Вор черной масти

Глава 5. УМГБ города Читы

1 декабря 1934 г. за N 112 Президиум Центрального Исполнительного Комитета СССР издал постановление "О порядке ведения дел о подготовке или совершении террористических актов".

1. Предложить следственным властям вести дела обвиняемых в подготовке или совершении террористических актов ускоренным порядком.

2. Предложить судебным органам не задерживать исполнения приговоров о высшей мере наказания из-за ходатайств преступников данной категории о помиловании, так как Президиум ЦИК Союза не считает возможным принимать подобные ходатайства к рассмотрению.

3. Предложить органам НКВД Союза ССР приводить в исполнение приговора о высшей мере наказания в отношении преступников названных категорий немедленно по вынесении судебных приговоров.

21 марта 1949 года. 09 часов 15 минут по местному времени.

Управление МГБ города Читы.

Майор Государственной Безопасности МГБ Коми АССР, Волосников Николай Яковлевич, занимавший пост начальника 4-го отдела по борьбе с бандитизмом, сидя за письменным столом в кабинете Читинского УМГБ, просматривал списки политических заключенных, отправленных к месту пребывания наказания. Вдруг его палец, двигающийся по листу замер на одной из фамилий.

— Рабер Михаил Аркадьевич, — раздельно вслух прочитал Волосников. — Год рождения: 1906. Статья: 58–10. Осужден на 10 лет. Место отправки — ИТЛ Борлаг. Вот он где! Замечательно!

Волосников немедленно взял телефонную трубку местной связи и попросил:

— Соедините меня с полковником Москаленко[28]. Товарищ полковник, Волосников беспокоит. Валентин Иванович, скажите, пожалуйста, от вас не поступало какой-либо команды в отношении Рабера? Да, да вы не ослышались. Именно Рабера. Нет, разговор не об этом. Дело в том, что я сейчас просматривая списки осужденных по пятьдесят восьмой, нашел в них его фамилию. Списки на моем столе. Хорошо, через пять минут буду у вас.

Идти ему было недолго. Кабинеты находились в одном здании. Через пять минут Волосников действительно входил в кабинет Начальника УМГБ по Читинской области полковника Москаленко.

— Что у вас там случилось, Николай Яковлевич? — плечистый, плотный Москаленко показал Волосникову на стул. Начальник УМГБ вообще был демократичен с подчиненными офицерами. — Присаживайся, майор. Рассказывай.

Волосников присел на стул и молча протянул полковнику списки, которые принес с собой. Полковник Москаленко принял бумаги и приготовился их просматривать.

— Номер восемьдесят четыре, — подсказал Волосников.

Москаленко перевернул несколько страниц, и внимательно изучив отпечатанный на машинке текст, поднял взгляд на майора.

— Интересно. Однофамилец?

— Не знаю, Валентин Иванович. Не уверен. Фамилия, имя, отчество, год рождения точно соответствуют анкетным данным подполковника Рабера…

Москаленко заметил:

— Вы, майор, знаете не хуже меня, что подполковник Рабер трагически погиб. Вы сами видели его труп.

— Видел, — подтвердил Волосников, — но не труп, а изуродованные останки тела после взрыва противотанковой гранаты. Они не подлежали идентификации. А если предположительно это был труп не Рабера?

— Кого же?

— Другого бандита. Банда была полностью уничтожена, и мы не смогли установить личности всех налетчиков. Тем более, мы не владеем полной информацией по Раберу. Он человек другого ведомства.

Москаленко сложил руки на столе, задумчиво смотря поверх головы Волосникова. Около минуты офицеры МГБ молчали.

— Я уже отправлял в Москву сообщение о возможной гибели Рабера, — произнес Москаленко. — Осторожно намекнул, что его поиски продолжаются. Москва очень недовольна нашей работой. За такое по головке не погладят. Вчера мне по поводу Рабера звонил сам товарищ Берия… Он еще ничего не знает… Мы провалили, какое там, погубили крупнейшего резидента в уголовном мире. Понимаете, что нам за это грозит?

Волосников молча выслушал и ответил:

— Все понимаю. Поэтому и пришел к вам, товарищ полковник, встретив имя Рабера в списках.

Москаленко принял решение:

— Поднимите это дело. Срочно. Займитесь им лично. Все дела в сторону. Найдите этого Рабера, узнайте, кто этот человек. К двадцати одному ноль-ноль жду вашего доклада.

Волосников встал, вытянулся, ответил:

— Есть, товарищ полковник!

И он покинул кабинет начальника УМГБ.

Когда майор Волосников вышел, полковник Москаленко достал из сейфа текст телеграммы и прочитал его еще раз:

"Начальнику 4-го Управления МГБ генералу-майору Рогову В.П. "

12.01.1949 г. Совершенно секретно.

После результативной операции по обезвреживанию особо опасной банды вооруженных огнестрельным оружием налетчиков 23 декабря 1948 г. "Алмаз" на связь больше не выходил. Банда уничтожена полностью. Среди погибших бандитов тело объекта не обнаружено. Поиски "Алмаза" продолжаем.

Начальник УМГБ по Читинской области полковник Москаленко В.И."

21 марта 1949 года. 11 часов 20 минут по местному времени.

Отдел железнодорожной милиции города Читы.

Капитан железнодорожной милиции капитан Окунев стоял навытяжку перед майором Волосниковым и докладывал:

— Да, я в курсе этого задержания. Уникальный случай, товарищ майор! Его арестовал патрульный на станции Черная. Человек, назвавшийся Рабером, был одет в летнюю одежду. При нем находились фальшивые документы и деньги. Мы еще посмеялись над ними. Выполнено все было высокопрофессионально, но даже за два метра можно было увидеть фальшивку. Причем паспорт был не СССР, а России. А деньги, деньги были тоже интересные. Таких дензнаков я прежде никогда не видел. Но они тоже были фальшивкой, Российские, выпущенные 1997 годом! А паспорт у Рабера или того человека который им назвался, имел дату выдачи — 2009 год. Он высказал нелепую мысль, что он является пришельцем из будущего. Просто бред сумасшедшего, товарищ майор! Я решил, что это следствие фронтовой контузии. "Паспорт" и "деньги" мы изъяли. Задержанный был отправлен в сумасшедший дом на освидетельствование. Вот и все, что я знаю по этому делу.

— У вас сохранился изъятый паспорт и деньги? — спросил Волосников.

— Нет, товарищ майор — возразил капитан. — Мы составили акт и согласно инструкции уничтожили фальшивки. А разрешите узнать, товарищ майор, мы что-то сделали не так?

— Нет, к вам, капитан, претензий нет. Вы все сделали правильно. Я попрошу вас переслать в УМГБ на имя майора Волосникова копию акта уничтожения фальшивых документов, копию допроса и рапорт с вашими впечатлениями о задержанном. Постарайтесь управиться сегодня к 19–00. О нашем разговоре попрошу никому не рассказывать, сами понимаете.

— Понимаю, товарищ майор!

21 марта 1949 года. 12 часов 32 минуты по местному времени.

Психиатрическая лечебница города Читы.

— Помню, конечно, помню этого пациента, — произнес доктор Коровин. — Он очень запоминающаяся личность. Не потому, что он еврей, а потому, что давно не встречал такого начитанного, умного человека. По моим наблюдениям, он, скорее всего, выпускник какого-нибудь экономического или финансового отделения института. Знаете, мне с ним было бы очень интересно общаться, если он не был моим больным. Хотя должен вам сказать со всей ответственностью, он не произвел впечатление человека, нуждающегося в моих услугах. Не считая выборочной амнезии, он представляется мне абсолютно здоровым человеком. Такая форма амнезии встречается не часто. Он не помнит только о своем прошлом, в остальном он хорошо ориентируется во времени и пространстве, адекватен, несколько замкнут. Тихий, не опасный человек. С медперсоналом не общался, с другими больными тоже. Он пробыл у меня меньше двух суток.

— Значит, вы считаете, доктор, что этот человек абсолютно нормален? — сделал вывод Волосников.

— Поверьте моему многолетнему опыту, да! — подтвердил Коровин. — Я повидал много различных больных, с самыми разными формами нарушения психики.

— А вам, товарищ Коровин, не казалось, что этот человек симулирует потерю памяти? — спросил Волосников.

— Нет, не показалось, — после некоторого молчания твердо сказал доктор. — Как раз наоборот. Этот пациент больше походил на человека, который жадно изучает окружающий мир, что характерно для его формы амнезии. Он неосознанно искал ту нужную ему ситуацию, в которой он смог бы вспомнить, кто он такой.

— Спасибо, доктор! Ваши показания очень ценны для меня, — сказал майор Волосников. — О нашем разговоре, попрошу вас никому ни слова.

Доктор слабо развел руками, словно говоря, что все хорошо понимает:

— Это врачебная тайна, — произнес он. — Она касается только доктора, пациента и МГБ.

Волосников сделал вид, что не заметил тонкой иронии. Попросил:

— Товарищ Коровин, мне нужно получить от вас письменное медицинское заключение по этому пациенту и указанием обоснованного диагноза, разумеется. Мне оно нужно прямо сейчас.

21 марта 1949 года. 15 часов 24 минуты по местному времени.

Следственная тюрьма города Читы.

Майор Волосников открыл следственное дело Рабера Михаила Аркадьевича и первым делом всмотрелся в фотографию арестанта, которая была сделана в стенах Читинской тюрьмы. Фотография была далеко не лучшего качества, но даже такая позволяла определить, что на ней был изображен разыскиваемый Рабер. Еле сдерживая радость, Волосников быстро пролистал дело, посмотрел на отметку об отправке з/к Рабера в ИТЛ и удовлетворенно захлопнул папку делом.

— Я забираю это дело с собой, Глеб Тимурович, — произнес Волосников, посматривая на начальника тюрьмы.

— Но как же так можно, Николай Яковлевич, — слабо попытался возражать капитан Салехов.

— Это дело переходит в ведение нашего ведомства, товарищ капитан, — приказным тоном сказал Волосников.

— Но дело уже зарегистрировано, — произнес капитан Салехов. — И мы подали списки, в которых на него есть ссылка.

— Я видел эти списки, — ответил Волосников. — Глеб Тимурович, их необходимо срочно переписать. Старые изъять и уничтожить. Фамилия этого заключенного нигде не должна фигурировать. Дело заключенного Рабера обязательно заменить. Вместо него откройте дело на любое другого лицо, возможно вымышленное. При этом обязательно укажите, что этот заключенный умер в камере или при отправке на этап. Поверьте, Глеб Тимурович, это в ваших интересах.

Начальник Читинской тюрьмы ждал от майора Волосникова более подробных пояснений. И они последовали.

— Этот Рабер — опасный вор-рецидивист. Сухарем[29] прикинулся. Суд ему червонец присудил по пятьдесят восьмой. А ему это только и надо! Ему пятьдесят девятая светила за бандитизм, должен был раскрутиться на всю катушку, — сказал Волосников используя фенечку, более понятную капитану Салехову.

— Вот оно в чем дело! — протянул Салехов. — Теперь ясно, товарищ майор! Что вам сказать? Заключенный Петров умер от сердечного приступа в камере. Понятно… Исправим свою оплошность.

— Вот и хорошо, — с удовольствием произнес Волосников, поднимаясь со стула. Пожимая руку капитану Салехову, сказал:

— С вами, Глеб Тимурович, приятно служить. Желаю вам хорошо провести выходной. Передавайте привет вашей супруге.

— Передам, — улыбнулся Салехов. — Вы не думайте, товарищ майор, я совсем не в обиде на вас. Служба!

21 марта 1949 года. 19 часов 35 минут по местному времени.

Городское кладбище города Читы.

— Лейтенант, покажите мне седьмой труп! — грозно вопрошал майор Волосников лейтенанта, который занимался захоронением трупов погибших в перестрелке бандитов. — Где он, я вас спрашиваю?

На снегу лежали извлеченные из разрытой могилы пять мертвых тел и останки шестого тела, завернутого в брезент. Три распаренных работой могильщика стояли, опираясь на лопаты. За их спинами трусливо пряталась женщина — заведующая городским кладбищем.

— Было шесть трупов и останки седьмого, товарищ майор, — твердил, оправдываясь, лейтенант. — Я сам лично пересчитал перед захоронением.

Волосников повернулся к могильщикам:

— Сколько было трупов?

Один из них, пожилой, прихрамывающий на левую ногу, решился ответить за всех:

— Семерых в могилу положили, как сейчас помню. Да и зачем нам труп бандитский нужен, товарищ майор? Эвон сколько могил! Этого добра у нас навалом. Мыслимое ли дело, труп воровать?

— Что же он сам из могилы выкопался? — не отступал Волосников. — Или вы ему помогли выбраться?

— Как же он мог выбраться? — с недоверием произнес хромой могильщик. — Дык в яме все мертвяки были. Я на фронте три года был, разного насмотрелся. Что я мертвых от живых не отличаю? Хоронили-то их голышом. Ужо как мы могилку-то раскопали, приготовили, они совсем захолодеть успели. Когда мы их в яму покидали, они совсем не гнулись от мороза. Мы-то ее часа три копали, не меньше, земля сильно ледяная… Нет, точно, все мертвые были.

Волосников еще раз посмотрел на трупы бандитов, среди которых отсутствовало тело Рабера и отдал команду могильщикам:

— Закапывайте их обратно!

И уже обращаясь к лейтенанту, сказал:

— Поехали в Управление. Там мне подробно напишешь рапорт, как что все тут происходило.

Через полчаса майор Волосников возвратился в УМГБ.

21 марта 1949 года. 20 часов 16 минут по местному времени.

Управление МГБ города Читы.

Майор Волосников закончил подшивку собранных бумаг и согласно приказу явился к полковнику Москаленко. Зайдя в его кабинет, доложил:

— Товарищ полковник! Нет никакого сомнения, что подполковник Рабер остался жив и находится сейчас в ИТЛ "Стрела". При эксгумации могилы труп Рабера среди мертвых не обнаружен. Фотография из следственного дела и данные тюремной дактилоскопической экспертизы тоже подтверждают это. Взгляните сами!

Москаленко пролистал развернутое перед ним дело, ознакомился с другими бумагами, собранными Волосниковым, захлопнул с раздражением папку:

— Выходит Рабер всех нас водил за нос, он не погиб. Но зачем ему понадобилось симулировать амнезию? Не понятно. Да… Рабер — уникальный человек. Только как ему все это удалось? А главное зачем? Вопросов очень-очень много. Не кажется ли вам, майор, что это происки людей из Второго Главного управления контрразведки по отношению к нам? Или, может быть, Рабер выполняет специальное задание Отдела "К" по личному распоряжению товарища Берия? Давайте, майор, подумаем вместе над этим делом…

Полковник решительно встал, подошел к сейфу и вытащил оттуда початую бутылку водки, два лафетника и блюдце с нарезанным лимоном. Наполнил стаканчики водкой, предложил Волосникову:

— Давай, Николай Яковлевич, поднимай. Прозт!

Москаленко опрокинул в себя водку из одного лафетничка. Волосников последовал его примеру. Полковник закурил сигарету, посмотрев на майора, сказал:

— Мы с тобой майор теперь в одной упряжке. Выдюжим — наше счастье, ошибемся, можем здорово обжечься.

И пожаловался: — Даже поужинать некогда! Я, кажется, сегодня даже не обедал. Ты, небось, тоже?

Москаленко нажал кнопку вызова и в кабинет вошел капитан из соседней приемной.

— Максимыч, — попросил Москаленко. Распорядись, что бы нам чаю горячего и бутербродов принесли.

Капитан вышел. Москаленко повернулся к майору:

— Давай, Николай Яковлевич, с самого начала, что мы имеем по Раберу.

Волосников, тоже закурив, начал с самого начала:

— За три дня до уничтожения банды, 20 декабря Рабер имел личную встречу со мной. Рабер вел себя как обычно, никаких признаков того, что он невменяем я не заметил. Он был спокоен, деловит, выдержан. Наша встреча продолжалась около часа. За это время, мы уточнили несколько деталей предстоящей операции. Потом он ушел. По его замыслу, он должен был вывести банду в место подготовленной засады. Что и произошло. Дальше был бой, в результате которого вся банда была уничтожена. Трупа Рабера среди семи мертвых бандитов не обнаружено, из чего следует, что объект сам не участвовал в перестрелке.

— Значит вы последний, кто видел Рабера до операции? — перебил Москаленко.

— Выходит так, — согласился Волосников.

— Не мог ли иметь Рабер контактов с кем-нибудь из сотрудников нашего управления? — уточнил Москаленко.

— Уверен, что не имел! — ответил майор. — О том, кто он на самом деле в нашем УМГБ знали лишь вы и я. Я постоянно держал это на контроле и могу ручаться, что никто из наших с Рабером не контактировал.

— Но у Рабера мог здесь быть помощник из Москвы, — предположил Москаленко.

— Вполне вероятно, — подтвердил Волосников. — Но мне о нем ничего не известно. Рабер был глубоко законспирированным агентом. Кроме того, я не предполагал устраивать за ним какую-либо слежку. Это было лишним и могло способствовать его частичному раскрытию.

— Понятно, — сказал Москаленко.

— Дальше начинается самое интересное, — продолжил Волосников. — Из общей могилы, в которой были захоронены бандиты, исчезает один из трупов. Был ли это труп Рабера, или нет, но одного трупа мы не досчитались.

Значит, 23 декабря, Рабер не был убит в перестрелке, потому, что его 26 декабря арестовывает патруль железнодорожной милиции. Где он находился эти трое суток, установить не удалось. Его отправляют в сумасшедший дом, а 29 декабря снова арестовывают, но уже люди Портнова[30]. Рабер проявил непонятную и не свойственную ему некомпетентность во всех вопросах и практически сам сдался патрулю, сам подписал себе приговор по статье 58–10 и был отправлен этапом в Борлаг. У него оказались фальшивые деньги и фальшивый паспорт, которые могли быть только у сумасшедшего. Кроме того, у Рабера начисто отсутствовали все блатные набойки[31]. Но дактилоскопические отпечатки, физические параметры и фотография упрямо подтверждают, что этот Рабер настоящий, тот которого мы разыскиваем, но потерявший память в результате какого-то сильнейшего стресса.

— Кажется, у Рабера нет семьи? — спросил Москаленко.

— Нет, — подтвердил Волосников. — Но меня больше смущает отсутствие у Рабера набоек…

— Ну, это легко объяснимо, — произнес Москаленко. — Раберу до пенсии оставалось около года. При его связях в блатном мире, он вполне мог найти специалиста-химика, который мог начисто свести ему все набойки. Возможно, он ожидал перевода в Москву и они ему были больше не нужны. Остается невыясненным, где он получил этот стресс?

— А может быть, Рабер решил выйти из игры таким образом? — предположил Волосников.

— Нет, — Москаленко покачал головой. — Зачем? Рабер, всю свою жизнь провел среди блатных, он не был посвящен в государственные тайны, за которые мог бояться ликвидации. Разве Раберу была нужна 58-я политическая статья и ненужная смерть в Борлаге? Такие люди, как Рабер, не выберут для себя путь медленного самоубийства. Кстати, майор, вы не выяснили, отправлен ли Рабер в Борлаг по указке Москвы, или это произошло случайно?

— Я не уточнял это, что бы не акцентировать внимание капитана Салехова на этом факте. Если такое распоряжение имело место, то согласно инструкции капитан Салехов мне ничего бы не сказал об этом. Но по моим личным наблюдениям, Салехов был сильно удивлен моим вмешательством в дело такого незначительного заключенного, каковым он считает Рабера. Больше вероятно то, что капитан Салехов совершенно не в курсе, кто такой Рабер и не имел специальной инструкции из Москвы.

Москаленко провел рукой по гладковыбритому подбородку.

— Все это очень запутано. Как вы думаете, Николай Яковлевич, не совершаем ли мы ошибку, вытаскивая Рабера из этого лагеря?

— Если бы Рабер был отправлен туда по заданию, то нам пришло бы сообщение из Москвы. Но такового не поступало, из чего следует, что подполковник Рабер действительно потерял память и оказался в Борлаге совершенно случайно.

В результате этого расследования начался оживленный обмен телеграммами:

"Министру Государственной Безопасности генерал-полковнику СССР Абакумову В.С.

22 марта 1949 года. Совершенно секретно. Срочно.

В результате оперативно-разыскных мероприятий, проводимых МГБ в Читинской области, было обнаружено местоположение объекта "Алмаз", который в настоящее время находится в ИТЛ по обслуживанию Ермаковского радиоуправления "Стрела". По нашим данным объект "Алмаз" в результате контузии полученной при выполнении боевого задания частично потерял память и был арестован сотрудниками МВД при невыясненных до конца обстоятельствах. В связи с тем, что Читинское Управление МГБ не имеет права своей властью затребовать заключенного "Алмаз" из вышеуказанного ИТЛ, подчиненного непосредственно Московскому Управлению Юстиции, необходимо ваша санкция для возвращения объекта в город Чита.

Начальник УМГБ по Читинской области полковник Москаленко В.И."

"Начальнику УМГБ по Читинской области полковнику Москаленко В.И.

22 марта 1949 года. Совершенно секретно.

Объект "Алмаз" будет в ближайшее время доставлен под конвоем в город Чита. Соблюдая секретность проводимой операции, необходимо оказать ему необходимую медицинскую помощь для дальнейшего выполнения задания. О его состоянии телеграфируйте. В случае необходимости специфической врачебной помощи для его полного излечения разрешаем переправить объект в Москву.

Начальник 4-го Управления МГБ генерал-майор Рогов В.П."

"Начальнику управления конвойных войск МВД СССР; генерал-лейтенанту Бочкову В.М.

22 марта 1949 года. Секретно. Срочно. Крайне важно.

Силами 86-й дивизии конвойных войск МВД СССР необходимо обеспечить спецконвоем внутренних войск для сопровождения из лагеря "Стрела" особо опасного заключенного — Рабера Михаила Аркадьевича. Для транспортировки заключенного выделить из состава ВВС самолет, которым его в кратчайший срок, невредимым доставить в город Чита, Главное Управление МГБ. Об исполнении немедленно телеграфировать.

Министр МГБ СССР Абакумов В.С."

"Начальнику ИТЛ "Стрела" инженер-подполковнику Мальцеву С.Ф.

22 марта 1949 года. Секретно. Немедленно принять к исполнению.

По первому требованию передать спецконвою Внутренних Войск особо ценного заключенного Рабера Михаила Аркадьевича. Строго запрещается причинение этому заключенному любого физического и морального вреда, в том числе и допросов в любой форме. Обеспечить ему безопасность.

Министр МГБ СССР Абакумов В.С."

"Начальнику 3-го Отдела 3-го Главного Управления МГБ подполковнику Пуминову В.Н.

23 марта 1949 года. Секретно.

Собрать все сведения о воре-рецидивисте Рабер Михаиле Аркадьевиче и проверить, не пересекался ли он, будучи на свободе с представителями зарубежных и наших спецслужб в период с 01 ноября 1947 года до 23 декабря 1948 года — даты инсценированной им смерти.

Заместитель Министра МГБ СССР генерал-лейтенант Селивановский Н.Н."

"Начальнику УМГБ по Читинской области полковнику Москаленко В.И.

23 марта 1949 года. Совершенно секретно.

Доложить о пригодности объекта "Алмаз" к возможности дальнейшего использования в качестве резидента.

Председатель Совета Министров СССР Берия Л.П. "