Волчье племя

Фея

Егоров поругался с женой. Не до рукоприкладства, конечно, но достаточно для того, чтобы громко хлопнуть дверью и отправиться к другу Мишке Титову продегустировать только что выгнанный им напиток вида «невинной женской слезы», о чём Мишка заблаговременно оповестил Егорова.

Титов жил на другом краю села, поэтому, шагая но сумеречным улицам, Вадим Егоров понимал, что вернуться домой сегодня вряд ли придётся: далеко, да и повода для примирения с супругой пока не намечалось.

– Заходи, дружище! – приветствовал подходящего к дому Егорова Мишка, – Сейчас оценишь, брат!

Вадим кивнул головой, и они вошли в дом.

Титов давно жил один. Говорят, что раньше он был женат на какой-то городской барышне, даже привёз её сюда, в село, да только что-то не сложилось у них: то ли ей тут не понравилось, то ли Мишка решил, что ошибся в своём выборе. А барышня однажды просто уехала в свой городок и всё.

Он никогда про неё никому не рассказывал, даже другу своему Вадиму Егорову, с которым познакомился на рыбалке сразу после её отъезда. А Вадим в то время только-только с золотых приисков вернулся. Как-то незаметно сошёлся с бухгалтерской дочкой Аннушкой Борисовой. Да и женился походя, так просто, потому что возраст подходил для этого дела.

«Стерпится-слюбится!» думал, было, вначале Вадим, а как сын родился, так и забыл про всё. Незаметно привык к Аннушке. Не замечал её сварливого характера, потому что подрастал Ванюшка, и они вместе пропадали то на озере, то убегали в лес, где Егоров-старший учил сына выживать в экстремальных условиях.

Работы в селе становилось всё меньше и меньше, потом её не стало совсем, и потянулись сельские мужики на заработки. Кто-то на Север подался, кто-то по соседним сёлам перебивался с хлеба на воду. Присылали бабам своим «крохи», а те, дурочки, гордо и, как бы мимоходом, бросали завистливым соседушкам что-то вроде «мой, вот, прислал», и позванивали монетой в потёртых кошельках.

Вадим с Мишкой никуда не уезжали. И один, и второй держали по пасеке. Душистый мёд увозили в город , сдавали на оптовой базе, потом возвращались на Егоровском «уазике» в село. Мишка закупал сахар с дрожжами, потому что увлёкся изготовлением самогона, а Вадим игрушки для сына или духи «Фея» для Аннушки. Даже и не помнил, пользовалась ли она когда-нибудь духами этими, но всё–равно покупал. Почему именно «Фея», он и сам не знал. По приезде они обязательно ссорились, Аннушка с Ванюшкой закрывались на кухне, а Вадим собирался и брёл к своему единственному другу в селе, потому что других мужиков здесь практически не было.

Так и в этот раз было.

Мишка уже бормотал, опьяневший от своей продукции, развил целую теорию о взаимоотношениях в семье, и получалось у него, что во всех бедах человеческих виноваты только женщины, а они, мужики, попав под каблук собственной жены, очень редко находят в себе силы, чтобы разорвать крепкие узы Гименея.

Вадим и слушал, и не слушал. Представил свою Аннушку в этой компании, Ванюшку, и ему стало грустно.

Захотелось в лес. Солнце уже зашло за верхушки деревьев, в открытое окошко потянуло холодком, откуда-то донёсся крик одинокой птички.

– Пойду я! – Вадим хлопнул друга по плечу, – Ты уж извини, брат!

– Чего ты? – Мишка округлил свои глаза.

– Да так…. Пойду.

На улице Егоров оглянулся и посмотрел на Мишкин дом. «Для чего живёт человек?» – мелькнуло в голове. Не найдя ответа, пошёл в сторону леса. Жаль, Ванюшки нет! Хотя…. Поздно, спит, наверное.

В лесу пахло свежестью. Уставшие от августовской жары деревья упивались прохладой. Взошла луна, и темнота не пугала. Чего бояться тридцатипятилетнему мужику?

Вадим шёл наобум, ему было абсолютно все-равно, куда приведёт еле заметная на земле тропинка. А вот она и закончилась. Просто влилась змейкой в начавшиеся заросли папоротника и затерялась в этих зарослях.

Откуда-то появился запах. Егоров узнал его, но никак не мог понять, откуда ему был знаком этот приятный, давно вошедший в его жизнь, аромат. Он присел на корточки, потянулся носом к папоротнику. Нет, ни оттуда. А запах усилился. Потом воздушная волна прошла по лепесткам трав, где-то треснул сучок.

Вадим поднялся. Луна неестественно ярко вычерчивала возле одного из деревьев женскую фигуру.

– Не страшно? – едва донеслось до Вадима.

– Нет….

Страха действительно не было. Вадим даже не удивился, увидев эту женщину. Он узнал, по началу, было, смутивший его запах. Так пахли духи, которые он постоянно покупал своей жене.

– Вот ты и пришёл … – снова услышал Егоров, – Подойди ближе!

Женщина была хороша собой. Лет тридцати, хотя, какой может быть возраст у властвующих во времени и пространстве… То, что эта красавица из другого мира, сомнений не было.

От неё пахло «Феей».

– Ты кто? – впервые задал вопрос Вадим.

Он подошёл поближе, до расстояния вытянутой руки, и ясно видел вздёрнутый носик, тёмные, с ярко выраженными зрачками, глаза, бледные щёки и узкую полоску плотно сжатых губ.

– Я кто? – натянуто улыбнулась красавица, – Фея, неужели ещё не понял?

– Как духи, что жене покупал…

– Конечно, я тебя заставила. Давно уже, ты ещё на прииске работал. Как глаз на меня положил, как близости добивался! Говорил, что влюбился, хотя и не думал об этом. Неужели не помнишь?

Вадим вспомнил. Конечно, как же сразу-то не узнал!

– Ты – та геологиня, что на съёмку с экспедицией приезжала? Я тебя ещё с подругой твоей в посёлок возил?

– Вспомнил… И что ты тогда подарил мне?

– Духи… «Фея»…

Конечно! Вот откуда началось всё! Вадим сразу вспомнил и этот случай, и все последующие, когда, уже будучи женатым, автоматически покупал супруге именно эти духи!

– А как же… экспедиция, Сибирь?

– Смешной ты! – опять улыбнулась бледнолицая фея, – Многое не знаешь, во многое не веришь. Да и не надо тебе!

– Дальше что? – Егоров уже пришёл в себя. Где в глубине души ещё витала надежда, что всё это сон, что спит он сейчас крепким сном у друга своего Мишки Титова, что проснётся скоро и побредёт домой. Там Аннушка грустно посмотрит на его помятый вид, молча поставит на стол свежую окрошку. А он, Вадька Егоров, виновато глянет на жену, вздохнёт и уйдёт на пасеку, где будет сожалеть и бесконечно ругать свою не сложившуюся жизнь. Потом прибежит Ванюшка, и они вместе пойдут домой.

Так было всегда.

– Так будет всегда… – прочитала его мысли молодая колдунья, – Когда ты покупаешь духи, я знаю, что, читая название, ты произносишь моё имя, а, значит, помнишь. Пусть неосознанно, но помнишь.

– Разве ты можешь любить? Ведь в вашем окружении это не принято! Да и странно как-то звучит – влюблённая колдунья! – Вадим сам удивился своей догадке, – Верно, ведь?

Красавица изобразила наподобие улыбки:

– Это не любовь, это хуже!

– Ты мстишь мне за что-то?

– За равнодушие твоё. За то, что пытаясь осчастливить свою жену, ты приносишь ей неимоверные страдания. Да и себе тоже!

– Но феи должны быть добрыми!

– И справедливыми…

Она ещё о чём-то говорила, но Вадим уже видел, как тускнели её очертания, как над лесом поднималась утренняя заря, и куда-то незаметно улетучивался запах духов.

Фея хотела ещё что-то сказать, но не смогла, потому что через её тело, уже еле видимое в лучах утренней зари, пронёсся порыв ветерка. Вадим успел заметить последний взмах тонкой руки. И всё.

Он ещё постоял, провёл ладонью по папоротнику и присвистнул:

– Привидится же!

Подойдя к дому, увидел сидящую на крыльце Аннушку. Она зябко куталась в накинутый мужнин пиджак и плакала.

– Ты чего это? – ошарашено спросил Вадим,– Всю ночь сидела?

– Тебя не было… – начала, было, жена.

Вадим жадно, впервые в своей жизни, целовал супругу. Аннушка податливо подставляла шею его губам, одной рукой гладила его взъерошенные волосы, а второй пыталась смахнуть со своих глаз застоявшиеся слёзы.

– Я знаю, что делать! Я знаю, родная моя! – всё повторял Егоров, – Ты подожди!

Он вскочил и бросился в дом. Аннушка удивлённо смотрела на дверь. Она видела, как Вадим выскочил с коробкой, в которой лежал с десяток купленных им флаконов, как яростно колотил об стену сарая зеленоватые пузырьки. По всему двору витал аромат растёкшихся духов.

– Вот и всё! – выдохнул подбежавший к жене Вадим. Он опустился на крыльцо рядом с Аннушкой и уткнулся лицом в её плечо. А она гладила его по спине и ничего не понимала…