Велес и Компания

Часть 3

В такие вот замечательные сентябрьские дни Шурик использовал буквально любую возможность для того чтобы удрать из казармы и просто погулять по необычным и живописным окрестностям части.

Казарма стояла на ровном пологой местности, но если шагать на северо-запад, к бане и "сооружениям", то поверхность земли вдруг резко взгорбачивалась сопками. Вначале шли рукотворные сопки, в которых, собственно, и располагались "сооружения". А уже за этими фальшивыми сопками шли настоящие, крутые, чем дальше, тем выше. Многие вершины сопок были лысые, деревья там расступались. То ли геодезисты повырубили их, то ли природа так рассудила, об этом Шурик мог только догадываться во время своих прогулок.

В этот день под предлогом того, что надо достать и принести кабель для телевизора, Шурик ушел в гости к Валерию Мишину. Валерка был электриком на дизельной станции, но провода и кабели тянутся по всей тайге, поэтому никто не усматривал ничего предосудительного в том, что Мишин с деловым видом уходит на полдня, а то и более куда-то в леса.

Так было и на этот раз. Мишин повесил на плечо сумку со своим электроинструментом и деловито вышел с территории дизельной станции. На тропинке его уже ждал Шурик.

Они шагали по тайге, обмениваясь вестями, пришедшими в письмах из дому, вспоминали каждый свою, теперь казавшуюся такой далекой, гражданскую жизнь. Шли они по старой окружной дороге, заброшенной и заросшей так, что та еле угадывалась за порослью молодых деревьев. К обеду они рассчитывали вернуться в часть, поэтому шли не торопясь, но и не присаживались.

Уже на подходе к части они поняли, что времени в запасе у них осталось еще много и Валерий, который в отличие от Шурика еще не имел статуса "старослужащего", благоразумно предложил:

- В часть идти еще рано. Припремся задолго до обеда - пойдут расспросы, допросы, чего доброго еще припашут куда-нибудь. Пойдем-ка лучше, зайдем на буровую, водички попьем.

Оказалось, что в тайге, буквально в полукилометре от искусственного озера стоит буровая станция, на которой несут вахту четверо гражданских: трое мужчин и одна женщина. Они заехали на территорию части две недели назад и так и жили в тайге, полностью всем обеспеченные. В казарме и городке они не появлялись ни разу и Шурик вообще ничего не знал об их существовании.

Буровики бурили четвертую скважину, которая должна была стать резервной. Вся часть снабжалась подземной водой. Вода была с большой глубины, очень хорошего качества. Две скважины снабжали водой казарму и городок, одна была на дизельной станции, в старом расположении.

Когда Шурик и Валерка пришли к буровикам, то застали мужиков дружно сидевших на лавочке перед своим вагончиком. Валерку они уже знали, ведь это именно он проводил к ним временный провод с током и подключал к электросети их вагончики и электрощит для буровой.

Буровики жили уютно и роскошно. Размещались они в двух вагончиках. В одном из них были столовая и склад, в другом жили они сами, так что и места и комфорта у них было достаточно. Но буровики на этом не остановились. Они привезли с собой целую машину пиломатериала и сделали для себя на улице стол, скамеечки, установили над ними навес. Кроме этого, на самой кромке поляны сверкал желтыми досками свежесколоченный туалет. Буровики сколотили эту будку специально для своей дамы, чтобы ей, по выражению одного из них, "москиты попу не кусали". Впрочем, в конструкции этого сооружения нельзя было не отметить одну маленькую деталь. Дело в том, что запор у этого туалета был только снаружи. Изнутри никаких задвижек и засовов не было. Все это заменял гвоздь, вбитый в дверь с внутренней стороны и привязанная к нему веревочка. Так что при желании уединиться в этом заведении приходилось сидеть там и держать веревочку рукой. Этот грустный факт как-то не вписывался в систему всеобщего комфорта и уюта, и, уж тем более, в рамки заботы о женской попе. Но здесь остается только догадываться, что не позволило мужикам сделать в туалете запор по нормальному.

Шурик с Валеркой попили чистой и холодной воды. Валерка стрельнул у буровиков сигаретку и закурил вместе с ними. Буровики разговаривали и курили вяло и заторможено: все они были явно с большого перепоя. Лица у них были опухшими, глаза воспалены.

- А ты, хлопец, откуда сам будешь? - спросил Мишина один из них. Руки у него сплошь были покрыты татуировками.

- Я? - переспросил Валера. - Я сам буду из Иванова.

- А Иваново город невест! - пропел татуированный. - Что там у вас и впрямь не протолкнуться: все невесты и невесты?

- Хватает, - согласился Валерий. - Камвольный комбинат, текстильный, там все женщины работают.

- Ну, а мужики у вас, наверное, в цене?

- Да как сказать, сейчас и мужиков будет больше. Производство расширяется, подъедут и мужики.

- А что, - обратился татуированный к своим коллегам, - поехали в Ионово, невест себе найдем.

Его коллеги, мучимые тяжким похмельем, молчали, тихо выпуская табачный дым едва ли не из всех разрешенных природой отверстий.

- А ты, ты, браток, откуда будешь? - татуированный повернулся к Шурику.

Шурик про себя уже предположил, что сейчас, когда он скажет, что он из Вологды, этот любознательный буровик сразу же припомнит песню про город, где резной палисад. Он хорошо помнил, как его друг по гражданской жизни Владик стабильно называл его "Александр-дыр-дыр из Вологды-гды-гды". Черт бы побрал эту песню, лежит теперь как клеймо на городе.

- Я из Вологды.

- Из Вологды?!

Татуированный посмотрел на Шурика с нескрываемой ненавистью. Остальные двое тоже покосились на Шурика без особого дружелюбия.

- Ты погляди, он из Вологды! Да я как вспомню одно это название, так потом кипятком неделю ссу от злости!

Шурик недоумевал.

- Чем же это так город наш не хорош?

- Да мне плевать на твой город, пропади он со всеми вологодцами и с тобой тоже! Ты что, в самом деле что ли не знаешь ничего про свой сволочной вологодский конвой?

- Нет.

- Ну и повезло тебе, что не знаешь. Это же самый мрак, когда тебя на этапе сопровождают вологодские. Да первый же вопрос который задают охранникам:

"Ребята, вы откуда, не из Вологды?" Если нет, то слава богу, нормально по-людски поедем. А если вологодские - туши свет! Ни поссать, ни воды попить! И никто не дергается, все прекрасно понимают: дернешься, или начнешь выступать - пулю в живот схватишь на раз! Даже поговорка такая есть: "вОлОгОдский кОнвОй шутить не любит". У-у, сволочной край…

"О, да они же все бывшие зэки, - сообразил Шурик, - а этот, татуированный, очевидно подольше других сроки помотал, и нарвался несколько раз на вологжан. Да, землячки, ну и слава у нас…" Валерка кашлянул и, оглядевшись вокруг, спросил:

- А где же ваша подруга?

Буровики покосились теперь уже на Валерку:

- За каким дьяволом тебе это сдалась подруга-то наша? Ишь ты, хлопец, ты брось эти свои Ионовские замашки. Ты на девушек здесь не смотри, здесь тебе не Ионово…

Валерка поморщился.

- Да я по другому вопросу. Мне бы по-маленькому сбегать до ветра, да я смущаюсь вашей дамы…

Татуированный понимающе кивнул головой:

- Само собой! Мы все тут ее малость смушшаимся… Давай, быстрее беги к отхожему месту. Дама наша куда-то в тайгу отлучившись, так ты давай, успевай, пока она не вернулась…

Валерка не стал ничего больше переспрашивать, а быстрым шагом направился к уютной будочке, на ходу вертя головой. Он осматривался - не идет ли откуда женщина. Шурик перевел взгляд на буровиков и увидел, что все они словно оцепенели. Буровики смотрели на Валерку не мигая и не сглатывая. Казалось, что они даже затаили дыхание. Забытые сигареты в их руках дымились синими прямыми струйками.

"Что с ними?" - подумал Шурик, и вдруг все понял.

Он понял, почему буровики с затаенным дыханием смотрят, как Валерка приближается к будке, понял, почему они за время своего краткого пребывания здесь так и не увидели женщину. Она, судя по всему, все это время находилась именно в том месте, куда сейчас направлялся Валерка, и, надо полагать, занималась решением соответствующих проблем. Шурик раскрыл рот, чтобы предостеречь товарища от предстоящего конфуза, и звук застрял у него в горле, потому что именно в этот момент Валерка рывком распахнул дверь в туалетной будке.

Да. Женщина была там. И пришла она туда именно за тем, за чем подавляющее большинство нормальных людей приходят в подобные заведения. Но, ко всем прочим несчастьям, эта бедная женщина очевидно именно в этот момент испытывала необходимость в том, чтобы обе ее руки были свободны для других, более насущных дел, нежели простое держание веревочки прикрепленной к двери, поэтому вот эту самую веревочку она надела себе на голову. И в тот миг, когда Валерка, озираясь по сторонам, рванул дверь будки на себя, подруга буровиков, естественно, не удержалась на постаменте туалета, и рухнула с него, как фарфоровый китайский болванчик, мерцая из туалетной темноты матовой белизной своего зада. Валерка, краем глаза уловивший какое-то движение в будке, резко развернул голову и с ужасом обнаружил, что женщина буровиков, которую он только что высматривал в тайге, находится здесь, в туалете, и, более того, вываливается из него с оголенным задом, норовя уткнутся головой Валерке в колени.

Надо признать, что среагировал Валерка мгновенно. Он ловко, точно заправский вратарь, подхватил голову падающей дамы, и, бормоча слова извинения, галантно вернул ошарашенную буровичку в исходную позицию. Затем он осторожно прикрыл дверь, и развернулся к кампании буровиков. Буровики попросту валялись на земле от смеха. Они держались за животы, смех буквально душил их. Вы когда-нибудь видели, как умирают от смеха мужчины в часы жутчайшего похмелья? Шурик не видел и с затаенным чувством ужаса взирал на буровиков, терзаемых жестокими спазмами смеха. Вывел его из состояния оцепенения Мишин, схвативший его за рукав и потащивший за руку в тайгу.

На ходу Мишин деловито приговаривал:

- Давай, давай, не на что тут смотреть… Ишь, уставился… Не видал, что ли, пьяных идиотов ни разу в жизни? Успеешь еще насмотреться за свою жизнь на всякие гадости…

Они нырнули в тайгу, оставив на буровой площадке обессиливающих от смеха буровиков и женщину, так и не рискнувшую появиться из будки.

После осенней проверки Шурику присвоили звание младшего сержанта, чему он был очень рад, так как избавился от неуважаемого ефрейторства.

- Я даже бриться перестану на радостях, - сказал Шурик замполиту.

- Бороду что ли отпустишь? - поднял бровь замполит.

- Да зачем же бороду. Голову брить перестану. И усы, кстати, можно отпустить.

- А кто тебе разрешит? В военном билете ты сфотографирован без усов.

На это замечание Шурик ничего возражать не стал, а просто вечером пририсовал к своему лицу на фотографии в военном билете усы.

Вскоре голова его покрылась жестким ежиком, а над верхней губой зачернели отрастающие усы. Вид у Шурика стал на удивление уголовным.

Именно таким его и увидали первые осенние новобранцы, карантин которых проходил тут же в части, но ночевавшие в стоявшей поблизости гостинице.

Молодое пополнение очень напомнило Шурику его самого. И как-то раз, когда молодое пополнение кушало в столовой, он и Серега Ионов предались воспоминаниям. Серега в тот день был дежурным по столовой, а вездесущий Шурик околачивался на кухне, изнывая от осенней хандры. Оба они мрачно наблюдали за кушающими новобранцами, делясь друг с другом воспоминаниями о своих первых днях в армии.

Еще Шурик узнал, что среди молодого пополнения есть архитектор, говоря проще - художник, который был призван через полгода заменить Шурика. Шурик тут же прицепился к замполиту:

- Товарищ капитан, раз уж вы для нас человека взяли, так пусть он и работает на нас. Пусть хоть по вечерам. А то, что он там делает по вечерам после четырех? Пусть приходит ко мне, я буду потихоньку вводить его в курс дела.

Замполит вяло отмахнулся:

- Не зуди. Я сам знаю: кого, куда, когда и зачем. И без тебя все решим.

- И я о том же. Решите, пожалуйста, поскорее без меня вопрос о том, чтобы архитектор по вечерам работал на нас с вами. А безопасность его я гарантирую.

Слова Шурика были высказаны не зря. Через два дня начальник карантина - младший сержант позвонил Шурику в кинобудку:

- Шура, сейчас я к тебе приведу бойца твоего.

Шурик положил трубку и задумался: интересно, каким будет этот боец? Откуда он? Какой у него характер? Долго строить догадки Шурику не пришлось. В дверь кинобудки постучали, и Шурик быстро открыл дверь. На пороге стоял младший сержант и молоденький солдат. Солдат отчаянно улыбался, всем своим видом олицетворяя дружелюбие. Увидев, как он лучится улыбкой и предположив какое смятение творится сейчас у него на душе, Шурик расхохотался от всей души, думая про себя, что сейчас он бы ни за какие коврижки не поменялся бы с этим новобранцем местами.

Младший сержант деликатно подождал когда Шурик преодолеет свой взрыв смеха, после чего кратко сказал молодому солдатику показывая на Шурика:

- Вот, это и есть тот самый младший сержант Велесов. А это - Архитектор.

Ну, я пошел. Перед ужином, Шур, я тебе позвоню. Ты подведешь его к столовой, ладно?

- Ладно, - кивнул Шурик, и махнув рукой, предложил новенькому войти: - Входите, Архитектор.[Image: Архитектор.JPG (30233 bytes)] Архитектор оказался Вовкой из Волгограда, и уже через неделю он пообвыкся в кампании Шурика, который им нисколько не помыкал, а только лишь подгружал работой, проверяя как тот покажет себя в деле.

Вскоре Вовка-Архитектор полностью обуркался, и близко познакомился с такими грандами дедовского корпуса, как Ионов, Макс и Оскар. Он приободрился, понимая, что его положение намного выгоднее нежели положение его товарищей по службе.

В конце ноября Вовка и его товарищи по призыву приняли присягу и были распределены по взводам. Шурик получил себе помощника.

В ноябре в части произошло событие, которое серьезно пошатнуло казавшиеся было незыблемыми воинские неуставные традиции.

Все дело было в том, что у командира части собственный сын с весны тоже служил в армии. Первые полгода он провел в сержантской учебке, где-то в амурской области. Очевидно, там-то он и хватанул всех армейских премудростей характерных именно для учебных частей. Теперь, после полугодичного срока, командир посодействовал тому, чтобы его сынка перевели в соседнюю часть, расположенную всего в двадцати километрах от самой "Кроны". На субботу и воскресенье командир забирал сыночка домой. В первый же уикенд сыночек поведал своему папе-командиру о тяготах и лишениях воинской службы, которые ему приходилось переносить находясь в учебке, и о которых он, естественно, не мог упоминать в письмах. Командир, по понятным причинам любивший единственного сына, пришел в ярость. В понедельник он приехал в часть с твердым решением искоренить дедовщину.

Начал командир круто. На послеобеденном разводе на работы он официально объявил, что с сегодняшнего дня на "Кроне" дедовщине пришел конец. Новое пополнение смотрело на командира влюбленными глазами. Прослужившие полгода отнеслись к программному заявлению командира с изрядной долей скепсиса. Деды и фазаны пребывали в недоумении. После развода на работы Шурик прошагал в кинобудку. В то же время командир завел новое пополнение в полном составе в маленький казарменный кинозал. Там, побеседовав с ними, выслушав их жалобы и пожелания, командир горячо их заверил в том, что он всецело на их стороне в борьбе против дедовщины. Пополнение с явной охотой делилось с командиром теми невзгодами, которые им приходится переживать. Командир с отеческим вниманием выслушал все, и еще раз заверил молодежь, что в обиду не даст.

После этой беседы Вовка-Архитектор нашел Шурика в кинобудке. Шурик весело насвистывал, размешивая краску для большой доски-вывески на воротах части. Доска должна была стать венцом творения Шурика. Она должна была быть выполнена в лучших традициях: на стекле, в две краски, то есть так, как это делают в художественных мастерских. Такого еще Шурику рисовать не приходилось, и сейчас он то и дело заглядывал в учебник для профтехучилищ, в котором описывались альфрейно-живописные работы.

Вовка зашел в кинобудку и сел на стул, глядя как Шурик деловито помешивает краску в банке.

- Шура, чем ты занимаешься? Могу помочь?

Шурик хитро и весело посмотрел на Вовку.

- Чем занимаюсь? Подслушиваю, как вы стучите командиру о своей тяжелой жизни. Но, чтобы не ставить тебя в неловкое положение, скажу, что ты вел себя достойно. Твоего голоса в хоре жалобщиков и борцов за справедливость я не слышал. Так что - тебе плюс.

Вовка рассеянно кивнул:

- За плюс - спасибо. Мне грех жаловаться на жизнь под твоим прикрытием. А что ты думаешь об этой кампании?

Шурик усмехнулся:

- Ну, будь я молодым солдатом, я бы кричал в душе "ура" этим командирским поползновениям. Но поскольку я сам в "дедах", то, как ты считаешь, что я могу думать по поводу кампании, которая направлена против меня?

- Но ведь не конкретно против тебя, а против "дедовщины".

Шурик помотал головой и погрозил Вовке пальцем:

- Пардон, сэр. Там, в кинозале, вы жаловались на конкретных людей, а не на проблему как таковую. Чтоб убрать проблему, надо попросту убрать дедов. И что поимеем? Тут же из ваших хлопцев сформируются фракции, землячества. Появятся "деды" из своего же призыва. Дедовщина - это следствие армейского быта. Чем страшнее быт - тем страшнее дедовщина. Кстати, знаешь, кто в части самый крутой дед?

- Кто?

- Папа Камский, наш разлюбезный старшина, вот кто. Вот попомни мои слова, по нему вся эта антидедовская кампания ударит больнее всего. И всем ясно, что акция эта - следствие того, что у командира сынок - "молодой". Вот офазанеет он - и все: командир больше и не заикнется никогда ни про какую дедовщину. Вот помяни мое слово через полгода.

К вечеру командир собрал в том же кинозале всех дедов и фазанов и пригрозил им отчислением из части и переводом в войска, если, мол, кто будет уличен в рукоприкладстве по отношению к молодым. После окончания своей речи командир грозно спросил:

- Какие у вас вопросы ко мне?

Шурик тотчас же встал:

- Можно вопрос, товарищ подполковник? Вот ведь как получается, Валерий Иванович, мы все тут дружно считаем, что борьба с дедовщиной запоздала минимум на год. Почему же вот именно сейчас вы перешли к активным действиям? Ведь и раньше все это было, и, может быть, даже в худшей форме. Ведь вон что рассказывают о том страшном времени, когда ребята жили под землей. А историю о том, как самого большого интеллектуала части, Оскара Осауленко подвесили за ноги, знали все, от последнего солдата до главного инженера части. Он как то сам со смехом ее рассказывал. И всем до вчерашнего дня было все равно. А почему именно теперь? И как надолго?

Шурика перебил Оскар:

- Нам обидно чуть. Нас никто не защищал, почему от нас должны кого-то защищать?

Командир попытался оправдаться:

- Но ведь надо же когда-то начинать жить по человечески…

В разговор встрял Ионов:

- Точно! С сегодняшнего дня и начнем! Товарищ подполковник! Мне лично - пофиг то, как они будут у вас служить. Я уволюсь через полгода, и хоть трава тут у вас не расти. Но, есть люди, которые попросту не хотят сами по себе постигать ту науку, которую в нас вгоняли через тумаки, да через работу. Я не хвастаюсь, но я на своей дизельной знаю все - до последнего винта. И это не потому, что мне это очень интересно, или потому, что я такой сознательный. Нет. Меня заставили все это выучить, пусть я и не очень хотел. Я знал - не буду этого знать, значит узнаю много чего другого, гораздо худшего. Это было достаточно хорошим стимулом. Теперь такого стимула не будет. Вы его только что официально и неофициально запретили. И я с вами спорить не собираюсь. И знаете почему? Потому что не я буду расхлебывать ту кашу, которую вы сейчас заварите.

Командир поднял руку:

- Не надо меня пугать. То что вы говорите - это хорошо и понятно. Но жить будем так как я сказал, то есть - по человечески. У вас, кстати, у большинства, уже кой-какие звания есть. Это значит, что какие никакие, а вы уже начальники. Значит, имеете право командовать. А уставом можно кого угодно заставить делать все что угодно. В общем, подумайте над тем, что я сказал.

Командир вышел из кинозала оставив старослужащих одних. Старики начали совещаться.

- Что будем делать, братва?

- Вот чертов сыночек, настучал папочке, а расхлебывать приходится нам…

- Ой, не нравится мне эта борьба за свободу "щеглов"…

Ионов произнес:

- Вообще-то фуцман прав. Уставом можно так им жизнь закоротить, что хуже всего им самим и придется. Уже можно прямо сейчас выйти с линейкой и всех их притянуть, скажем, за неправильно пришитые погоны и петлицы… А ты, Шур, что скажешь по этому поводу? Ты у нас особа приближенная к начальству, ежедневно рискуешь жизнью, находясь в непосредственной близости от замполита… Что присоветуешь?

Шурик хмыкнул:

- Мне то что? У меня один свой молодой - Архитектор и все… По мне что война, что мир с дедами - все едино. Но я бы посоветовал так делать: давайте спустим вожжи. Не надо их ничего заставлять - пусть что хотят то и делают. Только не нельзя им позволять прятаться по щелям. Выгонять их надо отовсюду. Из сушилки, из туалета, отовсюду. Пусть они потолкутся в казарме, на глазах у офицеров, у того же фуцмана, у папы. Пусть наши командиры столкнутся лицом к лицу с молодыми солдатами. Пусть сами их воспитывают. Руб за сто - они к этому не готовы.

На том и порешили. Результаты не заставили себя долго ждать. От холода молодые солдаты спасались в казарме. Но из теплой сушилки их методично выгонял дежурный по роте, а из других укромных мест - другие сержанты. И как-то перед обедом Папа Камский уже в который раз наткнувшись на молодых солдат подпиравших стены в коридоре, раздраженно спросил:

- Что вы тут вечно околачиваетесь?

Один из молодых нагло ответил:

- Пришли на обед.

- На обед надо приходить тогда, когда объявят построение. А что вы сейчас именно тут делаете?

Тон папы был грозен. Но молодые солдаты то ли по собственному недоумию, то ли расхрабрившись после разговоров с командиром, держались на редкость независимо и вызывающе:

- А в чем, собственно, дело? Пришли и стоим, никому не мешаем.

Папа Камский стоял как громом пораженный. Ему так никто и никогда не отвечал. Папа Камский сглотнул и спросил спокойным голосом:

- Любопытно мне, солдаты, как вы собираетесь служить дальше, если вы уже сейчас препираетесь со старшиной.

Спокойный тон папы приводил в трепет даже Оскара Осауленко, который всегда был спокоен как Тихий океан. Это означало, что в течение ближайшей минуты Папа Камский взорвется. Но молодые этого не знали, может быть именно по этому ответ одного из них на папино замечание был таким:

- Что же, если любопытно, ответим: служить будем как надо. И никто с вами не препирается. Кстати.

Другой, очевидно, чувствуя себя хозяином положения быстренько и не к месту вставил:

- Любопытств не порок, а небольшое свинство.

И тут Папа Камский взорвался. Его рев заполнил коридор казармы и отозвался во всех ее уголках. Все солдаты имеющие маломальский опыт службы благоразумно убрались от казармы подальше. Папа ревел:

- Как надо?! А ты знаешь - "КАК НАДО"?!! Откуда ты это знаешь, сынок?! Ты, может быть, уже родился с этим знанием?! А?! Так вот, знай поперед всего: я уже двадцать лет в армии! Двадцать лет! На тебя еще член дрочили, а на меня - шинель строчили! С-сопляки! Свинство, видите ли им… Я т-те покажу свинство! Ты у меня это свинство на всю жизнь запомнишь!

Папа Камский так разозлился, что сам благоразумно ушел от этих оторопевших молодых солдат.

После обеда доктор сказал Шурику:

- Ты полный пророк по всей форме. Слыхал, как Папа Камский разорался на этих "щеглов"?

Шурик кивнул:

- Это, кстати, было очень и очень нетрудно предсказать. Уж кто-кто, а я уж поперепирался с Папой в летнее время. Помнишь, как мы с ним цапались? Но, ты знаешь, я и то так не борзел, чтобы вот так, про свинство и все прочее. Да, кстати, кто ему про свинство ляпнул?

Доктор наморщился, напрягая память:

- Как его? Я помню фамилию, да-да… Он тут приходил на днях температуру мерять. Хотел было прихильнуть в санчасть. Да как же его, в самом-то деле?! А! Демин! Точно - он.

Шурик кивнул:

- Тогда вот еще одно мое предсказание: скоро этого самого Демина поставят в свинарник свинарем.

Доктор ахнул и посмотрел на Шурика с уважением:

- Точно! Как я только сам не догадался!

- Думай, - Шурик постучал себя по лбу, - И чаще думай.

Доктор покачал головой из стороны в сторону:

- Что теперь будет? Слушай, кстати, а ты теперь с Папой больше не ссоришься?

- Нет, у нас с ним теперь что-то вроде соглашения о мирном сосуществовании.

Стараемся друг друга не замечать.

- Да? А что так?

- Поумнели. Стараемся не подрывать авторитет друг друга.

Того же дня вечером Папа Камский собрал в кинозале всех сержантов и ефрейторов.

- Так, - сказал старшина, - Я не понимаю, в чем дело. Как это вы довели жизнь до того, что молодые старшину части ни во что не ставят? Распустили всех так, что подумать страшно. Как это произошло?

Ответом Папе было злорадное молчание. Старики потихоньку наслаждались своим маленьким триумфом, тщательно рассматривая носки собственных сапогов.

- Что переглядываетесь? Кто должен молодежь воспитывать, я что ли?

- Так вы же сами запретили нам их трогать, - весело вставил Оскар Осауленко.

- Но, но! Никто не запрещал их трогать. Запрещали только бить.

- Едрена феня! - ругнулся Ионов, - Да кто их бил? Никто к ним и не прикасался, а вы враз давай нам мозги промывать.

- Да тут ясно откуда ветер дует, - вмешался в разговор Шурик, - У фуцмана сын из учебки пришел, понаговорил ему разных страшных россказней о тяжелой жизни молодых солдат, и под это дело Валерий Ионович открыл кампанию по борьбе с дедовщиной в собственной части. То есть мы сейчас вынуждены расплачиваться за грехи стариков другой части. Той, где служил сын нашего командира. Мне даже кажется, что весной, когда он станет фазаном, борьба с дедовщиной автоматически сойдет на нет. Верно ведь, Вячеслав Александрович?

Шурик принципиально обращался к офицерам и прапорщикам части по имени-отчеству, а не по званию. Это было, конечно не по уставу, но звучало вежливо, и не всегда вызывало возражения.

- Верно, - уныло согласился старшина, - это сынок наплел фуцману про всякие ужасы дедовщины.

- Ну а мы тогда при чем? Вы ж нам сами сказали - не моги трогать молодых.

Пожалуйста. Нам то что? Ни тепло, ни холодно.

- А вот молодые-то как раз и распустились…

- В службу никто не врубается…

- И, главное, не хочет врубаться…

- Вас, вот, послали бог его знает куда…

- Хорош, - прервал поток высказываний прапорщик, - Значит так. Я командиру уже сказал, что это не дело, когда молодежь распущенная растет. Это какие же из них старики вырастут? Он, я вам скажу, тоже с этим вполне согласился. Так что, мужики, давай, валяйте, исправляйте положение. Кстати, долбите их уставом. Уставом так можно отлично задолбать, что родных не узнаешь. Ну, а тех, кто устава не слушается, нужно по другому учить. Давайте, одним словом, карты вам в руки.

Последовала пауза, после которой раздался голос Ионова:

- А командир?

- Командир в курсе. Валяйте. Исправляйте все. Посидите тут сейчас, договоритесь о том, как жить дальше, и давайте, наводите порядок.

Старшина вышел из кинозала.

После его выхода тишина простояла недолго.

- Ха! Шурик, ты как карты раскинул что так будет!

- А, и так было ясно, что все именно так повернется.

- Так что будем теперь делать, мужики?

- А что делать, - сказал Ионов, - сначала уставчиком помордуем. Уставом, кстати, можно и впрямь до смерти задолбать. Ну, а тех, кто уставом недоволен, тех можно и по другому взгреть.

- Все, - злорадно сказал Оскар, - теперь они у меня завоют. Честь не отдаст кто - иди сюда. Отдал неправильно - иди сюда. Шапка набекрень - иди сюда! Руку в карман сунул - Иди сюда! Я им устрою жизнь! Они думают, что если они хотят жить по уставу - то это легко! Нет, по уставу - это не просто! Жить по уставам - тяжело суставам. Все. Это конец.

Этот вечер стал началом кошмарной жизни для молодого пополнения. Все сержанты и ефрейторы враз стали ужасными ревнителями уставов. Шурик, и тот, завернул мимо себя четыре раза проходившего мимо Кузьмина по привычке не отдавая честь. После четвертого прохода, когда техника отдачи чести Шурика не удовлетворила, Кузьмин был поставлен напротив зеркала с заданием отдавать честь самому себе до тех пор пока не научится. А когда он посчитает, что он научился, он будет должен проверить это, отдав честь еще двадцать четыре раза. После этого он должен разыскать ефрейтора Велесова, и показать ему, как он умеет отдавать честь. И уж если и тогда он отдаст честь худо, тогда - все. "Тогда - веревки" - строго сказал Шурик.

Сам он пошел в кабинет замполита, скоротать время до ужина за чтением газет. Чтение газет и написание писем стали для него в последнее время основным занятием. Все газеты Шурик подшивал и читал их от первого до последнего листа, благо времени у него было предостаточно. Всю оформительскую работу он перевалил на Вовку, сам лишь контролируя четкость ее выполнения, изредка отрываясь от чтения газет.

В кабинет вошел Мишин и весело обратился к Шурику:

- Это ты, что ли, поставил там Кузю козырять зеркалу?

- Я.

- Ха-ха! Я его прогнал привести в порядок форму и сапоги начистить. Сказал, перед построением на ужин - проверю. Он было заартачился, что, мол ты его уже тут используешь, но я на него наорал и все равно прогнал. А ты его на ужине вздрючь за то что он тебя ослушался.

- Само собой.

- Хе. Устроим им равную жизнь с равными правами. Сволочи, захотели по уставу жить! Когда мне Завгар зуб выбил, тогда никто про устав и не вспоминал. Суки лагерные.

- Да ладно, не злись.

- А что мне остается делать? Меня никто не защищал, когда я был молодым, никто! Да и тебя, кстати, тоже. А чем они лучше нас?

- Да ничем.

- Вот и я о том же. И пусть они летают как худые ракеты. Пусть врубаются в службу. Поверь, у меня и в мыслях не было никого из них притеснять или обижать. Я даже наоборот, думал: пусть они про меня думают хорошо. Но после этой антикампании направленной против нас, которую они, кстати, встретили с криками радости и восторга, я к ним хорошо относиться не могу и не буду. Даже напротив, теперь я чувствую какое то оправдание к тому, чтобы их гонять. Ведь я прав, Шура?

- Да скорее всего прав.

Дверь отворилась и в кабинет проскользнул озадаченный Вовка- Архитектор.

Вид у него был явно ошарашенный.

- Ты чего такой дикий, Вовка? - спросил его Шурик.

В ответ Вовка затравленно хихикнул:

- Знаете, я уже минут сорок как вышел с первого этажа, чтобы попасть на второй. Всем честь отдаю, и погоны пришлось перешить.

- Перешить? Зачем?

- Сизоненко там стоит с линейкой. Меряет что-то в погонах и всех заставляет перешивать у кого неправильно.

Шурик захохотал, откидывая голову назад. Валерка прыснул. Вовка подозрительно посмотрел на них.

- Это что? Это какая-то акция?

- Нет. Это - реакция. Другими словами - ответ на акцию. Помнишь, полмесяца назад было собрание молодых солдат и командиров части, на котором, помимо обоюдных признаний в любви, молодые солдаты трепетно выразили неумолимое желание служить по уставу? Помнишь?

- Помню.

- Вот. Желание молодых солдат удовлетворено.

- А-а-а, - протянул Вовка, - а я думаю, что это с вами.

- Да, да. Ты правильно думаешь. С нами именно это. Но ты не боись. Тут, в этом кабинете, армия начинается только с появлением замполита. В нашей кампании этой фигни нет. И, поскольку, раз ты уже в кампанию втерся, не дрейфь. Ты тут свой. Садись, честь можешь не отдавать.

Вовка с явным облегчением сел на стул.

- А я, по правде сказать, думал, что и вы меня…

- Хреново, что так думал. Это тебе минус. Ну ладно, все, хорош про это.

Тема закрыта.

Вообще можно было сказать, что в части с этого вечера началась жуткая уставщина. То и дело то тут то там слышались крики типа "Товарищ солдат, идите сюда!". Самой популярной стала команда "Отставить!".

Молодые солдаты, по воле командира, оказались в центре мишени. По территории части они теперь перемещались либо бегом, либо строевым шагом. Они без устали отдавали честь солдатам и сержантам части, которые ревностно проверяли правильность прикладывания руки к головному убору, чистоту пряжек, обуви, наличие необходимых документов, правильное расположение поясного ремня и шапки на голове. Оскар проверял у них осанку и правильное положение головы. Доктор придирался к грязным рукам и нестриженым ногтям.

Вовка через неделю откровенно признался Шурику:

- Вроде легче было служить, пока не боролись с дедовщиной.

Шурик удовлетворенно и назидательно поднял указательный палец:

- Вот! Золотые слова! И запомни, Вовка: чем больше тяга к переменам - тем крепче старые порядки.

В конце ноября жизнь в части вернулась в нормальное русло. Закончилась офицерская борьба с дедовщиной. И объяснение тому было самое простое. Сын командира теперь служил в соседней части, и каждую субботу командир забирал сына домой, заезжая за ним. Кроме того, справедливо было бы предположить, что сын, отцом которого является подполковник, командующий целой строевой частью не далее чем в двадцати километрах от твоей собственной, никто обижать и притеснять не рискнет. Так что, в связи с улучшением настроения командирского сына, кампания по искоренению "дедовщины" на Кроне умерла даже раньше, чем предполагал Шурик.

Так же потихоньку завершилась крупномасштабная акция старослужащих по приведению в чувство зарвавшейся молодежи. Примерно двух недель массированного уставного давления хватило для того, чтобы выявить личности с непокорным и наглым характером, после чего к ним были приняты меры "комбинированного" воздействия, по выражению Ионова. Эти меры заключались в том, что после того как бойца ставили в положение, попросту не позволяющее ему выполнить требования устава, после этого его публично обвиняли в нежелании выполнять уставные положения и применяли к нему неуставные меры воспитания, т.е. заставляли отжиматься от пола, приседать до упаду, а когда солдат падал в изнеможении заставляли "отдыхать" сидя на "солдатском стульчике". Тех, на кого не действовали и эти меры, попросту били, предварительно пояснив жертве, что это вынужденная мера, так как устав она выполнять не желает, физическому воспитанию, в буквальном смысле этого слова, не поддается, и, потому, во имя сохранения дисциплины в части…

К чести Шурика и кампании надо заметить, что им к третьей части программы воспитания прибегать не приходилось. Вполне хватало инструментария первых двух частей, чтобы привести в чувство любого зарвавшегося молодого солдатика.

Всех молодых солдат загрузили работой, и они исчезли из коридоров и других публичных мест, предпочитая не попадаться на глаза без надобности.

Беднягу Демина, кстати, как и напророчил Шурик, переместили во взвод охраны помощником свинаря.

Старшина Папа Камский поуспокоился, ибо вид праздношатающегося солдата приводил его, ну, если не в бешенство, то в неспокойное расположение духа.

В один из вечеров, когда в солдатский буфет завезли одеколон Шурик увидел, что его товарищей, Ионова и Мишина нет на построении на ужин. Выйдя из столовой, он увидел, как пунцовый Валера юркнул в сушилку. Шурик решительно направился следом. Там он застал не только Мишина, но и Ионова. И тот и другой находились в явном подпитии и чрезвычайно веселом настроении.

Шурик испуганно уставился на них:

- Вы что? В таком виде?! Одеколоном от вас несет - ФУ!![Image: 1иванов.jpg (23358 bytes)] - Спокойно, Шур, - успокоил его Ионов, - мы потому и не пошли на ужин, чтоб не светиться. Сейчас покушаем с дежурной сменой, возьмем закусочки, и пойдем на гостиницу, продолжать. Идем с нами.

- Я одеколон не пью.

- А пожалуйста, там и водочка есть. Мы ж тебя не пить зовем, а посидеть, побазарить за жизнь.

- О'кей. А кстати, где Макс?

- Кстати, он уже там. Он уж вовсе непристойно выглядит, мы не рискнули его в казарму брать. А ты что - уже поел?

- Вообще-то, да.

- Ну не беда, покушаешь еще с нами, в дежурную смену, и пойдем.

Так они и сделали. После ужина, прихватив с собой селедочки, лука и хлеба, Мишин, Ионов и Шурик по морозу пробежали в гостиницу, где их ожидал пьяный и голодный Макс.

Макс, казалось, спал тут же, на диванчике в комнате дежурного, но при этих словах открыл глаза:

- А-а, пришли…

- Пришли, Макс, пришли.

Макс вяло ворочая языком продолжил:

- А кушать принесли?

- Да, вот здесь.

Макс схватил селедку и с жадностью начал ее поедать:

- Умираю с голоду. Только кто это может понять? Кругом одно быдло…

Мишин вполголоса сказал Шурику:

- Это у него тема сегодняшнего вечера: всех вокруг называет быдлом.

В течение вечера Макс несколько раз засыпал, и разговор сразу переключался на него.

- Что это сегодня он ведет себя так, будто он член королевской фамилии?

- Нажрался, сволочь.

- Ну-ка, налей ему еще одеколону.

- Да водка ж есть.

- Вот еще, водку не него тратить. Налей, говорю, ему одеколону…

Одеколон был налит в стакан, и Ионов пихнул спящего Макса:

- Макс, пить будешь?

Макс очнулся и обвел присутствующих осоловелым взглядом:

- Пить? Буду.

Он залпом выпил одеколон и скривился:

- Запить! Запить дайте!

Ионов жестоко налил в стакан еще одеколона:

- На.

Макс опрокинул еще полстакана в рот:

- А! Вы что?! Воды!

- Ах, воды? На…

Максу протянули графин с водой. Макс недоверчиво воззрился на него:

- Это вода?

- Ну не одеколон же…

- Точно?

- Хм…

- Я посмотрю…

- Валяй.

Макс недоверчиво посмотрел на присутствующих после чего приложил глаз к горлышку графина:

- Точно. Вода. Ч-черт, никому нельзя верить, кругом одно быдло…

После этого он неожиданно вытянул губы трубочкой, словно собирался сделать глоток, и не прикладывая графин к губам, а продолжая прижимать его горлышко ко глазу запрокинул графин над головой. Вода из графина хлынула на голову Макса, с бульканьем вырываясь из горлышка. Макс соображал примерно секунду, после чего заверещал и отшвырнул графин:

- Гады! Опять подставили! Б - быдло…

Ионов гадливо улыбаясь, начал:

- Ты, Макс, надо полагать, себя держишь за аристократа…

- Я?

- Ты.

- А. Быдло вокруг…

Шурик встал. Пора было идти на вечернюю поверку. Ионов и Мишин считались в дежурной смене по дизельной, а Макс в такой же смене узла связи, и им на вечерней поверке быть было не обязательно.

После поверки Шурик позвонил в гостиницу. Дежурный поднял трубку. Шурик поинтересовался:

- Как там вечер воспоминаний? Продолжается?

- Не для всех. Для Макса вечер завершился. Унесли в номер. Кинули его на раскладушку. Лежит там, орет что-то про быдло…

Поутру Шурика нашел Макс. На нем была надета какая-то рваная подменка без погон. Волосы были мокрые. Можно было догадаться, что он только-только из душа. Макс возбужденно и расстроенно вцепился в Шурика:

- Шур! Дай мне какую нибудь одежку с погонами.

- А твоя-то где?

- Где?! Ты спрашиваешь - где?! Сами напоили меня вчера треклятым одеколоном, после чего накормили омерзительной селедкой и кинули спать в холоде и в неловкой позе. Естественно мне стало дурно, и я ублевался. И всю свою одежонку устосал. Сейчас в котельную ее оттащил, замочил и сам облился, а то уж вовсе было плохо…

Шурик кивнул:

- У меня есть кой-какая одежка. Только уж вот не знаю, подойдет ли она тебе…

- А что?

- Да она - ж не новая…Подзастирана…Да и великовата чуток. Прилично ли тебе, с твоим-то положением в обществе…

Макс уронил голову на грудь, и горько засмеялся:

- Да я уж в курсе того, что вчера выступил не в лучшем свете. Только не надо больше про быдло и аристократа. Боже, я уже просто догадываюсь, как вы будете смаковать всю эту историю!

Шурик удовлетворенно кивнул:

- Будем, Макс. Ты вчера дал для этого богатейший материал.

Вместо ответа Макс закатил глаза.

Комплект "ХЭБЭ" имевшийся у Шурика был с чужого плеча. Шурику его подари Серега Фокин, уволившийся нынешней осенью. Сереге он [Image: Макс.jpg (23463 bytes)]был чуть-чуть великоват, а сам Серега был сантиметров на десять выше Шурика. Одним словом Шуре это подарок очень понравился. Брюки, по словам Шурика, подразумевали два варианта ношения: "летний" и "зимний". "Летний" вариант, естественно, выбирался при теплой погоде. В этом случае, пояс брюк располагался на талии. Тогда штанины брюк начинали разделяться всего сантиметрах в пяти от голенищ сапог. А при "зимнем" варианте брюки поднимались вверх таким образом, чтобы промежность брюк находилась там где ей полагалось, но тогда пояс брюк приходилось затягивать под мышками. Папа Камский видя Шурика в этом наряде только поскрипывал зубами, на что Шурик старался не обращать внимания. И вот сейчас, именно этот комплект Шурик и предложил Максу.

Макс был с узла связи и ростом едва доставал Шурику до уха. Поэтому когда Шурик передавал ему свой подменный костюм, он предполагал, что Макс в нем будет выглядеть довольно импозантно.

Когда все построились на завтрак, то Шурик вдруг услышал как по части начал прокатываться смех, начинавшийся от первого взвода.

Шурик взглянул вперед и сам засмеялся: перед строем весело вышагивал Макс, облаченный в мундир Шурика. Макс сам покатывался со смеху. Погоны с плеч загибались ему на руки, а пальцы рук еле-еле выглядывали из рукавов. Крючок воротничка висел на груди, там где у всех остальных обычно бывает вторая пуговица. Брюки походили на мешок, и слегка зависали над сапогами. Карманы были где-то около колена. Макс подпрыгивая шагал перед строем, пытаясь изображать что-то вроде строевого шага. Одну руку он держа возле ушанки, якобы отдавая честь стоящим в строю. При всем этом он весело выкрикивал:

- Эй-хей-хей-ОП! Тюрюм-Тюрюм!

После этого Макс встал в строй. Он еще не догадывался что после вчерашнего вечера к нему намертво приклеилась новая кличка "Аристократ".

Первый снег завалил тайгу белым покрывалом, и вся ее привлекательность куда-то вдруг улетучилась. Теперь тайга напоминала тот самый прозрачный лес, с резкими очертаниями, который Шурик увидел впервые, когда вступил на землю Хабаровского края. Шурик наглухо засел в теплом кабинете замполита, а когда надоедало сидеть там, уходил в такую же теплую кинобудку, в обоих местах усиленно увиливая от работы.

Сегодня же утром он увидел Мишина, тащившего в соседний с кабинетом замполита кабинет главного инженера части пишущую машинку.

- Ух ты, где ж это ты надыбал пишущую машинку? - завистливо спросил Шурик, сам не имевший подобного инструмента в своем канцелярском хозяйстве.

- Из Хабаровска сейчас привезли, - бодро откликнулся Валерка. - Заявочку надо отпечатать на запасные части к дизельному и электрооборудованию.

- Ты будешь печатать?

- А кто ж еще? - гордо отозвался Валерка. - Не наш же главный инженер, тупорылый. Он же только пальцем показывать горазд, а специалист, я тебе скажу… Как он до майора доехал, это вообще загадка. Так что я к тебе по соседству, через стену. Скучно будет - заходи.

- У тебя там нет ничего интересного, лучше ты ко мне заходи, чайку попьем.

- Само собой. Главное - не напороться на твою рыжую скотину. Твоя скотина опасна.

Мишин ушел в соседний кабинет. Минут через десять оттуда раздался неуверенный стук пишущей машинки. Чувствовалось, что Мишин печатать не умеет. После некоторого промежутка времени стучание прекратилось, раздался мат и треск разрываемой бумаги. После минутной паузы стук раздался вновь.

Шурику захотелось сходить к Валерке и посмотреть как у него идут дела, но он не стал подниматься со стула, а просто набрал номер телефона главного инженера части.

В трубке голос Мишина бодро доложил:

- Младший сержант Мишин!

- Очень хорошо, младший сержант Мишин, - весело приветствовал его Шурик. - Стучишь, значит?

- Стучу, - Валерка еще не опомнился, а Шурик уже положил трубку.

Через минуту, как и предполагал Шурик, у него на столе зазвонил телефон. Шурик взял трубку, и предполагая, что на другом конце провода трубку держит Мишин, произнес вложив в голос как можно больше нежности и интеллигентности:

- С-с-с-слю-ю-ушай-у-у-у, вас-с-с-с, мон ами…

В трубке не отвечали. Шурик представлял как Мишин сейчас ищет слова чтобы ответить достойно, как вдруг из трубки раздался голос замполита:

- Ты что там, белены что - ли объелся, так распеваешь в трубку? А? Что молчите, собаки лесные? Ну, я доберусь до вас, с-суки лагерные… Але! Але!

- Слушаю вас, товарищ капитан! - Шурик сел на стуле по стойке "смирно".

Вовка чуть не упал со стула от смеха, когда понял что происходит.

- Ты слушаешь! Чего с тобой, Саня! Ты что это так отвечаешь? Какой пример Вовке подаешь? Нет, я научу тебя свободу любить…

- Я люблю, товарищ капитан.

- А я тебя научу еще сильнее любить!

- Сильнее нет возможности, товарищ капитан, все ресурсы задействованы. Сплю и вижу, как освобожусь отсюда.

- Это фигня, что спишь и видишь! Ты у меня наяву будешь грезить, как освобождаешься! Ты у меня перепутаешь где сон, а где явь! Для тебя и то, и другое будет одним кошмаром!

Шурик не отвечал. После паузы замполит спокойным голосом спросил:

- Ну, что молчишь?

- Вас слушаю, товарищ капитан.

- Правильно. Ну, и какое твое мнение?

- Яркая перспектива, но уж очень непривлекательна.

- Это точно, - согласился на другом конце провода замполит. - Я что звоню: у вас все в порядке.

- Так точно, товарищ капитан. Когда вас ждать?

- Ждите меня всегда.

- Понял, товарищ капитан. А когда вы приедете?

- Я могу приехать в любой миг, а могу не приехать вообще. Но это не суть.

Есть я, или нет - вы должны работать. Вот ты, что ты сейчас делаешь?

- Я документацию по части просматриваю, товарищ капитан, собираюсь писать протоколы ваших партийных собраний.

- О! Дело. А Вовка?

- Вовка пишет списки личного состава для распределения на случай боевой тревоги.

- Ну, молодцы. Давайте, трудитесь. Я сейчас приеду. Может быть. - в трубке запищали гудки.

Шурик положил трубку.

- Шеф? - кивнул на трубку Вовка.

- Да, черт бы его побрал. Я думал - Мишин с ответным звонком, а там - шеф.

Телефон зазвонил снова. Шурик чертыхнулся:

- Забыл он, что - ли чего еще сказать?

Он схватил трубку и бодро отрапортовал:

- Младший сержант Велесов!

В трубке помолчали чуть-чуть, после чего веселый голос Мишина игриво начал:

- Да неужели, товарищ младший сержант Велесов? А я-то думал, не найдется ли у вас парочки-другой рыжих замполитов?

- Не найдется, - кисло сказал Шурик. - Ну, что ты звонишь?

- Шура, - заговорщическим тоном начал Мишин, - я звоню тебе, чтобы сообщить тебе страшную тайну. Угадай, что я сейчас делаю?

- Стучишь.

- Верно! Как самый заядлый стукач. Стучу, и все тут.

- Я тебе завидую. У тебя все?

- Все.

Шурик трахнул трубку на рычаг. Не успел он отвести руку от телефона, как тот снова зазвонил. Шурик сорвал трубку:

- Младший сержант Велесов!

- Шура, не злись, но это Мишин. Я не могу найти, где здесь буква "Ц"?

- Валера, это новый тип пишущих машинок, - не раздумывая сказал Шурик. - Тут просто нет буквы "ц". Здесь, чтоб получилась буква "ц", надо просто нажать на клавишу, где получаются заглавные буквы, и изо - всех сил трахнуть по букве "твердый знак".

- А где "твердый знак"?

- Справа, в самом углу.

- А-а, точно. Ну-ка…

Шурик услышал как за стеной по машинке грохнули со всех сил.

- Ч-черт тебя понеси, Шура! Ну ты гад! Тут действительно "твердый знак"!

- Да ну? Ну тогда поищи свою букву "ц" в слева вверху. Вторая по счету.

- Ты что, сразу не мог сказать?

- Я забыл.

- Гад ты, Шурик, - беззлобно сказал Мишин и повесил трубку.

Через минуту телефон снова зазвонил. Но сейчас, прежде чем снять трубку, Шурик встал, вышел из кабинета и заглянул в замочную скважину соседнего. Мишин сидел там за столом, и весело улыбался, держа трубку возле уха.

Шурик вернулся в кабинет, поднял трубку и спросил:

- Чего еще?

- Ух как борзо ты отвечаешь! - изумился Мишин. - А если бы это был не я? А если бы это был хотя бы ваш рыжий мордобойца?

- Валера, короче, чего тебе надо?

- Давай чаю попьем, Шурик. Поставили бы вы чайничек…

- Ладно. Вова, поставь чайник.

Не успел Шурик положить трубку, как телефон опять зазвонил. Шурик, внутренне закипая, поднял трубку и спросил:

- Чего тебе еще надо?

В трубке раздался изумленный вздох и голос старшины:

- Ты что это, Велесов, по телефону до сих пор не научился отвечать?

- Виноват, товарищ старший прапорщик, исправимся. Весь внимание.

Папа помолчал чуть-чуть, но помня что учить Шурика уму-разуму дело пустое, спросил:

- Где замполит?

- Отсутствует, товарищ старший прапорщик. Звонил, о точном времени прибытия не сообщил. Сказал, что, может быть, и не приедет.

- А откуда звонил?

- Не могу знать, товарищ старший прапорщик.

- Ну-ну. Падай.

"Падай" - значит "клади трубку". Шурик положил и вяло поглядел на Вовку.

- Вот так, милый Вовка, каждый день. Смею предположить, что зачатки лысины на вашей макушке после такой жизни реализуются в роскошную лысую балду.

Вовка погладил себя по редким светлым волосам на макушке и пожал плечами.

Шурик набрал номер телефона главного инженера части. В соседнем кабинете раздался звонок. Мишин из-за стены громко крикнул:

- Шур, это ты звонишь?

Шурик усмехнулся:

- Я.

Мишин поднял трубку:

- Алло.

- Иди пить чай, Валера. Все готово.

- Это самое умное, что ты сказал за последние полгода. Наливай, я иду.

За чаем Шурик спросил у Валерия:

- Ну, и как же ваши заявочки? Все напечатал?

Валерий оторвался от чашки и посмотрел на Шурика как на идиота:

- Да ты что? Такая клевая работа, а ты хочешь чтоб я ее сделал за пол - дня? Я буду печатать эти заявки дня два-три. Сначала обложусь книгами и справочниками, потом настригу закладок и понапихаю их куда надо и куда не надо, потом напечатаю черновик, потом его три или четыре раза переделаю, ну а уж потом, так и быть, напечатаю начисто. Это непростая работа, Шура, очень непростая! Главное здесь - изображать кипучую и кропотливую деятельность. Я еще посмотрю, может еще и на недельку это дело затяну.

Шурик насмешливо посмотрел на Валерку:

- С тоски не умрешь в процессе работы?

Валерка успокаивающе поднял руку:

- Не умру. Я сегодня уже нашел себе занятие. Я на этой машинке занимаюсь творчеством. -?!

- Да-да. Я пишу стихи.

- Давно - ли?

- Часа два уже.

- Ну и как? Уже есть чем порадовать публику?

Валера хитро посмотрел на Шурика. Шурик сидел на стуле с видом явно выдававшим его намерение поразвлечься.

- Порадовать есть чем. Но я не рекомендовал бы тебе настраиваться на слишком ироничную ноту. Стихи очень специфичные, дубовые. Как, впрочем, и наше здесь пребывание.

Шурик кивнул с чувством глубокого удовлетворения:

- Блестяще. Прелюдия очень вдохновляет. Хотя сразу должен тебя предупредить и одновременно упрекнуть за предвзятое ко мне отношение: Я даже и не ожидал услышать от тебя нечто подобное "Слеза упала на ладонь, в зобу дыханье сперло". Я прекрасно отдаю себе отчет в том, что передо мной не Саня Петренко а ты. Так что давай свои дубовые стихи, публика трепещет в нетерпении.

Валера вытащил из кармана сложенный вчетверо листок:

- Слушайте. Стих номер один. Он называется "Хочу".

Валера кашлянул и вполголоса добавил:

- Подражание Агние Барто.

"Папа" спит. Ведь он устал.

В карты я играть не стал.

Тихо дремлет замполит.

Командир спокойно спит.

Спят в Ионове подружки,

Тихо в комнате пустой.

А по "Папиной" подушке

Луч крадется золотой.

Я сказал тогда лучу:

"Я тоже многого хочу.

Я к подружкам бы поехал,

Ел, курил, вино бы пил,

Я б смеялся звонким смехом,

А про "Папу" бы забыл.

Да мало ль я чего хочу,

Но "Папа" спит, и я молчу.

- Вот такой стих, - закончил Валера. - Если вы желаете наградить скромного стихотворца аплодисментами, то время пришло. Не помешал бы, между прочим, и букет каких - бы там нибудь роз…

- Браво! - воскликнул Вовка.

- Благодарю Вас, молодой человек, - поклонился ему Валера. - А на вас, Шура, какое положительное впечатление произвел мой стих номер один?

- Я с трудом сдерживаю свой восторг, - деликатно сказал Шурик. - Но, как я полагаю, если есть стих номер один, то должен быть и стих номер два?

- Да, ты прав, - кивнул Валера. - Такой стих есть. И чтобы не испытывать более ваше терпение я его тут же прочту. Слушайте стих номер два. Он называется "КА - КА". Это - поиск новых форм.

Он кашлянул и,водя рукой, отрывисто начал читать:

КлюшКА - КА,

И шапКА - КА,

МисКА - КА,

И чашКА - КА.

Политбюро,

И то ЦЕ - КА,

Вся жизнь КА - КА,