Восхождение нового бога

Глава 1 Лин (Эвелин Райго)

Если вы спросите меня, пришло ли наше общество к абсолюту, к которому стремилось, я отвечу: «несомненно». Мы стали на восемьдесят процентов эффективнее и на сорок пять процентов улучшили функциональность тел. Мы избавились от атавизмов, таких как: семья, гендерное разделение, религиозные предрассудки, генетические несовершенства. Эмоциональная нестабильность, вызванная этими архаизмами искоренена. Мир приблизился к абсолютному совершенству. Титанических размеров машина с идеально настроенными деталями.

Я смотрю на безупречных, совершенных людей на экранах камер возле гигантского здания корпорации CyberTactik. СоТа. Словно в паутине. Почти завидую им. Они одновременно и слепы, и в тоже время видят всё, что может показать всемирная сеть, глухи к звукам промокших от прошедшего дождя улиц, но слуховые импланты шепчут им то, что они должны услышать. Идеально подогнанные друг другу гранями детали гигантского механизма. Тик-так... так шли старинные часы в доме родственника в поколении минус один. Кажется, раньше их называли дедами. Как Dead, только дед. Смешно. В детстве, когда меня привозили в тот дом, я, сидя в своём громоздком кресле, смотрела как в отверстии на циферблате двигаются шестерни. Каждая поворачивалась в свой срок. Совершенство.

Тик-так.

Если выпадает одна шестерня, механизм выходит из строя. И его приходится чинить. Это дорого. Слишком дорого. Проще следить за механизмом, чтобы не ломался.

Тик-так.

Часы отсчитывали сроки каждому, кто жил в доме. Рождения, встречи, кремация.

Тик-так.

Старики уходили тихо. Только часы всё шли, словно средоточие вселенского безучастия. Мы тоже стали такими. Безучастными.

Тик-так.

Похожи на часы. Совершенны. Бесстрастны

Снова пошёл дождь. Я вижу это по камерам. Вижу замутнённые пустые улицы. Теперь никого не встретить на улицах. Только работники служб и всё. Остальным хватает того, что даёт им электронный мир. Хватает и мне.

Я работаю эмоциональным аналитиком виртуального и объективного пространств. Не то чтобы полезная специализация или меня нельзя заменить искусственным интеллектом. Можно. Иногда я думаю, что даже нужно. Но государство заботится о гражданах, обеспечивая их рабочими местами, а я вхожу в государственную программу «Доступная работа для всех» под жёлтым маркером. Это значит, что социально я не опасна, но есть сложности с ассимиляцией в общество. У меня проблемы с коммуникацией, но не совсем в запущенной форме. Мой психоаналитик посчитал, что эта работа станет единственно приемлемой с моим уровнем коммуникативных навыков, уровнем интеллекта и индексом Импа. В рекомендациях Центра реабилитации написано, что я могу вести переписку с эффективностью в сто процентов и поддерживать личный разговор с эффективностью в шестьдесят процентов без визуального контакта.

Моя функция принять обработанные машиной статистические данные о людях на определённом участке агломерации, в данном случае в секторе ВК-10.52. Основная задача — распознать нарушения в эмоциональном состоянии человека и засечь сбои в программе электронных устройств. Инфракрасный спектр камер, записи разговоров на улицах, температура, модель поведения, переписки в мессенджерах. Всё это обрабатывается искусственным интеллектом, названным ЕйчЭс, сводится в один файл и предоставляется мне. Чтобы люди не думали, что их судит машина, там стоит мой маркер. Я могу подтвердить данные ЕйчЭс, могу затребовать повторного анализа, если они кажутся недостоверными. Всё-таки мы ещё не готовы доверить машинам судить о нашей жизни, хотя говорят, в соседних агломерациях эту работу выполняет искусственный интеллект.

Мне хочется думать, что я не зря просиживаю жизнь в маленьком офисе на вершине корпоративной башни, которая представляет собой один из нескольких больших серверов в мире. Компания посчитала, что специалисту можно не отлучаться из офиса, поэтому мне оборудовали небольшую капсулу, именуемую «квартирой» этажом ниже. Это лучше, чем с родителями в клетушке на окраине мегаполиса. Весь распорядок моего дня составляет прогулку до рабочего места и обратно по стерильным коридорам компании. У меня есть сменщик, даже два, они подключаются к ЭйчЭс удалённо по сети. Мы с ним не знакомы. Нет необходимости. Мы три идеально подходящие друг другу детали.

Я сажусь на свое удобное рабочее кресло, опускаю голову на подголовник, подсоединяю свой модуль к серверу. Запрос пароля, биометрическая идентификация, вход. Я — внутри системы. Наш удобный, подстроенный под нужды электронный рай.

Я смотрю на улицы оптическими глазами камер и слушаю электронными датчиками. И не только. Я — везде, и в виртуальном пространстве тоже. Моё имя Лин.

Улицы почти пусты, лишь некоторые служащие спешат на место работы. Удивительно, но в век удалённого доступа ещё сохранились службы, требующие личного присутствия. Думаю, это чей-то каприз. Нет ни одной службы, к которой бы нельзя было получить доступ удалённо. Но кому-то нравится, что ему доставит товар живой курьер, с которым можно поговорить и обсудить погоду. Зачем? Такой услугой пользуются люди поколения минус один. Мои биологические родители, например. Но нет, шучу, это им не нужно. Всё, что требуется, им даёт виртуальная реальность корпорации «СоТа». Еда появляется у шлюза сама, манипуляторами курьерского дрона, а деньги списываются с карты даже без ведома владельца. Тебе требуется лишь следить за балансом. Единая социальная карта для всего. Для жизни, для покупок, для смерти. Очень удобно. У каждого гражданина есть социальный рейтинг, в зависимости от которого распределяются все блага: пособия, рабочие места и прочие бонусы цифрового общества. Твой рейтинг ниже девятисот? Значит ты не поедешь отдыхать на Тихоокеанские кластеры, не получишь высокооплачиваемую работу и не возьмёшь товар со скидкой. Будь нищим и забытым всеми, потому что твои коммуникации тоже ограничат. В век глобализации это просто. Вся твоя жизнь — как на ладони. Ты — винтик системы, шестерёнка, и, если ломаешься, тебя заменяют. Тик-так.

Вот один из немногих пешеходов начинает двигать рукой в странном ритме. Похоже на танец. Это забавно. Это любопытно. Это так контрастирует с людьми, понуро бредущими рядом, похожими на висящие в гардеробе костюмы без содержания и смысла. Этот, словно бунтарь, начинает энергичное движение, расталкивая идущих. Он что-то кричит. Неужели? Мне интересно, я подключаюсь к ближайшим камерам, чтобы смотреть. Оптика, заменившая мне глаза, подстраивается и даёт чёткую картинку. Человек толкает идущего впереди. Тот вяло поворачивается. Он довольно стар, у него почти не осталось биологической массы. Индекс Импа — девяносто восемь процентов. Я сверяюсь с базой. Авдей Курчатов, шестьдесят семь лет. Что же у него настоящее? Встроенный анализатор выводит данные на зону периферического зрения. Роговицы глаз. Он заменил всё имплантами, оставив только глаза? Забавно. А бунтарь хватает его за шею и пальцы сжимаются на искусственной коже. Жертва сдавленно хрипит. Хватается за запястье нападающего, завязывается вялая драка. Металлическая рука против металлической руки. Кто же победит? Бунтарь что-то бормочет. Я жму на панель за ухом. Надо записать, чтобы потом проанализировать. На панели бокового зрения выскакивают цифры. Пульс, давление, уровень шума. Кривая растёт скачкообразно. Слышна сирена. Стражи порядка уже на месте. Аэроцикл зависает рядом с дерущимися. Закованные в броню полицейские применяют шокер. Бунтарь теряет контроль над телом, но, похоже, уже поздно. Его жертва со сломанной шеей и раздавленным механическим сердцем падает на выметенный тротуар, вываливая за пределы пешеходной зоны механическую руку. Те, что идут мимо стараются отодвинуться подальше. Напряжение нарастает. Мой анализатор говорит о том, что температура воздуха поднялась на три десятых градуса. Люди проявляют эмоциональную нестабильность. Это нехорошо. ЕйчЭс может решить, что нужна доза успокаивающего газа. Система запрашивает алгоритм действия. Применить протокол снижения эмоциональной напряжённости «Зета»? Нет. Температура поднялась недостаточно. Стражи порядка на месте. Значит, все попадут туда, куда хотят. К своим замершим в мегаполисе рабочим местам.

На втором дисплее меня ждёт новое сообщение. Макс. Я не считаю, что мы могли бы дружить лицом к лицу, но по переписке у нас завязался достаточно тесный контакт. Даже думаю, что если запишусь в программу по репродукции, то хочу попросить его дать биоматериал в качестве донора. Он замечательный. И интересный. Пока его портрет составляют лишь буквы на мониторе, он меня устраивает.

«Привет»

Кресло мягко приподнимается, ЕйчЭс подключается к моему коммуникатору. Выдаёт данные за прошедший час. Всплеск на транспортном узле. Знаю. Видела. Всё под контролем.

«Запросить выполнение протокола «Зета»

«Да»-«Нет»

Пишу «Нет», и Максу:

«Привет»

В ответ он даёт мне ссылку на видео сегодняшнего происшествия.

«Видела?»

«Видела», — подгружаю запись с собственной камеры. У меня лучше обзор, вид сверху.

Минута молчания, затем Макс пишет:

«Что он говорит?»

Я загружаю запись в ЕйчЭс. Её сервера быстро обработают данные. Через тридцать две секунды она выдаёт очищенную от помех запись. Включаю.

«Нет, нет, простите, простите, я не виноват, простите...»

Чушь. Отсылаю Максу. Он служит оператором городской сети. Следит, чтобы наши электронные слуги ни в чём не нуждались. Хотя это спорный вопрос, кто кому служит.

«Выглядит, словно его рука взбесилась», — пишет он мне и ставит мерзкую улыбочку в конце. Теперь наши эмоции весьма однообразны и ограничены «эмодзи» в коммуникаторе.

«Мне кажется, так и есть», — пишу я в ответ. Коммуникатор выдаёт входящий звонок.

«Извини», — придётся прервать диалог с Максом. Звонит мой аналитик, Войшурвиц. Такая у него фамилия. Можно перекатывать её на языке, как хрустящий, рассыпающийся шарик. Войшурвиц...

«Добрый день, Лин»

«Добрый день»

«Сегодня что-то произошло?»

Конечно, он уже в курсе происшествия, и знает, что я всё видела. Мой маркер у него на экране постоянно. Интересно, он подглядывает, когда я в уборной или душе? Скорее нет, ведь тогда его ждут многомиллионные штрафы. В нашем мире за всеми следят. Даже за теми, кто следит за тобой.

«Незначительное происшествие», — пишу я.

«Человек скончался, это незначительно?» — прилетает от него сообщение. Я вижу, как на лбу у него углубляется складка. Нет, шучу, не вижу, представляю, как может выглядеть человек с такой фамилией. Строгое лицо и маленькая бородка. Войшурвиц... и неизменный ёрш жёстких волос на голове. Он мог бы так выглядеть.

«Я соболезную» — говорю я положенную в этой ситуации фразу.

«Тебе было страшно?»

«Нет»

«Хотелось помочь?»

«Нет. На это есть профессионалы»

«Как ты считаешь, ты можешь исполнять свою работу?»

«Да, могу», — что за дурацкий вопрос? Как меня должно зацепить это происшествие?

«Тебе нужна моя помощь?»

«Нет, благодарю»

«Тогда всего доброго», — Войшурвиц отключается. ЕйчЭс выдаёт данные за последний час. Всё стабильно за исключением незначительного повышения температуры в транспортном узле на другом конце города. Запрашиваю данные камер. Небольшое скопление индивидуумов у поезда номер триста пятьдесят шесть Би. Что произошло? Пошагово листаю запись назад.

На перроне стоят люди, похожие на неподвижные статуи. Инсталляция неизвестного художника. Лес статуй. Проносится поезд, и лес оживает. Фигуры двигаются, но одна стремительно бросается на монорельс. Проносящийся поезд сминает фигуру, как бисквит, разносит её на кусочки, обнажая карбоновый скелет, разрывая его на части. Кто-то на перроне падает в обморок, и люди начинают собираться в группы. Это нехорошо. Это чей-то просчёт. Я отключаю повтор. Мой. Я должна была увидеть намерения этого человека. И дать команду в соответствующие службы. В нашем мире у людей нет права решать, когда им умереть. Это решает система. С уровнем имплантации, когда можно пересадить всё что угодно и заменить на механический орган, ты можешь жить вечно и подать прошение о деактивации, когда тебе надоест. Иногда можно воспроизвести подобного себе, тогда ты записываешься в программу по репродукции, и из твоего биоматериала сделают копию с необходимым набором генов. Мне не повезло, сбой в системе, но импланты решают всё. Мне заменили глаза и часть мозга, отвечающую за движение. Если раньше я была бы инвалидом, то теперь я могу стать полноценным членом общества с небольшими ограничениями.

Поток данных был стабилен. Я не видела ни повышения температуры, ни учащения пульса. Даже ЕйчЭс не дала команды на запуск протокола, а это значит, она тоже не распознала эмоциональной нестабильности. Значит ли это, что это было сделано непреднамеренно? Его никто не касался, как того старика сегодня утром. На перроне уровень шума не поднимался выше среднестатистических значений. Но... Я вывожу на экран данные погибшего. Милута Золль, какое смешное имя. Уровень интеллекта выше среднего, степень эмоционального благополучия выше проживающих рядом соседей, коэфициент Импа — семьдесят два процента. Мысль посещает меня внезапно. Ради интереса смотрю этот коэффициент у утреннего бунтаря. Восемьдесят пять. Это значит, что большую часть органов он заменил имплантами. Есть ли здесь связь? У половины населения этот коэффициент выше пятидесяти процентов. Даже у меня. Но мне пришлось это сделать в силу генетических несовершенств, но многие заменяют биологические органы из других соображений. Просто так. Потому что могут стать совершеннее в угоду новому цифровому богу.

Расслабляюсь. У меня участился пульс. Об этом тотчас появилась запись в журнале дежурства. Хорошо... Хорошо... Имеют ли эти два происшествия связь? Возможно...

Можно ли говорить о системе? Маловероятно.

Снова раздаётся звуковой сигнал пришедшего сообщения. Макс. Он прислал мне видео, на которое я уже смотрела.

«Каково?»

Откуда мне знать. Но то, что это плохая статистика, здесь сомнений нет.

«Как думаешь, совпадения?»

Я не должна так думать. Но Макс не унимается. Он скидывает мне скриншот мессенджера.

«Что это?» — я различаю имя «Милута» в диалоге. Время 7:23:17. На другом мониторе вывожу запись с камеры. Бедное создание расплющило в 6:59:56. Оно никак не могло писать сообщения в сети.

«Это не он», — пишу я, — «он был деактивирован в это время»

Макс молчит, а потом выдаёт мне:

«Чувствуешь? Запахло жареным...»

«Что это значит?»

«Значит, что сеть „Квалком“ в целях сохранения эмоциональной стабильности автоматически подключает ИИ в случае смерти абонента»

Пальцы летают по клавиатуре, пульс участился.

«Это глупо... и подло...»

«Это часть программы. Она замещает человека. Это, как будто, удобно. Потом осторожно выведут абонента из сети. Так, чтобы не вызывать сбоев. Этот приём давно известен»

«Как долго?»

«Что именно?»

«Как долго абонент остаётся в сети?»

«Не знаю. Может год. Виртуально работает, общается, а потом незаметно исчезает...»

Мне становится страшно. Пульс учащается. Это значит, что умершие остаются для агломерации живыми, отбрасывают тени своих жизней. Впрочем, если она пуста, и в ней нет ничего кроме работы и дома, где ты видишься с родственниками лишь по каналу видеосвязи... Почему нет? ...

«Макс...»

«Что?»

«Но нельзя притворяться так долго. Они же встречаются...»

«Я тебя умоляю, уже никто ни с кем не встречается, всегда можно найти причину не прийти»

Это наша реальность. Нас заменяют облаками, созданными ИИ, который генерирует наши фото, симулирует нашу жизнь. Мало того, что мы теряем контроль над нашими телами, теперь мы потеряли и ещё душу. Цифровой бог забрал и её. Лихорадочно вспоминаю людей, которые перестали писать последнее время. Биологические родители. Последнее время мы общались с переменным успехом.

«Лин». Снова Войшурвиц. Показатели стали выше критической отметки. Он получил сигнал вмешаться.

«Да?»

«У тебя участился пульс, всё в порядке?»

«Да»

«Я видел в новостях, импланты выходят из-под контроля»

«Разве?»

«Да, происшествие, где ты была свидетелем, и ещё одно на вокзале... У тебя все нормально?»

«У меня — да. Господин Войшурвиц...»

«Слушаю»

«Вы давно видели родных?»

«Да, вчера был сеанс видеосвязи...»

«Нет, лично»

«Это сложно, ты и сама понимаешь. Работа, дела»

«Да, понимаю»

«Умница, ты понимаешь, как никто»

«Да»

«Проведём несколько тестов завтра, хорошо?»

«Хорошо»

Я понимаю, что нам не выбраться из этой ловушки. Никогда, пока положение дел всех устраивает. Наша жизнь стала понятной, логичной, продуманной не нами и... пустой. Наше место может занять бот, придуманный корпорацией, и никто даже не заметит. Например, Войшурвиц. Он всегда ровен в общении, никогда не выходит на видеозвонок, и всегда доступен. Прямо как робот. Меня осеняет мысль. Я снова пишу Максу.

«Макс, давай встретимся»

Долгая пауза. ЕйчЭс выдаёт отчёт. Всё благополучно. Сбоев нигде нет. Пластиковая жизнь течёт ровно.

«Зачем? Ты же не любишь общаться»

«Не люблю»

«Тогда успокойся»

«Нет, давай встретимся»

«Не могу»

«Почему?»

«У меня смена»

«Потом»

«Потом, может быть»

Макс отключается. А осадок остаётся. Сколько вокруг меня живых людей? Живущих? Вдруг никого, кого я знаю, уже нет в живых? ЕйчЭс выдаёт последние новости. По факту перехвата управлением имплантами подключено Министерство Внутренних расследований. Это значит, что эти двое — только вершина айсберга. Их больше, гораздо больше. Это распространяется, как вирус, эпидемия потери контроля. Хаос. А агломерация хаоса не любит. Ей важны управляемые детали, шестерни. Как в часах. Тик-так.

Данные с камер прибывают постоянно. Город живёт своей неорганической систематизированной жизнью. Интересно, когда-то было по-другому? Мог ли человек решить, что он будет есть на завтрак? Не личный помощник умного дома, а ты, сам. Или просто выйти из дома без необходимости согласовывать маршрут с социальной службой. Просто отправиться, куда взглянут его несовершенные глаза. Хотела бы я? Наверное. Шучу, я не выхожу из дома. Нет необходимости. Еду мне привозит курьер, одежду тоже, физическую активность обеспечивает тренажёр, а за микроклиматом в помещении следит «умный дом». Всё, что требуется от меня — это работать. Тик-так. Встроенный имплант за ухом сообщит о физическом неблагополучии в случае удара или ещё какого-то происшествия в соответствующие службы, и тотчас ко мне выдвинется бригада скорой помощи, а если необходимо и полиция. Город следит за всеми. У него тысячи глаз. Тысячи механических рук и большое механическое сердце, бьющееся прямо подо мной, на многие метры под землёй. Сервера компании «СоТа»

На транспортном узле уже убрали останки. Эмоциональный фон снизился, температура в норме. Следующий состав пришёл вовремя, забрал пассажиров и отправился к месту назначения. Думаю, и этот пережиток прошлого когда-то уйдёт, как ушли в своё время места для коллективного просмотра видео и прослушивания исполнителей. Теперь всё можно сделать онлайн. Особо упёртые, конечно, всё равно собираются, чтобы устроить своеобразную акцию протеста. Согласовывают с мэрией и соцслужбами, а затем наслаждаются обществом друг друга под присмотром механических глаз. Глупо. И высокозатратно. В новом времени важно быть функциональным, эффективным, иначе можно оказаться на свалке человеков, в Гудрон-тауне. Там собираются все изгои, отринувшие власть нового бога. Этот путь не для меня.

Чего бы хотела я? Точно не этого. Общение для меня — тяжёлое бремя. Мне комфортно среди моих тихо гудящих мониторов, бесчисленных мессенджеров и камер. Я чувствую себя частью этого механизма. Тик-так. Даже если не хочу быть всего лишь шестерёнкой, мне здесь комфортно. Я всё вижу, слышу и могу управлять. А иногда и подправить. Самую малость, чтобы система не заметила.

Я глажу лежащий рядом лептоп. Я — не бунтарь. Я — часть системы, а системе для полноценной работы необходимы чётко работающие детали. И я — одна из них. Тик-так.