Глава 3 – с отсылкой к андроидам Филипа Дика, но одной сколопендре все-таки повезло

Ибрион.

Год 1488 от основания Империи Авир.

За 512 лет до основных событий.

Герцог риз Авир бодро пересек лабораторию и заглянул в инкубатор. Джур был чересчур подвижным мужчиной приятной наружности и непреходящего добродушия.

– Да это же произведение искусства, Гервин, дружище! – Младший брат императора, к тому же, отличался экспрессивностью. Но сегодня профессор был с ним солидарен.

– Нам ведь еще столько тестов предстоит… – скромно замялся он. – Мы провели только одно бета-пробуждение и снова погрузили его в сон.

Джур отмахнулся и принялся изучать результаты первого испытания андроида.

– Супра… супрамолекулярный нековалентный органический полимер… – вслух зачитывал герцог. – Наночастицы вольфрама… Самозаживляющийся! А для меня ты когда такую кожу сделаешь?

– Когда Император выделит на тебя столько же денег, сколько на него, – усмехнулся приятель. – Но содрать твою старую шкуру могу хоть сейчас и совершенно бесплатно!

Наконец риз Авир довольно покачал головой и свернул папку с отчетами.

– Сразу видна разница. Этот ни в какое сравнение не идет с предыдущими версиями. Сколько их было, помнишь? Все какие-то…

– Нового типа, экспериментального, мы произвели до этого ровно пятьдесят. Но ты зря его так нахваливаешь – в пятьдесят первом ничего особенного нет, мы лишь поработали над ошибками. Да жена моя проектировала внешность: говорит, у меня выходят одни головорезы…

– Вот именно! А здесь – смотри – ты будто знатного лорда закрыл в инкубаторе, так и хочется его выпустить и принести глубочайшие извинения! – рассмеялся герцог. – А работа над ошибками – пожалуй, именно то, что и было нужно, после третьего десятка неудач.

Гервин устало потер глаза. Они с кронпринцем были ровесниками, но из-за сурового характера профессор всегда чувствовал себя многим старше.

– М-да… Мы, наконец, поняли, что вам было нужно.

– Не «вам», дружище, а нам всем. Как ты не поймешь! – нахмурился и поправил Джур. – Времена андроидов-слуг и компаньонов прошли, теперь от ваших лабораторий зависят жизни следующих поколений Империи.

– И ты считаешь, мы готовы к такому? – Профессор опустился в кресло и подпер висок рукой. – Думаешь, если давать андроидам больше свободы в делах и мыслях, они станут нам опорой, а не устроят апокалипсис?

– Империя расширяется и усложняется, Гервин. Обычный человек уже не в состоянии поддерживать достойный уровень жизни всех галактик. Неправильно подводить разные миры под одну гребенку: ведь мы делаем это лишь оттого, что так проще… Надо помогать народам развиваться и при этом сохранять свою идентичность, свое индивидуальное счастье. А для этого необходимо охватывать и мгновенно решать слишком много проблем, оперировать слишком многими знаниями невероятно быстро. – герцог оседлал любимого конька – ораторское искусство. – И с нашими достижениями в биоинженерии и робототехнике уже не дело выпускать синтетических горничных и машинистов. Настало время пристраивать таланты к делу.

В запале он нарезал круги по лаборатории и размахивал папкой.

– Мы не просим впускать анархию в их мозги, нет! Но позвольте им выходить за рамки стандартных программ. Их мозг куда совершеннее нашего! Так пусть сами пишут для себя биоскрипты или как это называется… Что я хочу сказать: до тех пор, пока мы не позволим андроидам развиваться самим, мы не получим от этой индустрии ничего полезного, ничего по-настоящему уникального!

– После полсотни таких версий я уже не верю в развитие здоровой личности у машины. С открытой операционной системой они просто срываются с цепи! Помнишь, сколько раз приходилось вызывать охрану? Я уже давно работаю без прежнего энтузиазма…

– А я вижу, что как раз это и приносит, наконец, плоды, – отрезал герцог и перешел к делу. – Когда начнутся основные испытания нашего чуда?

Гервин встрепенулся и развернул журнал.

– Так… На завтра я запланировал окончательное пробуждение, осмотр и предварительный опрос, а первый тест – послезавтра в одиннадцать.

– Я зайду посмотреть. В последние годы это уже превращается в хобби.

– М-м, пожалуйста… – рассеянно согласился профессор и проводил старого приятеля к выходу. – Но ты не обнадеживайся, вряд ли мы увидим что-то новое.

Через два дня ровно в одиннадцать герцог сидел в лаборатории, через зеркальное стекло наблюдая за первым тестом андроида. В небольшом помещении находились пятеро – Гервин Эммерхейс, его испытуемый и три огромные, ярко-красные многоножки в террариуме. Если бы не пластиковая неподвижность в позе робота, могло показаться, что за столом два обычных ибрионца – лет сорока пяти (весьма строгий) и почти вдвое младший (совсем никакой). Живы были только глаза андроида, но взгляд, которым он сканировал Гервина, оставался мертвым. Всё шло, как обычно. Как и пятьдесят раз до этого.

– Доброе утро, профессор Эммерхейс, – поздоровался испытуемый.

Ученый вздрогнул. Он всегда первым начинал разговор, ведь на вторые сутки после активации роботы еще были слегка заторможены.

– Доброе… Эйден. Сегодня у нас первый и самый важный тест. Сейчас я озвучу его условия. Ты готов?

– Я готов, – был нейтральный ответ.

– Итак, Эйден. – начал профессор, берясь за планшет, хотя легенду первого испытания он давно знал наизусть, – Год назад ибрионцы колонизировали Фарадум – планету, наводненную хищными членистоногими. Самыми агрессивными из них оказались вот эти многоножки. – андроид, не поворачивая головы, бросил взгляд на террариум, где те деловито шуршали, – Главное их оружие – небывалая скорость передвижения. Гораздо большая, чем у среднего человека. Таким образом, при встрече с красной сколопендрой еще никому не посчастливилось уйти живым. Но так как мы не можем подвергнуть многоножек… хм, геноциду, нам хотелось бы заменить их искусственно выведенными – с меньшим числом ног. Тогда они побегут медленнее, и человеку перестанет грозить опасность.

Гервин перевел дух и обнаружил, что отчего-то занервничал. Он встал из-за стола и продолжил, расхаживая по кабинету:

– Кроме того, чтобы не лишать сколопендр возможности и дальше успешно охотиться, мы бы хотели ограничить их скорость тремя метрами в секунду. Но, к сожалению, мы пока не располагаем данными, сколько конечностей нужно оставить многоножке. В лаборатории Фарадума выяснили, что ее скорость непропорциональна числу ног, так как на разных сегментах тела они разной длины и толщины. У тебя есть тридцать минут для того, чтобы выяснить, на скольких лапках и на каких именно сегментах тела сколопендра побежит с нужной скоростью. – Профессор Эммерхейс указал на подопытных. – Вот тут многоножки… заметь, всего три: это условие теста. Вот тут резервуар для оторванных конечностей, а вон там – можешь выпускать их, чтобы измерять скорость. Удачи. Я вернусь через… 29 минут и 59 секунд.

С этими словами профессор покинул кабинет и вскоре присоединился к Джуру.

– Со стороны – будто не ты его, а он тебя исследует, – проворчал герцог, – какого черта ты так разнервничался, дружище?

– Он первым пошел на контакт, и это на вторые сутки, понимаешь? Опять какой-нибудь псих, вот увидишь… Да еще ты со своими дифирамбами в его честь! Настроил меня, что этот какой-то особенный.

– Расслабься, – приятель указал на стекло, – видишь, первая сколопендра закончила так же, как и полторы сотни до нее.

Действительно, многоножка уже корчилась в ящике для отходов, а испытуемый осторожно доставал следующую жертву.

– Сейчас он ошибется еще раз, обнаружит квантовый блок в левом полушарии, и третья сколопендра побежит, как надо… – бормотал герцог, начиная скучать. – Да, а отчего это он носит имя твоего деда?

– Ну… раз уж все считают его моим детищем, я подумал, что стоит назвать его в честь какого-нибудь родственника. Не смейся. Для синтеза его нервной системы и кожных покровов использовались цепи моего ДНК, пусть даже исправленные, на основе искусственных органических соединений. Он даже сможет передать эти гены по наследству, если… когда-нибудь заморочится. А если серьезно, мне давно осточертели эти NDR-1, NDR-2, NDR-3…

– Так значит, Эйден Эммерхейс. Забавно, но мне нравится. Смотри-ка, у него, кажется, проблемы!

– Что? – встрепенулся Гервин и подскочил к стеклу.

Вторая сколопендра лениво ковыляла по столу, а третья, которую андроид, должно быть, выбрал для проверки решения, вела себя агрессивнее прочих – шипела и метила ядом в глаза. Наконец Эйден ухватил ее за шейный сегмент и оторвал одну лапку. Шипастый хвост извернулся и со всего маху впился в запястье робота. Тот отдернул ужаленную руку, не выпуская из другой жертву.

– Ничего страшного, его организм быстро нейтрализует яд, – небрежно заметил профессор. – Чтобы отравить моего андроида, сколопендре потребовался бы не миллилитр, а целое ведро.

Тем не менее, время шло, а Эйден медлил с ампутациями. Он поворачивал насекомое в руках, касался ее лап и мохнатого тела, изучая, но больше не отрывал ног. Змеиный язык андроида шипел в пространстве между ним и сколопендрой. Боясь, что робот завалит первый же тест, Гервин схватил планшет и направился к нему.

– Эйден, у тебя все нормально? Почему ты остановился?

– Потому что сколопендры, очевидно, против. Я не стану мучить их ради гипотетического эксперимента.

– С чего ты взял, что эксперимент гипотетический? – опешил Эммерхейс, внутренне холодея. – Ведь я говорил тебе: речь идет о жизни людей!

Профессор нащупал в кармане пульт вызова охраны. Робот ему и прежде не слишком нравился, а теперь и вовсе настораживал. Браковать. Браковать, пока не поздно.

– При всем уважении, профессор Эммерхейс, позвольте заметить, что никто в здравом уме не стал бы доверять жизнь переселенцев андроиду двух суток отроду, – Эйден осторожно пустил многоножку в террариум и откинулся в кресле. – Более того, Вы упомянули, что вам небезразлична судьба этих животных, и при этом отчего-то собираетесь более, чем вдвое, сократить их возможности добывать пищу. Любой эколог скажет, что это и есть геноцид, ведь очень скоро ослабленный вид исчезнет. Вымрет, не успев приспособиться.

Гервин не знал, смеяться ли над тем, как его уделал андроид, или плакать, ибо эксперимент катился в тартарары. Очевидно, робот использовал квантовую часть мозга не для одного только пересчета ног. Ученый почувствовал, что начинает выходить из себя.

– Похвально, Эйден, что ты оказался настолько проницателен. Но ты здесь не для того, чтобы строить из себя гуманиста, так что можешь не беспокоиться о морали. Я поставил тебе задачу, и если ты не пройдешь этот тест, я буду вынужден признать тебя непригодным, а это значит…

– Не волнуйтесь, профессор Эммерхейс, – уголки синтетических губ тронула дежурная улыбка. – Я помню о поставленной цели, но счел возможным взять на себя смелость найти более гуманный способ ее достижения, коль скоро многоножки никому не причинили вреда.

Гервин молча сглотнул. Ему показалось, что испытуемый выдерживает театральную паузу, но Эйден вновь подал голос:

– Насколько я знаю, у меня осталось еще пять минут на решение задачи о сколопендрах, и, если позволите мне воспользоваться Вашим планшетом, я наглядно изображу свои теоретические расчеты, исходя из наблюдений за третьим животным. Уверяю, они будут сделаны максимально точно и вовремя.

– Договорились, Эйден, у тебя пять минут.

Вконец растерянный, профессор отдал андроиду планшет и ретировался. А в комнате для наблюдений герцог хохотал в голос.

– Ну, он дает! Уел тебя, как студента, Эмми. Да еще с таким сложносочиненным апломбом, точно магистр изящных искусств, – сказал он, отсмеявшись, – Кстати, где он вообще откопал всю эту экологическую ерунду? Раньше ты не загружал в их мозги всякий хлам.

– Последним десяти я вообще ничего сам не загружаю, в том и суть их открытой нервной системы. Начиная с момента, когда его мозг уже был готов, и до того, как была завершена работа над телом, Эйден оставался подключенным к сети библиотек Империи. Оттуда он сам загружал в себя информацию – ту и в том объеме, что по каким-то причинам счел необходимым. Сам же ее классифицировал, обрабатывал и делал выводы. – профессор тяжко вздохнул, – И на основе всей этой… вакханалии, что творилась у него в голове, он теперь принимает решения. Вот, полюбуйся: это то, о чем ты мечтал так долго – андроид со свободой воли. Чего теперь от него ожидать? Да еще если позволить ему общаться с тобой.

– А что я?

– Ты жизнелюб и с тем отвратительно влияешь на людей.

Джур толкнул Гервина в плечо.

– Ты устал, старина. Годы напряженной работы, столько неудач… И теперь просто-напросто не можешь принять очевидное: этот Эйден далеко пойдет. – герцог посмотрел на часы и ободряюще улыбнулся. – Пора. Я гляжу, ты уже боишься заходить к нему один. Составлю тебе компанию. Мне страшно интересно, чем же закончится эта история со сколопендрами!

В кабинете оба склонились над планшетом и разглядывали схемы, выполненные безукоризненным почерком Эйдена. Не осталось сомнений, что андроид успешно прошел тест: задача с многоножками была решена. Впервые без лишних жертвоприношений науке.

– Скажи, Эйден, – обратился к нему Джур, – откуда в тебе эта тяга к справедливости? Зачем такие сложности, если в тебе не заложена программа подчинения древним законам робототехники?

– Вы правильно заметили, Ваше Высочество, я могу причинять вред живым существам и даже убивать, если захочу.

– Поправлю: если возникнет необходимость.

– Если захочу. Я выразился корректно, милорд. Я знаю, сколько ресурсов ушло на то, чтобы сделать меня всемерно полезным человеку, но не ставлю целью соответствовать представлению людей о том, что правильно. Идеям добра и зла слишком уж часто свойственно переворачиваться с ног на голову.

– Тогда каковы твои собственные представления о правильном, Эйден?

– Мне еще рано судить об этом. Мой анализ собственной психологии только начинается.

– Как ты оцениваешь роль квантового компьютера в принятии решений?

– Никак. Служебно. Для квантового мозга не существует «да» или «нет», только суперпозиция. Только «данет». Его роль в другом: в обработке информации быстрее обычного, в широчайшем охвате ситуации. Решения на основе анализа этих данных принимаю я.

– Что значит «я»? В твоей конструкции не предусмотрено такой детали.

– А в Вашей?

Джур моргнул и улыбнулся, а профессор Эммерхейс, наконец, позволил себе расслабиться.

– Эйден, – обратился к роботу Гервин, – я с уверенностью констатирую, что ты обладаешь самосознанием. Ты не отождествляешь себя с суммой частей, из которых состоишь. А это, несомненно, первый шаг к развитию личности. Но мне бы очень хотелось, – добавил он, подавшись вперед, – чтобы, в конце концов, это была здоровая личность нормального человека.

Робот перевел взгляд с профессора на герцога и обратно.

– Профессор… В Империи семьсот триллионов сто пятьдесят миллиардов четыреста восемь миллионов шестьдесят шесть тысяч триста девять нормальных людей, создавать которых гораздо проще и дешевле, чем андроидов. Какой смысл в семьсот триллионов сто пятьдесят миллиардов четыреста восемь миллионов шестьдесят шесть тысяч триста десятом нормальном человеке? Вам лучше не ставить подпись на моей аттестации, потому что я Вас разочарую.

Гервин покидал кабинет в полном раздрае.

Загрузка...