ГЛАВА 10

Дождь хлынул стеной, сразу, так, что не стало ни земли, ни неба. Какое там добежать до деревни? Мы едва успели юркнуть под старую и темную разлапистую ель, прижались к стволу, горько пахнувшему смолой.

Ливень шумел вокруг, как боинг, идущий на взлет. Изредка струи пробивали плотные ветви и падали за шиворот. Холодные... Странно, обычно летом дожди теплые.

Призрак лежал у меня на ногах, не делая ни малейшей попытки отправиться на разведку. И правда, погода — хороший хозяин собаку не выгонит. Я продрогла в майке и грелась о теплый бок пса. В лесу как-то сразу потемнело, мощно так. Вылези, так и дома не найдешь.

Собакин был спокоен, только слегка поводил большими ушами, чутко прислушиваясь к тому, что делалось вокруг.

— Если отбросить все гипотезы кроме одной, даже невероятной, значит эта одна и будет истинной, — задумчиво сказала я, поглаживая Призрака между ушами. — А выходит у меня, что Багров со своими теориями заговора пальцем в небо попал. Против нас гайду. Старая. Сильная.

Призрак смерил меня теплыми карими глазами с явным сомнением.

— Почему не нойда? — Я состроила кривую улыбку. — Потому что врет, как сивый мерин. Кровь нужна не для мифической проверки на вирусы, не для приворота или порчи, это понятно — кто возьмется на ведьму ворожить? Если только жить осталось два понедельника... Но есть одно ведовство, которое, в общем, безвредно. За него гайду могла и взяться, если хорошо попросили.

Своего голоса я даже сама сквозь шум дождя не слышала, но пес водил ушами и, похоже, с интересом следил, куда забредет моя мысль:

— Поиск, Призрак. По крови знающему человеку найти другого легче, чем по мобильному телефону. Тем более, в наших краях. Значит, нужно гостей ждать. Поможешь встретить?

Зверь совсем по-человечески вздохнул и шевельнул лобастой башкой, намекая на ошейник. Намек был толстый и прозрачный, как надутый... Ладно, не будем пошлить. Как пятикамерный стеклопакет.

— Ты имеешь в виду — снять? — Переспросила я. Пес помедлил. И кивнул.

Я озадачилась:

— А Хукку сказал — не стоит. Понимаешь, Призрак, я шаману верю. Он тропы чует. Не лесные, а те самые, по которым судьба ходит. Если он говорит — пока не нужно, значит, лучше повременить.

Призрак дернул нижней губой, то ли усмехнулся, то ли подосадовал.

— Да отпущу я тебя, отпущу, — буркнула я, — хочешь, поклянусь? Давно бы отпустила. Просто не понимаю, как. Не веришь? Зря. Ведьме врать можно, но вреда делать нельзя. А силой привязать к себе и не пустить, когда просят — это зло в чистом виде. Хуже убийства.

Пес прикрыл глаза, всем своим видом говоря: "Ладно уж, на первый раз поверю..."

Шум дождя потихоньку менялся. Капли стали тяжелее и больше, но и падали реже. Верный признак, что ливень заканчивался.


Тетка Оксана смотрела местные новости. На "Большой земле" все было в полном порядке, по тротуарной плитке столицы области бодро цокали копытами четыре всадника Апокалипсиса: мор, глад, война и смерть...

— И чего эти репортеры все время так страсти-то нагнетают? — Спросила хозяйка. Она повернулась ко мне, но одним глазом продолжала смотреть в телевизор, где рыжая, как осень и такая же яркая девушка с микрофоном наседала на заведующего инфекционным отделением больницы.

— Вы сказали, что положение тяжелое и для респираторной поддержки больных не хватает аппаратов ИВЛ. Но почему? Ведь правительство выделило...

Врач дернул щекой, словно прикусил ее случайно и принялся отвечать: спокойно, обстоятельно, с цифрами по городу и области. Его голос был голосом настоящего врача — убаюкивающим и внушающим мысль, что все идет как надо... даже если при этом катится в аутбеки.

Рыжую это не устроило, ей платили не за то, чтобы зрители засыпали у экранов:

— Вы можете гарантировать, что при новой волне эпидемии все заболевшие вовремя получат медицинскую помощь?

Тот аж крякнул. И прикусил уже две щеки, вполне сознательно.

Мужику можно было посочувствовать. Девчонка дожимала вполне профессионально, используя его же оговорки. Он пытался отмотаться, но всухую. Журналисты никогда не теряют нить разговора. Сколько раз наблюдала, как точно так же загоняла свою очередную жертву сестричка, умело расставляя "вилки"!

— Молодец, девка, — вырвалось у хозяйки.

— А то, — кивнула я.

— Соня лучше. Эта рыжая немножко излишне пряма, нет в ней изящества, — никто не заметил, что в комнате появилась мама. Она стояла, прислонившись к косяку и смотрела на меня с мягкой улыбкой, вытирая руки пестрым кухонным полотенцем.

— Да Соня-то, понятно, лучше всех, — пропела я, — и румяней, и белее... Подожди, выйдет из декрета, еще налюбуешься на нее по ящику.

Врач, меж тем, похоже, узрел за спиной у рыжей Спасителя. Даже рот дернулся:

— А вот и наша дорогая гостья из Швейцарии, госпожа Елена Нери, президент международного благотворительного фонда: "Сердца навстречу". Она приехала, чтобы поддержать нас в эти тяжелые дни... в том числе и материально.

— Вот уж ляпнул, так ляпнул! — восхитилась хозяйка.

Рыжая развернулась со своим микрофоном быстрее любого флюгера.

Камера выхватила женщину без возраста. Ей могло быть и двадцать, и сорок. Тонкое лицо с резковатыми, но очень гармоничными чертами стоило приложить как сертификат к тому хирургу, который ей его сваял.

Очень короткая и очень пушистая стрижка. Дама смотрелась таким очаровательным одуванчиком: тонкая шея, яркий шарфик модного цвета "лосось", разлетевшаяся челка... в аккуратненьких мочках ушей искры немаленьких бриллиантов.

— Надо же, швейцарка, а по-русски чешет почти без акцента, только "р" у нее помягче и "а" похожа на "э", — хозяйка оглянулась, приглашая маму в свидетели. — Эй, Юля! Юлька, ты чего? Кирюша, скорее...

Я бы не успела. Никто бы не успел — настолько стремительно побледневшая мама сползла по косяку.

Призрак даже не прыгнул, а плавно и вроде бы даже не особо торопливо переместился к дверям и, подхватив маму на свой могучий загривок, аккуратно придержал зубами за воротник.


— Ну и что это было? — хмуро спросила я, массируя ей виски.

— Ничего, — она упрямо сжала губы, — просто переволновалась.

— Ага, — я переглянулась с псом, получила в ответ такой же скептический взгляд. — Верю сразу и навсегда. Лучше скажи, что это за коза, вся физиономия в подтяжках? Чем и куда она тебе не угодила? Вроде правильная миллионерша, благотворительностью занимается.

— Мне просто стало плохо, — мама отвернулась к стене и я с досадой сообразила: интервью окончено. Разговорить ее не могла даже Соня, а уж у той хватка была акульей.

— Елена Нери, — я покатала имя на языке. Ничего не вспоминалось, ни рядом с мамой, ни по отдельности. Никогда в жизни я не видела и не слышала эту женщину.

— Кирюш, — тихонько попросила мама, — Не лезь в это дело, а? Не подходи к ней. Беда будет.

— С тобой? — уцепилась я.

— Со всеми, — непонятно отозвалась мама и тихонько вздохнула. — Не буди лихо, пока оно тихо, а... Пожалуйста. Дай мне слово, прямо сейчас.

Вот ведь! Посмотреть — так фиалка нежная, в чем душа держится. А как прижмет — ощущение, что в медвежий капкан попал.

— Не полезу, — заверила я. И даже пальцы скрещивать не стала. Ведьме врать можно, чуть ли не богами разрешено.


...В небольшом закутке, между сараем и забором, на старой колоде разложила три новеньких, блестящих гвоздя. Удачно, что солнце во второй половине дня тут.

"Был ты гвоздь железный, для многих дел полезный. Станешь — золотой, особый, не простой. — Солнечный луч упал на полированные бока крепежных изделий, самых обычных, не серебряных, из магазина "Петрович". Это я сейчас, своим заговором, делала их необычными. — Пока ты вбит, никто моей семье не повредит".

— Семье? — спросила тетка Оксана, — не дому?

— Так надежнее. Защищать нужно не стены, а людей. Боитесь?

— Была бы дура, если бы не боялась.

— Зря. Это не нойды, это свои. А со своими... всегда можно договориться. А хотите, я вас в род введу, чтобы под защиту попали?

Хозяйка опешила, даже слегка попятилась, ступив в крапиву босыми пятками. Обожглась, выскочила — и все это, не отводя шального взгляда.

— Не шутишь?

— Такими вещами? Никогда бы не посмела.

— Я ведь, — тетка Оксана смутилась, даже глаза прикрыла, — вообще никак с Ней не в родстве. Замуж за местного парня вышла, но не родила ему. Значит, род не принял.

— Значит, проблемы были по медицинской части, — спокойно возразила я, — а больше ничего это не значит. Если род не принимает, то это железно. Все ворота и калитки запираются. И такого предложения вы никогда бы не получили. Мне б и в голову не пришло его сделать — так это работает.

Она еще колебалась, когда я подошла, взяла за руку и, уколов гвоздем свою и ее ладони, быстро соединила:

— Вода с водой встречаются, руда с рудой венчаются

Да не брачным венцом, а сестрицыным кольцом.

Прими мать-вода каплю малую,

Сестру мою названую, Оксану...

Зажигалка у любой ведьмы всегда с собой, хотя курящих среди нас почти нет. И не потому, что вредно, а потому, что огонь чтим. Для ерунды его вызывать — обида будет. А своих обижать нельзя. Да и к чему? Можно подумать, чужих мало.

Я подпалила горсть сухой травы, прямо на ладони. Взглянула на Оксану. Та обтерла руку о джинсы и — сунула прямо в огонь. Не пробуя, не медля. Вообще без башни тетка! Но огонь лизнул ее меж пальцев, коротких, с криво обрезанными ногтями, словно поцеловал.

— Вот так, сестрица, — я отряхнула с ладони остатки костерка и хихикнула, — а говорила — род не принимает. Поменьше мистики, побольше практики.

— Выходит, правду дед говорил, ты кровь от крови Её.

— Её?

— Гайтанки.

— Может и так, — я пожала плечами, — кто теперь скажет. Давно дело было, ни в каких архивах правду не откопаешь. Да и горели эти архивы весело и ярко. Пойдем, работу доделаем.

Оксана кивнула. И тоже рассмеялась:

— Учудила ты, Кира. Какая я тебе сестра? Чуть ли не втрое старше...

— Ну уж какая есть, на базар не несь, — фыркнула я, — по-другому никак было. Матерью я тебя назвать не могу, у меня и мама и бабушка живы. Только сестрой.

— Молоток в кладовке. Вколачивай по самую шляпку, косяков не жалей. Чует у меня тот самый задний орган, пригодятся.

— Да, — покивала я, — Задний орган — штука серьезная. Если подумать, так на него столько всего завязано: и лечение, и учение, и поиск приключений... Ноги у всех оттуда растут, а кое у кого и руки. А некоторые личности этим органом даже думают.

Солнце катилось за край окоема, рыжее, как волосы той незнакомой репортерши. Крапива шептала что-то ободряющее. Призрак трусил рядом, а на заборе, почему-то нашем, сидел петух Дартаньян и смотрел на дорогу, словно нес дозор.

— Спать вали, мушкетер, — добродушно посоветовала я, — как-нибудь без тебя справимся. Сам же знаешь, ночь — не твое время. А до рассвета все так или иначе ясно будет.

Петух моргнул, соглашаясь, но с места не сдвинулся.

Загрузка...