмеялся, — тихо сказал Бледа. — Я никогда его таким не видел. Он смеялся, смеялся и смеялся, хватался за живот, чуть ли не катался по полу и не мог вымолвить не слова. А потом, так ничего и не сказав, ушел.


Бледа снова замолчал, а Есения замерла, практически не дыша и не шевелясь на его коленях.

— И больше я его вживую не видел, — наконец, сказал он. — Потом, в последний раз я увидел его на экране во время соревнования. Корабль Аттилы терпел крушение. Видимо, какая-то ошибка в расчетах, и они после очередного прыжка вышли в сегмент космоса, перенасыщенный сгустками темной материи. Возможно, не справились со скрытой массой, не успели сделать гравитационный маневр. Или из-за искривления пространства не заметили, как приблизились к нейтронной звезде. Связь прервалась. Все остальные корабли сошли с маршрута соревнования и пытались подойти к ним. Постоянно запрашивали корабль Аттилы. Я, честно говоря, не сразу откликнулся. Подумал, что возможно, Аттила придумал какой-то хитроумный ход, и что нельзя поддаваться. А потом неожиданно связь ненадолго восстановилась, но как-то странно. Они не отвечали на позывные, но при этом мы все слышали какой-то шум, грохот, крики.

Вот тогда я испугался за брата и дал команду рассчитать новый прыжок. Из общего шума с трудом удалось расшифровать несколько фраз. Аттила кричал на Ника. Это были какие-то обрывки слов, сложно было понять, что он говорил, но мне показалось, он кричал что-то наподобие: «Как ты можешь! … Твой брат… Не смей! Не достойно… только смерть…» А Ник что-то отвечал про… кровь в венах.


Бледа резко отвернулся и уставился куда-то в стенку. Есения прикоснулась к его подбородку и попыталась повернуть к себе, но парень только отдернул голову.


— Великий Бледа-Берсерк плачет?

— Нет, — ответил он, но его голос сорвался.


Есения обхватила его голову и прижала к себе, начала поглаживать по волосам, слегка укачивая.

Он вцепился в нее, вжался, и она услышала тихий всхлип. Потом он неожиданно снял ее руки со своей шеи и заставил подняться с его колен.

— Не вздумай никому сказать, что видела меня в таком состоянии, — угрюмо сказал он и вытер глаза тыльной стороной руки.

— Не беспокойся. Не в моих правилах выдавать другим то, что я выведала с применением сыворотки правды.


Бледа слегка приподнял уголок губ, оценивая шутку, но потом лицо его снова приняло угрюмое выражение, и он вздохнул:

— А потом появилось видео изображение, которое постоянно прерывалось, но я все же разглядел Ника на полу рубки, вокруг него суетились медики, а Аттила, одетый в скафандр, стоял над ним и просто смотрел. Потом при разбирательстве сказали, что Ник вышел в разгерметизированный отсек без скафандра и пытался наложить заплатку на место утечки. Вся команда показала, что Ник не предупредил командира и действовал на свой страх и риск. Он рассчитывал, что успеет наложить заплатку и вернется еще до того, как утечка воздуха станет критической. Но, видимо, потерял сознание и не успел сделать то, что хотел. Но я не верю. Ник был… на мой взгляд, он был очень самолюбивым, очень осторожным и очень продуманным. И просто не пошел бы без скафандра ликвидировать разгерметизацию, понадеявшись на авось. Не в его характере. Да он мгновенно рассчитал бы все вероятности! Так что просто так взять и выйти в отсек с утечкой он не мог. Если только сознательно не хотел свести счеты с жизнью.


Бледа замолчал и пристально посмотрел на Есению, которая стояла перед ним.


— Или… — сказал она, — или кто-то другой не свел с ним счеты.


Бледа продолжал так же в упор смотреть на девушку и ничего не говорил.


— Ты ведь так думаешь? — спросила его девушка.

— Я не буду разбрасываться обвинениями, не имея доказательств. Но у меня есть подозрение, что у Ника в последний момент все же взыграла родная кровь, и он предпринял кое-что, чтобы помешать Аттиле победить. И если Аттила это заметил…

— А кто победил в тот раз?

— Я. Мы не успели прыгнуть на помощь кораблю Аттилы, и когда я увидел Ника на полу, сразу понял, что он мертв. А остальные меня не волновали, и я приказал следовать по маршруту. Аттила пришел вторым, буквально через несколько минут после меня, при этом выполнив всю заданную программу. Несмотря на повреждения корабля, гибель одного члена экипажа и травмы у других. Некоторые считали, что, по сути, победил он.


Воцарилась пауза, во время которой Бледа снова погрузился в свои, видимо, невеселые мысли.


— Ладно, — неожиданно встряхнулся он. — Я рассказал тебе все, что знаю, а также свои мысли на этот счет. И давай закроем эту тему. Лучше поговорим о тебе. Я совсем тебя не знаю. Как ты сама считаешь, какие у тебя есть способности? На что мне лучше делать упор?

— По-моему, у меня все среднего уровня.

— Так не бывает. Будь ты середнячком, ты бы в Космостар не попала. Наверняка, в чем-то ты лучше других.

— Говорят, я неплохо составляю маршрут полета наиболее оптимально с учетом всех факторов.

— С этим и бортовой компьютер справится.

— Бывает, они выходят из строя. И потом компьютеры не учитывают субъективные факторы, которые важны для человека.

— Например?

— Иррациональные страхи, фобии, привязанности, пристрастия и прочие психологические и физиологические реакции. Их в компьютер не вложишь, но, если человек подсознательно опасается пролетать по определенной орбите, он будет занят только пережевыванием своих страхов, и вся программа полета пойдет коту под хвост. Или, скажем, лучше удлинить время выхода из прыжка на пару часов, позволив командиру выспаться, и он не будет спускать на команду всех собак.

— Это ты на кого намекаешь? — прищурился Бледа. — Про меня какой-то гад такое сказал?

— Нет, — невинно округлила глаза Есения. — Я рассуждаю абстрактно.

— Смотри мне! — погрозил пальцем Бледа, и было непонятно, всерьез он это сделал или в шутку. — Хорошо. Давай подруливай завтра после занятий в Центр подготовки к полету. Разумеется, пойдешь в то крыло, которое под мою команду будет отведено. Найдешь.


Есения кивнула.

В этот момент у него замигал планшет на поясе. Бледа удивленно взглянул на него, потом перевел взгляд на Есению:

— Паршиво ты экранировку делаешь. Видно, Умник все-таки взломал, раз сигналы начали проходить. — Вновь посмотрел на свой планшет: — О! Двенадцать пропущенных! Все, я откланиваюсь. Не забудь, завтра в Центре.


Он легко поднялся и двинулся в сторону выхода так, будто находился у себя дома. Впрочем, движениям его не хватало хищной грации Джойса.


Есения посмотрела на свой планшет. А вот у нее никаких вызовов или сообщений не было. Вчера ее гаджет просто разрывался, не справляясь с потоком входящих, а сегодня она никому не нужна.


История Бледы не была исчерпывающей. По хорошему счету, у него ничего не было. Ничего, что можно было бы предъявить Джойсу. Максимум, халатность, что позволил выйти человеку без скафандра в разгерметизированный отсек. Но вся команда показала, что Джойс не знал, что Ник решил это сделать. В этот момент командира вообще не было на борту корабля. Он вышел в открытый космос вместе с двумя другими членами команды, пытаясь снаружи закрыть пробоину в другом разгерметизированном отсеке, в который нельзя было попасть изнутри. Это Есения помнила из информеров, которые публиковались по всей галактике. О, тогда гибель студента Космостара привлекла внимание всех. Его красивое интеллигентное лицо смотрело со всех площадок информации. Его называли подающим надежды будущим молодым ученым, обыгрывали его имя — Николас Тесла. Как теперь знала Есения, на самом деле его звали Николас Берсар. И сколько правды, или наоборот, неправды, было в этих источниках?


В этой истории было всего два момента, которые навевали сомнения в том, что это несчастный случай. Во-первых, насчет чего ругались Джойс и Ник? Ни в одном таблоиде не было упоминания об этом. Почему? Журналисты не разнюхали такой жареный факт? И ведь наверняка не только Бледа слышал это. Почему у Джойса не спросили об этом? Почему не попросили рассказать и объяснить? С другой стороны, были ли эти слова в действительности? Может быть, они лишь послышались Бледе в общем шуме. Но он ведь мог настоять на расследовании, рассказать о том, что слышал. Неужели бортовые записи не сохранили этот момент?

А второе сомнение в случайности трагедии вызывала уверенность старшего Берсара, что младший не мог выйти в разгерметизированный отсек, если только у него не было для этого непреодолимой причины. Есения знала, что люди часто ошибаются. По поводу своих близких даже порой чаще, чем в отношении чужих людей. Но сбрасывать со счетов мнение старшего брата было нельзя.


Дверной сигнал прервал ее размышления. Бледа что-то забыл?


За открывшейся дверью стояли Джойс и Умник.

Вчера ее доставали дистанционно, сегодня решили сделать это лично.


— А говорил, проверок не будет, — саркастически протянула Есения.

Умник молча отодвинул ее в сторону и прошел к ней в дом, а Джойс сделал вид, что не заметил ее ошарашенный вид и сказал:

— Что, уже дружбу с Бледой завела?

— Он же будущий мой командир, хотя бы на время соревнования. А ты опять подслушиваешь?

— Как оказалось, не зря. Войти позволишь?

— Да куда ж я денусь? — фыркнула Есения. — Когда…


Она хотела сказать: «Когда твой друг уже в доме», но Джойс внезапно приложил палец к своим губам, призывая ее молчать.


— …ты такой наглец. Заходи, — она округлила глаза, молча спрашивая, в чем дело, но Джойс только уклончиво кивнул головой и так же, как Умник, просочился мимо нее внутрь.

— Знаешь, — говорил Джойс, идя впереди нее и направляясь в кабинет, — я подумал и решил все-таки принять предложение Бледы.


Они зашли в ее кабинет, и Есения увидела, что Умник копается в настройках дома.

— Какого черта..? — возмутилась она, но Джойс снова прижал палец к губам и ответил так, будто ее вопрос касался его решения.

— Я не хочу, чтобы он думал, что я струсил. А он именно так и скажет, комментируя мой отказ.


Умник отошел от пульта, и Есения увидела, что он держит в руках какой-то прибор. Парень молча указал Джойсу на девушку.

Тот удивленно поднял брови, Умник кивнул.


Есении хотелось спросить, что происходит, но и так понятно было, что ничего хорошего. И раз они соблюдают режим речевой ограниченности, то, значит, в ее доме есть подслушивающее устройство, и оно не принадлежит им. Бледа подсунул ей жучок?

Джойс показал жестом, что ей пора дать ответную реплику, чтобы их молчание не казалось подозрительным.

— Бледа ко мне недавно приходил, и мы беседовали. Но ты ведь это и так знаешь, да?

— Знаю, но мы услышали только последние фразы перед тем, как он ушел. Умник долго взламывал твою программу.


Произнося это, он подошел к Есении практически вплотную и протянул ладони к ее голове, при этом внимательно глядел на Умника. Девушка шарахнулась, но Джойс покачал головой и приказал ей жестом оставаться на месте, продолжая разговор.


— И ты вот так запросто мне это говоришь? Это же вмешательство в личную жизнь! — пробормотала Есения.


Джойс не прикасался к ней, но его ладони двигались буквально в миллиметре от ее кожи, и от них исходило тепло. Он провел ими вдоль рук девушки от плеч до кончиков пальцев, не отрывая взгляда от Умника, как будто ждал от него какой-то реакции.

— Мне кажется, ты уже могла уяснить, что у дальних космонавтов практически не бывает личной жизни. Каждый знает про другого все, что бы тот ни делал.


Джойс, видимо, не получил никакого результата, поднял руки к ее подбородку и повел вниз через грудь к животу. Он не касался ее, но все равно его действия казались слишком интимными, когда он буквально в миллиметре от ее футболки обрисовывал в воздухе контуры ее тела.


— И все же я женщина. По-твоему, с этим не нужно считаться?


Ее реплика была двусмысленна. Джойс показал, что понял это, приподняв один уголок губ.

— Ты думаешь, космос будет считаться с этим фактом? — тем не менее возразил он.


Потом присел перед нею на корточки, проведя ладонями вдоль ее ног от бедер до ступней. Есении вдруг нестерпимо захотелось похулиганить и сделать что-нибудь… этакое. Например, запустить пальцы в его волосы… Ведь он сейчас даже не сможет возмутиться! Она развлекалась этой мыслью секунды три, пока Джойс не встал, потом ответила ему:

— Космос ни с кем не будет считаться, ему не важен пол. Но если я в космосе буду ходить обнаженной, космосу будет все равно. А тебе — нет.

Джойс неуловимо изменился в лице.

— И мне — нет, — добавила она. — Мы люди, и нам до многого есть дело, до чего нет дела космосу.


Джойс долгих пару секунд смотрел на нее, но по его лицу ничего нельзя было прочитать. Потом зашел ей за спину и только тогда сказал:

— Ты права. Нам до многих вещей есть дело. И, например, мне интересно, что говорил тебе Бледа. Может, он и будущий твой командир, но ненадолго. А я еще как минимум два с половиной года буду твоим командиром. Сейчас у тебя могут возникнуть проблемы с…


Так как Есения не видела его, ей приходилось смотреть на Умника, который пялился в свой прибор, похожий на какой-то датчик. И в этот момент он вскинул руку, останавливая Джойса.


— С чем? — спросила девушка.


Джойс ответил, выходя из-за ее спины:

— С выбором, какому командиру подчиняться. К кому проявлять лояльность. Тебе было бы сложно определиться, что делать, если бы я пришел и просто спросил, о чем вы говорили. Выдать его — подвести его доверие. Ничего не рассказывать — подвести мое.


Джойс взял за руку Есению и повел к зеркалу, по пути продолжая говорить:

— А если я подслушаю ваш разговор, то ты не виновата, и это уже только наши проблемы и наши разборки.


Он поставил ее перед зеркалом и так его видоизменил, что часть зеркала отодвинулась и показывала Есению со спины. Джойс ткнул пальцем в то место, на которое, по его мнению, должна была обратить внимание девушка.


На родинку на ее плече, которой раньше здесь не было.


— Меня ужасает, что ты так спокойно об этом говоришь! — встревоженно сказала девушка. — Это же аморально — взять и подложить подслушивающее устройство ничего не подозревающему человеку!


Есения округлила глаза, тем самым безмолвно спрашивая, на самом ли деле это то, о чем она подумала.


Джойс кивнул, достал из кармана листок бумаги и карандаш, подошел к дивану, сел за столик и начал писать, при этом продолжая отвечать:

— А лгать — аморально? Скрывать правду?

— Да! — с вызовом ответила Есения.

— То есть ты не стала бы ничего от меня скрывать, верно? И значит, если я услышу то, что ты говорила, через подслушивающее устройство, вместо того чтобы задавать вопросы и слушать твои ответы, это ничего не изменит, так? Только время сэкономит.

— Тебе надо было не Кантом, а Ламетри называться, — в сердцах сказала Есения.

— Три слога, и ударение на последнем — сложно произносить, — автоматически ответил Джойс, продолжая строчить на бумаге.

— То есть у тебя претензия только к форме? — неожиданно развеселилась девушка.

— Ламетри мне нравится, — если ты об этом содержании, — ответил Джойс и показал ей листок, на котором было написано:


Ты правильно догадалась, Бледа поставил тебе жучок, исходя из тех же соображений, что и я. Он хочет знать, о чем ты будешь говорить со мной. Показывать ему, что мы узнали о жучке, не стоит. Пусть живет в уверенности, что он знает обо всем, что говорится в твоем окружении. Кивни, если согласна.


Есения некоторое время поколебалась, но потом все же кивнула. Джойс хотя и действовал теми же методами, но честно признавался, что ее прослушивает. Не пытался втереться к ней в доверие, не рассказывал душещипательных историй. А Бледа… Неужели все, что он говорил, все его переживания и слезы — все это было сыграно специально, чтобы получить доступ к ее телу и незаметно подсадить ей жучок в виде родинки? Может быть, весь его рассказ — ложь от первого до последнего слова?


— И чем же тебе нравится Ламетри? — спросила Есения, садясь рядом с Джойсом на диван и забирая у него листок с ручкой.

Умник уселся в кресло напротив и внимательно читал «вверх ногами» то, что пишет девушка.


— У меня всегда вызывали восхищение люди, которые имели смелость следовать своим путем, невзирая на общественное мнение, — в это время сказал Джойс.

— Странное мнение для командира — человека, который так или иначе действует в интересах общества, — произнесла Есения, пододвигая листок Джойсу.

Ей было тяжело вести параллельно два разговора на совершенно разные темы, и она удивлялась тому, что у Джойса это не вызывает никаких видимых трудностей.


Я не смогу все время контролировать то, что говорю, с учетом того, что это услышит Бледа. Жучок нужно поскорее снять! Может быть, сделать вид, что я просто случайно его содрала?


После этого «крика» Есении Умник потянул листок к себе.


— Мне кажется, я тебя еще не раз удивлю, — ответил Джойс, а его друг уже пододвигал им бумажку.

.

Я подумаю, как его можно снять, но в идеале нужно добиться, чтобы Бледа сам его снял за ненадобностью. Ты можешь почесывать это место, как будто оно вызывает дискомфорт. Но очень ненавязчиво. Содрать его у тебя не получится, зато будешь создавать шумы и помехи. И может быть, Бледа в итоге решит, что от жучка больше проблем, чем пользы. Думаю, пару дней тебе все равно придется потерпеть и быть осторожной.


Прочитав, Джойс кивнул. Есения вздохнула и произнесла вслух:

— Ты меня удивляешь постоянно! Может быть, ты меня еще удивишь и тем, что вдруг возьмешь и расскажешь о том, что произошло с Ником? Обещаю Бледе ничего не говорить.


Джойс показал, что оценил ее шутку, но ответил с серьезным видом:

— Моя история ничем не отличается от официальной. Я был вне корабля, когда Ник решил починить поврежденный отсек. Мы все были в… панике. Корабль в прямом смысле трещал по швам. Каждый из экипажа делал все, что мог. Пробоина, о которой идет речь, была совершенно мизерная. Теоретически Ник вполне мог успеть наложить заплатку, остановить утечку и при этом не пострадать. Он успел загерметизировать пробоину, но не успел выйти из отсека. Не знаю, почему это заняло у него столько времени, и почему он не вышел из отсека раньше, как только почувствовал первые признаки декомпрессии. Может быть, сказался стресс, усталость… я не знаю. Когда я его нашел, он уже был мертв.


Есения открыла было рот, чтобы задать вопрос, так как в рассказе Джойса присутствовали явные неувязки, но тот снова поднес палец ко рту и написал на листе:


Не хочу говорить об этом при Бледе.


— Ладно, — кивнула Есения, отвечая сразу на оба высказывания Джойса, и снова потянулась к листочку. — Я поняла.


Вы уверены, что он только подслушивает, но не подсматривает?


Умник кивнул, а Джойс сказал:

— Давай-ка я прямо сейчас позвоню Бледе и скажу ему, что принимаю его предложение. Зачем выжидать полные сутки, все равно я уже свое мнение не изменю, — и начал набирать номер.


Есения написала:


Бледа мне вчера говорил, что видит меня, и что вы тоже подсматриваете.


Джойс взглянул на листок, усмехнулся и начал что-то говорить Бледе, потому что тот уже ответил на вызов, а Умник написал:


Бледа блефовал. Он тебя не видел. Просто предположил, что ты можешь быть не одета. Даже если бы ты была в тот момент в одежде, он сослался бы на то, что видел твое белье, например, когда ты переодевалась или принимала душ, и т. д.


Есения покачала головой. Бледа ее развел, причем уже не один раз. А она-то ему почти поверила.


— Нет, — в это время отвечал Джойс Бледе. — Я уже ушел от Соли, так что могу говорить свободно, она не услышит.

— Тогда скажи мне честно: что тебя в большей степени подвигло на то, чтобы принять мое предложение? Страх за нее, желание отомстить за Ника или страх, что тебя будут считать трусом, если откажешься?


После продолжительной паузы Джойс ответил:

— Ты получаешь меня как помощника капитана, и я обещаю, что буду честно выполнять свои обязанности. Но открывать перед тобой душу я не собираюсь.

— Ты мог бы меня просто послать, — услышала Есения хохот Бледы. — Но нет, мы слишком правильные для этого, да? Ладно. Завтра после занятий в Центре.

— Соль ты тоже позвал? — спросил Джойс.

— Не прикидывайся, что ты не подслушивал, — хмыкнул Бледа. — Ты же к ней неспроста после моего ухода полетел, верно? Хотел все объяснить со своих позиций?

— Я не понимаю, о чем ты. Я подслушивал, но слышал не все. Умник не сразу взломал экранировку.

— Аттила, ты можешь девчонку водить за нос, но не меня. Можете завтра прийти вместе. Если, конечно, Элери снова не заревнует, — он засмеялся своей шутке и отключился.

— Мое прозвище не склоняется, — сердито сказала Есения.

Загрузка...