Глава 21. Золотая клетка


Темный воздух, разбавленный светом фонарей, дрожал. И небо, нависшее низко, давило.

Страх имеет кисловатый вкус, он вязкий и стынет на языке терпкостью. Телефон в руках и позвонить бы Эрику, но… успею ли?

— Как по мне, так холодно, — безразлично ответила Ира, обнимая себя за плечи и быстро пряча невольно прорвавшиеся в мир эмоции. Холодность наползала на ее лицо, в то время как мои щеки пылали. — Поехали домой.

Крег не ответил ей. Смотрел прямо на меня, и уголки его губ приподнялись в улыбке. Полусумасшедшей, опьяненной близостью успеха. Я поняла: не успею. И сунула телефон в задний карман джинсов.

— Очень беспечно сейчас тут находиться, — спокойно произнес жрец андвари, не делая абсолютно никаких попыток приблизится. Улыбался. Играл. За его спиной маячила входная дверь, а за моей — подъездной путь. Только вот если бежать, то куда? И наверняка догонит. Он не стоял бы тут так смело, если бы не был уверен, что Эрик в доме и занят. Далеко. Не успеет, даже если… Закричать? Услышат ли из другого крыла дома? Успеют ли выйти, пока Крег… Что? Убьет меня? Нет, он не станет убивать меня здесь, для ритуала нужно время.

Меня нет, а вот Ира ни от чего не застрахована.

— Беспечно, — кивнула я. — Если ты не защищен.

Блефовала ли я? На мне два защитных амулета, и жила полна кена. Взбунтовалась, натянулась струной, и ладони горели от не выплеснутой мощи.

— Любую защиту можно обойти, — многозначительно заметил Крег.

— Ну что ты ее пугаешь? — Ира всплеснула руками и отлипла от каменных перил. Доверяет. Ничего не поняла. И не поймет, пока…

Играть? Крег, возможно, не догадался, что я знаю. Только что мне это даст? По глазам его видно: не отступит. Не сегодня, ведь я — последний ингредиент для смеси. Другого сольвейга он не достанет.

Опасно драться — Ира рядом. Она, конечно, сильная, но вряд ли способна противостоять Крегу. Способна ли я?

— Возможно, пришло время испугаться. — Он шагнул вперед, и я инстинктивно попятилась. В спину уперлись холодные перила, а Ира зыркнула подозрительно.

— Какого черта?

— Ее хоть отпусти. — Голос был глухим и как будто не моим. Воздух потяжелел и лип к гортани. Ладони чесались.

— Все будет зависеть от тебя. Ты слишком долго бегала от меня, Полина.

Верно, долго. Мне везло. Только вот везение рано или поздно заканчивается.

— Что происходит?! — требовательно спросила Ира и тоже шагнула вперед. Прямо на линию огня, становясь между мной и Крегом. Серьезная, все еще не понимающая ничего, но готовая разобраться.

Только вот разбираться поздно…

— Сейчас не сбегу. Только Иру отпусти.

Ира, однако, уходить не собиралась. Повернулась к Крегу, дышала шумно, со свистом выдыхая клубящийся паром воздух. И правда, холодно, зима скоро. Только ладони горят, чешутся, не в силах сдерживать рвущуюся наружу ярость.

— Только не говори, что все это время это был ты!

Голос у Иры усталый, в нем сквозит обида, отчаяние, и разочарование — очередное, но последнее ли? И я уже не знаю, за что больше злюсь на Крега: за то, что собирается убить меня, или за боль, причиненную подруге.

— Это был я, — не стал юлить Крег. — Ничего личного, милая. Я ничего тебе не обещал, впрочем, как и ты мне.

Справа от Крега мелькнула тень. Где-то шагах в пяти, показалась из-за угла и исчезла, но мне хватило, чтобы заметить. Тень принесла надежду и добавила сил.

— И когда ты решил меня использовать? — деловито спросила Ира. Отойти не пыталась, наоборот, прикрыла меня спиной, будто защищая. И я знала: ударит. Дождется подходящего момента и попытается отбиться. Только вот не сможет. Сил недостаточно, Крег взял кен Альрика.

— Сразу, как вы приехали в Москву. Барт слишком скрытный, чтобы я смог подобраться к его сольвейгам, но ты привезла своего.

Тень справа от Крега мелькнула еще раз, ярко вспыхнули и треснули лампочки у нас над головами, последовательно потухли фонари на подъездном пути, и крыльцо погрузилось во тьму.

Я шагнула к Ире, крепко схватила за плечи и дернула в сторону. Вниз. На пол. Она, наверное, не ожидала, потому поддалась. Упала. Я попыталась присесть, но не вышло. Жилу оцарапало щупальцами — сильными и цепкими.

— Зря, — шепнул Крег в самое ухо. — Зря ты это сделала.

И тут же вспыхнули, ослепляя, фонари.

Ира вскочила, складывая пальцы в пасс нападения. Не успела. Крег взмахнул рукой, и ее отшвырнуло в сторону, ударило о перила, и тело ее исчезло в недавно подстриженном кустарнике.

— Стой, атли, или она умрет!

— Ага, как же.

Непонятно откуда взявшийся Влад замахнулся непонятно откуда взявшейся битой, а через секунду летел уже Крег — кубарем, по ступенькам.

— Никогда он мне не нравился, — пробормотал Влад, опуская биту. Синее с красным, и краска облупилась, пошла волдырями. Дерево потрескалось от времени. Старая. Только кровь, оставшаяся на истлевшем дереве, выделялась ярким пятном. — Жива?

Я рассеянно кивнула, не сводя взгляда с биты.

— Ира…

— Иди в дом, быстро! — скомандовал Влад и легонько меня подтолкнул.

В дом, к Эрику. В безопасность. За надежную защиту стен.

Я не сдвинулась с места, смотрела туда, где медленно поднимался на ноги Крег, жрец андвари. Охотник, которому нужна власть. Зачем? Зачем человеку столько влияния? Силы, которые он не в силах контролировать?

— В дом, живо! — почти закричал Влад, вынося на крыльцо Иру — обмякшую, без сознания. Из левого ее виска струилась кровь. Кровь стекала по темным волосам и капала на полированное дерево.

Руки поднялись сами. Ладони плеснули кеном, и Крег, который стоял, пошатываясь, рухнул в пожухлую, примятую утренними морозами траву. Еще удар — и его тело проехало по этой траве, оставляя после себя жирный, маслянистый след пропитанной дождями земли.

Третий раз ударить не получилось — голову сжало тисками, виски полыхнули болью, а перед глазами поплыли багровые круги. Колени подогнулись, и я упала, больно стукнувшись ими о холодный пол крыльца.

Ослепило. На мгновение, но этого хватило, чтобы страх прошел, и вернулась уверенность. Спину щекотнуло ударной волной, и наваждение схлынуло. Сижу. Упираюсь руками в щербатую древесину пола и стараюсь отдышаться. А там, где только что лежал Крег — воронка. Сам же охотник в воздухе. Висит, будто невидимой паутиной опутанный, кисти нервно дергаются, а лицо запрокинуто к небу, будто он ждет помощи от богов.

Эрик верит в богов. Стоит на верхней ступени, волосы треплет ветер, а лицо… Взгляд, казалось, испепелить готов любого, и мне радостно, что в этот момент он на меня не смотрит.

Боги сегодня на его стороне. То ли безумие, то ли вера, то ли все это вместе взятое помогает. И Крег лишь открывает рот в безмолвном призыве, ждет помощи, которая не придет. Молится? Проклинает?

У меня в голове шумит, и шум усиливается, когда кто-то рывком поднимает меня на ноги. Мелькают огни, тени стервятниками кружат вокруг, во рту пересохло, и ладони горят. Амулет на шее запоздало жжется.

Прохладные ладони касаются щек, и картинка перед глазами собирается из мелких осколков.

— Влад…

— Жива? — повторяет он недавний вопрос. И, не дожидаясь ответа, подхватывает меня на руки.

Вокруг бурлит, клубится, заполняет пространство плотная пелена защиты. Она вьется, захватывает окна первого этажа, затем второго, третьего, проникает в каменную кладку стен, смешиваясь с ними. Наползает на крышу, накрывая дом невидимым куполом. Стелется по ступеням крыльца, превращая его в минное поле для врага.

Мы скользнули мимо Эрика, но он даже не взглянул в нашу сторону. Раскинув руки в стороны, подобно самому Херсиру, бил чистым кеном. Воздух пах карамелью, дрожал и, казалось, боялся приблизиться к Эрику.

У порога нас встретила Даша. Привычный защитный пасс у самой жилы, глаза прикрыты и губы шевелятся. За ней, шагах в трех — Лара. Волосы распустила, карие глаза горят. Боится? Наверняка. Не потому ли так крепко сжимает защитный амулет?

Мой взгляд скользит, цепляясь за привычную обстановку. Камин с тлеющими дровами, журнальный столик с расставленными стаканами. Небрежно брошенная на пол салфетка. Диван.

На нем без движения лежит Ира. Широкий свитер задрался, обнажая загорелый живот, глаза закрыты, а волосы спутались и слиплись от крови.

— Пусти!

Я не стала дожидаться, когда Влад поставит меня на пол — вырвалась. Споткнулась, но, удержав равновесие, бросилась к Ире. Дотронулась до безвольно опущенной руки, сжала ладонь.

— Она жива. — Эльвира подошла осторожно, словно боялась напугать. — Дышит, но…

— Никаких «но»! — оборвала я. — Ты ее вылечишь. Вылечишь ведь, Эля?

Покачала головой. И глаза опустила, словно стыдилась, что не может противостоять магии свихнувшегося жреца.

Она не может, но Эрик-то сильнее!

Из-за плеча Даши виден кусок улицы. Темное небо, гладкие бока колонн, подпирающих спину крыльца. Аккуратно подстриженный кустарник. Эрик, вернее, спина его, и руки, расставленные в сторону. А чуть поодаль, в невидимых путах — Крег.

Казалось, эта игра может продолжаться вечно.

Но Эрик отступает. Руки медленно опускаются, и он шагает за незримую черту защиты. А тело охотника, распятого в воздухе, с глухим звуком приземляется на асфальт.

Ослаб. Русые волосы сбились и торчат клочьями. Только глаза, когда он отводит их от неба, горят фанатичным огнем. И губы кривит едкая усмешка.

А смотрит Крег уже не на Эрика, устало опустившего плечи. На меня. От взгляда этого амулет жжется сильнее, и я невольно поднимаю руку к груди.

— Ты сама придешь, — плюется охотник словами и встает. — Я умею ждать. — Пауза после этих слов звенит неестественной тишиной. — Убивать я умею еще лучше.

Он развернулся и пошел прочь, к распахнутым настежь воротам. Походка его была легка, и, несмотря на изорванную и грязную одежду, выглядел он сильным. В отличие от Эрика, который, прислонившись к мраморной глади колоны, тяжело и часто дышал.

— Эрик…

Я осторожно подняла руку, коснулась его плеча. Обернулся, и меня обдало безумием, остатки которого клочьями кружили в воздухе. Суженные почти в точку зрачки, побелевшие, сжатые в тонкую линию губы. Карамельный ореол вокруг, который понадежнее всякой защиты.

— В дом! — почти прорычал он, и в низком, гортанном голосе я уловила угрозу.

Я выдержала взгляд. Расправила спину и выдохнула:

— Ире помоги.

Диван неисправимо испачкался кровью. Кровь засохла на щеке Иры, бледной и впалой. Ира дышала. Грудь вздымалась едва заметно и редко, но, если прислушаться, под ребрами аритмично стучало сердце. Я ловила каждый звук и молила богов, в которых до того дня не верила, чтобы она выжила.

Эрик сидел рядом и держал ее за руку. Хмурился. Молчал. И каждая секунда натягивала струну напряжения в гостиной еще больше. А потом он поднял голову и нашел в собравшейся в гостиной толпе Роберта.

— Нож, — велел коротко и перевел взгляд на Влада: — Если ты не против.

Влад ответил не сразу, и время между вопросом и ответом показалось мне вечностью. Затем он кивнул и отошел в сторону, будто не желал принимать в этом никакого участия. Подошел к Даше, которая все еще стояла у порога и вглядывалась в холодную, опасную темноту улицы.

— Есть шанс, что она не выживет, — сказал мне Эрик. Спокойный, привычный мне Эрик, отличающийся от того, на улице. Предплечье мое сжал, подбадривая. — Фокусы Первозданного я не в силах предугадать.

— Просто… помоги.

Блестящее острие ножа, кровь — теперь уже на ладонях, она смешивается и стекает на пол, но Эрика, кажется, это не волнует. Ему самому интересно, сможет ли он противостоять магии Крега. Кену Первозданного. Азарт на лице, тягостное ожидание, надежда. И облегчение, когда Ира шумно вдыхает и сжимает его руку. Второй судорожно хватается за спинку дивана.

А мне хочется плакать — то ли от страха, то ли от облегчения, то ли от отчаяния, потому что…

— Он убьет вас всех, — срывается с губ. И вспоминаются последние слова Крега. Убивать я умею еще лучше. — Каждого, кто будет защищать меня тут. Что мы делаем? Я… тут… Нельзя. Я должна уйти, иначе все умрут!

Тишина. Десятки взглядов, как софиты. Лара бледная, и Роб обнимает ее за плечи. В руках у защитницы — злосчастный амулет. Эля, прижавшая руки к груди. Тома — воинственная и раскрасневшаяся, и кудряшки смешно торчат. Она каждое утро укладывает их специальными средствами, но дольше, чем до обеда укладка не держится. Волосы у воительницы такие же непокорные, как и она сама.

Алиса — и та здесь. Я и думать про нее забыла, отвлеклась на Крега и Иру. Ревность, жгучая и горькая, теперь показалась мне глупостью.

Эрик наблюдал за мной, прищурившись, и молчал. Не поверил? Списал на шок? И я сама уже пожалела, что сказала это. Вырвалось. Но слово, как говорится, не воробей.

— Куда уйти? Ты же скади! — Роберт отпустил Лару и шагнул ко мне. — Часть семьи.

Верно, скади. Но также и сольвейг. Одиночка. Рано я забыла об этом…

Ира застонала, Эля всплеснула руками и убежала на кухню готовить кароэ. Гостиная ожила, словно и не было тех слов, которые всех напугали. Диван обступили. Смотрели все — кто с интересом, кто с сочувствием, шептались, интересовались самочувствием. Ира отвечала вяло, и я слышала нотки вины в ее голосе.

Не рассмотрела. Поверила. И поплатилась. Только вот разве ее это вина? Разве виноват человек в том, что нуждается в понимании? У Иры нет семьи — старую война забрала, а новая ее не приняла. И она бы жила с этим, смирилась бы, если бы он — человек, за которым она в эту семью пришла — был рядом.

Женщина на многое готова ради мужчины. Даже врать, прикрываясь связью с другим. А на слабостях проще всего играть.

Ира не любила казаться слабой. Вечно прямая, как струна, и подбородок задран, в глазах огонь, особенно когда видит несправедливость. И непоколебимые принципы ее меня всегда восхищали. А теперь вот вина в голосе и… За что?

Влад даже не подошел к ней. Так и стоял у двери, отвернувшись, и о чем-то молчал с Дашей. Они всегда понимали друг друга без слов.

Я тряхнула головой и решительно шагнула в толпу.

— Идем, — протянула Ире руку. Кровь запеклась на виске, там, где совсем недавно была рана, остался лишь едва заметный шрам. У Эрика получилось. Она жива, а это главное. — Я тебе комнату покажу. У нас переночуешь.

Это Эрик разрешения у Влада спрашивал, а я не стану. Не унижу подругу.

Она, казалось, была благодарна. В глаза только смотреть боялась, опиралась на руку молча, и мы медленно преодолевали ступени. Под гнетом любопытных взглядов, от которых мне хотелось ее спрятать.

Эрик возмущаться станет — уверена, что станет, Ира ему никогда не нравилась. И он ей. Плевать. Это и мой дом тоже! Семья.

— Прости, — сказала она уже в гостевой спальне, когда я меняла постельное белье. — Прости, что я…

Голос сорвался, а в глазах мелькнули слезы. Держится. Все еще держится, хотя и на грани истерики. Руку порезанную прижимает к свитеру, пачкая его кровью. Красное на красном.

— За что? — спросила я серьезно и усадила ее на кровать. — Ложись, тебе отдыхать надо.

— Если бы не я, он бы не стал за тобой охотиться.

— Если бы не ты, он бы нашел другой способ, — возразила я. — Такие, как Крег, не отступают.

— Я ошиблась…

— Все ошибаются.

— Он теперь ненавидеть меня будет… — Она всхлипнула совсем по-детски. — Влад.

Я вздохнула и присела рядом. Обняла ее за плечи — иногда нам просто необходимо, чтобы нас обнимали. И жалели, даже самых сильных духом. Так действительно легче.

Я убрала у нее со лба слипшиеся от крови волосы.

— Ну и дурак!

Мы еще некоторое время сидели, обнявшись. Потом Эля принесла кароэ. Ира пила жадно, обеими руками обнимая чашку. Плечи дрожали, и я только теперь заметила, что свитер ее измазался в грязи. Она допила, но еще долго держала чашку, словно боялась выпустить из рук. А когда выпустила, на внешних стенках ее застыла кровавая печать — как память о том, что доверять опасно. Ира молчала, сжимала губы и, как могла, сдерживала рвущиеся на волю слезы. Воительницы не плачут. Разве что в одиночестве.

Она уже почти спала, когда вошел Эрик. Нахмурившись, он присел на край кровати и перевязал ее ладонь. Поздно — кровь уже давно остановилась, но жест этот показался мне невероятно теплым и гостеприимным. Ира наблюдала за ним с опаской и молчала.

Он не злился. Я давно научилась определять, когда Эрик злится, даже если он старается не показывать этого. По сжатым в тонкую линию губам, колючему взгляду, коротким ответам. Сейчас Эрик был теплым. Сочувствующим. И, не отпуская перебинтованную руку Иры, серьезно сказал:

— Ты не виновата.

Она удивленно вскинулась. Всхлипнула еще раз и глаза отвела.

— Осуждаешь?

Он покачал головой.

— Я понимаю, зачем ты это сделала. Глупо, конечно, но мы все иногда совершаем глупости.

— Все они считают, что из-за меня…

— Поверь, обо мне думают многое. И не все мысли о том, как я прекрасен. С этим нужно смириться — всем мил не будешь. Ты сильная — переживешь. — Он выпустил ее руку и встал. Отвернулся и шагнул к выходу, словно то, что он хотел сказать, сложно было говорить в глаза. — Приятеля твоего я жалеть не стану. Будет возможность убить — убью. Это так, на всякий случай. Чтоб без обид. — И бросил уже у самой двери: — Поправляйся.

Разговор Иры с Эриком принес облегчение, которое тут же сменилось дикой усталостью. Я слонялась по дому, отрешенная и сонная, изредка отвечая на редкие вопросы. Меня избегали. Сторонились, будто чувствовали: со мной рядом беда.

Беда притаилась. Проникла незримым духом в дом, обойдя сильнейшую защиту скади, и поселилась внутри. Клубилась в углах, пугала тенями, и напряжение, исходящее от тех, кто находился в тот вечер у скади, лишь добавляло ей могущества.

Мирослав прибыл почти сразу. И Филипп. Я удивилась, ведь кто мог позвонить ему? И зачем? Он давно уже не друг. Впрочем, не враг тоже, но звать его сейчас, когда скади угрожает опасность — глупость. Филипп Макаров труслив и наверняка предпочел бы отсидеться в сторонке, пока все не закончится.

Но он приехал. Улыбался ободрительно, будто мы близки, а я от растерянности и слова в ответ не сказала. Глупо кивала и мечтала спрятаться подальше, чтобы никто не нашел. Там, где Крег никогда не сможет достать.

Спрятаться было негде. Дом наводнился людьми, они выливалась из комнат, топтали ковры, шумели и мешали сосредоточиться. Люди множились каждый раз, когда открывалась входная дверь. Атли. Альва. Хегни. Я и подумать не могла, что в Липецке столько хищных!

— Зачем они здесь? — рассеянно спросила я Эрика.

Он посмотрел серьезно и ответил:

— Из-за тебя.

Из-за меня. Шутка ли — такая ответственность? И зачем? Ладно, скади — они семья. Влад еще… Глеб. Но остальные?

Глеб был в пути — Влад позвонил, и он сразу выехал, а я отчего-то почувствовала вину перед ним. Глеб терпеть не может сборища. А еще Ника… Только они нашли общий язык, а тут я со своим Крегом!

Охотник, напомнила я себе. Всего лишь…

Щуплый. Жилистый. Взгляд внимательный и теплый. Он всегда интересовался здоровьем Алана, рассказывал забавные истории, делился опытом.

Иллюзия. Маска, которую он носил. Даже Ира — и та была всего лишь маской. Пока нужна была, лелеял, а потом чуть не убил. И убьет, если не найдем способ его остановить. Предупреждение было весьма четким. Не стоит его недооценивать, за это время Крег прекрасно меня изучил. Наблюдал. Слушал. Расспрашивал Иру — ненавязчиво и скорее всего так, что она сама хотела рассказать. Поделиться, ведь с кем ей еще было делиться? Меня рядом не было. Если бы была… Впрочем, прошлого не вернешь.

На чердаке царил полумрак. Влажность и затхлость, а вокруг лампочки, покачивающейся под потолком на толстом, крученном проводе, танцевали пылинки.

Картины укрылись небрежно наброшенной на них простыней и, казалось, спали. Охраняя их сон, старая тумбочка скалилась открытым ящиком, набитым всякой всячиной: палитра с засохшими красками, рваное тряпье, кисти. Они торчали из тумобочной пасти, словно острые клыки.

Стул без одной ножки одиноко притаился в углу. Рядом — коробки со старым хламом и сундук.

Я присела на него на минуточку, отдохнуть. Тут же испачкалась и задела плечом паутину. Пыльно и тихо. Интересно, если я спрячусь в этот сундук, Крег меня найдет?

Жаль, от собственного дара не спрячешься…

Темно. Только свечи мажут тенями по стенам, и огни колышутся от сквозняка. Я не узнаю места, оно представляется смутно, размыто, темнота вползает в голову ядом.

Пахнет кровью. Мускусом и медом, и от сладких запахов сводит желудок.

И я стою, не в силах пошевелиться, потому что…

Барт здесь. Лежит, раскинув руки, и я впервые вижу его таким беззащитным. И кровь — она везде, пропитала его просторную рубашку, скопилась лужицей на полу, вычертила брызгами аляповатые рисунки.

Нож с красивой ручкой — черной, резной — торчит у Барта из живота.

Ритуал выкачки жилы очень прост. Несколько секунд — и человек мертв, а его кен достанется тому, кто воткнул ритуальный клинок в его тело.

После этого помочь уже нельзя. Ритуал выкачки жилы необратим.

А я только и могу смотреть, как умирает Барт…

Видение было болезненным, даже слишком. И голова заболела так, что глаза трудно открыть, хорошо, что на чердаке свет неяркий и тихо. Я не сдержалась, и захныкала, пальцы потянулись к вискам. Минут пять понадобилось, чтобы я смогла разлепить веки. В последний раз так больно было, когда я пророчила Эрику.

А когда боль слегка утихла, пришло осознание.

Барт!

Я не единственный сольвейг в мире, а Барт часто появляется у андвари, и если Рик или Лили не знают о Креге — а скорее всего, так и есть — то кто предупредит Барта?

Сила и мудрость — еще не все. Крег хитер, легко втирается в доверие, и может легко переключиться с меня на Барта, ведь зачем тратить много сил и рисковать собой, когда есть гораздо более легкая добыча?

Я понимала одно: если Барт погибнет, я себе никогда не прощу. Нужно предупредить, рассказать о Креге, предотвратить неизбежное.

Мои видения всегда сбываются.

Телефон я нашла в комнате. На тот момент общий ажиотаж поутих, и коридоры пустовали. Я не знала, куда делись гости, меня это мало волновало, впрочем, как и головная боль. Пройдет. Эрик и так слишком выложился сегодня, а голова… В крайнем случае, у меня в загажнике всегда есть таблетки.

Номер Лили я записала еще в свой первый к ним визит. На всякий случай или же из вежливости, припомнить было сложно — дело давнее — но я порадовалась, что не придется будить Иру. Она и так настрадалась, пусть отдохнет.

Длинные гудки, шумный вздох и лаконичное:

— Слушаю.

В голосе целительницы андвари чувствовался холод. Нежелание разговаривать. Будто трубку она взяла из принуждения, а не по собственному желанию. Тревожный звоночек, но я решила идти до конца. Сорвать маски, ведь теперь они точно не нужны.

— Это Полина. Звоню предупредить, что Крег… Крег изменился. Думаю, вам стоит знать.

Молчание и снова дыхание в трубку — громкое, нерешительное. Вроде она хотела что-то сказать, но боялась или оценивала перспективы.

И лишь выдержав паузу, Лили ответила:

— Я знаю, Полина.

— К…как знаешь? — опешила я.

— О Креге мы с Риком в курсе с самого начала.

И что теперь говорить?

Пульс болезненно отдавался в висках, заставляя морщиться. Конечности озябли — от страха, не иначе. От страха и безысходности.

— Послушай, Полина… — Голос Лили звучал мягко, убаюкивающее. — Ты жива, и должна радоваться. Остальное оставь на суд богам.

В голове шумело, и это заглушало ее голос — приторно сладкий, как патока.

— Ты хорошая девочка, и должна понять. У Рика племя. Саймон. Ты тоже мать, и знаешь, на что могут пойти родители, чтобы защитить ребенка…

— Своя рубашка ближе к телу.

Вырвалось. И зубы сжались от злости. Она густой, смолянистой жижей заполняла сознание.

— Ближе, — не стала отпираться Лили. Тон ее резко поменялся, слова ощетинились и кололись. — Не тебе меня судить! Война и так слишком много забрала у андвари, и я не могу позволить… мы с Риком не позволим отобрать остальное.

— А пророчица? Как ее звали, кстати? Ту, которую убил Крег? Тогда вы тоже знали? Поощряли? Или же явление охотника для вас было сюрпризом?

— Вынужденная жертва, — резко ответила Лили. — Великие цели всегда требуют жертв.

— Барт знает?

Я не ждала от нее правды. Не ждала ответа, в принципе, да и что мне он — единожды солгавши, как говорится. Верить нельзя.

Верить хотелось. Хотелось думать, что у Лили осталось еще немного совести — совсем капля — и она предупредит Барта.

Не осталось. И голос пропитался безразличием.

— Тебе же лучше, чтобы не знал. И когда Барт придет к нам снова…

— Довольно! — почти выкрикнула я и нажала отбой. Еле удержала себя от того, чтобы запустить телефоном в стену. От бессильной злости дрожали колени, а еще отчего-то захотелось царапать полированную крышку старинного сундука. Я взяла себя в руки. Дыхание даже восстановила, хотя это было непросто. Вдох-выдох, и постепенно затылок перестают давить невидимые тиски. Вдох-выдох, и бордовые круги перед глазами рассеиваются, а боль становится не такой острой, фоновой.

Барт сильнее. Он много лет приходит к андвари, и Крег ни разу его не тронул. Боится. А может, уверен, что не справится.

Был уверен. После убийства Альрика даже Эрик не смог справиться с Крегом. А это значит, Барт в опасности.

Дэн, как обычно, был не в зоне действия сети. Ожидаемо, но как нельзя некстати. Паника мешала соображать, мысли никак не желали строиться в логические цепочки.

Единственно верная мысль пришла внезапно, когда я уже почти отчаялась.

Я — сольвейг, и помимо особенного кена, у меня есть способность чувствовать своих мысленно.

Чувствовать не получалось. Никак. Посылы — направленные, с заданным вектором, разбивались о защиту Эрика и рассеивались под крышей, словно вода, брызгами. И сколько бы я не пыталась, ощутить хоть что-то за пределами дома не выходило.

Эрик постарался с защитой, а значит, передать послание придется вне ее барьера.

Мне только выйти, два шага от крыльца, и я смогу связаться с Бартом, предупредить. Тогда он спрячется, укроет свое племя как можно лучше, и пока мы не решим проблему Крега, будет в безопасности.

Путь до крыльца показался марафонской дистанцией. Колени подгибались, от видения штормило, безбожно ныли виски. К частью, в гостиной было пусто. Потрескивали поленья в камине, горели ночные бра, и тени поселились в углах. Со стороны коридора, ведущего в кабинет, слышался гул голосов, звон посуды и редкие смешки.

Прежде, чем выйти, я выглянула в окно.

Темно. Ночь обступила подъездной путь, нависла над фонарями мохнатой паутиной тьмы и пугала. Она свистела ветром, и ветви старого клена царапали крышу крыльца. Ночь засылала тени на разведку, и те, волшебным образом преодолевая защиту Эрика, стелились по дощатому полу.

Внутренний страх рвался на свободу, рождал в голове жуткие образы поджидающего за углом Крега, ритуального камня у очага атли, кинжала.

Страх велел оставаться внутри.

Но другое чувство — глубокое, теплое — неугомонно тянуло наружу.

От окна до двери пять моих шагов. Пять вдохов и четыре выдоха — я старалась дышать глубоко и медленно, будто это поможет мне успокоиться. Пять шансов передумать.

Ручка у двери массивная, резная. Прохладная. Пальцы немеют, сжимая ее, но я все равно тяну дверь на себя, и ветер тут же врывается в дом непрошенным гостем. Вместе с ним врывается октябрьский холод, запах прелых листьев и дождя. Он идет с запада, туч еще не видно, но я чувствую. Странно, что я все еще чувствую защитника, ведь я давно не атли…

На улице зябко. Осень проникает за шиворот, лезет в рукава, кусает лодыжки. Останавливает?

Ступени внезапно кажутся крутыми, скользкими, и я ставлю ногу осторожно, будто прощупывая дорогу. Фонари стелют мне под ноги рассеянный свет. На последней ступеньке, у границы, я замираю. Осматриваюсь тщательно, выискиваю следы чужого присутствия. И, когда не нахожу, наконец, решаюсь на опасный шаг за полог защиты Эрика…

Я не сразу поняла, что произошло. Пальцы ноги обожгло, тело дернулось, как от электрического разряда, непонятная сила толкнула в грудь. Я пошатнулась, зацепилась пяткой за ступеньку и рухнула пятой точкой на отполированные доски крыльца.

Ударилась несильно, больше растерялась и испугалась немного. Вскочила, автоматически оттирая джинсы от несуществующей грязи.

Впереди — все тот же подъездной путь. Машины, аккуратно припаркованные у входа. Фонари с нависшим над ними темным небом. Над головой — безопасный козырек крыльца. Каменные колоны по бокам и ступени, не позволившие мне спуститься.

Я сделала вдох и шагнула еще раз. Осторожно протянула руку и коснулась воздуха в том месте, на которое так странно среагировала. Аккуратно, кончиками пальцев.

И снова электрический разряд, в этот раз не такой сильный, но ощутимый. Воздух на границе крыльца, казалось, прогрелся и плевался невидимыми искрами. Искры падали на кожу, кусались и дальше не пускали.

Что за чертовщина?! Это сделал Крег? Но зачем? Какой прок ему с того, что я не могу выйти? Если только… Вдруг он запер меня именно для того, чтобы я не предупредила Барта?

Дикий страх вернулся дрожью в коленях. И головная боль усилилась настолько, что пришлось жмуриться.

Не буду больше самовольничать. Эрик знает, что делать, и сейчас мне не стоит отделяться от коллектива. Вместе у нас есть шанс. Если бы не было, Крег напал бы сразу, не стал бы выжидать.

В дом я вернулась быстро. Почти бегом преодолела гостиную, метнулась в обжитый тенями коридор и на полном ходу впечаталась в Тамару.

— Поосторожнее будь, — ворчливо отреагировала воительница.

— Где Эрик?

— Ясно где! В кабинете. Собрал там избранных, а некоторых переквалифицировал в няньки.

Тому не взяли на стратегическое заседание, и она злилась. Хмурилась. Смешно сжимала кулаки. Она хотела быть там, где планируется убийство главгада, а приходится идти наверх и охранять Алана.

— Я сменю тебя, — пообещала я. — Дай полчаса.

Тома сразу воспрянула духом, премило улыбнулась и вынырнула в гостиную.

В кабинете было душно, несмотря на распахнутое настежь окно. Люди толпились вокруг письменного стола, облепили диван и расселись на подоконнике. Роб, Лара, Даша, Филипп, Игорь, воины атли и скади, из альва — Мирослав и Алексей. А еще Алиса — независимая и раздражающая.

Влад пристроился на краешке стола и рассеянно болтал ногой.

Говорил Эрик, а остальные, соответственно, молчали. Внимали.

А когда я вошла, замолчал и Эрик. И, как по мановению волшебной палочки, за его взглядом потянулись другие. Прилипли к коже тягучей субстанцией, и я отчего-то вздрогнула.

— Я из дома не могу выйти, — сказала едва слышно, но в образовавшейся тишине, голос прозвучал звонко и отчетливо.

Они должны испугаться. Насторожиться. Сделать что-нибудь! Крег сильнее, чем мы думаем, и это стоит учитывать.

Но никто, похоже, не удивился…

Влад едко усмехнулся. Эрик опустил глаза, глубоко вздохнул и тихо ответил:

— Знаю.

— В смысле? — Я отступила на шаг и уперлась спиной в дверной косяк.

— Это было мое решение.

— Как это? — Красноречивость явно мне отказала. И мозг не выдавал ничего вразумительного, кроме глупых вопросов, ответы на которые очевидны.

Предательство. Обидное, и еще обиднее оно казалось оттого, что задница саднила, и волоски на руках все еще стояли дыбом от взбунтовавшейся против меня защиты.

— Чтобы ты не наделала глупостей, — уточнил Эрик спокойно и снова на меня посмотрел. Без капли раскаяния. Твердо. И его бескомпромиссный взгляд буквально сносил крышу от злости.

— То есть советоваться со мной уже не надо, да? — выплюнула я резко, но тон отчего-то получился писклявым и жалким.

Сегодня было достаточно всего. Иру чуть не убил ее внезапно оказавшийся гадом любовник, Рик и Лили все это время врали нам, Барт в опасности, а теперь еще и Эрик. Мой Эрик у меня за спиной…

— Давай потом поговорим, — сухо отрезал он.

Я честно старалась успокоиться. Дышать. Несмотря на сжатые в бессильной злобе кулаки, пульсирующую головную боль, обиду и саднящую задницу. Эрик — мой вождь, и существуют правила. Он тут сильнейший, и его авторитет важен.

Но, черт, слова так и рвались с языка. Острые. Злые. Царапались в горле разъяренными кошками.

Алиса улыбнулась как-то торжествующе, и я почти открыла рот, но не успела ничего сказать.

— Драма-драма, — вклинился Влад, лениво осматривая ногти на левой руке. — Остынь, пророчица. Должна же ты когда-то повзрослеть.

И сместил вектор моей злости.

— Хватит уже лезть! — прошипела я. — Как же ты достал, а. Не надоело?

Чтобы окончательно не выглядеть истеричкой, я вышла. Дверью, правда, хлопнула знатно — не удержалась. Злость нужно вымещать, так пусть это лучше будет дверь, чем один из тех, кто за ней. Даже если этому одному и хотелось двинуть.

Кен буквально вскипал на ладонях, и я спрятала их в задних карманах брюк.

Черт, и что теперь делать-то?

Когда я злюсь или волнуюсь, мне помогает одно волшебное средство. Вернее, много разных средств. Их обычно хранят на кухне в холодильнике. В общем, я решила, что поесть мне сейчас не помешает. Хорошо бы тортик или пироженку, но и колбаса сойдет.

Колбаса нашлась. Вернее, ветчина. А еще сыр, свежие булочки с кунжутом, приготовленный по тайному рецепту Эли томатный соус и листья салата.

— Точишь? — Глеб появился из ниоткуда, приобнял за плечи и, пока я отвлеклась, цапнул зубами добрую четверть старательно приготовленного мной бутерброда. — Ммм, вкусно! Сделай еще, а?

Я вздохнула и встала из-за стола, оставляя остатки бутерброда на растерзание этому троглодиту. Благо, булочек еще много осталось и ветчины.

— Ты когда приехал? Я не видела твоего байка у порога.

— Да там стать негде, поцарапают еще, — поморщился Глеб и запихнул остатки бутерброда в рот. — Припарковался у черного хода. У вас тут жарко.

— Жарко, — кивнула я и поставила на стол тарелку. — А еще остыть не дают. Ты в курсе, что я не могу выйти из дома? Совсем!

— Ну ты это… не буянь сильно. Так надо.

Глеб потупился и тарелку отодвинул.

— То есть ты знаешь?!

— Знаю. Вообще-то это была идея Влада…

— Так и думала! Вечно он лезет, куда не просят. Я уже не атли, но он до сих пор думает, что имеет право меня контролировать.

— Он просто изучил тебя лучше, чем Эрик, и сразу предположил, что ты помчишься спасать Барта. Крег не идиот, и этот вариант тоже вполне мог продумать. И ждать тебя где-нибудь в кустах.

— Мой долг, как сольвейга, предупредить Барта! — с чувством сказала я. — Ты на моем месте поступил бы так же.

— Я на твоем месте пошел бы к Эрику. Сразу. А ты наверняка побежала на улицу ловить волны сольвейгов. — Глеб покачал головой. — А ведь Эрик не верил, что ты так поступишь. До конца говорил, что в первую очередь придешь к нему советоваться.

— Но Влад его убедил… — выдохнула я и присела. Есть больше не хотелось, в груди скреблось неприятное, назойливое чувство, от которого хотелось откреститься. Вина. А ведь Глеб прав, я привыкла самовольничать.

— В общем-то, Владу Эрик не особо поверил, — замялся он.

— А кому поверил?

— Мне.

— Тебе? — удивилась я. — Но, Глеб, зачем?

Он пожал плечами.

— Наверное, я вырос из детских штанишек, и понял, что иногда не стоит бросаться грудью на амбразуру. А может, просто эгоистично не хочу терять свое. Сольвейги умеют защищаться, а Барт, если верить твоим рассказам, гораздо сильнее тебя. Сумеет отбиться. А не сумеет, я переживу. А вот если ты не сумеешь, дурында, тут много кто будет плакать. Поняла?

Поняла. Только от этого не легче. Ведь если Барт не сумеет, плакать буду я. Ведь тогда уже ничего нельзя будет исправить.


Загрузка...