ГЛАВА 12

Малькольм Уэзерли быстро вывел из терпения Обри Фаррингтона.

– Проживешь и так! – грубо бросил Обри. – У тебя нет выбора. Ты согласился на любые условия, лишь бы плыть на этом корабле.

– Послушай меня, скотина. Я уже сыт по горло. Мне нужна горячая пища и свежий воздух. Я сижу в этой отвратительной яме, как в аду, и если ты не организуешь мне прогулки по ночам и не снабдишь нормальной едой, клянусь я убью тебя, – пригрозил Уэзерли. – Сделать это очень просто.

Фаррингтон ощутил дрожь во всем теле. Уэзерли выглядел отвратительно уродливым. Не осталось ни красивой внешности, ни хороших манер; глаз ослеп, и по всему лицу протянулся зловещий, покрытый коркой шрам. Когда-то элегантный джентльмен теперь напоминал загнанного зверя.

– Я подумаю, что можно сделать, но не хочу давать никаких обещаний. Калеб сейчас отдыхает на палубе. Если подвернется возможность, я утащу для тебя что-нибудь горячее. По поводу свежего воздуха: все будет зависеть от того, кто стоит на посту. Я с самого начала говорил тебе об этом и предупреждал, что иногда придется поголодать, не говоря уже о других неудобствах. Ты согласился. Если хочешь, чтобы все наши старания пошли прахом, поступай как знаешь. Если Кэл обнаружит тебя здесь, что с тобой будет? На случай, если ты не знаком с флотской жизнью, позволь сообщить, что это помещение используется как камера для преступников.

Уэзерли скривил губы, ему очень хотелось ударить старика. Он не мог допустить, чтобы последнее слово осталось за Обри.

– Тогда достань мне чистую одежду. Мне не пристало носить такие лохмотья. От них воняет, – злобно проворчал он.

Фаррингтон ничего не ответил и вышел за дверь. «Не стоит обижаться на хамов», – проворчал себе под нос Обри, задвигая тяжелый железный засов, и улыбнулся. Если все пойдет по плану, этот ублюдок сгниет здесь, и никто ничего не заподозрит. Обри снова улыбнулся и потер нос. Уэзерли прав: тухлая рыба пахнет лучше, чем он.

Оказавшись на палубе, Фаррингтон подошел к Калебу, который сообщил ему о Саре.

– Я займу твою каюту, поэтому тебе придется переехать к команде, – распорядился Калеб, не обращая внимания на явное недовольство Фаррингтона. – А если увидишь, что этот идиот Стоунхам сделает хотя бы один шаг на палубу, сразу зови меня. Матросов я уже предупредил. Да, вот еще что… Обри, я хочу, чтобы ты позаботился о женщинах. Отнеси им поесть и присматривай за Рэн. Она сможет выйти на палубу дня через два. Вверяю дам тебе. Я не знаю, чем больна девица Стоунхам, но уверен: ты найдешь лекарство и для нее.

Фаррингтон уловил в голосе Калеба металлические нотки и не отважился возразить. Он увидел усталое выражение лица Калеба и понял, что его друг плохо себя чувствует.

Ничего не поделаешь – придется одновременно исполнять роль тюремщика и сиделки!

* * *

Тем же вечером, пока Сара прогуливалась по палубе, Калеб спустился в свою бывшую каюту взглянуть на Рэн. Она лежала в постели, хрупкое тело едва угадывалось под одеялами, лицо было бледным и усталым, но тем не менее девушка собралась с силами и улыбнулась ему.

– Рад, что ты выглядишь бодрее. Как поживает твое плечо? – заботливо спросил Калеб.

– Спасибо, гораздо лучше, – прошептала она, не спуская глаз с Кэла.

– У тебя есть все необходимое? Хочешь пить?

Рэн кивнула. Калеб осторожно приподнял ее голову и поднес к губам стакан. Девушка пила медленно, с трудом глотая.

– Теперь ты будешь не одна, я кое-кого привел к тебе, – он так же бережно опустил Рэн на подушку и направился к двери.

– Калеб, подожди, – едва слышно позвала Рэн.

Словно почувствовав, что она собирается сказать, Калеб помедлил, затем неторопливо пересек каюту, стараясь держаться свободно и естественно. Он понимал: лучше выяснить все сейчас, чем избегать этого разговора. В любом случае ей будет больнее, чем ему.

– Калеб, я… у меня такое ощущение, что я… я рассказала тебе кое-что о… о…

Девушка была не в состоянии произнести эти слова вслух, но в них не было необходимости. По боли в глазах Калеба Рэн поняла, что он все знает.

– Калеб, я не переживу, если ты отвернешься сейчас от меня. Я стала противна тебе? – слабым голосом спросила Рэн, задыхаясь от волнения.

Он мгновенно опустился перед ней на колени и приблизил свое лицо.

– Никогда! – заверил он дрогнувшим голосом. – Я считаю тебя самой храброй, самой отчаянной девушкой… – продолжать он не мог.

– Я знаю, что случилось с Сиреной. Фрау Хольц рассказывала мне. И еще знаю: если она смогла жить дальше, то и я смогу. Но мне невыносимо видеть, с какой жалостью ты смотришь на меня, Кэл. Это все, о чем я тебя прошу.

– Нет, Рэн, я никогда не буду смотреть на тебя с жалостью, только с восхищением! И пообещаю еще кое-что. В Англии я разыщу этого зверя и заставлю его поплатиться за все, что он сделал с тобой. Клянусь! Как только я найду его, жизнь его оборвется, чего бы мне это ни стоило.

Мстительные нотки в голосе Калеба испугали Рэн, и она легко прикоснулась кончиками пальцев к его щеке.

– Успокойся. В этом нет необходимости. Каждый раз, глядя на свое отражение в зеркале, Малькольм будет вспоминать, чего стоила ему его похоть.

Медленно, задыхаясь от усилий, Рэн поведала Калебу, как ей пришлось поступить, чтобы спастись от матросов и Малькольма. Она призналась в убийстве одного из бандитов и, затаив дыхание, ожидала встретить выражение ужаса в глазах Калеба. Увидев там только уважение и восхищение, Рэн с облегчением вздохнула, почувствовав себя очищенной после трудной исповеди.

– А сейчас поспи, малышка, – сказал Калеб, нежно прикоснувшись рукой к ее лбу.

Он боялся, что после столь тяжелого разговора у Рэн снова подскочит температура.

Она послушно закрыла глаза. Но прежде чем Калеб успел выйти из каюты, Рэн опять окликнула его:

– Ты еще зайдешь навестить меня?

Не дождавшись ответа, девушка провалилась в сон, и лицо ее было спокойным и безмятежным.

* * *

Через два дня Рэн снова была на ногах. Калеб уже полностью поправился и приступил к обязанностям капитана «Морской Сирены».

Был час пополудни, когда Рэн заглянула в глаза Обри Фаррингтона и произнесла:

– Спасибо вам, что спасли мою жизнь. Я никогда этого не забуду. Не знаю, смогу ли когда-нибудь отплатить за вашу доброту и заботу.

Обри моргнул и слегка нахмурился. В это незабываемое мгновение Рэн заняла прочное место в его сердце. Обри она казалась какой-то особенной девушкой – более женственной, более уверенной в себе, чем другие. Он не был знаком с ней ранее, но лицо Рэн показалось ему таким детским и беззащитным, когда Харкин принес девушку в каюту Калеба. Обри не мог объяснить своего отношения к ней – возможно, просто думал о всякой чепухе, как говорил Калеб. Поэтому Обри решил списать свои мысли и ощущения на счет глупых фантазий старого человека. А может, он составил о Рэн предвзятое мнение из-за слов Калеба, называвшего ее капризной, безответственной, испорченной, с языком «сварливой бабы с пристани», а теперь убедился, что Рэн совсем другая?

– Не надо меня благодарить. Я сделал то, что сделал бы любой, окажись на моем месте. Ты должна сказать спасибо Калебу. Именно он спас тебе жизнь, когда лихорадка достигла критической точки. Я уже ничем не мог помочь тебе, а ему это удалось. Так что благодари его, а не меня.

Сара сидела молча, прислушиваясь к беседе. Девушка пребывала в задумчивости. С Рэн она почти не разговаривала с того дня, как Калеб привел ее сюда. Рэн много спала, а когда просыпалась, предпочитала свою собственную компанию и молчала. Сару также не очень-то тянуло на разговоры, и, в конце концов, долгое молчание – тоже своего рода общение. Сара размышляла, можно ли довериться Рэн и рассказать ей о своих страхах. Иногда становится легче, если выговоришься кому-нибудь, даже такой пустой девчонке, как Рэн. Один раз Сара попыталась завести этот разговор, но была ошеломлена выражением глаз Рэн: в них появилось что-то женское, глубокое; подруга больше не была «глупой школьницей». И все же чего ждать от Рэн? Чтобы она выслушала и сделала резкие замечания, если ей что-то не понравится? К тому же, Сара сомневалась, что сможет открыться Рэн и сказать, что отцом ребенка, которого она носит, является Малькольм Уэзерли. Она просто не имеет права в этом признаться. Но что же ей делать? Если об этом узнает Баском, никакой бог не спасет ее.

Сара задрожала, и Фаррингтон сразу забеспокоился, что у нее начнется очередной приступ морской болезни. Сара улыбнулась и заверила, что чувствует себя хорошо. Обри с облегчением вздохнул. Забота о двух больных девушках пошла на пользу старику: он повеселел и даже выглядел помолодевшим.

«Возможно, он поможет мне, когда мы доберемся до берегов Америки, – раздумывала Сара. – Фаррингтон – опытный человек и многое повидал в жизни. А старые мужчины любят молодых женщин. И если я найду к нему правильный подход, то наверняка обведу вокруг пальца и заставлю плясать под мою дудку. Но не стоит забывать и о Калебе. Ведь он сжалился надо мной и привел в свою собственную каюту, чтобы я могла восстановить свои силы после болезни. Это неспроста…»

В итоге Сара пришла к выводу, что если поведет себя умно и разработает разумный план действий, то сумеет обеспечить себе и ребенку, растущему в чреве, безоблачную жизнь. Надо только хорошенько разобраться в обстановке и не терять даром времени.

* * *

Наступил следующий день. Жаловаться на погоду не приходилось: была середина мая, и солнышко пригревало все жарче.

Сара и Рэн по-прежнему не разговаривали. Настроение Рэн перешло от глубокой депрессии к гневу, когда девушка поняла, что Калеб даже не смотрит в ее сторону. Он заходил несколько раз проведать ее, но тогда, когда в каюте находились либо Сара, либо Фаррингтон. С тех пор, как Рэн выздоровела, ни одна ее попытка разыскать Калеба и поговорить с ним не увенчалась успехом. Каждый раз, когда Рэн подходила к рулевой рубке, кто-нибудь из команды отправлял ее назад со словами, что у капитана нет времени на болтовню.

Рэн решила высказать Калебу все, что она о нем думает, перед прибытием в Америку – и о трюме, и о Баскоме, и о многом другом. Сдерживая слезы, Рэн не хотела признавать, что Калеб стал избегать ее после рассказа об убийстве матроса и увечьях, нанесенных Малькольму. Какое же отвращение он, наверное, испытывает, глядя на нее! Она оттолкнула его своим признанием, уж можно не сомневаться.

Рэн сидела на жестком деревянном стуле на палубе и от нечего делать вертела в руках колоду карт, подаренную Лотти. С тех пор, как Калеб запретил прихожанам Баскома выходить из трюма, на палубе стало пустынно: не звучали разговоры о том, какая жизнь ждет переселенцев в Америке; не было слышно огненных проповедей Баскома.

– Как заноза из пальца, – пробормотала Рэн, переключая внимание на карту, проскользнувшую между пальцами.

Девушка не испытывала ни малейшего желания обставить в игре Фаррингтона теперь, когда познакомилась с ним поближе. Он обращался с ней как отец, а Рэн нравилась его лукавая улыбка и обезоруживающее остроумие. Как может она надуть его после того, что он для нее сделал? Проклятие! Но она обещала Лотти свести с лордом Фаррингтоном старые счеты… Рэн решила, что займется этим позже.

На палубе появилась Сара. Она уже привыкла к морской качке и теперь шла неторопливо и грациозно. Все работающие на палубе матросы повернули головы в ее сторону и, затаив дыхание, наблюдали, как она откидывает на спину длинные светлые волосы, притворяясь, что не замечает восторженных взглядов.

«Тщеславная сучка! – злобно подумала Рэн. – Сейчас она пройдет мимо рулевой рубки, махнет Калебу рукой, а он помашет ей в ответ».

Матросы всегда пускали Сару в рулевую рубку, в отличие от Рэн.

– Будь ты проклят, Калеб! – прошипела Рэн. В этот момент к ней подсел Обри Фаррингтон.

– Что это у нас здесь? – с удивлением спросил он, не сводя глаз с колоды карт.

– Обри! – радостно воскликнула Рэн. – Пожалуйста, посидите и поговорите со мной немного. Я чувствую себя изгнанницей на этом проклятом корабле. Сара смотрит на меня так, будто обвиняет за ненормальное поведение своего брата, а Калеб не подходит с тех пор, как я встала с постели и начала ходить на прогулки. Вы единственный человек, который общается со мной. Сара иногда ворчит что-то, но это не разговор! – девушка наконец заметила, что привлекло внимание Фаррингтона. – Вижу, что вы смотрите на эти карты… Мне нравится тасовать их – это хорошая тренировка пальцев, чтобы оставались гибкими для игры на спинете,[10] – объяснила она. – А еще мне нравится разглядывать птиц на «рубашках» и представлять, откуда они прилетели.

Заметив скептический взгляд Фаррингтона, Рэн продолжила:

– Когда я училась в школе, мы изучали природу, и я прямо влюбилась в птичек. Их яркая окраска достойна восхищения! Вы согласны со мной?

– Конечно, конечно, – заверил Обри. Недоверие на его лице сменилось интересом: – Ты умеешь играть? Я имею в виду – в карты?

– Да, но не очень хорошо. Леди не играют в карты. Мне просто нравится смотреть на картинки. Но если вы желаете чем-нибудь занять время, то, может быть, обучите меня. А через некоторое время мы сыграем по-настоящему… на деньги. У меня есть пять фунтов, и я могу делать ставки! – гордо сообщила Рэн.

Через час Обри встал и пристально посмотрел на девушку.

– Дорогая, да у тебя просто талант игрока! Для тех, кто любит рассматривать «рубашки», ты делаешь поразительные успехи. Если бы мы играли на деньги…

– Мне просто повезло как новичку, Обри. Если бы мы играли на деньги, удача отвернулась бы от меня. Вы уверены, что обучили меня всему, что знаете сами? Мне казалось, что играть в карты гораздо сложнее.

– Трудно, когда мошенничаешь во время игры. А я никогда этим не занимаюсь, – целомудренно заметил Фаррингтон, устремив взгляд к небесам.

– Я тоже, – так же невинно согласилась Рэн. – Быть карточным шулером все равно, что воровать.

– Ты совершенно права, моя дорогая. Как насчет прогулки по палубе до обеда?

Они дружески беседовали, прохаживаясь кругами. Заметив, что Сара вошла в рулевую рубку, Рэн споткнулась, глаза ее сначала погасли, а потом зло вспыхнули. Она резко развернулась и бросилась в свою каюту, оставив Фаррингтона в полной растерянности.

Обри увидел, как Калеб кивнул Саре и жестом пригласил сесть.

– Ты сделал неправильный выбор, Кэл, – тихо проговорил он и побрел прочь.

Сара села, сложив руки на коленях. «Какие у меня бледные руки, с голубыми прожилками», – подумала она. Девушка очень похудела за время плавания, потому что почти ничего не ела из боязни, что ее опять начнет тошнить. Водянисто-голубые глаза Сары показались Калебу настороженными и печальными. «Что она здесь делает?» – подумал он.

Сара понимала, что должна что-то сказать, чтобы оправдать свое присутствие в рубке.

– Капитан ван дер Рис, я пришла поблагодарить вас за то, что вы позволили мне пожить здесь, наверху. Теперь я чувствую себя гораздо лучше и почти привыкла к качке. Если вы хотите, я могу вернуться к брату и остальным.

Калеб внимательно посмотрел на нее. Сара обратилась к нему «капитан ван дер Рис», хотя в доме Синклеров запросто называла его Калебом и открыто флиртовала. Ох уж эти женщины!

Он ответил тихо, почти шепотом:

– Я собирался зайти к тебе попозже и посмотреть… как обстоят дела. Теперь я спокоен, услышав, что ты поправилась и привыкла к качке. А то одно время я даже думал, что управляю кораблем-лазаретом.

Сара смочила губы кончиком языка и украдкой взглянула на капитана. Ей нравилось, что Калеб рассматривает ее. Глаза его перебежали с полуоткрытого рта к шее и ниже – к груди. На лице Калеба появилось восхищенное выражение, он даже не пытался скрыть своего интереса. У Калеба давно не было женщины. Мысленно он с собой заключил пари, что уложит Сару в постель в течение часа.

– Мне пора передать штурвал первому помощнику. Хочешь, я проведу тебя по «Морской Сирене»?

Сара скромно потупилась.

– С огромным удовольствием, капитан ван дер Рис.

С лица Калеба не сходило какое-то забавное выражение, когда он передал штурвал Питеру, а тот понимающе ухмыльнулся в ответ.

Прогуливаясь по палубе, Сара тихо спросила:

– Означает ли эта прогулка, что ты больше не находишь меня привлекательной?

Вопрос прозвучал довольно нагло, но Калеб ответил весьма любезно:

– Я нашел тебя привлекательной еще в Англии и сейчас не изменил мнения. Но за многие годы я пришел к выводу, что если женщина хочет заманить мужчину в ловушку, то он ей зачем-то нужен. А ты, Сара Стоунхам, находишь меня в чем-то полезным для себя?

Сара рассмеялась, и впервые за много месяцев ее смех звучал искренне.

– Если даже и нахожу, неужели ты думаешь, что я в этом признаюсь? Но мы можем прийти к согласию, если найдем какую-нибудь уютную комнатку с кроватью, где ты бы мог оказаться очень полезным для меня.

Калеб тоже рассмеялся.

– Смею ли я надеяться, что ты больше не боишься моих припадков?

Сара весело взглянула на него.

– В последнее время я научилась мириться с тем, что мне не нравится. Думаю, что смогу жить и с твоими припадками!

Краем глаза Сара заметила, какие многозначительные взгляды бросали матросы на нее с Калебом. Очень хорошо, что они это видят. Позже они понадобятся ей как свидетели.

Хотя всё складывалось удачно, Калеб ощутил какой-то дискомфорт. Внутренний голос подсказывал капитану, что он еще пожалеет об этом маленьким приключении. Калеб уже было решил пойти на попятную, но слишком поздно: Сара юркнула в каюту Питера, увлекая его за собой, захлопнула дверь ногой и прислонилась к ней, глядя на Калеба широко открытыми, призывными глазами. Он обнял девушку, а она обвила руками его шею и слегка приоткрыла рот. После длительного страстного поцелуя Калеб немного отодвинулся и, тщательно подбирая слова, произнес:

– Это означает только то, что есть.

Он приподнял подбородок девушки бронзовой от загара рукой.

– Конечно. Момент страсти, потребность наших тел – и ничего больше, Я все понимаю, Калеб, – сказала Сара, падая к нему в объятия.

Когда одежда уже валялась на полу, Калеб лег рядом с Сарой и притянул ее к себе. Медленными, даже ленивыми движениями он играл с ее телом, целовал глаза, шею и впадинку на горле, где в бешеном темпе пульсировала кровь. Руки Калеба настойчиво гладили ее бедра, проникая в теплую влажную пещеру и заставляя Сару умирать от желания. Когда она подумала, что не сможет дольше выносить эту сладостную и божественную пытку, их тела наконец слились в единое целое. Сара вознеслась на вершину блаженства и в экстазе снова и снова выкрикивала имя Калеба.

Позже, когда они лежали бок о бок, Сара нежно погладила щеку Калеба. Возможно, она еще сможет жить, любить и обрести счастье без Малькольма. Тело ее реагировало на ласки Калеба, а в данный момент Саре было этого достаточно.

Когда Калеба одолел сон и дыхание его стало глубоким и ровным, Сара встала с койки и тихо оделась. Она задержалась на мгновение, взглянула на Калеба и с горечью отметила про себя, что не испытывает к нему никаких чувств, кроме физического влечения. Он был искусным любовником, требовательным и страстным, но Малькольм всегда останется мужчиной ее мечты, мужчиной, по которому она сходила с ума.

Сара подумала, что со временем она научится любить Калеба ван дер Риса. В следующий раз, когда они снова займутся любовью, она испробует с ним все, чему научил ее Малькольм. Сегодня было слишком рано демонстрировать свое мастерство. Достаточно того, что голландец очень удивился, обнаружив, что она не девственница. Интересно, что он скажет, когда узнает о ее беременности и своем «отцовстве»? Впрочем, не так важно, что он подумает или скажет. Главное то, как он поведет себя. Сара считала Калеба ван дер Риса честным мужчиной, а честный мужчина всегда поступает так, как говорит ему умная женщина.

* * *

Калеб проснулся и сразу вспомнил, где находится и что произошло между ним и Сарой Стоунхам. Он потянулся и ощутил, как снова ожило его мускулистое тело. Не стоило отрицать, что чувствовал он себя сейчас гораздо лучше и быстро поправлялся после травм, полученных во время шторма. Мужчина всегда должен находиться в отличной форме, чтобы удовлетворить женщину, как он сегодня Сару. У него в ушах все еще звенел ее голос, когда она в порыве страсти выкрикивала его имя. Калеб самодовольно улыбнулся, совершенно уверенный в том, что его раны никоим образом не повлияли на спектакль, устроенный в постели.

Калеб знал, что не испытывает к Саре никаких чувств и ему ничего от нее не надо, кроме еще одной встречи в постели. Он не имел ни малейшего желания разыгрывать умирающего от любви щенка. То, что между ними произошло, было просто эпизодом. Кроме того, у Калеба сложилось впечатление, что у мисс Стоунхам довольно богатый сексуальный опыт, хотя она скрывала это. Калеб обрадовался, обнаружив, что Сара не девственница, но разыграл удивление. Девственницы – такие скучные создания. Он уже устал лишать девушек невинности. Иногда приятнее иметь дело с опытными женщинами.

И, как обычно случалось в последнее время, при мысли о женщинах Калеб подумал о Рэн. Нужно сходить к ней и объяснить, что он намерен отвезти ее к Сирене с Риганом. Чем быстрее он это сделает, тем лучше. Калеб не мог забыть ощущения близости Рэн и того, как он обнимая ее, пытаясь защитить от лихорадки; старался не вспоминать, как она звала его в бреду и он отвечал ей, как зарывался лицом в копну густых темных волос… Стоп! Ни в коем случае нельзя поддаваться этому наваждению. Рэн ему – всего лишь сестра, девчонка с улицы, которую подобрала и удочерила Сирена. Единственная его обязанность перед ней – отомстить за поруганную честь сестры. «Тогда зачем же ты приказал команде не пускать ее в рубку?» – спрашивал внутренний голос.

Калеб хорошо помнил тот день, когда впервые увидел Рэн. Тогда же он случайно услышал беседу Сирены и фрау Хольц, которые не сомневались, что Рэн – его судьба. Почему эти слова постоянно крутились у него в голове? Должно быть, он чего-то недослышал. Как может женщина быть судьбой мужчины? Калеб фыркнул презрительно, свешивая ноги с кровати, но вдруг замер, пораженный: то, что Сирена была судьбой Ригана, Калеб понял раньше их самих.

– Господи, помоги мне, – пробормотал он, торопливо одеваясь.

Ему сейчас просто необходимо подышать свежим воздухом и взглянуть на океан… Море – вот его судьба, а не какое-то двуногое существо с глазами, похожими на горящие свечи.

* * *

Пока Сара развлекалась с Калебом на койке первого помощника капитана, ее брат рассказывал своим прихожанам, что все грешники наверху являются творением рук самого дьявола, но он, Баском, спасет их. Вцепившись костлявыми руками в молитвенник, Стоунхам вызывал прихожан по одному, чтобы лично убедить каждого прикосновением своей руки, что он – избранный Богом посланник, а поэтому ему под силу изгнать дьявола с этого корабля. А если возникнет необходимость, убеждал Баском, он сам станет управлять судном.

Лидия Стоунхам подошла к нему и протянула руку.

– Пожалуйста, Баском, поговори с капитаном ван дер Рисом и спроси, может ли он позволить женщинам ненадолго выходить на палубу. Здесь, в трюме, невыносимо душно и ужасно пахнет. Если потребуется, скажи, что ты очень сожалеешь и просишь у него прощения, – она повысила голос и перешла почти на крик: – Попроси его, черт возьми!

Баском замахнулся и стукнул ее молитвенником по голове, на мгновение оглушив женщину.

– Ты богохульствуешь! Ты посмела богохульствовать в присутствии посланника Господа! И это моя собственная жена! На колени, женщина! И если Бог не покарает тебя смертью, считай, что тебе очень повезло. Моя собственная жена! Перед всей моей паствой!

Терпение Лидии лопнуло.

– Хватит! Я уже достаточно натерпелась от тебя и не желаю слушать безумные речи! Я больше не вынесу и минуты рядом с тобой. Я поднимусь наверх и никогда не вернусь! Ты слышишь меня, Баском? Если мне придется спрыгнуть за борт, пусть так и будет! Я пойду на все, лишь бы быть подальше от тебя. Ты сумасшедший! – бросила она через плечо и, подобрав юбки, побежала вверх по трапу.

Когда Лидия появилась из люка, стоявший на вахте матрос растерялся. Он не мог столкнуть женщину назад в трюм. Капитан ван дер Рис не сказал, что нужно делать, если их трюма выйдет женщина. Прежде чем он успел решить, как поступить, Лидия с душераздирающими рыданиями бросилась бежать по палубе, намереваясь спрыгнуть за борт и покончить со своими страданиями. Лучше умереть, чем прожить жизнь с Баскомом Стоунхамом!

Ослепленная слезами, Лидия не увидела, как к ней потянулась пара сильных рук. Женщина пронзительно закричала, думая, что это Баском поймал ее. Но эти крепкие руки не принадлежали Баскому. И квадратное лицо с волевым подбородком тоже не имело ничего общего с ее мужем. На этом лице сияли темные глаза, полные сочувствия и заботы, и принадлежало оно первому помощнику Питеру.

– Успокойтесь, успокойтесь, – мягко проговорил он. – Что случилось? Как вы попали сюда и куда направляетесь?

– За борт! – выпалила Лидия, вытирая слезы. – Ненавижу его! Ненавижу! – крикнула она. – Он сумасшедший, и лучше я умру, чем вернусь к нему. Если вы заставите меня спуститься в трюм, я снова найду способ сбежать оттуда. Умоляю, не заставляйте меня возвращаться!

– Я не собираюсь силой отправлять вас назад, но, думаю, сначала нужно поговорить с капитаном.

«Значит, она ненавидит своего мужа и считает его сумасшедшим. Замечательно! – радостно подумал Питер. – Теперь у меня появился неплохой шанс…»

Лидия приглянулась первому помощнику еще в начале плавания, и сейчас все складывалось как нельзя лучше.

Когда Питер привел Лидию в рулевую рубку, Калеб громко простонал. Он устал от этих женщин!

– Только самое главное. Что она натворила?

Питер подавил усмешку; глаза его весело поблескивали, наблюдая за явным дискомфортом капитана.

– Она сказала, что хочет спрыгнуть за борт. Потом заявила, что ненавидит своего мужа и отказывается идти в трюм. Она говорит, что, если мы вернем ее назад, она найдет способ сбежать. А еще она сказала, что лучше умрет, чем вернется. Тебе решать, капитан, – с хитрой улыбкой подвел итог Питер и, развернувшись на каблуках, вышел из рубки.

– Миссис Стоунхам, кораблем управлять нелегко, – устало начал Калеб, – требуется полное внимание, чтобы вести его строго по курсу. У меня совсем нет времени, чтобы улаживать семейные ссоры. В чем бы ни заключалась ваши проблема, вы должны решить ее со своим мужем. Наверху больше нет ни одной каюты для женщины. Я приказываю вам возвращаться к мужу.

– Кажется, вы тоже собираетесь объяснить мне, что являетесь посланником Господа? Так вот, я больше не намерена выслушивать никаких посланников. Я сыта по горло! Я сделаю так, как сказала: лучше умру, чем вернусь к нему. Никакой он не посланник Божий, он – сам дьявол. Он несет зло. Знали бы вы, какие ужасные вещи Баском заставляет проделывать меня и других! Он пытался заставить Рэн повиноваться, но у него ничего не вышло. Вы не можете отослать меня назад. Я не пойду, – твердо заявила Лидия, усаживаясь на круглый стул рядом с Калебом.

Чертова баба! И что теперь делать?

– Я капитан этого судна, и вы обязаны мне подчиниться, – нахмурившись, произнес Калеб.

– Ваша сестра вселила в меня мужество и волю к сопротивлению. Что же вы тогда за мужчина, раз настаиваете, чтобы я вернулась в трюм, где он снова будет заставлять меня проделывать эти гадости?

– Дорогая леди, в жизни случаются вещи и похуже, чем молитвы о прощении.

– Я не совершила ничего такого, за что надо просить Бога о прощении! – взвизгнула Лидия. – Но речь о другом!

«Боже милостивый, я ли это? – в ужасе подумала Лидия. – Откуда взялась храбрость заявить, что я прыгну за борт? Я же не умею плавать и камнем пойду на дно!» Опомнившись, Лидия закрыла рот и застонала про себя. Кто обвинит капитана, если он решит, что она такая же чокнутая, как и ее муж?

Калебу не хотелось ни о чем расспрашивать, но ради приличия он все-таки задал вопрос:

– Так какие же вещи он заставляет проделывать вас, миссис Стоунхам?

Переборов стыд, Лидия мужественно открыла капитану, каким унижениям подвергал ее Баском, закончив рассказ словами:

– Я не шучу, капитан, и брошусь за борт, если вы попытаетесь вернуть меня обратно.

«Обри, негодяй, где ты шляешься, когда так нужен мне?» – про себя заругался Калеб. Он принял близко к сердцу положение, в котором оказалась эта женщина. Он не мог отослать ее в трюм. Какой мужчина в здравом уме может подвергать женщину таким унижениям? Только Баском Стоунхам!

Калеб пронзительно свистнул – и в рубку влетел Питер.

– Отведи миссис Стоунхам в мою каюту и организуй для нее постель. Женщины будут по очереди спать на койках. Меня не волнует, как ты это устроишь, просто сделай.

– Слушаюсь, капитан! – усмехнулся Питер, почтительно провожая Лидию из рубки.

«Тот, кто сказал, что мужчины нуждаются в женщинах, явно не встречался с женщинами на моем корабле», – раздраженно подумал Калеб.

Загрузка...