Пролог

Чему мы должны учить молодежь и как она должна учиться (конечно, не только в школьном, но в более широком смысле – в смысле науки жизни), чтобы стать достойной строительницей коммунизма, – это и теперь главное в работе комсомола и в партийном руководстве этой работой.

Л. И. Брежнев. Открытие XVIII съезда ВЛКСМ

Монотонный перестук колес, местами неожиданно сбивающийся с ритма, гипнотизировал сознание – «Усни, усни, усни…». Жесткая плоскость деревянной скамьи назойливо давила на крестец, но принятая поза дарила такой уют и покой, что менять ее никак не хотелось.

Борис поерзал, устраиваясь еще удобней, и, сонно помаргивая, огляделся вокруг. Полупустой вагон электрички, неутомимо несущей его домой, полуосвещенный рядом тусклых плафонов под потолком, мерно покачивался на некрутых поворотах. Темные окна возвращали внутрь неприглядную потертость вагонного бытия – ночь уже давно царствовала снаружи.

Легкий весенний морозец остался за железной шкурой эмпээсовского монстра, но внутри вагона электрическое тепло дарило приятное чувство комфорта.

Борис, наученный долгим опытом, выбрал место с электропечкой под сиденьем и теперь, довольный, радовался теплу. Что еще нужно после целого дня беготни на свежем, местами даже очень, воздухе? Покой, тепло и… малая толика старого доброго «Коктебеля», выпитого с друзьями после законченного сложного дела. Приятные коньячные волны мягко заполняли расслабленный разум.

Он мельком глянул на свое отражение в окне. А что? Вроде ничего себе… На него смотрел молодой мужчина в модной ондатровой ушанке. Серые глаза, светлые брови, тонкие усики над верхней губой – он знал, что нравится девчонкам. Тем более в этой роскошной летной куртке – мечте всех его сверстников.

Он самодовольно огляделся. Но немногочисленные пассажиры позднего маршрута были заняты собой. Тихо, наклонившись друг к другу, о чем-то разговаривали две замотанные в одежды до глаз пожилые женщины. Несколько мужчин дремали, синхронно и смешно качая головами на поворотах.

Борис прикрыл глаза, немного сполз по спинке и вернулся в наполненную перестуком колес дрему.

Лениво перебирая бестолковый поток мыслей, зацепился за одну. Встряхнул и внутренне улыбнулся. Ленка… Бездонная глубина серых глаз заполнила влюбленную душу. Он представил, как она ждет его, как, поглядывая на часы, перебирает на коленях его старые рубашки. Тонкие, прозрачные пальцы нервно ласкают потрепанный ворот, а непослушная челка то и дело сползает на глаза. Тихий восторг заставил его задержать дыхание. Он до сих пор не верил, что в его простую жизнь пришел такой подарок, такое чудо – Ленка…

Поезд сильно тряхнуло, и поток мыслей совершил неожиданный поворот – в голову пришло еще одно воспоминание…

– Боря, ты пойми – чтобы управлять людьми, просто должности недостаточно. – Николаич долил в граненый стакан кипятка и с кряхтением сел на потрепанное кресло, которое придушенно пискнуло под его весом. – Авторитета словами не добьешься…

Он поднял палец и внимательно посмотрел на съежившегося Бориса. Тесная прорабская насквозь пропахла запахами стройки: бетон, дерево, пыль. От сухого воздуха, нагретого раскаленной спиралью обогревателя, першило в горле.

– Вот ты думаешь, я тебя сейчас распекать буду, что не успели блок к бетону подготовить? – Начальник участка заглянул Борису в глаза. – Нет, брат, это ты сам себе наказание распишешь. А я бы хотел услышать – кто виноват, по твоему мнению?

– Да все виноваты, – после томительной паузы буркнул Борис.

– Нет! – неожиданно грохнул по столу Николаич.

Он медленно вытер ладонью пролившуюся воду из стакана и уже спокойно продолжил:

– Нет, Боря. Ты виноват. Хоть ты только начинаешь свой путь, но должен запомнить раз и навсегда: ты – руководитель. И неважно, что твоя должность пока – мастер участка. Твоя смена – это твоя зона ответственности, и спрашивать за нее будут только с тебя! Это как… – Он пощелкал пальцами и неожиданно спросил: – Ты же в погранвойсках служил?

Борис вздрогнул:

– Да…

– Вот, – не дожидаясь ответа, продолжил Николаич, – ты уходишь с группой в наряд, и никто не контролирует ни тебя, ни твою группу. Вы самостоятельно решаете поставленную задачу, но за всех отвечает командир группы, так?

– Так, – уже понимая, куда клонит хитрый начальник участка, ответил Борис.

– Ну вот, Боря, и здесь так же. Ошибаются все, но отвечает кто-то один. Ты за своих рабочих, я – за тебя, а за меня – главный инженер, за него – руководитель предприятия и так далее. Поэтому ответственность у нас такая большая…

– Но как я могу рабочих ускорить, Сергей Николаевич? – решился вставить свое слово Борис. – В армии все просто: есть приказ, и все, должен выполнять. А здесь… все такие разные…

Николаич откинулся на спинку, прищурил глаз.

– А вот тут, Боря, можно и нужно только своим авторитетом действовать. Который только вниманием к людям добывается. И знаниями, конечно, как в нашем деле без знаний… Но… не механизмы сами собой работают, не инструмент сам трудится – люди все своими руками делают, Борис, люди! Ты с одним поговори, другого похвали, а третьего отругай. Это твои люди, к каждому подход нужен. Я еще раз повторю: не должность делает человека руководителем, а его человечность… Понял?

Он обернулся и глянул на плохонькую фотографию в деревянной рамке, висящую на стене. Вечный Ильич мудро и терпеливо смотрел на Бориса.

– Ленин говорил: «О человеке судят не по тому, что он о себе говорит или думает, а по делам его», так-то, Борис… Делай прежде всего сам, и люди к тебе потянутся.

Вождь с фотографии одобряюще подмигнул. Борис тряхнул головой. Наваждение пропало.

Совершенно неожиданно добрая улыбка раскрасила морщинистое лицо много повидавшего Николаича.

– Давай – отдыхай! Следующая смена у тебя – ночная. – Он махнул рукой и шумно отхлебнул чай из стакана. – А мне еще арматуру заказывать.

Борис встал со скамейки, стоящей вдоль длинного стола, заваленного чертежами.

– Спасибо, Сергей Николаевич! – Он немного помялся. – А вы тоже в погранвойсках служили?

Николаич улыбнулся:

– Нет, брат. Моряк я… Черноморский флот… Каперанг, начальник БЧ-1. Линкор «Новороссийск», сынок, если ты слышал… – Он нахмурился, пожал плечами и непонятно закончил: – Который был…

– Братан, свободно?

Вежливый голос грубо вырвал Бориса из тягучего болота памяти. Он вздрогнул и открыл глаза. Над ним, внимательно заглядывая в лицо, навис молодой мужчина, примерно одного с ним возраста.

Взлохмаченный рыжий чуб огненным языком вырывался из-под серой заячьей ушанки, весело разукрашенные веснушками налитые румяные щеки. Синие полоски тельняшки морским бризом овевали крепкую шею незнакомца. Расставив ноги в светлых валенках, он твердо стоял между сиденьями, держа руки в карманах расстегнутого овчинного полушубка.

Борис оглянулся. Вокруг пустовало достаточно мест, но почему бы и нет? Он пожал плечами и неопределенно кивнул:

– Да…

– Во! Здорово! – бухнулся на скамейку незнакомец, заполняя окружающее пространство крепким перегарным амбре. – А то зырю, блин, одни бабки здесь… Митька.

Он мазнул взглядом по добротным кожаным «скороходам» Бориса и протянул руку. Борис нехотя вынул руку из кармана и, тихо сетуя на нарушенный покой, пожал горячую лапу парня. От энергичной тряски закружилась голова.

– Хожу, слышь, по вагонам, а побазарить не с кем! – не дожидаясь ответа, словоохотливо молол непрошеный попутчик. – Бухтят сограждане. А я, блин, со свадьбы еду, друга проводил в женатики, слышь, братан! А ты-то чо такой смурной?

Борис слегка отвернулся и поморщился. Жаль было потерянного спокойствия, но просто и безболезненно избавиться от этого громкого болтуна никакой возможности не было.

– Да так, с работы еду, – промямлил он, злясь на себя, – домой…

– Ха! – громко хлопнул себя по ляжке Митька. – Клево! Ты в город?

Борис внимательней пригляделся к нему. За прямо-таки кричащей простотой парня проглядывал какой-то подвох. Борис чувствовал это, но никак не мог сформулировать – сонное состояние и легкое опьянение ставили непреодолимый заслон критичному мышлению. От умственного напряжения отчаянно заболела голова.

Парень ожидающе и внимательно ждал ответа.

Борис расслабился – какого черта! Свой парень вроде бы…

– Ага…

– Неразговорчивый ты, однако. – Митька уселся поплотнее, быстро оглянулся и слегка наклонился к Борису: – А может, слышь, по глоточку, а? Догнаться. У меня есть… А одному, блин, стремно…

Он приоткрыл полу полушубка. Тускло блеснуло горлышко бутылки.

– Ваще завал, братан! Бухнуть охота, а не с кем… Со свадьбы тащу – одно старичье вокруг, давай, а? – Он с мольбой заглядывал Борису в глаза, одновременно суетливо выворачивая из внутреннего кармана бутылку. – Трубы горят, блин!

Наконец выдернул сосуд с мутной жидкостью, ловким движением выдернул бумажную пробку и воткнул горлышко себе в рот. Несколько раз булькнул, расслабленно откинулся на спинку, блаженно улыбнулся и протянул бутылку Борису:

– Атас…

Борис наконец вынырнул из неприятного оцепенения. Пить не хотелось абсолютно, но это был хоть какой-то шанс избавиться от назойливого попутчика. После недолгого колебания взял бутылку, понюхал. Резкий запах самогона ударил в нос. Он поморщился, но поднес горлышко ко рту. Тотчас горькая жидкость заполнила рот. Чтобы не выплюнуть отвратительное пойло, пришлось проглотить. Как ни странно, второй глоток прошел гораздо легче. Борис с трудом выдохнул.

Митька громко засмеялся и вырвал бутылку из рук мгновенно ослабевшего Бориса. Тщательно протер горлышко, запечатал его бумажной пробкой и затолкал в карман полушубка. Заглядывая в глаза, пробормотал:

– О, то – дело, братан! Щас пойдет как миленькая!

Борису резко подурнело. Он попытался встать, но крепкая рука опустилась на его плечо. Митька быстро огляделся и пугающе жестко произнес:

– Сиди, терпила…

Загрузка...