В стране каменных курганов и наскальных рисунков

Последнее путешествие в пустыню Сары-Арка

19 мая в шесть часов утра в моей квартире раздался звонок в наружную дверь. Он меня обрадовал. В точно назначенное время около дома, в котором я живу, стояли две загруженные машины нашей экспедиции.

Одна из машин — светлая, настоящая красавица, вездеход, другая — подобная первой, но черная и заметно выше.

Обе машины принадлежали известной японской фирме «Тойота», популярной в среде автолюбителей всего мира своей надежностью, долговечностью и комфортабельностью. На стекле нашей аристократки-машины красуется эмблема, изображающая множество дорог, протянувшихся на пути, а на бортах ее написано крупными буквами СПЕЦМАРШУТ.

Обе машины были даны напрокат бесплатно вместе с бесплатным же бензином и питанием в честь шестидесятилетия Второй Мировой войны мне, ее участнику, в прошлом полковнику медицинской службы, ныне натуралисту, профессору зоологии, ученому и писателю. Прошло шесть лет, как я простился со своей последней машиной, и все мои последующие поездки на природу стали случайными.

Большую черную машину вел Андрей Калистратов, сотрудник фирмы, за рулем машины-красавицы надлежало попеременно сидеть моим друзьям Владимиру Мосину и Александру Волошину, хлопотами которых обусловлен успех всего затеянного путешествия. С нами еще едут Галина и Ольга Коренчук, жена и дочь известного в городе фотографа В. Коренчука. Все участники поездки, кроме водителя черной машины, — добровольцы, пожелавшие путешествовать по Центральному Казахстану.

Долгие заботы по подготовке машин к поездке, закупке продуктов питания, запасов воды и бензина остались позади, и вот мы за городом. Остановились на шоссе автомобильной дороги, связывающей две столицы Казахстана: южную Алматы и северную Астану. Более десяти лет сильной засухи изнурили пустыню, и она поникла. Исчезло или стало очень редким все животное население обширных пространств, не стало ни ящериц, ни змей, ни столь обыденных жаворонков и множества других птиц.

Даже столь приспособленные к суровым условиям жизни пустыни грызуны-песчанки, никогда не пьющие воду и черпающие влагу из растений, и те стали очень редкими. Иногда на землю проливалась скудная влага, и тогда местами слегка пробуждалась жизнь. Сейчас с небольшим запозданием над Семиречьем прошли кое-где дожди, и первое, что мы увидели за городом, — обширными полями расцвели чудесные красные маки.

Сплошные поля маков, покрывшие собой землю, невольно вызвали незабываемое ощущение чего-то необычного и особенного, пробудив у нас, пленников города, чувство преклонения перед красотой и буквально буйством цветов. Седьмой спутник нашей экспедиции — спаниель Рудик стал носиться по красному полю с необыкновенным возбуждением, инстинктивно, больше, чем мы, люди, пораженный красотой природы, выражая свое преклонение перед встречей с ней всем своим существом, безумством прыжков и кувырканий.

К ярко-красному полю маков подходит стадо верблюдов, и многие из них принимаются жадно поедать цветы, в то время как другие остаются в стороне и будто равнодушны. Я издавна знаю, что на лепестках красных маков кормятся жуки-нарывники. Их много на маках, и биология их сложна. Они обычно ярко-красного цвета с различными черными пятнами и перевязями, малоподвижны и спокойны. Их кровь сильно ядовита, содержит так называемый контаридин, который даже на коже вызывает волдыри. Потревоженный жук выделяет капельки этого яда, по существу свою кровь. Контаридин необыкновенно стоек. Жуки, высушенные и хранящиеся много лет, не теряют ядовитости.

Ранее чабаны, завидев жуков-нарывников, стороной обгоняли свои стада. Заглоченный вместе с растением жук вызывает резкое воспаление желудка у проглотившего его животного, нередко кончающееся гибелью. Алла-гулек — несчастье, погибель — так называли казахи этого жука. Неужели за долгие годы засухи животные потеряли инстинкт боязни к опасным жукам, пиршествующим на маках?

О ядовитости жуков-нарывников издавна знало человечество. Их применяли в медицине и в частности в Древнем Риме. Об этом можно рассказать многое, но из-за экономии места в повествовании о путешествии я вынужден это упустить.

Сегодня ясный день. Небо глубоко синее и безоблачное. Только далеко за ровным горизонтом необъятных просторов пустыни, где-то за Балхашем и Джунгарским Алатау, красуются белоснежные облака.

По шоссе наши машины мчатся легко и быстро, и я сразу не догадываюсь, почему так медленно катятся попутные легковушки, и мы их обгоняем. Оказывается, наши при скорости в сто тридцать километров в час настолько хорошо подрессорены и быстроходны, что скорость их не ощущается. Подобное новшество для меня необычно и, думается, что наш очень далекий путь в Центральный Казахстан мы способны преодолеть за короткое время. Мелькает мимо знакомая обширная впадина Сорбулака, ныне заполненная сточными водами города. Свернув почти на запад, минуем речку Курты, несемся по прямому пути через обширнейшую и ровную пустыню Джусандала (Полынная пустыня). Алые пятна зарослей чиков все реже и реже и, наконец, полностью исчезают. Сказывается наше вступление в каменистую пустыню, к тому же менее щедро политую дождями.

— Как вы думаете, для кого цветут маки и почему так красивы цветы? — задаю я обычный вопрос тем, кто впервые попадает на природу. И на этот вопрос очень редко получаю правильные ответы. — Вся красота цветов, все их изящество, — продолжаю я, — а также крохотные кладовые нектара, спрятанные на дне цветоложа, предназначены природой только и исключительно для насекомых. Они — участники брачных дел цветковых растений — переносят на своем теле пыльцу — половые клетки с растения на растение.

Мое объяснение чаще всего вызывает недоумение. У некоторых мое объяснение вызывает даже возмущение: «Как это так, что все цветы предназначены только для насекомых!»

В этом явлении заложена еще одна немаловажная особенность. Красота цветков воспринимается одинаково как человеком, так и насекомыми. Она — красота обща, едина, всеобща и без нее невозможно — скудеет наше существование. «Красота может спасти мир», — говорят многие, так как она пробуждает чувство возвышенности, благородия, чего-то особенного в душе, возвышающего над обыденностью сознания животных. Без красоты существом мира овладевают звериные инстинкты, жестокость, эгоизм, равнодушие к злу и добру.

Дорога через громадную Джусандалу тянется долго, прямая и будто проведенная по линейке. И вокруг ровный горизонт. Лишь справа синеет тонкая полоска Чуилийских гор, напоминая названием, что слева на юге течет река Чу, а вдали справа на севере — большая река пустыни — Или. Вскоре и полоска Чуилийских гор уходит назад, и впереди вновь ровный горизонт, оставленный громадным древним водным пространством. Наши машины резво преодолевают его, и, преодолевая скуку, начинаю вспоминать о том, как путешествовал по просторам Семиречья.

Демобилизовавшись на год позже окончания войны (меня задержали) и попав в Казахстан в Институт зоологии Академии наук республики, передо мной, натуралистом, встала проблема передвижения. Чем больше и чаще меняешь обстановку природы, тем богаче наблюдения за жизнью ее обитателей. А на какие способы передвижения можно было рассчитывать в тяжелые послевоенные годы? Конечно, можно было спокойно отсиживаться в лаборатории в ожидании кое-когда перепадавшей поездки на единственной институтской автомашине.

За булку хлеба на базаре выменял старый неисправный велосипед. У него даже не крутились колеса. Принес его домой, взвалив на спину. Восстановил. Со своим помощником лаборантом Мишей Оленченко, у него был велосипед, совершали путешествия по пустыням, часто с запасом еды, воды и со спальными мешками. Откуда брались силы и энтузиазм, особенно в жаркое лето? Тогда по грунтовым дорогам и просто по бездорожью, мне могут не поверить, мы добирались до озер Ащакуль, Сонкуль и Бийлюкуль вблизи города Джамбула. Тогда я взялся за изучение ядовитого паука каракурта и крупного паука страны южнорусского тарантула.

На следующий, 1947 год, купил американский мотоцикл с коляской «Харлей». И почувствовал на нем себя королем путешествий. Через года два-три появились наши первые легковушки «Москвич» и «Победа». И после мотоцикла, набившего на руках мозоли, уселся на легковушку. Она, сейчас трудно поверить, была без отопления, без сигналов поворотов, которые указывались рукой, протянутой в окно. Мощность ее мотора была всего лишь 24 силы. Иногда очень крутые подъемы приходилось брать, пятясь задом наперед. Но зато каким комфортом казалась езда в уютном кресле после тряского мотоцикла!

Вскоре «Москвич» перестал удовлетворять потребности путешествий. Он был очень мал для далеких путешествий. Пришла пора пересаживаться на более крупную машину «Победа». Но народ уже понял значение автотранспорта, и, чтобы ее купить, следовало выжидать двухгодичную очередь, спекулянты же за нее требовали двойную цену в сорок тысяч рублей. Долго сомневаясь и переживая, собрал все деньги, купил в то время свободно стоявшую в магазине большую машину ЗИМ. Она во всех отношениях была как будто прекрасной. Но очень велика и длинна. Управлять ею по бездорожью стоило громадного труда, в то время как мои спутники наслаждались ее комфортом и мягкой подвеской. С громадными препятствиями, часто пользуясь лебедкой, на этой машине проехал по Западной Сибири, минуя Новосибирск, Томск, Минусинск и Кызы (Тувинская ССР), повидав Енисей, полупустыни, степи и леса Западной Сибири.

ЗИМ меня тяготил своим видом богатой машины, роскошеством, плохой проходимостью по бездорожью. И когда появились маленькая машина «Запорожец» (первый их выпуск назывался в народе «горбатым»), пересел на него и, с помощью лебедки легко вытаскивая машину из труднейших мест, в которых застревали грузовики, объехал Балхаш по его северному берегу и был покорен необыкновенными красотами этого озера.

Моей мечтой была легковушка-вездеход сперва ГАЗ 57, потом ГАЗ 69. Но они предназначались только для армии и учреждений и состояли на особом учете.

Послевоенная жизнь улучшалась, развивалась наша автомобильная промышленность, и старые машины-вездеходы стали разрешать частным владельцам. Обменял свой безвыездно стоявший в гараже ЗИМ на старенькую и плохенькую ГАЗ 69 и только тогда вдохнул свободно грудью. На ней, порядком повозившись с восстановлением, где только я не бывал, пользуясь ею более 14 лет.

Последней моей машиной был «Запорожец» более совершенный, с которым после трех лет езды был вынужден проститься, оказавшись в трудном материальном положении, обремененный семьей и скудным пенсионным обеспечением.

И вот сейчас, в финале странствий, в девяностотрехлетнем возрасте развалился на сидении на красавице, обладающей мягкой подвеской, повышенной скоростью, высокой мощностью мотора в тысячи лошадиных сил, тишиной в кузове, позволяющей на ходу вести свободный разговор. Впрочем, сейчас из наших спутников никто не проявлял особенной наклонности к разговорам, мягко покачиваясь, отдаваясь отдыху и покою после шумной жизни города.

Долгий однообразный путь, способствовавший моим воспоминаниям об автолюбительстве, кажется, начинает кончаться, а также и то, что занимает громадные пространства Казахстана, называясь казахским мелкосопочником.

Однообразие пути, особенно в жару, невольно предрасполагает к опасному дремотному состоянию, заканчивающемуся нередко аварией. На большой скорости, свалившись с дороги, обычно возвышающейся на несколько метров над землей, машина по инерции заканчивает свой путь и, кувыркаясь, калечит или даже убивает пассажиров. Однажды в такой обстановке я на долю секунды потерял контроль и, очнувшись на самом краю дороги, едва успел выровнять руль. Мои двое спутников, ничего не подозревая, мирно сопели в машине, предаваясь чарам Морфея.

С тех пор я стал всегда требовать бдительности и участия в разговоре во всем с теми, кого садил рядом. И вот теперь стараюсь разговаривать то с Владимиром, то с Александром, периодически меняющимися за рулем.

Лет десять тому назад ко мне приехал из Ташкента на своем ГАЗ 69 зоолог О. Богданов со своим водителем и попросил меня проводить его по северному берегу Балхаша. Я охотно согласился. На прямой дороге по Джусандала водитель стал часто подавать короткие сигналы, казалось, без причины. На мой вопрос он с удивлением сообщил, что в Узбекистане обязательно водитель должен просигналить, когда вблизи дороги установлен памятный знак по погибшему за рулем водителю. Тогда вдоль всего пути их стояло не менее сотни, что дало повод назвать этот отрезок асфальта от Алматы до Астаны «Дорогой смерти». Лежала возле дороги и пара сгоревших автобусов. Все это служит отличным предостережением и своеобразной экзотикой. Когда началось приведение в порядок дороги между двумя столицами, кто-то из начальников приказал немедленно убрать все памятные сооружения. Они исчезли. Но традиция осталась, и сейчас нам попался только один, стоявший далеко из-за опасения привлечь внимание. Еще у самой дороги мы застали сильно искалеченную, кажется, Волгу. Аварии на этом участке пути продолжаются, и быть может из-за этого на большом бетонном пьедестале в поселении Сары-Шаган красовалась изрядно искалеченная в аварии легковушка, поставленная в назидание водителям.

Цель нашего путешествия — продолжение изучения наскальных рисунков Центрального Казахстана и прежде всего двух мест гор Калмагабель и Калмакэмель. Первый из них я посетил впервые лет сорок тому назад. Затем еще пару раз мельком и, торопясь, еще два раза, создав коллекцию из восьмидесяти рисунков. Один раз наша попытка посетить это место сорвалась. Ехали на Ниве и на легковушке с низкой посадкой. Не доехав до Калмагабеля где-то 90 километров, у нее стал подтекать бензобак, и поездку пришлось отменить, возвратиться обратно.

Еще была поездка от киностудии. Решили поставить о ней короткий фильм. Поездка была тяжелой. Водитель оказался скандалистом. Он испугался громадного пространства и безлюдья. Оператор и так называемый директор фильма были не способны справиться с обнаглевшим шофером. К поиску рисунков не было никакого желания.

Промелькнуло синее озеро Балхаш — Божество, которому я поклонялся, синяя жемчужина среди желтой, опаленной зноем пустыни. Посещал я озеро едва ли не каждый год моих пятидесятилетних странствий по Казахстану.

Минуем город Балхаш, некоторое время от него едем по асфальту, протянутому вдоль водопровода и подстанций, перекачивающих воду до Саяка. На пути — заброшенный военный поселок и за ним идет дорога по мелкосопочнику.

С горки на горку извилистой белой лентой тянется дорога. Помню, прежде от Саяка была гравийная дорога для легковушек. Ими стали обзаводиться жители этого горнорудного поселения. Ее мы не нашли, и иногда, минуя ответвления, в общем, движемся по направлению нашего маршрута. Путь кажется долгим, но не однообразным. Через каждые несколько минут, забираясь на ближайший горизонт, встречаем все ту же извилистую змейку дорог.

Иногда встречаются на пути развалины мелких аулов. И только к вечеру в пустыне остановка на ночь.

Первый бивак, как всегда, самый трудный для еще неприспособившихся путешественников и машин, часто перегруженных лишними вещами. К тому же сегодня наш пробег был более семисот километров.

На следующий день опять над нами сияет синее небо, и впереди продвигается с севера громада белых облаков. Подъезжаем к Балхашу, и только тогда половина неба до самых берегов озера заполняется спокойными и застывшими кучевыми облаками. Будто Балхаш им преграда. Они не идут за него, далее, возможно, встречаясь с какими-то другими воздушными течениями. Когда мы въезжаем на вершину сопок, они кажутся совсем низкими, не более полукилометра над землей. Облака мне напоминают Сибирь. Впрочем, мне кажется, что, двигаясь с севера, быть может, даже с очень далекого расстояния, достигнув берега озера, они постепенно высыхают.

Солнце нещадно греет землю, и кое-когда, останавливаясь, мы прячемся от него в тени машин. Зато ночи необыкновенно холодны, и к утру я подмерзаю в спальном мешке, даже прикрывшись сверху экспедиционным тулупом. А я еще сомневался, когда собрался в путь, брать ли его с собой.

И следующий день пути опять мы под ратью величавых и спокойных кучевых облаков, под нещадно жарким солнцем. А с запада высоко по небу тянутся перистые облака, а за ними грязно-серые тучи. Они протянулись на юг и, как оказалось впоследствии, достигнув высоких гор Заилийского Алатау, закрывали солнце над городом и кое-когда обрызгивали его дождями. Так и прошло все наше путешествие при ясной погоде, когда Алматы изнывала от пасмурных дней.

Утром продолжаем путь по мелкосопочнику, днем, наконец, перед нами выскакивает поселок рудокопов Саяк. Александр молодец. Решил бросить курить, а тягу к никотину пытается заглушить постоянной резиновой жвачкой.

В поселке, как полагается, есть центральная улица, несколько крупных домов и по периферии — скопления мелких домишек. В Саяке нет бензозаправочной станции, но отдельные предприимчивые люди привозят бензин, солярку и масла и торгуют ими. Этому бизнесу способствует железная дорога, протянутая от города Балхаша. Раз в неделю она возит пассажиров. Их стало меньше, как только рудокопы обзавелись собственным транспортом.

Теперь надо искать тот путь через развалины старого Саяка. Но наши поиски затруднены. Дорога через рудники закрыта посторонним, хотя разработка руды остановлена. С большим трудом выходим из саякских копей, но совсем в другую сторону и, как потом я понял, сильно отклоняемся к западу.

С возвышенности перед нами открывается далекая и безбрежная пустыня, типичная Сары-Арка, не имеющая ни конца, ни начала. И горизонт этого сухого моря полукруглый, как и на настоящем море. Тщательно его просматриваем — по его далекой синей северной кромке тянутся ниточки скалистых хребтов, и нет среди них той знакомой горы Калмагабель, и все кажется по-другому. Только потом я догадываюсь, что мы сильно отклонились влево, и тогда возникает сомнение: не та ли гора, что виднеется с самого левого края горизонта, нужна нам. Рискуем и добираемся к вечеру до нее. Но это не то, что нам необходимо. Нет заиленного ручья, протянувшегося вдоль горы и ранее ставшего преградой поперек нашего пути. Помню, как долго искали переезд через него, опасаясь застрять. И еще не было такой торной дороги вдоль этой горы, и все остальное было по-другому.

Пустыня молчит, и нет нигде никакого признака жизни человека. Местами, где выпало больше дождя, колосятся ковыли, размахивая своими пушинками. С помощью электронного аппарата вычисляем место нашего нахождения. Оно на карте немного в стороне от горы Калмакэмель. Карта куплена в магазине перед самым отъездом, но по старому правилу сдвинута в сторону и к тому же засекречена, хотя сейчас все это бессмысленно, так как при помощи спутников угадывается местность с точностью почти до пятнадцати метров. Эти карты с грифом секретно сейчас бойко продают туристам наши топографические учреждения.

Едва мы добрались до горы, как у всех зачесались уши. Здесь оказалось много крошечных кровососов мушек-мокрецов. Они питаются кровью мелких грызунов и среди густой шерсти, покрывающей их тело, находят для себя единственное доступное для питания кровью место — уши. Но как они, такие малышки, могут отождествлять уши человека с ушками своих настоящих хозяев-прокормителей? И где же они, эти странные прокормители? Эта загадка меня интересует, но раздумывать над ней нет времени: наступил вечер, и пора становиться на ночлег.

Чтобы избавиться от кровососов, предлагаю забраться на верхушку горы, где еще гуляет ветер. Наших мучителей-малышек ветер легко относит в стороны. Андрей, уловив мое предложение, бросается вперед и, не посоветовавшись, немедленно выбирает место ночлега и натягивает над ним брезентовый полог. Ему невдомек, что под ногами крупные камни, по которым мне с больными ногами трудно перебираться и нелегко на них стоять. Типичная история водителей, старающихся всеми силами показать свое превосходство и самостоятельность действий. Зато он — первый и тем наслаждается. Стремление его к первенству приносит нам немало лишних хлопот, но все тактично помалкивают. В маленьком коллективе следует избегать даже мелких раздоров в путешествиях, могущих стать несносными. Едва остановились, как выяснилось, что у нашей машины-красавицы не хватает в поддоне мотора масла до уровня. Мне кажется паника напрасной, просто машина стояла не на ровном месте. Андрей рад поводу, запрашивает Алматы по особенному мобильному телефону. Оттуда не разрешают двигаться дальше. Надо разыскивать масло, и Андрей, довольный развитием событий, мчится в поселок Саяк за тридцать пять километров и возвращается поздней ночью, нащупывая наш бивак по аппарату. Меняем масло. Его оказывается вместо шести пять литров. Но сливать масло полагается только с горячего двигателя. Отъезжая из города, Владимир не проверил уровень масла, так что паника мне показалась напрасной. Впрочем, отправляясь в дальний путь, масло всегда следует иметь в запасе.

И опять холодная ночь, и сверкающее яркими звездами небо. Каким оно кажется необычным. В городе мы никогда не видим его, оно закрыто от нас автомобильной дымкой, постоянно висящей над Алматы.

За ночь тучи высыхают, на чистом небе выглядывает такое ласковое солнце, и не верится, что днем оно станет мучительно жарким. Наши женщины страдают от солнца, и, несмотря на защиту бумажными вкладышами, их носы становятся ярко-красными.

С утра, едва закончив завтракать, слава богу, Галина встает раньше всех, чтобы не терять времени и накормить всех. Владимир и Александр, загрузившись прозрачной капроновой пленкой и захватив фломастеры, отправляются на поиски рисунков на скалах. И тогда оказывается необычное.

Рисунков масса, и все они не такие, как там, куда мы вначале стремились, в Калмагабеле. Я едва успеваю просматривать богатый улов, приносимый моими друзьями, и думаю о том, что здесь придется немало поработать, прежде чем их набрать для публикации.

К обеду Александр приносит сенсацию: нашел рисунок динозавра. Точно такой же, как там, в Калмагабеле. Собираемся все возле этого рисунка, определяем его географические координаты. Они таковы: северной широты 47 градусов 23 минуты и 715 секунд; восточной долготы 77 градусов 05 минут и 062 секунды. Затем все усаживаемся возле рисунка и фотографируемся как свидетели, подтверждающие находку. Все это ради скептиков и обезоруживания их цинизма.

Рисунок точно такой же, что и на Калмагабеле, отстоящем отсюда не менее чем в семидесяти километрах. Для меня эта находка не нова. Еще ранее я находил почти точно такие же пары рисунков в одной и той же местности. То есть художник, усвоив свое произведение, повторял его в разных местах, пополняя музей наскальных рисунков. Потом и мои помощники нашли вторую картину из Калмагабеля — тот самый сплошной и необыкновенный орнамент.

Фотография находки была тщательно сделана. На ней видны некоторые отклонения от оригинала, как его можно назвать.

Почти вся громадная пустыня Сары-Арка сверкает маленькими холмиками светлой земли, выброшенной на поверхность подземным жителем пустыни — слепушонкой. Такое название он получил за то, что обладает очень маленькими глазами. Под землей они ему не нужны. Сейчас, когда из-за засухи ранневесенняя растительность не успела развиться, и земля полуголая, особенно отчетливо видно, какую громадную работу производит этот грызун над пустыней.

Под землей в поисках пищи он рыхлит почву своими многочисленными подземными ходами, делает ее проницаемой для атмосферных осадков. Выпадающие дожди не скатываются по уклону, и влага задерживается в поверхностных слоях почвы. А выбрасывая на поверхность землю, слепушонка присыпает ею щебень и камни и постепенно погружает их под землю. Если бы не слепушонка, на месте пустыни Сары-Арка царило бы полное запустение жизни.

Под землей слепушонка добывает луковицы трав, преимущественно тюльпанов. Растений пустыни, образующих луковицы, немало. Они спасают растение на время долгих лет засухи, постигающих пустыню. Луковицы — его излюбленная пища. Кроме того, по пути он уничтожает и различных, обитающих в почве насекомых, в том числе и тех, которые грызут корни растений и этим вредят. Таковых обитателей почвы немало. Это личинки цикад, жуков усачей-доркадов, личинки многих жуков-чернотелок. Он нередко пользуется колониями земляных пчел, и я однажды убедился, как он разорил, изрешетив все поселение колонии пчел-андрен. Тут он вреден.

Сейчас, когда пустыня депрессирует от засухи, слепушонки стали усиленно осваивать наиболее трудные для них каменистые пустыни, в которых среди щебня труднее рыть подземные ходы. И здесь Сары-Арка сухая, с многочисленными холмиками выброшенной земли, весною была усеяна тюльпанами.

Неугомонная деятельность слепушонки, его необыкновенная польза для растений пустыни и вместе с тем для процветания пастбищных растений и животноводства настолько сильна и очевидна, что его вправе можно назвать хозяином пустыни. Между тем значение этого небольшого грызуна в жизни пустыни никто не знает. Когда лет тридцать тому назад на заседании ученого совета Института зоологии один из аспирантов докладывал о своей представленной к защите кандидатской диссертации, я задал вопрос о хозяйственном значении этого животного. Ничего вразумительного диссертант сказать не мог. Меня всегда удивляло отсутствие наблюдательности тех, кто посещал пустыню. Холмиков светлой земли, выброшенной на поверхность, иногда так много, что они покрывали едва ли не треть всей поверхности площади земли. Так что хозяин пустыни, несмотря на то, что о нем мало кто знает, достоин всяческого внимания и должного уважения.

С этой первой стоянки у нас началась главная и ответственная работа. Владимир и Александр, нагрузившись поликапрновой, усилено и с большим интересом бродят по камням и снимают копии изображений. Работы очень много, урожай моих помощников велик и неожиданен.

И я скорблю, что не принимаю участия в этой важной работе, так как совсем не могу ходить по неровной поверхности, покрытой камнями. Еще скорблю и от того, что многие рисунки очень поверхностны, стары. Их я называю тенями. И для того чтобы раскрыть их контуры и угадать содержание, подчас требуется детальное их рассматривание и большой опыт. Я хорошо помню по себе, как вначале многое пропускал и как впоследствии, приобретя опыт, угадывал то, что никак не могли увидеть новички.

Работа моих помощников приносит им большое удовлетворение и даже радость. И куски изрисованной капроновой пленки одна за другой укладываются в специально захваченный мною большой портфель.

На следующий день нам приходится сворачивать бивак и путешествовать по многим ущельям гор Калмакэмеля. Рисунков почему-то особенно много по северному склону гор, откуда хорошо видны необъятные просторы пустыни Сары-Арка. На нашем пути все время встречаются небольшие ручейки, обросшие могучими тростниками и кое-где ивами. В двух местах даже сейчас при малых осадках сверкают, отражая голубое небо с облаками, озерки. Эти места служили водопоями. Их немало, и, по-видимому, в годы с хорошими осадками здесь содержалось много скота, существовало немало зимовок и, конечно, выбивались наскальные рисунки.

Копии наскальных рисунков, приносимые моими деятельными помощниками, поражают своим своеобразием и необыкновением. Подробнее о них я расскажу, когда обработаю их в городе.

Собравшись кучкой, мы еще раз пытаемся найти поблизости от первого изображения динозавра рисунок второй, тот, где зверь, вытянув свою голову на длинной шее, широко раскрывает рот маленькой головки по сравнению с могучим туловищем. Но наши поиски напрасны, мы ничего не находим.

В общем, наш сбор рисунков достаточен, чтобы составить общее впечатление о Калмакэмеле. Но, честно говоря, ради того, чтобы заснять решительно все, сделать то, что никогда археологи не делали, на этой горе следует пожить едва ли не месяц, и то кое-что ускользнет от внимания. Когда-нибудь это будет сделано, и мне верится в осуществление этого пожелания, и вместе с детальным изучением всех наскальных рисунков станет ясна жизнь наших далеких предков.

Нам предстоит посещение открытого мною ранее крупного и, вероятно, единственного кладбища зороастризма, случайно сохранившегося на поверхности земли и не закрытого ею. Оно расположено на вершине небольшой гряды горы, увенчанной только одним курганом, и состоит из многочисленных кругов, выложенных камнями. Между этими кругами проложены различные, подчас витиеватые полосы-связки также из небольших камней. Заратустровцы по большей части не строили курганы, а закапывали неглубоко от поверхности земли только кости от трупов, помещенные в небольшие глиняные ящички, называемые ассуариями. За тысячелетия эти круги камней закрывались землей и еле выглядывали. Мне удалось их найти только тогда, когда почва случайно оголилась, например, на месте стока воды или от проселочной автомобильной дороги. Таковы были круги близ поселения Кегень. Здесь же на вершине горы, хорошо продуваемой ветрами, круги из камней сохранились на поверхности в своем первоначальном виде. Крайне интересно узнать, почему именно только здесь, в месте, в общем, ничем не примечательном, оказалось это многочисленное захоронение.

Примечательна еще одна находка, найденная на склоне этой же горы. Ниже кладбища я увидел две четкие, отстоящие друг от друга на расстоянии 30–40 сантиметров, линии — следы недолговременного существования большого водоема. Эти следы отстоят на значительной высоте от поверхности воды, примерно на двести-триста метров. Линии-отводы так отчетливы, что не вызывают никакого сомнения. Не оставлены ли они от когда-то бывшего всемирного потока, о котором говорилось у многих народов по меньшей мере восточного полушария и в частности упоминаются в Библии? Сейчас следовало тщательно нанести на план кладбище заратустровцев, а также следы береговых линий большой воды и сфотографировать их вместе с членами нашей поездки.

Для этого нам следовало проехать почти до самых гор устья реки Аягузки, после которого пересечь ее на месте давно существовавшего переезда, где когда-то был хорошо мне известный и теперь отсутствующий деревянный мост.

И вот мы вновь едем вдоль Балхаша, минуя стороной основания больших полуостровов. В одном месте я вижу вблизи от берега полоску длинного, узкого и низенького островка. Место это мне, как и многое другое, хорошо известно. На этом островке всегда любили отдыхать лебеди, утки-атайки и бакланы. Напротив этого островка на берегу располагался удивительный мавзолей, сложенный из плиточного камня песчаника. По форме он походил на юрту с небольшим ходом, который направлен на восток. Его высота около четырех метров, ширина метров семь. Обычно казахи делали обыденные мавзолеи из глины без фундамента. Эти народные мавзолеи отличались друг от друга архитектурой, подчас были небольшими и нередко затейливо устроенными. Они отражали собою своеобразное народное творчество. Сейчас оно потеряло свой самобытный оттенок, и мавзолеи строятся из жженого кирпича с использованием всех современных строительных материалов. Мавзолеи, не защищенные от ветра и дождя, из сырцового кирпича или просто из глины, замешанной с галькой и соломой, недолговременны и постепенно разрушаются. В народе существовало поверие, что, как полагается, память об усопшем постепенно исчезала вместе с разрушающимся мавзолеем.

Одно время я увлекался этими народными сооружениями, украшавшими пустыни, фотографировал их и некоторые нарисовал масляными красками. Шесть таких моих картин приобрел главный музей Казахстана, где они и хранятся. Некоторые картины находятся до сих пор дома, и многие из мавзолеев, увиденные тридцать-сорок лет назад, ныне прекратили свое существование, превратившись в груды камней и глины.

Мавзолей на берегу Балхаша в совершенно безлюдной его части с горько-соленой водой я посещал не раз, путешествуя по берегу и на лодке по этому озеру. На этот раз он исчез. Полностью. От него осталось только несколько крупных камней, ранее лежавших в основании фундамента. Какой-то невежда и негодяй, по-видимому, из состоятельных, не поленился перевезти его камни на нескольких машинах-грузовиках для постройки своего дома или дачи. Разорение мавзолея меня настолько ранило, что мне не захотелось останавливать машину, чтобы усилить горечь от уничтоженной памяти о прошлом. Какой же негодяй осмелился посягнуть на это сооружение, рассчитанное на существование в течение многих тысячелетий!

Ранее я пытался узнать, в честь кого был сооружен этот памятник. Никто не мог мне ответить толком. Только один человек с Лепсинска сказал, что он сооружен в честь какого-то легендарного героя народного сказания, аналогичного Кыз-Жибек, о котором так много сказано в литературе.

У меня сохранилась фотография этого мавзолея, сделанная лет сорок тому назад. На тему этого же сказания я нашел наскальный рисунок в урочище Каскабулак в Таласском Алатау. Он опубликован в одной из моих книг…

Вскоре мы подъезжаем к хорошо известной громадной скале из чисто белого кварца. Пора бы искать место для бивака, солнце уже склонилось к горизонту. Впереди, я хорошо помню, предстоит участок тяжелой дороги, после которой будет сопка с могилами заратустровцев и следы потопа.

В это время, вырвавшись как всегда вперед, Андрей, не спросив совета, круто заворачивает назад и, подняв за собой облако пыли, уносится прямо от Балхаша на север. Ему все время не нравилась извилистая дорога, и он постоянно уверял Владимира о наличии какой-то обнаруженной на карте его навигатора прямой дороге вдоль озера. Нам следовало бы категорически запротестовать против этой самовольщины, но, не желая, также как и я, конфликтовать, мы последовали за ним. И тогда началась глупейшая гонка. Дорога пошла прямо и настойчиво на запад, мы как бы стали возвращаться назад от своего пути, и не было нигде с нее поворота. Нелепейший наш рейд при садящемся за горизонт солнце продолжался долго — не менее двух-трех десятков километров.

Наступила темнота. Вокруг — дикая местность с горизонтальной поверхностью чистого гранита. Он гол, и ничего на нем не растет. Лишь в небольших понижениях чернеют скопления черного мха. Мне было крайне интересно узнать, кто обитает в этих крохотных участках жизни. Но не до этого. Мы явно устали, заблудились. На небе уже горят звезды. Наконец, дорогу пересекает дорога вниз, на юг, по направлению к озеру. И еще час пути, пока, наконец, вдали не сверкнула полоска воды, отраженная луной.

Андрей несется далеко впереди. Тогда мне приходится резко выразить протест против этой нелепой ночной гонки и потребовать заняться ночлегом. Не в меру уставшие, мы ужинаем при свете полной луны, выглянувшей из-под черного облака. Очень плохо, когда в маленьком коллективе из-за сумасбродства страдает поездка в природу…

Никто из нас не мог предположить, что следующий день окажется заключительным в нашей торопливой и перегруженной делами поездке. Утром мы едем вдоль Балхаша, минуем интересный и хорошо мне известный полуостров, возле которого я как-то посетил один на лодке громадную колонию чаек черноголовых хохотунов. Не для себя, а ради моих спутников хотелось показать полуостров, побывать на нем. Но все мы устали. Кроме того, опять нависает над нами угроза нехватки бензина. Трех запасных канистр для машины-аристократки оказалось мало. Вспоминаю, что на своем стареньком газике я всегда в дальних поездках возил четыре канистры бензина.

Впереди совсем недалеко устье Аягуза, старая переправа через эту реку и горка с кладбищем и следами потопа. Но наш путь перегораживает хорошо мне знакомый участок трудной песчаной дороги и немного солончака. Он несколько раз записан в моих книгах маршрутов. Но дорога, спустившись к нему, делает резкий поворот, и Андрей, пропущенный против моего желания вперед, резко заворачивает и несется в обратную сторону. Владимир следует за ним, не посмотрев на путь и не узнав, в чем дело.

Быть может, местность стала непроходимой, но может быть, изменилась, и подсохли солончаки. Пока мы рассуждаем, Андрей несется в далекий объезд. Вскоре на нашем пути появляются четыре столба дыма. Вдали теперь уже видны трубы, судя по всему, какого-то заводика, оказавшегося в этой глухой пустыне.

Столбы дыма, оказывается, — пожары от выжигания старых зарослей тростника. Ими занимается группа людей. Они поясняют, что вблизи находится переправа через реку Аягуз, а старая как будто заброшена и, возможно, глубока. Вскоре подъезжаем к этой новой переправе. Река здесь разлилась шириною в сотню метров, неглубока, не выше колена, и для наших машин вполне проходима, тем более дно твердое, каменистое.

Далее путь идет по левому берегу Аягузки прямо на разъезд Каратас, от которого до станции Лепсы рукой подать. Путь к горе с кладбищем заратуштровцев и линиями потопа прегражден. Нам следовало бы миновать стороной переезд, подобраться по суше к далекой горе, а оттуда добраться до станции Актогай или даже дальше до городка Аягуз. Но бензина у нас не хватает, пытаться его раздобыть в каком-то закрытом рудничном поселке, находящемся вдали, не хочется. Все устали, всех манит конец пути и домашний городской очаг. Заправившись в Лепсы горючим, спускаемся к Балхашу на отдых и для обязательного омовения. Здесь мысленно я прощаюсь с Балхашом. Не знаю, увижу ли я его еще раз. Это хорошо мне знакомое и полюбившееся на всю жизнь место природы. И пока мои спутники плещутся в озере, я вспоминаю все, что случилось с Балхашом.

Озеро Балхаш расположено на севере юго-востока Казахстана на границе Средней и Центральной Азии. Оно — реликт, остаток когда-то существовавшего внутриматерикового моря. Озеро занимает значительную площадь около 17,5 тысяч квадратных километров. Наибольшая глубина — 26 метров, длина 605 километров, ширина до 74 километров. Оно вытянулось узкой полосой с востока на запад. Восточная его половина, где приток речных вод очень незначителен, — с соленой водой, непригодной для питья; западная — с пресной, приносимой большой рекой пустыни Или.

Озеро расположено в зоне пустынь различных типов. Климат здесь суровый, континентальный. Лето жаркое. Зимой морозы, иногда как в Сибири. Часты сильные штормовые ветры. Берега озера, особенно северо-восточные, не населены и глухи. Лишь на севере были расположены кое-где рыболовецкие колхозы и рыбные заводы да небольшой горнопромышленный город одноименного с озером названия.

Я много раз путешествовал вокруг этого озера и несколько десятилетий тому назад застал его в полном расцвете животного и растительного мира. Балхаш изобиловал рыбой, когда прибрежные тростники колыхались от их великого множества. По его берегам гнездилось множество водоплавающих птиц, в том числе и таких редких, как лебеди, журавли, белые цапли, колпицы, пеликаны. Сколько тогда к нему подходило утолить свою жажду животных — обитателей пустыни, как изобиловал Балхаш рыбой! Но в последние годы природа озера стала резко угасать. На его судьбе сказались изменения, произошедшие в природе не только на юго-востоке Казахстана, но и, пожалуй, всего земного шара.

После окончания Второй мировой войны более пятидесяти лет природа Казахстана изобиловала живыми существами в такой степени, которая сейчас может казаться почти фантастической. Здесь водилась замечательная птица — стрепет. Сейчас ее совсем нет. В пустынях летали тысячные стаи чернобрюхого рябка. Ныне об этих стаях могут рассказать только пожилые люди: чернобрюхий рябок, так же, как и стрепет, занесены в Красную книгу Казахстана. На перевале Курдай хребта Заилийского Алатау зимовали стаи крупной птицы — дрофы-дудака. Сейчас бесполезно искать встречу с этой птицей — ее не стало. Изумительное, грациозное животное, оживлявшее ландшафт пустыни, — джейран, плодовитый, питающийся растениями, которыми пренебрегает даже овца, когда-то был очень многочислен. Пятьдесят лет назад только в одной Сюгатинской равнине длиной около восьмидесяти и шириной двадцать километров специально проведенным учетом было зарегистрировано около двадцати тысяч джейранов. Сейчас на всей этой обширной равнине нет ни одного джейрана. Повторяю — ни одного! Он исчез отсюда за каких-нибудь десять лет. Его истребили браконьеры, разъезжавшие ночами на автомобилях со слепящими фарами. И с территории Казахстана за несколько десятилетий полностью исчезли такие крупные животные, как кулан, тигр, тургайский олень, пустынная рысь-каракал, гепард.

Балхаш стал угасать. Уровень его упал на два с половиной метра. Полностью высохло большое озеро Алакуль, примыкавшее к западной окраине Балхаша. Вода отошла от берегов озера на значительное расстояние, высохли заливы, служившие местом выплода рыбы. Пресная вода западной половины фактически стала непригодной для питья, но ею кое-где вынуждены пользоваться, а в город Балхаш пришлось провести за сотни километров далеко некачественную воду из реки Токрау. Маленькие береговые рощицы деревьев и кустарников, служившие убежищем для ветвистоусых комариков — пищи рыб, высыхают, и нет уже под их голыми остовами живительной тени.

Сильно упал рыбный промысел, и от былого изобилия ничего не осталось. К тому же территория озера и примыкающие к ней окрестности были разделены на многие участки, отданные под распорядительство совершенно разным учреждениям и административным районам, каждый из которых заботился только о том, чтобы поменьше дать, побольше взять. Балхаш лишился одного хозяина, впрочем, он, кажется, и ранее его не имел.

На пресную часть озера и окружающие его земли пустыни мощный медеплавильный завод выбрасывает громадное количество меди и дыма с различными, несвойственными природе, химическими веществами. Только в воды залива Бертыс, примыкающего к городу Балхаш, сточными водами «Балхашмедь» и ТЭЦ выбрасывается каждый год около 75 тонн этой злой химии, составляя экономический ущерб по приблизительному подсчету в год около 40 миллионов тенге.

Кроме того, пылевидными частицами ежегодно выбрасывается на акваторию озера около девяти тысяч тонн химических веществ! Страшные цифры!

Усыхание озера сильно прогрессирует, чему способствует вступление южного Казахстана в длительный период засухи. Балхаш стал повторять трагическую судьбу озера Арал. Какова же причина столь безотрадного состояния?

Беды озера вызваны Капчагайским водохранилищем. История его создания чрезвычайно поучительна, и служит образцом безрассудного, безответственного, если не сказать преступного, необратимого преображения природы и глумления над нею.

Постановление о строительстве Капчагайского водохранилища на реке Или было принято в 1966 году. Широкого обсуждения этого мероприятия, затрагивающего природу обширного района, не было. Возражения ученых, специалистов, общественности, были оставлены без внимания. Должную творческую и свободную дискуссию подменило чисто административное командование. Оно подавило многочисленные возражения, в которых высказывались не без опасения тревоги о тяжелых последствиях этого шага. Разумные научные, экономические и экологические расчеты не нашли места. Расчеты некомпетентных разработчиков и чиновников были признаны не подлежащими сомнению и были достаточными для немедленного претворения в практику. Было объявлено, что водохранилище даст электрический ток, позволит ввести в сельхоз-оборот четыреста тысяч гектаров пахотных земель, будет способствовать изобилию продуктов питания. Кроме того, водохранилище послужит регулятором уровня вод Балхаша. Это были главные и непререкаемые аргументы. О них вещали по радио, говорили плакаты, установленные на создававшейся плотине, по которой прошла автомобильная дорога, писалось в листовках, сбрасываемых с самолета. Капчагайское водохранилище изображалось как величайшее достижение разума на благо человека. Плотина водохранилища была построена перед входом реки в узкое крутосклонное каменистое ущелье длиною около 30 километров, а не на его выходе. Это была первая крупная ошибка проектантов. Те, кто создавали проект водохранилища, не удосужились познакомиться, хотя бы бегло, с мировым опытом подобного преображения природы. Разыгравшаяся фантазия гидрогеологов предложила создать водохранилище объемом в два годовых стока реки Или (годовой сток реки Или в то время равнялся 12 кубокилометров в год).

И, самое главное, не удосужившись убедиться в нелепости расчетов, была построена ГРЭС мощностью на полное заполнение водохранилища. Но как только построили плотину и стали заполнять водохранилище, сразу же произошло отрезвление: стало ясно, что озеро Балхаш не способно выдержать потерю двух годовых стоков реки Или, основной и главной артерии, питавшей озеро. Оно погибнет даже скорее, чем многострадальный Арал.

А электростанция? Она, несмотря на то, что была отлично выполнена ее конструктором, оказалась наглядным экспонатом единственной в мире калеки: из четырех турбин в ней из-за недостатка воды стали работать только две. Так и стоит она поныне, как памятник дремучего невежества. Это была вторая крупная и непростительная ошибка создания Капчагайского водохранилища, неизбежно последовавшая из первой.

А за ней последовали и другие. Прошло много лет. На протяжении полутораста километров в обширной подгорной равнине между западными отрогами Джунгарского Алатау и Заилийского Алатау теперь на месте реки Или плещется большое водохранилище с неустойчивой береговой полосой, вычурно названное Капчагайским морем или запросто Капчагаем. В газетах по этому поводу было вначале опубликовано немало победных реляций, хотя его рождение — теперь позорное прошлое. Но это прошлое настойчиво просится в настоящее, бросает на него глубокую тень и взывает к совести. Время — лучший ценитель поступков.

После десятилетий уместно оглянуться и спросить, что же хорошего дало водохранилище, какую оно принесло пользу и какие породило вредные последствия?

Река Или небольшим горным ручьем Текес длиной около шестидесяти километров берет начало в горах Тянь-Шаня на территории бывшего СССР, затем вступает на территорию Китая и получает основную массу воды от притоков, снежников и ледников этой страны. Затем река, пересекая равнину Кульджинского оазиса с развитым и жаждущим орошения сельским хозяйством, вступает на территорию Казахстана. Небольшие реки, впадающие в нее в среднем течении на территории Казахстана, почти зарегулированы. Таким образом, река Или в основном несет воды из-за рубежа. Расчет на чужую воду представляет собой известный риск, последствия которого сейчас уже осуществились: на реке Каш, притоке Или, в КНР построена плотина, а затем для орошения обширных земель, граничащих с Казахстаном, вступил в строй большой канал, черпающий воду из реки Или.

Правый берег Капчагайского водохранилища высокий, омывает бесплодную каменистую пустыню, левый — низкий, засоленный, заболоченный. Предполагалось, что на нем будут образованы новые массивы сельхозземель. Воды Капчагая, подпитав низкое левобережье, стали как бы подпоркой для подземных вод, текущих с Заилийского Алатау. Здесь из-за подъема грунтовых вод, заболачивания и еще большего засоления, а также прямого затопления потеряно около ста шестидесяти тысяч гектаров сельхозугодий. Потеря земель для сельского хозяйства левобережья продолжается. В селениях, тянущихся вдоль Заилийского Алатау, в подпольях теперь стоит вода. Произошло то, о чем робко предупреждали ученые и специалисты.

Прекрасные, тенистые, протянувшиеся по берегам реки Или на полторы сотни километров приречные леса — тугаи, по обеим сторонам реки, а также на ее островах, к тому же богатые превосходными луговыми пастбищами, ушли под воду. В безлесном Казахстане бездумно распростились с тугаями.

Бесплодная каменистая пустыня правобережья с давних времен тысячелетиями служила своеобразным некрополем древних обитателей юго-востока Казахстана. На ней всюду высились курганы, немало было, судя по всему, и так называемых бескурганных захоронений. Перед затоплением этой местности никто не позаботился обследовать древнейшие захоронения. Сколько их погибло под водой — неизвестно. Одни предполагают двести, другие — две тысячи. Воды Капчагая в первое время в штормовую погоду выбрасывали на берег вместе с щебнем предметы древности. По существующему законодательству перед затоплением объекты, имеющие историческую ценность, должны быть обследованы или даже перенесены, а средства на эту работу строительные организации обязаны выделить, включив в смету. Археологи не воспользовались этой возможностью.

Предполагалось, что гидроэлектростанция будет особенно необходима зимой, когда потребность в электричестве сильно возрастает. Но никто не подумал о том, что же сотворит вода, пущенная поверх замерзшей реки Или, и какие она вызовет катастрофические последствия.

Когда же зимой по настоянию энергетиков стали делать попуски воды на полную мощность электростанции, нереальное для природы зимнее половодье стало топить поселения ниже районного центра Баканас и окружающие реку земли. Такие зимние сбросы воды до озера не доходили, вода пропадала зря между барханами.

Потери хозяйств, вызываемые этими попусками, списывались под предлогом стихийных бедствий. Какая ирония: стихийные бедствия, вызываемые человеком!

Строительство водохранилища велось усиленными темпами. В соответствии с этим были спешно возведены портовые сооружения, уничтожен маленький курорт с радоновыми целебными термальными источниками Аяк-Калкан. Водохранилище до него не дошло, так же, как и не дошло до портовых сооружений города.

Что же стало с главным козырем — обещанными четырьмястами тысячами гектаров орошаемой земли? Чтобы компенсировать потери сельхозземель левобережья водохранилища, на его правом берегу построили насосные станции и бетонированные каналы, ввели в землепользование только восемнадцать тысяч гектаров земель. Из них часть уже потеряна, засолена. Каждая из насосных станций стоила в то время три с половиной миллиона рублей. Нетрудно догадаться, во что обходился урожай с этих земель. Что же стало сейчас с этими землями в связи с возросшей стоимостью горючего?

Остальные земли, их только двадцать две тысячи гектаров, и то семь тысяч из них, по существу, залежи, используются под рисосеяние и орошаются водотоком, фактически ни в коей мере не связаны с Капчагайским водохранилищем, так как находятся ниже его. На них тоже идет засоление. Где же обещанные ранее четыреста тысяч гектаров? Их нет и в помине, они — мираж, обман, фикция, рассчитанная на легковерие и короткую память населения.

Не обошлось и без других потерь. Под воду ушли замечательные Соленые озера — место массового отдыха жителей Алматы. Исчез большой поселок Илийск вместе с железнодорожной станцией, железнодорожный и шоссейные мосты через реку Или. Их построили в другом месте.

В водах реки Или находится громадное количество ила. Прежде перед употреблением воды для приготовления пищи приходилось ее отстаивать. Когда-то обширный древнейший очаг земледелия в низовьях реки Или в пустыне Сарыесик-Атырау процветал благодаря этому плодородному илу. Этот очаг прекратил свое существование во время нашествия монголов в начале XIII века. Сейчас плодородный ил оседает в начале Капчагайского водохранилища.

И, наконец, о том, что ранее никто не предполагал. В верхней части водохранилища за счет особенно сильного заиливания усилено растет новая дельта реки Или. Она, как губка, впитывает в себя и задерживает все больше и больше воды. Постепенно она продвигается вниз и вверх. Многочисленные мелкие протоки ее прекратили речное судоходство, поэтому один из протоков, расположенный у коренного берега, попытались углублять. Мощная драга не справилась с углублением дна реки, борьбу с заиливанием новой дельты оставили, пароходство полностью прекратили, доставка грузов идет до города Джаркента дорогостоящим автотранспортом. Во сколько раз он дороже пароходства — никто не знает.

Новая дельта стала своеобразным подпором реки Или, она повысила свой уровень и начала подтапливать левое низкое побережье, отнимая никем не предусмотренную потерю воды. Сколько воды уйдет на пропитывание земель выше новой дельты, сколько времени будет продолжаться формирование новой дельты и какие громадные потери воды грозят Балхашу? Инициаторы строительства о будущем не думали, но рассчитали верно: на их век хватит, а потом… с кого спросить?

Теперь вода ниже водохранилища кристально чистая, прозрачная. И развиваемое ниже плотины рисосеяние, питаясь этой водой, вынуждено компенсировать недостаток плодородного ила изобилием химических удобрений. Кроме того, ил, оседавший на рисовых полях, служил своеобразным препятствием для просачивания воды в грунт и его засоления. Урожаи риса низкие, качество его неважное, потребление воды в три раза больше: на дренажный сток используется сорок три процента воды, тогда как полагается всего лишь тринадцать процентов. При этом, как утверждают специалисты, официальные потери воды явно и умышленно занижены, и в действительности потерь больше. Вся ирригационная сеть негодна, необходима ее реконструкция, для чего потребуется лет десять. Ее стоимость обойдется очень дорого, а сэкономит только половину кубического километра воды. Не столь богат водой южный Казахстан, и не следует ли подумать о том, чтобы заменить рис менее водоемкой культурой, хотя бы пшеницей?

Водохранилище изувечило естественную дельту реки Или при впадении ее в Балхаш. Это сложнейшее природное образование, созданное тысячелетиями, было богато тугайными и тростниковыми зарослями, обширными пастбищами, множеством озер. Здесь было царство водоплавающей птицы, изобилие фазанов, различных зверей, процветало ондатровое хозяйство, дававшее около двух миллионов рублей золотом ежегодной прибыли.

Сейчас дельта реки деградировала, тугайные заросли высыхают, многие звери и птицы исчезли, выпасы скота резко сократились. Пытаясь хотя бы частично сохранить пастбища, стали самовольно перегораживать протоки дельты для орошения, построено двадцать самодеятельных плотин и пять вододелителей большой стоимостью. Эти стихийные регулировки еще больше отнимают воды у Балхаша. Решив обуздать этот хаос, перегородили проток Джидели специальной плотиной, затратив на ее строительство немалые деньги. При первом же половодье плотину подняло и искорежило. Вода не пожелала пойти по пути, намеченному проектировщиками этого бесполезного сооружения. Как водится, никто не понес никакой ответственности за затраченные попусту миллионы народных денег.

Все эти манипуляции убедили в неуправляемости дельты, и тогда пришли к выводу ее больше не трогать, предоставив природе самой налаживать расстроенное здоровье. Урон от деградации дельты реки Или, целого природного комплекса, исчисляется многими сотнями миллионов денег. Урон материальный. А моральный, нравственный?

Воды реки Или после создания водохранилища стали более засоленными, нежели прежде. Сказывается пропитывание и промывание низких засоленных берегов левой стороны водохранилища, а также испарение с его обширной поверхности. В них появилась примесь удобрений, гербицидов, пестицидов, сбрасываемых в водохранилище. Мало того, обнаружены такие опасные яды, как ДДТ, ГХЦГ, от использования которых более десятка лет назад отказались многие страны, в том числе и наша. Количество этих ядов в воде повышается весной и осенью. Откуда они берутся — загадка.

Дельта реки с ее могучими тростниковыми зарослями выполняла роль своеобразного естественного фильтра и чистильщика загрязненной воды, чистота пресной части Балхаша в известной мере была обязана этому природному барьеру загрязнения. Существовал проект забирать воду из дельты реки в цементированные каналы для снабжения пресной водой, минуя дельту. Обсуждался проект спрямления и углубления протока дельты. Он вызовет еще большее загрязнение Балхаша и гибель дельты.

Много говорилось о гибели Аральского моря, было высказано немало пылких предложений в его защиту. Но проблема Арала в какой-то мере оказалась неизбежной: водами Сырдарьи и Амударьи орошен громадный массив земли для сельского хозяйства ради потребностей резко возросшего населения Средней Азии. Правда, воды этих двух крупных рек пустыни используются нерационально, слишком велики ее потери впустую. Но это уже другой разговор. Достоин ли подобной участи Балхаш? Развеиваемые ветрами, высохли тростниковые заросли — места нереста и кормежки промысловых рыб, убежище водоплавающей птицы, и берега озера — голый песок да камни.

Из-за возросшей солености вода в западной части Балхаша скоро станет непригодной для металлургических заводов побережья, практически она непригодна для питья.

Озеро умирает, его убивает Капчагай, он отнял у него воду и жизнь. Резко упал рыбный промысел. Объем Капчагайского водохранилища — шестнадцать кубических километров, тогда как годовой сток реки всего лишь тринадцать кубических километров. Только по этому соотношению водохранилище стало не имеющим себе равных чудовищем. Кроме того, оно теряет ежегодно только на испарение более одного кубического километра воды, не учитывая потребление воды новой дельтой.

Сейчас по существу Балхаш становится новым водоемом, создаваемым человеком. Новым, опустошенным, обезображенным и повторяющим судьбу Арала.

Что же хорошего принесло Капчагайское водохранилище? На левом, западном берегу Капчагая возник песчаный пляж. Сюда за многие километры приезжают горожане. К тому же значительная часть пляжа закреплена между различными учреждениями и недоступна остальным. Только несколько небольших голых пляжей под жарким солнцем пустыни. Да еще небольшой поселок — зоны отдыха. И только! Все остальное оказалось миражем!

Что же делать? Для того чтобы ответить на этот вопрос, надо решать судьбу Балхаша: оставить ли жить или прекратить его существование. Половинчатым решением не обойтись. Судьба его стала давно тревожной. В 1982 году по проблеме озера была создана специальная комиссия. Ее деятельность не получила огласки, ее рекомендации были забракованы. К изучению проблемы Балхаша привлекалось около двух десятков учреждений, и на исследовательскую работу попусту затрачено немало средств.

Весной 1988 года в Академии наук КазССР два дня заседала специальная комиссия из двухсот человек. В горячих спорах выяснились разногласия и несовпадения мнений из-за недостаточной малодейственной изученности проблемы и сложностей в прогнозе произошедших и происходящих в природе явлений.

Воистину, как говорится в одной восточной пословице, «достаточно одному глупцу бросить камешек в огород, как его не смогут найти семь мудрецов». В качестве одной из мер спасения предлагалось построить дамбу-перемычку между соленой и пресной частями озера. Предлагалось всемерно использовать подземные воды, увеличив приток пресной воды в озеро. Проектировалось строительство второй плотины для предупреждения разрушительного действия зимних паводков. Подчеркнута необходимость усовершенствования оросительной системы, реконструкция водозабора Капчагая и т. п. и т. д. От числа требуемых на все эти работы затрат рябит в глазах. Они — колоссальны. Но никто не решается предложить спустить воды водохранилища и тем самым возвратить Балхаш в его прежнее состояние, разрешив энергетический голод республики другими путями и в частности неизбежным строительством АЭС. Но тогда во что превратится ложе теперешнего Капчагая и сколько потребуется лет, чтобы оно обрело свой первоначальный облик.

Мне кажется, еще немало бед натворили рыбоводы, переусердствовав с заселением Балхаша некоторыми рыбами. Вселили рыб из реки Амур. Многие из них — активные поедатели растительного перегноя, которым питались многочисленнейшие личинки ветвистоусых комариков, ручейников, поденок. Их необыкновенно многочисленные густые рои ранее и висели над озером, служили пищей рыб. Теперь их не стало. Сколько лет нужно для их возобновления — никто не скажет. Да и будет ли оно. Погибла знаменитая вкусовыми качествами илийская рыба маринка. Вселили, никого не спросясь, сома, и он оказался страшным врагом водоплавающих птиц, уничтожая не только плавающую молодь, но и взрослых птиц. До каких пор будут продолжаться эти самовольные переселения чуждых организмов. В цивилизованных странах акклиматизация животных происходит только после усиленного обсуждения и разрешения специальных правительственных комиссий. У нас завезли из Сибири белку, и она стала поедать семена тянынанской ели — дерева, ныне депрессирующего из-за природных катаклизмов. Переселили индийского скворца майну, и он, названый народом моджахедом, почти полностью выселил черного скворца, защитника урожая от вредных насекомых.

Три года назад произошло необычное выпадение осадков на Джунгарский Алатау. Они немного повысили уровень озера. Затем озеро стал усиленно возвращать свои воды. Даже несмотря на то, что река Или резко снизила сток из-за орошения Китаем земель. Что же произошло? Последняя поездка на Балхаш убедила меня в необыкновенном положении озера. Оно стало пополнять далее свой уровень. За счет чего? Об этом никто ничего не говорит, и общественность ничего не знает.

Судя по всему, природа по меньшей мере юго-востока Казахстана давно вступила в период длительного засушливого климата, и что станет, если он будет еще продолжаться далее. Откуда же берется вода, несмотря на то, что река Или стала значительно менее полноводной. Усилившийся сток рек Аягузки и Лепсы происходит из-за падения сельского хозяйства отчасти от засухи, отчасти из-за экономических передряг в районах орошаемого земледелия. Неиспользуемые воды стекают в реки Аягуз и Лепсы. Мало того, они стали иными, их воды потеряли прозрачность. Они усиленно наполняются быстро тающими ледниками, что вызвано всеобщим потеплением климата. О том, что ледники Заилийского и Джунгарского Алтау усиленно тают, уже давно стали говорить гляциологи. Что будет дальше, кто знает?

Природа часто меняется из-за нерасчетливого и небрежного к ней отношения. Она ранима и залечивает раны, нанесенные ей человеком с такой беспечностью, с величайшим трудом. А иногда умирает и более не возрождается. В свое время не нашли сил остановить неразумное заполнение Капчагая. Да, пожалуй, во времена застоя где было взять эти силы? Наука осталась в стороне, ее будто и не существовало, да и ученые привыкли к безразличию, ропот их редко нарушал тишину кабинетов начальства и не выходил за их пределы.

Бездумное отношение к природе портит человека, и мы, сетуя на экономические потери, забываем о нравственной стороне. Положение, в котором оказался Балхаш, прежде всего наносит моральный ущерб, а он неоценим в денежном выражении.

История с Капчагайским морем крайне поучительна. Она — классический пример тирании над природой большого района, ее безобразного преображения по абсурдной логике бюрократизма и ведомственной ограниченности, порожденной отсутствием трезвого хозяйственного расчета, гласности и демократии.

Переделка природы, подобная Капчагаю, не должна более повторяться, иначе мы ускорим приближение экологической катастрофы, нависающей над миром.

Я, как и прежде, посещаю Балхаш и каждый раз убеждаюсь в его прогрессирующем угасании. Поразило почти полное отсутствие чаек и других водоплавающих птиц как показателя состояния озера. Из них осталась лишь кое-где серебристая чайка. Она поживается на скудных свалках вокруг поселений человека, да ловит разную мелочь в пустыне. Сейчас как будто Балхаш заполняется водою. Оживляются многочисленные высохшие его заливы. Но для того чтобы Балхаш стал прежним, необходимо, по меньшей мере, двадцать лет. Но какое его предстоящее будущее — никто не знает. И если прекратится таяние ледников, восстановится сельское хозяйство, орошавшееся реками Аягус и Лепсы, тогда вновь нависнет угроза над жизнью озера и вновь встанет вопрос об уничтожении Капчагайского водохранилища ради сохранения седьмого по размерам в мире озера и сохранения этого уникального уголка природы республики.

Балхаш требует помощи, и половинчатым решением для его спасения не обойтись. Уникальное озеро пустыни должно жить! Человечество не простит, если Балхаш повторит судьбу Арала. Оба эти континентальные озера так похожи друг на друга и разнятся только размерами.

Все копии наскальных рисунков, собранные моими помощниками, я уменьшил, чтобы поместить в свой каталог, собиравшийся в течение пятидесяти лет, затем они были перерисованы для этой книги. Рисунки помещены под порядковыми номерами, но в каталоге каждый значится под своим номером. Эти номера от 1931 до 2032.

Как уже было сказано, подавляющее большинство рисунков — горные козлы и горные бараны. Это главным образом тотемы, поминальные или памятные знаки по ушедшим из жизни. Подробное доказательство этим терминам, примененным мною к наскальным рисункам, описано в моей недавно вышедшей книге «Рисунки на скалах южных и центральных районов Казахстана» (Алматы: Родной край, 2004). Рисунки размещены на 29 страницах. Каждая из них обозначена словом «Фигура» и порядковым номером.

Фигура 1 и Фигура 2 (рисунки с 1 по 14). Здесь избранные рисунки горных козлов и баранов. Оба этих вида легко различаются по рогам. У барана они совершают заворот почти в полный круг или иногда при утрировке — более. Рисунки поражают своим специфическим для этого места стилем, будто исполнены одним художником. Здесь у животных удлиненные морды. На рис. 13 изображен единственный рисунок сайги. Видимо, это животное никогда не было тотемом.

Фигура 3 (рисунки с 15 по 19). Рисунки необычные. Рис. 15 принят у зороастрийцев как приверженец титанического правления. Загадочны рис. 16, 20, 19, 17. Здесь же примыкающее к изображению козлов единственное изображение собаки с удлиненной, как и у козлов, мордой. Почему только один раз упомянуто это животное — непонятно. В моем каталоге более 300 изображений этого первого друга человека из животных. По-видимому, запечатление на скалах домашних животных здесь не полагалось.

Фигура 4 (рисунки с 21 по 23). Рис. 21 — необычные изображения козлов с множеством рог и с двумя головами, с ногами, связанными перемычкой — «путами». Все это известно и в других местностях и не разгадано. Очень интересен рис. 22. В большого многорогого барана стреляет из лука маленький человечек. Это какой-то ритуальный расстрел, рисунка человека, чем-то вредного. Он подтверждает, что подобные многорогие бараны — тоже памятные знаки в честь какой-то особенной личности. (Подобные догадки более понятны при прочтении уже упомянутой книги).

Фигура 5 (рисунки с 24 по 28). Непонятные рисунки козлов и баранов. Рис. 25 — козел со сросшимися концами рогов (см. рис. 15), двухголовые козлы, животные, подгоняемые всадником. Рис. 27 и там же верховой как будто на лошади.

Фигура 6 (рисунки с 29 по 33). Рис. 29, 31 — козлы, преследуемые волком, рис. 30 — волк, и два рисунка верблюдов — единственные среди рисунков. Возможно, это животное здесь на северных границах ареала было очень редким или не служило тотемом.

Фигура 7 (рисунки с 34 по 37). Рис. 34, 35 — единственные рисунки, названные мною находкой в Калмагабеле Крупноголовой. Вероятно, эта лошадь не служила тотемом. Рис. 36 и 37 — первый необычно стилизованный, второй — лев или тигр. Оба рисунка принадлежат пришельцу, судя по всему, из дальневосточных стран. Нижний аналогичен найденному в Калмагабеле.

Фигура 8 (рисунки с 38 по 40). Рис. 38–40 — единственные рисунки стилизованных оленей тотема скифов.

Фигура 9 (рисунки с 41 по 47). Рис. 41 — животные непонятные. Рис. 42, 44 — как будто лошади, но без хвоста. Вообще нет настоящих рисунков лошадей. Возможно, не полагалось изображать тотемами домашних животных. Рис. 46, 47 — совсем непонятные животные, лежащие на земле.

Фигура 10 (рисунки с 48 по 49). Человек и две коровы совершенно необычного облика и неизвестные палеонтологам. Впрочем, это животное не изучено ими. На человеке на пояснице по бокам — два бугорка. Это, без сомнения, священный пояс из верблюжьей шерсти, носимый зороастрийцами. Подобная деталь, впервые подмеченная на этом рисунке, встречена еще несколько раз только здесь.

Фигура 11 (рисунки с 50 по 53). Рис. 50, 53 — типичные и ранее встречавшиеся мне фантастические мифические существа, шайтаны, один из которых будто даже сидит на лошади. Рис. 52 — то ли ящерица, то ли утрировка культа фаллюса. Аналогичное изображение встречалось ранее.

Фигура 12 (рисунки с 54 по 55). Рис. 54 — козла преследует волк. Рядом спереди него как будто не относящаяся к рисунку неясная фигура человека. К ней подрисован пунктиром сложный, гуннский или монгольский лук, очень тщательно вырезанный острым предметом другим человеком. На стреле — шар. Подобными стрелами обычно останавливали, попав в голову убегавшего пленного. У лучника — бугорки от пояса заратуштровцев и точками подрисована правая рука в типичном положении стрелка из лука. Все это похоже на открытую мною подрисовку символического уничтожения памятного знака, присущего иноземцам. Рис. 55 — типичный рисунок стрельбы из лука. Серия таких рисунков мною расшифровывается, как ранение дикого животного для перенесения его живым в поселение ради ритуального принесения в жертву.

Фигура 13 (рисунки с 56 по 59). Рис. 56 — рисунок будто изображающий спортивную пирамиду; на человеке, сидящем на лошади, по-видимому, жеребенок, на нем — тоже человек, держащий на себе какое-то животное. Рис. 58 — человек рядом с луком, поясные бугорки — ритуальный пояс заратуштровцев. Рис. 59 — к лежащему мертвому человеку подлетела хищная птица: типичный ритуал заратуштровцев принесения трупа умершего на растерзание хищных птиц и зверей. Это третий подобный рисунок, зарегистрированный мною.

Фигура 14 (рисунки с 60 по 61). Типичная для этой территории ритуальная поза над фигурой лошади. Ниже — рис. 61 — человек в несколько необычной ритуальной позе. Изображение его головы отвалилось.

Фигура 15 (рисунок 62). Редчайший рисунок, изображающий дерущихся мужчину и женщину.

Фигура 16 (рисунок 63). Рис. 63 — сложно-сюжетный. Справа от мужчины с бугорками на талии (ритуальный пояс) мужчина с недорисованной головой. Слева — женщина, рожающая ребенка. Внизу неясная фигура.

Фигура 17 (рисунки с 64 по 66). Рис. 64 — мужчина, держащий что-то в руках. Рис. 65 — непонятная фигура человека. Рис. 66 — двое мужчин в непонятном сочетании.

Фигура 18 (рисунки с 67 по 68). Рис. 67 — двое мужчин в ритуальных позах. У обоих — длинные носы арийцев и сзади волосы, закрученные в клубок подобно тому, как делали скифы перед сражением с неприятелем.

Фигура 19 (рисунки с 69 по 71). Рис. 69 — человек в ритуальной позе, держащий что-то в руках. Рис. 71 — будто женщина, стоящая на лошади в ритуальной позе.

Фигура 20 (рисунки с 72 по 75). Рис. 72, 73 — необычные ритуальные позы.

Фигура 21 (рисунки с 76 по 78). Рис. 76, 77 — ритуальные позы. Рис. 78 — человек с каким-то кругом в руках. В центре круга — девять точек — ритуальное число в изображениях солнцеголовых жрецов, означающее время развития ребенка в утробе матери.

Фигура 22 (рисунки с 79 по 83). Рис. 79 — человек как будто держит за морду животное, ноги которого находятся в кругах. Это второй подобный же рисунок, что-то обозначающий. Рис. 80 — своеобразная пирамида, встречена второй раз, что-то обозначающая. Рис. 81 — женщина как будто держащая что-то, похожее на лежащего человека за голову. Рис. 82 — мужчина и возле него две фигурки женщин. Рис. 83 — бегущий человек и странное животное.

Фигура 23 (рисунки с 84 по 86). Рис. 84, 86 — две крупные фигуры мужчин в ритуальных позах. Рис. 85 — мужчина, держащий на поводу лошадь.

Фигура 24 (рисунки с 87 по 89). Рис. 87 — женщина, рожающая ребенка. Рис. 88 — мужчина с неестественно длинным фаллюсом. Рис. 89 — двое мужчин в ритуальных позах.

Фигура 25 (рисунки с 90 по 92). Рис. 90 — будто фигуры женщин в ритуальных позах. Рис. 91 — возле пары держащихся за руки женщин — козел. Рис. 92 — рисунок на полуобвалившемся камне — будто бегущей женщины.

Фигура 26 (рисунки с 93 по 94). Рис. 93 — рисунок лабиринтов, аналогично изображенных на фото в упомянутой книге. Рис. 94 — как будто рисунок трех людей, зашифрованных способом, подробно описанным в упомянутой моей книге.

Фигура 27 (рисунок 95). Рис. 95 — рисунок будто тоже зашифрованный из тех же соображений, что и в предыдущем изображении.

Фигура 28 (рисунок 96). Поразительный сюжет по художественному мастерству, изображающий танец двух женщин. Для его изображения на камне требовалось настоящее мастерство. По-видимому, тогда уже попутно с наскальными рисунками развивалось и прикладное искусство на предмет «атбытау».

Фигура 29 (рисунки с 97 по 101). Рис. 97–101 — рисунки неясного содержания, нередко встречающиеся на скалах.

Скопления рисунков на Калмакэмеле объясняется преимущественно тем, что в пределах этой горы много ущелий, сохранявших воду, что давало возможность содержать скотоводство. Источники воды здесь сохранились благодаря тому, что вся территория горы представляла собою как бы мало возвысившийся над поверхностью местности лакколит из мелкозернистого гранита, на котором сохранялась вода. Кроме того, мелкозернистый гранит был удобен для нанесения рисунков.

Как будто теперь археологам стало понятно снятие копий как можно большего числа рисунков на скалах, так как общие рассуждения, сопровождаемые редкими копиями, давали недостаточное представление для расшифровки петроглифов. Как и следовало ожидать, о подавляющем большинстве рисунков трудно судить по единичным находкам. Расшифровке способствуют только многочисленные регистрации их на одну и ту же тему. При обследовании Калмакэмеля было предпринято возможно большее число перерисовок на кальку. За сравнительно короткое время было скопировано около ста рисунков. Их анализ показал, что обитатели этой территории создавали рисунки, заметно отличающиеся от творчества соседей. Громадные безводные пространства, окружающие эту территорию, способствовали изоляции от более густых поселений Семиречья. В Калмакэмеле почти совсем нет рисунков иноземцев-завоевателей, нет и следов унижения, искажения и ритуального уничтожения ранее нанесенных рисунков. Они остались почти в полной чистоте благодаря неприступности, о чем напоминает небольшое скопление рисунков в одном из участков громадной пустыни Бетпак-Дала, обследованном мною. Жестокий завоеватель железный хромец Тимур прекратил туда свой поход, оказавшись перед Бетпак-Далою. Сары-Арка безводными размерами и однообразием ландшафта во многом похожа на Бетпак-Далу. Тем не менее, Калмакэмель и Калмагабель посетил какой-то странник, оставивший изображение динозавра да витиеватый лабиринт. Да еще оставлено два изображения крупного хищника, по стилю принадлежащие, по-видимому, Дальнему Востоку.

К особенностям искусства на камне в Калмакэмеле относится также удивительно редкое изображение верховых и лошадей. Только два рисунка принадлежат дикой и по-видимому неподдающейся дрессировке лошади Калмагабеля, названной мною Крупноголовой. Нет также и изображений домашних животных и в частности нет рисунков собак, тогда как на территории Семиречья их зарегистрировано в моем каталоге несколько сотен. Быть может здесь существовало более строгое отношение к летописи на камне, избегавшей изображения домашних животных.

Интересно и то, что здесь обитавшие люди также придерживались древнейшей религии Заратуштры, судя по следам священного пояса из верблюжьей шерсти. Но вместе с тем здесь отсутствуют типичные фигуры заратуштровских ритуальных рук, упиравшихся в поясницу, столь обыденных в Семиречье, а также в Калмагабеле. Видимо, каждое племя строго соблюдало установившиеся оттенки ритуалов своего замкнутого племени. Возможно, этому способствовала также существовавшая враждебность к соседним племенам. Поражает также отсутствие изображений стрелков из лука, охоты на диких животных. Возможно, относя этих животных к тотемам, на них не охотились, тогда как в Семиречье на территории, по которой проходили полчища китайцев, тюрков, монголов, к этим животным отношение было другим.

Наибольшую загадку представляет отсутствие изображений жрецов. В Семиречье они были у самых цивилизованных заратуштровцев солнцеликими, в других местах, в том числе и в Бетпак-Дала, их изображали в виде пары мужчин, стоявших друг против друга и потрясавших на небо кулаками. Здесь нет ни тех, ни других. Зато очень много больших и выразительных фигур с сильно выраженными фаллюсами. По всей вероятности это и были жрецы. Их существовало много. Четкого разграничения и специализации здесь между ними еще не произошло. Жрецы с сильно утрированными, возможно искусственно удлиненными и увеличенными, фаллюсами и были теми жрецами, религия которых несла облик сексуальности из-за сильных ощущений полового инстинкта, а божество, кроме заратуштровцев, представлялось кроме того еще в первобытном мышлении аморфным, чем-то большим, могучим, управляющим таинственными силами природы. Все народы перенесли это смешение религиозности с половыми инсинуациями, создавая храмы Вакха и им подобные организации, сохранив оттенки его даже среди так называемых баптистов. К такому выводу я пришел, работая над книгой «Во власти инстинкта» (Алматы: Родной край, 2003).

Высказанные предположения я не смею считать абсолютными. Слишком сложны отношения развивавшегося у человека разума с его природными инстинктами, полученными от очень дальнего предка.

Громадный интерес представляет рисунок динозавра Диплодока. О нем подробно рассказано в главе о рисунках Калмагабеля. Он точно такой же, как и там. Еще интересен рисунок сложного узора. Он также очень похож на Калмагабельский, хотя и отличается мелкими деталями. Оба этих рисунка изображены на фотографиях. Сделаны рисунки одним и тем же лицом. Ранее я встречал, когда кто-либо, очевидно усвоив свой рисунок, повторял его в разных местах. Оба эти рисунка свидетельствуют о связях отстоящих далеко друг от друга племен, хотя, возможно, нанесены странниками.

Таковы вкратце основные итоги последнего путешествия в далекий от цивилизации и ныне погруженный в неизвестность Центральный Казахстан и его Сары-Арку. Они, надеюсь, послужат причиной последующих путешествий в эту территорию, не изученную археологами.