Глава 21. Будет ласковое солнце

1.

Разум — самая хрупкая часть человека. Он обрабатывает всё, что поглощает, и навсегда хранит в себе, позволяя влиять на себя и даже управлять собой. Когда человек только родился — он представляет собой ничего больше, чем устройство, которое движется в соответствии с желаниями нервной системы. Желудок просит кушать — кушаем. Мочевой пузырь просит писать — писаем. А когда не получается покушать и пописать — плачем, потому что бессильны, и надеемся, что кто-то иной придёт на помощь. Точнее, «надежды» здесь никакой нет. Устройство на неё не способно. Оно просто хочет этого, и делает.

Поэтому, чтобы перестать быть таким беспомощным, психика начинает адаптироваться. Плохо, конечно, слабенько. Но она делает первые попытки скорректировать себя под внешний мир. Начинает понимать взаимосвязи дальше уровня «покушал» — хорошо, «не покушал» — плохо. Уже можно попросить маму о помощи словами, или, например, убрать игрушки в своей комнате, чтобы тебе купили вкусняшку из магазина. Правда, если что-то идёт не по плану, то хрупкий разум начинает отступать, сдаваться, забывать пройдённое развитие. Рептильный мозг сильнее, он снова закатит истерику, вернёт слёзы, и уж точно не захочет убирать комнату по просьбе мамы. Просто потому что у него были миллиарды лет эволюции, а у разума — всего несколько лет.

И так вот оно идёт достаточно долго. Ребёнок растёт, взрослеет, начинает лучше понимать законы окружающего мира. Поверх его личности нарастают правила этикета, поведения, общения со сверстниками и старшими. Ограничения накладываются на него одно за другим, и та древняя часть его личности, разумеется, против, но её становится чуть легче не слушать. Потому что разум обретает силу. Осуждение окружающих для него больше не пустой звук. Вина становится сильнейшим мотиватором. Почему это происходит? Может, таков стандартный путь любого организма, который «отращивает» в себе способность испытывать эту эмоцию, как выращивает волосы и молочные зубы? Или же это всё-таки последствия подчинения тому фундамента психики, который знает, что вина приведёт к последствиям, а последствия — больно, неприятно, и к удовольствиям не ведут?

А когда ты богиня — могут ли для тебя быть последствия? Способен ли хоть кто-то во всём мире наказать тебя, заставить играть по правилам? Не-а. Ты всесильна. Ты можешь всё. Удовлетворить свою любую прихоть сразу же, как только это захочешь. И не нужно пытаться увиливать, говоря, что тебе недоступна любовь, дружба и тепло родителей. Ты всё это можешь мимикрировать, а психика даже не будет задумываться о том, что фальшивка хуже оригинала. Потому что она уже упростилась настолько, что мысли дальше одного шага вперёд её не интересуют.

Значит, если просто избавиться от всего этого мусора, который нарастает на хрупкий разум за первые годы жизни, то тебе станет лучше. Стань ребёнком, и обретёшь счастье. Ведь, в конце концов, ради чего живёт человек, если не ради счастья? Ради продолжения потомства? Да нет, никто не заставит тебя это делать, а от того, что у тебя родится пара детей — твоя жизнь никак не изменится в корне. Может, ради достижения каких-то великих целей? А зачем тебе это? Ну цели и цели. Что тебе даст их выполнение?

Счастье. Именно оно. Оно ведёт тебя вперёд, мотивирует каждое действие, будучи наркотиком для хрупкого разума. Вся жизнь — попытка собрать как можно больше дофамина и серотонина, ведь он придаёт миру краски, даёт возможность наслаждаться своим существованием, да просто продолжить дышать на один день побольше, мать возьми! У человека можно отобрать многое — семью, хобби, достижения, но если после этого он останется счастливым — то захочет жить!

Проблема в том, что человек, потеряв семью, хобби и достижения, счастливым не будет. Отбери у него всё это, и источники спасительного наркотика иссякнут. Он по инерции ещё продолжит вставать по утрам, чистить зубы, идти на работу. Серый мир уже не будет так ему мил, но отчаянные попытки восстановить счастье будут продолжаться какое-то время. Человек не совершит суицид, ведь им до сих пор управляет вина. Ведь его смерть ранит кого-то, расстроит, введёт в отчаяние. Он будет вынужден продолжить существование, потому что должен. Ради других.

Именно так себя ощущала Броня Глашек. В этом мире её держала исключительно вина. Вина за смерти невинных, вина за беспредел властей, вина за сожженные без остатка души. Ведь она, как богиня, могла остановить всё из этого. И если депрессивному человеку всего-то нужно было оставаться в живых, чтобы не испытывать чувство вины, то великой Лешей следовало стремиться к выполнению всех обязанностей, которые она на себя возложила.

Вот именно, что сама. Всё, что наращено поверх разума — можно искоренить, забыть, как страшный сон. Сон, в котором она и пребывала сейчас. Сон, который прокручивал перед её глазами сцены её неудач и поражений, говорил, как тщетны её попытки, и, разумеется, насколько всё это опционально, не нужно, не важно… Просто сдайся. Отбрось ненужные пристройки. Вернись к тому, кем была с рождения. Ведь тогда, именно тогда ты получишь своё счастье.

Отрекись от своей человечности, ведь ты больше не человек. Ты — набор воспоминаний сотен душ, и если в них где-то и затесалась Броня Глашек, то голос её совсем слаб и тих. Ты загнала себя в форму, которая больше никогда не получит удовольствия от простых действий, ведь каждое из твоих воспоминаний тянет тебя в разные стороны, имеет собственные желания, надежды и мечты. Единственное, что их объединяет — усталость от бесконечных страданий, которые и лишили их жизни. А сейчас ты снова страдаешь, потому что нагрузила этих бедняг необходимостью защищать слабых, совершенно не справляясь с поставленной задачей.

А зачем вообще ты это сделала?

2.

Лежащей на пьедестале Броне Глашек было абсолютно плевать на то, что происходит вокруг. Может, она и была в курсе происходящего, но уже не видела смысла открывать глаза. Крики, взрывы, тряска… И лишь одно оставалось стабильным — снегопад, покрывающий тело девушки всё больше и больше, будто бы закапывая её в могилу.

Но, похоже, в Форгерии остался ещё кто-то, кого развивающаяся ситуация не устраивала. Массив снега, под которым находилась богиня, зашевелился, и сугроб начал сползать в разные стороны от пьедестала. Зелёная мордочка Рои показалась миру, пусть никто и не мог увидеть её в этот момент. Змея облизнула носик красным язычком и поползла прочь из-под платья хозяйки. Сделав это, рептилия забралась на её туловище и перекусила верёвку, на которую игрушка плюшевого енота была привязана к одежде. Сразу же после этого Роя толкнула Тимку вперёд, и он покатился по плечу Брони вдоль тела, заканчивая движение на ладони Лешей.


3.

Вечер в спальном районе. Он не был прекрасным местом для смерти. Не пропитан ощущением старости, безысходности и заброшенности. В нём всё ещё были краски и контраст, и всё находилось на своих местах. Наверняка в нём было приятно гулять со своим партнёром, имея возможность слышать детский смех у игровых площадок и чувствовать запах чьего-то ужина из открыт окон. Здесь хотелось находиться, пусть и не долго — всего момент, который требовался, чтобы добраться от метро до собственного дома. Эти мысли, пожалуй, разделяло большинство жителей многочисленных хрущевок, забивших улицу в качестве составляющих повторяющихся букв «П». Но не разделял их один мужчина, который шёл по району в одиночестве.

В свои тридцать с лишним он абсолютно утратил волю к жизни. Звучит наигранно и поспешно, ведь диагноз ему никто не ставил, но кому нужны эти доктора, если правда преследовала его все последние годы, подпитываясь происходящими с ним неудачами? Выучился на бесполезную профессию, пусть и с отличием, по которой работа если и была, то заключалась она в обучении студентов тому, чему тебя обучил твой профессор. Девушки не было и быть не могло — мужчина считал себя слишком занятым для того, чтобы тратить на это время, пусть и в тайне рассчитывал, что к нему может просто ни с того ни с сего прийти какая-нибудь красотка и познакомиться. А вероятность этого была крайне мала: уж больно мужчина слабо следил за собой, пусть и при неплохих исходных данных. Щетина небрита, короткие тёмные волосы вечно засалены, а прикид ему покупала ещё его мама на рынке в позапрошлом году. И лишь глаза — его пронзительные синие глаза — ещё могли впечатлить кого-то своим взглядом, если бы не смотрели постоянно вниз. Потому что уже было не важно то, что впереди.

Рассчитывал ли мужчина изменить что-то в своей жизни? Вряд ли, потому что уже не мог. Не теоретически, нет. Всегда можно найти новую работу, привести себя в порядок, отыскать вторую половинку на сайте знакомств. Но ведь это теория. Реальный мир абсолютно точно иной. Много вы знаете людей, способных повернуть свою жизнь на сто восемьдесят градусов? Они есть, да. Но мужчина был уверен, что не один из них. Что он обычный, не гений и не талант — простой человек, любящий глобальные стратегии, аниме и музыку девяностых. И воли изменить что-то у него не хватит. Как и прекратить этот сюр.

Он возвращался домой поздно — в тот промежуток, когда «вечер в спальном районе» угрожал превратиться в ночь в нём же. Почему? Да просто так, пожалуй. Мужчина закончил смену продавца-консультанта, закрыл магазин и пошёл шататься по улицам. Была ли это попытка найти что-то, способное вернуть в нём любовь к жизни, или, может, наконец оборвать её — оборвать так, чтобы вина лежала не на нём, чтобы ответственность принял кто-то другой, и он смог закрыть глаза с улыбкой на лице, испытав катарсис от финала собственной истории? Неизвестно. Так или иначе, в тот день он нашёл и то, и другое.

Два подонка зажали в переулке девчонку. Классика. Она истошно кричит, но всё, чего она этим добьётся — того, что кто-то включит в соседнем доме свет, а его обитатель пробормочет: «о господи боже мой». Кто-то, может, и вызовет полицию, и, даже если сделает это вовремя, она точно опоздает. Жизнь бедняги будет разрушена навечно, а ублюдки просто хапнут свою порцию гормонов, которая закончится до конца недели. Мрази.

Кирпич под ногами — хорошее оружие. Особенно — когда бьёшь им в затылок, и чувствуешь, как что-то хрустит — но тебе не надо гадать, ты знаешь: так звучит череп, а не крошащийся цемент. Особенно легко поверить в это, когда твоя ладонь окрашивается кровью, а противник — падает мордой вниз, прямо на девушку, которую хотел изнасиловать. Она визжит ещё истошнее, и второй упырь, очевидно, пьяный, только тогда понимает, что что-то не так. Надо было бить его первым — ведь именно он угрожал жертве ножом, ожидая, пока друг «закончит» своё дело.

Это не была драка. Мужчина замахнулся ещё раз, но к моменту, когда кирпич нашёл кончину на лице подонка, нож свое дело сделал. Мамина куртка не выдержала стального лезвия, полопалась в нескольких местах, словно нарыв, содержащий кровь — она и помчалась вдоль его тела. Оба человека рухнули на землю — упырь спиной назад, а мужчина — на колени, силясь удержать ладонями утекающую сквозь пальцы жизнь.

Почему он это делал? Разве не искал он так отчаянно собственной смерти, не хотел закончить всё это и прекратить, поскольку был уверен, что уже слишком поздно? Чёрт возьми, это было больно. Так отрезвляюще — он никогда не пробовал наложить на себя руки, но сейчас был уверен, что остановился бы сразу же, как начал бы чувствовать что-то хоть немного похожее на это. Но теперь мужчина не мог остановиться, и решения принимал не он. Ведь ответственность лежала на другом человеке.

— Стойте, слышите? Держитесь, я вызываю скорую! — кричала ему спасенная девушка. Она не бросила его, помогала зажимать раны, в окровавленной ладони держала телефон, по которому просила робота позвонить в «911». Что-то щебетала оператору, постоянно смотрела на него, пыталась приободрить взглядом, нелепой улыбкой, но мужчина уже не понимал ничего из того, что происходит. Разве что было одно чувство, совсем им забытое, название которого крутилось на языке…

— Как вас зовут? — дошел до его сознания вопрос. Пожалуй, слишком поздно для того, чтобы дать ответ. Он не мог дать его устно, нет. Но мог дать хотя бы самому себе.

Его звали Александр.

И он был счастлив.

4.

Умопомрачительной силы взрыв разнёс свадебный пьедестал — по крайней мере, Дарк рассчитывал, что правильно назвал координаты шпилю. И не просто назвал, но сделал это вовремя. Ведь прекращение метели могло значить только одно — Лешая пробудилась. Зачем и почему — для него было неизвестно. Но он удерживал Перловку достаточно для того, чтобы это произошло. Его долг был исполнен. Дальше можно было и умирать.

Чего, впрочем, сделать у него не вышло. Потому что тёмная версия богини просто отпустила его и позволила рухнуть на лёд. Она медленно встала и посмотрела вперёд. Броня Маллой спокойно шагала к ним, пока её тело формировалось на ходу. Если первые секунды в движении был всего лишь скелет, а через пару секунд — мясная фигура, то, когда между ними осталось всего пару метров, поверх мышц выросла и кожа. Голубые глаза встретились с зелёными, и только одни из них горели решимостью.

— Я проиграла? — голос Перловки звучал невероятно устало. Настолько устало, что Дарк даже сначала не понял, что говорит именно она, а не Броня. Он приподнялся на локтях, чтобы лучше следить за собеседницами.

— Зависит от того, что считать проигрышем, — ответила светлая богиня. — Если ты хотела сорвать моё перерождение — то в этом ты постигла неудачу. Но если ты хотела прекратить своё жалкое существование обрубком человека — то сегодня я смогу удовлетворить твои желания.

Перловка усмехнулась.

— Похоже, меня ждёт пиррова победа.

— Тогда мне придётся её тебе нанести.

Лешая спокойным шагом направилась вперёд, пока Перловка даже не думала сдвинуться с места. Она лишь потупила взгляд и сложила руки под грудью, застыв, словно статуя, которой было плевать на мороз, ветер… и на всё остальное. Поэтому, когда Броня положила ладонь на лоб своему злому клону, та даже не вздрогнула.

— Помнишь, мы договорились, что победит та, кто сделает лучшую отсылку на Гоблинов? — вдруг спросила Перловка.

— Было дело.

— Это нечестно.

— Я делаю её прямо сейчас. Гоблинов не существует в этом мире.

— И-ти-ти…

Это не был смех. Скорее, попытка мимикрировать под саму себя. Потому что Перловке вряд ли было смешно… И вряд ли она уже могла испытывать веселье. Потому что, протянув последнее «и», тёмная версия богини просто обмякла, и, свалившись на лёд, разлетелась в прах.

— Вообще-то, — сказал Дарк, — в этом мире есть Гоблины. Я их даже читал.

— Доколе ты будешь портить мне притчи? — усмехнулась Броня и сделала несколько шагов к нему. «Номер один» обратил внимание на то, что его жена после смерти от шпиля совершенно не имела одежды, и решил как-то прокомментировать это:

— У нас же сейчас первая брачная ночь, верно?

— Это намёк?

Ответом ей был храп. Броня улыбнулась и села рядом с мужчиной, после чего приподняла его израненное тело и прижала к груди. Небольшие капли дождя падали на изнеможенное и худое лицо Дарка, смывая с него остатки крови и снега. Его грудь мерно вздымалась и опускалась, и ничто не могло более изменить её ход. Броня запустила пальцы в слипшиеся волосы мужчины и запела:


Нас построили новым порядком чуть свет.

Мы похожи на стаю бескрылых птиц.

Был объявлен ветер, но ветра нет -

Ветер трудно поднять шелестом газетных страниц.


Шелестит до звона в ушах:

Как шагать еще быстрее и какими нам быть?

Но мы никак не решимся на главный шаг,

Я боюсь, что мы разучились ходить.


И пускай вопрос не похож на ответ,

И вроде бы нет шор на глазах,

И вроде бы дали зеленый свет,

Но кто-то держит ногу на тормозах.


И мы травим анекдоты под морковный сок,

Задыхаясь соломой своих сигарет,

И все никак не можем поделить кусок,

Которого, в общем, давно уже нет.


И мы смеемся сквозь слезы и плачем без слез,

И следим за другими, не следя за собой.

Из тысячи вопросов главный вопрос:

Кто крайний? — Я за тобой!


И со многих ртов уже снят засов,

Теперь многословию нет предела,

Слишком много красивых и славных слов.

Не пора ли наконец заняться делом?!


И пускай словами не разрушить стен,

И никто не верит в хозяйскую милость,

Но мы смотрим на небо и ждем перемен.

Это значит, что-то уже изменилось.


И я слышу вопрос и не знаю ответа,

Но когда наконец я закрываю глаза,

Я отчетливо вижу полоску света

Там, где ветер надежды наполнит мои паруса.

5.

— Ты можешь прекратить битбоксить на моём смертном одре?

— Прости. Я не мог удержаться и не сделать отсылку на тот никому не известный мем.

Вацлав вздохнул и устремил взгляд к роскошному потолку. Он умирал не в госпитале и не больнице — ему не могли помочь ни врачи, ни некромаги. Прощальный подарок Перловки, проклятье, которое легко наложить, но невозможно снять. Словно бы неразрушимый узел — закрути, как хочешь, разматывать всё равно не тебе. Поэтому наследнику богемского престола только и оставалось, что доживать последние дни во дворце Праги, не имея возможности ни выйти перед подданными, ни хотя бы встать с кровати.

— На самом деле, можешь делать что угодно, Дарк. Я прошу от тебя всего лишь одну вещь.

«Номер один» прекрасно понимал, что от него потребует Вацлав. Его уже просили это сделать, и не раз, но принц пытался сделать всё возможное, чтобы упокоиться с миром. Поэтому, если эта просьба могла хотя бы на долю процента повысить вероятность успеха миссии — её стоило сделать. Чтобы Вацлав мог поверить, что делал всё, что мог, до самого конца.

— Отправляйся в Корсику. Найди нам союзников. Помоги справиться с Российской империей. Я слышал, что Финляндия открыла второй фронт, но… О Семеро, этого мало, — он вздохнул и, судя по дрожи в руке, попытался протереть лоб, но даже не смог оторвать её от матраса. — Это наша последняя надежда на победу, да что там, простое сохранение суверенитета.

— Я обязательно сделаю это, — Дарк взял принца за ладонь и крепко сжал её. Тот слабо улыбнулся. — Я боролся с богиней один на один и вышел живым. Неужели это будет сложнее?

— Да уж, не смог я сравниться с тобой… Самоуверенность меня погубила. Наверное, именно поэтому мне так тяжело поверить в твой будущий успех, — Вацлав закашлялся и выплюнул себе на грудь сгусток крови. — Будь осторожен. У нас много врагов, и они находятся везде. В том числе и в Корсике.

Вацлав с невероятным трудом для себя повернул голову на Дарка:

— Это всё. Я не буду тебе мешать. Вели никому больше не входить сюда от моего имени. Пусть подданные запомнят меня человеком, бросившим вызов божеству, а не погибшим от него.

Дарк кивнул и встал со стула, после чего направился к выходу. Он не обернулся, зная, что Вацлав не хотел бы этого. Пусть и в голове своего самого преданного вассала останется образ этого решительного дворянина, который сделал всё ради защиты своей страны, в результате чего помог одолеть Ганнибала. Пусть его история закончится на мажорной ноте, и не нужно вписывать под конец печальные отрывки.

За дверью его ждало несколько человек. Дед, жена и дочь. Да уж, прямо вся семья собралась, и все требовали внимания. В таком случае следовало обращаться по старшинству.

— Так ты мне объяснишь, что это за бумажка? — с нетерпением «номер один» затряс формулой, победившей Перловку, перед вейпящим Руфусом Маллоем. Тот невозмутимо забрал мятый листок и спрятал его в карман лабораторного халата.

— Тебе это больше не нужно. А я пойду передам кому-нибудь ещё.

— В смысле?! — вспылил Дарк. — А кому ты давал её до этого?

Дед сделал несколько затяжек из электронной сигареты и, зачем-то, потёр её кончик о стену дворца.

— Конкретно я — никому. Но какой-то другой Руфус услужливо передал эстафету и поделился формулой пробития брони богини с нами. Соответственно, мне нужно продолжить это начинание, если я не хочу, чтобы количество Форгерий с победившей Перловкой выросло по экспоненте.

— Серьёзно? У тебя всё это время была машина, способная передавать сообщения между параллельными мирами?

— Да.

— И ты нам об этом не сказал?

— Да.

Дарк хотел спросить что-то ещё, но Руфус просто развернулся на своём гироскутере и укатил вдоль по коридору, сбив по пути какую-то вазу локтем. «Номер один» ещё какое-то время смотрел в спину спасающегося в паническом бегстве старика, после чего вздохнул и повернулся на другую часть семейства. Броня-теперь-уже-Маллой спокойно игнорировала диалог мужчин семейства, уделяя всё свое внимание Чапыжке, пытаясь защекотать ту под рёбрами. Девочка звонко смеялась, от чего её мухи летали туда-сюда пьяным жужжащим облаком.

— Ну что, готовы отправляться в Корсику? — спросил их Дарк. Почему-то он не мог перестать смотреть на свою приемную дочь. С чего бы? Может, потому что она была олицетворением пройденного им пути? Награда за победу над Перловкой? Или он просто стал больше ценить такие простые вещи, как отдых, сон и смех?

— Разумеется, — ответила Броня. — Но не сегодня. Нам ещё нужно попрощаться с друзьями.

Дарк кивнул. Конечно, у них было мало времени, и медовый месяц обещал превратиться в очередное смертельное приключение на незнакомой земле. Но сейчас, в моменте, когда он был рядом с вернувшейся Броней, его новоиспеченной приемной дочерью, а на душе больше не лежал груз неразрешенных проблем… Он мог вздохнуть полной грудью. Потому что теперь знал без сомнений… Будет ласковое солнце.

Загрузка...