***
«Вольному – воля,
спасенному – рай».
Над головою –
неведомый край.
Все, как на свете,
как на Руси.
Ветер, мой ветер,
степью неси!
Степи, несите
росою меня.
Луч ненасытен
в зареве дня.
И по лучу я
ввысь поднимусь,
И заночую,
и огляжусь:
И после смерти
все зелено,
Все, как на свете,
кажется,
но…
Кто же я?! Что я?!
И не пытай…
Это ли воля?!
Это ли рай?!
***
Душа моя не ведала оков
И поднималась вдруг до облаков,
И проникалась таинством и волей.
И полусферы всех колоколов
Срастались с колокольчиками в поле.
Там зазевалась глупая пчела,
Осталась и дневать и ночевать,
Носиться беспробудно с каплей меда.
И понимать я смутно начала –
Из этой воли скудной
нет исхода.
Татарник
И это значит воля?!
Душа опять травою
по полю!..
и нет как нет управы!
И стебель пятиглавый
Татарника
пылает,
И праздника
желает
Душа!
И воля – каждый шаг!
Все воля! –
даже если
Скатилась голова…
А птицы в поднебесье
Летят,
но все на месте
Пернатая трава
Татарника
пылает,
И странника
качает
Земля…
И мне в моих полях
И спится,
и не спится,
И снится,
и не снится…
И корни вглубь землицы
Летят,
как будто птицы.
А птицы ввысь –
корнями…
И все полно огнями!
И звездный небосвод
Татарником цветет!
Ночное путешествие
Под холщовым крылом –
Голос мой да еще
Скрип сосновых оглоблей.
Как телега, наш челн…
Как целую тебя горячо!
Как смотрю исподлобья…
Под холщовым крылом
Как люблю я тебя!
А по небу, скрипя,
Едет наша телега.
Свесив ноги, сижу.
Может быть, согрешу –
Жди до третьего снега.
А лишь выпадет снег,
От макушки до пят
Я – и пленница, я – и воля…
То не треплется мех –
То лучи шелестят,
Как на юной сосне хвоя.
И одна я сосна
Да на весь Млечный путь.
И одна я в пути чащоба.
Не пройти, не свернуть…
Хоть скажи что-нибудь,
Чтобы навстречу рвануться, чтобы
Заметался в капкане
На млечной тропе
Клок соснового меха…
Это в зареве канет,
Не станет тебе
Ни привета, ни эха…
***
Со щитом душа иль на щите -
Для неё погибельно едино.
А душа привыкла к нищете,
Как привыкла глиною быть глина,
Что хотя любою стать могла,
Но всегда землёй, землёй по сути,
А не обожжённой добела
Стенкой в разрисованном сосуде.
Так влечет на гибель и на крах,
Чтоб сосуд распался тонкостенный
На ручей и глинистый овраг,
И на все подробности Вселенной.
***
Птица птицей…
а воля волей…
пахнет облако прелой хвоей,
и змеино пружинит мхами
приболотной земли дыханье.
Вроде путь мой да не по краю –
А тропу-то я прогибаю,
А ветлу-то я пригибаю,
Шаг баюкаю: баю-баю.
Шаг баюкаю, как ребенка.
Под стопою все тонко-тонко,
Под стопою все дышит кто-то:
То ли кладбище, то ль болото.
Матрешки
Когда бы небеса почаще разверзались!..
Когда бы жизнь моя – один мгновенный шок!..
Но что за тишина…
И дремлет на вокзале
Старуха, навалясь щекою на мешок.
Как в детство, в небеса впадая понемножку
И обретая вид затертой хохломы…
И вот уже в нее, как в старшую матрешку,
Вошли и купола, и древние холмы.
Под теплою щекой – матрех нижегородских
Полнехонек мешок на ярмарку зари.
Мне кажется, что я,
из крохотных и кротких
матрешек тех – одна, последняя внутри,
что свет на мне свои владения смыкает,
на плечи мне взвалив огромную вину.
Но что за чудеса!..
Вот век меня ломает –
А изнутри еще находит не одну!
Владимирка
Над Владимиркой ночь…
Воскресая,
Неприкаянная, былая,
Все по тракту бреду я босая.
Крепостная…
О, как долго спала я!
Проспала и державу, и волю,
И последнего конвоира.
Вот стою на дороге и вою:
«Милый, сирый…»
Кандалами, как волей объятый,
Ты веками проходишь Муром,
Ненаглядный мой барин проклятый,
Что ж тебе не спалось этим утром?!
Этим хмурым и вечно декабрьским…
Или так возлюбил народ свой?
Как тебе говорю я: «Царствуй».
Так я сыну скажу: «Юродствуй».
Вот он первенец твой, наследник.
И отрада любви холопской.
И поныне, как в ночь намедни,
Я за тряской бреду повозкой.
По ухабам и мокрой глине…
Уж она не видна далече.
Бог же в помощь твоей княгине!
Мой же путь за тобою вечен.
Так веками бреду одна я,
На Владимирке сына рожая,
И в твои кандалы пеленая,
И веками тебе чужая.
***
Кукует даль – расходятся круги.
А дна все нет – и значит, нет опоры.
Кукушка все летит из-под руки.
Который год летит она, который?
Конь вороной все ходит поперек,
Крылатый конь все гнезда завивает,
А белый на распутье трех дорог
Уходит в землю – гривою мотает.
Из-под копыта брызжет молочай,
Ползут корнями вольные поводья…
На что ни обопрусь я невзначай –
Кукушка вылетает из-под локтя.
***
В запустенье воздушные замки, в разрухе…
Лес осенний от вольной зари поредел.
Тихо руки сплетя, облака и старухи,
Как младенца,
купают звезду в череде.
Это вечной купели недвижные плесы,
Где созвездья с глазами открытыми спят.
Над бескрайней водой материнские косы
Расплетает ребенок в ночной листопад.
То вселенная вся над купелью склонилась.
Тянет руки дитя из холодной воды –
То сыновняя вольность,
и шалость,
и милость
Отраженной звезды…
Пустыри
И пустырь под моим подоконником
Скоро, скоро уйдет в небосвод…
Скоро облако белого донника
Надо мною в ночи проплывет.
Затомится тугими сосцами
Молочайная матерь-трава.
Обойденная в поле косцами,
О дитяти начнет горевать.
И проснусь я до утренней зорьки,
Выйду из дому я до зари –
Молоком безнадежным и горьким
Брызжут прямо в лицо пустыри.
От накопленной силы отчаясь,
И векам потерявшие счет…
Лишь надломишь росток молочая –
В Млечный Путь он до капли втечет.
И отпряну с тоскою – трава ли?!
И приникну… У самой двери
Как дитя от груди оторвали –
Пустыри, пустыри, пустыри…
Праздничный хлеб
1
Море и степь –
Вот моя гибель!
Вот где бессмертье!
Входят нагими
в облако
дети…
Чисто и вольно
на
белом свете
и широко
для дураков
и облаков…
Почвой соленой,
соленой водой
все опаленной,
все молодой
живу
и веками
на праздник сзываю.
Белый свой хлеб,
как белый свет,
двумя руками
ломаю
на семь ломтей радуги!
Сколько локтей!
Да не толкайтесь –
Радуйтесь
лучше!
На что, казалось,
мал мой лучик –
а всем досталось…
2
С детства богата была
я волей…
Степь вся бела, бела
от соли,
соли и пуха,
да не гагачьего –
местного, райского,
да от подшерстков
седых одуванчиков.
Все перебеливать,
переиначивать –
земли и воды,
слова и устои…
А небо…
А небо всегда золотое! –
и пред началом
и пред концом!
Кланяясь небу –
к земле припадаю лицом.
Кланяясь небу –
пробую землю на вкус.
Лакомый кус!
Ох, и накрыли застолье!
Белый свой хлеб
все делю я на доли –
Берите,
родимый
и
чужанин…
А белый мой хлеб
вовеки един!
3
…А до рожденья –
в рассветном хоре…
белый мой свет
на угоре,
на взморье
радугой прятал меня под полу.
Пенился луч
на девятом валу.
Я родилась…
Гости званые сели
и в молоко накрошили коржи…
Тяжкий мой труд,
и беда,
и веселье –
все называется праздником –
Жить…
Жить вопреки…
и во славу…
и вечно…
Скрытой до срока
в луче подвенечном –
Вот мое празднество!
Вечный мой труд!
Кликните аистов –
век начинается тут!
Море и степь –
праздничный хлеб…