Рэй Бредбери Золотой змей, серебряный ветер


— В виде свиньи!? — воскликнул мандарин.

— В виде свиньи, — подтвердил гонец и ушел.

— О, какой несчастливый день, да еще в таком несчастливом году! — горестно произнес мандарин. — Во времена моего детства город Кванг-Си, что за горой, был очень мал. Но теперь он так разросся, что жители стали строить стену.

— Но почему какая-то стена в двух лигах от нас могла так опечалить моего доброго отца? — тихо спросила дочь.

— Они строят свою стену в виде свиньи, — сказал мандарин. — Понятно тебе? Наша собственная городекая стена построена в виде апельсина. Эта жадная свинья сожрет нас!

— А-а!

Отец и дочь погрузились в раздумье. Жизнь была полна символов и знамений. Повсюду таились демоны, слеза в глазу могла нести смерть, поворот крыла чайки означал дождь, веер, если его держали так, а не этак, предрекал падение крыши, и даже… да, даже городская стена приобретала роковое значение. Путешественники и торговцы, вожаки караванов, музыканты, живописцы, приближаясь к этим двум городам и непредвзято оценивая признаки, обоих, говорили: «Город в виде апельсина? Нет! Я войду в город, имеющий вид свиньи, и мне там будет хорошо. Там можно сытно есть, нагуливать жир, меня будут сопровождать удача и благосостояние!».

Мандарин заплакал.

— Все пропало! Эти символы и знаки ужасны. Наш город ждут тяжкие испытания.

— Тогда созови своих каменщиков и зодчих, — сказала дочь. — Я буду стоять за шелковой завесой и нашептывать тебе нужные слова.

Старик не надеялся на лучшее, но все же захлопал в ладоши.

— Эй, каменщики! Эй, строители храмов и городов!

Люди, сведущие в мраморе и граните, в ониксе и кварце, быстро пришли. Мандарин с тревогой глядел на них и ждал шепота из-за шелковой завесы позади трона. Наконец дождался.

— Я призвал вас сюда… — зашептал голос.

— Я призвал вас сюда… — повторил мандарин вслух, — потому что наш город имеет очертание апельсина, а гнусные жители Кванг-Си ныне придали своему — форму прожорливой свиньи…

Тут каменщики застонали и заплакали. Смерть застучала ручкой косы по плитам двора. Нищета кашлянула в тени зала.

— А потому, — продолжал голос, а за ним и мандарин, — вам, строителям стен, надлежит взять лопаты и камни и изменить очертание нашего города!

Зодчие и каменщики ахнули. Сам мандарин ахнул, услышав свои слова. А шепот продолжался, и мандарин снова заговорил:

— И вы переделаете нашу стену в дубину, чтобы мы могли побить свинью и прогнать ее!

Каменщики поднялись и заговорили все разом. Даже мандарин, в восторге от своих слов, захлопал в ладоши и сошел с трона.

— Живо! — крикнул он. — За дело!

Когда люди ушли, смеясь и толкаясь, мандарин, исполненный благодарности, обратился к девушке за шелковой завесой.

— Дочь, — прошептал он, — дай я тебя обниму.

Ответа не было. Мандарин обошел завесу, но девушка ушла.

«Какая скромность! — подумал он. — Ускользнула и оставила меня наедине с моим торжеством, будто это и вправду мое торжество!»

Новость распространилась по городу. Мандарина восхваляли. Все таскали камни к стене. Жгли фейерверки. Демонам смерти и нищеты приходилось туго, ибо все трудились. К концу месяца стена была перестроена. Теперь она имела вид здоровенной дубины, ею можно было отгонять свиней, кабанов и даже львов. Мандарин каждую ночь спал без просыпу.

— Хотел бы я видеть мандарина Кванг-Си, когда он узнает о наших делах. Какой поднимется переполох, какое неистовство! Он захочет броситься со скалы!.. Налей мне еще немного этого вина, о дочь, мыслящая, как сын.

Но радость была подобна зимнему цветку, В тот же день на дворцовый двор прискакал гонец.

— О мандарин! Недуг, горе, лавины, налет саранчи и отравление колодцев!

Мандарин задрожал.

— Город Кванг-Си, — прохрипел гонец, — город, построенный в виде свиньи, каковую мы отогнали, превратив стену в здоровенную дубину, теперь развеял пеплом наше торжество. Жители перестроили стену своего города в виде великого костра, который сожжет нашу дубину!

Сердце мандарина увяло в его груди, подобно осеннему плоду на старом дереве.

— О боги! Путешественники будут чуждаться нас. Торговцы, прочтя символы, отвернутся от дубины, так легко разрушимой, к огню, побеждающему все.

— Нет, — послышался шепот, словно упала снежинка, за шелковой завесой.

— Нет, — недоуменно сказал мандарин.

— Скажи своим каменщикам, — продолжался шепот, теперь напоминавший падающие капли дождя, — пусть они построят стену в виде сверкающего озера.

Мандарин произнес эти слова вслух, и сердце его согрелось.

— И этим озером воды, — вещал шепот и вторил старый мандарин, — мы зальем огонь и уничтожим его навсегда!

Город оделся празднично, узнав, что его снова спас великий мудрец. Все побежали к стене и принялись перестраивать ее, распевая, но не так громко, как раньше, ибо устали, и таская камни не так быстро, ибо в первый раз перестройка стены отняла у них месяц, и пришлось им запустить дела и жатву, отчего они стали слабее и беднее.

Последовал ряд ужасных и удивительных дней, один другого тягостнее.

— О властитель, — возгласил гонец, — Кванг-Си перестроил стену так, чтобы она походила на уста. И они выпьют все наше озеро.

— Тогда, — сказал властитель, стоя вплотную у шелковой завесы, — придайте стене вид иглы. Она зашьет эти уста!

— Властитель, — возопил гонец, — они кладут стену в виде меча, чтобы перерубить нашу иглу!

Властитель, дрожа, прижался к шелковой завесе.

— Тогда переложите камни в виде ножен для этого меча!

— Да пощадят нас боги! — зарыдал на следующее утро гонец. — Они работали всю ночь, и теперь их стена как молния. Она вспыхнет и разнесет ножны в щепы!

Болезни разбежались по городу, как стая лютых псов. Лавки закрылись. Жители, бесконечные месяцы изнемогавшие на перестройках стены, сами стали похожи на Смерть. На улицах появились погребальные шествия, хотя лето было в разгаре и людям надлежало трудиться в поле на уборке урожая. Мандарин так ослабел, что его ложе придвинули к шелковой завесе. Здесь он лежал и срывающимся голосом отдавал свои распоряжения строителям. Голос за завесой теперь тоже ослабел и замирал, как ветер под карнизом.

«Кванг-Си орел?» — «Тогда наша стена должна стать сетью для этого орла». — «У них солнце, чтобы сжечь нащу сеть?» — «Построим луну и затмим их солнце».

Город еле шевелился, как заржавелая машина: вотвот остановится!

И наконец голос за завесой воскликнул:

— Во имя богов, пошли за Кванг-Си!

В последний день лета четыре голодных лакея внесли мандарина Кванг-Си, очень больного и обессиленного, в зал аудиенций нашего мандарина. Обоим мандаринам подложили под спины подушки. Гость и хозяин взирали друг на друга.

Их дыхание трепетало на устах, подобно зимним ветрам.

Послышался слабый голос:

— Положим этому конец!

Старики закивади головами.

— Это не может продолжаться, — произнес голос. — И наши и ваши жители только и заняты тем, что каждый день, каждый час перестраивают по-новому городские стены. У них нет времени, чтобы охотиться, ловить рыбу, предаваться любви, почитать предков и детей этих предков.

— Это верно! Это верно! — сказали мандарины обоих городов.

— Вынесите их на солнце! — прозвучал голос.

Стариков вынесли на солнце и поднялись с ними на вершину невысокого холма.

Пользуясь последним летним ветерком, несколько тощих детей пускали воздушных змеев. Эти змеи имели вид драконов всех цветов радуги, цвета лягушек и цвета травы, и цвета моря, и монет, и пшеницы.

Дочь первого мандарина стояла у его ложа.

— Смотрите! — сказала она.

— Это всего лишь змеи, — сказали старцы.

— Но что есть змей на земле? — сказала она. — Ничто. Что же нужно, чтобы поддержать его, сделать прекрасным и поистине одухотворенным?

— Нужен, конечно, ветер, — сказали мандарины.

— А что нужно небу и ветру, чтобы сделать их прекрасными?

— Змеи нужны, конечно! Много змеев, чтобы нарушить однообразие, одинаковость неба. Змеев цветных, летающих!

— Так-то, — сказала дочь мандарина. — Ты, Кванг-Си, в последний раз перестроишь свою городскую стену, чтобы она изображала не более и не менее, как ветер. А мы построим нашу в виде золотистого змея. Ветер оживит змея и вознесет его высоко в небо. Змей нарушит однообразие ветра и придаст его жизни цель и значение. Один без другого они ничто. Вместе — они и красота, и совместный труд и долгое счастье.

Мандарины преисполнились такой радости, что впервые за несколько дней приняли пищу. К ним тотчас начали возвращаться силы, они обнялись, вознесли друг другу хвалу и назвали дочь мандарина юношей, мужем, каменным столпом, воителем и навеки преданным сыном. Вскоре они расстались и поспешили в свои города, радостно восклицая еще слабыми, но блаженными голосами.

И немного спустя их города стали называться городом Золотого Змея и городом Серебряного Ветра. Жители снова убирали урожай и занимались. делами. Они опять пополнели, а болезни убежали, как испуганные шакалы. И каждую ночь года жители в городе Змея могли слышать чистую и бодрящую музыку ветра. А жители в городе Ветра могли слышать, как змеи пели и бормотали, взлетая и наполняя их счастьем.

— Да будет так! — сказал старый мандарин, стоя перед шелковой завесой.

Перевод Д. Горфинкеля



Загрузка...