Глава IX. Мимолетное искушение

— Надеюсь, Пепе, ты понимаешь, что это значит, — говорит дон Карлосик Куснирасу по пути во Дворец. — Для нас обоих. Для тебя и для меня.

Он поправляет булавку на галстуке. Куснирас не отвечает. Через окошечко «дион-баттона» смотрит на скудно освещенные улицы, на тощих собак, на бесконечные сточные ямы. Смотрит и узнает их.

— Конечно, немалая честь быть кандидатом от Умеренной партии, — продолжает дон Карлосик, — не отрицаю. Но думаю, маршал тебя приглашает не только, чтобы сказать «добро пожаловать». Уверен, что он предложит тебе жирный кусок. Захочет тебя купить. В таком случае, Пепе, послушай, что скажет тебе человек многоопытный, человек, прошедший огонь и воду: «Лучше одна рыба в руке, чем сотня в реке». Если не случится чуда, на выборах ты погоришь. Напротив, если примешь предложение маршала — любое, останешься в выигрыше, не проиграю и я, потому что представлю тебя ему. Я оказываю маршалу любезность и постараюсь, чтобы он об этом не забыл. Если ты откажешься от предложения — любого, сделаешь непоправимую ошибку, останешься всего-навсего кандидатом от партии, дышащей на ладан. И я совсем пропаду.

— Почему пропадете, дон Карлосик? Ведь вы же представите меня.

— Потому что такова политика. Я вроде бы твой крестный отец и отвечаю за все твои поступки.

Мраморные лестницы Дворца светлы и широки, словно в каком-нибудь венецианском палаццо. Дон Карлосик и Куснирас — темные костюмы, жесткий воротничок, шляпа в руке — поднимаются вверх по ступеням в сопровождении стражника.

— Вот увидишь, — говорит дон Карлосик, — он славный малый.

Куснирас вместо ответа зевает, прикрывая рот пальцами. Голос Бестиунхитрана застает его врасплох, он даже спотыкаются.

— Добро пожаловать!

Бестиунхитран стоит наверху лестницы, улыбаясь и обеими руками держась за лацканы пиджака безупречно сшитого серого костюма, в котором его фигура обретает контуры торпеды. Ликующий дон Карлосик подпрыгивает и, прежде чем представить их друг другу, визгливо кричит:

— Мой маршал, для меня великая честь привести сюда этого дерзостного цыпленка! Инженер Куснирас — сеньор президент республики дон Мануэль Бестиунхитран.

Бестиунхитран пожимает руку Куснирасу душевно и просто, как знаменитость знаменитости. Тот так же отвечает на рукопожатие, ибо знает, что, хотя Бестиунхитран — в эполетах, родился он на циновке.

— Мы наслышаны друг о друге, — говорит Бестиунхитран дону Карлосику и улыбается Куснирасу, давая ему понять, что оба они люди именитые.

— Весьма польщен, — отвечает Куснирас.

Дон Карлосик, желающий подчеркнуть историческую значимость свидания, которое он устроил, восклицает:

— Рядом с вами обоими я чувствую себя полнейшим ничтожеством!

Бестиунхитран сочувственно смотрит на дона Карлосика, мысленно с ним соглашаясь, и, указующе поднимая руку в направлении одного из коридоров, говорит посетителям:

— Прошу сюда.

Стражник видит, что он более не нужен, и пока эти трое идут в глубь коридора мимо бронзовых статуй конца прошлого века, он спускается вниз по лестнице, втискивается в свою каморку, садится за свой стол и немедленно засыпает.

Президент и его гости располагаются в личном кабинете властителя: сам Бестиунхитран — в высоком кресле, чтобы колени не давили на толстое брюхо; дон Карлосик и Куснирас — на разных концах низкой софы, обитой марокканской кожей. Бестиунхитран произносит заранее заготовленную, но краткую речь, где вовсе не упоминается о выдвижении Куснираса кандидатом от оппозиции, зато подчеркивается вся важность его прибытия в Пончику на аэроплане.

— Это открывает новые пути к прогрессу, — говорит президент.

В то время как Бестиунхитран разглагольствует, дон Карлосик слушает его с раскрытым ртом, а Куснирас, не слишком вникая в смысл его слов, обводит взглядом кабинет. Видит лампу под абажуром с висюльками, огромный письменный стол, пригодный скорее всего для Пантагрюэля, если бы тот мыслил с таким же размахом, как ел, и предназначенный для подписания приказов, гнусных законов и смертных приговоров; на стене — портрет хозяина с президентской лентой через плечо, а на консоли — его же бюст из итальянского мрамора, оголенный, геркулесоподобный и весьма омоложенный.

Бестиунхитран между тем продолжает разглагольствовать, а затем вдруг заявляет:

— Таким образом, пришла пора создать Пончиканские аэропланские силы.

Взор Куснираса перестает блуждать, останавливается и устремляется на говорящего. Дон Карлосик напружинивается, сердце у него замирает, глаза воспламеняются.

Видя, что бык опустил рога, Бестиунхитран делает решающий выпад.

— Я хочу, чтобы вы этим занялись, — говорит он Куснирасу. — Назначаю вас главнокомандующим Аэропланскими силами в чине вице-адмирала воздушного флота. Поедете в Европу за счет правительства и закупите шесть военных аэропланов, какие сочтете лучшими.

Дон Карлосик не может сдержаться и восклицает:

— Пепе, я говорил, что тебе следует вернуться на родину!

Бестиунхитран встает, кладет руки за спину, проходится по кабинету, останавливается, оборачивается к Куснирасу и спрашивает:

— Как вам это нравится?

Куснирас не скрывает удивления:

— А для чего это нужно?

— Создавать Аэропланские силы? — Бестиунхитран меняет позу, скрещивает руки на груди и преисполняется намерения объяснить то, что яснее ясного: — Инженер, ваш полет показывает, что на аэроплане можно не только долететь до Пончики, но и из Пончики долететь до многих мест. Достаточно одной эскадрильи, чтобы мы смогли вернуть свои исконные территории.

— Вы имеете в виду остров Уанабану? — спрашивает Куснирас.

— И Коврингу, — отвечает Бестиунхитран.

— И Ласточкины острова, — добавляет дон Карлосик, — которые в эпоху владычества испанцев подлежали юрисдикции правителя в Санта-Крус-де-Пончика.

Куснирас молчит, выжидая, когда абсурдность аргументации станет совершенно очевидной.

— Но Аэропланские силы, — говорит он наконец, — требуют больших затрат. Не приведет ли это страну к финансовому краху?

— Все рассчитано, — говорит Бестиунхитран. — Создать Аэропланские силы дешевле, чем купить крейсер, и производит большее впечатление. С другой стороны, это вопрос престижа, что рано или поздно сыграет нам на руку.

Куснирас въезжает задом в глубь диванчика из марокканской кожи и задумывается. Бестиунхитран раскуривает сигару, дон Карлосик не может прийти в себя от радости.

— Какая великолепная идея! — говорит он.

Бестиунхитран продолжает:

— Во время поездки в Европу вы, инженер, сами законтрактуете шестерых пилотов.

— Может хватить и двух, — замечает Куснирас. — Они помогли бы мне подготовить пончиканских пилотов.

Бестиунхитран, направившийся было к туалету, останавливается как вкопанный.

— Ни в коем случае. — Он открывает дверь в туалет, сунув сигару в рот и расстегивая штаны, говорит сквозь зубы: — Я не хочу, чтобы в случае революции шесть олухов бомбили мой дом.

Вместе с последним словом дверь за ним закрывается. Дон Карлосик и Куснирас остаются одни.

— Тебе, мальчик, счастье само в руки дается! — говорит дон Карлосик. — Смотри не упусти!

— Но я же не для того сюда приехал! Я приехал для участия в президентских выборах!

— В каких там еще выборах, не пори глупости, не задирай нос! Подумай только: главнокомандующий! Воздушный вице-адмирал! Ты будешь самой важной персоной в Пончике!

Шум воды в уборной умеряет его пыл и красноречие и дает другой ход мыслям. Дверь открывается. Входит Бестиунхитран, оправляя штаны, и спрашивает:

— Ну, что скажете? Согласны?

Куснирас, курящий папиросу «English oval», вместо ответа делает глубокую затяжку. Дон Карлосик, не владея собой, отвечает за него:

— Конечно, согласен!

Куснирас медленно выпускает изо рта дым:

— Мне надо подумать.

— Сколько минут? Двадцать? Тридцать? — напирает Бестиунхитран, не терпящий проволочек.

— Два дня, — говорит Куснирас.

Бестиунхитран досадливо хмурится, но уступает:

— Ладно, не возражаю. Приходите ко мне сюда послезавтра в этот же час.

Куснирас и дон Карлосик спускаются по безлюдной лестнице. Встревоженный дон Карлосик пристает к Куснирасу:

— Соглашайся, Пепе. Согласись, что надо согласиться.

Куснирас вдруг останавливается на лестнице, добродушно смотрит в умоляющие глаза собеседника, меланхолично улыбается и говорит:

— Я согласен ему ответить вот так…

И его красивое тонкое лицо на мгновение преображается: щеки раздуваются, губы плотно сжимаются и издают громкий, малоприличный звук; одновременно он с неописуемой быстротой наклоняется, растопырив руки и ноги. Дон Карлосик сначала искренне возмущается и тут же впадает в безысходное отчаяние. Грудь у него вваливается, плечи обвисают, взор мутится, брови лезут на лоб, рот открывается. Куснирас снова становится самим собой и спокойно идет вниз по лестнице.

— Зайдем в казино, — говорит он.

Сраженный горем старикан тащится за ним. Он был бы убит наповал, если бы мог знать, что сверху, стоя в тени среди херувимов, Бестиунхитран, который все видел, смотрит им вслед, сжав челюсти и нахмурив брови. Как только они исчезают из виду, он поворачивается и шагает по темному коридору, погрузившись в раздумье и скрестив на груди руки. Но неторопливый шаг обращается в яростный бег, едва он осознает, как тяжко его оскорбили.

Он мчится мимо Салона воспоминаний, мимо Китайского салона, своего кабинета и Зеленого салона, останавливается перед последней дверью и распахивает ее ударом ноги.

Мордона из глубины кресла, где он читал «Весь свет» и подремывал, вскидывает глаза и замирает от ужаса. Бестиунхитран врывается, как взбесившийся слон, чуть не вышибив дверь.

— Кончено! Никаких Аэропланских сил! С этим подонком нельзя иметь дело! Я предлагаю ему чин вице-адмирала воздушного флота, а он отвечает, что ему, мол, надо подумать! Целых два дня! Я разрешаю, а через пять минут, на лестнице, он говорит этому старому своднику, который его притащил, что ответит мне… пр-р-р! — Он издает губами такой же непристойный звук и топырит конечности точно так же, как это делал Куснирас.

Мордона краснеет. Бестиунхитран продолжает:

— Мне он хочет испортить воздух, я ему отравлю существование.

Загрузка...