Глава 15

Ровно в семь ноль-три стеклянные двери элитного дома в Крылатском распахнулись, из подъезда появился немолодой краснощекий мужчина в спортивных шортах, белой футболке и синих кроссовках. Округлое брюшко весело подпрыгивало вверх-вниз, когда он молодцевато сбегал по ступеням. Так же бодро подпрыгивали мешочки слегка обрюзгших щек.

Спортивный мужчина бодрой трусцой удалялся по асфальтовой дорожке к парку, зажатому высокими уступами многоэтажек. Несмело светило сквозь листву бледное солнце, с трудом пробиваясь сквозь кромку перистых облаков. По улице деловито шмыгали автомобили, пыхтели, испуская клубы черного дыма, неторопливые автобусы, в которых ехали на работу хмурые утренние пассажиры. Немногие из них смогли бы узнать в немолодом мужчине, трусившем вдоль аллеи, известного политика, лидера Партии национального единства Евсея Батырина.

Пробежки были ежедневными. Хотя Евсей Батырин не то чтобы любил спорт, испытывал тягу к движению или считал необходимым поддерживать свою порядком поизносившуюся земную оболочку в должной форме. Но имиджмейкер уверял его, что образ современного политического деятеля непременно включает в себя занятия спортом или хотя бы легкие гимнастические упражнения по утрам. Среднестатистический избиратель, ленивый, любящий выпить после работы кружку пива и полежать на диване с газеткой перед телевизором, предпочитает здоровых, подтянутых лидеров, внешний облик которых напоминает рекламу спортивных снарядов для брюшного пресса или обложку книги о здоровом быте.

А чего не сделаешь ради потенциального избирателя, и Батырину приходилось жертвовать своим утренним блаженством в удобной постели и выползать на природу в любую погоду, выдерживая любопытные взгляды собачников, облюбовавших скверик, кряхтя, совершать физические упражнения. Особенно убивало Батырина то, что, выполняя их, ему приходилось тщательно всматриваться себе под ноги, чтобы не угодить ногой в спрятанные в траве и бумажном мусоре продукты собачьей жизнедеятельности, напоминающие маленькие пирамидки.

По дороге в парк Батырин неизменно раскланивался со своей «поклонницей» — старушкой из соседнего дома, по просьбе которой он недавно пробивал в домоуправлении ремонт протекающей в подъезде батареи. Наказ избирателя — закон для депутата. В получасовой пробежке по утрам были и свои небольшие плюсы — это были единственные полчаса в день, когда охрана не следовала за Батыриным по пятам. Эти полчаса перед завтраком были временем относительной свободы от окружающих и от тяжелого политического бремени.

Батырин подбежал к турнику, прибитому между двумя деревьями, бодро подпрыгнул и повис на руках, болтаясь без особого спортивного изящества. Несколько раз он даже подтянулся, тяжело кряхтя, спрыгнул на землю и, отряхнув натруженные ладони, присел на лавочку, громко отдуваясь. Он частенько вот так халтурил, как школьник на нелюбимой физкультуре, тайком от учителя отдыхая под деревом. «Вы должны всегда работать на публику, — поучал имиджмейкер. — Любая, самая незначительная деталь может оказаться решающей во время избирательной кампании». Вот и приходилось даже на зарядке работать на эту самую избирательную кампанию.

В зачет шло все — благотворительные дела жены во всевозможных комитетах и подкомитетах помощи детям и инвалидам, собственные посещения порядком обнищавших НИИ и оборонных заводов, на которых Батырин с трудом сдерживал зевоту. Каждое слово, каждый жест были рассчитаны на зрителя и били точно в цель, любая фраза и поступок становились кирпичиком в высотном здании избирательной кампании и служили одной цели — достижению власти. Он уже так сроднился с необходимостью постоянно играть на публику, что даже в ванной комнате ловил на своем лице бодренькую улыбку, от которой за версту разило лицемерием.

Впрочем, это все ерунда, подумал Батырин, вприщур поглядывая сквозь кружевные разводы листвы на белесое небо. Он сейчас первое лицо в Партии национального единства, а партия занимает третье место в парламенте — это вам не шутки! К выборам он подтянется, напряжет все силенки и, глядишь, сможет войти в новое правительство. Конечно, все не так просто. Пока самое реальное, на что он может рассчитывать, — это пост какого-нибудь второстепенного министра труда, которого никто не слушает и не знает, или, например, министра культуры — должность скорее представительская, чем властная. Нет, президентом, конечно, ему не быть, на это нечего и надеяться. Бесплодные мечты — это не в его характере. А вот стать премьер-министром… Или министром экономики… Или министром топлива — да мало ли теплых местечек наверху!

Конечно, нынешний премьер крепко держится за свой стул. Отвратительный тип с бычьей физиономией! Не упадет, как его ни расшатывай. Кажется, удержится на нем при всех режимах, при всех правительствах. Еще бы, за ним стоят такие люди, такие капиталы. Даже в мыслях страшно подумать об этом. Вот если бы ему, Батырину, сесть на это место! Но куда… Столько врагов, столько интриг… Так вся жизнь и проходит, в бесконечном обдумывании некоей решающей шахматной партии: как правильно пойти, что подумает о нем тот, как поступит этот, что сделать тому, как переметнуться на сторону этого… А жизнь-то проходит! В постоянной борьбе, в постоянном горении проходит. Как говорится, покой нам только снится.

Батырин встал со скамейки, с хрустом распрямил спину и легкой трусцой, то и дело сбивающейся на шаг, побежал к дому. Полчаса, отведенные для физических упражнений, подходили к концу. Теперь мыться, легкий завтрак — и в Думу…

Легкая улыбка искривила лиловые губы. Недавний юбилей Батырина продемонстрировал тот уровень власти, которого он достиг к шестидесяти годам. Чествование его даже показывали по центральному телевидению. Море цветов, поздравления виднейших людей страны. Рукопожатия товарищей по партии, любовь избирателей, зависть противников-демократов — сладкое бремя известности! Куча подарков. Президент прислал через своего секретаря теннисную ракетку. Как говорится, мал золотник, да дорог. Помнит старик, как перед выборами 1986 года играли с ним в теннис. Батырин тогда обещал ему поддержку голосами своих избирателей. И не обманул. Он не ошибся, вовремя рассчитал, на чью сторону нужно встать…

Премьер прислал охотничье ружье (может быть, даже ценное, надо справиться у специалистов), спикер — застольный кубок из полудрагоценного камня. Было множество презентов и от соратников по партии. В их числе — оплаченный отдых, организованный фирмой «Нескучный сад». Что это такое, интересно, и с чем его едят? Говорят, у них бешено дорогие услуги.

Лето… Скоро парламентские каникулы, вздохнул Батырин. Хорошо бы отдохнуть. Неужели опять придется тащиться в эти грязные Сочи вместе с семейством (чтобы поддержать своим присутствием славу лучшего российского курорта) и изображать из себя прилежного семьянина. Да, в нынешних условиях о поездке в Ниццу мечтать даже не приходится — в преддверии выборов его отдых должен быть гласным, а народ не слишком-то жалует политиков, которые во время шахтерских пикетов расслабляются в благоденствующей Европе.

Войдя в свой выдраенный до блеска подъезд, обмякший Батырин миновал стеклянный холл с дежурной, болтающей по телефону, и с облегчением надавил кнопку лифта. Еще недельки две выдержать…

Может быть, этот самый, «Нескучный»… Ну, то самое агентство ему поможет? Отдохнуть бы на всю катушку недельки две! Чтоб были хорошенькие девочки, европейский сервис, игорные развлечения… И чтоб никакой политики! И все чтобы с одной стороны тихо, анонимно, негласно, но одновременно чтобы с размахом. Он, Батырин, любит размах. Уж такая у него широкая русская душа, которая брезгует жаться по пустякам, мелочиться. Ему чтобы все как у людей — с шампанским, с музыкой!

А потом можно и с семейством в Сочи двинуть!


Как ни странно, бородатый водитель не обманул своих пассажиров. Без приключений приятели добрались до Турина, а там сели в местный поезд и вышли в приграничном районе Франции, где и сдались властям. Благо в Европе ни карацуп, ни пограничных псов нет, а переход границы — процедура, взаимно приятная для обеих сторон. Волшебное слово «Иностранный легион» имело здесь магическое действие. Полицейский — воплощенная любезность — довез их до вербовочного пункта и сдал из рук в руки огромному сержанту явно славянского происхождения.

Турецкие справки, от которых за версту несло липой, проканали только так, никто не посмел усомниться в их подлинности. Парням задали пару обычных вопросов, почему да отчего решили завербоваться, и отправили отдыхать в казарму.

Впервые за последнюю неделю друзья заснули как белые люди, на простынях, сытые и умытые. А на следующее утро начался самый настоящий ад.

Нормативы, необходимые для поступления в легион, друзья сдали на ура. Подумаешь, марш-бросок на пятнадцать километров, пятнадцать раз подтянуться, пробежать три километра за двенадцать минут — плевое дело. Насчет Саши неизвестно, а Андрей в Москве добросовестно пыхтел три раза в неделю в спортзале, поддерживая выпуклые формы бицепсов, приятные женскому глазу. Потом новичков отправили в южный городок Кастинадари, упражняться в стрельбе, а после успехов, выказанных русскими, посадили в вертолет и отправили в учебно-тренировочный лагерь на Корсику.

Там они попали в лапы огромному сержанту-болгарину и наконец узнали, какова из себя кузькина мать. Славян в легионе было полно, но им запрещалось поддерживать внеслужебные отношения, да и образ жизни легионеров не способствовал появлению светских знакомств.

Сержант-болгарин был бог и царь для новичков. Он гонял их нещадно, вроде бы каждая капля пота, скатившаяся с их лба, приносила ему по полновесному доллару в карман. Подъем в шесть тридцать. Бег в полной выкладке, подтягивания, полосы препятствий, стрельба. После обеда — стрельба, полосы препятствий, подтягивания. И все это — через вопли сержанта, пот, жару, через тумаки до крови и ласковое прозвище «русская свинья».

Однако деваться было некуда, с военной базы не сбежишь, липовые документы они отдали, последние деньги давно закончились. Оставалось или терпеть, или бунтовать. Андрей и Саша решили еще немного потерпеть.

Однажды ночью их взвод неожиданно подняли по тревоге. В небе стояла полная луна, тревожно ревело море за острыми зубцами скал, шумели кипарисы. Ни слова не говоря, батальон по команде погрузили в военно-транспортный самолет и через полтора часа лета высадили среди гор, все так же не говоря, куда и зачем привезли.

Позже выяснилось — это Косово. И они должны выполнять здесь миротворческую миссию. Сержант-болгарин, пересыпая свою пламенную речь международными ругательствами, сказал, что им оказана великая честь — защищать интересы великой Франции и всего мира, и пора наконец проверить новичков в деле. Потом у них забрали легионерскую форму, выдали камуфляж без знаков различия и автоматы. И отправили сопровождать транспортные колонны с военными грузами. А вокруг бушевала настоящая, не киношная, не игрушечная война.

Их группа состояла из поляков, чехов, югославов, албанцев. Это были отчаянные головорезы и по внешнему виду, и по внутреннему состоянию. В основном всем было глубоко наплевать на то, где и за что они воюют. С равнодушием повидавших много крови людей легионеры взирали на смерть, кровь, боль. Для них война была обыкновенной работой, за которую платили деньги. Этой работой они завоевывали себе светлое будущее и ПМЖ в чистой и мирной Франции.

Андрею же, никогда и нигде не служившему и в первый раз столкнувшемуся с ужасами войны, было не по себе. К выстрелам и взрывам, доносившимся так же регулярно, как пение птиц на деревьях, он привык быстро. Но он никак не мог привыкнуть, что эти звуки обязательно кого-нибудь да уносили на тот свет — безразлично, легионера ли, десятилетнего мальчишку, едущего на велосипеде в магазин, столетнего старика ли, дымящего сигаретой в саду своего обветшавшего дома.

Сашка же, обладавший, видимо, более крепкими нервами, воспринимал окружающее куда спокойнее.

— Долго все это не протянется, — убеждал он друга. — Вот увидишь, перебросят обратно на Корсику так же быстро, как и сюда притащили, ойкнуть не успеешь. Ты, главное, не высовывайся, под пули не лезь. Наплевать на все, лишь бы живым остаться, — разумно замечал он.

Однако остаться в живых становилось все более трудно.

В тот день они сопровождали колонну с грузом. Все было как обычно — конвой для каждой машины, крутой серпантин, лес, сжимающий асфальтовое полотно в зеленых тисках, внизу, под крутым обрывом, горная речка скачет по мшистым валунам, звеня как туча комаров. И — слепящее солнце в зените, горячее южное солнце, зовущее понежиться под ласковыми лучами.

А на перевале их ждала засада. Андрей видел точно в замедленной съемке: головная машина колонны плавно поднялась в воздух метров на пять и грохнулась, подняв клубы желтой пыли. И тут же запели автоматные очереди, выбивая из деревьев у дороги острые щепки. Колонна остановилась. Андрей и Саша кубарем скатились с машины и затаились в придорожных кустах. Рация не работала, где свои, где чужие — совершенно неясно.

Откуда-то из дыма подкатил БТР и начал бить прямой наводкой по колонне. Задние машины стали отходить, визжа тормозами на крутом вираже, а грузовик, в котором ехали приятели, внезапно вильнул задом и завис над пропастью. Лобовое стекло покрылось мелкой сеткой трещин, водитель ткнулся лицом в руль и застыл. Мотор заглох, только колесо, висевшее над пропастью, еще долго вращалось. Дорогу заволокло едким дымом — загорелся грузовик с медикаментами.

— Давай через дорогу, — предложил Сашка, — уйдем руслом реки.

Они попытались в дымовой завесе пересечь открытое пространство, но пули запели вокруг них, кроша асфальт, и лицо остро кололи летевшие от дороги камешки. Пришлось вновь залечь. В запасе оставался еще комплект противотанковых гранатометов. Лежа на земле, Андрей и Сашка долго стреляли куда-то в дымную завесу, пока не расстреляли все магазины. Пришлось отбросить бесполезное оружие, горячее, как будто испеченное в адской печке.

Постепенно стрельба стихла. Послышался вой подъехавшего грузовика, но самой машины не было видно из-за дыма. Под прикрытием БТРа оттуда посыпались на землю солдаты и пошли цепью — их выдавала гирлянда автоматных вспышек, перерезавших дорогу.

Вдруг из дыма материализовались странные личности с автоматами наперевес, в камуфляжной форме и с зелеными повязками на лбу. Боевики!

И тут Андрей понял, что это если не конец, то что-то вроде того, — понял по посеревшему лицу Сашки, по его растерянному взгляду и крупной капле пота, зависшей на самом кончике носа. Понял, когда нашарил руками горячий автомат без патронов и выронил из рук эту обременительную бесполезную тяжесть.

Люди в камуфляжной форме пинками подняли их с земли и, тыча оружием в бок, повели к машине. Они переговаривались на незнакомом языке и, кажется, были довольны удачной вылазкой. По дороге Андрей наткнулся на развороченное тело, растекшееся по дороге, как перебродившее тесто. Правда, голова была цела и смотрела в небо черными ненавидящими глазами. Это был их сержант-болгарин. Дорога вокруг него была черная и мокрая.

«И я мог бы так вот… — подумал Андрей и поймал себя на мелкой и немного подлой радости. — А ведь я еще жив!» Он оглянулся на Сашку и наткнулся на его обеспокоенный взгляд. Тогда только и ему стало страшно.

В стороне послышались хруст веток и короткая автоматная очередь — там добивали раненых. Вдоль дороги вздымались кучки человеческого мяса в камуфляжной форме — это были убитые легионеры. Многие просто по неопытности напоролись в дыму на цепь нападавших и погибли без звука, как котята.

Дым постепенно рассеивался, слоями подымаясь к низким облакам. Стали видны разбитые машины, трупы на проезжей части, везде валялись порванные, полусгоревшие коробки с продуктами и лекарствами из разоренного транспорта. Вокруг суетились, кричали и бегали победители.

Андрея и Сашу не убили, потому что надо же было кому-то грузить трупы убитых в машину. Потери были велики и с той и с другой стороны. Задом подали уцелевший фургон, двери его распахнулись, и конвоиры, подгоняя пленников тычками и пинками, знаками приказали вносить туда убитых. Их складывали навалом — теплые еще, не окоченевшие тела, равнодушно-покорные, безмолвные.

Форма быстро испачкалась чужой кровью, калом, мозгами. Развороченные тела собирали буквально по кусочкам, снимая с кустов обрывки того, что еще недавно было человеком. Андрея тошнило, все плыло перед глазами, в мозгу пульсировала только одна мысль: «Вот сейчас мы погрузим, а потом нас…» Он сознавал, что жить им осталось от силы несколько часов…

Но их не убили. Их бросили в машину с трупами и непрерывно стонущими ранеными — с такими же, как и у нападавших, зелеными повязками на лбу. И повезли по горной дороге все выше и выше, туда, где облака сливались с белесым вечерним небом, где в безмолвной высоте, оглохшей от грохота недавнего боя, медленно парила, раскинув крылья, неизвестная черная птица.


Все агентство «Нескучный сад» было в панике — накануне пришли дурные известия о том, что где-то за рубежом пропал важный клиент фирмы вместе с сопровождающим. Это грозило крупными неприятностями, в том числе и международного характера.

Было сильно накурено. Клубы фиолетового дыма делали комнату похожей на таинственную пещеру, полную неожиданных опасностей. Раиса Александровна съежилась в своем кресле около камина, и только хорошо знавшие ее люди могли различить под маской олимпийского спокойствия глубоко скрываемое ею волнение.

Верный друг и помощник Константин Вешнев металлическим голосом докладывал последние известия, держа перед собой папку для бумаг в кожаном переплете:

— Не по вине лиц, обеспечивающих организацию сценария во Франции, произошли непредвиденные осложнения. Вместо взвода номер 16В, опытного, многократно побывавшего во многих горячих точках мира, в том числе в Кувейте во время «Бури в пустыне» и в Югославии, взвод номер 16С, скомплектованный из свежего пополнения, был неожиданно отправлен для поддержки диверсионно-карательной операции легиона в Косово. Это рядовая ошибка штаба Иностранного легиона привела к тому, что в плен к албанским сепаратистам попали наш клиент Андрей Губкин, проходящий программу психологической реабилитации в составе Иностранного легиона, и сопровождающее его лицо, Александр Чекало. Едва только Чекало в установленное время не вышел на связь, незамедлительно начались поиски. Это сообщил наш представитель во Франции, — вздохнул Костя и успокаивающе добавил: — Да не волнуйтесь, не пропадет он!

— Хотелось бы в это верить, — выдохнул еле слышный голос.

— Саша Чекало опытный телохранитель, десантник, хладнокровный, выдержанный офицер. Я его хорошо знаю, он из таких передряг выбирался! Ничего с ними не случится. Произошла обыкновенная организационная накладка, с кем не бывает…

— Это не обыкновенная накладка, — возразил глуховатый голос. — Это смертельно опасная накладка. Транспортная колонна разбомблена сепаратистами, сотни убитых и раненых, а что с нашим подопечным — неизвестно. Неизвестно даже, жив ли он!

— Но в списках убитых легионеров его нет, — возразил Вешнев и уточнил: — Их обоих нет. В ооновском госпитале их следы не обнаружены. Очевидно, Губкин еще жив и находится под защитой Чекало. Возможно, во время нападения они бежали в горы или были взяты в плен албанцами.

— Твоими бы устами… — устало заметила скрюченная фигура в кресле. — На черта мы связались с этими военными, у них вечная неразбериха, никто ни за что не отвечает!.. Надо попробовать вытащить их через Красный Крест… Или через ооновские войска… Господи, это все дурацкая идея о том, что мальчику нужно повзрослеть! Я думала: нужно ему посмотреть на мир своими, а не чужими глазами, не глазами своего продюсера…

— Идея и в самом деле хорошая, — утешал директрису Вешнев. — Судя по рапортам Чекало из Одессы и Стамбула, самочувствие клиента было хорошее, несмотря на сильное психическое потрясение во время имитации убийства в банке. Столкновения с жизнью низов раскрыли Губкину глаза на многое и, я думаю, сделали свое важное дело. Если бы заключительная часть сценария прошла гладко, то, вернувшись и узнав, что убийство пенсионера, как и ограбление сберкассы, было тщательно разработанным нами трюком, Губкин чувствовал бы себя отлично.

— Если бы да кабы… — мрачно заметил глуховатый голос с хрипотцой. — Если он вернется… Ума не приложу, что теперь сказать администратору, Гарри Мелешкяну. Он звонит каждый день, требует досрочного возвращения Губкина. Говорит, заключил очень выгодный контракт на гастроли по Красноярскому краю в поддержку губернаторских выборов. Ему, конечно, ответили, что возвращение Губкина пока невозможно, поскольку может нанести клиенту сильную психическую травму, но он все равно требует. Его не пугает даже неустойка и большие расходы… Наш контракт должен закончиться через два дня. Неизвестно, сможем ли мы вытащить Губкина через два дня…

— И еще сутки можно профилонить, ссылаясь на задержку рейса из-за нелетной погоды, — предложил Костя. — Итого три дня. Предлагаю следующее. Естественно, все отменяется: и запланированный ранее побег клиента из Иностранного легиона после избиения его сержантом, и встреча в Париже с ресторанной певичкой Моникой Карно (под этим псевдонимом за бешеные деньги была ангажирована знаменитая Патрисия Каас), и их совместные аншлаговые выступления в «Гранд-опера», и последующее триумфальное возвращение в столицу…

— Придется заплатить громадную неустойку за сорванные концерты, — вздохнула директриса фирмы.

— Ничего, мы почти договорились с Полом Маккартни, у него неожиданно образовалось окно в гастрольной программе. Я думаю, никто из зрителей не будет протестовать из-за такой замены… Далее… Мне кажется целесообразным послать усиленную группу сопровождения в Косово для поисков Губкина. Пусть разведают, которая из групп сепаратистов участвовала в нападении на грузовой транспорт в районе Гулицкого перевала, и попробуют выкупить Губкина и Чекало.

— Их самих или хотя бы их трупы, — уточнила Раиса Резник.

— Совершенно верно, — кивнул Костя. — Или их трупы. Если время будет нас поджимать, я берусь организовать для Гарри Мелешкяна небольшую автомобильную катастрофу, после которой он недели на две напрочь забудет о желании увидеться со своим питомцем.

В комнате воцарилось тяжелое молчание, только слышно было, как, натужно вздыхая и поскрипывая, часы на стене отсчитывали время.

— Кажется, Костя, мы играем на грани фола, — задумчиво произнес глухой голос.

— Да, именно на грани…

— И кажется, нам уже недолго осталось играть… Дня три, не больше.

— Ну, это мы еще посмотрим…

— Действуй, Костя. В этих военных штуках ты соображаешь гораздо лучше меня. Вытащи его, Костя.

— С юридической точки зрения все чисто — Губкин сам завербовался в легион, о чем есть его письменное согласие, и формально вроде бы никто в происшедшем не виноват. Но чисто по-человечески мальчишку жалко. Разрешите приступить к выполнению?

Слабая узкая рука едва взмахнула в воздухе.

Развернувшись, Вешнев вышел из комнаты. Скрюченная фигурка в кресле еще крепче закуталась в пушистый красный плед, с которым не расставалась даже в самую сильную жару.

Загрузка...