Усталая смерть

1.

Лежа на узкой койке и тупо глядя в потолок, Ирина ни о чем не могла думать, кроме как о побеге. Третий день думала, но все больше и больше понимала всю несостоятельность своих планов. Кругом непреодолимые стены, охрана с собаками, а главное — это дети. Бросить их она не могла. Если человек сам решил идти тропкой через болото, то обязан понимать степень риска. Поскользнулся, упал — и тина тебя все равно сожрет, поглотит, и нет никого вокруг, кто мог бы протянуть тебе руку или шест. Спасение утопающих — дело рук самих утопающих. Пенять не на кого, спасать некому.

В ту самую злополучную субботу за ней приехала машина. Что-то наподобие «скорой помощи», где стекла были матовыми, словно их сметаной измазали. Ее и детей усадили в салон, отгороженный от водителя, таким же стеклом. Тогда она уже почувствовала себя в ловушке. Машина ехала, а она не знала, куда ее везут. Удобные мягкие кресла, чисто, кока-кола и минералка в ящике под ногами, а ощущение такое, будто в газовую камеру запихнули. Дети, как дикие олени, первыми почуяли опасность. Непроизвольно, а по наитию, будто им кто-то шепнул на ухо. Ирина их успокоила:

— Вам там понравится. Отдохнете в выходные дни, а в понедельник сразу в школу.

Когда они вышли из машины, то им показалось, что они попали в рай. Голубые сосны, красивые белые домики с красными черепичными крышами, широкие чистые аллеи, фонари с вензелями и огромный дворец невероятной красоты с высокими колоннами.

Их встретила женщина в белой шубке и таких же сапожках. Вылитая снегурочка на весенний манер.

Сначала проводили детей. Типичный детский сад, каких в Москве тысячи. Воспитательницы в белых халатах, огромные игровые комнаты, а для детей постарше игровые автоматы и компьютеры. Не так уж много ребят здесь было. Десятка два и все разного возраста. От малышей в манежах до старшеклассников. Все соответствовало высокому уровню. Одно смущало: на окнах решетки, у калитки охранник, хотя сам заборчик чисто символический, из стальной сетки.

Оставив детей на попечение нянек, Ирина ушла в сопровождении все той же снегурочки. Ее отвели в один из коттеджей. Четыре комнаты на первом этаже, четыре на втором. Ей выделили одну комнату на втором, и снегурочка сообщила, что когда она понадобится, за ней пришлют человека, а пока она может отдыхать.

Условия ей понравились. В комнате имелось все необходимое: широкая кровать, телевизор, холодильник, набитый продуктами, полки с книгами и журналами, ковер на полу и даже камин. Она осмотрелась, немного посидела в кресле, потом обошла весь дом. Все комнаты, кроме ее, были заперты. Внизу находился огромный холл с круглым столом и креслами, в центре которого стояла ваза с цветами и лежала раскиданная колода карт. Судя по всему, в каждой комнате живет одна женщина, а когда все собираются вместе, то проводят свободное время в холле. Здесь и камин, и телевизор, и диваны. Вполне уютное местечко для общения.

Ирина решила выйти на крыльцо и подышать свежим воздухом, в котором уже назревал аромат весны. Не получилось. Дверь оказалась запертой. Обитая вишневой кожей и стеганая, как пуховое одеяло, дверь не реагировала на попытки женщины вырваться на волю. Тогда она еще не знала, что та самая воля ограничивается забором высотой в два человеческих роста.

Пришли за ней ближе к вечеру, когда начало смеркаться. Обычный охранник в униформе и почему-то с собакой. Он передал Ирине пакет и сказал:

— Здесь одежда для вас. Я подожду внизу.

Одежда стандартная: кружевное нижнее белье, чёрные чулки со стрелками, туфли на шпильках, но — никакого платья или юбки.

Ирина переоделась и накинула сверху то, в чем приехала из дома. А дома ее гардероб не имел разнообразия и хороших красивый вещей.

Они шли через парк, но теперь красивые домики и голубые ели не казались ей такими прелестными и сказочными. Она знала, куда ее ведут и зачем.

Вот он, дворец! Тут должен жить благородный принц.

Принца там не оказалось. Сплошные евнухи. Прежде всего ее отвели в раздевалку, и она оставила там верхнюю одежду, включая платье, а потом выпустили в зал, словно на сцену, где она должна танцевать канкан.

Минут пять она стояла в оцепенении. Огромный зал с дорогим сверкающим паркетом, уставленный круглыми столиками. В центре пустой круг, похожий на танцплощадку. В общем-то, так оно и было. За столами сидели ожиревшие мужики, седые, лысые, с проплешинами, но без лиц. Их лица были прикрыты черными масками. Какое счастье! Хоть рожи свои спрятали. Судя по телам, а они все были голыми, и лишь некоторые постеснялись снять трусы, можно предположить, что мужчин моложе пятидесяти здесь не было. С этими мешками контрастировали юные стройные фигурки очаровательных девочек, выряженных в ту же форму, что и она, но лишь разной расцветки. Предпочтение отдавалось красным, черным и белым тонам. Очевидно, они считались самыми сексуальными.

Играла музыка, женский оркестр из обнаженных музыканток исполнял блюзы Глена Миллера.

Дряблые лапищи монстров в масках держали девочек за тонкие талии и выпуклые ягодицы, старались попадать в такт, нередко наступая им на узкие мысочки шпилек. Другие сидели за столиками с бокалами вина, держа другой рукой соблазнительное создание у себя на коленях, шаря по хрупким телам, словно воры по карманам зазевавшегося простака в трамвайной толчее. Кто-то хлопал в ладоши, кто-то кусал острые соски малолеток. Официантки отличались от остальных девушек лишь накрахмаленными кружевными фартучками, воротничками и диадемами. Они ходили с подносами между столиками, разносили коктейли и в благодарность получали по попке.

К горлу Ирины подступила тошнота от отвращения и кошмарного дыма, выедающего глаза. Она подошла к одной из официанток, поймала ее за руку и, взяв с подноса рюмку коньяка, выпила ее залпом, потом вторую и третью.

— Ты с ума сошла? — шепнула девушка. — В карцер попадешь. Нам нельзя пить.

— Это тебе нельзя. А мне можно.

Ровесниц Ирины в зале было немного. По пальцам можно пересчитать. Значит, и на тридцатилетних имелся спрос, если ее сюда привезли.

Спрос нашелся. Уже через час какой-то тип поволок ее в номер.

Вечер и ночь прошли, как долгий кошмарный сон. К утру ее увели в тот же коттедж, и она спала как убитая до трех часов дня.

Потом за ней опять пришли. На этот раз ее повели на свидание к детям, которое не могло длиться больше полутора часов.

Когда она шла вдоль забора из стальной сетки, то увидела прикрепленную к ней табличку, где красовались череп с костями и надпись «Не трогать — убьет!» Таких табличек висело немало. Интервал составлял метров пять. Первая мысль, которая пришла ей в голову, поначалу показалась глупой: может ли она перепрыгнуть ограду, не задев ее?

Высота сетки равнялась ее талии — примерно метр. Если постараться, то перепрыгнешь. Можно и рыбкой нырнуть, если разбежаться. Но это она. А дети такой барьер не одолеют.

Ребятам в приюте нравилось. Они ни на что не жаловались, уже с кем-то подружились, и кормили их хорошо.

Сердечная боль и тревога отлегли. Ей стало легче. В конце концов она переживет. Много в жизни приходилось выдерживать и выносить. Потерпит и теперь.

К вечеру ее опять вызвали в зал. Сейчас она не была столь растерянной и удрученной. Она старалась раздражать клиентов своим поведением, выглядеть вульгарной шлюхой, чтобы контрастировать с нежными юными существами. Однако эффект получился противоположным. Ее четырежды за ночь таскали в номера. В конце концов она накачалась коньяком до бесчувствия и отключилась прямо в зале, упав на пол.

Очухалась, не понимая, где и в какое время. Голые бетонные стены, тусклая лампочка на потолке и ломота в костях. Она лежала на голых досках. Голова разламывалась на части. С огромным усилием Ирина заставила себя приподняться и сесть. «Боже, какой кошмар!»

Она осмотрелась. Спертый запах сырости, плесени и дерьма ударил ей в нос. Лежанка из трех досок крепилась цепями к стене. Ни подушки, ни одеяла. Узкая коробка — пять шагов в длину и два в ширину. Тут же параша, никаких умывальников, окон и вентиляции. Железная дверь и крохотное окошко со спичечный коробок. Ее приволокли сюда в том, в чем она работала в зале. Шпильки валялись на каменном покатом полу. Почему он покатый, она не знала.

Ей пришлось очень долго соображать, пока она не поняла, что находится в тюремной камере. Но и там, вероятно, условия более приемлемые для жизни, чем здесь. От стены к двери пол, как ледяная горка, уходил вниз, упираясь в высокий порожек, возле которого торчала винтовая пробка, как в ванне.

Ирина вскочила, подошла, покачиваясь, к двери и начала барабанить слабыми кулачками по стальной махине.

— Выпустите меня сейчас же! Это беззаконие! Что вы себе позволяете?

Окошко щелкнуло, и в нем возник черный глаз.

— Не кричи. Себе хуже сделаешь. Жди. Я доложу.

Ждать пришлось долго, но она терпела.

Наконец лязгнул засов, заскрипели петли, вошел охранник с автоматом, поставил табурет, после чего вышел. Его место занял мужчина лет пятидесяти в дорогом костюме и с ледяным лицом. От него повеяло холодом.

— Не нравится? Сочувствую. Тебя поместили в карцер за нарушение режима. На первый раз только на сутки. В следующий раз на двое. И так по нарастающей. Пить спиртное обслуживающему персоналу категорически запрещено.

— Сегодня понедельник. Мне должны заплатить деньги и отвезти с детьми домой. Плевать я хотела на ваши правила и ваших клиентов.

Мужчина оставался непроницаемым.

— Деньги пойдут на твой счет, а сколько ты будешь здесь работать, не тебе решать. Тот, кто сюда попадает, лишается права голоса. Пока в тебе будут заинтересованы клиенты, ты никуда не уедешь, не уйдешь и не сбежишь. Попытка к побегу — трое суток карцера. Что это такое, тебе еще предстоит узнать.

— Кто вы такой, чтобы распоряжаться моей жизнью?

— Меня зовут Григорий Ефимович. Для тебя я Господь Бог, так как судьбами обслуживающего персонала распоряжаюсь я. Так, как моя левая нога захочет. Вчера ты имела успех у наших дорогих гостей. Зафиксировано четыре ходки. Это хороший результат. Я решил оставить тебя здесь. Когда ты приешься членам нашего клуба, мы тебя вернем домой и ты сможешь снять со счета все, что здесь заработала. Большие деньги, между прочим. В филиале ты и десятой доли не получила бы.

— А дети? Мои дети! Им нужно в школу!

— У нас своя школа, и они продолжают учебу. Ты не одна здесь с детьми. Но учти: когда ты попадаешь в карцер, они тоже страдают. На это время их лишают десерта, игр и держат в пустой комнате. На учебу водят и кормят, но не так, как других детей. Ты должна помнить об этом.

— Кто вам позволил порабощать людей и распоряжаться их судьбами?

— Ты сама, когда подписала договор стать проституткой. Надо было его прочитать, а потом подписывать. Никто тебя волоком не тащил в нашу организацию. Здесь милосердия и прав не ищут. Здесь либо работают, либо страдают. Выбирать тебе самой. На сегодня с тебя информации хватит. За сутки успеешь обмозговать, и многие твои глупые вопросы отпадут сами собой. А завтра мы увидимся, если у меня будет время и желание. Ты находишься в распоряжении дежурных. Меня на всю вашу ораву не хватит. Подумай над Тем, что я сказал.

Он встал и вышел. Охранник вынес табурет, и вошли двое других охранников. Один отстранил женщину к стене, второй поднял прикрепленные петлями к стене доски, лежанку прижали к стене, словно крышку, захлопнули и закрыли на замок. Камера стала просторнее, но ни сесть, ни лечь некуда. Этим все не закончилось. Пришли еще двое со шлангом и начали лить воду на пол. Получился эффект ванны. Пол уходил под откос. Вода поднималась, и когда дошла до уровня двери, прикрыв собой порожек, воду выключили. Сухого пространства осталось около метра, а потом вступаешь в воду и, если дойдешь до двери, мутная пена прикроет щиколотки.

Дверь с лязгом захлопнулась.

У Ирины навернулись слезы. Как она ни старалась сдержаться, ничего не получалось. Истерика продолжалась больше часа. Стоять на шпильках возле стены было невыносимо. Пол слишком холодный, чтобы встать на него босыми ногами. К стене не прислонишься. Голая спина прилипала к влажному ледяному бетону.

Ирина сняла одну туфлю и обломала каблук, потом сделала то же самое со второй туфлей. Какое-то время она могла сидеть на корточках, но ноги очень быстро затекали, и она с трудом опять вставала. Слезы высохли, осталась только злость. В какие-то минуты ей казалось, что она теряет сознание. Перед глазами плавали красные круги. Она не хотела ни есть, ни пить, ей хотелось курить.

Она не знала, который теперь час, день или ночь, что с ней будет дальше, а главное — дети!

Когда ноги и тело одеревенели окончательно, дверь вновь отворилась. Ей показалось, что прошел год с того момента, когда она очнулась в этом каземате.

Один охранник опустил в воду гаечный ключ на высоком костыле, нащупал в мутной жиже гайку и несколько раз повернул рычаг. Вода начала отходить и вскоре слилась в трубу. Второй охранник вошел в камеру и отстегнул лежак от стены. Доски приняли горизонтальное положение, натянув цепи, не позволяющие лежанке упасть.

— Отдыхай, дочка, — тихо сказал пожилой охранник и незаметно сунул ей платок в руку, прикрывая свой жест спиной от напарника. — Спи. Утром тебя выпустят.

Они ушли, заперев за собой ворота ада.

У Ирины ноги не сгибались, и потому она не села, а грохнулась на доски. Теперь они ей казались мягче перины. Какое счастье!

Она развернула платок. В нем лежали небольшой сухарик, помятая сигарета, одна спичка и отломанный кусочек серы от коробка.

Ирина улыбнулась. Большего счастья ей и не надо. Человек по сути своей животное непривередливое. Ко всему привыкает и умеет ценить Божьи подачки. Вот и ей повезло. Пир на весь мир. Она прикурила, затянулась, и у нее закружилась голова. Ирина откинулась назад и с трудом занесла ноги на лежанку. Отключилась она раньше, чем докурила сигарету. Та дотлевала на полу, сухарик так и остался зажатым в руке.

Сейчас она вспоминала карцер с содроганием. Ее переселили в другой коттедж. Там не было телевизоров, каминов и ковров. Комнатки маленькие, и в каждой стояли две узкие больничные койки и тумбочка возле каждой.

Ирина огляделась. На соседней кровати спала Оксана, молоденькая, хорошенькая куколка из Винницы. Ей еще шестнадцати не исполнилось. В борделе работала больше четырех месяцев. Глупышка. Жаль девчонку, да только ничем ей не поможешь. Их четырех привезли из Винницы. Теперь они такие же пленницы, как и Ирина. И ведь тоже никто не заставлял. Приехали в город люди, плакаты развесили: крупная модельная фирма с импортным названием объявляет конкурс девушек до двадцати лет в столичную школу топ-моделей с практикой в странах Европы.

На конкурс весь город собрался. Родители сами своих дочерей за руку приводили. Красавиц море, глаза разбегаются. Две недели шел отбор. Тут тебе и слезы, и радость, и мечты, и разочарование. Оксане «повезло», ее отобрали. И еще трех девушек. Грамоты им выдали, билеты до Москвы купили, а там их должны встретить агенты модельного бизнеса. Но удивительно, что конкурс прошли три девочки из детдома и одна сирота из Харькова, учившаяся в кулинарном училище. Нет, никто не спорил. Девушки достойные. Соперниц у них было не так много. Вот только самую красивую, получившую приз зрительских симпатий, не взяли. Дело в том, что у нее папа руководитель администрации города. Папаша был страшно возмущен. Его дочь и вдруг забраковали. Даже хлопотал. Но ему сказали, что жюри неподкупно и вопрос решен.

В Москве девушек встретила «газель» без матовых стекол и прямиком доставила в Ватутинки. Двух дней хватило, чтобы обломать строптивый дух очаровательных хохотушек. Слезы лишь первое время лили. Потом свыклись. Даже письма под диктовку на родину подругам посылали.

Восемь комнат в коттедже, в каждой из них две сломанные души, строгий распорядок дня, диета, физкультура и лекции по эротическому воспитанию, сексу и прочим соответствующим «наукам», умению ублажать мужчин.

Ирина лекций не посещала. Кому свыше двадцати пяти, освобождались от принудиловки. Ее расписание отличалось тем, что ей позволялось два раза в день посещать детей. Сеанс — полтора часа. Приходилось и этому радоваться. Спорить, доказывать, бороться за свои права она уже не пыталась. Однажды ей удалось увидеть заборчик, которым обнесли весь этот райский уголок. Мечты о свободе были разбиты о бетонные стены неприступной крепости.

Оксана тихо спала, изредка вздрагивая, а то и улыбалась во сне. Совсем еще ребенок.

Ирина закурила и вновь уставилась в потолок. Через час их вызовут в «зал». Она уже не думала об этом. Все чувства давно атрофировались. С тем начальником ей так и не пришлось больше столкнуться. А зачем? После карцера ей уже не хотелось с ним разговаривать. Общей темы не нашлось бы. Все само собой встало на свои места.

Но мысль о побеге, застрявшая занозой в голове, не покидала Ирину. Все идеи были направлены только на одно — как спасти детей и бежать с ними. Ни единой зацепки она не могла найти. Хоть бы какую-нибудь лазейку отыскать. Намек на лазейку — и можно уже строить планы. Но пока она никаких выходов не находила.

2.

Для Журавлева делалось исключение. Григорий Ефимович лично принимал его в своем кабинете.

— Ну как вам Москва, Дик?

— Очень тесно, шумно и суетливо. Правда, моим делам это не мешает.

— До меня дошли слухи, что ваш саратовский начальник… забыл его фамилию…

— У него хитрая фамилия. Подполковник Хитрово.

— Да-да, очень странная фамилия. Моя разведка доложила, что трафик может перейти в руки к криминалитету. Что вы об этом думаете?

— Ничего не думаю. Хитрово всего лишь работник управления. Вы же не на личность делаете ставку, а на организацию. Смею вас уверить, что ни одна группировка не станет воевать с саратовским управлением внутренних дел. Себе в убыток. Если ментов разозлить, то они могут устроить серьезный погром. Я не думаю, что вам следует чего-то опасаться. Если я взялся за работу, то вы будете получать свой груз вовремя и в нужном количестве.

— Вы мне нравитесь, Дик. С вами легко иметь дело. Но не только мне вы нравитесь. Идите, ваша пассия уже заждалась. А потом, как я и обещал, вы получите свой леденец. И не один. Выбор очень богатый.

— Договорились.

Журавлев встал и вышел. Странные изменения. Его начали называть на вы. Зауважали, стало быть. На этот раз сопровождающий ему не требовался. Душ, парикмахер, свежее белье и знакомый зал.

Она действительно его ждала. На сей раз он уже не испытывал к ней отвращения. Спасало ее благородное лицо. Если представить себе ее в одежде, то и в голову не придет, будто эта дама — королева разврата. С его-то опытом сердцееда Вадим чувствовал себя мальчишкой перед ней.

Подойдя к нему с бокалом шампанского в руках, престарелая красотка кокетливо тряхнула своими шикарными волосами и пожирающим взглядом впилась в него, словно хотела разорвать на куски.

— Какие у тебя потрясающие глаза, Дик. Ты совсем не такой, как все. Скинуть бы мне годочков тридцать, я бы тебя загребла в объятия и никогда не выпустила. А сейчас мне приходится тебя покупать. Какая несправедливость.

Вадим ничего не ответил. Впрочем, она и не ждала ответа. Кивнув на дверь, она сказала:

— Идем. Я так проголодалась, что едва дождалась тебя.

Они пошли в ее номер. Она взяла его под руку и прижалась головой к плечу.

Как только они оказались на лестнице, Вадим тихо сказал:

— Разговаривать можно только здесь. У меня к тебе предложение. Ты не хочешь перенести наши встречи в Москву? Вряд ли я часто буду приезжать сюда.

— И ты добровольно согласен со мной спать?

Она остановилась и посмотрела ему в глаза.

— Продолжаем движение. До дверей номера мы можем говорить обо всем. За порогом — только о сексе.

— Можно подумать, что сейчас мы обсуждаем теорию относительности Эйнштейна.

— Мы обсуждаем теорию вероятности наших отношений.

— Я не могу поверить, что ты хочешь видеться со мной на стороне. Сколько ты хочешь за одно свидание? Я готова платить тебе тысячу долларов в час, если ты меня не обманешь.

— Не теряй времени. Как мне тебя найти?

— Запоминай: 971-60-30 — это мой домашний телефон. Снимет трубку муж, попросишь Элеонору Николаевну. Представься закройщиком и скажи, что мне надо приехать на примерку. Мобильный телефон 547-00-21. Но я всегда его забываю брать с собой.

— Теперь привяжешь его на ниточку к шее вместо ожерелья. Я позвоню.

Он закончил фразу у двери номера. Они вошли. Журавлев с тоской посмотрел на широченную кровать.

Сергей сам напросился отвезти Вадима в Ватутинки. Когда Журавлев ушел в «зону», Сергей отогнал машину в сторону и пошел прогуляться по парку. Постоял на холме и полюбовался видом на реку. Летом здесь должно быть очень красиво. Коттеджей и заборов здесь было больше, чем деревьев. Свято место пусто не бывает.

Сергей прошел по аллее и сел на ту же лавочку, на которой уже однажды отдыхал в ожидании Журавлева. Здесь-то он и встретил своего бывшего командира Алешу Белоусова.

Осмотревшись по сторонам, Сергей осторожно запустил руку под деревянные переборки сиденья и начал прощупывать дно лавочки. Пришлось несколько раз сдвигаться в сторону, и наконец пальцы коснулись спичечного коробка, приклеенного к рейке. Он вынул его, сжал в кулаке и сунул в карман.

Посидев еще минут пять, Сергей встал и отправился обратно, заглядываясь на грачей и пасмурное небо. Он не торопился, не оглядывался, а продолжал гулять.

Вернувшись к машине, он сел за руль, выкурил сигарету и только потом достал коробок. В нем лежал исписанный мелким почерком и сложенный в несколько раз листок бумаги. Он его развернул, вложил в книгу и раскрыл ее. Со стороны выглядело так, что парень увлеченно читает детектив, но он читал письмо, оставленное однополчанином:

«Серега! Взрыв дачи и гибель заместителя министра Фланцева моих рук дело. А точнее, он погиб при моем участии в покушении. Тогда я этого не знал. Я нахожусь в руках каких-то фанатов и работаю на них. Если идти по третьей аллее к реке, то мой коттедж пятый по левую сторону, со спутниковой тарелкой на крыше. Но приходить ко мне нельзя. Охраняют меня двое. Одного амбала ты видел. На участке две кавказские овчарки. Второй тип бывает не каждый день, но он руководит работами. В Москву меня больше не отпускают. Делаю для них адские взрывные смеси. Главное не в этом. У них есть кошмарная машинка, способная управлять взрывом на расстоянии десять километров. Я уже понял, что эти сволочи готовят серию терактов в Москве. Суть работы механизма взрывной машины я понял. Сейчас делаю прибор для обнаружения. Слава Богу, эти козлы ничего не смыслят в нашем деле. Я чувствую себя преступником. Кроме тебя, делу помочь никто не может. Спасать меня не надо и из плена вытаскивать тоже. Важно то, что, находясь среди них, я буду знать, когда и, возможно, где готовится теракт. Надо подумать, как нам наладить связь. Мобильный телефон отпадает. Заметят — отнимут. Нужен другой хитрый фокус. Через неделю закончу работу над прибором. Мне необходимо передать его тебе вместе с инструкциями. Чем черт не шутит, а вдруг удастся предотвратить взрыв. И еще. Обращаться к ментам или в ФСБ бесполезно. Те, кого я знаю, мелкие сошки, а выйти на высшее звено не получится. Если люди сконструировали такую машинку, то дураков среди них нет, а за руку ты их не схватишь. Способ один — лишить их адского аппарата. Но как его найти?

Ты парень головастый, придумай что-нибудь. Через недельку жду от тебя послания. А потом для тебя оставлю. Лавочка — безотказный вариант. Спасибо, что пришел. Алексей».

Как все просто. Из женской «бани», как называл свое хозяйство Григорий Ефимович, перейти в мужскую не составляло труда. Всего-то надо было обойти здание с другой стороны. Те же колонны, та же лестница, охрана при входе, похожая раздевалка и идентичный зал. Правда, здесь не было подиума, на котором мужчины исполняли стриптиз, но зато имелась танцплощадка.

Охрана была предупреждена, и любимчика начальника пропустили без вопросов. Опять пришлось раздеваться до плавок и выходить в зал. Маску он надевать не стал, но и без маски выглядел белой вороной. Молодых мужчин здесь явно не хватало, зато девушек с красивыми фигурками было с избытком. Глаза разбегались. Журавлев притулился к колонне, чтобы не привлекать к себе особого внимания.

В отличие от других отдыхающих мужчин, он разглядывал не голые попки, а лица девушек, пытаясь сравнивать их с той коллекцией, которую они выкрали из фотостудии. Нет, похожих не было. Эти, в общей своей массе, совсем молоденькие. Такие в филиалах не работают. С другой стороны, совершенно ясно, что малолеток надо держать на привязи. Пойди такая в милицию с заявлением — и скандала не избежать. Он не верил, что все эти куколки работали здесь добровольно.

Одного из членов клуба Журавлев узнал, несмотря на маску. Крепкий седовласый мужик мял в своих ладонях девчушку, удерживая ее на коленях. У него на плече была татуировка «щит и меч». С этим генералом он уже встречался однажды. Один раз в его кабинете, другой раз на пляже. Но только все происходило в Сочи, а не в Москве. Значит, прокурора перевели в Москву. Многих из Краснодарского края перетащили в столицу, и загадочного в этом ничего нет. Тут клиенты есть и покруче, если прячут лица под масками.

Ничего для себя нового Журавлев не открыл. Принцип работы заведения ему был понятен. Ему хотелось уйти, но он прекрасно понимал, что за ним наблюдают и каждый его шаг фиксируют и докладывают. Сам напросился и вдруг ушел. Журавлев ценил свои отношения с Григорием Ефимовичем и портить их не желал. Если тот что-нибудь заподозрит, то ворота на выход перед ним закроются. А отсюда так просто не сбежишь.

Его взгляд упал на блондинку с очень красивым и необычным лицом. По сравнению с другими она выглядела старухой. Лет тридцать с хвостиком. Он тут же узнал ее. Она есть в фототеке первого филиала, но как ее зовут, он вспомнить не мог. Столько имен он прочел, когда они разбирали слайды, что сейчас был не готов разворошить свою память и точно назвать имя и фамилию. Он помнил, что и тогда обратил на нее внимание. Женщина в его вкусе, как говаривал он раньше — «моя группа крови».

Судя по лицу женщины, ее воротило от всего, что она видела вокруг. Журавлев не стал упускать шанс и подошел к ней. Она небрежно глянула на него и вдруг вздрогнула, словно увидела мужа, который ее застукал.

— Чем я вас напугал?

Она молчала, не отрывая от него взгляда.

— Как вас зовут?

— Герда.

— Тогда меня Кай. Ну что, сестренка, веди меня в свои апартаменты.

— А помоложе, братец, выбрать не хочешь?

— Я тебе не понравился? Со старичками интереснее?

— А ты тоже сексуально озабоченный?

— Грубишь. А если я на тебя пожалуюсь?

— Ладно, идем. Только не пойму, что ты делаешь в этом курятнике и почему меня выбрал.

— Вкус у меня испорченный, разве не понятно?

Такая же лестница, однотипные номера, но все

в зеркальном отображении, так как он находился с другой стороны здания.

Они вошли в номер, и девушка скинула туфли и легла на кровать.

Наверху, за решеткой отдушины, загорелся красный огонек. Крохотный, со спичечную головку, но Вадим понял, что за ними ведется наблюдение. Хочешь или нет, но придется заняться любовью.

Как-то странно они вели себя оба. Что-то им мешало, будто каждый из них впервые лег в постель с человеком противоположного пола. Школьники. Ирина не понимала, что с ней творится, она забыла, где, что и зачем. Такое походит на свидание после долгой разлуки. Они подкрадывались друг к другу и едва коснулись губ. Она уже забыла, когда в последний раз целовалась. Жар ударил ей в лицо. Ей стало стыдно, потом тяжело, жарко, а потом она едва не сошла с ума. Это был первый мужчина после смерти мужа. Смешно, но она считала это правдой.

Ирина закрыла глаза и ждала, когда он уйдет. Она боялась его запомнить. Но он не ушел, и она опять почувствовала его губы у своего рта. Что-то в ней сорвалось, и, не понимая, что она делает, девушка обхватила его обеими руками и прижалась с такой силой, что фаланги пальцев побелели. То, что происходило с ними, никто из них объяснить не мог, да и не пытался. Наркотический сон, который не раскладывается по полочкам и не поддается осмыслению.

Ирина боялась открыть глаза. Она не хотела просыпаться. Пусть все плывет по течению. Он же все равно сейчас уйдет. Хоть бы не сейчас. Еще чуть-чуть, а потом…

А потом он поднял ее на руки, и она проснулась. Нет, это не сон. Он отнес ее в ванную комнату и включил воду. Она стояла под душем в чулках, а ее укладку размывала чуть теплая вода. Ей было плевать на свой вид. Он стоял рядом, и они, обнявшись, мерзли, как попавшие под ливень дети.

— Тебя зовут Ирина? — шепнул он ей на ухо.

Она опять вздрогнула.

— Это неправда. Так не бывает.

— Я пришел за тобой.

Девушка замотала головой.

— Нет, так не бывает. Оставь меня. Ты вампир.

— Меня зовут Дик. В каком бараке тебя поселили?

— В шестнадцатом.

— Вместе с детьми?

— Нет. Они в третьем учебном корпусе.

— Где мне взять их фотографии?

— Зачем? Что ты хочешь с ними сделать?

— Вывезти из лагеря. Как я их узнаю?

— У соседки в квартире напротив есть ключи от моей квартиры. В серванте есть альбом.

— Обойдусь без соседки. Где дети спят, знаешь?

— Пятая палата — сын, кровать первая справа. Третья палата — дочь, кровать напротив двери. Там забор под током.

— Тебе придется потерпеть. Это случится не сегодня и не завтра. Мне нужно время.

— Кто ты?

— Настин компаньон и твой воздыхатель. В лепешку разобьюсь, но тебя отсюда вытащу.

— Это невозможно.

— Нет ничего невозможного. Трудно, согласен.

— А если с детьми…

— Тише. Говори шепотом. О детях позаботимся в первую очередь. Нам больше нельзя находиться вместе. Подозрительно.

Она прижалась к нему еще сильнее. Он выждал паузу и отстранил ее. Он не мог знать, что стекающая ручьями по ее лицу вода смешивалась со слезами. Ему очень не хотелось уходить от нее, но он знал, что так надо.

Перед отъездом Журавлев зашел в кабинет своего нового приятеля и в каком-то смысле руководителя Григория Ефимовича.

— Ты удивил меня своим выбором, Дик, — вновь переходя на ты, заговорил хозяин кабинета.

— Я и сам удивился. Но случилось невероятное, эта шлюха — вылитая моя первая жена, которая бросила меня, когда я зарабатывал гроши в следственном отделе. Бальзам на душу такие воспоминания.

— Я рад, что ты остался доволен. Мне звонила твоя клиентка. Она собирается через пару дней опять приехать. Требует твоего присутствия. Я обещал. Надеюсь, ты меня не подведешь? Разумеется, можешь потом использовать копию своей бывшей жены для нежных воспоминаний.

— Хорошее предложение. Мне нравится. За пару дней я войду в норму. Только позвоните мне заранее, чтобы я освободился от лишних и ненужных дел.

— До скорого. Удачи, Дик.

Начальник подписал ему пропуск на выход и шлепнул штамп.

Для выхода из здания, как и для выхода из зоны, требовалась серьезная, длительная процедура и волокита.

Журавлева интересовал главный вопрос — как сюда попадают члены клуба. Особенно те, кто ходит в масках. Вряд ли им выдают пропуск с фотографиями. Он видел, как Эльвиру с ее подругами привез автобус. Но это не давало ответа на вопрос.

Вадим глянул на часы. Сергей ждал его уже больше трех часов. Он ускорил шаг.

Письмо прочитали вместе по дороге в Москву. Журавлев покачал головой.

— Теперь уже ничему удивляться нельзя. Я уверен, что те коттеджи, что находятся вне территории зоны, тоже имеют к ней непосредственное отношение. Тут целая страна в стране. Свой Ватикан на площади Рима. Одного я понять не могу — какова их цель?

— Что с Белоусовым делать?

— Есть у меня один приятель, бывший клиент. Я ему дочь помог найти и домой вернуть. Вроде бы он мне чем-то обязан. Да и вообще мужик неплохой. Он радиоэлектроникой занимается. Придумает что-нибудь. Завтра позвоню ему. Но как можно увязать терроризм с публичным домом, мне непонятно.

— Куда сейчас поедем?

— В мою контору. Там меня Настена ждет и Метелкин. Пора вас познакомить. А еще один опытный строитель должен подойти и разъяснить мне, как разобраться в чертежах. Ты понимаешь, под зоной существует свой город. Тоннели, переходы, бункеры, какие-то помещения, не говоря уж о канализации и электрике. У меня складывается такое впечатление, будто подземные ходы выходят за территорию этого клоповника. Но сам я пока разобраться в деталях не могу. Нужен специалист. И еще. Я нашел одну из пропавших женщин. Сейчас мы ищем нескольких дамочек, попавших в передрягу. Надеюсь, найдем. С одной из них я только что простился. И кажется, она соскоблила ржавчину с моего сердца.

Сергей улыбнулся.

— Наконец-то. Хорошая у тебя квартира, Дик, но только без женского тепла в ней холодно. Я вчера своей Светке звонил. Пока ее родители не отпускают. В мае приедет. Вот я и думаю, если ты не против, поживу пока у тебя. Хочу, чтобы она сама квартиру выбрала.

— Предложение принято. Мне нравится, как ты готовишь. Из тебя отличный повар вышел бы.

— А может, и выйдет. Кто знает?

3.

Вертеп разврата работал ежедневно, у жриц любви не было выходных, девушки трудились в три смены. Чем для них была эта каторга, трудно себе представить. У многих, еще совсем юных, не сформировалась психика, и они теряли рассудок, а потом бесследно исчезали, так же как появлялись другие. Сегодня одна, а спустя какое-то время ее сменяла другая. С другой стороны, все новенькие проходили психологическую обработку, проверялись у психиатра, за ними следили гинекологи и венерологи, но медицина пока еще не научилась лечить сломанные души. Ирина не проходила тестов, и ее не осматривал психиатр. Она сознательно пошла на свою работу, и в клуб ее направили из филиала, а не заманивали обманом. Ее молоденькая соседка Оксана перенесла травму куда тяжелее. С каждым днем девушка становилась молчаливее и в конце концов совсем замкнулась в себе. В те часы, когда их не вызывали в «зал», Оксана либо спала, либо стояла у окна и тихо пела украинские песни. Хорошо пела. У Ирины часто наворачивались слезы на глаза, когда она слушала девушку. Подрубленный цветок, который увядал на глазах. Отпусти ее сейчас на все четыре стороны, так она под поезд бросится. Ходили слухи, будто в одном из коттеджей какая-то девчушка смастерила веревку из простыней и повесилась. Острых предметов в общежитии не держали, как и веревок и прочих атрибутов для самоубийства. Окна, и те были сделаны из пластика. В «зале» за девушками пристально наблюдали охранники. Был и такой случай. Одна девчонка расколола бокал от шампанского и изрезала себе лицо, чтобы стат уродкой. После этого ее никто не видел. Скандал удалось замять, но случай этот никто не забыл.

Ирина вела себя тихо. Здесь находились ее дети, и она хорошо помнила, как сутки провела в карцере. Незабываемые ощущения. И все же она жила надеждой, думала о спасении и верила в своего принца, который однажды появился, словно во сне, согрел и сказал: «Жди». Она терпеливая, она дождется. По-другому и быть не может.

Оксана никого не ждала и ни на что не надеялась.

После очередного танца, когда подвыпивший клиент измял ее стройное тело, едва не переломав хрупкие косточки, к Оксане подошел охранник.

— Иди за мной, крошка, — сказал он строгим голосом.

Девушка вздрогнула.

— Но я ничего такого не сделала!

— Не дергайся. Клиент тебя ждет в номере. Он из тех, кто не появляется в зале. Ничего с тобой не случится, кроме обычного сеанса.

Такой случай ей выпал впервые. Впрочем, какое это имеет значение.

Номер, куда ее привели, был пуст. Охранник остался за дверью. В этой комнате она еще ни разу не бывала. Помещение казалось больше, просторнее, на столике стояли цветы, шампанское, фрукты, а главное, здесь имелась еще какая-то дверь, помимо той, что ведет в ванную. Две раздвижные панели, обитые вишневым шелком.

Ждать пришлось недолго. Вскоре эти панели раздвинулись, и Оксана увидела большую кабину лифта. Порог переступил мужчина лет шестидесяти. Двери за ним автоматически закрылись. Высокий, седовласый, подтянутый и вовсе не похожий на тех рыхлотелых мешков, которыми забита половина зала. Оксана запомнила его лицо: глаза немного навыкате, пронизывающий взгляд и очень резкие, словно вырубленные из дерева, черты лица.

Впервые она его увидела, когда их привезли сюда. В тот день Оксана еще не знала, куда попала. Их вырядили в купальники, надели туфли на шпильках и вызывали по одной в кабинет. Там сидели трое мужчин и одна женщина. Этот тип был среди них главным, если судить по его тону, каким он разговаривал с остальными. Но только он единственный сидел в белом халате. Тогда она сразу решила, что этот человек врач. Было в нем что-то неприятное, отталкивающее, особенно взгляд, от которого мурашки бегали по коже. Сейчас он ей не казался таким грозным и страшным. Не хуже остальных, а то и лучше. Ей просто было наплевать, какой он. Клиент — этим все сказано.

— Адаптировалась, красавица? — спросил он низким голосом.

— Не понимаю.

— Ничего. Стерпится — слюбится. Долго я держать тебя здесь не буду. Скоро получишь свободу и много денег.

Оксана хмыкнула. Она не верила ни во что и о свободе, а уж тем более о деньгах, не думала. Обратной дороги из ада нет — эту истину она для себя усвоила очень четко.

— Я часто наблюдаю за тобой, — продолжал он, раздеваясь. — В какие-то моменты ты вызываешь восторг, а иногда отвращение. Ты неоднозначная, и это одна из самых привлекательных твоих черт.

Оксана не реагировала на слова. Когда к ней прикасался мужчина, она отключалась и вспоминала свое детство, как они объедались шелковицей, не слезая с дерева, и вечно ходили голодными. Вспоминала детский дом, путешествие в Одессу по морю, походы в театры и ночные костры с песнями.

Он повалил ее на кровать и ощупывал молодое тело, будто пытался что-то найти, случайно уроненное впопыхах. Потом его руки коснулись ее шеи, и пальцы то сжимались, то разжимались, доставляя девушке боль. Но она терпела, закрыв глаза, и ждала, когда все кончится.

Чем больше он распалялся, тем чаще и сильнее сдавливал ее горло пульсирующими движениями.

В момент оргазма он заревел, как морж, и сдавил горло с такой силой, что хрустнули шейные позвонки. Она умерла мгновенно с мыслью о восходящем над морем солнце. Если и существует рай, то ей повезло. Только фантазия Данте позволила его герою подняться из ада в рай. Оксана повторила этот путь.

Она лежала тихо и смиренно, будто спала. Ее последний в жизни клиент оделся и вновь исчез в кабине лифта.

За всей кошмарной картиной наблюдали двое по монитору. Комната, где они находились, напоминала видеостудию. Тут стояло более двух десятков мониторов и бесчисленное количество работающих видеомагнитофонов. В креслах сидели мужчина, чем-то похожий на того, за которым они только что наблюдали, но немного постарше, более полный, и женщина, которую звали Елена Андреевна Приленская. Мужчина хмурил кустистые брови, а она тихо, вполголоса говорила, склонив голову в его сторону:

— Это уже четырнадцатая, Юра. Чем это может кончиться, я не знаю.

— Ты подсчитывала? — раздраженно спросил он. — И вообще ты должна быть в филиале, а не здесь.

— Я нахожусь там, где считаю нужным. У меня дела в полном порядке, и за моими кошками есть кому присмотреть. Что касается подсчетов, то их ведет Гриша Семенов. — Она достала из сумки видеокассету и передала ее собеседнику. — Посмотри на досуге. У твоего брата развивается параноидальный синдром. Еще год-полтора, и он выйдет из-под контроля. Тогда вся система может рухнуть. Вряд ли это понравится Тихвинскому. Он вложил в дело слишком большие деньги.

— Тихвинский — мои проблемы, я сам их решать буду. Так, значит, Григорий Ефимыч ведет съемку против воли своего непосредственного начальника и копает моему брату яму? И Герман об этом не догадывается?

— Он не знает, что в его личном номере установлены камеры. А Гриша этим занимается из любви к профессии. Гэбист и в отставке остается гэбистом. Вреда он никакого причинить не может. У самого руки по локоть в крови.

— А у тебя — нет?

— Я лично никого не убиваю. Я отдаю приказы твоего брата по цепочке. Одним словом, выполняю инструкции. Таковы правила игры, которые не мной придуманы.

Наступила долгая пауза.

— Ты уверена, что Семенов не опасен? Он слишком много знает. Может, его заменить?

— На кого? Он здесь с момента строительства. Вся охрана ему подчинена. Каждая шлюха у него на учете. У него свои методы обламывать соплюшек и строптивых красоток. Весь материал отснят им лично, а операторы и монтажеры живут у него в клетках. Ни один свидетель живым из зоны не вышел. Чьи это заслуги? Германа? Нет. Гришкины. Герман здесь как сыр в масле катается. Пишет свои научные труды и душит малолеток. Возомнил себя вторым Фрейдом. Хочет издать книгу о половых извращениях и психических настроениях сексуальных маньяков. Скольких он изучил? Уйму. Где они? Трупы. Отработанный материал он уничтожает. Ему нужны новые пациенты для изучения. Но он сам того не понимает, как превращается в одного из них.

— Давно это с ним началось?

— Сейчас уже не помню. Лет пять назад. Он начал приводить к нам домой молодые парочки и платил им, чтобы они на наших глазах занимались сексом. Да, какое-то время меня это заводило. Живая порнуха на дому. Можно даже пощупать. Потом таскал лесбиянок и заставлял меня участвовать в этих оргиях. Я терпела. Как же, мой муж гений, его желание для меня закон. А он продолжал устраивать эксперименты. Когда дело дошло до того, что он привел в дом двух самцов и велел мне вступить с ними в связь, я не выдержала. Отказалась. Ты себе не представляешь, как он тогда избил меня. В нем проснулся зверь. Неделю не могла выйти на улицу. В конце концов он нашел себе более покладистую дуру, которая выполняла все его прихоти. Но и ее надолго не хватило. Теперь, я думаю, он доволен. Выбор бесконечен, но чем все это кончается, ты сам только что видел.

— Идея создания клуба принадлежит Герману, и он здесь главный. Этот факт неоспорим. Тихвинский вложил в дело миллионы. Ему нужен компромат, и он за него платит сполна. Клиенты довольны, пока их не ужалят. Мы получаем немалые доходы. Пять лет назад ты о таких деньгах и мечтать не смела, а сейчас строишь планы открыть лечебницу в Швейцарии. Язык выучила. Кому плохо? Гришке Семенову? Бывший полковник ФСБ может работать только начальником охраны в гостинице, где сейчас потеют его бывшие сослуживцы за пять сотен долларов, да ты им подбрасываешь мелочь за оборудованные номера. Дело поставлено на широкую ногу. Найди мне человека в этой стране, который сможет покатить на нас бочку. Заткнем глотку в течение часа. Мы можем снять высокопоставленных чиновников, но нас никто пальцем тронуть не посмеет.

— Не мы и не нас. Силу мы дали Тихвинскому. Захочет — сделает. А нет, то все мы погорим. Против него у нас нет защиты. Он слишком умен и хитер.

— Вот тут ты неправа, Леночка. У меня сохранился договор с Тихвинским, по которому он является подрядчиком строительства всего этого комплекса, а я — лишь руководителем проекта. Другое дело, что владеют комплексом подставные фигуры, но строил его Тихвинский. Запамятовал великий олигарх о небольшом договорчике, который у меня сохранился. И денежные обороты всей нашей кухни проходят через его банки.

— Его это банки или нет, еще доказать надо. Заказ проекта тоже не криминал. Может, он благотворительностью занимается и решил построить детский санаторий, но потом продал комплекс как слишком разорительный. И вообще речь идет не о Тихвинском. Плевать нам на него. Ты его друг, сам с ним и разбирайся. Дело в том, что в нашем собственном доме началось гниение. Смерть устала уже бегать за нашими жертвами. Мне становится страшно. Мы катимся в пропасть. Без лошадиной дозы снотворного я заснуть не могу. Что-то надо менять. Я показала тебе один пример. Ты видел своего родного брата-убийцу. Мы сами превращаемся в маньяков. Таким людям нельзя доверять крупные дела. В один прекрасный момент произойдет грандиозной силы взрыв.

— И не один, если на нас кто-то посмеет поднять руку, — с гневом в глазах произнес Юрий Емельянович Поплавский и вышел из студии.

Елена Приленская осталась одна. Она так и не нашла понимания. Больше ей негде было искать поддержки.

Женщина тупо уставилась на экран монитора. В апартаментах, где произошло убийство, вновь возникло движение.

Из лифта вышли двое мужчин в камуфляжной форме охранников, выкатывая за собой тележку. Труп девушки переложили на каталку, поправили помятую постель и загнали тележку в лифт. Комната опустела.

Кабина остановилась на подвальном этаже. Другие лифты сюда не спускались, а только служебные, расположенные в специальных помещениях. Тут, словно в лабиринте, проходили улицы, коридоры, закоулки, висели указатели и полыхал яркий свет среди глухих шершавых бетонных стен. На крупных перекрестках стояли охранники, а рядом на стене висели телефоны. Посторонние сюда не попадали, а если кто и попадал, то это были люди в униформе. По стенам и под потолком проходили коммуникации, электрокабели и трубы. В некоторых местах находились железные лестницы, ведущие вверх к люкам, которые блокировались с внутренней стороны специальными запорами.

Двое равнодушных охранников катили тележку с трупом, сворачивая то налево, то направо. Путь оказался неблизким, подземный город был не меньше того, что стоял над ними.

В конце пути опять лифт. Этот закрывался на раздвижную решетку.

Кабина подняла их на один этаж выше, и они очутились в огромной котельной, где все, как паутиной, поросло трубами разного диаметра, а несколько гигантских котлов обслуживал один человек с кошмарной, изъеденной оспинами физиономией, чумазый, раздетый по пояс, в резиновом фартуке.

Тележку подкатили к котлу, где суетился кочегар. Лица охранников покрылись потом. Такую высокую температуру можно терпеть только в сауне.

— На-ка тебе, Гаврилыч, дровишек для топки.

Кочегар глянул на лежащий труп девушки. Пересохшие губы растянулись в улыбке. Морда стала еще страшнее. У кочегара отсутствовали передние зубы и с двух сторон торчали страшные желтые клыки.

— Свеженькая? — прошепелявил Гаврилыч.

— Теплая еще. Отведаешь перед тем, как в печь кидать?

— Еще бы! Кто же мне живую-то приведет.

— Так дохлые же не подмахивают?

— Мне и так сойдет. Ладно, проваливайте, мальчики. Каталку я вам потом подниму. Остальное не ваше дело. — Он ощупал лицо девушки. — Не порченое. Все никак не могу ту порезанную забыть. Как гляну, так все желание пропадает. А эта чистенькая.

— Тебе ли жаловаться, Гаврилыч. Весь богатый ассортимент через твои руки проходит. В психушке-то таких лакомств не давали.

— Ладно-ладно, проваливайте.

— Ишь, стесняется.

Охранники засмеялись и пошли к лифту.

О чем разговаривали братья Поплавские, Елена Андреевна не знала. В том, что Юрий не передаст их разговор Герману, можно не сомневаться. Юрий — сторонник мира, а поэтому семя войны бросать в благодатную почву не станет. Ее сейчас беспокоили другие вопросы.

Григорий Ефимович ждал ее, и она пришла.

— Ну что, Елена Андреевна, видел Юрий своего полоумного братца?

— Он будет стоять за него горой, Гриша. Зря ты затеял этот показ. Как бы нам это боком не вышло.

— Может попытаться и нас с дороги убрать?

— Одно слово Тихвинскому — и все полетит к чертям собачьим. С нами разделаются в считанные минуты.

Семенов рассмеялся.

— Олигарх не пойдет на это. Он собрал достаточно материалов, и худшее, что он может сделать, так это прикрыть лавочку. Продаст весь комплекс за хорошие деньги, но скандала вокруг своей персоны не позволит. Я не верю в дружбу миллионеров. Они дружат только с деньгами.

— И все же опасность остается.

— Ладно, я подумаю, что тут можно предпринять оригинального. Таких людей на мякине не проведешь. В бытовых вопросах извращенцы прямолинейны, а посему и решение наше должно быть извращенным.

— Хорошо. Решай сам. На бабские интриги я готова, но только не на ваши, с чекистским уклоном.

— А пока будь пай-девочкой, выполняй все команды и не вызывай подозрений. Когда придет наше время, я тебя оповещу. И не приезжай больше в клуб. У тебя своя работа.

В Москву Приленская уезжала в поганом настроении.

4.

Наконец-то все сводки попали в нужные руки, и кто-то очень умный решил, что в этом деле нужно разобраться. Очень умным оказался майор Марецкий, и в итоге на Петровку были вызваны из подмосковного УВД майор Братеев и следователь областной прокуратуры Коптилин.

Собрались в кабинете Марецкого, при этом присутствовала Ксения Задорина.

Гости представились и сели за стол. Братеев не очень складно говорил, и речь держал следователь Коптилин. Молодой человек хорошо подготовился к встрече и помимо заведенного уголовного дела прихватил с собой личный блокнот с записями и наблюдениями. Рассказанная история носила занимательный характер. Коптилин старался не использовать протокольных слов, а пытался нарисовать живую картинку. В чем-то ему это удалось, и он произвел приятное впечатление на Задорину. Марецкий слушал и рисовал чертиков на бумаге. Свои заключения он сделал еще в начале романтического повествования. Поставив точку, Коптилин ждал реакции знаменитых московских сыскарей.

— Так вы сказали, Данила Кирилыч, что пуля, извлеченная из головы Гиви Абдуладзе, выпущена из пистолета Стечника? — продолжая водить шариковой ручкой по бумаге, спросил Марецкий. — Но ведь вы не нашли гильзу. И потом, по патрону девятого калибра трудно определить тип оружия.

— Мы нашли гильзу. Извините, если я забыл об этом упомянуть. Наш эксперт Пудовкин очень толковый мужик. Мы искали гильзу исходя из траектории полета пули. И нашли ее в тридцати двух метрах за углом дома. Значит, предположительно, оружие было с глушителем, выстрела никто не слышал. Из пистолета Макарова с тридцати метров попасть в лоб движущейся мишени очень трудно. Пистолетная гильза не подойдет для винтовки, да и с винтовкой среди бела дня в подворотне долго не простоишь. А «стечкин» имеет приклад-кобуру и удобен для прицельной стрельбы.

— Убедили, Данила Кирилыч, — Марецкий усмехнулся. — Боюсь, что маньяка, которого вы ищете, убили из того же самого пистолета. У нас тоже эксперты неплохие.

— По моему мнению, если позволите, — продолжил Коптилин, — Гиви Абдуладзе должен был играть роль отвлекающего. За ним, как я думаю, наблюдали. Если милиция вышла на Абдуладзе — значит, следствие продвинулось вперед. Его надо убрать, а настоящему убийце — сменить район или почерк.

— Трезвый вывод, — подбодрил парня Марецкий. — Только почерк он менять не собирался. Блажь у него такая — изнасиловать женщину, а потом перерезать ей горло. И, что характерно, ваши патологоанатомы тоже обнаружили травмы черепа. Нет сомнений, мы имеем дело с одним убийцей. А грузина взяли потому, что почерк кавказский. Правда, не учли одну деталь: Абдуладзе — москвич и баранов никогда не резал. Сейчас нам придется думать о других убийцах. О некоем стрелке, отлично владеющем пистолетом Стечкина, и двух живодерах-наводчиках, которые решили отловить и перерезать всех проституток в Москве, чей возраст перевалил за тридцать пять лет. Страшное хобби. Ведь эти женщины немолоды, чтобы составить конкуренцию панельной братии, где всем по двадцать. Вряд ли эти двое в военной форме из «уазика» сутенеры. Ребята работают на подхвате. Они сдавали киллеру жертву уже оглушенную, а тот завершал ритуал лезвием и ножом.

— Одну минуточку, — вмешалась Задорина. — Есть еще одно любопытное совпадение. По описанию Абдуладзе, старший из двоих наводчиков мне очень напоминает санитара Меняйло из института Сербского, который, по нашим предположениям, участвовал в организации побега Стаса Баландина. Возраст, рост, а главное, что у Меняйло есть фургон зеленого цвета и он косит на левый глаз. Совсем нетрудно приклеить к дверце «уазика» полоску с надписью «Военная комендатура». И бывшему санитару военного госпиталя ничего не стоит найти форму с погонами.

— Надо осмотреть машину этого типа, — подал голос Братеев. — Следы от клея или липкой ленты должны на ней остаться.

— Если они там есть, то за Меняйло надо установить наружный контроль, — предложила Задорина. — Если они потеряли киллера, то это не значит, что закончились убийства. Найдут замену.

— Похоже, что они считают себя неуловимыми и наглеют от безнаказанности, — предположил Коптилин. — Таких уже не остановишь. А главное, что они поняли, какие менты лохи, если клюнули на Абдуладзе. Сейчас ищут другого козла отпущения.

— Вот-вот, — кивнул подмосковный сыщик, — только теперь придумают что-нибудь поинтереснее, чем горло резать. Головорез мертв. Нужен маньяк с другим почерком.

— Не могу понять их сверхидеи, — задумчиво произнесла Задорина. — Из ресторанов увели восемь или девять проституток. В лесу найдены пять из них. Найдутся и другие. Но две женщины из Москвы, жены солидных людей, за что поплатились? За измены мужьям? Глупо. И для проституток они староваты. Рука-то резала одна и та же. Нам бы понять логику заказчика? Мужей-то убирали с дороги другие люди и другими способами. Никакой связи не вижу.

— Я считаю, что надо брать Меняйло, а он нам все сам расскажет, зачем голову ломать? — с легкостью решил проблему Братеев. — Надо только машину его проверить. И все.

— Так не пойдет, — возразила Задорина. — Нам доказательства нужны, факты, свидетели. Этого санитара можно брать только с поличным. И заодно с напарником его познакомиться

Совещание длилось до позднего вечера, идей и предложений хватало, но полного взаимопонимания пока не достигали.

5.

Они ехали в машине вчетвером. За рулем сидел Метелкин, рядом Настя, а на заднем сиденье Журавлев и Сергей.

— Машина, конечно, хитрая, — рассуждал Сергей, разглядывая кассетный плеер в руках. — Одно плохо: связь с обратной стороной может быть неустойчивой.

— Зато надежно, и твоего старлея никто не заподозрит. Музыку мужик любит! — довольным тоном восклицал Вадим. — Мой приятель, собравший этот аппарат, гений. Плеер он и есть плеер. А вот поди догадайся, что он еще и передатчик. Надел парень наушники, гуляет, а ты ему что-то говоришь на определенной волне, которую никто поймать не сможет, кроме твоего старлея.

— Мы поставили дома целую радиостанцию ради этого. Можем в любую волну самовольно влезть. Он нас слышать будет, а как нам его услышать?

— Понимаю, Серега. Но из такой игрушки сильного передатчика не сделаешь. Ты сможешь распознать только его сигналы. Азбуку морзе никто не знает, а у вас там свои армейские хитрости есть. Десяток слов из его лексикона ты понять сможешь, но не больше. Важно, что хоть какая-то связь налажена. Главное — начать, а там придумаем что-нибудь.

Машина остановилась возле моста, переброшенного через овраг между Троицком и Ватутинками. У склона находился двухэтажный универмаг, где можно было купить все — от зубной щетки до люстры и линолеума. Сергей и Вадим направились в магазин.

Отдел радиотехники был на втором этаже. За прилавком стояла очаровательная толстушка лет тридцати.

— Стой здесь, Серега. Красотка моей группы крови. Вряд ли она смыслит в радиотехнике, но дело свое сделает.

Девушка расплылась в улыбке, увидев высокого голубоглазого блондина.

— Предлагаю вам, красавица, поиграть в детективов и к тому же возможность заработать.

— Это как?

— Вы одна в этой секции работаете?

— Нет. Я по четным, а Колька по нечетным.

— А деньги в кассе вы сами пробиваете?

— У нас, как видите, кассиров нет. Сами с усами.

Вадим положил коробку из-под плеера на витрину.

— Что это?

— Посмотрите сами. Обычный плеер. Возвращаю долг своему собутыльнику. Он ему очень понравился, но встретиться я с ним не могу. Его жена мне башку оторвет. Сейчас он закодировался, так она к нему братишку-бугая приставила. Теперь не подступишься. Идея в чем? В один из четных дней к вам подойдет покупатель. Он такой… немного хромоватый. И скажет: «Страсть как музыку люблю, вот только хорошего приемничка нет!» Это и будет паролем. Достанете ему эту коробочку и отдадите, а он вам даст денежки, которые вы положите в свой карман, а в кассе пробьете пустой чек. В итоге все довольны и все смеются.

— И сколько он мне заплатит?

— Сколько попросишь. Только не очень инвалида обижай. А, красавица?

— Ладно. Попробую.

— Целую, я еще как-нибудь забегу. Чао!

Журавлев вернулся к Сергею.

— Послушай, Дик, у нее же рожа тупая. Смотрит на тебя, как корова. Она хоть что-нибудь поняла?

— Все она поняла. В записке укажи старлею, что телка работает по четным числам. Пусть ей подкинет лишнюю сотню. Важно, чтобы довольной осталась. А так-то все должно пройти нормально. Ладно, ты иди на свою скамеечку, а я с ребятами на разведку.

Они вышли из магазина.

За сутки до поездки в Ватутинки Журавлев встретился с Эльвирой Николаевной. Для него она стала просто Эллочкой. А еще раньше по номеру ее домашнего телефона, который она ему дала на радостях или по неосмотрительности, Журавлев со своей командой, используя банки данных, установили, что квартира принадлежит председателю попечительского совета предпринимателей России и члену совета директоров нескольких коммерческих банков господину Лялину. Все его должности на русский язык непереводимы. Но его семидесятилетний возраст говорил больше, чем все вместе взятое. Жена Лялина Эльвира Николаевна была на десять лет моложе мужа и еще не потеряла интереса к жизни. Что касается Журавлева, то он пал жертвой вожделений Эллочки, будучи вдвое моложе господина Лялина.

Пришлось Сергею пойти погулять, когда Дик привел к себе подружку. Страсти страстями, а дело делом. Разговор велся в открытую. У Журавлева другого выбора не было.

— Ты можешь приехать в клуб одна, не на автобусе, и пройти на территорию?

Элла с удивлением посмотрела на него.

— Конечно, могу. У меня карточка с зеленой полосой. Но я думала, что ты ревнив и потому не хочешь, чтобы я ездила в клуб, а принадлежала только тебе. Могу пожертвовать тридцатью тысячами долларов, если ты меня не бросишь через месяц.

— Тридцать тысяч?

— Да. Столько стоит членский билет клуба. А потом ты еще платишь взносы по тысяче в месяц, и вход для тебя неограничен.

— Что означает зеленая полоса?

— То, что тебе доверяют. В течение года ты пользуешься карточкой с синей полосой. Тогда ты можешь приезжать только на автобусе, который отходит четыре раза в сутки от гостиницы «Украина», и ты не знаешь, куда тебя везут, так как окна закрыты занавесками. Через год ты получаешь карточку с желтой полосой и уже знаешь адрес клуба, но обязан предупреждать о своем приезде, и тебе, как в автосервисе, назначают время. А еще через полгода ты получаешь зеленую карту, делаешь доплату и можешь заказывать сам удобное для тебя время, приезжать, когда хочешь, иметь доступ к начальству, проходить через контрольный пункт и вообще быть полноценным хозяином положения.

— И разгуливать по территории?

— Наверное, но я никогда не гуляла по аллеям, не для того туда ездила.

— Значит, ты уже два года состоишь в членах клуба?

— Больше. Опять ревность?

— Возможно. Я не хочу, чтобы ты туда ездила.

— Не буду. Твое желание для меня закон до тех пор, пока ты меня не бросишь. Надо же, старая дура влюбилась на склоне лет!

— Ты не старая и не дура. Но я хочу, чтобы ты мне отдала свою карточку, пока мы делим одну постель в Москве.

Эльвира Николаевна безропотно открыла сумочку и достала из кошелька пластиковую карточку с прищепкой, цветной фотографией и зеленой полосой, пересекающей листок по диагонали. Здесь не значилось ни имени, ни фамилии, а только шестизначный номер и название клуба: «Голубой дельфин».

— Теперь твоя душенька довольна? — спросила она, улыбаясь.

Он убрал карточку в карман.

— Слишком легко ты с ней рассталась. У меня такое подозрение, что тебя знают в лицо и ты без пропуска сможешь пройти, если захочешь.

Элла отрицательно покачала головой.

— Нет. Во-первых, таких, как я, в клубе несколько сотен. Всех не упомнишь. Во-вторых, мне только трижды приходилось приезжать на машине. В основном я, как все, предпочитаю ездить на автобусе.

— Почему?

— Не понимаешь? Когда ты находишься в зоне, там все бабы на одно лицо. Это одно. А когда ты приезжаешь на своей машине, то ставишь ее на общую стоянку. За территорией клуба. Там и мужчины оставляют свои машины. Мужской клуб занимает другую половину здания, и мы с ними не пересекаемся. Но когда кто-то из них уезжает, то идет на стоянку за машиной и вдруг видит мой автомобиль, а главное — номера. Я езжу на машине мужа, а он человек известный. Член. Член без члена. Догадываешься о последствиях?

Журавлев притворился идиотом. У него в кармане лежал диктофон, и поэтому ему необходимо иметь комментарии к каждой фразе или намеку.

— Я могу рассказать тебе одну светскую сплетню, не знаю, правда это или нет, но, как я думаю, такие варианты возможны и имели место. Один «член» с мужской половины увидел на стоянке машину жены своего приятеля. И этот идиот не придумал ничего умнее, как доложить дружку, что его супруга посещает мальчиков, оплачивая услуги из мужниного кармана. Как тебе это нравится? А муженек импотент, но о клубе знал все, что можно знать. Он находится на вверенной ему территории. Муж не стал разбираться с женой, а покатил баллоны на клуб. А ты знаешь, как Григорий Ефимыч улаживает скандалы. Ведь вы же с ним приятели, как я успела понять. И Гришенька все уладил. Только никто от этого ничего не выиграл, а скорее потерял.

— Да-да. Я помню статьи в газете об аварии на шоссе, когда погиб глава администрации района, где находится клуб «Голубой дельфин». Дело, как я понимаю, закрыли.

— Естественно. Ты посмотри номера машин на стоянке, и сам поймешь, какие защитники есть у Гриши.

— А что стало с женой погибшего?

— Со вдовой? Не знаю, но в клубе она больше не появлялась. Очевидно, ее лишили карточки за нарушение устава, который нас всех заставили подписать. Так что я на машине в клуб не езжу, а на такси запрещено уставом. Живи тихо, плати взносы, получай удовольствие и получишь карточку с зеленой полосой.

— А если твой муж…

— Ну хватит, Дик. Ты учинил мне настоящий допрос, а я не для того сюда пришла.

Пришлось заткнуться и отрабатывать полученную информацию и «зеленую карту». Такова роль проститутки. Журавлев себя таковой не считал. Он пожертвовал собой ради дела.

«Зеленая карта» попала в руки Насте. Фотография Эльвиры Николаевны на ней получилась удачной. Свой морщинистый лоб она прикрыла челкой, даже бровей видно не было. Шею, главную предательницу возраста, дама закрыла воротом водолазки. Остальное — грим и помада. Насте создать из себя подобие Эллы ничего не стоило. Требовались ведро краски и дорогие духи. С париком возникли проблемы. Пришлось объездить не один салон красоты, чтобы подобрать похожий, а потом сделать идентичную прическу. У Эллочки и впрямь были очень красивые волосы, и седина придавала ей необычайный шарм и элегантность.

Пробный макияж показал, что Настя вполне может сойти за женщину, изображенную на фотографии. Один вопрос с повестки дня был снят. Теперь требовалось провести разведку и сверить чертежи, похищенные в филиале, с оригиналом, для чего они всей командой и отправились в Ватутинки.

Метелкин взял с собой видеокамеру с телеобъективом. К стоянке посетителей клуба близко подходить не решились. Метелкин забрался на дерево и снимал припаркованные машины с номерами с расстояния двести метров. Просматривать запись и сверять номера с базой данных ГАИ решили по возвращении в офис.

Журавлева главным образом интересовал подземный лабиринт под «зоной» клуба. Они обошли все точки, указанные на схеме. Канализационные люки имелись в местах, где стояли крестики, но ни один из них не открылся. Стало ясно, что каждый люк блокируется изнутри. Канализационные трубы слишком узки на выходе, где отходы вытекают в реку Десну. Но на плане обозначен нормальный вход в лабиринт в сотне метров от забора. Они проходили мимо него трижды и не находили, пока наконец Журавлев не понял, что обнесенная небольшим заборчиком будка трансформатора напряжения и есть тот самый скрытый лаз.

Замаскировали его по всем правилам. Домик метра три на три, высоковольтные провода, надписи «Стой! Высокое напряжение», сделанные с помощью трафарета, да еще череп с костями. Двери железные и, как выяснилось, тоже запертые изнутри. Такие щитки запираются на висячие замки, а тут их нет. Как же в случае аварии электрики подступятся к гигантскому трансформатору?

— Разведка не получится, — твердо заявил Журавлев.

— Это почему же? — спросила Настя.

— Замки придется высверливать, а это можно сделать только в день операции, не то обнаружат. И вообще инструмента понадобится много. Они забаррикадировались основательно. Значит, и охрана есть в самом лабиринте. Но мы выяснили главное. Все чертежи соответствуют построенному комплексу. Теперь нам надо только превратить их в понятные схемы, начертить маршруты и составить временной график, разбив всю операцию по секундам с учетом возможных препятствий и заминок.

— И как у тебя все легко получается, Дик! — хмыкнула Настя.

— У страха глаза велики. Я знаю, на что мы все способны. Бывали случаи и посложнее этого. На каждую железяку найдется другая железяка. А вот со змеями договориться было непросто. Или вы забыли про историю со змеиной ямой?

— На когда ты наметил операцию? — спросила Настя.

— День на подготовку — и можно приступать.

— Через пару дней, — поправила девушка.

— Это еще почему?

— А потому, что я сегодня без всяких причин не вышла на работу в филиал. И больше туда не пойду.

— Ты это точно решила? — спросил Метелкин.

— Окончательно и бесповоротно.

— Значит, надо ждать киллера. Тут вариантов быть не может.

— Я этого и хочу. Если мы его сумеем обезвредить, то узнаем немало подробностей. Он заговорит.

— Да, конечно, — кивнул Метелкин, — если предварительно не шлепнет тебя. Хочешь стать приманкой? Мы с Диком не спецназ и в горячих точках не воевали. Даже оружием не пользуемся.

— А где же ваши мозги? — удивилась Настя. — Я только что слышала балладу о вашей непобедимости. Вы даже змей обманывать научились. И лабиринт, набитый охранниками, для вас не преграда. А тут какой-то сопляк с пистолетом, и вы уже волосенки на голове рвете.

— Ну хватит! — рявкнул Журавлев. — Возьмем и киллера. Мелочи все это. Пора возвращаться, там Серега заждался.

— Еще одна головная боль. Бедный Журавлев!

Настя повеселела по не понятным никому причинам.

6.

Настя ждала этого визита. Шел третий день, как она не выходила на работу. Чтобы обострить положение, она позвонила Приленской и заявила:

— Вот что, Елена Андреевна, меня твоя контора не устраивает. Почему я должна отдавать вам шестьдесят процентов от своего собственного тела? За что? Мужики ко мне и так липнут, как мухи на мед. При этом я имею выбор, а по твоим указкам мне приходится иметь дело с онанистами, импотентами и извращенцами. Ради чего? Нет, меня твое посредничество больше не интересует. Хватит с тебя и тех уродок, которыми ты торгуешь в три смены. Прощай, подружка.

Такая наглая атака не могла остаться безнаказанной. И она дождалась, когда месть пришла и позвонила ей в дверь. Риск, разумеется, был, и немалый. Какие козни подготовила ей Приленская, предугадать невозможно. Выходить из квартиры Журавлев ей запретил. Вадим обследовал чердаки дома напротив и нашел следы. К тому же на одной из чердачных дверей был заменен висячий замок. Он отличался от других, типовых, висящих во всех подъездах, и с первого взгляда было понятно, что куплен совсем недавно. Масло еще осталось на корпусе. Возникло предположение, что Настю может убрать снайпер. Хотя уверенности в этом не было. Слишком целенаправлено, и следствие начнет копать глубже в поисках причин. Гораздо проще проломить строптивой бабенке череп где-нибудь в тихом местечке и утащить у нее сумочку. В этом случае убитую женщину будут рассматривать как случайную жертву гастролеров. Поиск сконцентрируется на схожих преступлениях, а жертвой никто интересоваться не станет. Но сколько времени у киллеров хватит терпения ждать жертву в подворотнях, если она третьи сутки не выходит из дому? Баба есть баба: сядет на телефон и растрезвонит своим подругам о притоне. По Москве поползут слухи. Нет, распространяться о своем заведении Приленская никому не даст.

Настю убьют дома, инсценировав квартирный разбой. Так надежнее всего. По этой причине Метелкин и Журавлев дежурили вместе с Настей. Но как устроить прием убийце, они еще не придумали. Его надо взять при нападении. Иначе из него слова не вытянешь. Мол, я перепутал квартиру, не туда попал. Настя и сама не робкого десятка, может за себя постоять.

Решили свести риск к минимуму, но как? Надо же дать возможность убийце напасть. Квартирные воры не используют огнестрельное оружие, а значит, обезвредить их будет проще. Решили действовать по обстоятельствам.

Обстоятельства сложились не в их пользу.

На звонок дверь пошла открывать Настя. Журавлев и Метелкин встали за дверью в комнате. У Вадима был пистолет, наследство отца, но он его не носил, так как стрелять все равно не стал бы. Метелкин к оружию не имел отношения. Кинокамера или фотоаппарат — другое дело. С ними он, что называется, чувствовал себя в своей тарелке.

На пороге стояли двое мужчин в милицейской форме. Один — кряжистый, уже немолодой, в погонах майора. Второй — в звании капитана, худой, долговязый, лет тридцати. Лица серьезные и вовсе не страшные, без угрозы во взглядах.

Майор показал свое удостоверение, и оно, как показалось Насте, было подлинное.

— Вы — Анастасия Викторовна Ковальская? — спросил старший.

— Совершенно верно.

— У нас к вам несколько вопросов. Разрешите войти.

— Заходите.

Вадим и Женя все слышали, перебежали от двери к окну и спрятались за плотными занавесками.

— Без моего сигнала ничего не предпринимать, — строго приказал Журавлев. — Пока насилия не будет, рыпаться бесполезно.

— Их же двое!

— А нас сколько? Ты берешь того, что справа, я — того, что слева. Сбивай с ног ударом головой в живот.

— Ладно, разберемся.

Дверь полностью открылась.

— Проходите, — пригласила поздних гостей хозяйка.

Снимать свои куртки они не стали, но ноги На пороге вытерли. Сели за круглый обеденный стол. У Насти появились сомнения в том, что за ней пришла смерть. Достаточно одного беглого взгляда, и станет ясно, что девушка в квартире одна. Зачем они время теряют понапрасну?

— Анастасия Викторовна, мы накрыли притон в Москве, который прикрывался вывеской «Проектное бюро». Работающих там женщин пришлось распустить. У нас нет статьи закона о запрете проституции. Но содержатели притонов попадают под статью. Нами задержана некая Приленская Елена Андреевна. На ее столе в момент задержания мы нашли вашу учетную карточку как работницы заведения. На вашей фотографии стоял крест, начерченный красными фломастером, и надпись: «Убрать!» Как мы поняли, вы отказались от сотрудничества с Приленской. Это так?

— Допустим. Если мы говорим без протокола, то я отвечу на ваши вопросы.

— В таком случае без вашей помощи нам не обойтись. Дело в том, что свидетельств о работе девушек по вызову у нас достаточно. Но сами девушки не признают участия Приленской в своей деятельности. Проще говоря, они ее выгораживают. Причины непонятны. Скорее всего, они запуганы.

— И не только, — тихо сказала Настя. — Вы лишили их работы, средств к существованию. Они понимают, что если Приленскую отпустят, то притон восстановят. Зачем же им рубить сук, на котором они сидят?

— Вы согласились бы на очную ставку с Приленской? Нам нужно только одно — чтобы вы указали на женщину и сказали: «Да, она меня нанимала на работу в качестве проститутки». Уверяю вас, вся информация о вашем недавнем прошлом не выйдет из стен управления.

— Я могу подтвердить это. Приленская — главная сутенерша. Когда?

— Сегодня.

— Но уже поздно.

— У нас иссякает срок задержания Приленской. Если мы не предъявим ей обвинение до полуночи, то будем вынуждены ее отпустить. Сами понимаете, что, выйдя на свободу, она тут же исчезнет и заметет все следы. Нам нужны основания для ее задержания, пока мы не нашли все учетные карточки и договора, подписанные женщинами и самой Приленской. Мы на машине. Доставим вас туда и обратно, можете не волноваться.

Настя задумалась. Победили ее решительный характер и убедительность майора. Если ждешь убийцу, то и сам Господь Бог покажется преступником, а так нельзя. Если Приленская арестована, то она обязана содействовать следствию и предоставить им все необходимые материалы и доказательства. Настя встала.

— Я готова, мы можем ехать. Вот только плащ возьму.

Они вышли в коридор, девушка сняла плащ с вешалки и открыла дверь. Через пару секунд она захлопнулась.

— Ну ты что? — спросил Метелкин, когда они вышли из укрытия.

— Ничего. Настя правильно поступила. Высунь мы нос наружу, нас тоже взяли бы как сутенеров.

— Надо ехать следом за ними.

— Так мы и сделаем.

Они вышли на площадку. Лифт не работал третий день, его, конечно, чинили, но через час Журавлев его ломал. Они хотели, чтобы убийца на шестой этаж поднимался и вниз спускался пешком, если хотел бы ускользнуть. А значит, неизбежно повстречал бы кучу свидетелей. Но только не сейчас. Шел двенадцатый час ночи, люди ложились спать. Сыщики отчетливо слышали гул Настиных каблуков, стучащих по ступенькам. Они спускались не торопясь. Журавлев и Метелкин последовали за ними, стараясь не создавать шума.

— Это не убийцы, — шептал Мелекин. — В квартире у них был отличный шанс. Упустили!

— Майор врет. Какая дура будет зачеркивать фотографию красным фломастером и писать слово «убрать!» Такие команды отдаются устно. Какой идиот станет умышленно оставлять против себя улики?

— Так, значит, они…

Внизу хлопнула дверь подъезда. Настины партнеры бросились следом, перескакивая через ступени.

Когда они выскочили во двор, от подъезда отъехал зеленый «уазик» с надписью на борту: «Милиция». Они ринулись к «жигулям» Журавлева. «Четверка» была припаркована метрах в десяти от подъезда.

Машина, как на зло, не заводилась. Вадим чертыхался, а «уазик» удалялся в сторону ворот по узкой проездной дорожке между гаражами и тротуаром.

— Давай, Дик! Давай… Упустим.

Машина завелась и тут же заглохла. Метелкин замолк. Произошло то, чего никто не ожидал: «уазику» преградил дорогу автобус. С разных сторон к фургону бросились выросшие из-под земли омоновцы с автоматами и в масках. Но водитель «уаза» не растерялся и начала подавать назад. Сделать разворот ему места не хватало.

Журавлеву удалось вновь запустить двигатель. Он отъехал от обочины и поставил машину поперек дороги. Фургон с разгона ударил по «четверке», смяв правую перегородку. Метелкин оказался блокированным в машине, но не пострадал. Журавлев выскочил, но его помощь никому не потребовалась.

С десяток вооруженных бойцов уже вытаскивали шофера в милицейской форме и его напарника из машины и, заламывая им руки, валили на землю. Настя вышла сама. Все произошло так быстро, что разложить действия каждого по полочкам невозможно.

И тут еще один сюрприз. Появился руководитель группы захвата с рацией в руке ив наглаженном мундире — сам майор Марецкий.

— Глянь-ка, Дик, Степа! Опять он нам дорожку перебегает.

Журавлев и Марецкий не были закадычными друзьями, но знали друг друга с детства. Учились в одном классе, потом заканчивали вместе юрфак, но дальше их пути разошлись. Вновь их столкнуло дело, когда еще Марецкий ходил в капитанах в одном из райотделов, а Дик, промышляя аферами, и не думал о частном сыске. С тех пор их дорожки очень часто пересекались.

К Насте они подошли одновременно. Марецкий спросил:

— С тобой все в порядке?

Журавлев открыл рот одновременно, но вопрос прозвучал иначе:

— Цела?

На оба вопроса Настя ответила:

— Работнички!

И этим было все сказано. Ее и впрямь могли убить или покалечить, пока она находилась в салоне.

— Привет, Дик, — холодно сказал Марецкий и подал старому приятелю руку. — Давно не виделись.

— А тебе не приходила в голову мысль, Степа, что Москва слишком маленький городишко и нам двоим в нем тесновато? Вечно мы друг другу на ноги наступаем.

Марецкий сделал вид, что ничего не слышал.

— И давно вы вышли на этих мужиков? — Майор кивнул на двух милиционеров в наручниках, которых обыскивали омоновцы.

— Нет. Сегодня.

— А Настю на живца выставили?

— А ты, Степа, что о них можешь сказать?

— Много. Придется нам всем ехать на Петровку и разбираться, кто и про что знает.

Журавлев вздохнул.

— Опять вынуждаешь к сотрудничеству?

Настя добавила:

— Наши условия, Степан, тебе известны. Сначала ты все нам выкладываешь, потом мы тебе.

— Ладно, сторгуемся.

— А как ты здесь оказался? — вдруг спросил Вадим.

— Хотели взять этих субчиков с поличным. Смотрю, они к Насте во двор приехали…

— А почему именно ко мне? — удивилась девушка.

А потому. Пусть здесь только одни молодые незамужние живут, но если дело пахнет керосином, то приехать могут только к тебе.

— Но они могли меня убить в квартире?

— Они не убивают. Они — поставщики палача и доставляют живой товар туда, где его умерщвляют. Обычно они оглушают женщин и выносят из дома. Но я решил, что слишком рискованно тащить тело целых шесть этажей вниз, учитывая, что лифт не работает. Боялся, они не смогут убедить тебя пойти с ними добровольно. Однако убедили.

— Да, Степа. Я девушка податливая. И все-то ты рассчитал.

— Что дальше, Степан Яковлевич? — спросил омоновец.

— В автобус и на Петровку. Их машину экспертам, они уже ждут. И помогите убрать с проезжей части «четверку».

Метелкин уже выкарабкался из машины через водительскую дверь.

— Привет, Степа! Как это тебя сюда занесло?

— Так же как нас сейчас занесет на Петровку, — ответила Настя.

Совещание в кабинете Марецкого проходило в новом составе. От профессионалов выступали тяжеловесы в лице майора Марецкого и следователя по особо важным делам подполковника юстиции Задориной. Со стороны сыщиков-частников выступали Журавлев, Метелкин и Настя Ковальская.

К удивлению Ксении, Марецкий выложил, можно сказать, посторонним все подробности дела. Она вообще со скептицизмом относилась к частному сыску и не понимала откровений коллеги, а потом, наконец, существует такое понятие, как тайна следствия.

После совещания Ксения изменила свои взгляды, но до результатов еще было далеко.

Говорила Настя:

— У нас есть слайды всех женщин, которые были найдены в лесу. Мы знаем их имена, и нужно провести идентификацию. Сейчас это возможно с помощью анализов ДНК, медицинских карт, особенно стоматологических, и привлечения к делу родственников.

— А вы уверены, что имеете слайды тех самых женщин? — упорно сопротивлялась Задорина.

— Конечно, если ваши эксперты не ошиблись. Один пример. Женщина с татуировкой в виде цветка на ягодице. По заключению экспертов, она погибла в двадцатых числах февраля. Зоя Морозова пропала двадцать шестого февраля после того, как уволилась из притона и решила заняться собственным бизнесом. Я говорю о ресторанной проституции. У Морозовой наколота точно такая же татуировка, она была проституткой и исчезла в то же время. В общей сложности, по нашим выводам, из притона ушли двенадцать женщин с той же целью или по другим причинам. Больше о них никто никогда не слышал и не видел их. А теперь главное. Я сама устроилась в этот притон и, проработав там неделю, исчезла. Результат вы сегодня видели. За мной приехали посланцы смерти. Руководит притоном та самая жена профессора, при помощи которой из института Сербского освобожден головорез. За мной сегодня пришел санитар Меняйло в форме майора милиции. Благодаря тому, что вы обнаружили наклейки «Милиция» и «Военная прокуратура» в его машине при несанкционированном осмотре и взяли его под контроль, я была спасена. Мне кажется, тут все понятно и все сходится. Остается неясным ряд вопросов, которые с ходу не решить. Где профессор Поплавский и какова его роль в иерархической лестнице самого крупного в Москве, а то и во всей стране бизнеса по предоставлению сексуальных услуг людям с пухлыми кошельками? Второй вопрос касается поиска киллера в черном пальто, которое он уже сменил на плащ, но все еще прячет заячью губу под усами? Кто заменил убитого головореза? К кому меня везли Меняйло с напарником? Эти вопросы решаемы. Но как развалить всю империю, я не знаю.

— Одновременно накрыть все филиалы в Москве, — твердо заявила Задорина. Складывалось впечатление, что мужчин в кабинете не было. Разговаривали только женщины. Может, мужчинам не очень удобно рассуждать на тему проституции? Они лишь переводили взгляды с одной на другую. Две красавицы, есть на что посмотреть, но такие разные. Когда Настя сказала, что сама устроилась в притон, Ксению покоробило и в ее взгляде появилась нескрываемая брезгливость.

— Филиалами дело не ограничивается. Существует центр, который с помощью ОМОНа не возьмешь. Там сотни девушек, которые из наложниц превратятся в заложниц. Но сейчас о центре говорить рано. Мы должны закончить разработку центра, и вы нам в этом помочь не сможете.

— А кто же сможет? — усмехнулась Задорина.

— Послушай, Ксеня, извини, я баба простая, так уж сразу на ты перейду. Но думаю, тебе слабо появиться среди сотни мужиков в одних чулочках. А мне не слабо. И армия не поможет.

— Любой притон можно накрыть.

— И что дальше? Арестуешь десяток сенаторов, депутатов, генералов, министров и кучу их жен, которым тоже стали глотки резать. Там высокие чины из прокуратуры тоже появляются. Дальше-то что? Дело ваше уйдет в архив на следующий день. Искать нужно организаторов, а не обслуживающий персонал и клиентов.

— Где же этот центр?

— Скажу, но не сейчас. У вас и без того работы хватает. Только Приленскую не трогайте. Она жена Германа Поплавского, темной личности. Но, могу добавить, хороший довесок. Комплекс центра строился по проекту родного брата профессора, Юрия Поплавского. И тут еще одна деталь. Пять лет назад Юрий Поплавский создал проект загородной резиденции нашему именитому олигарху Тихвинскому. Насколько вам известно, Тихвинский выигрывает на аукционах все подряды и за последние несколько лет он взлетел до недосягаемых высот. Президенты меняются, а олигарх продолжает быть любимчиком у сильных мира сего и не упускает ни одного аукциона, скупает государственные заводы-гиганты, которые не доходят до аукционов, как и целые корпорации. За что он получает такую высокую оценку своей деятельности?

— Я не понимаю вас, Настя, — продолжая обращаться на вы, сказала Задорина. — Какое отношение к нашему разговору имеет Тихвинский?

— Никакого. У меня нет фактов. Но чтобы поставить супербизнес проституции на уровень городов, центров и филиалов, нужны средства. По нашим прикидкам, миллионов пятьдесят или сто. В долларах, а не в тугриках. Усадьбу Тихвинскому строили больше года. Знаменитый архитектор и руководитель проекта все это время общался с олигархом. Ведь только после долгого общения можно подкинуть идею о создании секс-индустрии магнату, который занимается цветными металлами и нефтью. Хочу напомнить, что речь идет о миллионах, а не о тысячах. И если вы сейчас думаете, что снимете сливки с верхушки, а все остальное мелочи, то как раз наоборот. Вы снимите пену, чтобы суп стал вкуснее. Уберете Приленскую, наймут на ее место Иванову. Брать надо того, кто платит и заказывает музыку. А до этого мы еще не доросли. Займитесь погибшими женщинами, санитаром, подготовьте доказательную базу, а через пять — семь дней мы вам подбросим дровишек в огонь.

— В принципе я согласен, — подал голос Марецкий. Задорина возмутилась:

— А мое мнение тебя уже не интересует?

— Не волнуйся, Ксеня. Я с этими ребятами работаю не первый год. Об их подвигах уже книжки пишут. И потом, Настя права. Чтобы меряться силой с врагом, надо его знать и понимать, какими приемами он пользуется. Иначе нет смысла выходить на ринг.

В кабинете повисла пауза.

7.

Подготовка к операции прошла успешно. На место прибыли ночью. Предварительно проверили автостоянку. Всего пять машин. По всей вероятности, приехали в клуб только «индивидуалы», не участвующие в общих оргиях, а предпочитающие, минуя зал, проходить сразу в свои номера. Из этого можно сделать вывод, что основная команда женского обслуживающего персонала находится в своих коттеджах, а охрана работает в полсилы.

Метелкин, Журавлев и Сергей походили на экспедицию, собравшуюся в глубь тайги на зимовку. Каждый волок на себе огромный рюкзак весом под тридцать килограммов. Машину оставили неподалеку от клуба. Конечно, она могла привлечь к себе внимание охраны и вызвать определенный интерес. Но на это и был рассчитан маневр. В данном случае автомобиль не лучшее средство для отрыва от погони. Пока набитый битком «жигуленок» доедет до шоссе, его успеют сотни раз нагнать, и тогда все труды пойдут прахом.

Решили схитрить. В случае успеха уходить придется в противоположную сторону. А куда? Обрыв, под которым протекает река. Прыгать в воду в середине апреля скорее погибель, а не спасение. Пришлось взять напрокат в охотничьем клубе две надувные шестиместные лодки и два мощных мотора. Свой водный транспорт они спрятали в кустарнике у воды. В трех километрах по течению, на противоположном берегу заготовили две машины. Понятно, что на лодках далеко не уйдешь. Команде спасателей казалось, что они продумали все мелочи. Сергей, никому ничего не сказав, подготовил свои сюрпризы. По схеме он должен идти последним, и он с радостью согласился.'

Журавлев не хотел рисковать парнем, который не имеет никакого отношения к их работе. Сергей уговорил и даже убедил Вадима в своей необходимости. Как-никак, у него есть двухгодичный опыт войны с боевиками. Впрочем, у каждого был свой опыт.

Когда они вышли к трансформаторной будке и оказались на открытой, хорошо обозреваемой площадке, Журавлев сказал:

— Сколько себя помню, но погода всегда выступала против меня. Как идти на серьезное дело, так луна, похожая на тысячи фонарей, всю округу освещает. Как соберешься ехать на пикник, так дождь начинается.

Над ними действительно висел огромный яркий блин луны.

— Приступим? — спросил Метелкин.

Вадим глянул на часы.

— Через пять минут должна звонить Настя. Если ее план не сработал, дам отбой. Она наш командир.

Сергей усмехнулся:

— Конечно, легко командовать, сидя на диване.

— Я так не думаю, — ответил Журавлев.

Да, можно подумать, что Насте досталась самая легкая работа.

Она приехала в клуб одна еще засветло на иномарке и поставила ее на стоянку клуба. Ей не надо было ни от кого прятаться. Труднее всего было запомнить всю схему «зоны» по метражу и приметам. Одно дело — видеть все на бумаге, другое дело — переводить бумажные схематические расстояния на шаги по земле и при этом соблюдать осторожность и не привлекать к себе особого внимания. А как может красивая, хорошо одетая молодая женщина с точеной фигурой не обратить на себя внимание?

С проходом в «зону» проблем не возникло. Настя приколола прищепкой «зеленую карту» к груди, и ее пропустили без вопросов. В этот день в клубе проводились индивидуальные мероприятия, и автобусов на площади она не увидела. Настя не стала переходить площадь, чтобы ее не могли заметить из окон особняка, старалась пользоваться узкими аллеями.

Ей хотелось бежать, прятаться, скрываться, какой-то необузданный страх тревожил ее, но ничего подобного делать нельзя. Она шла прогулочным шагом и обязана была чувствовать себя хозяйкой положения. Одно с другим плохо совмещалось. Смелость и решительность пришли позже, после первой встречи.

На пути ей попались двое охранников. Они тоже прогуливались, но с огромной овчаркой. Настя даже ритм походки не изменила. В ней появилась уверенность. Страшно, когда не видишь врага, а когда идешь на таран, то знаешь, чего хочешь.

Охранники остановились, преградив ей дорогу.

— Извините, дамочка, но посторонним…

— Заткнись, дерьмо. Я здесь хозяйка, а ты холоп.

Они заметили на груди девушки карточку с зеленой полосой.

— Но что вам делать в парке?

— С хахалем своим в прятки играю. Кто кого первым найдет, тот того и трахнет. Валите своей дорогой.

Она прошла мимо рычащей собаки, которую охранник был вынужден прижать за ошейник к ноге.

Настя чувствовала оголенными нервами, как те двое смотрят ей вслед. Лишь бы не сорваться и не дунуть во весь опор. Бежать только некуда. Вокруг заборы с колючей проволокой.

Неторопливо прошла она мимо коттеджа, где жила Ирина, сделала еще несколько шагов и свернула в переулок. Все совпадало. Возле фонарного столба находился люк. Она присела на корточки, поправила туфлю, отломила ветку от кустарника и положила ее на люк.

Вернувшись на аллею, Настя пошла дальше, углубляясь в неведомую зону. Двухэтажный, растянувшийся в длину корпус с террасами по обеим сторонам стоял там, где и должен стоять.

Низкий заборчик и таблички о высоком напряжении. Настя достала из сумочки струну от гитары, изолированную с одного конца и завязанную петлей с другого, накинула на стальной колышек петельку, дернула за струну, и петля затянулась. Вытянув струну, она набросила ее змейкой на другие колышки. Электрического разряда не последовало. Либо напряжение отключено, либо таблички — обычный блеф для пугливых.

Сделала она все это одной рукой, второй прикуривала сигарету. Огонь зажигалки гас на ветру, и ее задержка на месте была объяснима. Метрах в двадцати находилась калитка, возле которой стоял охранник. Тот лишь однажды глянул на прикуривающую женщину, но она его не заинтересовала. Он выполнял конкретную задачу и все, что не входило в его компетенцию, парня не трогало.

Возле водосточной трубы Настя разглядела еще один люк. По схеме он проходил под номером девяносто семь. Да, люков здесь хватало. В некоторых местах из земли торчали трубы два метра высотой и шириной в обхват обеих рук. Из них валил пар. Такие отдушины не имели стратегического значения, и их можно было не замечать.

Настя двинулась обратно. Ревизия закончилась, все соответствует схеме. Теперь пора начинать подготовительную работу.

На сей раз Настя не прошла мимо коттеджа, где должна проживать, а точнее сказать, томится узница, ради которой и проводилось данное мероприятие, обозначенное Журавлевым как «прогулка в ад».

Тут могла случиться заминка. Настя не умела пользоваться отмычками, и Журавлев провел с ней несколько занятий и снабдил необходимым инструментом.

Девушка подошла к дому и поднялась на крыльцо. Осмотревшись по сторонам в момент прикуривания очередной сигареты, Настя ничего подозрительного не заметила. Можно начинать.

Замок оказался несложным, а скорее символичным. Важно, что изнутри его невозможно открыть: в нем не было скважины.

Затвор щелкнул, и дверь открылась. Настя зашла в помещение и захлопнула дверь, предварительно заблокировав язык замка скотчем.

В нижнем холле за круглым столом сидели четыре девушки и резались в карты. С появлением дамы все замерли и открыли рты, наблюдая за привидением.

— Закройте свои варежки, детки, и продолжайте Играть. Вы меня не видели. И не вздумайте высовывать нос за дверь. Там на каждую из вас найдется с десяток овчарок. О главном я поговорю с вами позже, а пока не рыпаться.

Настя направилась к лестнице. Поднявшись на второй этаж, она заглянула в комнату номер девять.

Вздох облегчения. Ирина лежала на кровати с книжкой в руках. Глянув на дверь, она выронила книжку. Трудно поверить своим глазам.

— Тихо, Ириша. Только без эмоций. Я тебя нашла, а это главное.

У Ирины полились слезы. Настя подошла к кровати и присела. Погладив узницу по голове, она тихо сказала:

— Надеюсь, все обойдется хорошо. Но надо готовить себя к худшему. Главное — не расслабляться. Возьми себя в руки, одевайся, и будем готовиться к побегу. Но произойдет это не сейчас, а ночью.

— Как ты попала сюда?

— Не задавай глупых вопросов. Вставай. Вопросы буду задавать я.

Ирина встала с кровати и начала одеваться.

— Сколько охранников в детском корпусе?

— Там только женщины. Воспитательницы и нянечки. Охрана снаружи. Обычно их двое, у калитки. На ночь они спускают собак.

— Понятно. Собак им жалко, а посему и не включают ток. Изгородь обесточена.

— Что ты задумала, Настя? — сквозь слезы спросила Ирина.

— Задумала ты, а я воплощаю твою задумку в жизнь. Во всяком случае, пытаюсь.

Ирина оделась.

— Твоя соседка по койке в карты режется?

— Нет, она на вызове.

Настя вздрогнула.

— Как же она вернется? Дверь заперта!

— Мы сами не возвращаемся. Нас сопровождает охранник, открывает дверь и впускает в дом.

— Значит, скоро она вернется?

— Должна уже.

— Так, быстро вниз.

Настя выскочила из комнаты первой. Если девушку приведут, то охранник заметит заблокированный замок. Лучшее, что он сможет сделать, так это сорвать скотч и захлопнуть дверь. Тогда все они останутся в ловушке, а тот приведет начальство для разбирательства.

Все они учли во время составления плана, но о такой мелочи даже не подумали. Но теперь думать некогда. Надо действовать.

Обстановка внизу изменилась. Появилась еще одна красотка. Дверь распахнута настежь. В холле стоял молодой парень в униформе и постукивал резиновой дубинкой по ладони, с явным презрением оглядывая присутствующих.

— Кто наклеил скотч на замок? Последний раз спрашиваю! Карцера захотелось?

— Я приклеила, — раздался голос с лестницы.

Охранник поднял голову, и дубинка его застыла в воздухе. Настя продолжала спускаться вниз.

— Это я заклеила замок. Видишь у меня на груди зеленую полосу? Что хочу, то и делаю. Мы с мужем оба любим только девочек. Пока он развлекается с ними в номерах, я решила подобрать себе ласковую подружку из запасников. Ключ мне дал сам Григорий Ефимыч. От сопровождающего я отказалась. Но мне же надо как-то выходить из этой берлоги? Так?

Она приблизилась к нему вплотную, и обалдевший охранник не понял и половины из сказанного. Но имя своего главного начальника он слышал отчетливо. А потом девушки наблюдали за боевиком, как на экране.

Настя перебросила парня через себя. Тот рухнул на пол, а она перехватила резиновую дубинку в воздухе и несколько раз треснула побежденного по темени. Две-три секунды — и противник в отключке.

Настя обыскала его и достала ключ от коттеджа. У него даже наручников не было. Пустые карманы.

— Девочки, мне нужна веревка.

— Тут нет веревок. Даже шнурков нет, — пояснила пришедшая в себя Ирина. Сейчас и она созрела для любой схватки. Боевым приемам ее не учили, но ноготки распускать она умела.

— Его можно запеленать, как ребенка, в простыни, — предложила одна из девушек.

— Отличная идея, — поддержала Настя. — Тащите сюда простыни.

Через пять минут охранник превратился в мумию. Теперь он и вздохнуть не сможет полной грудью. Кляп во рту завершал печальную картину.

Настя встала с колен.

— Теперь все в доме?

— Нет. Еще двух привести должны.

— Понятно. И в любую минуту. Убираем это дерьмо с дороги. Ванная есть здесь?

— Есть. — Ирина указала на дверь в дальнем конце холла.

— Отлично. Взяли и понесли.

Забинтованную куклу уложили в ванну.

Настя продолжала давать инструкции:

— Уже темно. Я спрячусь во дворе. Все должны сидеть внизу. Как только девушку приводят, охранник должен видеть каждую. Особенно ту, которую привели сейчас. Спросят, где сопровождающий, ответ один: «Привел, нас запер и ушел». Пусть ищут своего придурка. Важно, чтобы коттедж оставался вне всяких подозрений и все были на виду. Играйте в карты, читайте книги и ведите себя как обычно. Когда в доме соберутся все девушки, я вернусь.

Настя сорвала скотч с замка, вышла, захлопнула дверь и залегла за кустарником шиповника. Земля оставалась еще слишком холодной, но другого мес-та для укрытия не нашлось. Участок хорошо просматривался со всех сторон. Больше всего она боялась, что собаки ее могут учуять. Но пока ни сторожа, ни псы на аллее не появлялись.

Шло время. Минуты казались часами.

Следующую девушку привели минут через сорок, последнюю буквально следом, и каждую сопровождал свой охранник. Теперь все были в сборе.

Настя вернулась в дом уже не с помощью отмычки, а открыв дверь ключом.

Ее ждали с нетерпением.

— Итак, мои дорогие каторжанки. Сегодня я смогу увести только одну из вас. Но даю вам слово, что очень скоро все вы окажетесь на свободе, каждая сможет вернуться домой и постараться забыть о кошмарных днях, проведенных в этом лагере. Возьмите себя в руки и не теряйте надежды. Над планом вашего освобождения думают очень серьезные и решительные люди. Наша задача — сделать так, чтобы вы не стали заложницами кучки подонков и операция прошла без потерь. Удачи вам и терпения.

Настя взяла за руку Ирину и вывела ее во двор. Им опять пришлось залечь в кустах.

— Что дальше? — спросила Ирина.

— А дальше в дело вступает твой принц со своей бригадой. Нам остается только ждать. Ровно в час мы должны быть у одного из люков. А пока придется немного померзнуть.

— А дети?

— Они уйдут раньше нас.

Настя достала из сумочки сотовый телефон и набрала номер.

В кармане Журавлева зазвонил мобильник. Он достал трубку и сказал:

— Докладывай.

— Ирина со мной. У детского корпуса два охранника, но видела одного. Ток не подведен. Не исключены собаки. Люк девяносто семь там, где обозначен на схеме. Мы рядом с люком тридцать девять. Подойдем к нему секунда в секунду.

— Понял.

Журавлев убрал трубку, потер руки и воскликнул:

— Вперед, мальчики, настал наш черед!

В ход пошли электроинструменты. В опытных руках все получалось просто, играючи и безошибочно.

Железная дверь была снесена в считанные минуты. Зажглись фонари, висящие на груди у каждого. Каменная лестница вела их в подземелье. Решетка! Тут таких хватало, как в тюремных коридорах. Замки спиливались, будто одуванчики срывались на полях. Одна дверь следовала за другой, но движения вперед они не задерживали. Схема лабиринтов была вызубрена наизусть, как стихотворение школьником, желающим получить только отличную оценку на уроке.

Последняя дверь. Бастион. Сплошной металл. С ней пришлось повозиться. Замки даже не трогали. Спилили «болгаркой» петли и едва удержали ее от громкого падения.

— Тут в полу есть стоки, — сказал Метелкин, когда они вышли в ярко освещенный коридор, больше похожий на тоннель, обвешанный трубами и высоковольтными проводами. — Под нами проходит еще один лабиринт.

— Мы им воспользуемся, если окажемся в мышеловке. Канализационные трубы, что под нами, семьдесят сантиметров в диаметре. Придется ползти на брюхе по зловонным отходам.

— Не очень приятное занятие, — согласился Метелкин.

— Зато пуленепроницаемое, — добавил Сергей.

— Курс прямо. Пятый коридор налево, третий перекресток направо. Шестой люк по счету. Работаем, как китайцы, бегом и с песнями.

Дав команду, Журавлев пошел первым. До перекрестка все шло нормально, но у развилки стоял охранник, а рядом висел телефон.

— Смотри-ка, им даже табуреток не ставят, чтобы не уснули. В железных рукавицах держат, — прошептал Метелкин.

— Дневальные и стоя могут спать, как лошади, — прокомментировал Сергей. — Разрешите, я попробую его потревожить.

— От нашего угла до него метров двадцать. Оглянется — и крышка, — встревожился Вадим.

— Обернуться может, увидеть — вряд ли.

Сергей вскочил на бордюрчик, схватился за одну трубу, потом за другую и ловко вскарабкался под самый потолок. Он, как кошка, лихо и бесшумно на четвереньках пополз вперед. Вскоре они потеряли его из виду.

Тишина. Журавлев и Метелкин не отрывали глаз от охранника. Тот стоял, держа руки за спиной, и изредка поглядывал по сторонам.

Вдруг из другого перекрестка вынырнул еще один охранник. Он подошел к постовому, они пожали друг другу руки, перебросились парой фраз и сменились на посту.

— Интересно, с каким интервалом они меняются? — задумчиво протянул Метелкин.

— С мавзолейным. Час-полтора, не реже. Куда же Серега пропал? Едва не завалился.

Завалился не Серега, а охранник. Что-то тяжелое ему свалилось сверху на голову, и он, качнувшись, упал.

— Он же дрель с долотом на него скинул! — воскликнул Метелкин.

— Вперед! — скомандовал Вадим.

Отрезок проскочили, словно стометровку в борьбе за золотые медали.

Сергей уже спрыгнул с трубы на землю.

— Вот что, мужики, — сказал Сергей, — так дело не пойдет. На каком-нибудь углу мы засветимся. Смотрите на стену. Рядом с телефоном в стене есть красная кнопка. Стоит ее нажать — и прозвучит сирена, или в центральном узле сработает сигнал тревоги. Все дело завалим.

— И что ты предлагаешь? — спросил Метелкин.

— Я переоденусь в форму этого парня. — Он указал на лежащего на полу охранника. — Мой рюкзак оставим здесь.

— Идея принимается. Но бросать рюкзаки на виду нельзя. Вскроем канализационный люк и скинем туда твою ношу вместе с охранником. Пусть парень подышит свежим дерьмом.

Приказ Журавлева обсуждать не стали. Все сделали так, как он сказал. Сергей переоделся в униформу и, прежде чем сбросить свой рюкзак, достал из него пару предметов и рассовал по карманам.

Дальше двигались в темпе легкой пробежки. Они уже поняли, что охрана выставлена только на ключевых перекрестках, которые невозможно обойти окольными путями.

Тут Вадим и Женя притормаживали, а Сергей продолжал движение. Резиновая дубинка, доставшаяся ему в наследство от предыдущего часового, тут же шла в ход. Дневальный не успевал ничего понять и даже разглядеть. Он только видел, как к перекрестку бежит его коллега, но не успевал тот приблизиться на расстояние вытянутой руки, как бедолага получал оглушительный удар по голове и начинал считать звезды на бетонном небе лабиринта.

Канализация наполнилась тремя телами, омываемыми фекалиями. Возле нужного люка они оказались в назначенное время.

Вверх по лестнице первым взобрался Журавлев. Щеколды открывались простым поворотом ручки. Чугунный люк пришлось сдвигать спиной, уперев ноги в лестницу, а руки — в противоположную стену узкого раструба. До конца сдвигать тяжеленный блин Вадим не стал, достаточно было просвета, чтобы высунуть голову.

Следом к расщелине подошел Метелкин и застрял у ног Журавлева. Стоять вдвоем на вбитых в кирпич стальных скобах на деле не получалось. Женя начал подавать Журавлеву пакеты с сырым фаршем. Надо сказать, сделал он это вовремя. Не успел Вадим высунуть нос наружу, как к колодцу подскочила громадная псина с черной рожей и белыми клыками.

Первый же пакет с мясом полетел псу в пасть. Он даже гавкнуть не успел. Зарычав, кобель начал рвать клыками целлофановый мешок. На запах примчались еще две собаки внушительных размеров. Им тоже досталось по пакету лакомства. Нетрудно догадаться, на каком пайке содержали животных на псарне. Не прошло и пяти минут, как грозные чудовища мирно спали, не успев вдоволь насладиться предложенным им лакомством.

Люк сдвинулся до конца, и все трое выползли наружу. Повеяло свежим ветерком. Двигались по-пластунски по мокрой земле. Весна запаздывала, и травка еще не проклюнулась.

Двое парней в униформе дежурили у калитки детского корпуса. Прямо над ними светил яркий уличный фонарь.

— Всё решит скорость, ребята, — тихо сказал Журавлев, — фактор внезапности. Я беру на себя дальнего, Сергей — ближнего, Женька готовит веревки. Сбиваем, глушим и тут же оттаскиваем в тень. Нас могут заметить из окна.

— Какого окна? — удивился Метелкин. — Света нигде нет, все уже спят.

— Приготовились! Пошли!

Новый рывок. Атака регбистов. Охранников словно сдуло ветром, как пылинку со стола. Захват и обезвреживание противника проходили в считанные секунды. Еще немного, и часовые были связаны по рукам и ногам, а их рты заклеены скотчем.

Ключи от корпуса в карманах охранников не нашли. Двери заперты. Пришлось давить на кнопку звонка.

Сергей единственный был в форме, ему и пришлось напрашиваться в гости. Остальные прижались к лестничным перилам крыльца.

Дверь открыла полная женщина в белом халате.

— Привет, мамаша, — улыбнулся Сергей. — Я пришел навести здесь порядок.

— Рассудком двинулся? Ночь на дворе. Все спят.

Он отодвинул женщину в сторону, прижал к ее двойному подбородку дубинку и прислонил ее к стене. В это время его приятели затаскивали в здание бесчувственные тела охранников.

Сергей продолжил беседу с испуганной женщиной:

— Подвал есть?

Она ответила подрагивающим голосом:

— Погреб. Для консервов.

— Сколько вас еще в здании, кроме тебя?

— Дежурная сестра, и больше никого.

— Веди меня к ней.

Журавлев тем временем искал детей. Ирина точно описала ему места, где они спали, а фотографии он нашел в ее квартире. Важно не напугать их и не разбудить остальных. Он подкрадывался к кровати и тихонько будил ребенка. Начал с девочки.

— Ты — Катя?

Девочка не могла разглядеть в темноте, кто сидит на корточках у ее кровати. Но она не испугалась. Голос ей казался ласковым.

— Да, Катя.

— Твою маму Ирой зовут? — Да.

— Хочешь ее увидеть?

— Хочу! — крикнула девочка.

— Тихо, тихо. А то нас не выпустят. Не буди никого. Мы пойдем к ней по секрету, тайными дорожками. Поняла?

— Да.

— Где твоя одежда? Нам надо торопиться.

— В шкафчике. В коридоре.

— Тогда пошли.

С мальчиком все оказалось сложнее, он был взрослее и недоверчивее. Но увидев сестру, уже одетую и готовую уходить, не стал капризничать. Младшую сестренку он бросить не мог.

Спустя несколько минут все они находились в лабиринте. В погребе остались две женщины в белых халатах, двое мужиков в бесчувственном состоянии, спящие дети в своих кроватях и три псины, усыпленные возле входа в подземелье.

Журавлев отдавал новые распоряжения:

— Женя, уводи детей тем же маршрутом, спускайтесь к реке, накачивай лодки и ставь их на воду. А мы с Сергеем пойдем за мамой ребятишек. Они давно уже ждут этой встречи.

Приказ не обсуждался.

Через десять минут вскрыли новый люк и еще двух постовых сбросили в канализационный сток.

Ирина и Настя их уже ждали.

Вадим взял женщин на руки, так как ему предстояло еще поставить на место и закрыть крышку. Внизу их из рук в руки принял Сергей. Настя проскользнула, как устрица в горло. Ирина задержалась в объятиях Вадима. Слишком крепко обняла его и не могла расцепить руки. Слова тут были ни к чему. Небольшая задержка. Настя ее понимала и положила ладонь на губы Сергея, когда тот открыл рот, чтобы поторопить стоящего на скобах напарника и висящую в воздухе женщину.

Непредвиденная задержка большой роли в ходе операции не сыграла.

Рюкзак с инструментами пришлось бросить. Они свое дело сделали. Уходили быстро, налегке.

У трансформаторной будки, когда наконец они выбрались наружу и перед их глазами раскинулся простор, освещаемый лунным светом, можно было смело сказать, что мероприятие завершено успешно. Сергей задержался у будки, а женщины с помощью Вадима спускались к реке по крутому склону.

Лодки уже стояли на воде. Дожидаясь Сергея, Ирина обнимала детей. Слезы не просыхали на ее глазах. Спроси ее месяц назад, что такое счастье, ответ был бы один: «Стабильность и уверенность в завтрашнем дне!» Сейчас она ответила бы по-другому.

Появился Сергей и запрыгнул в лодку. Вадим сел вместе с детьми и матерью. Он у руля. Остальные заняли вторую лодку. Когда они вышли на середину реки и отплыли на достаточное расстояние, небо озарила яркая вспышка и грянул гром.

— Что это? — испуганно спросила Настя.

Сергей поморщился.

— Кто-то решил пуститься за нами в погоню. Такое нельзя исключать. Вот и напоролись на растяжку.

— Да… — протянул Метелкин. — От трансформаторной будки вряд ли что осталось.

— И я так думаю, — подтвердил Сергей.