Глава 11 Рори

Солин напряженно сидела на переднем пассажирском сиденье, спрятав глаза за темными хепбернскими очками и крепко стиснув на коленях сумочку. С того момента, как она назвала свой адрес в историческом районе Бикон-Хилл, обе они не произнесли ни слова. Свернув на Сидар-стрит, Рори сбавила газ и быстро взглянула на спутницу:

– Который дом?

– Вот этот, – указала Солин, – с красной дверью. Высадите меня прямо здесь. Я спокойно донесу коробку.

Рори «притерла» машину к бордюру и заглушила мотор.

– Я вам помогу.

Не успела Солин запротестовать, как Рори вышла из машины и достала с заднего сиденья коробку. Солин какое-то время пыталась отстегнуть ремень и, справившись наконец, тоже выбралась из машины на асфальтовую дорожку. Держа наготове ключи, она плавно двинулась к двери.

Рори направилась вслед за ней, на ходу разглядывая старинный георгианский фасад особняка. Заметно состарившиеся красные кирпичные стены, глянцевые черные ставни, по дымоходу с каждого конца дома. И все это в одном из самых привлекательных районов города. Судя по всему, Солин неплохо потрудилась на собственное благо.

Немного повозившись с ключами, Солин толкнула внутрь дверь и вошла в дом. Рори оставалось лишь последовать за ней в просторную прихожую, где сразу привлекали внимание вычурный резной столик на одной ножке и роскошная люстра в стиле ампир. Солин сразу же сняла темные очки, положив их на стол рядом с сумочкой, и стала стягивать перчатки.

Какое-то время Рори с некоторой неловкостью просто смотрела на это, пока не поняла, что у Солин не получается их снять.

– Похоже, там трудная застежка. Давайте, я вам помогу.

Плечи Солин поникли, точно лепестки у внезапно увядшего цветка. Не ответив ни слова, она протянула руки к гостье. Поставив коробку на пол, Рори расстегнула обе перчатки, потом встретилась взглядом с Солин.

– Хотите, чтобы я их…

Та кивнула.

– Только не стягивайте их за пальцы. Надо отогнуть манжеты и снять, потихоньку выворачивая.

Рори стала делать, как ей велели, и, задержав дыхание, потянула за краешек лайковой кожи. Когда первая перчатка сошла с руки, послышался легкий вздох, хотя она даже не поняла, ее ли это был вздох или хозяйки дома. Женщина протянула ей вторую руку, и Рори вновь взялась за дело. На сей раз она обратила внимание, что Солин слегка прикусила нижнюю губу. Видимо, мучилась она не одной неловкостью.

Когда все было сделано, Рори положила перчатки на стол – обмякшие, вывернутые наизнанку, напоминающие сброшенный хитин какого-то огромного насекомого. От этой мысли по ее телу пробежала дрожь, и Рори поскорее отвела взгляд, снова развернувшись к Солин, которая тем временем уже массировала кисти рук протяжными, повторяющимися поглаживаниями. Руки ее местами были восковато-белыми, местами ярко-розовыми и морщинистыми, со скрюченными, похожими на птичьи когти, пальцами. Рори поспешила отвести взгляд, чтобы не показаться невоспитанной.

– Смотрите, не стесняйтесь, – невозмутимо произнесла Солин.

Тогда Рори внимательнее посмотрела на поврежденные кисти женщины, и у нее в горле застрял комок. Стянутые ладони и утолщения давно заживших рубцов, немного перепончатый вид пальцев. Руки, совершенно бесполезные для женщины, которая всегда зарабатывала себе на жизнь иголкой с ниткой.

– Это случилось при пожаре, – пояснила Солин. – Хотя, разумеется, вы и сами уже это поняли.

Рори кивнула:

– А я думала, почему в июне вы носите перчатки?

– Людям неловко видеть мои шрамы, поэтому я их скрываю. Хотя в последнее время это случается совсем не часто. Куда проще держаться подальше от людей, чем выносить их жалость. Они не виноваты, что так вышло, но все равно при виде шрамов чувствуют себя ужасно.

У Рори едва не слетело с языка, что, мол, ей очень жаль, но она вовремя себя остановила. Никакой жалости, напомнила она себе.

– Поэтому вы так и не открыли больше свой салон? Из-за того, что случилось с руками?

– Какое-то время я надеялась, что смогу вернуться к прежней жизни. Мне так хотелось верить, что врачи способны сотворить чудо. И, думаю, они и сами в это верили – сначала. Но оказалось слишком уж много повреждений.

– У вас это… болит?

– Не так, как вы, наверно, думаете. Большей частью руки у меня онемели. Рубцовая ткань ведь не имеет нервных окончаний. Но есть такая штука, называемая контрактурой, которая возникает вследствие глубоких ожогов, особенно на кистях рук. Когда рубцовая ткань формируется, она стягивает пальцы к середине кисти или же выкручивает их вбок.

Солин снова подняла руки, как бы предлагая Рори взглянуть на них поближе. На правой руке ногти в большинстве своем сошли напрочь, отчего кончики пальцев торчали голыми и блестящими.

– Вы не поверите, но мне еще, можно сказать, повезло: как правило, я не мучаюсь болью. Но когда приходится слишком долго находиться в перчатках, пальцы оказываются слишком вытянуты, и суставы начинают ныть. Как при артрите, наверное.

– А есть ли… А это никак не оперируется или что-то еще?

Солин принялась снова массировать руки, попеременно разминая каждую ладонь подушечкой большого пальца и невольно морщась, когда попадала на зарубцевавшиеся участки кожи.

– Я перенесла шесть операций. Удаление омертвевших тканей, восстановление сухожилий, пересадка кожи. Каких только лонгет и шин мне ни накладывали! А потом пришло время всевозможной терапии. И прессотерапия, и стретчинг… – Солин пожала плечами. – Рано или поздно, всему наступает конец. Мне прописывали всевозможные упражнения для улучшения гибкости и подвижности суставов. Какое-то время – пока верила, что есть какая-то надежда, – я все их проделывала, но в итоге перестала. С того момента, как я поняла, что больше никогда не смогу взяться за иглу, я уже не видела в них смысла.

Рори даже возмутила такая категорическая обреченность, непоправимость в ее голосе.

– Разве для непосредственно швейной части вы не могли кого-либо нанять?

Взгляд Солин скользнул к коробке, стоявшей у ног гостьи.

– С моими платьями это не получится. Там очень тонкая работа… и весьма особенная.

– Но вы же могли кого-то обучить своему искусству. Какую-нибудь ученицу.

– Тому, что я делаю, невозможно научить, и это должно быть сделано вручную – то есть именно моими руками.

– Моя мать хорошо помнит ваше ателье. Она сказала, это был самый изысканный свадебный салон в городе. Жаль, что я не видела его в те годы… – Рори вовремя спохватилась. – Простите… Я лишь хочу сказать, что там, наверное, было очень красиво.

Солин сделала пару шагов вглубь дома, потом остановилась и обернулась через плечо:

– Идите за мной. И возьмите коробку.

Они прошли через большую гостиную с матовыми сизовато-серыми стенами и длинным диваном, обитым кожей карамельного оттенка, затем, миновав стеклянные французские двери, оказались в небольшом кабинете.

Это была теплая и уютная комната, хотя и довольно лаконично обставленная. Антикварный письменный стол, кресло для чтения, низенький столик перед камином, стеллаж со старинными книгами в кожаных переплетах. Однако внимание Рори привлекло скорее то, что висело на противоположной стене: коллажи, вставленные в одинаковые черные рамки. Фотографии, вырезки из газет, обложки журналов, небрежные карандашные наброски платьев, сделанные Солин. Заглядевшись, Рори спустила коробку на пол и придвинулась поближе, изучая под коллажами подписи, многим из которых было уже лет тридцать.

«Ooh-là là! В Бэк-Бэй появится изысканный вкус Парижа!»

«Свадебная высокая мода скоро нагрянет и в Бостон»

«Знаменитый бант от Руссель – непременный элемент платья невесты в новом сезоне»

Фотографии были изумительными. Вот Солин хлопочет над своим воздушным творением, держа во рту булавки. Вот, взгромоздившись на лестницу, вытягивает с полки рулон ткани. Вот расправляет большой бант из тафты на талии тоненькой, как тростинка, блондинки. На какое-то мгновение Рори задержалась взглядом на последней фотографии, разглядывая руки Солин. Длинные, с заостренными кончиками пальцы, ногти с очень аккуратным маникюром. Такие красивые и такие искусные… и настолько искалеченные сейчас.

На последнем снимке был запечатлен сам салон. Сфотографирован он был для разворота свадебного журнала «Boston Bride» четыре года назад – менее чем за год до пожара. Странно было видеть его таким, каким он представал в те годы, – изящно обставленный, в оловянно-кремовых тонах. Каждая мелочь была тщательно подобрана – и все, казалось, несло в себе дух Франции. По крайней мере, именно так и представляла для себя Рори французский антураж.

На фотографии большого эркерного окна, сделанной с улицы, изящными золотыми буквами было выведено название свадебного ателье, однако Рори не смогла разобрать слова.

– А что там написано? – повернулась она к Солин.

– «L’Aiguille Enchantée», – тихо ответила та. – Это означает: «Зачарованная игла».

– «Зачарованная игла», – мечтательно повторила Рори. Даже от названия веяло доброй магией! – Идеальное название для салона, где продают сказочные платья и счастливый, как в сказке, конец.

– Все это – одна фантазия, – довольно резко возразила Солин. – Нелепица, передаваемая родом Руссель из поколения в поколение.

– Вы совсем не верите в сказки?

– С некоторых пор – уже нет.

Рори вгляделась в отражение Солин, оказавшееся в стекле одной из коллажных рамок.

– Но все же когда-то верили?

– Сказки порой бывают довольно опасны, Aurore. С ними очень уж просто забыть, что их мир – вымышленный. И тогда – не успев даже что-то понять – мы пропадаем, затерявшись в них навсегда. Вот почему так необходимо научиться спокойно и вовремя отпускать то, что уже прошло, и жить с тем, что осталось.

У Рори по позвоночнику пробежал холодок. Разумеется, Солин имела в виду собственную потерю – некоего «Э.В.П.». Однако эти слова с тем же успехом могли подойти и для нее. В их историях чувствовалась несомненная схожесть. Страсть к творчеству, потерянная любовь, их склонность удаляться от мира, – а теперь их свел и тот дом.

Что это? Совпадение? Или какая-то невидимая рука вывела Рори к тропе этой женщины с ее трагической судьбой и не понадобившимся свадебным платьем? Быть может, это своего рода предостережение о том, что бывает с человеком, который слишком отчаянно хватается за надежду обрести счастливый финал?

– Э.В.П… – тихонько произнесла Рори.

– Его звали Энсон.

– Значит, Энсон… И вы по-прежнему… Он для вас не забыт?

– Я думала, что смогу его забыть. Но нет, я по-прежнему хорошо его помню. – Солин глубоко вдохнула и медленно выпустила воздух. – В первое время он мне виделся везде. Как ловит такси на улице. Среди толпы у стойки ресторана. В окне парикмахерской. Он был везде – и в то же время нигде.

– И это по-прежнему с вами бывает?

– Иногда.

Ее ответ вселил в Рори какой-то неизъяснимый страх.

– Как же вы это переносите?

Солин опустила ресницы.

– У всех нас есть свои призраки былого, chérie. Лица людей из нашего прошлого. Вот только не всегда они остаются в этом прошлом. Порой они вновь появляются, когда мы меньше всего этого ждем. Вот почему я и убрала эту коробку под лестницу. Потому что не смогла больше это выносить.

Внезапно Рори полной мерой прочувствовала это страдание. Всю боль, что накатывает на тебя по ночам, когда смыкаешь глаза, и не уходит утром, когда просыпаешься, чтобы начать новый день. Эту глухую пустоту вместо сердца. И не успела она как-то взять себя в руки, глаза ее наполнились слезами.

Солин прищурилась, встревоженно глядя на нее:

Chérie, что такое? Вам плохо?

– Нет. Я в порядке. Но мне надо идти.

– Что-либо не так?

– Нет, все нормально. Правда. Мне не следовало докучать вам вопросами. – Едва не споткнувшись о коробку на полу, Рори проскочила мимо Солин и заторопилась к входной двери. – Провожать меня не надо. Я сама найду выход.

Aurore

Рори, не останавливаясь, торопилась к дверям, рассчитывая оказаться снаружи до того, как устроит тут жалкое море слез. Она получила то, чего хотела. Она так жаждала узнать историю Солин Руссель – и она это узнала. И теперь, поспешно ретируясь к двери, Рори не могла не мучиться вопросом: не приоткрылся ли ей только что, в придачу, будущий образ и себя самой?

Загрузка...