Тысяча и одна минута. Том 3

…..Катай с плеча! Будь присказка не толковига, да будь горяча; не ломит костей от пару, не боятся тепла, а берегутся угару; а где вишь тепленько да мокренько, там и сладко побыть; нам старикам в поминку, а молодым в диковинку.

То не наша поляница, то не нам испечь, не про нас тот говор, не про нас та речь!

Где то, видишь далеко, да и давно при том, у лукоморья вишь зеленого, да и царь-то Горох в то время, поразскажут, едва на четвереньках ходил; так тогда то и там то вишь Дурень жил. Отчества его не ведаю и племени тож, а был вишь тот Дурень во всем хорош, и статен, и виден, и ростом велик; не доставало ему малости, ума не ума, а смышлености!..

Искал, видишь он, смысла по крутым горам, а смысел на ту пору во рву отдыхал; искал он смысла в темном лесу, а смысел в ту пору по полю гулял; искал он смысла меж честных людей, а захватили смысел во пир пировать! бился наш Дурень, маялся, кричал-выкликал зычным голосом: «Скажите мне, люди добрые, бу де вы перевелись, хоть люди книжные, скажите, поведайте; помогите моей дури своим умом-разумом!.. Где найдти мне смысла, не холостого смысла буянливого, а женатого толанливого, женатого смысла на правде истинной?.. Или он смысел в воде потонул, или он в землю запрятался!.. Якорем, удой ли смысл мне достать, иль выкопать его скребком, аль лопатою?..

рассмеялись себе науме люди добрые, и завопили люди книжные: Экой ты Дурень недогадливый! где тебе Дурню смысла искать?.. Хочешь ты при нем правды да и приплода небойсь? нет, тебе век про него не доведаться: смысел дается смышленому, а правда дается правдивому!

«Да я тем же и прав, молвил Дурень, что дурак давно!»

– Ну, сказали люди книжные, стало тебе не надо и смыслу!.. А пожалуй, буде ты его крепко добиваешься, то покажем дорогу: летает вишь он смысел по поднебесью; летала, слышь ты, ворона да каркала, а собака на хвосте сидела да лаяла, видно тут и смысел был и видно они его завидели!

Нот как ходил искать Дурень смыселу, я нам поразскажу подробно про все; простите-не вините, люди добрые, что старье принес вашей милости: ведь мудренее-хитрее выдать старое за новое, чем из нового да обнову сшить! Да ведь это дело было заморское…

То не наша паляница (бублик), то не нам испечь, не про нас тот говор, не про нас та речь!

Случай 1-й

Был он Дурень-Бабин прозвищем, бабарихин муж, Лукерьин сын, а сестру звали Чернявою; только всей семьи и насчитывалось.

Да прошу честную компанию вот еще заприметить что: что Дурень ведь Дурню врозь идет: иному Дурню не смей пальцем погрозить, а иного по загорбку сколько хоть колоти, еще он же Дурень сдуру поклонится, таков и этот был Дурень-Бабин лукерьин сын.

Вздумал он Дурень на Руси гулять, людей увидать, себя показать, да у православного народа смысла доведаться; и идет он сутки, то есть ночь со днем: то-то толк дурий, видно смыселу нет!. К чему бы ему ночь в день оборачивать? Только днем дело делай, а ночью спи, так и будешь здоров и не падать созывать лекарей-докторов; а то день то проспишь ино место, а ночь всю глазеть готов!.. Ну хорошо ли это, Дурень, ладно ли? Нет, у нас на Руси так не водится!.. у нас ночь-то ночью, а день днем идет; так стало вы напрасно в Русь и пожаловали искать смысла вровень вашей глупости! Вот в заморской земле, на другом берегу, там день деньской спят, дрыхнут без просыпу, а по ночам в писаные ярлыки переметываются; мы люди крещеные, мы, бу де ино место лень не возьмет, любим и к завтрени встать; а ведь у нас не то, что за морем, около полудня то ударят, то нет; наш батюшка-отец велит часа в четыре дьяку благовестить!..

А Дурень Бабин и расхохотался на эту оказию!.. Да чтож ему и делать, коли выспался.

Вот идет Дурень, с ноги на ногу переступает, точно вчера хмелен был, точно понатянулся того вина заморского, которое вишь если выговорить захочешь, то язык свихнешь, а как польешь его не мимо горла, зашиворот, то уж так на одну сторону и потягивает!

Идет Дурень и видит; рядом две избы стоят, исписанные-неузорчатые и притулясь своими крышами к сырой земле. Дурень себе на уме и посмеивается: «видно, говорит, хозяин хорош, что об доме не заботится, да видно, еще молвил, и исправник не глуп, что позволяет донельзя стоять!» Ах ты Дурень, Дурень, еще умничаешь!.. Да ты свою избу построй, да и раздобарывай! Ну да пусто его Дурня, пес его возьми, посмотрим, что то вышло далее?.

Зашел он в избу, ан нет никого; «вот думает, глупый народ! смотри пожалуй, все наровят на добряка напасть: и двери настеж и окна без запора, и рот на распашку и язык на плечо, так вот и думает, что народ заморский глупее их; хорошо, что я не из этаких: я и при вас да к вам же в рот влезу хоть обувшися, если вы таковские!» Ведь экой хитрец, посмотришь, щуку нырять выучит!

Завидел Дурень свет под полом; поднял половицу, глядь: а там и сидит сила нечистая, не к ночи сказать, и занимается работою, хоть бы в нору заморскому боярину, потасовывает да подсовывает…. Два то чорта там были точно братья родимые похожи друг на друга, как две капли-вина не русские, и зовут друг друга одинаким имянем; инда Дурень подивился такому сходству, хоть бы ему Дурню дивиться и последовало. Один из них бумажки мечет на стол писаные, а другой заглянет к тому, что близко него сидит, да сзади побратиму чорту пальцами штуки и выкидывает.

Смотрел-смотрел Дурень и диву дался, чего они пострелы распотешились! Иной загнет угол у ярлыка крашеного да и бряк на стол, а тот, кто супротив стоит, покинет свои ярлыки на ту на другую сторону да и молвит: убито!.. и этот, что ярлык загибал, начнет драть сам себя за волосы… Уж лучше, думает Дурень, он бы знал загибал, а таскать-то себя другому-б велел, а то что одному и за тем и за этим маяться.

Заглянул Дурень подалее, видит дело не шутка, чуть ли и впрямь не караул кричать: понакидано у них, у силы нечистой, золото грудами и вот так по столу и похаживает, то тот, то этот к себе прогребет, пусто их знает, какой тут расчет!

Смотрел Дурень, выглядывал, да и молвил подурацки, посвоему: «люди добрые, молодцы скромные, успешной работки честным господам!»

Как воззрилась на него сила нечистая, да как увидала, что это не ихний приспел, кинулась к нему, ну комшить, ну жучить, но бокам отхватывать, ноги ломать да руки вывертывать, как у комедианта ученого… Дурень с испуга незнал что и делать, только начал метаться туда и сюда; насилу-насилу отделался, и то уж не сам, а какой-то петух добрый сжалился, да до поры до время кукореку пропел; все окаянные исчезнули, остался Дурень как перст один и поплелся во свояси.

Пришел домой плачет-рыдает, и себя ругает и чертям спуску не дает.

Спрашивает мать Лукерья, доведывается жена Бабариха, допытывается сестра Чернава: что Дурня разобидело, от чего он Бабин кручинен пришол?

Поразсказал Дурень что с ним приключилося, от чего беда и горе случилося, емуж стало хуже, напали на него, как воробьи на сову денной порой… Ругает вся семья, Лукерья ворчит,

Бабариха сторчит, а Чернава так и рассыпается…

«Да что ты, Дурень, с ума что ли сошел, или ты Бабин до ума не дошел; как ты не смекнул-незаметил, что то были черти, а не люди добрые?.. Тебе, на ту пору, то же бы слово да не так сказать; молвил бы ты необинуючи: будь проклят враг, исчезни, згинь!.. Да три раза бы прибавил: аминь, аминь!. Черти бы проналии-проналилися, а тебе бы Дурню их деньги пригодилися, на целый бы век стало и нам и тебе!»

Ну, сказал Дурень, ладно мать Лукерья, Баба-бабариха, и ты Чернава; я уже Дурень таков не буду, так и молвлю, буде не забуду!. Видно на Руси не вся рыба-караси, а попадаются и ершики!

Случай 2-й

Пошел Дурень на Русь гулять, пошел смысла искать-доведываться.

Идет он полем, бабы огород полют, капусту садят; а мужички на току цепами стучат, ячмень молотят. Подшел к ним Дурень, подбоченился Бабин, посмотрел, как барин, на все это… да вдруг, ни с того-ни с сего, как харкнет да плюнет, гаркнет да бухнет: «Будь проклят враг, исчезни, згинь! будь тебе карачун, аминь, аминь!»

Мужички на Руси христиане православные, с крестом и сеют и собирают, благословяся косят и жнут; хлеб Божиим даром зовут; так, как сказал Дурень такое слово про хлеб святой, мужички так и ахнули: что де это приплелся за неверный!.. Да молвивши речь в одно слово, ну его Дурня в один раз цепами дубасить. Видит Дурень, что плохо, давай Бог ноги!.. а все таки православные проводили до большой дороги: показали Дурню путь, заставили чай не раз себя вспомянуть.

Пришел домой Дурень, плачет, рыдает, на обе ноги едва ковыляет.

Напустилася дома вся семья: глупый ты Дурень, неразумный Бабин; это ты слово ведь некстати сказал: тебе бы поклониться добрым работникам, тут бы тебе и молвить: «Бог вам на помощь добрым людям! Дай Бог вам дела побольше, работать подольше; носить не переносить, возить не перевозить; по сту на день, но тысячу на неделю! «вот бы тебе, Дурню, спасибо и сказали; а может, глядишь бы и на дорогу дали, кой чего бы тебе досталось и про нас бы осталось.

Ну, молвил Дурень, пусто вас знает, может и я не так сказал, да полно и ваша речь совсем ли права; намедни я почти то-же молвил, а вовсем отвечает моя голова.

Случай 3-й.

Пошел Дурень на Русь гулять. «Не пойду, говорит, нолем, пойду городом: там народ учливый и вежливый, буде не так скажу что, то все-таки авось в обиду не даст.»

Идет по улице широкой, по дороге столбовой-большой; несут ему навстречу покойника; дьяки поют, а люди за ними без шапок идут.

Подшел Дурень гораздо близко, снял шапку, отвесил поклон и сказал погромче, чтобы дьяков перекричать; «Дай вам Бог дела побольше, работать подольше, носить – не переносить, возить-не перевозить, по сту на день, по тысяче на неделю!»

Накинулись на него люди добрые, давай тузить доброго молодца. Ах, ты болван неотесаный, что ты-дура с печи городишь? Али ты не Русской, аль в церкву не ходишь? Вишь нехристь какой, чем вздумал помянуть за упокой, чего вздумал пожелать, эка дурацка стать!

Пошел Дурень прочь, опять плачет, разливается; а одна старуха увидала, да другой и показывает: «Вишь, говорит, как знать бедняку-то покойника жалко!» А чего тебе, то сделала не жалость, а палка.

Думает Дурень: пошел бы домой, да опять, глядишь, мне же браненому быть; дай лучше у этой старушки спросить. Подшел и спрашивает: «А что, бабушка, коли кто умрет, то как тут сказать?»

А бабушка подумала, что он это с горя городит, да и молвила: Вестимо царства небесного пожелать; все под Богом ходим, все помрем; что но пусту плакать, да себя крушить.

Ладно, Дурень молвил; так тому и быть; старуха пожила таки на свете, уж видно так скажет, как надобно.

Случай 4-й

Пошел Дурень, пошел Бабин на Русь гулять; – по селу пошел; – далеко не отошел, попадается на встречу ватага веселая, свадебной поезд. Дружко с подружьем верьхом впереди, позади молодые-новобрачные, и сваха, и провожатые-поезжане, и много народу разного, и все, что при свадьбе требуется. Подошел Дурень Бабин как надо, поклоном молодых чествует; – уж дружко-было и сулейку вынул, хочет, по обычаю, встречного попотчивать, – а тут Дурень и молви, пусто его: – «Царство вам небесное, вечный упокой, место нетесное, отправляться домой!»

Дружно первый услыхал, а за ним и прочие… Ахти, – говорят, – никак то злодей-ворожей, хочет порчу навесть или молодых известь! Смышленый дружко как хватит его на отмашь кружкой, да и выговорил: «згинь нечистивый с своим дьявольским навождением! – Ребята! в кнутовищи его!» Повалили Дурня наземь, да и кафтаи, извините на этом слове, к верьху приподняли; да так отжарили, что небо Дурню с овчинку показалось, что будто он три дня сряду на полке в бане парился.

Идет Дурень домой, плачет-льется рекой, голосом воет-хлюпает, да нет-нет, то за спину, то за другое себя пощупает.

Мать Лукерья ему-ж пеняет, Бабабабариха его-ж ругает, сестра Чернава на него ж нападает…. «Глупый Дурень, неразумный Бабин, тоже бы ты слово да иначе молвил, не быть бы тебе биту, быть бы тебе сыту; глядишь вином бы напоили, пирогами б накормили, если бы ты молвил: «здравствуй князь со княгиней, с новобрачной женой!.. Дай вам Боже любовно век жить; детей понажить и внучат возрастить!»

– Ну, молвил Дурень, пес вас разберет какому слову какой дать черед; теперь я Дурень таков не буду: прежде посмотрю, о всем рассужу, прежде подумаю, а там и скажу!

Случай 5-й

Пошел Дурень на Русь гулять, смысла находить, по оврагам ходить. Ходит полдня, ходит более; дошло до вечера, а и сказать нечего – ничего не нашел.

Только подошел к самому оврагу глубокому, слышит шум-голоса, что тут деется? Дай посмотрю поближе да высмотрю получше, хорошенько погляжу, может и кстати слово скажу, может и найду чего искал!

Спустился в самый ров, а там и сидят станичники, делят между собой добычу вчерашнюю, голосят да пируют, о новой добыче толкуют.

Дурень близко подшел, стоит и смотрит, мерекает, что ему сказать при такой аказии. Вдруг завидел его один из станичников и гаркнул: «Ребята, подсматривают!» Кинулись на Дурня, давай теребить, давай посвойски допытываться, зачем его нелегкая принесла дознаваться чужого ремесла?

Дурень Бабин бает: «Я пришел посмотреть да увидеть, что сказать будет надобно..».

– А! завопили станичники, так ты хочешь быть донощиком!

Взяли его, связали и рот глиной замазали, уж теперь Дуршо и подавно ничего промолвить нельзя; потом выволокли его на большую дорогу, и задумали непутные накинуть ему на шею кушак да дать Дурню немного на осине провялиться. Глуп-глуп Дурень, а куда ему этого нехотелося: чует, что будет это потеха глупая и неловкая; да на счастье – а счастье ведь что лихорадка: на кого захочет на того и нападет, – на счастье Дурню, когда его при такой беде дрожь проняла, едут на ту пору чумаки с обозом, бросили Дурня станичники, а добрые чумаки подняли, да еще на воз посадили Дурня и руки развязали ему; вот только не на счастье рот ему опростали, глину повыковыряли, он бы, глядишь, Дурень счастливей был: знал ли бы что не знал ли, ни о чем бы не судил-не рядил, глупых бы слов по меньше шло; а то…

Идет домой Дурень, кручинится Бабин; еще неудача да еще погибельная, а видно далека удача прибыльная!

Узнали мать Лукерья, жена Бабариха и сестра Чернава, что приключилося; опять тазать, гонять, приговаривать, что не так мол-Дурнем сказано, как от них показано, а что надоб-дескать, буде видишь уж такову беду, что напался на разбойника, то и скажи ему мошеннику: «Помоги тебе нечистый людей дурить, в мутной воде рыбу ловить, хорошо воровать да концы хоронить!» Так вот, буде он ничего б не дал, то покрайности б не обиделся; а может ему бы это еще и понравилось.

– Ладно, ладно; теперь скажу складно; авось запомню, на слово нападу, авось хоть теперь не наживу беду!

Случай 6-й

Пошел Дурень, пошел Бабин людей видать и себя казать, на дурацку стать. Идет он, не то селом, не то городом, и видит Дурень: стоит изба большая, деревянная-брусеная, с некрашеной крышей, с высоким крыльцем, а при нем два столбушка; а то Дурню так показалось, что эта изба, а то была не изба, а Ратуша, или Волостное Правление чтоль; и стоит у одного столбушка сутяга подьячий, на нем тулуп заячий, шапка в три деньги и та набекрень; стоит подьячий и морщится, чего-то ему хочется….

Подшел Дурень к сутяге подьячему и кланяется, а тот вытянул руку, подставил ему и спрашивает:

– А ну, ну, говори, что хотел сказать?

Дурень и тяпнул, что ему сказано: «Помоги тебе нечистый людей дурить, в мутной воде рыбу ловить, хорошо воровать да концы хоронить!»

Как начал подьячий Дурня лупить…. да еще после говорит: Коль хочешь скорей мирись, а не то брат берегись: в сибирку спроважу и руки свяжу, а на суде докажу, что ругал ты меня порочил и на злые дела подговаривал!

И так и сяк Дурень, а поплатился, с подьячим помирился; рад не рад, а обнял сутягу как родимый брат, сладко поцеловал, и пополам с горем денег дал.

Идет домой Дурень, и голову повесил, очень Бабин невессл: и денег ему жаль и подьячего перетрусился.

Пуще на него дома напустилися, опять его олухом зовут, опять ему советы дают, как и что делать, чего захотеть и от чего бегать.

«Ты бы, дурак нетесаный, мужик нечесаный, говорят ему, ты бы тож слово да не так молвил, лучше бы ты то молвил судье правдивому; посмеялся бы он, или бы палкой тебя отвалял, и домой бы отпустил, а денег не взял; а то вот что ты понаделал своей глупостью!.. Разве ты не знаешь и не слыхивал, что подьячего бойся и лежачего; а если при тебе и сам встанет на ноги, так и за это с тебя же на водку возьмет!.. А тебе бы только мимо пройдти, бу де он что молвит, то в ответ тихомолком сказать, а не то бы только на уме подержать: «Чорт-мол тебя возьми и с делом твоим, что бы людям в порад на твою работу наклад да наклад, а тебе бы только хлеба сушеного!»

Ладно, молвил Дурень, не буду таков; пойду еще обдурю дураков; дурили же они меня умного, пусто их!

Случай 7-й

Пошел Дурень, пошел Бабин, пошел не спроста, не просто в село, а в Китай город. Только нос туда показал, глядь в сторону: сидит купец-продавец, ждет купца-покупателя….

Дурень заглянул к нему, а купец и спрашивает: чего? нужно крашенины чтоль, аль китайки? отличная есть!

Дурень пробормотал что-то сквозь зуб, а купец ухватил его за руку да и тащит в лавку: нет, скажи, что надобно?

Коли надо, молвил Дурень, то пожалуй скажу, и проговорил как пописанному: «Чорт тебя возьми и с делом твоим! чтобы людям в порад на работу твою наклад да наклад, а тебе бы только хлеба сушеного!»

– Так пождиж, сказал купец продавец, ногодиж, я тебе за это сукна отмеряю!

А Дурень Бабин и рад слову ласковому; подошел к лавке и стал на вытяжке; он видал как ученые портные сукно меряют. И начал купец Дурпю железным аршином сукно мерять… да все наровит по загорбку да по потылице! и нерад Дурень даровой обнове такой, дал стрекача домой.

рассказал, что с ним подеялось.

«Ах ты, говорят, голова безтолковая, что нам с тобой делать, как тебя учить уму-разуму, какими манерами!.. Ты ведь видел, что-то купец, он тебя о товаре спрашивал; а тебе, буде-б купить не на-что, так бы постарался добыть как нибудь…. ты бы сказал что-нибудь веселое, или бы песню спел удалую, похвалил бы удаль молодецкую, как любят и жалуют молодца девушки красные!»

– Ну, молвил Дурень, давно бы так; бу де песню нужно, спою как нибудь; бу де за слово колотят неразумное, авось ночествуют за песню смышленую!

Случай 8-й

Пошел Дурень, пошел Бабин на Русь гулять, себя показать; пошел он за город, на дорогу проезжую; встречу ему идет старец старехонький, волосами белехонький; идет-переступает. костылем подпирается….

Дурень подшел, поклонился, старец и сам кланяется; а Дурень Кабин состроил рожу, что смешно смотреть, да и запел-затянул песню, ровно выпивши…

Вот, пропевши песню, подскочил Дурень к старцу и спрашивает: «что, дедушка, я на правду напал?… Кстати-ль молвил слово кудреватое?»

Плюнул старец да и вымолвил:

– Эх, ростом ты с дуру, умом с дурака; быть бы тебе биту, да жаль кулака!

Тут двое прохожих, песню Дурня выслушавши, видят, что он пристает чего-то к старцу, а тот сердится; подошли поближе, слушают….

А Дурень знай свое твердит, а Бабин, что клеит говорит, надокучает старцу Лукерьин сын: «Ведь это я хвалю, говорит, твою удаль молодецкую, как любят и жалуют тебя молодца девушки красные!»

– Что это он мелет? молвил прохожий один, одолжико мне твоего костыля дедушка, я его за пустые речи отпочиваю!

«Ну, пусто его» молвил старец, дуракам закон не писан, как сказано.»

– Нет, старинушка, дуракам и в церкви не спускают, идет пословица, постойко я его наставлю на путь истинный, чтобы он Дурень набирался ума, а не врал, чего не следует!

Да с сим словом хвать его Дурня позагорбку, да еще раз-два, да опрокинувши носом вниз еще с полдюжины!.. кой-как Дурень выбился и пустился прочь, только пятки постукивали…

Идет Дурень домой, опять плачет от побои; а мать Лукерья, жена Бабариха и сестра Черпака уже стоят рты поразинувши, уже готовы опять Дурня ругать, уже так и ждут, что напроказил-де видно что непутное; и разузнавши-разведавши, так в один голос и завопили; «глупый ты Дурень, неразумный Бабин, то же бы ты слово да не так бы молвил; видишь ты Дурень, что то честный старец, ты бы ему молвил: благослови старец на доброе дело, на путь на дорогу!..

– Ладно, мать Лукерья, Баба-бабариха, и ты Чернава! пошли бы вы сами; может быть, вышлоб лучше; иной не так смыслит, да кстати свиснет, а мед вот и сладок, а в жары киснет!

Да споровши такую безтолковщину, опять сказал Дурень, что таков не будет.

Случай 9-й

Пошел Дурень, пошел Бабин на Рус гулять, смысла искать, пошел он лесом; подшел он к лесу и видит, за сосной ломает медведь корову, коверкает, – смотрел-смотрел Дурень и подшел к нему, протянул руку и вымолвил: «благослови старец на доброе дело, на путь на дорогу!»

Медведь ухватил Дурня лапами, и давай его мять по своему, как у их медвежьей братьи в лесу обычай идет… Завопил Дурень не своим голосом, только еще он его прихватил немного, а как погнул к земле, то тут Дурень так бедняга и опустился весь, так вот и чует, что старец этот намерен ему совсем голову отъесть.

Да на ту пору пастухи прибежали, видно коровы искали, с своими собаками, и с дубьем и с прочим снадобьем, медведь выпустил Дурня и в лес удрал; а его сердягу насилу-насилу как надо расправили, насилу на ноги поставили…

Идет Дурень, больно ревет: отмял, говорит, старец и бока и живот!

А мать бранить, жена ценят, сестра туда же… ««Глупый ты Дурень, неразумный Бабин, какой в лесу старец, то медведь косматый!.. ты бы то же слово да не так бы молвил, ты бы хоть издали только бы завидел, то бы ты загайкал, ты бы зауськал, ты бы заулюкал; и сам бы цел остался и пастухи бы спасибо сказали.»

– Ну, сказал Дурень, давно бы мне это ведать, что не ко всякому близко подходить, а издали горланить… уже теперь, коли пойду, таков не буду.

Случай 10-й

Пошел Дурень, пошел Бабин по Руси гулять; кажись всего насмотрелся, не нашел только чего надобно, а все ж, говорит, доберусь как нибудь, найду смысел толковитый!.. Ведь не боги горшки обжигали, а глядишь люди же!

Пошел и выглядывает и высматривает; тишком, шажком, сторонкою, по-дороге проезжей идет, где торчат версты полосатые, разъезжают молодцы усатые…

Вдруг мчится, скачет, несется инда дорога трясется, и пыль столпом так и вьется кругом; едет с попойки на ухорской тройке… Разъезжий ли то был, или кто другой, кто разберет за версту вперед!.. а Дурень поджидает: подскачет-де ближе, авось узнаю!.. так и есть, это его честь… постой же не оплошаю!..

Только стала тройка равняться с Дурнем и он загайкал, и он зауськал, и он заулюкал… кони так было поперег дороги и бросились; а разъезжий глядь на Дурня… «Ах, ты бездельник, что ты это затеял за штуку шельмовскую!..» Гаркнул молодцам Козакам, что позадь верхом скакали с нагайками. «Поймать его!» козаки не расслушают, что командир кричит, а тройка знай сильнее мчит, а Дурень знай уськает да голосит а-ту-ево! И любо ему Дурню, что с конями-то не справятся…

Тут еще набеду близко боярин охотился с своими псами да с дворнею, да как услышал крик а-ту-ево, подумал, что зайца гонят по большой дороге, пустился с своею ватагою туда же навскачь; и разъезжий остановил тройку да к Дурню отправился, и боярин со псами тудаж прискакал… ан глядь, то не заяц, а его родня, отставной юнкер, подпрапорщик, что под Турку хотел идти да угодил в разъезжие; удивился боярин и спрашивает, с чего его за зайца приняли?.. или в самом деле косой пробежал?

Разъезжий со зла слова не выговорит, только ногами топает да на Дурня нагайкой показывает.

Дурень хохотал-покатывался, а как видит, что речь про него идет, драло-было… ан боярин велел его псами нагнать…

Дурень не бывал на охоте, не знал, что от собак надо вилять в сторону, напрямки побежал, а тут-то его беднягу и слапали… собаки-то собакими всего поизорвали, где и ненадобно, а ногайки-то-ногайками в руках добрых молодцев так отбутетенили, что он как сноп упал на сыру землю; хоть боярин его и громко на все корки и на всех языках ругал за свой перепуг, и пинками его Дурня усовещивал, а Дурень не слышит-не видит, чуть-чуть дышит, да охает.

Бросили его на большой дороге бояры и отправились; а Дурень Бабин лежал вплоть до ночи да к утру уже кое-как ко двору дополоз.

Увидала его мать Лукерья, сшибла руки, так и ахнула, жена Бабариха так и завопила, сестра Чернава так и взвыла голосом; вестимо: бабий обычай слезами беде помогать! Ревут да причитают:

«Что это с тобой, Дурень бабин, подеялось?… али ты на волков напался, али тебя сила нечистая так изуродовала?… Говорили мы тебе, толковали, приказывали, всему учили и наказывали; от зверя беги, от беса молитву твори, а людям добрым ласковое слово говори, так и будешь умным слыть, и не наживешь напрасной беды!»

Дурень едва-едва поднял голову, завидел жену да и вымолвил: «эх, ты, Баба-бабариха, эх ты волк-те зарежь! настряпала ты мне лиха, что втроем не съешь!.. не учила ты меня, а мучила, только с толку сбила, а на путь не наставила!.. От зверя я не убежал, от чертей не отошел молитвою, а от людей ни крестом-ни пестом не смог отделаться!.. жить бы мне просто, а не умничать, не искать бы смысла попусту, там где нет его!»

Сказал это Дурень и захрапел сердяга в последний раз.

Итак Дурень сколько ни жил, ни умничал, сколько умных ни выслушивал, все ему Дурню не в прок пошло!.. жил, маялся, бился и живота лишился, а до смыслу не добился.

«Да,» сказала старушка Захарьевна, ячменной кутьей Дурня поминаючи «да, до смыслу добиться мудрено порой и умному!»

Покончив эту сказку, дядя Пахом вот еще какую нам про другого Дурня рассказывал, – вы ее на следующей страничке увидите.