Ветер надежды

— Доброй ночи, Дон Валлонэ.

Когда 'глаза и уши Милуокской семьи' в новосозданной 'Лиге' вышел из комнаты, Валлонэ обратился к Аллиото.

— Ты узнал, какая тварь убила отца нашего малыша?

— Есть подозрения на ребят Лоуренса Мангано. Нитти с Аккардо, скорее всего, тут не причём. А вот 'Даго' уже много раз заигрывал с властями. Кроме того, машину с его людьми видели у института, когда туда возили Моровски к Вандеккеру. Но в целом, темная история. Все сделано чисто. Труп опознали по наручным часам. Была правда одна неясность. Наш человек говорит, что за день до пожара Пешке ходил в немецкий клуб, и после возвращения оттуда был занят какими-то сборами. Он даже купил на вокзале билет до Спрингфилда, но никуда уехать, так и не успел. Возможно, ему угрожали. Вандеккер вместе с мэром Келли частенько работали на стороне 'Синдиката', так что в этом нет ничего удивительного.

— Жаль. Очень жаль, что парень покинул Штаты… Да мы изрядно потратились с этой 'Лигой', но уже за этот год мы сможем отбить все деньги, торгуя с армейскими. А следующий год принесет нам с этой темы сотни тысяч, а может и миллионы. Я прошу тебя Джонни продумать связь с нашим юным другом на Континенте. Сдается мне, он еще не раз окажется нам полезным.

— Конечно, Дон Джозеф. Мы найдем его, и предложим союз. Сейчас он остался почти совсем один, и я думаю, он не откажется от дружбы с нами.

— Все в руках Святой Марии, Джонни…

Поднятая шквалистым ветром водяная пыль холодила лицо сквозь отросшую двухдневную щетину. Ворот гоночной куртки пришлось застегнуть. Соленые ветра Атлантики совсем не походили на легкие бризы с Мичигана. Павла облокотилась на поручни ограждения, и бездумно бросала чайкам кусочки белого хлеба. Терновскому еще вчера надоела эта тоскливая хандра, и он решил использовать время вынужденного безделья для сбора разведданных за карточным столом первого салона. А Павле не хотелось никого видеть. Горластые чайки, благодарно покрикивая, выхватывали почти у самой воды брошенное им угощение. Мысли Павлы вертелись причудливым водоворотом. Вспомнилась хмурая тишина старого немецкого кладбища в Чикаго. Майор Риджуэй даже пригнал туда пару солдат с венком. Все пытался растормошить рассказами о награде и блестящем офицерском будущем, но Павла была тверда. В Америке ее ничто не задерживало…

'Ну, какие же они все-таки гады… Иезуиты блин доморощенные! Цель у них, видите ли, оправдывает средства. Нет, я, конечно, все понимаю, пользоваться выпадающими шансами нужно. Да, нужно! Но вот так по подлому… Ради одного лишь укрепления легенды нашего агента, гробить ни в чем неповинного человека?! И еще наивно так вид делают, что ничего про это не знают. Мол, стечение обстоятельств. А глазки-то блестят иронично. Свинство все это, товарищи чекисты! И никто меня в обратном не убедит. Никакими наградами и возвышениями вы не заставите считать иначе… Прости меня Йоганн… Прости. Если бы не эта моя глупая идея, жил бы ты в своем Чикаго или уехал бы на родину в Питер, и бродил сейчас по гранитным набережным. Это я во всем виновата. В той жизни отца не заслужила, и в этой жизни двоих уже потеряла. Владимира отца Павла, и Йоганна отца Адама. Горько сознавать, что нет у меня права на семью. Ни там близких не было, ни здесь их не будет…'.

Не утешали разведчика даже новые изначально незапланированные успехи внедрения. В Баффало удалось не только пополнить запас летных часов на боевых аппаратах, сдать армейские тесты, и поучаствовать вместе с Луиджи Мортано в открытии первого отделения 'Лиги'. Там очень удачно удалось продолжить и Ошкошское знакомство. На небольшой площадке испытательного аэродрома 'Белл' удалось даже заметить зачехленную опытную 'Аэрокобру'. А в офицерском баре ироничный глубокий голос выдернул ее из мрачных мыслей, и настроил на новую беседу.

— Эй, Мистер Моровски! Ну как ваши успехи? Я гляжу, вы уже не только гоняете по земле и прыгаете с куполом, но и летаете… И летная форма вам, кстати, очень идет. Не смущайтесь. Так, когда же вы рассчитываете прогреметь на все Штаты своим рекордом?

— Хм. Рад вас видеть, сэр. Вы правы, я смог убедить начальство направить меня сюда. Вчера вот сдал тесты, и уже зачислен в резерв Авиакорпуса. А вот все остальное… Сожалею, мистер Дулиттл, но я пока не оправдал ваших надежд. Не стану лгать, я собираюсь уезжать из Штатов, и, возможно, навсегда.

— Я слышал о вашей победе на гонках и том скандале. Еще поговаривали о парашютных учениях и гибели вашего отца в пожаре. Я соболезную вам… Последнее событие очень печально, но вам нужно думать о будущем. Вам предлагали карьеру?

— Да сэр. В парашютных частях я уже, наверное, через полгода — год смог бы командовать ротой. В Авиакорпусе тоже имел бы перспективы. Генерал Маккой предлагал мне свою протекцию для поступления на заочные курсы в Вест-Поинт.

— И вы, в силу вашего упрямства, о котором по Армии уже ходят легенды, конечно же, отказались. И совершенно напрасно, Адам! Вы потеряли отца, это очень больно. Но сейчас мне кажется, что вы потеряли голову. Армии и Авиакорпусу не хватает толковых офицеров, а вы затаили обиду, и спускаете в толчок свои же достижения. Глупо! Кстати, что там с вашей реактивной мечтой?

— Видел недавно вашего друга мистера Солсбери. Показал ему свой чертеж реактивного двигателя для рекордной машины. И еще вот это фото проведенного нами теста разгона машины по шоссе пороховыми ускорителями. Был осмеян, и получил дружеский совет не смешивать гонки и фундаментальные инженерные проблемы.

— Хм. Дайте ка взглянуть на фото… Да-а, Сол, тот еще умник, но, думаю, он просто был не в духе. К авиационному начальству уже обращались?

— Подавал рапорт на имя начальника авиабазы Баффало. Ответа нет. На все мои вопросы отвечают, что меня когда-нибудь известят, 'если предложение заинтересует'.

— И что же дальше, мой друг?

— Дальше? Поеду во Францию, сэр. У мамы там было несколько знакомых в научных кругах. Может, мне помогут выбрать верное направление для поисков. А там, кто его знает… В Европе сейчас очень неспокойно, может быть, придется оттачивать новоприобретенные летные навыки в боевых условиях.

— Да-а, юноша. Планы у вас снова как у Геракла. Рассчитываете вернуться в Штаты с боевым опытом и готовым реактивным мотором?

— Не знаю, сэр. Как повезет. Человек обязан бороться, иначе он раб своей лени.

— Что ж… Я желаю вам удачи, Адам. Гм… Кстати, уже в следующем году мне, вероятно, придется вернуться в армию. Так что если к тому времени вернетесь в Штаты, то просто найдите меня. Мне нравится ваше упорство и нацеленность на результат. И хотя вам явно недостает армейской дисциплины и терпения, но я буду рад задействовать вам в помощь все свои связи. Ваши цели достаточно высоки, чтобы получить серьезную поддержку. Но и от вас потребуется готовность идти до конца. Также как вы боролись тогда на гонках…

— Спасибо, сэр. Обещаю, что о своих успехах я напишу вам одному из первых. Возьмите вот это фото на память о Чикагском фантазере.

— Вот так уже лучше! Поддержание бодрости духа это святая обязанность каждого офицера. Благодарю за подарок, я сохраню его. И всего наилучшего вам, лейтенант.

— Взаимно, майор, сэр.

Потом была встреча со связником. Ироничный голос ее монгольского экзаменатора-полиглота уверял, что Йоганна Пешке убрал кто-то другой, и убеждал не маяться херней. В полутемной комнатке временной оперативной квартиры Павла торопливо записывала вертевшиеся в голове мысли, притягивая за уши аргументацию к известным ей из истории и случайно узнанным в процессе завершенной 'турпоездки' фактам. Облеченные в лаконичные формулировки рапорта, эти конструкции обретали подобие достоверности. О том, что с ней станется, если начальство сумеет расшифровать ее ребусы, и поймет, что большая часть написанного высосана из пальца в конец охреневшего старлея, думать Павле не хотелось.

Группы сотрудников личной охраны Вождя маячили чуть в отдалении. На линейке испытательного аэродрома 'Подлипки' выстроились досрочно завершенные макеты. Голованов шел справа, на шаг позади начальства.

— Ну как вам эти 'Гарпии', товарищ Голованов?

— Пока трудно давать оценки, товарищ Сталин, но выглядят они довольно грозно. Если бы они еще умели летать и воевать…

— Не все сразу. Пока это лишь игрушки. Очень дорогие игрушки. Польза от них будет еще очень не скоро. Но у наших врагов еще нет даже этого, значит, у СССР есть шанс перехватить инициативу. Вам самому понравился тот дальний высотный разведчик с ускорителями?

— Понравился, товарищ Сталин. Боевые качества отличные. И уже сейчас такие машины, как РДД можно было бы поставить на боевое дежурство авиации погранвойск. Ни один агрессор не смог бы скрытно сосредоточить свои войска даже в полутысяче километров от наших границ, если бы вот такие машины регулярно несли свою службу, летая над их территорией.

— Вот видите! Значит, есть все же толк и от этих ракетных опытов. А вот насчет его донесений… Вы уверены, что он не находится под контролем вражеской разведки? Я хочу услышать ваше серьезное рассуждению на данную тему. Мы не можем себе позволить так сильно ошибаться в этом человеке.

— Для точного ответа на этот вопрос не хватает данных, товарищ Сталин. Наши люди следили за ним постоянно на всем пути следования. Но несколько бесед, к сожалению, не удалось прослушать. В Чикагском институте он действительно видел Ребера, Комптона и Леви, и не только их. В Нью-Йорке действительно что-то затевается физиками во главе с Ферми и Силардом, но подобраться там к ним довольно сложно. На учениях к "Кантонцу" проявили интерес несколько сенаторов, включая Трумэна и Фоллетта. В основном демократы. С Трумэном была беседа, о которой мы знаем лишь со слов 'Кантонца'. В Баффало и Ошкоше он действительно встречался с Солсбери и Дулиттлом. И снова беседы проходили тет-а-тет. Если бы он был завербован, то, на мой взгляд, вброс информации был бы гораздо более прицельным… Конечно сверхмощное оружие это сведения убойной силы. Вот только спрогнозировать их использование советским руководством довольно трудно. Тут можно, как выиграть, так и проиграть. А вот, то, что 'Кантонец' сумел собрать такой объем информации из практически случайных встреч, может говорить, либо о том, что он специально искал этих встреч… Что вряд ли, особенно в части его институтских приключений (ведь его туда возила полиция из-за драки на аэродроме). Слишком сложно все это сыграть, хотя совсем исключить вероятность этого мы пока не можем. Либо это свидетельствует о том, что у 'Кантонца' выдающиеся способности к сбору и обработке информации. Даже той информации, которая не относится к его профессиональным знаниям. Последнее уже подтверждается его китайскими откровениями и аналитической работой в Житомирском центре воздушного боя. Кстати сведения о малогабаритных радиолампах и источниках питания действительно подтвердились по независимым каналам. Остальные сведения интересны, нуждаются в серьезной проверке, и не требуют от нас немедленных действий способных дать нашим противникам каких-либо преимуществ. Над этим можно и нужно работать. Это мое мнение, товарищ Сталин.

— Спасибо, товарищ Голованов. Вам сейчас нужно готовиться к встрече с вашим 'Гамлетом'. Хорошенько продумайте, какие ему дать задания в дополнение к основному. Но 'атомной проблемой' пусть пока больше не занимается.

— Слушаюсь, товарищ Сталин.

Рука Вождя осторожно похлопала по стреловидному крылу макета. Машина выглядела необычно. Из треугольного крыла к острому, опирающемуся на переднюю стойку шасси носу вырастали косые заостренные щели воздухозаборников. Особую хищность аппарату придавали торчащие справа и слева от застекленной кабины, чуть утопленные в фюзеляж макеты авиапушек. Инициаторы этого фантастического проекта нервничали в сторонке. Вечно неунывающий Бартини что-то увлеченно рассказывал хмурому Чижевскому. А Черановский с Москалевым пытались задушить свое волнение папиросным дымом. Чуть в стороне еще три макета реактивных машин вместе со своими создателями ждали начальственного решения….

Мужчина поднял трубку и ответил на звонок. Разговор был коротким и, положив трубку, он снова вернулся к разбору бумаг. Следующим ему в руки попало только что расшифрованное сообщение от руководителя чикагского отделения ФДА*.

Господин Штурмбанфюрер.

Во исполнение директивы ФДА и последних указаний герра штандартенфюрера Хаусхоффера по поиску перспективных кандидатов в агенты, на территории штатов Висконсин, Иллинойс, Массачусетс и Мичиган, во второй половине текущего года мной проведена оценка очередной группы кандидатов из более пятидесяти американских фольксдойче различной степени чистоты крови.

Особо ценными для использования в ближайшее время представляются следующие два кандидата. Кандидаты обозначены временными учетными псевдонимами:

— 'Блауфогель' 35 лет, немец по отцу и матери. В САСШ его предки укрепились после аннексии германских земель революционной армией Франции в начале XIX-го века. Высшее юридическое образование, вхож в правительственные круги и судебную систему двух штатов. Связями за границами САСШ не располагает. Предложение о сотрудничестве уже получил, и предварительное соглашение с ним достигнуто. Передается под начало агента 'Вассерфаль'.

— 'Люфткомет' 20 лет, немец по отцу — потомку меннонитов — переселенцев в Россию. Мать с силезскими корнями, чистота крови не установлена (умерла в 1934). Образование среднее (зарубежная немецкая школа). Спортсмен, специалист по видам спорта, отличающимся максимальным уровнем риска. В первую очередь по автогонкам. Вхож в армейские круги, зачислен в резерв Армии и Авиакорпуса САСШ. Имеет контакты с правительственными кругами четырех северных штатов, с представителями прессы, а также с этническими общинами. Жил в Польше, Швеции, Великобритании, Аргентине, Канаде. Интересен своими техническими поисками и изобретениями. Предложений о сотрудничестве пока не получал. Отбыл на Континент в зону ответственности штурбанфюрера Шелленберга. Считаю необходимым определение 'Люфткомет' под плотный, но ненавязчивый контроль, для дальнейшей разработки.

Отец 'Люфткомет', агент 'Вайсхезел' в настоящее время по истечении годового кандидатского стажа, переведен нами на Континент (ввиду удачного стечения оперативных обстоятельств). До его легализации по месту дальнейшего использования, временно зачислен в 'спящие агенты'.

Подробные личные дела на обоих кандидатов в агенты перешлю вам через неделю во время следующей кадровой ротации.

ХГ

Базель

Мужчина отложил документ и задумался, соединив пальцы домиком. Наконец, его лицо просветлело, и он снова поднял трубку.

— Соедините меня со спортивным отделом.

— Да-да.

— Мне нужен Манфред фон Браухич. Он на месте?

— Жаль. Тогда передайте ему, что я очень просил его мне перезвонить…

Положив трубку, он недовольно мотнул головой, и вернулся к разбору документов. С начала дня лежащая на его столе стопка новых поступлений успела уменьшиться лишь наполовину…

Солнце еще не успело окрасить закатными лучами волны Ла Манша. Под продолжающийся на палубе исторический диспут, Павле в голову упрямо лезли мысли о краткости бытия, и необходимости что-то придумать для ускорения внедрения. Во Франции разведчикам нужно было действовать очень быстро, чтобы успеть в Польшу до начала вторжения. Все первоначальные планы уже были серьезно подвинуты, поэтому первое, что предстояло сделать, это отправить в Париж и Сандомир письма, написанные еще в доме Йоганна. Павла уже смирилась с его гибелью, но воспоминания все же, царапали своей акульей кожей тот памятный рубец на совести. Пароходный гудок заглушил ее ответ, и Павле пришлось его повторять. А справа по курсу уже можно было разглядеть многочисленные мачты пришвартованных в Гаврском порту судов и решетчатые фермы портовых кранов.

— То есть вы. Молодой человек считаете, что южане проиграли войну с Севером не из-за разницы промышленного развития, а лишь из-за того, что заранее не отпустили на волю черных рабов?

— Вне всякого сомнения, мистер Броудли. Южане могли победить, им хватало и мужества и военных талантов, и, разумеется, денег. Вот только изжившие себя традиции использования рабского труда им этого не дали. Линкольну было плевать на свободу черных, и своей "Прокламацией освобождения рабов" он просто выбил из-под ног богатого Юга экономическую опору. История знает, помимо этого, множество примеров, когда народы, цепляющиеся за старые традиции и неспособные идти на мизерные уступки современной реальности, в итоге теряли все свои завоевания.

— Какие примеры этого вы еще помните?

'Жаль не могу пока рассказать про крах Британской и Французских колониальных систем из-за упрямого следования курсом на уничтожение большевизма руками германских наци. Или про крах японской захватнической политики из-за упрямства и негибкости придворной политической элиты. Плюнули бы они на немцев, да заключили бы торговые договора с СССР, тогда, возможно, смогли бы удержаться в континентальной Азии. Ан нет! Им подай все и сразу, невзирая на многократное экономическое и военное превосходство противника. Стойкий дух Бусидо у них, понимаете ли, впереди импульсов мозга по рефлекторным дугам бегает… Да, много чего было. И Распад Союза вон тоже по аналогичному сценарию прошел. Но об этом, увы, не вслух…'.

— Примеры? Да хотя бы утрату своих земель североамериканскими индейскими племенами. Они ведь так и не смогли поступиться своей гордостью и своими обидами, чтобы заключить общий союз против белых. Результат известен — в Северной Америке не осталось территорий, где индейцы живут свободно, за исключением, наверное, Канады. Но и там они на земле не хозяева.

— Ну, это вы выбрали неудачный пример. Индейцы и белые слишком отличаются друг от друга. Белого человека нельзя сравнивать с этими детьми природы…

— В плане жестокости и те и другие вполне сопоставимы. Кстати, доказательств такого массового истязания негров в южных штатах перед Гражданской войной тоже нигде не звучало. А вот расовая сегрегация в современной нам с вами Америке, увы, не изжита до сих пор. До сих пор Кук-Клус-Клан жжет свои кресты. И это дело рук белых людей, таких же, как мы с вами.

— Мне кажется, вы сгущаете краски. Со времен "Прокламации освобождения" черные получили все демократические права американских граждан. Кроме того, вы забываете о христианском милосердии американцев. Все же многих черных та "Прокламация освобождения рабов" спасла от унизительной смерти. Южане ведь тогда вели себя варварски…

— А северяне разве нет?

— Вы можете аргументировать свой скепсис?

'Какой все-таки въедливый дядька попался! Вместо нормального планирования своих действий, разведчик вынужден читать ему лекции по истории. Как же мне все это надоело. Может просто послать его подальше, а?'.

— Аргументировать? Да, пожалуйста. В Чикаго есть такой сквер под названием 'Дуглас'. К одноименной авиастроительной компании он, как я узнал, он не имеет никакого отношения. Просто на этом месте во времена Войны Севера и Юга находился концентрационный лагерь Дуглас. В нем погибло от голода и болезней около шестидесяти тысяч пленных южан, которые даже не были неграми. Я разговаривал со смотрителем памятного монумента, и тот рассказал мне, что в чикагском музее есть даже фотографии доведенных до дистрофии солдат и офицеров Юга. Вот такая история, мистер Броудли…

— Да-а, молодой человек. С вами нелегко спорить, на все-то у вас имеются ответы.

— Увы, не совсем на все, мистер. Но наш спор уже заканчивается — скоро швартовка. Спасибо за ваше терпение.

— Что ж, и вам спасибо. После бесед со столь образованным и умным собеседником на многое начинаешь глядеть иначе. Желаю вам удачи в ваших поисках!

— Благодарю вас, мистер Броудли. Желаю успеха вашему бизнесу.

Павла спустилась по трапу на пристань. Поставив чемодан и, свистом подозвав чернявого молодого носильщика, она двинулась в сторону стоянки такси. Анджей остался торговаться с пролетарием по цене доставки чемоданов к выходу из порта. Напарник же, с его уровнем знания французского, конкурентом в этом вопросе ему точно не был. Павла уже почти дошла до площади, как по ушам ее резанул женский визг. Не понимая и десятой части из разгневанно звучащей взволнованной тарабарщины, Павла чисто на инстинктах бросилась на звук.

Под заливающийся откуда-то с набережной жандармский свисток, она успела лишь заметить лежащую на камнях женскую фигурку в довольно фривольном наряде, цепляющуюся за ручку дамской сумочки. В другую ручку этой сумочки вцепилась ручища стоящего над ней здоровяка с расцарапанным лицом. Рядом ему что-то кричал плотный невысокий мужчина, одетый в черное. И хотя ситуация еще не прояснилась полностью, но тренированные кулаки в кожаных перчатках гонщика уже замелькали с обеих сторон от головы 'победителя женщин'. Прежде чем водоворот нежданного мордобоя захлестнул ее с головой, Павла успела лишь крикнуть по-английски — 'Брось сумку, мерзавец!'. В себя она пришла только когда у нее на плечах повисли двое дюжих жандармов. Сбоку Анджей что-то яростно доказывал какому-то чиновнику, махая у того перед носом американским паспортом. А Павла стояла со скрученными за спиной руками, и тяжело дыша, пыталась отыскать взглядом своего соперника. Того нигде не было. Сидящую на камнях женщину уже осматривал какой-то усатый врач…

'Что это было вообще? Кого это я тут мутузила? И куда это все делись? Гм. Это что же, меня тут арестовывают, за то, что я типа на эту девицу напала? Совсем они охренели шерамыжники!'.

В жандармском участке Павла с горем пополам смогла рассказать свою версию событий, и отказалась ставить подпись под протоколом под предлогом слабого знания языка. Анджея к ней не пустили, и он унесся спасать своего беспокойного напарника. Местные блюстители уличного спокойствия и благолепия, после едва понятного экспрессивного внушения о пользе покаяния в содеянном, оформили задержание. После чего Павла была, наконец, отправлена в камеру предварительного заключения. Было и так понятно, что ее отпустят уже завтра, свидетели ведь еще там на набережной блеяли про спасение молодым мсье женщины от бандитов, но французские законники излишним рвением не страдали, и решили все оставить до утра.

Спасть ей не хотелось, мысли не шли в голову, и Павла расслабленно впитывала в себя непрекращающийся бубнеж соседей по камере. Толстяк в своих россказнях снова начал повторяться. А длинный пожилой итальянец с грустным лицом выражал сочувствие его рассказу, то и дело, вспоминая о своей громкой славе и замечательном доме в Спрингфилде, который он потерял из-за наглого и жадного кредитора. Эти двое пытались растормошить мрачного рыжего парня, который, судя по односложным ответам, был в тюрьме впервые. От компании портовых воров слышался хохот, там люди давно свыклись со своей планидой, и сейчас просто забавлялись похождениями друг друга. На своих менее опытных сокамерников они снисходительно посматривали с профессиональным интересом, но пока не лезли на открытый конфликт.

'Эх! Взгляни-взгляни в глаза мои суровые. Взгляни, быть может, в последний раз… Мдя-я'.

Павле надоело медитировать, и на ум пришло решение заняться анализом раскладов в местном коллективе. Как это могло помочь им с Анджеем, она пока не знала. Из всего услышанного удалось вычислить примерно такую картину. Кроме нее и того рыжего безработного задержанными за драку оказались еще пятеро. Расхристанный внешний вид парочки Роже и Рене свидетельствовал об их принадлежности к портовой шпане, но на матерых сидельцев юноши не тянули. Третий драчун по имени Гийом казался в своем костюмчике клерком средней руки, но хорошо набитые костяшки выдавали в нем опытного кулачного бойца. Хмурый мужчина с умным лицом и в очках с роговой оправой, не проронивший за весь вечер ни слова, вызвал ассоциации с каким-то 'книжным червем'. Ну, а жизненное кредо тридцатилетнего мужчины с блокнотом никаких сомнений не вызывало. Павла была уверена на сто процентов, что смотрит на собрата по профессии чикагского репортера Поля Гали. И если в Штатах имя Моровски уже хоть что-то значило, то на Континенте нужно было все начинать сначала, только временем на повторение подобных же похождений на территории Европы 'засланцы' не располагали. Поэтому мысли Павлы сразу побежали в сторону использования этого нежданного знакомства, ведь именно журналисты могли существенно помочь разведчикам в оставлении нужного следа. Павла отметила себе этого, невесть каким образом попавшего в тюрьму, 'борзописца' и продолжила обзор.

Из оставшихся непрофессиональных сидельцев аккуратно одетый толстячок Жилль смотрелся натуральным каталой-мошенником. А его длиннолицый собеседник Чарльз сильно напоминал Павле ее знакомцев из мафии. Насчет последнего оставались сомнения, так как особых понтов итальянец не разводил, так — легкое хвастовство. Но по оговоркам этого пожилого Павла с удивлением узнала в нем местного 'мавроди' организовавшего в штатах пирамиду еще в 20-х. Впрочем, изумление разведчика длилось не долго, за дверью зазвенели ключи, и вся камера оживилась в предвкушении ужина. Меланхолично помешивая ложкой безвкусную кашу, Павла ответила на пару подколок толстяка, цитатами из Библии, и продолжила свой анализ. С анализом уголовной тусовки, сидящей в противоположном углу, Павла решила не торопиться. Мир 'джентльменов удачи' это особый мир, и в нем еще нужно научиться ориентироваться. Единственным заслуживавшим ее интереса, и судя по всему наделенным недюжинным ораторским искусством, был весельчак и балагур Франсуа по прозвищу Флюгер. Он то и дело фланировал между разными группами сидельцев, то подбадривая, то подтрунивая над кем-нибудь. Понаблюдав за ним, Павла сделала вывод о разведывательном или контрразведывательном характере его уголовной специальности. Оставаясь душой в каждой компании, молодой мужчина умудрялся каждый раз уводить беседы в нужные ему русла. И если бы не опыт общения с чекистами и память о множестве кинофильмов, Павла, наверное, тоже не смогла бы увидеть в нем своего коллегу. Как раз сейчас, поймав на себе заинтересованный взгляд задержанного драчуна-автогонщика, Флюгер улыбнулся ему, и не спеша, подошел пообщаться. Жизнеутверждающая фраза, сказанная по-французски, была понята Павлой едва ли на четверть, и она сразу обозначила свои компетенции в языках, ответив собеседнику на немецком и английском. На последнем и завязалась их беседа. Несмотря на сильный акцент каждого из беседующих, разговор шел довольно оживленно, и практически без заминок во взаимопонимании…

— О, мсье! Оказывается вы гость Франции! Вы уже успели увидеть здешние чудеса, до того как побыть в нашем… э-э чулане. Я Франсуа. Чем я служить могу вам? Хотите, я расскажу вам, куда идти осмотреться?

— Кроме чудес местного заведения я пока ничего не успел разглядеть, да и не особо тороплюсь. И благодарю вас Франсуа, мне ничего не нужно. Завтра я уже покину это пристанище…

'Анджей меня где-нибудь к полудню уже отсюда выдернет. Его же бедного там сейчас жестоко плющит, что опять он за подопечным не углядел. Как же ему со мной не повезло бедному. А мне пока надо бы использовать этот опыт отсидки для поиска клиньев к ускорению нашего французского турне. Хм. А значит, услугу ты мне коллега все же сможешь оказать…'.

— Разве что сегодня мне было бы интересно просто узнать специальности и квалификацию сидящих здесь с нами людей. Наверное, только это, ну, может, и еще некоторые вопросы. Сколько мне будет стоить такая ваша услуга?

— Вы не очень-то похожи на детектива. Зачем это вам? Мсье…

— Зовите меня Адам. Что же до вашего вопроса, то я ищу помощников для одного делового проекта, вот и приглядываюсь к людям. Ведь нужного человека не всегда найдешь на бирже труда. Так сколько вы запросите?

— Гм. Планируете какой-то criminal?

— Как раз нет, но люди могут пригодиться очень разные. И еще мне были бы интересны некоторые сведения о городских объектах, выставляемых на продажу и в аренду.

— Может, вам намекнуть мне об этом вашем деле? И тогда я быстро скажу, тут кто и чем был бы полезен вам.

— Предлагаю другой вариант. Вы, Франсуа, не называя людей, называете мне все, что они могут, и про тех, кто меня заинтересует, мы уже поговорим более подробно. Так все-таки сколько?

— Если я завтра выйду на свободу, то мы будем в расчете. За меня полиция хочет тысячу франков, но я постараюсь уговорить их снизить цену до шестисот.

— Если помимо тех, кто сидит тут с нами, вы дадите мне характеристики на недостающих мне персон находящихся сейчас на свободе, и еще дадите несколько по-настоящему дельных советов, то я согласен, Франсуа.

— Бьен! Вы не пожалеете, мсье Адам. Франсуа тут знает очень многих, и лучше него вам никто не расскажет об этом.

'Анджей меня, конечно, за вот такое разбазаривание денег с дерьмом съест… Вот только чую я, что эти наши расходы еще окупятся. Пора бы нам с уже шляхтичем свою личную разведпаутинку раскидывать. А то мы до сих пор все на случайные встречи надеемся. Угу. А ведь до германского вторжения уже считанные недели остались, и мы еще ничего толком и не сделали. Хреново, в общем…'.

Через полчаса беседы, в голове Павлы начал вчерне складываться план внедрения, шедший несколько вразрез с их с Анджеем первоначальной легендой. По словам Франсуа, в окрестностях Гавра было несколько обанкротившихся мастерских. В краткосрочную аренду их можно было взять почти задаром. Имелась одна закрытая за долги типография. А местные отделения газет 'Пети Паризьен' и 'Тан' довольно задешево готовы были принять в номер любые объявления. Кроме того, словно по волшебству, в камере оказались работник той самой закрытой недавно типографии. Им оказался наборщик Жорж Мертье. Это был тот хмурый тип, сидевший у стены в роговых очках, оказавшийся в тюрьме за избиение собственной жены. Приятным дополнением к профессии наборщика, оказалось владение Жоржем шведским, немецким и чешским языками, доставшееся ему в наследство от дяди, бывавшего в этих странах, по книготорговой части. А, оказавшийся, увы, не столько репортером, сколько рекламистом Луи Вигаль, был интересен тем, что не боялся экспериментировать с рекламными слоганами. Он был побит собственным начальством, потерявшим из-за его филологических экспериментов часть читательской аудитории. Отстаивая свое право на творчество, Вигаль защищался, и попал за решетку по заявлению своего патрона. Зато рыжий безработный оказался бывшим металлистом с Гаврского судоремонтного завода, и участником рабочего движения, задержанным уже за неподчинение полиции во время демонстрации протеста.

Остальные сокамерники Павле были уже не особо интересны. Но вот пару жуликов цивильного вида она, все же, временно отложила в свою копилку. Один из них, тот самый мастер пирамид двадцатых Чарльз Понци, недавно выбрался из Италии. Туда он был выслан американским правосудием, после того громкого скандала в Массачусетсе. В Гавре его чуть не обокрали, но портовые полицейские не любят разбираться на месте, и притащили его вместо карманника. Сейчас он собирался ехать дальше в Бразилию, так как путь в САСШ ему был заказан. Вторым, тем самым толстячком и собеседником итальянца, оказался мастер по работе с наивными иностранцами Жилль Суво. Этот деятель был многостаночником, но сейчас сидел на мели и попался по глупости. Одно время он содержал туристическую контору, продавая туры по историческим местам Франции для наивных гостей Четвертой Республики. В зависимости от толщины кошелька жертвы, он мог отправить их, и в поездку на пригородных поездах вокруг Парижа, и во Французское Марокко, прямо в лапы к арабским бандитам. Качество его услуг было аховым, но лишь небольшая часть облапошенных клиентов рисковали подавать на него в суд. И он вовремя обрубал концы, когда чувствовал запах жаренного. Потом он занимался брокерской деятельностью в порту, и знал там все ходы и выходы. Но и там он не задержался надолго, попав за решетку за очередную аферу со страхованием грузов. В общем, практически у каждого этих кадров был некоторый потенциал, которым Павла готова была воспользоваться. Только ей важно было решить, для чего все это может пригодиться советской разведке? И еще хватит ли денег на все эти опыты…

'Итак, товарищи коммунисты, комсомольцы и беспартийные. Что мы имеем? А имеем мы следующее. Состояние финансов нашего с Анджеем тандема, не ахти какое устойчивое. Всего-то тысяч шесть долларов наличными и еще пара тысяч на чековой книжке на крайний случай. До Польши доехать этого достаточно, возможно, хватило бы с избытком и на постройку пары прототипов ускорителей, но это и все. На взятки польским чиновникам и армейскому начальству этих средств уже не достаточно. Связь во Франции нам дали хреновенькую, но без нынешнего 'французского хвоста' в Польше нам лучше бы не появляться. И что же тогда делать? Куда вострить лыжи? Предлагается к обсуждению использование таких 'подножных ресурсов' как местные безработные кадры, аренда самых дешевых активов, и использование информационной поддержки местной же уголовной среды. Не забывая конечно и мэтров французской реактивной науки. Цель засветиться своими реактивными опытами, привлечь внимание Ледюка и румынского патриарха реактивной авиации Коанде. На все про все нам неделя. Ну, ни… Вот ведь какая мускулистая прямая кишка получается…'.

На следующий день, когда игнорируя обиженные тирады Терновского, Павла потащила его в полицейское управление добиваться освобождения нескольких сокамерников, напарник не выдержал и взбунтовался. До этого он долго терпел регулярные выверты Павлы, но тут он встал намертво. Произошла довольно резкая сцена, после которой на главпочтамт Гавра Павла пришла уже в гордом одиночестве. Через полчаса в адрес доктора Анри Коанда и профессора Сорбонны Мориса Руа ушли два очень похожих письма. Текст этих писем был составлен еще в Москве и на всякий случай был записан на двух языках, французском и английском.

Уважаемый господин Коанда.

Являясь всего лишь неопытным изобретателем, я почтительно прошу вас оценить реализуемость моего проекта реактивного самолета, в основу которого я положил тот же принцип, который вы использовали в своем проекте мото-реактивного аппарата 1910-го года.

Если вас не затруднит, прошу вашего разрешения во время личной встречи рассказать вам о своем проекте и показать имеющиеся у меня материалы. В качестве первого описания разрабатываемого мной реактивного двигателя представляю вашему вниманию фотографию прототипа опытного мотора.

Прошу вас ответить мне о возможности нашей встречи.

С уважением,

Адам Йоганн Моровски

Отправленное в адрес дяди Вацлава Залесского письмо, было почти полностью скопировано в Чикаго с ранних писем Адама написанных еще в 34-м. Начало восстановлению контактов с польской родней было положено.

Придя в снятый на двоих номер гостиницы, Павла узрела унылую картину обижающегося Терновского. Анджей сидел у окна, и что-то хмуро строчил в своем блокноте. Из отделанного темными сортами дерева приемника неслись яростные звуки второй симфонии Бетховена…

Еще через час Терновски, ни слова не сказав, куда-то ушел. К ночи бледная тень напарника зловеще проявилась на пороге гостинничного номера. Только врожденный иммунитет к мистике, спас в этот момент самообладание Павлы. Терновский смотрелся, почти как прекрасная паночка после свидания с трансильванским вампиром, потерявшая на том свидании иллюзии, невинность, жизнь, а также и надежду на посмертное спасение…

Люлька переводил взгляд с расчетов на чертежи, а с чертежей на результаты испытаний лежащего на столе стендового макета лепесткового 'миникальмара' и хмурился. Это усложненное изделие было создано мастерами ХАИ под прикрытием завесы Лозино-Лозинского. Было понятно, что простым масштабированием довести его до нормального состояния, не удастся. Да, несколько 'Кальмаров-3' уже налетали десятки часов на 'Горыне', но проблемы с лопатками у них остались. Да еще эти лепестки управляемого сопла… На пути доводки мотора все еще стояли проблемы с отсутствием сплавов с нужными свойствами. Правда, вчера Михалыч притащил к нему на аудиенцию какого-то старого мастера, который божился, что знает секрет легкого жаростойкого сплава применявшегося еще в Первую Мировую. Сам же Михалыч разработал вместе с инженером Голубевым приспособы для малосерийного выпуска турбинных лопаток. Кроме того, из московского Центра технической экспертизы профессор Уваров две недели назад прислал небольшую коллекцию деталей и агрегатов, и даже целую опытную камеру сгорания. Но все это пока давало слабые надежды. Все эти решения годились только для опытных образцов, поэтому в Харькове так нетерпеливо ждали заказанные на разных заводах новые серийные запчасти. Ресурс чрезвычайно трудоемкого и капризного реактивного мотора пока удалось довести лишь до пяти часов непрерывной работы. С такой надежностью о взлете полностью реактивного аппарата думать было еще рано. И все-таки успехи были. Последняя модификация мотора выдавала уже шестьсот тридцать килограмм тяги. В кабинет без стука влетел Тарасов.

— Архип Михалыч, выключайте вашу меланхолию! Профессор Проскура из Москвы приехал, и всех нас собирает.

— Что случилось!? Говорите же!

— Привезли!

— Из котлотурбинного?!

— Не только! Весь наш заказ вместе с профессором полностью доехал. И лопатки они научились выпускать малыми партиями с гальваническим покрытием. И подшипников качения нам новых прислали. Так что уже завтра можем начинать собирать усиленную модификацию 'четверки'.

— Вот, це дило! Коли так, зови всех наших, будем согласовывать новый техпроцесс сборки. Очень важно чтобы эту партию мы без единого брака сделали.

— Почти все собрались уже. Идемте скорей.

В просторном цеху, задумчиво просматривая документы, уже вышагивал профессор, и гудели рассевшиеся и стоящие участники экстренного совещания. Люлька присоединился к группе Козлова и Голубева. Профессор остановил свою шагистику, и обвел глазами соратников.

— Товарищи мотористы! К нам прибыла из Москвы новая партия специально изготовленных для наших 'Кальмаров' запчастей. Фактически мы с вами постепенно переходим от кустарного изготовления к серийному изготовлению двигателей. Специальные замки крепления лопаток, о которых мы с вами так много спорили, наконец, прошли испытания в Центре технической экспертизы. Новые подшипники также помогут нам гораздо полнее использовать ресурс наших моторов. Я хочу, чтобы всем здесь собравшимся стало понятно. Следующая серия реактивных двигателей должна быть сделана безупречно! Возможно, на одном из этих моторов через несколько месяцев совершит старт первый полностью реактивный самолет нашей Родины.

На совещании, плавно перешедшем в митинг, звучали самые разные высказывания. Кто-то жаловался на коллег и утверждал, что полностью от брака пока избавиться не удастся. Другие наоборот клялись, что свою часть работ проведут идеально. Самым главным достижением этого сборища стал составленный черновик производственного плана по сборке новой опытной серии двигателей, предусматривающий коллективную ответственность за его невыполнение. По словам профессора Проскуры, переоборудование нового завода турбинных моторов уже завершается и возможно следующие серии 'Кальмаров' уже будут выпускаться там, а не в Харькове. Дальше выступали активисты. Лозино-Лозинский не стал слушать финальных разглагольствований парторга Губанова, и утащил за собой большую часть руководства к испытательному стенду с 'Кальмаром' оснащенным системой с мягкой регулировки тяги. Там руководители бригад еще раз опробовали дистанционное управление регулировки тяги. Результаты впечатляли. Если следующая, по всей видимости, уже пятая модель 'Кальмара' еще сильнее прибавит в мощности и надежности, то к концу года могут появиться полноценные летные моторы. У пятого 'Кальмара' ожидалась тяга уже где-то к семистам килограммам, и ресурс часов в пятнадцать-двадцать.

— Георгий Федорович! А что там в Москве с теми макетами решили?

— Не нужно бежать впереди комариного писка, товарищ Козлов! Результаты 'смотрин' имеются, но сейчас весь упор нам надо делать на доводку двигателя. А схемы и требования ко всем аппаратам пока еще дорабатываются.

— Ну, не томите, Георгий Федорович! Хоть какие-нибудь из них утвердили?!

— Не нервничайте товарищи, оба наши проекта был одобрены. Да-да обе схемы! И двухвостка и реданная схема товарища Еременко.

— А 'треугольник' и двухмоторный Боровкова и Грушина?

— Опять вы, товарищи, торопите события! Успокойтесь, все четыре аппарата будут строиться. Ту бесхвостку вам товарищ Еременко еще придется погонять в нашей трубе. Схема там революционная, поэтому и требования к механизации драконовские. А вот двухмоторник, и оба наших проекта уже можно передавать в опытное производство. Имейте в виду, к ноябрю прототипы машин должны быть выкачены на старт…

— Эх! Жаль не успеть нам их к параду в небо поднять!

— Вот только не надо тут устраивать сумасшедших забегов! Выкатить первые машины нужно! А вот сроков начала летных испытаний нам пока никто не навязывал. Справимся раньше, значит, молодцы. Главное, товарищи, это выкатить максимально продуманный вариант конструкции. Иначе последующие переделки сильно задержат уже начатое дело.

В тот же день состоялся незапланированный сеанс связи из Гавра, для чего был задействован экстренный канал местной резидентуры. В Центр ушло тревожное шифрованное сообщение, и примерно через час на него был дан краткий и довольно резкий ответ.

Докладывает Август.

В настоящий момент операция находится под угрозой. За все время командировки 'Кантонцем' многократно нарушался план внедрения, и продолжает нарушаться до сих пор. Постоянно провоцируемое 'Кантонцем' внимание к себе, способно вызвать обоснованные подозрения у секретных служб. И, несмотря на некоторые случайные позитивные последствия таких изменений, действия 'Кантонца' наносят больше вреда, чем пользы. Наиболее опасными моментами, которые могли в случае гибели или ареста 'Кантонца', привести к срыву операции, я считаю следующие:

1) Конфликт с бандой итальянских эмигрантов в Милуоки, чуть не завершившийся гибелью 'Кантонца'.

2) Конфликт с гонщиком В.А. в Лэнсинге, чуть не завершившийся арестом 'Кантонца'.

3) Неоправданный риск на гонках, чуть не приведший к аварии и гибели 'Кантонца'.

4) Неоправданный риск во время спасения парашютиста из штаба 2-й армии, чуть не приведший к аварии и гибели 'Кантонца'.

5) Неоправданный риск в порту Гавра, во время драки с бандитами, чуть не приведший к гибели 'Кантонца', и завершившийся в итоге его арестом и заключением под стражу (в настоящее время отпущен за отсутствием состава преступления).

Длительные наблюдения за поведением 'Кантонца' позволяют утверждать о безответственном отношении 'Кантонца' к достижению главных целей операции. Похоже, что ему просто нравится играть в такие игры, привлекая к себе как можно больше внимания, и бессмысленно расходуя выделенные на операцию средства. В пользу этого говорит, наличие необъяснимых нормальной логикой идей 'Кантонца' по привлечению к постройке прототипа реактивного двигателя местных уголовных элементов Гавра. Осуществление этих планов 'Кантонца' вероятно вызовет к разведгруппе пристальное внимание французской контрразведки, и сильно отразится на бюджете операции из-за запланированных 'Кантонцем' необоснованных затрат. На прямой вопрос — зачем все это нужно, 'Кантонец' невнятно рассуждает о необходимости создания собственной разведывательной сети, и широкого рекламирования европейских достижений своей легенды.

На основании всего вышеизложенного, и в целях максимального ускорения выполнения задания, прошу разрешить мне вывести из операции и передать 'Кантонца' под наблюдение нашей местной резидентуры, а самому в срочном порядке заняться реализацией уже сильно нарушенного плана операции. Несмотря на значительную задержку, план все еще может быть реализован.

Август.

Поляна.

Августу

Немедленно прекратить панику, и больше не использовать по таким поводам канал экстренной связи. За необоснованные действия, демаскирующие ваше задание, в следующий раз ответите головой.

Приказываю вам в кратчайшие сроки тщательно разобраться в очередной оперативной комбинации, предлагаемой 'Кантонцем'. Проанализировать наиболее слабые места планов 'Кантонца', и детально обсудить с ним последствия возможных ошибок и варианты их недопущения. Получить от 'Кантонца' оценку ваших предложений, и сформировать внятный отчет обо всем. Этот отчет незамедлительно переслать мне.

В случае повторного получения от вас в будущем сообщений, аналогичных предыдущему, моим решением в операции будет оставлен один 'Кантонец'.

Всего один взгляд на бледное лицо возвратившегося в номер Терновского, наградил Павлу тяжкими угрызениями. Терзаясь муками раскаяния, она сначала предложила напарнику кофе, затем постаралась загладить былое разногласие извинениями. Но Анджей был полностью не в себе, с пугающей пустотой во взоре, и игнорировал все слова напарника. Никакие усилия его растормошить не давали результата. Тогда во имя спасения души шляхтича, Павле пришлось сходить в гостиничный буфет за парой бутылок коньяка. Но заставить Терновского выпить оказалось довольно непростой задачей. Расстроенный разведчик, казалось, вообще уже плохо понимал человеческий язык. Наконец, под звуки с трудом найденного в эфире варшавского радио, в комнате гостиницы прошел короткий товарищеский матч по скоростному опустошению бутылки.

К середине опустошения второй посудины, оба разведчика перешли с английского на польский язык. Причем Павла была, совсем не уверена, что распеваемые ею с чисто польской удалью украинские народные песни, не будут идентифицированы вражеской разведкой как типично советский фольклор, но она уже ничего не могла с собой поделать. Единственным ограничением, так и не нарушенным разведчиками, оставалось неиспользование ими русского языка. Но для встревоженных ночными воплями жильцов соседних номеров и владельца гостиницы это было слабым утешением. Утром мрачные туристы покинули гостеприимный кров, в поисках нового пристанища. В глаза портье они старались не глядеть…

Префектура полиции

Французская Республика

Управление общей полиции

1-е Управление

Служба общей безопасности

(Сюрте Женераль)

1-е Бюро. Гавр, август 1939

СВЕДЕНИЯ О НЕБЛАГОНАДЕЖНЫХ ИНОСТРАНЦАХ N- 08-39-03

Настоящий отчет, представляет последние сведения обо всех вызывающих подозрение иностранных гражданах прибывших в июле-августе 1939 года на территорию Французской Республики через Гавр и прилегающие к нему порты и бухты северного побережья.

Помимо поименованных выше лиц, также вызывают сильное подозрение, появившиеся на днях в Гавре американские автогонщики польского происхождения:

мсье Терновски Анджей 23 года, прибыл пассажирским судном из Бостона, проживает в Ванкувере (Канада).

мсье Моровски Адам 20 лет, прибыл пассажирским судном из Бостона, проживает в Чикаго штат Иллинойс (САСШ).

Оба поименованных мьсе всего за три дня после своего прибытия в Гавр, продемонстрировали свое крайнее пренебрежение к законам Французской Республики, и склонность к вызывающему антиобщественному поведению. По свидетельствам ряда очевидцев еще в Гаврском порту они с легкостью вмешались в драку, создав препятствия к наведению порядка жандармским отделением порта. При этом излишне эмоциональное поведение мсье Терновского в беседах в жандармском отделении, а также при подаче префекту жалобы за необоснованное задержание мсье Моровски, граничили с оскорблением. Что, однако, не было принято в расчет и не стало основанием для обвинения и ареста мсье Терновского, лишь в силу традиционного великодушия к иностранцам впервые посетивших Французскую Республику. Несмотря на отдельные свидетельства очевидцев, о якобы благородных намерениях мсье Моровского, который будто бы спасал подвергшуюся ограблению мадмуазель Луизу Линье (19 лет 'девушка' из салона 'Лизи', проходила по делу о содержателе притона Николауса Белье), антиобщественные качества данного мсье в дальнейшем были подтверждены. После своего задержания уже в камере жандармского отделения мсье Моровски, демонстрируя фальшиво-примерное поведение, установил связи с рядом преступных элементов (список прилагается).

Сразу по выходу на свободу мсье Моровски обратился в Управление полиции Гавра с целью освобождения шестерых недавних сокамерников, и уплатил за них штраф в размере одной тысячи и семисот тридцати двух франков. В тот же вечер мсье Моровски вместе со своим приятелем мсье Терновски прямо в номере пансиона 'де Флери' шумно и несдержанно отпраздновали удачное освобождение мсье Моровски и его сокамерников, мешая при этом спать другим постояльцам пансиона. Жалоба от владельца пансиона мсье Роже Батиньи вместе с подтверждающими этот факт жалобами постояльцев пансиона прилагается.

В последующие дни подозреваемые вели себя спокойно, по всей видимости, чтобы усыпить бдительность полиции и жандармерии. Между тем ими были взяты в аренду небольшой аэродромный ангар на летном поле частной авиашколы 'Эол', механическая мастерская и типография в пригороде Арфлёр. Кроме того мсье Моровски и мсье Терновски выкупили в собственность подержанный автомобиль 'Рено' 1930 года выпуска и требующий ремонта двухместный учебный самолет 'Поте-25' 1926 года, ранее принадлежавший закрытой в 1938 частной авиашколе 'Крылья Берси'. Там же в Арфлёр на исходе третьего дня были замечены освобожденные днем ранее из-под стражи сокамерники мсье Моровски, Чарльз Понци, Жорж Мертье, Луи Вигаль, Жилль Суво, и Анри Распар.

На наш телеграфный запрос в управление полиции Бостона о криминальной истории и уголовной специализации указанных иностранных граждан был получен ответ об отсутствии фактов привлечения мсье Моровски и мсье Терновски на территории Североамериканских Соединенных Штатов. Однако последние сведения, вероятно, ничего не доказывают, так как подозреваемые могли менять свои имена и фамилии. В свете крайне подозрительной деятельности поименованных мсье, все участники упомянутой группы лиц взяты под негласный надзор сотрудников отделения Арфлёр…

Очередное совещание завершилось, и в кабинете остались два человека. Взгляды встретились.

— Товарищ Берия, что вам уже известно о попытках создания в Германии и Североамериканских Штатах оружия беспрецедентной мощности основанного на расщеплении атомного ядра?

— Товарищ Сталин, к нам поступали разрозненные сведения о работах некоторых европейских ученых. Отдельные высказывания о возможности создания сверхмощного оружия были отмечены аналитиками ГУГБ. Возможно, что по данной теме имеет место вражеская дезинформация. В любом случае сведения нуждаются в серьезной проверке, товарищ Сталин.

— А какие действия вы уже предприняли, чтобы убедиться, что эти сведения не дезинформация, и чтобы не допустить отставания СССР от других великих держав в получении этого оружия?

— Товарищ Сталин. В настоящее время наша зарубежная агентура, ищет выходы на источники по данной теме. Наши разведчики пытаются нащупать пути проникновения в программы создания такого сверхмощного оружия Странами Запада. Кроме того, в СССР создано несколько групп физиков изучающих эти проблемы, но о результатах работ пока рано докладывать.

— Есть у вас хоть какие-нибудь успехи по этим вопросам?

— Серьезных успехов пока нет, но мы активно работаем над этим, и в перспективе…

— 'В перспективе'?!

От этого резкого вопроса народный комиссар запнулся на полуслове, и ощутил противный холодок неуверенности. Было непонятно, почему именно сейчас данная тема так сильно взволновала и заинтересовала Вождя. Военно-технические успехи Запада были постоянной темой разработки наркомата, но поднятый вопрос еще ни разу не ставился перед Берией. Пауза затягивалась, глава НКВД опасался прервать ее первым, и наконец, дождался продолжения разговора. Но следующие слова еще более усилили его волнение…

— Товарищ Берия. Ваши подчиненные пока очень медленно и неэффективно работают над этими проблемами… Почему всего один единственный новый сотрудник смог получить лишь за какую-то неделю информации по этой проблеме в несколько раз больше, чем все ваше ГУГБ? Как такое может быть?! Что же вы молчите?!

— Товарищ Сталин. Возможно, этому сотруднику просто повезло. Такое иногда случается…

— Это не ответ! В таких делах, мы не можем себе позволить, зависеть от какого-то глупого везения! Что вы планируете предпринять, для получения в минимальные сроки подтверждения сведений об этом сверхмощном оружии?

— Товарищ Сталин, если нам будут предоставлены материалы…

— Вы получите материалы… Но ЦК рассчитывает на то, что НКВД предоставит подробный отчет по данной теме уже до конца этого года. ЦК необходимо знать, что замышляют Америка и Германия. И против кого они создают такое оружие. А вы обязаны добыть для нас эти сведения вовремя…

— Слушаюсь, товарищ Сталин.

— Это еще не все, товарищ Берия. Вы ведь еще курируете работы по созданию ракетного оружия. У меня есть копия ваших планов разработки, и там были указаны планы создания сверхмощных ракет как наземного, так и воздушного размещения. Я ничего не перепутал?

— Нет, товарищ Сталин. Именно этими темами сейчас в Управлении перспективных разработок занимаются несколько конструкторских бюро, созданных на базе НИИ-3, переданного нам в июле этого года наркоматом авиапромышленности. Работы ведутся успешно, результаты уже есть, и в начале следующего 40-го года уже планируется произвести несколько запусков опытных изделий.

— Это хорошо, что работа идет. Но кроме этого, вы должны в кратчайшие сроки дать ответ, сколько займет времени получение управляемых ракет способных поражать крупные цели за несколько сотен километров, а также авиационных ракет, реактивных бомб и ракето-торпед для уничтожения крупных надводных кораблей и объектов промышленности. Эти работы нужно всеми силами ускорять, чтобы не плестись в хвосте западных стран и потом поспешно не наверстывать упущенное превосходство.

— Мы готовы привлечь дополнительно значительное количество ученых и инженеров…

— Особое внимание вам надлежит обратить на системы удаленного управления. На их точность и надежность. По нашим сведениям электронные телевизионные системы 'ортикон', создаваемые в Америке могут превзойти создаваемые сейчас в СССР оптико-механические системы, как по весу, так и по своей надежности и эффективности…. Вот в этой папке материалы. Сравните их с уже полученными результатами Управления перспективных разработок и доложите ваше мнение.

Когда вытирающий выступивший на лбу пот нарком вышел из кабинета, его глаза встретились с глазами наркома иностранных дел Молотова, заходящего в кабинет вождя. Глава НКВД спускался по лестнице и продолжал думать о сегодняшней беседе.

'Видимо люди Хозяина сумели добыть что-то серьезное… И еще мне по ходу этой беседы почему-то сразу вспомнилось то досье на 'Кантонца'. Неужели же этот сопляк, все-таки успел получить результаты по своему заданию? Да, и кто он такой?! Пилот-мальчишка почти не имеющий нормальной разведывательной подготовки! Бред какой-то! Да-а, все-таки жаль, что Бочков сразу же не забрал его к нам. Если бы продолжил у нас свои анархистские выходки, то его всегда можно было бы уволить или уже совсем избавиться. Зато он бы работал на нас. На нас, а не на Хозяина…'

— Товарищ Молотов у ЦК появились серьезные подозрения, что Соединенные штаты имеют намерения вмешиваться в европейскую политику, что вы об этом думаете?

— Товарищ Сталин, весь вопрос состоит в направлении таких вмешательств. Если речь о снятии сливок в вопросах международных торговых соглаше…

— Речь не об этом. Вы что-нибудь знаете о планах американцев выборочно применять свой нейтралитет и торговать с европейскими странами из-под полы как спекулянты на базаре. Через третьи страны, например?

— Да, товарищ Сталин, ряд наших атташе отмечали завуалированную активность САСШ в отношении Германии и Латиноамериканских стран. Кроме того их корпорации активно работают в Европе и Азии в плане промышленного шпионажа. По всему Миру их промышленные агенты собирают сведения о технических новинках. Что же касается прямых политических контактов, то тут их политика выглядит довольно осторожной. С одной стороны мы видим заигрывание с арабскими странами в бывших турецких провинциях Малой Азии. С другой стороны замечена активность еврейских банкирских кругов Северной Америки активно общающихся с эмиссарами националистических еврейских организаций. В общем, на задворках Британской империи сейчас идет игра. Предсказать ее развитие пока довольно сложно, но мы активизируем сбор информации…

— А что вы думаете по поводу участия Америки в большой войне на Европейском континенте, если такая война начнется в ближайшие годы?

— В этом случае, товарищ Сталин я вижу несколько вариантов… Во-первых, САСШ почти наверняка не полезет в Европейскую войну на первом этапе. Скорее они начнут торговать оружием как вы и сказали 'из-под полы' со всеми участниками конфликта. Во-вторых, они могут снова, как и в 18-м году вмешаться в конфликт на стороне коалиции победителей, и попытаться заработать на этом как можно больше.

— А могут ли американские финансово-промышленные круги сами подтолкнуть начало большой европейской войны через своих агентов влияния в Европе?

— Теоретически это возможно, товарищ Сталин… Это даже неплохо укладывается в сферу американских интересов на Континенте, так как оставаясь за сценой, Америка может сильнее давить на своих союзников, выколачивая из них себе преференции. Но вот в практическом плане для этого требуется выход на очень высокий уровень власти европейских стран. Имеются ли у САСШ такие выходы и влияние пока определить довольно сложно. Но если у них имеются такие рычаги давления, то такой сценарий из возможного становится уже вероятным.

— Хорошо, товарищ Молотов. Возьмите вот эту папку и проведите проверку по вашим каналам этих сведений. Для ЦК очень важно получить хотя бы частичные подтверждения или опровержения этой информации уже в этом году.

— Наркомат иностранных дел приложит все силы, чтобы предоставить эти сведения.

— Всего хорошего, товарищ Молотов.

— Да свиданья, товарищ Сталин.

Сталин достал из оставшейся на столе папки новое сообщение, и задумчиво покачал головой, читая фразу из отчета разведки. 'Новейшие самолеты Локхид ИксПи-38, Белл ИксПи-39, Норт-Америкен ИксБи-25, и Консолидайтед ИксБи-24, действительно в настоящее время проходят испытания на испытательных площадках в Сан-Диего, Спрингфилде и Баффало. Ряд их характеристик действительно позволяет считать эти аппараты выдающимися конструкциями. В ближайшие год — два вероятно принятие большей части из них на вооружение Авиакорпуса Армии и Авиации Флота САСШ. Экспорт до 1942-го маловероятен, так как оружие считается секретным…'.

Утренний город лениво просыпался. Снующие по мостовым ватажки мальчишек будили его своими криками. Усатый полицейский в сияющем начищенными пуговицами мундире высказал двоим ребятам замечание. И так же быстро потеряв интерес к нарушителям спокойствия, он проводил задумчивым взглядом куда-то спешащую симпатичную пани… Мимо него от Главпочтамта проехал на велосипеде почтальон, свернув в старом городе рядом с площадью Понятовского. У некоторых домов он останавливался, другие проезжал без задержки. Слегка притормозив на повороте, "сеятель писем и газет" раскланялся с тремя молодыми женщинами и окликнул сапожника. Но старый Эфроим был не в духе, и лишь озабочено пожал плечами. На следующей улице велосипедист повернул своего железного коня к большому одноэтажному дому. В это же время крепкий пожилой мужчина, насвистывая негромкую веселую песенку, подрезал ветви у яблонь недалеко от калитки. Мужчина работал столь увлеченно, что не сразу прислушался, когда за забором послышался шорох гравия, и трижды тренькнул велосипедный звонок. Затем в калитку настойчиво постучали. Хозяин дома, не торопясь, слез со стремянки, и встретился взглядом со своим утренним собеседником.

— Доброго здоровья, Пан Залесский! Вам тут письмо, да совсем непростое видать.

— А, пан Дворжак! Доброго вам здоровья. Как там здоровье у пани Кристины?

— Потихоньку, пан Вацик. Доктор сказал, что ее надо бы свозить на теплое море, но откуда у нашей семьи такие деньги. Будем уповать на доброту Божьей Матери.

— На все воля Иисуса.

— Я гляжу письмо-то вам пришло иностранное. Давненько вы таких-то не получали?

— Да, у нас давно вот таких не было. Гм… Странное письмо, пан Дворжак. Какой-то Адам Моровски пишет… Гм… Моровски… А-а! То, должно быть, мой внучатый племянник Адам написал. Только я его уже лет пятнадцать не видел, а лет пять назад он уехал в Америку к отцу. А тут, погляди ка, из самой Франции письмо. Ого! Тут еще какие-то газетные статьи вложены.

— И о чем там пан Вацик? Читайте же скорее!

— Не спешите, пан Янек. Я ведь совсем не знаю английского. Придется мне моего Стефана просить прочесть эти газеты, когда он вернется из института.

— Да, ваш Стефанек хорошо учился в гимназии. Гораздо лучше моего Йозека. А когда он получит диплом, в вашей семье кроме офицера появится еще и судейский. Не так уж много в Сандомире семей, которые могут таким похвастаться. А о чем там пишет в письме сын пани Софии, мир ее праху?

— Адам пишет, что его отец умер.

— Смилуйся Матерь Божья! Какая жалость! Спаси Господи его грешную душу.

— Не знаю, что там ждет Йоганна за чертогом чистилища, но думаю не рай это точно. Будь моя воля…

— Грех такое говорить, пан Вацик. Иисус учил нас прощать.

— Не знаю… Может когда-нибудь я и смогу простить этого мерзавца, но будет это очень не скоро. Я ведь иногда даже жалел, что не забрал тогда Адама к себе. В детстве он был хорошим мальчиком. Правда София и Анна сильно испортили его своими заграничными разъездами и бабьим воспитанием.

— А о чем еще он пишет?

— Хм. Теперь он такой же беспокойный, как и его мать. Пишет, что победил в двух автогонках в Америке.

— Да что вы говорите! Ай да смельчак! Говорят, эти гонщики там иногда разбиваются насмерть.

— Гм. Еще он пишет, что собирается во Франции создавать свою фирму по ремонту самолетов и двигателей. И вот тут спрашивает у меня, нет ли у меня знакомых на Летных заводах, или в каких-нибудь летных частях нашей армии.

— Ты подумай! Свою фирму решил купить! Высоко же взлетел ваш мальчик.

— Не знаю — не знаю, пан Янек. Может он тут мне сказки рассказывает. Этих американцев пойми — разбери, врут они или что-то дельное предлагают. Но, думаю, никто в Польше не заинтересуется этими его глупостями.

— Пан Вацик! Но как же, можно так говорить! Вот же газетные вырезки. Раз тут в газете написано, значит, это не просто так. Не могут же газеты врать!

— Газеты это, газеты, пан Янек. А по-польски писать парень почти совсем разучился. Вон, сколько в письме ошибок…

— Зря вы так, пан Вацик. Ошибки после стольких лет на чужбине это ведь не самое страшное. Главное, он не забыл родной язык…

— Все равно он уже не помнит, что значит быть поляком… А это еще что такое?

Из письма на тротуар выпало несколько фотографий. Залесский не успел нагнуться за ними, как почтальон опередил его.

— Не пачкайтесь, пан Вацик, я сам все подниму. Вот, возьмите.

— Спасибо, пан Янек. Ну ка, кто это тут у нас? Подписано — 'Чикаго Лэнсинг автогонки'. А на фото у машины стоят какие-то военные. Что бы это значило, пан Янек?

— Так может один из них ваш Адам?

— А и верно, вот же он! Пятнадцать лет прошло, его даже не узнать. И каким орлом смотрится! Рядом еще какой-то парень тоже в офицерской форме. А вот на этой он уже стоит у самолета.

— Эх, и красавец! Что там в письме? Он что поступил на службу в американскую армию?

— Да, вроде нет. Пишет, что отслужил по контракту в парашютных частях в чине второго лейтенанта. И еще стал пилотом резерва Воздушных войск у 'янки'.

— Вот это да! Какой смельчак! Вас можно поздравить пан майор. Это ведь уже второй офицер в вашем роду. Да еще и летчик. И, между прочим, первый летчик на вашей улице!

— Хм. Даже не ожидал от него такого. И уж если Адам смог вот так быстро стать офицером и летчиком, то, значит, все эти годы он точно не штаны просиживал.

Отставной майор, прищурившись, снова вгляделся в фотографию и заметил про себя.

'Да-а, мальчишка-то вырос. В детстве таким тихоней был. Потом Софии его таскала по всему свету, не присылая даже фотографий. Избаловала она его, конечно, мир ее праху. Зато сейчас… Настоящим соколом смотрит! Надо будет подумать, чем помочь этому парнишке…'.

— А кто такой второй лейтенант, пан Вацик?

— Это что-то вроде нашего поручника. Эх, пан Янек! Я тут совсем заболтал вас, а вам ведь еще письма развозить. Приходите к нам домой вечерком, вместе с пани Кристиной! Пани Катарина будет очень рада. А пана и пани Левицких я сам приглашу. Такие хорошие новости не грех и отпраздновать…

— Непременно придем. До вечера, пан Залесский. Передавайте привет пани Катарине.

— До вечера пан Дворжак.

На состоявшемся в том же доме вечером скромном торжестве, представители старшего поколения передавали из рук в руки фотографии и письмо. А гордость Сандомирского юридического факультета Стефан Залесский несколько раз перечитывал английский текст газетных статей. С фотографий на него смотрело упрямое лицо паренька с плотно сжатыми губами. И хотя Вацлав Залесский напомнил детям, как в начале двадцать пятого этот юный родственник гостил у них в Сандомире со своей матерью, но никаких воспоминаний от этого, не то кузена, не то троюродного племянника, память Стефана не сохранила. Только его старшая сестра Анна неуверенно вспомнила тихого стеснительного мальчика с грустными глазами.

Павла сидела в машине и ждала возвращения Терновского из муниципалитета. Часть бумаг была подписана еще вчера, но бюрократические зигзаги лишь только приблизились к концу. Время уже приближалось к обеду, но Терновского все не было. С противоположной стороны улицы, где какой-то шофер копался под капотом сломавшейся машины, раздавались встревоженные голоса.

— Максимушка, ну что там?

— Все, вашество! Приехали! Гм… Без буксира мы до порта точно не доедем. К отцу Дмитрию надобно человека послать. Такси-то где ваше, или не дозвонились?

— Да, не знаю я, Максим! Одни богохульства на язык лезут! Господи, прости меня грешную. Что же за страна-то такая, где все ломается и рушится! Прости меня Богородица, за гнев…

В этот момент в хор раздраженных голосов влилось обмирающее от ужаса юное сопрано, резко повысившее напряжение своими эмоциями.

— Матушка Мария! Матушка Мария! Полчаса уже прошли, а машины-то все нету! Опоздаем мы теперь! Что же делать-то? Господи, помоги! Что же нам делать!

— Сестра Александра! Ну ка тихо мне! Что это вы кричите как оглашенная?! Нечего стенать! Тут вам не похороны. И вот что, мон шер Саша. Может быть, Франции и не хватает духа христианского смирения, но с такси и частными авто здесь всегда все просто. Вон видите того молодого бездельника? Мигом притащите его сюда ко мне?

— Все сделаю, матушка Мария! Сейчас призову его.

Слышавшая всю эту дискуссию Павла, даже не успела толком понять, что 'бездельником' обозвали собственно ее, как подлетевшая молодая монахиня бойко и непонятно затараторила по-французски. И хотя уже попривыкшие к эмигрантскому говору коренные парижане, моментально поставили бы девице диагноз — 'рюси', но Павла понимала эту странную соотечественницу едва-едва с пятого на десятое.

— …Мсье! Пардон муа…

— Мисс! Ай эм американ. Вот ду ю вонт, мисс?! Сору. Бат ай'м донт андестэнд ю!

— Молодой человек!

Бесцеремонный окрик с другой стороны улицы Павла проигнорировала. А ее ответ по-английски немного сбил с толку неумелую переговорщицу и та, неуверенно стала путаться в британских артиклях и временах.

— Сэр. Плиз… Ви ниид ё хэлп… Аоэ каа из дестройд. Ви ниид ё каа, фо…

В этот момент из-за спины раздалась властная фраза, сказанная на чистейшем русском.

— Сашенька, прекращай метать бисер перед этим хлыщом! Я сама с ним поговорю! Молодой человек! Ну ка немедленно подойдите ко мне!

'Это еще что за нахалка?! Хлыщом она меня обзывает, понимаете ли. А еще 'пропагандисты опиума для народа', называется. Совсем обнаглели! А не пошли бы они все, своими эмигрантскими тропами до городу Парижу. И чтоб обязательно по пути с концертами…'.

И Павла в очередной раз, игнорируя эту бесцеремонность пожилой церковницы, повернулась ко второй монахине спиной, и коротко отрезала своей молодой собеседнице.

— Мисс, итс донт тэкси! Гуд бай.

Вопреки расхожему штампу о величавости поступи монахинь, разгневанная женщина преодолела разделявшие их тридцать метром стремительным шагом, и шлепнула Павлу четками по руке.

— Молодой человек!!! Сколько можно вас звать?!

— Мэм? Айм сорри… Бат…

— Сестра Александра, живо идите к машине, и заткните свои нежные уши!

Когда юная монахиня, очумело оглядываясь, отошла к месту бескровной аварии, ее наставница с негодованием продолжила. От ее яростного взгляда и эмоционального напора, исказившего красивое русское лицо монахини, у Павлы невольно запылали уши.

— Вот уж никогда бы не подумала, что где-нибудь еще водятся подобные нахалы! Когда я вас окликнула по-русски, вы вздрогнули, и отлично все поняли! И поняли, что этот окрик касается именно вас! И не смейте тут глухонемым прикидываться!

'Упс! Вот такой подляны я точно не ждала. Чего теперь делать то? Сказать ей, что я не знаю русского? Так для нее это станет прямым признанием моей развед миссии. Кто их этим монахинь знает. Может, она завтра будущего фашиста генерала Краснова исповедовать станет! Мдя-я…'.

— Да-да! И не надо делать такое умильно наивное лицо. Если вы тут шпионите на Советы, то это вовсе не повод вести себя по-хамски, и отказывать в помощи слабым женщинам! Да еще и служительницам Божьим! Тем более, что помощи той от вас и нужно-то всего на пару минут…

'Мама, Миха… Спокойно, Паша, спокойно! Может, еще обойдется. Кстати у меня там по легенде есть некоторое знание русского, так что нужно как-то выкручиваться. Гм. Сейчас я выдам… Эгхе-эгхе!'.

— Простите…э-э, сударыня… Гм… но я не очень хорошо говорю по-русски… поэтому не сразу понял, что вы зовете именно меня… Я тут совсем никого не знаю, чтобы меня звали… подобным образом. И мне… э-э… нужно спешить, поэтому…

— Вы совсем изоврались, мон шер. Думаю, вы обычный красный шпион. А сейчас вы просто валяете дурака. Но мне нет никакого дела до вашей грязной работы. Выдавать вас я никому не стану! Просто помогите нам доехать до причала, и можете себе идти хоть на все четыре стороны. И обязательно передайте вашим наставникам, что они вас отвратительно учили. Любой русский человек, поживший лет десять за кордоном, моментально узнает похожий акцент.

'Это ж провал. Это же все! Ах как стыдно. Еще пара минут этой беседы, она кликнет полицию, и трындец… Чтоб этих княгинь с графинями и их кавалеров всех вместе из песка снежную бабу заставили вылепить! И что же делать мне теперь? Грохнуть ее тут, чтоб молчала? Угу. Прямо на людной улице. Заодно с шофером, юной монашкой, вон тем бакалейщиком и тетками в окнах… Ну, мать же в детсадище! Ну почему их телега именно на этой улице сломалась!'.

На столе лежали материалы сразу по нескольким проектам. Давыдов завершил доклад, ответил на вопросы начальства и незаметно перевел дух. Его патрон сегодня был гораздо добродушнее, чем после той памятной беседы с Хозяином, когда он, вернувшись с совещания, обматерил всех начальников отделов и управлений, установив каждому драконовские сроки предоставления докладов по озвученным руководителем НКВД вопросам. Сейчас Берия был само благодушие…

— Ну что ж, товарищ Давыдов. Если для ускорения работ вами уже сделано все возможное, то сейчас вам надлежит не замедлять этих темпов. И подумайте, что еще можно сделать. Что вы там замялись, говорите?

— Товарищ народный комиссар… Есть одно предложение. Разрешите доложить?

— Если это по поводу тех специалистов, что еще 'сидят', то я вам уже отдал приказ по привлечению всех необходимых нам людей. Всех! Чего вам еще?

— Дело в том, что у ряда бывших заключенных, переведенных в наши КБ Управления перспективных разработок, периодически сдают нервы. Люди переживают за своих близких, и это сказывается на эффективности и качестве их работы…

— Они, что же не хотят поскорее вернуться домой к родным? Чем быстрее и лучше они выполнят свою работу, тем скорее будут выпущены из-под конвоя. Что-то слишком часто вы стали миндальничать с этой интеллигенцией. Или вам тяжело справляться с вашей работой?

— Речь совсем не о расконвоировании 'лагерников'. Мое предложение состоит в другом, товарищ народный комиссар. Я считаю, что на недавно построенных наших приволжских объектах имеется довольно много места для проживания вольнонаемных… Возможно, переезд семей инженерного состава на территорию этих объектов, снимет данную проблему и даст людям необходимый стимул к ускорении работ. Можем даже сделать это вариантом поощрения за успехи в работе.

— Поселить их семьи рядом с подконвойными? Хм. А не станет ли это отвлекающим фактором, мешающим работе вашего контингента?

— Вряд ли. Зная, что плохая работа может отразиться на семье, контингент, скорее всего, станет рвать жилы, чтобы спасти их от возмездия за свои ошибки. И, кроме того, мы всегда сможем вернуть всех назад, если выгод от этого решения не будет.

— Гм. Хорошо. Готовьте списки людей, а я рассмотрю.

Нарком задумчиво рассматривал фотографии недавнего 'огневого' запуска изделия '301' произведенного с ДБ2-А. Крылатая ракета сбрасывалась с высоты пять километров, и умудрилась пролететь около тридцати километров, но в установленные на полигоне цели так и не попала. КБ систем управления под руководством профессора Шорина, пока не могло похвастаться особыми успехами. Телемеханические системы действительно не были приспособлены для таких стрессовых условий, какие были на неустойчивом в пространстве борту крылатых ракет. А Хозяин ждал от Берии результатов не только работ 'ракетчиков', но и работ 'шаманов от телеуправления'. Впрочем, прикрепленная к торгпредству США группа подчиненных Фитина, уже нашла некоторые зацепки. В Нью-Йорке они смогли аккуратно выйти на подчиненных Зворыкина. А в Чикаго нашли подход к упомянутому в том отчете Гроуту Реберу из радиотехнической компании 'Гэлвин'. Так, что некоторые успехи все же были. И вот об этом уже можно было докладывать Хозяину. Однако по 'атомной' теме новостей пока не появилось, и это все чаще нервировало главу НКВД. Усилием воли он заставил себя переключиться с этих мыслей на новый вопрос…

— Товарищ Давыдов, вы уточнили современное состояние наших советских разработок стрелкового и авиационного оружия с вращающимися стволами?

— Да, товарищ народный комиссар. В этом году проводятся испытания многоствольного пулемета под винтовочный патрон, разработанного конструктором Слостиным, но пока об успехах говорить еще рано. Система довольно сложная, обладающая значительной отдачей и низкой точностью стрельбы. Основным новшеством является внутренний газопороховой двигатель, в который из стволов отводятся пороховые газы…

— Не надо сейчас описывать тут конструкцию этого оружия… Насколько я понял, вы уже выносите заключение о бесперспективности всего этого направления?

— Не совсем так, товарищ народный комиссар… Просто тема сложная, и серьезных результатов от нее быстро ждать не стоит. В полученном от вас докладе разведки, рассказывалось об американских системах с блоком стволов, вращающимся от электромотора, а у инженера Слостина система работает от пороховых газов. Оба эти варианта имеют свои преимущества и недостатки. Одним из серьезных недостатков системы Слостина наши эксперты считают продольные перемещения стволов системы во время стрельбы. Это сильно раскачивает систему, снижает кучность, и вдобавок, усложняет конструкцию. Поэтому в существующем виде данное оружие применить будет сложно. Но есть ведь и другие варианты компоновки подобных систем…

— У вас примерно месяц на выбор наиболее приемлемого технического задания. В сентябре спецификации по нему должны быть переданы в конструкторские бюро Березина, Шпитального, Владимирова и… еще этому бездельнику Таубину тоже вышлите. Вы разобрались с калибрами?

— Да, с калибрами вопрос более-менее ясен. О пушечных системах пока говорить рано, там вылезут проблемы с качеством стволов, и это станет следующим этапом. Поэтому сейчас нам имеет смысл сосредоточиться на опытных системах под 12,7 миллиметровые патроны ДШК, БК, и 14,5 миллиметровые патроны от противотанкового ружья (правда, с последними еще не все ясно, так как система новая и не до конца отработанная). Количество стволов лучше ограничить тремя или четырьмя. Пусть у них будет меньше скорострельность, но зато мы скорее выйдем на отладку систем, а там постепенно дойдем и до модернизации…

— Хорошо. Ускоряйте работы, и немедленно докладывайте обо всех значимых новостях. Времени у нас все меньше. Идите, товарищ Давыдов…

Павла, сурово сведя брови, крутила баранку и выжимала максимально допустимую скорость. Раздражение все не оставляло ее, но выполнять обещание не мешало. Мысли ее все крутились вокруг оценки принятого ею решения. Пять минут назад она тоже думала об этом. Поймав себя на глупом страхе, тогда она подвела черту своим метаниям, и намертво перекрыла опасениям путь наружу.

— Не смейте со мной так разговаривать! Хотите считать меня шпионом, дело ваше. А хамить мне, я не позволю! Можете прогуляться пару кварталов, и донести на меня в полицию! Меня эти ваши бредни не интересуют. Что же до ваших просьб, то я не повезу вас, и точка!

И, странное дело, негодующий напор монахини сразу же сдулся, и иссяк. Жестко отбритая 'божья сестра' даже замерла в изумлении. Только что казавшийся слегка наглым, равнодушным и при этом довольно тихим и не склонным к скандалу юный автолюбитель, да в сущности совсем мальчишка, внезапно заговорил голосом пожилого профессора отчитывающего безалаберную курсистку.

— Я… Да как вы смеете! Да вы…

Кровь прилила к лицу монахини, ей явно не доводилось слышать такого. Сбитая с толку дама, еще пыталась пару секунд вымолвить что-нибудь осмысленное, но Павла резко захватила инициативу.

— А если попытаетесь надавить на меня вашим церковным авторитетом, то перед этим задумайтесь над вопросом. Чем православная монахиня может растрогать мужчину католика?

Это оказалось последней бочкой кипящей смолы на атакующий порыв еще недавно стремительного женского штурма. Плечи женщины опустились, и в раскрытых на пол лица глазах появилось чувство глубокой вины.

— Юноша… Ради бога, простите мне мой тон… Это все нервы… В этом несчастном Арфлере куда-то разом подевались все авто, а нам срочно нужно оказаться на причале в западной бухте! Я никогда не была доносчицей, и сейчас не собираюсь ей становиться. Да и ошиблась я, назвав вас шпионом. У вас взгляд честного человека. Бога ради, простите меня за грубость! Я сегодня сама не своя от всех этих тревог… И умоляю вас, отвезите нас к причалу, нам сейчас так необходима ваша помощь. Ах, если бы вы только знали!

— Я не желаю ничего знать! Всего хорошего, найдите себе другого шофера с машиной…

— Ах, если бы в этой дыре было хотя бы что-нибудь самодвижущееся, то я бы поехала даже на заднем сиденье мотора. Еще раз простите меня, и поймите! Нам очень нужно туда, это для…

Она испуганно осеклась, воровато стрельнув глазами вокруг. И словно спохватившись, легонько хлопнула себя по лбу.

— Господи! Что ж это я сегодня такая глупая! Может быть деньги?! Поймите, молодой человек там сейчас решается вопрос жизни и смерти! Сколько вы хотите?

Глядя ей в глаза, Павла чувствовала, что она не лжет. Никакие личные цели не заставили бы эту гордую благородную женщину, когда-то знавшую цену своему положению в Свете, вот так унизиться перед этим странным гонористым парнем. А сейчас она, действительно, готова на многое. Почувствовав, что объект уговоров заколебался, монахиня усилила свой кроткий натиск.

— Юноша, ради бога, поймите меня! Если это поможет мне вас убедить, то я готова умолять на коленях. Возьмите вот это кольцо только помогите нам, пожалуйста…

'Бред какой-то. То наезжает, как контролер в трамвае. А, то стелится предо мной, как пойманный в том же трамвае 'заяц'. Что за беда-то у них там стряслась? Ерунда какая-то. Нужно помочь им, печенкой чую! Хоть и не нравится мне эта аристократка. Мдя-я. Куда на колени?!!! Стоять!'.

— Ну ка, не сметь! Хватит! Ваши извинения приняты, и я вам помогу, но только на моих условиях. Вы обещаете выполнить все мои требования?

— Все, что не бросит тень на нас перед церковью и Богом, будет выполнено.

'А человеческие законы она тут не помянула. Интересный кадр эта монахиня. Может она, чем и сгодится для нашего дела? Гм. Нет. Рано о таком думать. Да и куда это они рвутся?'.

— Сколько ехать до той вашей бухты?

— Тут должно быть близко. Километров тридцать — сорок, наверное. Максим объяснит вам дорогу.

— Я поеду очень быстро. Вы и ваша помощница сядете сзади, и не пророните ни слова до конца поездки. Кроме извещения меня, где нужно останавливаться. Денег мне ваших не надо…

— Мы согласны. Благослови вас…

— Начинайте выполнять свое обещание! Ни звука без моего разрешения!

Монахиня испуганно прислонила ладонь к губам. На лице женщины было написано раскаяние.

Машина летела быстро. На заднем сиденье монахиня Александра даже вскрикнула несколько раз на крутых поворотах, в ужасе прижавшись к своей наставнице. В остальном тишина в салоне соблюдалась свято. Громыхающую под колесами дорогу с гравиевым покрытием ремонтировали уже давненько, и она не шла ни в какое сравнение со стремительными американскими шоссе. И хотя купленная разведчиками по случаю машина также не отличалась здоровьем и приемистостью, но цель была достигнута довольно стремительно. Едва остановились, как женщина моментально выскочила из машины, и бросилась к причалу.

В паре сотен метров от берега стояло на якоре какое-то старое ободранное судно, похожее на рыболовецкий траулер. Дальше началось некое нежданное шоу. Стоящая на причале монахиня вдруг принялась резво сигналить руками нечто напоминающее морскую семафорную азбуку. Наконец ее сигналы были замечены, и уже развернувшееся восвояси судно направилось к берегу.

На причал стали, испугано озираясь, спускаться дети. Их было немного — десятка полтора. Высокая темноволосая женщина с худым усталым лицом первая спустилась на причал и передавала их с рук на руки юной монахине Александре. А старшая монахиня тут же на траве распаковала еду, и что-то успокаивающе ворковала хватающим бутерброды детишкам.

'Если это то, о чем я думаю, то ты Паша, сегодня редкостная дура и гадина. Угу. Черные глаза, испанский говор. Тайная бухта подальше от глаз Сюрте. И кем же тут еще могут быть эти голодные заморыши? Надо быть по самую задницу деревянной, чтобы сразу не понять, что это беглецы от жестокой лапы Каудильо. Наверно последние из сбежавших. Ой, как стыдно… Я же ее чуть лесом не послала, а она… Она же ангел… Нет. Никакой ангел не сравнится с этой замечательной женщиной, готовой быть грубой и униженной ради спасения детей. С какой нежностью эта рафинированная дворянка смотрит на них. Прямо как моя тетя Нина. Хоть плачь, а извиниться у меня уже не получится… Так вот, оказывается, какие вы были 'мучачос'… Вон тем двум мальчишкам уже лет по четырнадцать. Корчат из себя стоиков. По голодным глазам видно, как сильно они хотят есть, но первыми не лезут, малышей вон сидят, кормят. А в сороковом они наверняка все скопом в 'маки' подадутся, рвать фашистские составы вместе с мостами…'.

— Вы все-таки не уехали?

— Я прошу извинить меня… Я…

— Не нужно извиняться. Спасибо вам за помощь, и еще раз простите за мою резкость. Просто если бы мы опоздали, то капитан мог бы подумать, что мы отказались от них. Тогда он на свой страх и риск попытался бы вернуться, или высадил бы их неизвестно где. Сейчас пограничные катера отвлечены от этого района, поэтому нам нужно было спешить. Ну, а если бы он попался властям, то… В общем, ничего хорошего тут ждать не приходится. Вот поэтому мы так и спешили.

— Извините меня, сударыня…

— Не стоит вам извиняться… Я-то тоже была хороша! Совсем забыла о приличиях…

— Куда вам надо их отвезти?

— Вы и так уже нам сильно помогли. Спаси вас Господи. Остальное уже не ваша забота. Скоро приедут другие авто и… Может, все же примете оплату? Мы не бедствуем, деньги найдутся…

— Я же сказал, что не возьму у вас денег. И все-таки, куда вам?

— В Париж… На улицу де Лурмель. Там есть детский центр при нашей церкви Покрова Богородицы. Долго они там не пробудут, мы найдем для них более надежное пристанище. Если вы и, правда, хотите нам помочь, то давайте, дождемся авто Николая Александровича и Бориса. Все вместе мы их вывезем за один раз. Кроме того вам будет легче ехать в колонне. Вы ведь приезжий, и не знаете здешних дорог.

Разместились в трех машинах нормально. Все-таки дети занимают довольно-таки мало места в салоне. Особенно когда сидят на коленях друг у друга. Ехали какими-то закоулками. Когда уже перед самым Парижем выехали на нормальное шоссе, несколько раз попались полицейские посты, но монахини и дети вели себя спокойно. На маленькую колонну никто не обратил внимания. Наконец путь завершился, машина въехала во двор, в конце которого стояла небольшая церковь, явно перестроенная из какого-то другого здания. У крыльца стояла большая толпа детей. Некоторые показывали пальцами на новичков. Двое мальчишек показывали языки. Пожилая монахиня погрозила им пальцем, и с улыбкой двинулась к испанским ребятам.

Павла сидела за рулем и задумчиво смотрела на людской водоворот. Эта нежданная встреча разбудила в душе что-то давно забытое. Словно детством пахнуло от этой сцены. Когда-то вот также и в ее детдоме встречали новичков. Задирались с ними, не без этого, но испробовав новичков на прочность, их всегда принимали в свою семью. Тут все было похожим…

К машине подошла молодая женщина лет на пять постарше Павла Колуна. Лицо ее было чем-то знакомо разведчице. Красивая улыбка, лукавый взгляд на породистом дворянском лице.

— Вера Аполлоновна Оболенская.

— Адам Йоган Моровский.

— Это вы помогли Елизавете Юрьевне?

— Простите, но я таких не знаю.

— Я имею в виду Матушку Марию. Это ведь вы довезли ее до бухты?

— Я.

— Адам. Вы меня простите, ради бога, но нам снова нужна ваша помощь. Николай с Борисом уехали за продуктами, а мне нужно обратно в Гавр, вам ведь тоже туда?

— Да. Прошу вас, садитесь.

— Благодарю вас. Вы очень любезны. Сонечка поедем скорей!

— Вики, ты умница, что не отпустила шофера! А-то бы мы не успели.

— Соня! Это не какой-то там наемный шофер. Молодой человек оказал нам любезность, поблагодари его за великодушие.

— Ах, простите сударь, я не знала. Мы вам так благодарны за вашу помощь!

— Не стоит благодарности. Садитесь. Куда вас везти?

— У вас есть карта автодорог?

Павла достала из-под сиденья путеводитель.

— Прошу.

— Нам нужно вот сюда. Здесь станция военной гидроавиации. Нас там ждут. Это совсем недалеко от Гавра, и мы можем вам заплатить за дорогу.

— Сегодня все поездки бесплатные. Но дальше этой вашей станции я вас, к сожалению, отвезти не смогу. Меня уже давно ждут. И держитесь, пожалуйста, покрепче, мы поедем очень быстро.

Павла, наконец, вспомнила это лицо. И подумала, как все же тесен мир. И еще ей захотелось что-нибудь доброе сказать этой смелой и умной женщине. Такой же смелой сильной, как и другая новая знакомая Мать Мария. Женщине, которая еще столько сделает во время гитлеровской оккупации для Французского сопротивления. Вот только говорить ей ничего было нельзя. На это Павла права не имела.

'Вот мы и встретились, Вики. Я видела твое лицо на выставке военных фотографий. Я знаю кто ты. Хотя ты сама пока не знаешь всего этого. И даже не догадываешься о том, какая ты смелая. Ну, здравствуй, 'принцесса ничего не знаю'. Здравствуй гордая и по-настоящему достойная женщина благородных кровей. Женщина, спасшая жизни сотен людей, и заплатившая за это такую страшную цену. И теперь уже совсем не важно, что ты когда-то родилась в дворянской семье, сбежала с родителями со своей Родины, работала манекенщицей и поднялась с низов, вышла за богатого князя, чтобы потом погибнуть за свободу приютившей тебя страны. В этой жизни, помимо всей прочей мишуры, ты сделала самое главное то, что не каждому дано. И я бы хотела послужить своей стране не хуже, чем ты послужила своей второй родине Франции. За это я снимаю перед тобой шляпу. Жаль только, что я не могу лично оторвать голову тому гаду, который привел в действие гильотину, отрубившую твою красивую голову. И не могу спасти тебя от твоей судьбы. Да и не стану…'.

Рассудив, что сегодняшний день все равно будет безнадежно похерен, перед самым отъездом из церкви Павла вспомнила о Терновском, и тут же отзвонилась с церковного телефона 'по площадям', везде оставляя о себе информацию. В мастерской взял трубку Чарльз Понци. На бодрое сообщение 'патрона' о важных делах в Париже, главный бухгалтер новой реинкарнации 'Рогов и Копыт' флегматично заметил. Мол, сеньор Терновский куда-то уехал очень расстроенным, но работа идет по плану. Приехавший с Гаврского авиазавода механик проверил удовлетворительное качество ремонта аппарата, и выписал разрешение на эксплуатацию престарелого 'Поте'. А в типографии уже привели в порядок пару станков, и с завтрашнего дня можно будет печатать рекламные листовки. Вот только Жилль Суво с самого утра уехал в порт договариваться о покупке 'цельнотянутых' компрессоров и до сих пор не вернулся. Но в этом пройдохе, итальянец почему-то был абсолютно уверен, и просил за него не беспокоиться. Похвалив 'протомавроди', Павла выкинула из головы все переживания, и включила режим терпеливого созерцания. Дорога снова неслась под капот.

'Красивый город. Город, по которому еще в 814-м маршировали русские полки. А спустя более полувека на этих улицах защищали баррикады герои Парижской Коммуны. И уже совсем скоро по здешним мостовым раздастся слитный грохот начищенных сапог, идущих парадным маршем солдат Вермахта. А сейчас… Сейчас он красив своим ускользающим предвоенным шармом. Словно бабочка однодневка, чарующая своими пестрыми крыльями, чтобы на другой день свернуться в уголке засохшим комочком забвения. Ну, здравствуй, 'Мекка всех модниц', город-герой и город-предатель. О Пари… Как там у классика? Салю сэ такомва… Салю комон тю ва… Лёто-он ма паре трелён…'.

— Ха-ха! Что за чушь?! Вики ты слышала! Это же глупая пародия на французский! Фи! Что за вульгарщину вы там напевали, Адам?

— Соня! Выбирай выражения, милая! Адам просто почти не знает французского. Услышал где-то песню шансонье, вот и напел. Кстати мотив очень даже приятный. Адам, можно вас попросить спеть нам еще что-нибудь?

— Я не певец, мадам. Наймите себе солиста, и слушайте его на здоровье. К моему вождению претензий у вас нет? Вот и замечательно.

'Тьфу ты! Аристократки хреновы! Все время норовят в душу плюнуть. Голубая кровь. Мать бы их в детсад… Как на передовой тут с ними. Ни на секунду ведь не расслабиться. И снова я сбрендила. У-уу, стыдоба! Разведчица хренова. Ведь расколют меня моментально при следующей такой медитации. Не агент-нелегал, а позорище одно…'.

— Ну вот, дорогая… Ты добилась своего. Видишь, Адам обиделся, и больше не хочет с нами разговаривать. Сейчас же извинись перед ним!

— Ах! Простите-простите ясновельможный пан Моровский. Я не хотела…

— Бог простит, а я вас прощаю.

— Адам, ну хватит кукситься. Ну, улыбнитесь! Стоит ли обижаться на подобные глупости? Я ведь уже извинилась. И почему это вы не развлекаете нас? Я не про это ваше пение. Ну, хотя бы рассказали нам что-нибудь.

— Я не француз, мадам. Кроме знания языка мне не хватает еще очень многого. А вы… Видимо вы уже слишком давно живете на родине Дюма, и потому привыкли к повышенной галантности здешних кавалеров. Мы американцы не любим, трещать без умолку…

'Вот прицепились-то ко мне, тусовщицы хреновы! Все-то им, понимаешь, нужно вызнать. В каждый чугунок залезть. А вот хрен вам будущие подпольщицы! И чтобы вы больше не докапывались ко мне, я тут мачо изображать стану. Типа — 'скажет, как отрежет'. Угу…'.

— Соня, да не приставай ты к человеку. Ты и так уже все испортила. Теперь нашего спасителя не разговорить.

— Фи, мон шер… Адам, нам по пути нужно будет на пару минут заехать в редакцию журнала 'Итеб'. Это по пути. Вон там, через три дома остановите, пожалуйста.

— Здесь?

— Да-да, здесь. Чуть ближе к крыльцу. Я скоро приду, не скучайте.

— У вас пять минут и ни минутой больше, я очень спешу. Опоздаете на две минуты, пойдете пешком.

— Фи!

Софья, фыркнув, убежала по ступенькам. А Павла осталась в машине вместе с Оболенской. Мысли разведчика крутились вокруг фашистской оккупации Парижа.

'Эх! Заминировать бы здесь, те здания, где Гестапо засядет. Жаль нельзя! Ни тех зданий я не знаю, да и людей кучу за эти диверсии на виселицу отправят. Мдя-я. Надо бы, кстати, повспоминать здешние шлягеры, и заставить себя напевать именно их. А то снова засыплюсь на этом. Как там у Пиаф — 'Пардон муа се капри денфа. Пардом муа ревиенс ком аван…'. Хм нет, это точно не Пиаф, это вроде бы Матье в 70-х пела. Да и не знаю я тех песен, и слова у них трудные, кроме некоторых. 'Чао Бамбино. Сорри!'. Угу…'.

Напряженное молчание раздражало, и Оболенская первой задала вопрос примиряющим тоном.

— Адам, а вы ведь скорее поляк, нежели 'янки', почему вы называете себя американцем?

— Я, скорее человек, который очень не любит делить людей по цвету глаз, волос, кожи, а также по месту их рождения и языку.

— Мы тоже не расисты. Но где вы родились? Если это не секрет, конечно…

— Я родился в Швеции, в семье русской польки и русского немца, а потом жил в разных странах.

— А вы любите Польшу?

— Так же как, и Германию, и Россию, вместе с Америкой и Канадой.

— А в каком городе вы сейчас живете?

— Сейчас… ни в каком. Раньше жил в Чикаго.

'Угу. Почти не вру. Целых три дня мы там прожили с Терновским. Если считать с Харькова, то этого даже много. Только в Саки я непрерывно пожила почти с неделю, но там была общага-гостиница. Да и не считать же своим домом Житомирский центр и монгольские аэродромы. А больше я нигде в своем неоглядном пути не задерживалась'.

— Если можете, расскажите, пожалуйста, чем вы занимались в Штатах?

— Гм. Работал на разных работах… Последние несколько лет я, так сказать, 'вольный художник'. Участвовал в разных соревнованиях, лазил по горам. Можете считать меня 'прожигателем жизни', но я сам зарабатываю себе на жизнь и на все свои чудачества.

— Тут вам нечему стыдиться. Одному в чужой стране бывает нелегко, и я вас отлично понимаю. А где живут ваши родители?

— Они умерли…

— Простите, я не хотела…

— Ничего.

'И сейчас я ей не вру. Да мама Павла Колуна еще жива. Но к моменту моего перехода в этот мир мои настоящие родители наверняка уже давно умерли. И сейчас, даже если они и живы, то я никогда не встречу и не узнаю их. Не заслужила я себе семьи, не заслужила… Вот поэтому единственными моими родными в этой заново подаренной жизни стали Иваныч и Михалыч. Два человека, без возражений и условий принявшие на себя заботу о моей буйной головушке. И еще тетя Нина. Вот ее я, наверное, смогла бы здесь сыскать…'.

Молчание снова слегка затянулось, каждый из них думал о своем. Вики жалела этого хмурого юношу, оставшегося без родных и домашнего уюта. А Павла, встряхнувшись от самобичеваний, жалела Вики, даже не догадывающуюся о своем трагическом конце, одновременно борясь с сильным желанием все ей рассказать. В тишине задняя дверца машины резко хлопнула, и салон чуть качнулся от добавления вернувшегося пассажира. Вместе с появлением Сони ушла и тишина.

— Фу-ух! Все сделала, можем ехать.

— Покажи, что там у тебя?

— Погоди не смотри, я скоро сама все тебе представлю. А пока…

В зеркале мелькнул хитрый взгляд, и наигранно раскаивающийся голос произнес с примирительными нотками

— Адам.

— Адам… Ну, не будьте вы таким букой. Вы ведь уже простили меня. Правда? Вы можете рассказать нам сейчас что-нибудь о себе?

— Соня, Адам уже рассказал мне, что он спортсмен и скалолаз.

— И это все?!

— Разве вам этого недостаточно? Или вам подать мою биографию в стихах?

— Было бы неплохо! Ну, хотя бы расскажите, какими своими поступками вы гордитесь?

— Вряд ли это можно назвать гордостью, просто я не стыжусь своих достижений.

— Каких именно?!

— Соня! Будь ты, пожалуйста, немного потактичнее с нашим спасителем. Что еще за допрос?!

— Верочка не мешай мне. Я уверена, что мсье Адаму есть чем перед нами похвастаться, просто виной его молчаливости природная скромность и провинциальность. Так все-таки Адам, чего вы добились, выдающегося, а?

'Тоже мне, нашлась, столичная барышня. Звезда подиума, блин. И чего это она ко мне прилипла-то! Не из контрразведки же?! Любопытница, понимаешь, сорокалетняя! А не пошла бы она вообще… Вот как сейчас отбрею эту трещотку! Только бы мне на совсем уж коммунистическую риторику не съехать…'.

— А вы сами, что уже можете похвастаться своими выдающимися достижениями?

— Я нет. Но я женщина! А вот вы, как мне кажется, могли бы в прошлом совершить что-то героическое и потом гордиться этим. Уверена, ваша слава скоро дойдет и до Франции.

— Да какая там слава?! Чего-то по-настоящему выдающегося можно достичь, только ради других людей или страны, никак не для себя. И слава тут не причем. А чей-то, как вы говорите, героизм, это, как правило, последствие чьей-то глупости, подлости или циничного расчета. Дело свое нужно делать, а не за славой бегать!

— А как же тогда вот это?! Взгляни ка сюда Вики! Что вы на это скажете, Адам?!

— Гм. 'Чикаго Дейли Ньюс'. Победитель автогонки свободной формулы Адам Моровски после своей победы в гонке основывает юношескую патриотическую организацию 'Лига Юных Коммандос'. Знакомое лицо…

Красивые глаза Оболенской с укором глядели на сидящего рядом шофера.

— Адам. Почему же вы нам сразу не рассказали об этом? Ведь это восхитительно?!

— О чем тут рассказывать? Да, в Лэнсинге все гонщики передали свои призы в фонд этой юношеской организации, но к Франции эта история не имеет никакого отношения.

— Адам, вы бука! Я за пять минут в редакции узнала про вас больше, чем за полчаса сидения с вами рядом в машине. Вы, оказывается, лейтенант американского Воздушного корпуса. Вы не только скалолаз, но и гонщик, вдобавок еще и летчик, и парашютист. И еще вы спасли человека, падавшего рядом с порванным парашютом.

— Ну и что?

— Как это что?! Это же героический поступок! А вы! Адам… вы словно бирюк сибирский! Вики, вот эта его скромность доходит, до поразительной душевной черствости!

— Соня! Имей же совесть. Человек имеет полное право говорить о себе то, что сам хочет рассказать, и никому не обязан отчитываться. Нас с тобой же не расспрашивают о наших занятиях.

— А зря! Спросите нас Адам. Немедленно спросите! К вашему сведению, Вики уже два года как помощник директора одной компании, а ваша покорная слуга уже несколько лет как лицо модного журнала 'Итеб'.

— Поздравляю.

— Вам не нравятся показы мод?

— Там не чему нравиться. Глупая и бессмысленная потеря времени.

— Я уже пожалела, что мы поехали с вами.

— Еще не поздно сойти на грешную землю. Как говорят на родине моей матери — Jak sobie pościelesz, tak się wyśpisz.

— Фи!

Далеко позади за спиной остались узкие улочки Руана, дорога приближалась к Гавру…

В гавани стояли у причала несколько архаичных летающих лодок живо напомнившие Павле фотографии шедевров Григоровича. Павла обошла вокруг машины, постучав носком ботинка по покрышкам. День был ясный и почти безветренный. На подернутой мелкой рябью водной глади бухты играли солнечные зайчики. Благодать, да и только. Вскоре Павле надоело глядеть на авиатехников, суетящихся у снятых капотов летающих лодок и поплавковых машин. Она собралась залезть в салон, где вторая попутчица наводила красоту. И судя по недовольному лицу, размеры висящего в салоне зеркала заднего обзора, Соню сильно раздражали. В этот момент странный пульсирующий звук заставил Павлу обернуться. Справа, из-под приложенной ко лбу разведчицы ладони, по небу медленно протарахтело какое-то авиационное недоразумение, и не спеша, скрылось где-то за ангарами. Не особо доверяя глазам, Павла нервно моргнула.

'Ёлки палки! Цеж вертолет был! Хотя, нет померещилось. Автожир это, наверное, какой-то. Вроде были в 30-х уже автожиры, только я фамилии конструкторов забыла. Сикорский в Америке свои геликоптеры лепил, а в Европе, не то Сиерва, не то… Хрен его знает, не помню, как его звали, и все тут. А девчонки-то, видать, неудачно сегодня приехали. Оболенская вон уже за третьим офицером бегает. С вопросами пристает, и все без толку. Даже традиционная местная галантность красавице не помогает. Бегают вон как ошпаренные, от этой княгини, и словно от мухи отмахиваются. Авария у них там что ли? Да нет, это они приездом какого-то начальства 'резьбу нарезают'. Показушники…'.

— Мадам Соня, эта задержка надолго у вас? А-то мне уже пора…

— Милый Адам! Ну, еще десять минуточек! Ради бога не уезжайте, я сейчас быстро спрошу у Вики, что там стряслось, и вернусь к вам. Дождитесь! Вы ведь такой умница…

'Льстивая лисица. Все-таки эти две будущие подпольщицы — редкостные засранки. Ведут себя так, словно весь мир крутится лишь вокруг них одних. Хотя… Если вспомнить, как я там у нас в Крыму Петровского своими заботами нагружала, то… То начинаешь думать, что все это просто подсознательная женская модель поведения, заложенная генетически еще в палеолите. Мдя-я. Терновский мне за эту отлучку весь мозг высверлит. Да и подельники наши могут разбежаться…'.

Через пятнадцать минут, когда Павла уже была почти готова, плюнув на все, завести мотор и втопить посильнее акселератор, к машине подошли обе девушки и какой-то молодой капитан.

'Та-ак. И кто это там с Оболенской под Ручку? Скоро вечер, и пора бы мне уже валить отсюда'.

Но требования о свободе ей высказать не дали. Пошушукавшись с подругой старшая из попутчиц, резво ухватив ошарашенного слушателя за рукав, приступила к уговорам.

— Адам! Тут у нас случилась большая неприятность! Нам снова нужна ваша помощь. Сейчас все от вас зависит…

'Да какого хрена!? Да, закончится эта комедия вообще когда-нибудь?! Шапокляк была права! Кто людям помогает, тот тратит время зря… Все! Хватит! Не хотела я быть грубой, но, видать, пора начинать. А то совсем уже обнаглели эти подружки'.

— А не пора ли нам с вами уже и попрощаться?

— Бога ради Адам! Не спешите отказываться! Мы с нашими друзьями задумали благотворительный бал. Только представьте! Здесь рядом с Гавром мы снимем на вечер небольшой шато. Кроме танцев там же пройдет поэтический вечер и несколько спектаклей. А все деньги от этого пойдут в детские приюты. Вам нравится?!

— Гм. Идея так себе. Ничего нового. Но цель вроде бы уважительная.

— Так присоединяйтесь! И найдите нам еще приглашенных. А пока помогите вот этому капитану, и тогда он найдет для нас публику и договорится с владельцами дворца.

'Паша… Надо честно признаться самой себе, тебе сейчас непринужденно сели на шею, и с довольным видом болтают каблуками. Мдя-я. А с другой стороны… Самостоятельно выйти на контакты с французской армией у меня вряд ли получится. Своей неуклюжестью я бы любую вербовку завалила. А тут, пожалуйте! Живой контакт на блюдечке, а я еще и недовольно носом кручу. Короче, хрен с ними, и с Терновским, надо впрягаться в хомут. Как Михалыч мне тогда в Харькове завещал'.

— Эй, мсье! Я командир резервной эскадрильи капитан Кринье. Вы ведь говорите по-английски?

— Адам Моровски. Да, говорю. По-французски я вас бы точно не понял.

— Это не важно. Мадам Вики сказала, что вы военный пилот?

— Гм. Да, мсье, летать я умею.

— На чем можете летать?

— На всем, что имеет крылья и способно отрывать человека от земли.

— А что там с вашим опытом на американских военных аппаратах.

— В Штатах кроме истребителя Пи-36, попробовал себя вторым пилотом на транспортном Форде Си-4, и еще полетал на всякой разной транспортно-связной мелочи. А к чему собственно эти расспросы?

— Я прошу вас проехать со мной. Есть деловой разговор.

— Надеюсь это недалеко?

— До аэродрома километров шесть.

Пока от огороженных сетчатым забором причалов ехали в сторону корпусов какого-то завода, капитан молчал. Наконец, машина свернула с дороги, и замерла перед очередным забором из стальной сетки. За забором на укатанной грунтовой площадке рядами стояли самолеты. Павла тут же узнала их. На одной из таких же 'птиц', совсем недавно в Баффало сдавали тесты Авиакорпусу два временных вторых лейтенанта.

— Знакомая вам машина? Это 'Н-75', от вашего Р-36 отличий немного. Здесь их собирают из американских комплектов. Сейчас сборочные линии создают уже и на других заводах, а вот эти красавцы из последних прибывших в Гавр.

— На таком у меня три часа налета при шести посадках, и в чем собственно дело?

— Мы готовимся перегонять их в Плесси-Бельвиль. Это под Парижем. Следующую группу перешлют уже в Лион. Затем очередная группа уйдет снова в Париж в Meлун-Вилларош.

— У вас мало пилотов?

— Просто лейтенант Клермон заболел сегодня утром, из-за этого группа улетает неполным составом. Остальные пилоты уже расписаны на другие маршруты перегонки. Ну, так как, поможете нам?

— Я готов, но не забесплатно.

— Вы получите тысячу триста франков. И возвращение обратно в Гавр на пассажирском Латекоэре.

— Это разовое предложение?

— Если успеете, слетать сегодня два рейса, то заплатим три тысячи франков.

Павла ненадолго задумалась, хотя ответ ей был очевиден. Пробный показ пилотирования вполне удовлетворил Кринье, и Павле дали всего час на решение личных вопросов и перекус.

Кадры фильма отдавали матерой 'жюльвеновщиной'. Взгляду курсантов представали сцены стрельбы всеми видами древних и современных отечественных ракет. Началось все, как водится, с хроники начала века. Неумолимый закадровый голос комментировал видеоряд, а на экране взлетали с нелепых станков оставшиеся лишь в целлулоидных образах и бумажных картинках сигнальные и боевые ракеты.

— Перед вами последние боевые ракеты конструкции Константинова образца 1870-го. Калибр четыре дюйма, дальность стрельбы 5300 метров. Боевая часть ракеты гранатного типа с ударной трубкой. Боевое применение ракет продолжалось эпизодами до конца XIX века, но к 98-му году ракеты были окончательно сняты с вооружения и остались только на гарнизонных складах. Последние случаи их применения относятся ко времени Гражданской войны…

— В 1905 году полковник Данилов предложил ГАУ рассмотреть переделанный им в боевую ракету образец осветительной ракеты Шосткинского завода. Калибр ракеты три дюйма, вес один пуд. Боевая часть шрапнельного типа. Однако проект не встретил поддержки…