НИКОЛАЙ ГРИГОРЬЕВ ГОЛОС ЛЕНИНА


В гражданскую войну наша бригада как-то расположилась на отдых. Выдалось время помыться в бане, постираться и как следует выспаться после бессонных боевых ночей и походов.

На ближайшую железнодорожную станцию прибыл политвагон, много дней катившийся от самой Москвы с попутными поездами. Это была обыкновенная теплушка с тюками центральных газет, брошюр и листовок. Посредине — печурка, на ней — солдатский котелок и чайник. Когда вагон добрался до нашей станции на Украине, от всех его грузов не осталось почти ничего.

Бойцы, приехавшие на тачанке за литературой, очень огорчились и принялись совестить сопровождающего вагон:

— Эх ты, кочерыжка капустная! Распустил все по тылам — а к нам, в боевую бригаду, с поскребышами!

Сопровождающий — разбитной паренек с грозным маузером на самодельной лямке — сконфуженно мялся, пока бойцы, топая по гулкому вагону, подбирали разрозненные газеты и листовки. Кончилось тем, что он решил откупиться. Открыл фанерный чемодан с висячим замком и отдал бойцам граммофонную пластинку, которую приберегал, видимо, для какого-то другого случая.

Трудно описать ликование в бригаде, когда тачанка на взмыленных конях прикатила со станции и ездовой закричал с облучка:

— Ура, товарищи! Пластинка… Речь Ленина!

А второй, сидевший в тачанке, обхватив руками и ногами груду литературы, которую трепал ветер, вскочил и помахал над головой пакетом:

— Вот она! Вот она!

В политотделе был граммофон — ящик с горластой трубой, похожей на медный контрабас в духовом оркестре. В ту пору и граммофоны попадались не так уж часто. Раздобыли один на бригаду, да и тот был теперь чиненный-перечиненный. Ему ведь тоже доставалось в боях. На трубе пестрели заплаты, поставленные бригадными кузнецами. Эти ребята ловко ковали лошадей, но нельзя сказать, чтобы столь же удачно «подковали» граммофонную трубу. Она дребезжала и искажала звуки.

В этот день все учебные занятия в бригаде прошли образцово. Сами бойцы пустили слух, что тот, кто не постарается в стрельбе или на тактических играх в поле, пусть и не помышляет услышать голос Ильича.

В бригаде было едва ли меньше тысячи штыков и сабель. Городок небольшой, подходящего помещения, конечно, не нашлось, и бойцы собрались на лугу. Сколотили помост для граммофона, а сами сели в несколько рядов полукольцом. Собрание было торжественным. Вынесли знамя. Комиссар сказал речь о мировом империализме. Потом помост покрыли кумачом и на нем водрузили граммофон.

Но куда повернуть трубу?

— К нам, в нашу сторону! — закричали сотни людей с фланга.

— Нет, сюда поворачивай, сюда! — кричали с другой стороны. — Они и так услышат. К ним ветерок!

— Не замай, не трогай! Правильно стоит! — Это были голоса из центра.

Устанавливавшие граммофон бойцы растерянно поглядели на комиссара. Комиссар поднял руку, но этого оказалось недостаточно, что-бы водворить спокойствие. Тогда он снял трубу с ящика и прокричал в нее, как капитан с борта корабля:

— Товарищи, досыть, хватит спорить! Постыдились бы в такой торжественный момент. Объявляю: пластинку прокрутим несколько раз, с прямой наводкой трубы на все подразделения. Ясно?

Гул одобрения, все смолкли и, как на чудо, глядели в жерло граммофона.

И вот она, наконец, речь Ленина!

Ильич говорит из Кремля… За тысячи верст — а вот как слышно: будто сам здесь, в кругу бойцов, будто думам солдатским внимает и тут же, в этой самой речи, и отвечает на них…

«…Капиталисты Англии, Франции и Америки, — голос из трубы отчеканивал каждое слово, — помогают деньгами и военными припасами русским помещикам… желая восстановить власть царя, власть помещиков, власть капиталистов. Нет. Этому не бывать… Красная Армия сильна тем, что сознательно и единодушно идет в бой за крестьянскую землю, за власть рабочих и крестьян, за Советскую власть. Красная Армия непобедима…»

Прослушали пластинку раз. Прослушали два и продолжали слушать еще и еще. За простыми словами Владимира Ильича крылась такая мудрая правда, что от повторения речи у каждого слушателя только всё ярче разгорались глаза.

Долго, очень долго слушали бойцы бригады пластинку.

— А почему, товарищ комиссар, пластинку разным голосом пускаете: то высоко, то низко, то середина наполовину. Какой же настоящий-то голос у Ленина?

Комиссар заглянул в трубу, однако не стал ее порочить. Распустил на себе ремень, перепоясался. Потом снял суконную фуражку, почистил рукавом. А все молчит. Наконец признался:

— Выбачайте, хлопцы… Я ж с Донбасса, коногон из шахты. Пытаете, якой голос у Ленина? Та я ж сам не видаю. Бои да бои, а за цими боями як в Москву попадешь?

Опять заговорили бойцы всей бригадой. Горячились, спорили. Потом призвали на помощь комиссара:

— Товарищ комиссар! Тише, ребята!.. Голосовать надо!

Большинство признало, какой голос у Ленина.

Ясно: громовой. На весь мир звучит.



На картине художника Г. Савицкого «Поход Таманской армии» изображен один из самых героических эпизодов гражданской войны — поход таманцев сквозь окружение белых полчищ на соединение с главными силами Красной Армии. Этот поход стал темой замечательного произведения А. С. Серафимовича «Железный поток».
Загрузка...