В плену снов

7

Сэм припарковала машину и поспешила через Ковент-Гарден, к своему клубу. Как раз оставалось время немного поплавать. Она старалась плавать каждое утро перед работой, если только не была назначена ранняя встреча или она не была в отъезде. А сегодня ей очень хотелось поплавать подольше, чтобы как следует прийти в себя, выбить муть из головы.

Уходя из клуба, она чувствовала себя более по-человечески, чуточку получше, но не намного. Она прошла по узкой улице, через огромную открытую площадь, мимо старого здания крытого ковент-гарденского рынка, мимо голубей и уличных подметальщиков, в распоряжении которых площадь оставалась еще на один час. Порыв холодного ветра как кнутом ударил по влажным волосам, и какой-то клочок бумаги стремительно, словно раненая птица, пролетел мимо ее ног.

СНЫ! Это слово пульсировало через стекло окна магазина. «ОТКРОЙТЕ ВАШ СОБСТВЕННЫЙ ПОТАЙНОЙ МИР! СНЫ, СНЫ, СНЫ». Витрина была заставлена книгами о снах: «СНЫ – ВАШЕ ВОЛШЕБНОЕ ЗЕРКАЛО». «ВЛАСТЬ СНОВ». «АЗБУКА СНОВ».

Один из многочисленных маленьких книжных магазинчиков она каждый день проходила мимо, не обращая на них внимания. Сэм посмотрела на часы. 9.20. Подергала дверь и слегка удивилась, что та открылась. Сэм вошла в магазин. Свежий, девственный запах бумаги. Новые суперобложки, свежая печатная краска… Хороший запах. Книги. Она любила книги.

Высокий мужчина в черном трикотажном джемпере бесшумно скользил по полу в ее сторону. Голова его непрестанно, как у робота, поворачивалась туда-сюда. Он остановился недалеко от Сэм, наклонил голову и вопросительно приподнял брови. Он выглядел опрятным, тщательно вымытым, от него пахло хорошим мылом.

– Сны, – произнесла Сэм. – Я… – На какое-то мгновение она ощутила волнение. Мужчина заставлял ее нервничать. У человека с такой внешностью следовало бы спросить о полном собрании сочинений Марселя Пруста. – Меня интересует что-нибудь о снах.

– М-м-м. – Он развернулся и, описав широкую, плавную дугу, заскользил по полу, к ряду полок, на всех красовалась табличка со словом «Сны». – Вам нужно что-либо конкретное? – Он говорил намеренно приглушенным шепотом, как в публичной библиотеке, его дыхание отдавало запахом жевательной резинки из перечной мяты. Он провел пальцем вдоль переплетов, словно ласкал спину спящей девушки, потом остановился и слегка постучал по одной книге. Вытащил ее с полки и протянул ей. – Быть может, вот эта. Вы студентка?

– Нет, – ответила Сэм, смущаясь незаслуженному комплименту.

«Нет, но мне бы хотелось ею быть». Быть похожей на студентку, чувствовать себя столь же беззаботно, как они. И быть такой же молодой, как они. Вы ведь из Оксфорда, да? Это я-то? Да я обучалась в Университете Жизни. Вы знаете такой? Надо свернуть в первую улицу налево, как раз за Долиной Горьких Слез. Окончила курс у Томпсона. И о нем никогда не слышали? Ну как же, Дж. Уолтер Томпсон. Начинала секретаршей, потом назначили заведующей производством. Когда мне исполнилось двадцать шесть, я стала младшим поставщиком, звучит очень по-деловому, да? Ну а потом я все бросила по личным обстоятельствам. Да, да, теперь работаю снова. Работаю и вижу сны. Мне, кстати, приснился сон об одной авиакатастрофе… да вы, вероятно, читали о ней, ну, о той вот, в Болгарии. Я бы могла их всех спасти. Позвонить в эту авиакомпанию. НУ-КА, РЕБЯТА, ЖИВО ОТСЮДА ВСЕ – ЭТОМУ САМОЛЕТУ КРАНТЫ!

А вы бы так поступили?

«Черт подери! Я с ума схожу».

– Нет-нет… я… я совсем не профессионал. Я просто интересуюсь… м-м-м… интерпретацией снов.

Он вернул книгу на место одним касанием кисти и слегка изогнул спину.

– А-а-а… хм-хм… дайте-ка подумать… я полагаю, ну да, вот это, по всей вероятности, как раз для вас, – сказал он, будто был знаком с ней всю свою жизнь. Он вытащил тоненькую книжицу в бумажной обложке, на передней стороне которой было изображено глазное яблоко и какая-то рыба. – Ну да, вот эта. «О ЧЕМ В САМОМ ДЕЛЕ ГОВОРЯТ ВАШИ СНЫ».

Сэм мельком взглянула на заднюю обложку.

А рядышком – цитата из газеты «Таймс»:

Она пробежала взглядом указатель, а потом пролистала книгу до страницы, озаглавленной «Самолеты», и стала бегло просматривать ее. «Полеты: страстное желание воспарить над землей, вырваться из привычной рутины. Эрекция и сексуальные фантазии. Самолеты могут быть уподоблены фаллосу, а также матке, женскому лону». Сэм пролистала еще несколько страниц. «„Плавание“ часто означает половой акт. Борьба с основными побуждениями или иными проблемами. Может также буквально выражать ваше беспокойство о том, как удержать голову над поверхностью».

Она снова вернулась к цитатам из рецензий на задней обложке и прочитала, чтобы увериться окончательно.

– Прекрасно, – сказала она. – Эту я возьму.

Выйдя из магазина, она обернула книгу в бумажный пакетик и положила в сумочку. Прошла через ряды еще закрытых палаток с безделушками и пересекла улицу, направляясь к конторе, расположившейся в узком здании, втиснутом между каким-то издательством и магазином хирургического оборудования.

На окнах первого этажа черные жалюзи с бегущей поперек, трепещущей на ветру целлулоидной ленточкой, а между рамами бесконечно повторяющаяся надпись: «Продукция Кена Шепперда». Она толкнула тяжелую, в стиле 20-х годов, оправленную хромом дверь и вошла в тишину просторного внутреннего дворика для приема посетителей.

Вдоль белых стен, словно причудливые современные скульптуры, громоздились части от автомобилей. Вот фрагмент капота «альфа-ромео». Хвостовая часть «фольксвагена»-«жука». Посетителям вместо стульев для ожидания в приемной предлагались старые кожаные автомобильные сиденья на чистеньких пластиковых подставках, и уж совсем по-идиотски, как всегда казалось Сэм, выглядел стол секретарши, поставленный позади рулевого колеса и части капота, отпиленной от белого «кадиллака-эльдорадо» с откидным верхом.

– Доброе утро, Люси.

Секретарша перестала печатать и подняла глаза. Затуманенный взгляд, модный мохеровый свитерок и неряшливый макияж. Она безуспешно попыталась убрать с лица буйные растрепанные волосы.

– Ах да, привет. – Она сделала паузу. – Да, доброе утро. О господи. – Она сонно улыбнулась. – Кто-то тебе звонил.

– Кто же именно?

Сэм понаблюдала, как Люси роется в кучке записок. Похоже, что она спала еще меньше, чем сама Сэм.

– Ага, это где-то здесь… да-да. Роб Кемпсон из компании «Достойно похвалы»… хочет, чтобы ты подъехала ненадолго… либо… – Она всмотрелась в эту записку. – Да-да, утром в понедельник или во вторник. Не могла бы ты позвонить ему как можно скорее? Так… О господи… пока что ничего другого нет.

Сэм взяла листок и прищурилась. Глаза слегка побаливали, их резало и от хлорки после бассейна, и от усталости. Она прошла мимо восковой фигуры Кена в натуральную величину, неуклюже рассевшуюся на плетеном стульчике позади Люси. Эта фигура как бы контролировала его торговый центр, наблюдая за всеми из-за газеты «Дейли мейл», которая ежедневно менялась. Сэм озабоченно посмотрела вниз, как она всегда делала, чтобы проверить, не сыграет ли он опять злую шутку, усевшись там собственной персоной, что он однажды и проделал. Создатель этой восковой скульптуры хорошо уловил детали: рубашка из грубой хлопчатобумажной ткани, вьющиеся, начинающие немного седеть волосы, чуть небрежное выражение слегка помятого лица, словно говорящее: «Скорее я в один прекрасный день изменю мир, прежде чем он изменит меня». Полное совпадение всего облика Кена, только вот безжизненные глаза таращились бессмысленно, в отличие от его настоящих пристальных голубых глаз.

Как говорится, зеркало души. Странная это штука – глаза.

Восковой блеск кожи тоже не напоминал настоящего Кена. Не хватало также запаха табака, волос, одежды и, конечно, алкоголя. Эта скульптура ничем не пахла, к ней холодно прикоснуться, она была блестящей и жесткой.

Вот так он и будет выглядеть, когда умрет.

Сэм поднялась по нарядной лестнице, мимо новых фрагментов автомобилей – задней части старого лондонского такси, вделанной в стену вместе с дверью, отодвинутой так, что при желании можно посидеть в нем, и мимо ребристого темно-голубого капота «бугатти», прикрепленного к стене кожаными ремнями.

Здание было трехэтажным, плюс еще и подвальный этаж. Кабинет Кена располагался на самом верху, под скатами крыши, а его бильярдная комната, служившая им также для просмотров, находилась в подвальном этаже. Кабинет Сэм был на первом этаже, а немного подальше крохотная комнатка Драммонда, их посыльного.

Сэм пересекла лестничную площадку и вошла в кабинет, выдержанный в черно-белых тонах, она делила его с их агентом по печати, Клэр, сидевшей сейчас за своим письменным столом в густой сладковатой духоте сигаретного дыма.

– Доброе утро, Клэр.

У Клэр была доводящая до бешенства привычка никогда не говорить «Доброе утро». Порой она даже не поднимала взгляда, а если Сэм приходила первой, то Клэр просто молча входила и садилась. Но сегодня, отбросив назад с круглого, напоминавшего глину лица короткие завитые волосы, она даже улыбнулась. Эта ее любимая улыбка обозначала, что есть дурные новости.

– Вы даже не догадаетесь, в чем дело!

Сэм посмотрела на нее сверху вниз и подняла брови. Клэр, казалось, получала удовольствие, сообщая о новых проблемах.

– Жирафы! Ему нужны четыре жирафа!

От сигаретного дыма глаза у Сэм стало резать еще больше, а ее палец болел просто невыносимо.

– Кому нужны четыре жирафа?

– Кену.

– Он что же, открывает зоопарк?

– Не знаю. – Клэр покачала головой. – Я сдаюсь. Я в самом деле сдаюсь. Ну где, черт подери, я ему достану четырех жирафов?

– У Хэрродсов, – ответила Сэм.

Воспользовавшись кратковременной ошеломляющей тишиной, воцарившейся после ее замечания, Сэм пролетела мимо стола Клэр к своему безопасному убежищу у окна. И ближе к воздуху, к свежему воздуху, каким бы холодным он ни был. Она толкнула оконные створки наружу и внимательно посмотрела на улицу.

– У Хэрродсов? – переспросила Клэр.

– Ну да. Они продают все на свете. – Сэм наблюдала, как один из участников рождественского представления, одетый в черное, сидел на кромке тротуара и пил кофе из термоса. Потом она повернулась и села за свой письменный стол. – Попробуйте обратиться в какую-нибудь из компаний фирмы «Познание», занимающихся животными, – сказала она, пододвигая к себе телефон и свободной рукой перебирая свою корреспонденцию.

– Есть еще одна проблема. Это уже просто катастрофа. Полярная ночь!

– Медведи, что ли? – поинтересовалась Сэм, нажимая на кнопки телефона.

– Нет! Мрак. Ну, полярная ночь. Неужели никто не представляет?

– Чего не представляет?

– Цену, которую мы уплатили за снимки для этих рыбных палочек – ну, вы же знаете, эти «Суперпалочки» – там, где траулер проходит мимо айсберга. Ну, в Арктике, помните?

Сэм кивнула, прислушиваясь к голосу в телефонной трубке.

– Извините, могу ли я поговорить с Робом Кемпсоном?

– Это и есть полярная ночь. Мрак! Никто даже и не подумал об этом.

– Не могли бы вы передать ему, что я ему звонила, как он и просил? Я буду здесь еще полчаса, а потом снова вернусь во второй половине дня. – Она подняла взгляд на Клэр. – Телестудия, Клэр. Надо снимок сделать в телестудии.

– Нет, требуются натурные съемки. Этому клиенту приспичило именно Арктику. – Она закурила новую сигарету и рукой отогнала дым прочь. – Я просто не знаю. Я сдаюсь. Я в самом деле сдаюсь.

Дверь открылась, и в комнату приковылял Драммонд, высокий, худой, сутулый и вечно полусонный, умудряющийся, как лунатик, удерживать равновесие под углом.

– Новый рекламный ролик, – сказал он и шмыгнул носом, озираясь кругом так, словно только что вышел в открытый космос. Он протягивал твердую пластиковую коробочку серого цвета. – Куда вам его положить?

– Там должна быть реклама БМВ, так ведь, Драммонд? – спросила Сэм.

Он кивнул и снова принюхался.

– И еще бакарди.

– Положи здесь, я хочу его посмотреть. Нам с Кеном надо будет его проверить.

– Ты знаешь что-нибудь насчет жирафов? – спросила Клэр.

– Жирафов?!

– Да-да, жирафов.

Драммонд озадаченно вытаращился на нее, с его носа, свидетельствующего о пристрастии к кокаину, упала капелька.

– Они мало спят.

– Спят? – переспросила Клэр.

– Да, спят всего примерно полчаса за ночь. Это показывает, что они не очень-то умны.

– А ты что же, специалист по снам, Драммонд? – удивилась Сэм.

– Я-то? – Он поглядел вокруг себя, словно бы проверяя, тот ли он Драммонд, к которому она обращается. – Загадочная это штука – сны. Тяжелые нагрузки. Внутреннее пространство…

Он нахмурился, положил кассету на письменный стол Сэм и побрел прочь.

– Миссис Вульф говорит, что будет плохой месяц, – сказала Клэр.

– Вульф?[3] – рассеянно переспросила Сэм. – Волки, жирафы. Кажется, сегодня утром тут вокруг уйма зверей.

– Это моя предсказательница. Миссис Вульф.

Клэр взяла телефон и начала набирать номер. Сэм вышла в коридор и стала из кофеварки наливать себе чашечку. Она сдула в сторону пенку, отпила немного и вернулась в свой кабинет. Тут же позвонила Кену по внутренней связи.

– Через пять минут нам надо уезжать. Мы должны быть в монтажной в половине одиннадцатого.

– А я думал, что мы будем монтировать здесь.

– Хоуксмуир всегда хочет видеть первым готовый материал на монтажном столе. Ты предпочитаешь прогуляться или мне вызвать такси?

– Пройдемся пешком. Я тебя захвачу, когда буду спускаться вниз.

Сэм посмотрела на Клэр:

– А вашей предсказательнице можно верить?

– Да, она очень надежная. Предсказала мне, что мы с Роджером расстанемся.

– А она когда-нибудь предсказывает вам хорошие новости?

– Иногда. – Клэр улыбнулась и пристально посмотрела в потолок, ее глаза словно ушли в глубину глазниц и потускнели, будто она собиралась впасть в транс. – Иногда она предсказывает мне очень хорошие новости.

Они стояли в небольшой монтажной комнате без окон, среди стеллажей с фильмами в жестяных коробках. Повсюду свисало множество исписанных маркировочной авторучкой целлофановых ленточек и липких ярлычков, прикрепленных ко всему, что было на виду. Сэм с Кеном смотрели на небольшой экран на монтажном столе.

Тони Райли, их редактор, выключил верхний свет, и аппарат закрутился, зажужжал, тихонько пощелкивая. На экране показался капот автомобиля кремового цвета, длинный, шикарный, старомодный. Вот появилась чья-то рука и включила радиоприемник на приборной доске.

«Я в раю… я в раю… я в раю…». Сэм мысленно напевала слова песенки, которую еще не записали, ее четкий ритм будет сопровождать эти кадры. Камера отъехала назад, за рулем оказался молодой, очень модно одетый мужчина, едущий в ночи на большом «мерседесе» выпуска 50-х годов, с откидным верхом. Он барабанил руками по рулю в такт музыки и вел машину очень медленно, с этакой «ползучей» скоростью. Камера дала его лицо крупным планом, гладкое, самоуверенное, самовлюбленное, а потом переместилась вперед. Какая-то длинная узкая улица, фешенебельные дома с распахнутыми дверями по обеим ее сторонам.

Из каждой двери появлялась фривольно одетая девушка. Мужчина медленно проезжал мимо, внимательно разглядывая их, а они приближались, игриво прикасались к автомобилю руками, ногами, веточками растений, слегка приподнимали платья и демонстрировали чулки и подвязки. Мужчина вертел головой по сторонам, мурлыкая эту мелодию.

«Я в раю… я в раю… я в раю…»

Затем смена кадров, и вот уже на экране больничная койка, на которой лежит мужчина, а два санитара в белых халатах катят ее через улицу. Игривые девушки отскакивают в ужасе, когда койка проезжает мимо них, в молчаливом оцепенении наблюдая, как она останавливается около того же «мерседеса». Камера резко взмывает вверх и приближает изможденное лицо безнадежно больного молодого человека. В нем едва можно узнать того самоуверенного мужчину, который ехал на «мерседесе».

«Небеса или ад…» Эти слова автоматически пронеслись в ее голове. «Не перекладывайте выбор на другого. Пользуйтесь презервативами». Камера проезжает мимо койки и снова показывает брошенный «мерседес», пылающий на обочине дороги. А впереди вдоль улицы горят другие автомобили, и языки пламени вырываются из окон домов.

Аппарат с щелчком отключился, зажегся верхний свет. Молчание. Всегда это проклятое молчание. Первый режиссерский монтаж. Кен Шепперд так и предсказывал. Ну как же, режиссер, награжденный международными призами. Гонорар берет по двадцать тысяч.

Молчание затягивалось. «Мы уложились в бюджет, – думала Сэм. – Это моя заслуга. Кена надо держать в ежовых рукавицах, не то он за милую душу развеял бы все по ветру и лишил нас прибыли. Нет, в этом деле следует быть святее самого папы римского».

Том Хоуксмуир, высокий и мрачный сочинитель рекламных текстов, с короткой стрижкой светлых волос, которая молодила лет на двадцать его подпорченное пьянством лицо, тоже молчал. Молчали и Юэн Драйвер и Бентли Хьюз. Творческая группа посредников.

Первую ракету выпустил Хоуксмуир:

– Похоже, этот «мерседес» взят, черт подери, из какого-нибудь демонстрационного зала.

– А вот девушка, с горжеткой… не дать ли вам ее крупным планом, Кен, когда она забирается на капот и пытается этак очень живописно растянуться, а? – предложил Бентли Хьюз.

– Мы это не пробьем через руководство телекомпании и через миллион лет, – ответил Кен.

Мужчины зажгли сигареты. Кен, Том, Тони Райли. Трое из шести курили. Сэм тоже захотелось сигаретку. Очень захотелось. Дым защекотал в носу, и она чихнула. Потом открыла свою сумочку и порылась там, ища носовой платок, но его не оказалось. «Странно», – подумала она, продолжая рыться, расстегивая «молнии» на внутренних карманчиках, проверяя и их тоже. Она отчетливо помнила, что брала носовой платок, тот, на котором были вышиты ее инициалы, она могла бы поклясться, что клала его в свою сумочку.

– Эти вот девицы, – продолжал Хоуксмуир, – они просто не похожи на проституток. Они выглядят как миленькие молодые девочки в забавных платьицах, живущие по соседству.

– Я полагал, что именно в этом вся суть, – ответил с нажимом Кен.

– А в сценарии сказано: проститутки. Шлюшки. А не маленькие девочки, ради смеха нацепившие пышные украшения своих мамаш. – Хоуксмуир внимательно смотрел на Сэм. – А вы-то что думаете об этих девушках, Сэм? Считаете, что они сексуальны? – Он одарил ее мерзкой, плотоядной улыбочкой. – Что одни женщины в других находят сексуальным?

– Я всегда полагала, Том, что задача коммерческой рекламы – это заинтересовать подростков, – заговорила она, заметив про себя, что ей уже слишком долго приходится прилагать усилия, чтобы оставаться спокойной. – Я не думаю, что многие подростки ходят к проституткам. Они спят с девушками, живущими по соседству, и считают, что это безопасно. Мы постарались использовать девушек, которые, как нам казалось, вызывают интерес у подростков и мужского и женского пола.

– Давайте-ка вернемся назад, к той девушке с горжеткой.

– А давайте еще разок прокрутим весь ролик.

– А давайте-ка пописаем, – предложил Кен, когда они брели обратно по Уордаур-стрит.

День выдался хороший, ясный и бодрящий, несмотря на холодный, резкий ветер. Они нырнули в тратторию. Было рано. Чистые розовые скатерти и сверкающие столовые приборы, свежие палочки в упаковке – все аккуратно, не тронуто.

Сэм все еще чувствовала себя не лучшим образом, когда в седьмом часу уходила из конторы. Специфический привкус напитка из тмина, который они выпили вместе с кофе, до сих пор ощущался во рту. Она попыталась подсчитать, сколько же всего они приняли. Так… Две бутылки вина, а может быть, и три, потом ликер, как минимум по две рюмки… «Тебе надо прочистить голову», – сказал ей Кен.

Ну и как, прочистила? О господи. Она напрягла глаза, прищурилась, и все огни раннего лондонского вечера сместились влево. В животе стояла тупая боль, голова тоже болела, словно посередине лба провели книзу острым ножом для сыра. Ее слегка мутило от слишком большого количества выпитого кофе.

Она споткнулась о камень мостовой и неуверенной походкой побрела к автостоянке. На улице от резкого холодного воздуха ей стало хуже. На мгновение в голове промелькнуло, стоит ли ей в таком состоянии садиться за руль? Она приостановилась немного и наконец решила, что явно не стоит. Выйдя на свет, увидела знак «ТАКСИ» и заковыляла вперед с поднятой рукой.

– Улица Уоппинг-Хай, – назвала она водителю. – Дом 64.

Интересно, достаточно ли внятно она произнесла эти слова. Заднее сиденье, казалось, приподнялось навстречу, прежде чем ей удалось добраться. Она глухо шлепнулась на него. Забвение. На какое-то время там, в ресторане, наступило забвение, и это ощущение было приятным, просто изумительным, ей казалось, что она стоит на вершине мира.

Кен не смеялся над ее сном. Он явно заинтересовался, а потому хотел услышать все, что она могла припомнить, помогал сравнить с теми событиями, о которых сообщалось в газетных новостях, по телевидению и радио. Нет, он не знал, как объяснять это, но верил ей. «Совпадение», – решил он в конце концов, пытаясь успокоить ее. Хорошо уже то, что ей поверили.

А теперь забвение почти развеялось, и она вспоминала об этом снова. Она посмотрела в окно машины на рекламный щит продавца газет, тускло освещенный уличным фонарем, прислушалась к дребезжанию двигателя такси, пережидавшего, чтобы выехать на Стрэнд.

Ну да. Теперь они тоже это знали. Им бы следовало позвонить ей, и она бы рассказала им. Все эти ужасающие подробности. Она? Ну разумеется, а что вы хотите знать? Я ведь была там. Отчет свидетельницы!

Говорит Сэм Кэртис[4]. Десятичасовые новости. Из Болгарии.

Она откинулась на спинку сиденья, глядя на проносящиеся мимо уличные огни, которые мигали, ослепляли и исчезали. Светились витрины магазинов с манекенами, отбрасывая тени на тротуар, по которому торопились люди, борясь с холодом, мелким дождиком, со временем… «Видят ли и все они сны?» – подумала она, испытывая внезапный приступ тошноты. С трудом сглотнула, задержала дыхание, и приступ прошел. Сэм закрыла глаза и погрузилась в свои мысли.

Вдруг она заметила, что такси остановилось.

– Вам 64-й? – спросил чей-то голос.

Она в замешательстве открыла глаза, мигая в темноте, ощущая страшный груз усталости, настолько тяжкий, что казалось, не хватит сил выбраться из такси. Взглянула на красные цифры счетчика. 3 фунта 75 пенсов. Вытащила банкноту из своей сумочки и протянула ее через стекло оконца.

– Пусть будет четыре фунта пятьдесят.

Он взял банкноту, какое-то мгновение посидел в молчании, потом повернулся и бросил ей что-то обратно через стеклянную перегородку.

– Я бы предпочел получить деньги.

Она почувствовала в руке тоненький, жесткий кусочек карточки.

– Что это? – спросила она.

– То, что вы мне дали.

– Я вам дала… – Она замолчала, снова прищурилась, когда включился внутренний свет, и пристально посмотрела на то, что держала в руке.

Оранжево-белый посадочный талон авиалинии с напечатанными на ней словами «ЧАРТЭЙР» и номером, слегка наискось, его впечатали позже – 35А.

– Я не… это же… я не давала этого вам… я…

Совершенно ошарашенная, она подняла взгляд, пытаясь разглядеть в темноте лицо таксиста. Вдруг в его кабинке тоже зажегся внутренний свет, и она смогла рассмотреть его.

Она почувствовала, как волна ужаса приподняла ее с сиденья и тяжело опрокинула на пол, где она осталась лежать, совершенно уничтоженная, не желающая верить в происходящее, не в силах оторвать взгляд от посадочного талона. Окончательно сбитая с толку, продолжая дрожать, она наконец осмелилась поднять взгляд на лицо в капюшоне, уставившееся на нее. Через щелочки-прорези она видела злорадно ухмыляющийся рот и один глаз; вместо второго глаза не было ничего, только мертвенно-бледная, с кровавым оттенком пустая глазница с завернутыми вовнутрь ресницами.