Глава 26

– Так что у нас сегодня по расписанию? – осведомился у своих «кураторов» бывший главный старшина Королевского Флота Мантикоры Горацио Харкнесс, откинувшись в удобном кресле и шевеля босыми пальцами.

Граждане капрал Генри Джонсон и рядовой Хью Кэндлмен были приставлены к нему – после его решения перейти на сторону хевенитов – с единственной целью: вправить ему мозги, возникни у него желание повести себя неподобающим образом. То были крепкие, тренированные ребята – но умением крушить ребра и челюсти их достоинства исчерпывались. Увы, человек редко бывает одарен всесторонне.

– Сдается мне, почти ничего, – ответил Джонсон.

Чуточку уступая Харкнессу шириной плеч, капрал на несколько сантиметров превосходил его ростом и выглядел в своем черно-красном мундире весьма впечатляюще. Сунув руку за пазуху, он вытащил электронный планшет, нажал кнопку и, прищурясь на экран, сообщил:

– На тринадцать тридцать назначены очередные съемки, а потом, э-э… в семнадцать гражданин коммандер Джуэл хочет еще разок потолковать с тобой о монтийских коммуникационных системах. Вот и все, в остальное время ты свободен. – Он спрятал планшет в карман и хмыкнул. – Похоже, Харкнесс, ты здорово приглянулся начальству.

– А почему бы и нет? – отозвался Харкнесс с ленивой усмешкой.

Оба соглядатая рассмеялись. Все понимали, что добыча вроде Харкнесса попадала в руки службы Комитета по открытой информации нечасто. Опыт ракетного техника и знакомство с сверхсветовыми передатчиками, которыми оснащались монтийские разведывательные платформы, сделали его носителем ценной информации, а иные аспекты его возможного использования, в том числе и пропагандистские, находились за пределами понимания Джонсона и Кэндлмена. Но у них были свои причины радоваться тому, что Харкнесс решил переметнуться на их сторону, причем с высшими государственными интересами Народной Республики эти причины ничего общего не имели.

– Значит, тебе повезло уже и с «Переходом Фарли»? – спросил Кэндлмен, и улыбка Харкнесса из ленивой сделалась раздраженной.

– Эх ты, Фома неверующий, – пробормотал он. – Говорил же я, что могу улучшить твои шансы, разве нет? Глянь.

Вытащив из нагрудного кармана рубашки чип с данными, Горацио бросил его рядовому, который, поймав чип на лету, уставился на него так, будто и впрямь рассчитывал рассмотреть что-то невооруженным глазом. Харкнесс полагал, что с этого придурка станется.

– Как он работает? – спросил стоявший привалившись к стене Джонсон.

Харкнесс пожал плечами.

– Это сложная штуковина, со многими переменными, так что вникать в подробности вам не стоит. Чем усложнять дело, я настрою ее так, чтобы вы могли не просто предвидеть результат, а добиваться его в ходе игры.

– Это как? – спросил Кэндлмен, и Харкнесс скрыл раздражение за дружеской улыбкой.

Оба его сторожевых пса закончили школу, а Джонсон, судя по послужному списку, даже проучился два года в колледже. К сожалению (или к счастью, это как посмотреть), оба они были из долистов, а стало быть, получали образование за счет государства и в соответствии с его стандартами. Теоретически эта система позволяла получить вполне приличные познания, но лишь при наличии у обучающегося серьезной мотивации. Однако длившаяся не одно десятилетие борьба за «демократизацию» образования привела к снижению стандартов, понижению уровня преподавания и, как следствие, падению интереса к учебе. Молодые люди, испытывающие изначальную тягу к знанию, встречаются не так уж часто, и если педагоги не способны объяснить студентам, зачем, собственно говоря, требуется образование, рвения в учебе ждать не приходится. Ну а понимание того, что многим жизненным неудачам они обязаны нехватке необходимых знаний, приходит к людям, как правило, слишком поздно – и отнюдь не в пору юности. Чтобы побудить человека, еще не осознавшего важность учения, грызть гранит наук, требуется целая система общественной поддержки, напрочь отсутствовавшая до войны. Молодые долисты обеспечивались стипендией в размере базового жизненного пособия независимо от успехов в учебе и понятия не имели, где смогут применить знания, которые все-таки получат.

Впрочем, не исключено, что дело обстояло еще хуже: Законодатели сознательно лишали долистов мотивации к учебе, ибо образование побуждает к социальной активности. Разумеется, понижение уровня образованности общества вело к экономическому упадку, но пока долисты получали свою «долю», они отнюдь не рвались обрести право участвовать в принятии политических решений. В конце концов, именно к этому и сводилась суть общественного договора, приведшего к созданию Народной Республики. Граждане уступали Законодателям власть и ответственность в обмен на «заботу», то есть обеспечение жизненных потребностей вне зависимости от личного вклада. Пока эти потребности обеспечивались, народ не интересовался особенностями работы государственного механизма, в том числе и сбоями.

Сформированная Законодателями образовательная система была убийственной для породившего ее социума – для Харкнесса же она имела значение постольку, поскольку Джонсон и Кэндлмен являлись ее типичными продуктами. Иными словами, их отличало совершенно фантастическое, с точки зрения даже далеко не самого образованного мантикорца, невежество. В области математики и тот, и другой не продвинулись дальше четырех действий арифметики, а Кэндлмен и читать-то умел с грехом пополам. Разумеется, живя в развитом технологическом мире, они обладали необходимыми навыками обращения со многими техническими устройствами, однако навыками поверхностными, ограничивающимися знанием последовательности нажатия кнопок или набора клавиатурных комбинаций. Как именно работает тот или иной прибор, они представляли себе не лучше, чем житель древней доиндустриальной Земли.

Флот, насыщенный самой современной техникой, требовал знающих специалистов, которых катастрофически не хватало. По этой причине в Народном Флоте в отличие от Королевского большая часть работы по поддержанию техники в рабочем состоянии поручалась офицерам или опытным старшинам. Расширение призыва усугубляло проблему, но, так или иначе, у флота не было иной возможности обеспечить себя компетентными специалистами, кроме как вырастить их самому. Учитывая убогую базовую подготовку новобранцев, это требовало времени: сначала из них приходилось делать операторов и лишь потом постепенно, шаг за шагом готовить техников. Процесс занимал годы, а стало быть, имело смысл обучать лишь кадровый костяк флота с расчетом на долгосрочную перспективу.

Народный корпус морской пехоты сталкивался, пусть в меньших масштабах, со схожими проблемами. Современная боевая броня и вооружение не могли быть использованы с максимальным эффектом людьми технически безграмотными, а те времена, когда можно было подавить врага численностью, бросив в бой необученную толпу новобранцев, безвозвратно миновали с изобретением импульсного ружья. Однако состав морской пехоты был более или менее постоянным, новобранцы не составляли в нем заметного процента, да и техническое оснащение уступало по сложности флотскому. Это давало возможность приблизить уровень тактической подготовки бойцов к мантикорскому, однако ремонт и обслуживание боевой техники оставались хронической проблемой и для них.

С началом войны ситуацию резко осложнили и понесенные Народным Флотом в боях тяжкие потери, и массовые чистки в офицерской среде. Комитет общественного спасения призвал резервистов, давно отслуживших свой срок, но это принесло лишь временное облегчение. Стало очевидным, что реформа системы обучения и широкомасштабная подготовка квалифицированного персонала является непременным условием успеха. Корделия Рэнсом при всех своих недостатках восприняла эту идею и сумела донести ее до сознания широких общественных слоев. Парадоксально, но необходимость вести войну ради сохранения паразитического образа жизни породила ситуацию, в которой паразитическая прослойка выражала готовность и даже стремление отказаться от привычного безделья и согласиться с реформами, в том числе и образовательными, направленными на укрепление вооруженных сил. Жаль что мысль о проведении подобных реформ не пришла ни в одну облеченную властью голову в ту пору, когда ее воплощение в жизнь вполне могло предотвратить войну.

Так или иначе, в настоящее время не только вооруженные силы, но и промышленность Народной Республики испытывали острую нехватку образованных кадров. Власть постоянно находилась перед тяжким выбором: и использовать, и создавать современную боевую технику могли лишь подготовленные люди. Республика работала над этой проблемой и решала ее успешнее, чем казалось чересчур благодушно настроенным лидерам Альянса, однако было ясно, что в обозримом будущем острый кадровый дефицит сохранится.

Правда, это не означало, что государство вовсе не могло найти применения невеждам: такие ребята, как Джонсон с Кэндлменом, вполне годились для службы в силах госбезопасности. Они не были патологически глупы, просто их природные способности не получили надлежащего развития. Невежество – это вовсе не тупость, а БГБ не нуждалось в специалистах по физике гиперпространства. Даже наличие у госбезопасности таких кораблей, как «Цепеш», не создавало нужды в большом количестве знатоков ракетной и гравитационной техники: во-первых, эти корабли не предназначались для боя, а во-вторых, персонал всегда можно было позаимствовать у флота.

Но костяк БГБ составляли каратели, на которых можно было возложить операции по усмирению бунтовщиков, заговорщиков и прочих «врагов народа». Семьдесят пять, а то и восемьдесят процентов штатного персонала БГБ составляли костоломы и головорезы, умевшие лишь нажимать на спуск да орудовать дубинками и прикладами. По стандартам нижних чинов своего ведомства Джонсон с Кэндлменом могли считаться интеллектуалами… хотя их нельзя было допустить к корабельной службе даже палубными матросами. В определенных обстоятельствах невежество становится не меньшей помехой, нежели тупость, ибо людям, пусть даже смышленым от природы, едва ли можно доверить защиту от опасностей, о самом существовании которых они не имеют ни малейшего представления.

И вот сейчас сторожевые псы Харкнесса в очередной раз демонстрировали ему всю глубину своего невежества.

– Послушайте, ребята, – сказал он, по-прежнему улыбаясь Кэндлмену, – «Переход Фарли» отличается от других игр, которые мне уже довелось для вас… хм… модифицировать. На самом деле эта игра представляет собой упрощенную версию флотского тренажера, а это значит, что ее параметры гораздо сложнее, чем другие пакеты. Дошло?

Он умолк, выжидающе подняв брови. Кэндлмен глянул на Джонсона. Капрал кивнул, и рядовой, успокоенный этим, снова перевел взгляд на Харкнесса.

При виде наивной, доверчивой физиономии здоровенного мордоворота мантикорец даже испытал легкий укол совести. Тертый калач, он с самого начала не сомневался в том, что обещание подобрать ключи к имеющимся на корабле электронным играм наверняка соблазнит любых соглядатаев, каких приставит к нему БГБ. Скука, жадность и стремление к первенству безотказно действовали на любом корабле Альянса, а на «Цепеше» эти факторы должны были проявляться гораздо сильнее. Однако с этой парочкой ему повезло особенно: оба были завзятыми азартными игроками, а Джонсон еще и держал черный тотализатор. Однако будучи достаточно сведущим в этой области, он, не говоря уж о Кэндлмене, не обладал познаниями, позволявшими представить себе, какие последствия может повлечь за собой предоставление Харкнессу доступа к корабельной компьютерной игротеке.

Впрочем, Харкнесс не давал ни малейшего повода для подозрений, а напротив, всячески демонстрировал стремление угодить гражданке Рэнсом. Он принял участие в дюжине пропагандистских передач, где с готовностью сознавался перед камерами во множестве «военных преступлений» и с искренним видом призывал соотечественников последовать его примеру и перейти на сторону народа в борьбе против эксплуататоров. Более того, честно предупредив гражданку коммандера Джуэл, что был простым техником, не слишком сведущим в теории, на которой основывается работа гравитационных импульсных генераторов, он провел не один час, рассказывая ей об этих устройствах все, что позволяла квалификация простого техника. К настоящему времени, согласно его собственным подсчетам, он заслужил обвинение в измене как минимум по тридцати пунктам, что автоматически делало для него возвращение домой невозможным – или, по крайней мере, нежелательным.

Начальство сочло это достаточным доказательством его надежности, а поскольку доверие к нему крепло и он получал все большую свободу передвижения, Джонсон и Кэндлмен рассматривали свои обязанности надзирателей как пустую формальность. Ну а когда Харкнесс поделился с Джонсоном воспоминаниями о кое-каких «подвигах», совершенных им до Василиска, капрал мигом сообразил, что находится в обществе или истинного маэстро, или величайшего лжеца галактики.

По мере того как рассказы множились, он убеждался во мнении, что встретил в лице Харкнесса родственную душу и человека необычайных дарований. Рискнув, на первых порах очень осторожно, посоветоваться с ним по поводу некоторых своих операций и убедившись, что советы Харкнесса увеличили его прибыль сразу на двадцать процентов, он, естественно, захотел продолжить столь плодотворное сотрудничество. Так Харкнесс познакомился с процветавшим на борту «Цепеша» незаконным бизнесом, заправлял которым штабной сержант Бойс. Джонсон подвизался у него первым помощником. Тот факт, что азартные игры и денежные ставки находились на борту «Цепеша» под строгим запретом, делал этот бизнес особенно доходным: ни один проигравшийся нижний чин, даже если подозревал жульничество, не рисковал обратиться с жалобой к офицеру. Сержант отличался не только алчностью, но и осмотрительностью: как только доходы Джонсона поползли вверх, он, не пытаясь дознаться, в чем корень успеха, передал в ведение капрала все операции с электронными играми. Бойс исповедывал мудрый принцип «меньше знаешь – крепче спишь». В результате во главе дела оказался Горацио Харкнесс, быстро сообразивший, что подборка игр на борту «Цепеша» по сравнению с игротекой любого мантикорского корабля безнадежно устарела, и подобрать к ним ключи для него – плевое дело. С некоторыми из этих игрушек он впервые познакомился лет этак пятьдесят назад, в самом начале своей флотской службы. Попав к хевенитам, Харкнесс на практике убедился в том, что, как он и подозревал, аппаратное (и соответственно программное) обеспечение Народного Флота было, по крайней мере, сопоставимо с тем, чем располагал Королевский Флот. Отставание, разумеется, имело место, однако оно было не слишком разительным: в противном случае эта война закончилась бы давным-давно.

Логично было предположить, что и все прочие компьютерные программы соответствуют сегодняшнему уровню, однако все та же нехватка квалифицированного персонала породила ситуацию, при которой руки у специалистов доходили только до тактических и навигационных пакетов. Игры считались делом второстепенным, и об их усовершенствовании, равно как и серьезной защите от взлома, никто не беспокоился.

В Королевском Флоте частенько находились ловкачи, норовившие перепрограммировать ту или иную игру в свою пользу, поэтому состояние бортовых компьютерных игротек регулярно проверялось компетентными комиссиями. В Народном Флоте дело обстояло совсем иначе: знающих хакеров там было очень мало… а среди персонала БГБ и того меньше. В результате, сунув нос в игротеку, Харкнесс мигом смекнул, что для такого виртуоза, как он, набившего руку на мантикорском программном обеспечении, здешняя система защиты попросту смехотворна.

Поначалу он подправил кое-что в простейших электронных имитациях игр в карты и кости. Результат привел Джонсона в восторг, и Харкнесс получил практически неограниченный доступ к сети.

Разумеется, риск был немалый: узнай начальство, что вчерашний враг копается в корабельных компьютерах, ужасные последствия не заставили бы себя ждать. Однако у Джонсона имелись веские, хотя и не имевшие никакого отношения к сохранению военной тайны резоны скрывать от командования маленькие шалости Харкнесса. А вот причин, по которым помянутому командованию следовало бы серьезно обеспокоиться на сей счет, он решительно не видел.

Для Джонсона и Кэндлмена библиотека игр представляла собой именно библиотеку игр – и ничего другого. Игры хранились в памяти компьютеров, о возможностях которых оба громилы имели весьма туманное представление. Доступа из игротеки к другим элементам системы у них не было, да он их и не интересовал. А Харкнесс был своего рода художником. На Королевском Флоте все дивились его поразительному везению: при любых кадровых перестановках он всегда попадал на те же корабли, что и Скотти Тремэйн. Никому и в голову не приходило, что Горацио просто-напросто исхитрился добраться до базы данных комитета по кадрам. Со времени службы на станции «Василиск» с Тремэйном и леди Харрингтон он изменил многим старым привычкам и больше не занимался незаконными махинациями, однако прежние навыки не утратил. И, само собой, для профессионала, сумевшего добраться до сверхсекретных файлов комитета по кадрам Королевского Флота Мантикоры, защитные программы «Цепеша» вообще не представляли собой преграды. На протяжении последних двух недель Харкнесс беспрепятственно разгуливал по корабельной информационной сети и, хотя, чтобы не наследить, вносил изменения только в игровые программы, успел получить массу сведений относительно «Цепеша», его оснащения, курса, пункта назначения, команде и операционных процедурах. Тот факт, что в глазах Джонсона и Кэндлмена его связанные с играми действия являлись некой разновидностью черной магии, играл ему на руку, ибо на протяжении всей человеческой истории волшебству неизменно сопутствовала тайна. Иными словами, сидя за дисплеем подключенного к сети портативного компьютера, Харкнессу не приходилось улучать минутку, когда кто-нибудь из сопровождающих не заглядывает через плечо. Зная, что суть манипуляций поднадзорного им все равно недоступна, Джонсон и Кэндлмен, предоставив ему полную свободу, самозабвенно дулись у другой консоли в старомодный покер. Правда, на тот случай, если кому-то из них все же приспичит поинтересоваться, чем он занят, Горацио задействовал «горячую клавишу», мгновенно выводившую на экран безобидную абракадабру.

К настоящему моменту Харкнесс с помощью своего мини-компьютера провел весьма масштабную работу, причем внесение изменений в игровые программы представляло собой лишь малую и далеко не самую важную ее часть. Собственно говоря, он уже успел вызнать практически все, что хотел, однако по-прежнему сидел за компьютером подолгу: даже Джонсон с Кэндлменом, полагавшие, что он занят исключительно модификацией игр, могли удивиться тому, почему у него стало уходить на это меньше времени. Работа над «Переходом Фарли» была отрекомендована им как особо сложная, ибо эта разработанная на базе упрощенного тактического тренажера игра предусматривала одновременное участие до десяти игроков, способных контролировать более шестисот кораблей. Однако сейчас, справившись с модификацией, он стоял перед более сложной задачей: объяснить обоим мордоворотам, что нового появилось в программе и как этим пользоваться. Он набрал воздуху и начал:

– Понимаете, в этой игре задано огромное количество переменных. Самое важное: при полном наборе игроков каждый корабль управляется не компьютером, а человеком. Нужно проявлять осторожность, поскольку игрок может оказаться ушлым, и при грубом использовании наших «усовершенствований» заметит подвох. Дошло?

Кэндлмен промолчал, но Джонсон кивнул:

– До меня дошло. Ты имеешь в виду, что слишком явное преимущество одного игрока – скажем, если порядок появления кораблей в варианте «Танго» будет все время складываться в пользу одной стороны, или если корабли противника внезапно перестанут повиноваться командам – вызовет подозрения.

– В точку! – поздравил его Харкнесс. – Так вот что я придумал: устроил так, что тот игрок, который введет тайный идентификатор, получит пятидесятипроцентное преимущество при каждом двойном нажатии клавиши «огонь».

– О! Это и до меня дошло! – радостно вскричал Кэндлмен.

– Я так и думал, что ты сообразишь, – с ухмылкой откликнулся Харкнесс. – Так вот, как я уже говорил, пользоваться этим надо с умом, чтобы не перестараться. Другое преимущество: случись нашему кораблю попасть под огонь, модификатор снизит уровень ущерба. Есть у меня и еще несколько задумок, но сначала надо проверить в деле то, что уже готово. Главное не зарываться, и тогда вы всегда будете с чертовски хорошим выигрышем.

– Ну и молодчина же ты, Харкнесс, – расцвел Джонсон. Он забрал у Кэндлмена чип, повертел его в руках и добавил: – Чтоб мне сдохнуть, если ты не стоишь каждого цента из твоей доли.

– Рад, что ты так считаешь, капрал, – улыбнувшись, отозвался Горацио. – Знаешь ли, куда бы меня ни занесло, я не только сам стараюсь подзаработать, но всегда забочусь и о друзьях.

Загрузка...