Война «ежей»

Часть вторая Спортивная площадка

Зима показалась ребятам долгой-предолгой. Дни короткие, а тянулись бесконечно. В играх на улице длинные летние дни пролетают незаметно, а зимой в холода родители не разрешают много гулять, боятся, как бы дети не простудились, а уж если они дома — их, разумеется, заставляют учить уроки.

И все-таки мальчики не могли пожаловаться, зима на этот раз была мягкой — вплоть до Нового года стояла хорошая погода, и они сумели немного выровнять двор для будущей спортплощадки. И баскетбольный щит сделали, хотя и поволноваться пришлось из-за него.

На следующий день, после того как ребята облились вонючей водой из бочки Худеровой, на улице появилась повозка с капустой. Хозяйки, подгоняемые выпавшим до срока снежком, спешили запастись ею на зиму. Купила капусту и Худерова. Камен в окно видел, как она в детской коляске перевозит капусту от тротуара к подъезду. Чуть позже тетя Худерова, конечно, позвонит к ним в квартиру, чтобы взять ключ от подвала и забрать свою бочку. Хорошо, что они сразу же выбросили подальше от дома рассыпавшиеся деревянные дуги и сломанный обруч с бочки.

Тетя Худерова едва не упала в обморок, увидев, что бочка исчезла. Камен сделал вид, что тоже удивлен. В это время в подвал пришел дедушка, знавший историю с бочкой; он сумел успокоить соседку: ничего, он купит всю эту капусту, а зимой Камен станет приносить ей квашеную капусту. Вот уж придется ей благодарить его и говорить всем, какой он, Камен, хороший мальчик. Что поделаешь, такова жизнь!

Пришлось поволноваться и из-за Стоименова. Как-то раз он неожиданно спустился в подвал в тот момент, когда мальчики красили в зеленый цвет столешницу. Куда ее спрячешь? Свежая краска так и липнет к рукам.

— Ну вот! — Стоименов был настроен весьма благодушно. — Видите, как можно работать без шума. Что это?

— Щит баскетбольный, — нерешительно произнес Камен.

— Зеленый. Прекрасно, — Стоименов прищурил глаза, словно рассматривал произведение искусства, — а кант, думаю, можно белый сделать.

— И квадрат над корзиной — белый, — добавил Камен.

— Правильно, — одобрил Стоименов.

— Мы его делаем по картинке одного руководства, — гордо заметил Маляка.

— Хорошо, — снова похвалил Стоименов. — А кольцо?

Обруч с бочки тети Худеровой уже выкрасили в красный цвет, и Камену предстояло сплести сетку, но мальчики предпочли не показывать обруч Стоименову и спрятали его под разной рухлядью в углу подвала.

— Кольцо нам дадут, — сказал один из мальчиков.

— У него отец бондарь, — с ходу придумал Маляка. — Он нам обруч из села привезет.

— Хорошо! — кивнул Стоименов и ушел.

Мальчики так и не поняли, зачем он вдруг пожаловал. Впрочем, главное, что он не заметил ущерба, нанесенного его столу.

Больше за зиму ничего примечательного вроде не случилось, школьные занятия шли своим чередом, связанные с ними заботы были обычными. Важно, что у ребят не исчезло желание стать настоящими спортсменами. Напротив! Маляка три раза прочитал книгу тренера болгарской баскетбольной команды Николы Бабинова «Первые шаги в баскетболе». Изумительная книга! Он читал ее украдкой, с раскрытым школьным учебником под ней — или по истории, или по географии, или еще какому. После того как Маляка выучил руководство почти наизусть, мальчик задумался: может, дать ее почитать кому-нибудь из друзей. А вдруг спросят про Бабинова, откуда, мол, Маляка его знает — ведь на первой странице красуется автограф известного тренера? Маляка стеснялся признаться в том, что он ходил к тренеру с просьбой об уроках баскетбола. Как видно, тренировки у Пангарова все-таки помогли ему научиться лучше мыслить — понимал, что вел себя глупо, совсем как малый ребенок… В конце концов Маляка дал книгу товарищам, сначала, конечно, Камену, заметив мимоходом, что, когда он покупал книгу, в книжном магазине случайно оказался Бабинов и надписал ее. Книжка переходила из рук в руки, отдельные главы мальчики читали вместе, как на занятиях кружка, и наконец почувствовали себя вполне теоретически подготовленными. Оставалось только применить теорию на практике.

Девятого марта яркое весеннее солнце снова собрало юных баскетболистов во дворе. Лужи высохли, грязь исчезла. Земля во дворе от обилия влаги кое-где осела, особенно на клумбах. Ребята занялись прежде всего выравниванием площадки. Что-то из этого получится?

Показался Константинов, как всегда, приветливо улыбаясь. На отвороте пиджака у него висела большая мартеница[3].

— Здравствуйте, спортсмены! Когда открываем площадку?

— Дня через два-три, — отозвался Камен.

В это время подошли два мальчика с толстым брусом и заволновались, увидев Константинова.

— Я не спрашиваю, где вы его взяли, не спрашиваю, — засмеялся Константинов.

Да и что тут спрашивать!

В этот день ребята работали допоздна — не только потому, что уроки давно закончились и стояла прекрасная погода. Главное — родителей не было дома: все ушли в школу на родительское собрание и, стало быть, мальчиков не созывали к ужину.

Классный руководитель шестого «Г» Ана Добрева понимала, что весна не очень способствует прилежанию школьников, и поэтому решила принять строгие дисциплинарные меры с самых первых весенних дней. На родительском собрании она говорила о дисциплине, не спуская глаз с третьей парты, за которой отец Димитра Малякова все время разговаривал с отцом Камена Тошкова; это ее раздражало.

— Пожалуйста, потише! — нервно постучала она по кафедре карандашом, но тут же улыбнулась. — Извините, я по привычке!

— Ничего, — сказал Маляков.

«Ну и нахал!» — Добрева обвела взглядом класс: мама Пантева не пришла, по всей видимости, сын не сообщил ей о собрании.

Классный руководитель не ошиблась: Панта решил, что мама его ни в чем не виновата, так зачем же заставлять ее краснеть из-за него перед родителями? По большинству предметов его успехи держались на среднем уровне, но по математике он сильно хромал.

Добрева раскрыла журнал и начала говорить о каждом ученике отдельно. Говорила медленно — знала, что обычно матери все записывают, а дома выговаривают детям — почему тот-то учится лучше тебя, почему дружишь с тем-то, а его ругали за дисциплину… И так далее…

Когда дошла очередь до Димитра Малякова, учительница в раздумье покачала головой, не знала, что и сказать. Последнее время Маляков все чаще и чаще приходил в школу с невыученными уроками. От Малякова можно было бы ожидать большего, сказала она и добавила: «Значительно большего».

О Камене было сказано очень коротко: хорошо учится. Учительница умолчала о том, что в последнее время мальчик необычайно рассеян и по литературе и истории стал заниматься хуже.

Дойдя до фамилии Пантева, учительница подняла голову: не сидит ли все-таки где-нибудь в конце класса его мама. Нет. А ведь Добрева предупредила мальчика, что, если мама не придет, она сама навестит их. Стоит ли собравшимся рассказывать о делах Лучезара Пантева? О нем, пожалуй, следует поговорить с директором. Ох, уж этот спорт! Ко всему прочему, Пантев уже дважды по два дня отсутствовал — был, видите ли, на соревнованиях.

Закончив сообщение о текущей успеваемости, Добрева закрыла журнал. Теперь ей предстояло сообщить родителям о приближающемся двадцатипятилетии школы, которое по решению министерства среднего образования будет торжественно отмечаться. Каждому классу следует хорошо подготовиться к этому дню.

Георги Милчев, отец Юлии, лучшей ученицы шестого «Г», наклонил голову. Только сейчас он понял, почему классный руководитель настоятельно просила, чтобы на собрание пришел именно он.

— Товарищ Милчев, не опускайте голову как нашаливший ученик, — пошутила Добрева. — Мы ждем от вас сценария предстоящего праздника, ведь вы у нас — писатель.

Георги Милчев огладил свою густую бороду, отпущенную им словно для того, чтобы компенсировать отсутствие волос на голове.

— А может, дети сами… — попытался он возразить.

— Я бы сразу согласилась с вами, если бы знала, что в других классах дети самостоятельно готовятся к празднику. Но увы! К тому же вы вне конкуренции, другого папы-писателя в нашей школе нет. Только в восьмом «Г» есть один, но он юморист и для торжественного случая его помощь не очень-то кстати.

Георги Милчев согласился написать для класса сценарий в связи с двадцатипятилетием школы: учительница была ему симпатична. Впрочем, Добрева произвела приятное впечатление и на остальных родителей, особенно на тех, кто видел ее впервые, как, например, инженер Маляков.

— Как ты находишь эту Добреву? — обратился он к отцу Камена.

— Прекрасная учительница, — ответил тот. — Камен хорошо отзывается о ней.

— А мой с ее предметом не очень-то ладит. Пусть теперь только попробует плохо сказать о классном руководителе — уши оторву.

— Не трогай уши, — рассмеялся отец Камена. — Они у него красивые.

Панта не сомневался, что Добрева после родительского собрания придет к ним домой. Учительница хорошо знала своего ученика, но и он успел изучить ее характер. Поэтому Панта поспешил купить билеты в кино. На самый длинный из демонстрирующихся фильмов. Фильм «Дополнение к закону о защите государства» был двухсерийным и шел в отдаленном районе. Прекрасно! И домой они с мамой пойдут пешком, а если эта Добрева все-таки надумает к ним прийти…

Маме он сказал, что билетами его наградили в школе за усердие и труд. Вообще-то мамы очень доверчивы, но на этот раз мама Панты очень удивилась.

— Что за награда, сынок, за какое усердие? Я-то тебя знаю!

Усердие есть усердие, объяснил Панта. При чем тут результаты?

— Знаешь ли, что говорит обо мне Пангаров? — самодовольно сказал он.

— Что?

— Что у меня блестящее будущее. Он без меня — нуль! В каждом матче семьдесят процентов очков — мои. Я — звезда, мама, и все должны с этим считаться. Вон сколько отличников, а билеты дали мне.

Мама глубоко вздохнула. Может быть, сын и прав, никогда не знаешь, что составит твое счастье в жизни.

Фильм был очень хорошим и шел целых три часа. Панта предложил маме возвращаться домой пешком, чтобы прогуляться. Она чувствовала себя уставшей, но согласилась. Ей было даже приятно. Так быстро мчатся годы, не успеешь оглянуться — сын уйдет из дома и она останется совсем одна. Мама взяла Панту под руку, и они медленно пошли. В воздухе пахло весной.

— Давно я не гуляла так долго, — с какой-то печалью в голосе произнесла мама.

— А почему бы нам не гулять чаще?!

— Ты уж лучше подтянись в учебе.

По пути к дому мама время от времени с удовольствием поглядывала на сына: вот оно, ее единственное утешение и надежда. В кино мать пригласил, да еще бесплатно, наградили его.

— Все-таки ты хороший мальчик, — разволновалась она.

— Почему «все-таки»? — удивился Панта.

Он открыл калитку и застыл на месте: на скамейке перед домом сидела учительница Ана Добрева, ждала их.

Тренер детской и юношеской команды спортивного клуба «Академик» медленно поднимался по лестнице школы имени Кирилла и Мефодия[4]. Пангаров остановился на первой площадке и посмотрел в окно — во дворе дети занимались легкой атлетикой. Двое или трое понравились ему, и он, попытавшись запомнить их лица, решил, что на будущий год возьмет их в свою секцию.

Пангаров продолжил свой путь по коридору. Из-за двери одного из классов доносился громкий голос преподавателя, растолковывавшего школьникам определение параллелей и меридианов. Рядом шел урок музыки — ребятишки пели народную песню, но пели фальшиво, очень фальшиво. Пангаров рассердился: раз песня народная, значит, выходит, можно ее петь на собственный лад? Так и с тренировочными костюмами — совсем их не берегут. Были бы свои…

Тренер остановился перед кабинетом директора, постучал и, не дождавшись приглашения, вошел.

— Вы хотели меня видеть, товарищ директор?

Директор поднял голову.

— А, это вы? Пожалуйста, проходите.

Пангаров сел на стул возле письменного стола и принялся рассматривать развешанные по стенам портреты Левского, Ботева[5] и патронов школы — Кирилла и Мефодия.

— Я хотел вам сказать, что некоторые вещи меня тревожат, — начал директор.

— А что такое?

— Кое-кто из ваших подопечных стал плохо учиться.

— Кто, например?

— Хуже всех — Пантев.

— Кто?

— Лучезар Пантев из шестого «Г».

— А, Панта? — тренер задумался и решительно произнес: — Я его выгоню!

Пангаров не кривил душой: Панта в последнее время досаждал ему, очень уж возгордился парень, а во время зимних каникул, в спортлагере в Панчареве, он даже позволил себе на глазах других воспитанников возразить ему.

Пангаров знал, что надо делать в таких случаях — следовало только дождаться подходящего момента, и вот сейчас директор предоставлял ему свободу действий. Значит, Панта и в школе распустился. Ладно, ладно! На первой же тренировке, то есть завтра утром, надо будет поставить Пантева перед строем и хорошенько отчитать, а потом прогнать. Пантев долго не выдержит, в этом Пангаров уверен: самое большее через месяц снова будет крутиться возле него — с улучшенными отметками в дневнике и извинениями. Пангаров, разумеется, возьмет его снова — впереди ответственные соревнования, как тут обойтись без Пантева? Что говорить, Пантев — опора команды. Но тогда уж он будет как шелковый.

— Да, да, я его выгоню, — повторил Пангаров. — Мне такие не нужны. Если мы когда и проигрываем, так тому виной наше невежество. Вы смотрели вчера по телевидению наш матч с Венгрией?

— Нет, — ответил директор.

— Нет?! — Пангаров был поражен. Как может директор, интеллигентный человек, не смотреть по телевизору матч с Венгрией! Да из-за этого матча даже театры пустовали, а он не смотрел. — Три — два! — сообщил результат Пангаров. — Выиграли венгры. Проиграли мы только из-за невежества. Дайте мне список плохих учеников, я всех выгоню из секции. Всех. Негодяи! — Взгляд его снова остановился на висящих на стене портретах. — Вот и наши знания ничтожны, — сказал он. — Что известно нам о них? О Левском, правда, все знают — был прекрасным прыгуном! А остальные? Занимались они спортом? И каковы были их успехи?

Пангаров вышел из кабинета, дверь за ним скрипнула. А директор уставился на портреты: он никогда не задумывался, занимались ли спортом эти люди. Такое и в голову ему не могло прийти.

На следующий день после визита тренера к директору команда Камена снова собралась во дворе. На краю площадки уже стоял столб с прибитым к нему щитом. Обруч был выкрашен в красный цвет, под ним висела сетка. Все с радостью согласились, что баскетбольная площадка, хотя и с одной корзиной, выглядит совсем как настоящая. Константинов вышел во двор поздравить мальчиков, пригласивших его на тренировку в воскресенье.

Бабушка Гинка выглянула во двор — Тончо увлеченно выкладывал по краям площадки камешки. Теперь можно быть совершенно спокойной: с тех пор как Тончо увлекся спортплощадкой, он со двора ни шагу.

Худерова вешала белье на балконе — повесит трусики и покрутит лебедку: над двором протянулась целая вереница белых флажков. Внуки ее выросли, вместо пеленок на веревке висели теперь трусики. Спортплощадка больше не волновала женщину. Было бы где повесить выстиранное белье, есть здесь спортплощадка или нет — какая разница?

Мальчики положили последний камешек, им как бы была поставлена точка в долгой, утомительной, но успешной работе, и унесли инструменты. Пришло время торжественной церемонии открытия. Было решено, что сначала в корзину бросит мяч Камен, потом Маляка, владелец мяча, а затем все остальные. Но начало церемонии задержалось, потому что все увидели, как по лестнице спускается Стоименов. А вдруг сейчас, при дневном свете, он узнает свою столешницу? Маляка спрятал мяч возле ограды: взрослые, когда рассердятся на ребят, первым делом мяч у них отбирают.

Стоименов вышел из подъезда и направился прямо к спортплощадке, осмотрел ее. Дети расположились полукругом, словно в защите, Стоименов переводил взгляд со щита на ребят и наконец сказал:

— Прекрасно!

Мальчики с облегчением вздохнули.

— Пригодилась все-таки мастерская? — Он имел в виду домовый подвал.

— Конечно, — отозвался Маляка. — Даже очень.

— Вот и работайте там, только без шума, — и Стоименов ушел.

Ребята посмотрели на щит: не узнал Стоименов свою столешницу, значит, все в порядке. А скольких усилий это стоило! Теперь надо взять мяч…

Невероятно, но мяч упал прямо с неба. Упал в середину кольца, даже не задев его. И это был не какой-нибудь мяч, а мяч Маляки.

Мальчики с удивлением оглянулись. Улыбаясь до ушей, во дворе стоял Панта, в черных трусах и морской тельняшке. Встав в спортивную стойку и мигом подскочив к корзине, он схватил мяч, провел показательный дриблинг, снова приблизился к щиту, и мяч во второй раз влетел в корзину, не задев кольца. Эффектно! Панта победоносно посмотрел на своих одноклассников, окинул взглядом команду и похвалил мальчиков:

— Молодцы!

Но его похвала не произвела никакого впечатления. Отношения мальчиков с Пантой стали совсем прохладными. Этот выдающийся игрок так бросал мяч, что им хотелось влепить ему… С какой это стати он первый забросил мяч в корзину?

— Я буду вас тренировать, — заявил Панта.

— Играй в своей команде, — отрезал Камен.

— Я ушел из команды, — сообщил Панта, и воспоминание о том, как он «ушел», омрачило его лицо.

Какое там ушел! В такое унизительное положение он никогда не попадал. Никто в этот момент не ненавидел Пангарова больше, чем он.

Мальчики не поверили Панте. Какой дурак по собственной воле оставит такую команду? А тренировки, состязания, спортивные лагеря?

— Взял шапку в охапку, и все! — повторил свою ложь Панта и снова бросил мяч.

Точное попадание! Панта тут же подскочил к корзине и поймал мяч, не дав ему коснуться земли.

— Что это ты без куртки? — удивился Камен.

— У меня и тренировочный костюм забрали, — ответил Панта. — Я все сдал.

Мальчики молчали: что-то тут было подозрительно.

— Камен, — сказал Панта, — мне велено исправить оценки.

— Кому?

— Мне! — Панта резко бросил мяч приятелю.

Камен получил пас. Панта подал знак — бросай! Камен прицелился, и — мяч задел кольцо, покрутился в нем, но все-таки упал в корзину. Это как бы послужило сигналом. Игроки разбежались по площадке, каждый стремился получить мяч и направить его в корзину. От неточных бросков мяч все чаще и чаще попадал по обручу, обруч согнулся и повис. Обладатели только что законченной баскетбольной площадки стояли ошарашенные, беспомощно глядя друг на друга и на Панту. Панта понял, что друзья ждут от него помощи, и обрадовался. Что же делать? У него возникла одна идея.

— Может, кто принесет мне какие-нибудь штаны, чтобы мне не ходить домой? — попросил он.

Камен принес тренировочный костюм, Панта надел его и позвал друзей с собой:

— Вперед!

Мальчишечья ватага — все без исключения — пошла за ним, но тут их настиг голос бабушки Гинки, звавшей Тончо домой; правда, Тончо и ухом не повел.

Ребята не знали, куда ведет их Панта, но все верили — он что-то придумал. Группа была довольно внушительной, и всем вместе трудно было держаться. Иногда приходилось пробиваться сквозь толпу, особенно возле светофоров, где собиралось много народа.

Одну из улиц они перешли на красный свет, и милиционер долго свистел им вслед.

— Самый стоящий клуб — это «Левский-Спартак», — крикнул Панта милиционеру и прибавил шагу.

— Почему «Левский-Спартак», ведь ты тренировался в «Академике»? — удивился Камен.

— Все равно «Левский-Спартак»! — повторил Панта. — Более недалеких людей, чем «академики», я не встречал.

Панта привел ребят к школе: прошли через двор, свернули к плавательному бассейну и остановились у крайнего окна. Панта присел на корточки, приставил руки к вискам, чтобы не мешал свет, и заглянул внутрь. Рядом с ним присели на корточки Камен и еще два мальчика. Маляка тоже хотел протиснуться к окну, но свободного места не было. Остальные ребята сгрудились неподалеку, им не терпелось узнать, что там. Первым поднял голову Камен, в глазах светились радость и надежда. Маляка воспользовался моментом и прильнул к стеклу. Сначала ничего не было видно, потом глаза привыкли к темноте: возле пустого, заброшенного бассейна лежал баскетбольный щит. Настоящий! Правда, с облупившейся краской, старый, но с крепким металлическим кольцом. Маляка даже присвистнул от восторга!

— Я сделаю из вас баскетболистов экстра-класса! — пообещал Панта. — Только знайте, за плохую игру буду гонять до седьмого пота.

— А как мы возьмем этот щит? — растерялся Маляка.

— Подумать надо.

— Может, попросим, чтобы нам его дали? — предложил Камен.

— Ты псих?

— А вдруг дадут?

— А если не дадут? Тогда все пропало.

— Уж не хочешь ли ты, чтобы мы его украли? — оторопел Камен.

— Зачем так говорить? Если мы его возьмем на время, разве это кража?

Ребята задумались: хотелось бы обойтись без краж. Если щит они со временем вернут, какая же это кража? Вот только большая проволочная сетка перед окном плавательного бассейна смущала мальчиков.

Такси остановилось на улице перед домом Камена, и шофер нетерпеливо загудел. Бабушка Гинка с любопытством выглянула из окна.

— Где живут Тошковы? — спросил ее шофер.

— В соседнем подъезде, — ответила бабушка Гинка. — А зачем они вам?

— В больницу торопятся, а самих нет, — рассердился шофер.

Слово «больница» усилило любопытство бабушки Гинки, и она решила узнать, в чем тут дело. В домашних тапочках, с кошелкой бабушка поспешила на улицу. Возле такси стояли дедушка с чемоданчиком в руках, Камен, близнецы и отец Камена.

— Ты куда это собрался? — удивилась бабушка Гинка.

— Катаракта у меня, — дед поднял руку к левому глазу. — На одном глазу, правда, но раз врачи советуют…

— В добрый час! — протянула ему руку бабушка Гинка, забыв, что собиралась на рынок, и вернулась домой.

— Ну, поедем, — сказал дедушка как можно более безразлично, ему хотелось скрыть свое волнение.

— Ты не беспокойся, — Камен обнял и поцеловал деда. — Я буду часто тебя навещать.

Камен жалел дедушку, в последнее время катаракта все больше и больше беспокоила его. Врачи уверяли, что операция легкая, и на семейном совете решено было ее не откладывать. Только Тошко и Стефчо были против операции. Им нравилось, что у дедушки катаракта, они даже гордились этим. Когда кто-нибудь из соседских малышей хвастался новой игрушкой, Тошко и Стефчо говорили:

— У нашего дедушки ка-та-рак-та, а у твоего не-е-е-т!

Подойдя к такси, дедушка напомнил Камену:

— Приемник бы…

— Не беспокойся, все сделаю.

Речь шла о транзисторном приемнике, к которому Камен приспособил наушники, чтобы дедушка мог слушать радиопередачи, не беспокоя окружающих. Работы оставалось совсем немного, и через день-другой Камен собирался отнести приемник в больницу.

Как только такси уехало, Камен взял за руки братишек, оставшихся теперь на его попечении, и отправился к Панте. Оставив малышей в саду, Камен пошел к товарищу. После того как Панту выгнали из команды, между ними снова восстановились прежние добрые отношения. Камен хотел помочь Панте в учебе, особенно по алгебре. Он застал приятеля за уроками — на столе были разложены тетради и учебники.

— Решаешь задачи?

— Да нет, историю зубрю, — ответил Панта. — Нам задали великие географические открытия, да?

— Да.

— А о Колумбе-то, оказывается, все это не болтовня.

— Что не болтовня?

— Что он открыл Америку. Выпьешь кофе? — предложил Панта, стараясь держаться по-взрослому.

— Можно, — согласился Камен.

— Ну и номер отколола наша учительница! И фильм был двухсерийный, и целый час гуляли с мамой после него, а она все ждала нас.

— Добрева такая… — кивнул Камен. — Не любит, чтобы из нее делали дурочку. Садись, будем заниматься.

— Ты решай, а я сварю кофе, — и Панта вышел из комнаты.

Камен был впервые у Панты. Обстановка в квартире показалась ему очень скромной — гардероб, две кровати, круглый стол, на стене — старые часы, возле них — семейная фотография. Отец Панты, хотя и снят до пояса, выглядел на ней рослым, сильным человеком, и глаза у него совсем как у Панты. Над кроватью приколота вырезка из газеты «Старт» со снимком капитана сборной Болгарии по баскетболу. Точно к такому снимку Маляка приставлял свою физиономию, вырезанную из фотокарточки, чтобы увидеть, как он будет выглядеть в роли капитана.

Когда Панта принес кофеварку в комнату, чтобы включить ее в сеть, Камен решал задачи.

— Моя мама тогда так переволновалась, что и заснуть не могла, честное слово! — Панта все еще думал о неприятной встрече с Добревой.

Камен слушал приятеля вполуха.

— Готово! — обрадовался он.

— Обе?

— Первая. Садись, вместе решим вторую.

— Ты давай сам! — распорядился Панта. — Пока кофе будет готов.

Камен вслух прочитал условие задачи, немного подумал и начал писать, а Панта снова вернулся к недавнему случаю:

— Хорошо хоть, не выдала меня с билетами, а то мама первым делом начала о них; как она обрадовалась, когда я ей сказал, что получил билеты за усердие. Добрева так на меня посмотрела, что я готов был сквозь землю провалиться. «Не за усердие, — говорит, — а как поощрение. Результат усердия — хорошая успеваемость, а у него с успеваемостью пока неважно». Мама аж побледнела.

Кофе был готов, и Панта достал чашки.

— Вышла! — воскликнул обрадованный Камен.

— Отлично, — похвалил его Панта, поставил перед товарищем кофе и добавил: — Мама очень добрая. Я обещал ей исправиться и слово свое сдержу. Не то что я не хочу учиться, но, как тебе сказать…

— Тебе мама велела уйти из команды? — спросил Камен.

Панта вздрогнул, смутился, отпил кофе, посмотрел в нерешительности на потолок.

— Я скажу, но ты никому ни слова.

— Хорошо, — согласился Камен.

— Я никому это не говорил, но ты мой самый близкий друг. Если кому скажешь…

— Никому.

— Поклянись.

— Ты мне не веришь?

— Верю, но то, что я тебе хочу сказать, тайна.

— Тогда молчи.

— Это гнетет меня.

— Хорошо, клянусь.

— Своей мамой?

— Мамой.

— Меня выгнали из команды!

— Знаю, — проговорил Камен.

Панта с изумлением посмотрел на приятеля:

— Знаешь? Откуда?

— Вся школа об этом говорит. Пятеро из команды Пангарова учатся в нашей школе.

Панта тяжело вздохнул:

— Какая подлость! Этот Пангаров — настоящий кретин. Поставил меня перед строем и объявил, что исключает. Да еще велел сразу же сдать тренировочный костюм…

— Потому ты и появился тогда в черных трусах?

— Конечно. Хорошо еще, что утром надел черные, обычно я ношу белые. Можешь представить — шел бы через весь город в белых трусах! А погода совсем не весенняя, утром по радио говорили — холодно не по сезону. — Панта засмеялся. — Знаешь, я признался, и вроде легче. Одно дело, люди говорят, другое — когда скажешь сам.

Камен задумался: поделиться ли и ему своей тайной.

— И я хочу тебе признаться.

— В чем?

— Я тоже об этом никому не говорил, даже Маляке.

— Ну, говори.

— Поклянись молчать.

— Клянусь!

Камен открыл было рот, но так и не решился начать. Он встал, подошел к окну, посмотрел в сад. Братишки играли подозрительно тихо — не иначе какую-нибудь шалость затеяли. Камен хотел открыть окно, прикрикнуть на них, и вдруг задумался: уйти бы сейчас! Ну, зачем проговорился?

— Я поклялся, — напомнил ему Панта.

Камен повернулся к товарищу:

— Я, кажется, влюблен.

— В кого?

— В Юлию.

Панта на секунду задумался, оценивая выбор приятеля, и решил:

— Подходяще.

Учительница болгарского языка и литературы Станчовска медленно, временами останавливаясь между рядами, прохаживалась по классу. Урок она вела интересно, и ученики слушали ее внимательно.

Только Маляке было не до урока. Он весь погрузился в мысли о возложенной на него задаче: как извлечь из подвала баскетбольный щит. Было решено взять его тайком и потом, когда они подрастут, вернуть на место. Мальчики тянули жребий, вытянул Панта: стало быть, ему предстоит незаметно проникнуть в подвал. Однако его кандидатура была тотчас отклонена: у Панты и так нелады с учебой, а если попадется, его просто исключат из школы. Жребий тянули снова, на этот раз действовать предстояло Камену, но Камен председатель совета отряда, негоже ему быть замешанным в таком деле.

В конце концов задачу возложили на Маляку, и он согласился. Вот почему сейчас, вместо того чтобы слушать учительницу, мальчик затаил дыхание, а нос зажал двумя пальцами. Почувствовав, что больше ему не выдержать, Маляка опустил руки и с шумом, глубоко вздохнул.

Станчовска прошла мимо Маляки, ничего не заметив. Жаль, опять придется мучиться.

Девочка, сидящая позади Маляки, толкнув его, передала записку Панты. Он написал: «Постарайся не дышать дольше, пока выдерживаешь совсем мало». Маляка приписал снизу: «Тогда я лопну» — и отправил записку Панте, снова зажав нос и рот.

На этот раз Маляка даже побагровел и, едва переведя дух, задышал тяжело, как старый курильщик.

— Маляков, что с тобой? — встревожилась Станчовска.

Панта поднялся.

— С ним плохо.

Учительница с едва заметной иронией посмотрела на Панту.

— С ним плохо, — повторила она. — Эх, Пантев, Пантев! Ему плохо, а не с ним плохо. Меньше говори, тогда и ошибок будешь делать меньше. Садись.

Пантев сел, краем глаза покосившись на Маляку, уже пришедшего в себя. Учительница снова повернулась к Маляке:

— Что с тобой?

Мальчик встал, с несчастным видом пожал плечами: вроде все в порядке.

— Выйди из класса, побудь немного на свежем воздухе!

Маляка тут же выскочил из класса, забыв, что при плохом самочувствии не очень-то разбегаешься. По лестнице он помчался через две ступеньки. Прежде чем спуститься в подвал, Маляка осмотрелся. Нужно остаться незамеченным, потому проведение операции и было назначено на время уроков, когда все в классах, а уборщицы с метлами в руках где-нибудь заняты разговорами между собой.

Маляка шмыгнул в подвал. Дышал он тяжело, на этот раз от страха: вот засекут его, как тут объяснишь, с какой это стати он оказался в подвале. Целое утро мальчик пытался придумать какое-нибудь оправдание, что только ни приходило ему в голову, но все было ерундой.

Дойдя до двери в бассейн, он заглянул в замочную скважину: баскетбольный щит на месте. Маляка нажал на ручку. Заперто! Так он и думал. Мальчик достал из кармана коробочку, из коробочки — воск, размягчил его в ладонях, согрел дыханием и залепил замочную скважину. Подождав немного, он осторожно снял отпечаток и спрятал его в коробочку. Благополучно выбравшись из подвала, Маляка вышел во двор — теперь пусть кто угодно его видит и спрашивает о чем угодно. Полный порядок! Учительница отправила его подышать свежим воздухом. Кто не верит, пусть спросит у нее.

После школы ребята сразу пошли на рынок в мастерскую по изготовлению ключей. Мастер, симпатичный инвалид, встретил их приветливой улыбкой.

— Если бы вы не теряли ключей, я бы умер от голода, — пошутил он. — Покажите! — и протянул руку.

К его неописуемому удивлению, Маляка достал маленькую коробочку. Мастер открыл ее и, увидев отпечаток, сразу понял, что за этим кроется какая-то детская проказа.

— Бабушка потеряла ключи от подвала, — как можно безразличней бросил Маляка.

Мастер так пристально посмотрел на Маляку, что мальчику стало не по себе, и он залился краской.

— Пусть бабушка сама сюда придет.

Вот какой противный! Как может прийти бабушка, когда у Маляки есть только дедушка, да и тот живет в Каспичане. Не привозить же его оттуда!

— Зачем попусту старого человека беспокоить? — рассердился Маляка. — У меня и два брата-близнеца, и сестра, — начал он фантазировать.

— Ну и молодец, — улыбнулся мастер.

Ребята ушли.

— Школьникам, значит, никакого доверия! — буркнул Маляка.

— Даже моя мама, — пожаловался Панта, — рылась у меня в портфеле, я сам видел.

— Искала дневник? — заинтересовался Маляка.

Некоторое время мальчики шли молча.

— Надо все-таки его вытащить! — У Камена не шел из головы баскетбольный щит.

— Для этого сначала нужно попасть в подвал, — усмехнулся Маляка.

— Ты прав, — и Панта положил руку ему на плечо.

Отец Юлии, писатель Георги Милчев, в задумчивости почесал лысую голову, огладил бороду. Он писал сценарий праздника по случаю двадцатипятилетия школы, в которой училась его дочь, и был очень сердит. Конечно, напечатать на машинке можно что угодно, но разве это дело? Совсем превратили школу в игровую площадку. Родители на ней состязаются, нарушают правила, получают одиннадцатиметровые штрафные удары — главное, думают, что все это во имя счастья детей. Вот и предстоящий праздник. Шестой «Г», конечно, займет первое место в школе, в этом Георги Милчев не сомневался, как-никак над сценарием праздника трудится он, профессиональный писатель. Ну не глупо?!

Милчев решил составить только план сценария, но на это ушло много времени, а сейчас Георги мучился над финалом. Обычно все классы заканчивают свои выступления песней «Иди, народ мой возрожденный!»[6], а ему хотелось придумать что-нибудь более оригинальное. Но что тут придумаешь? Классика есть классика. В последнем пункте плана он написал: ученики поют гимн Кирилла и Мефодия; затем позвал Юлию.

— Вот! — протянул он дочери план предстоящего праздника.

— Что это?

— Сценарный план. Довольно подробный, а сценарий напишешь сама.

Юлия отрицательно покачала головой: ее пугало само слово «сценарий». Не то что девочке было не под силу написать сценарий. У нее легкое перо, и мыслит она самостоятельно. Юлия никогда не читала отцу свои сочинения, боялась внести отцовскую правку: класс сразу поймет, что сочинение написано не без его помощи. Многие ребята и так уверены, что Юлины шестерки по литературе принадлежат не только ей. Особенно Маляка. Юлия недоумевала: и что он ее невзлюбил? Так и старается внушить классу, что все ее сочинения — от «О маме» в первом классе до «Я и космос» в пятом — написаны ее отцом.

— Не стану я его писать, — заявила Юлия.

— Почему?

— Потому, что это поручили тебе, а не мне.

Милчев встал, стремительно подошел к окну, затем вернулся к письменному столу. Черт побери, дочь права! Именно так, написать сценарий попросили его. Он окончил университет пятнадцать лет назад и вот сейчас нежданно-негаданно получил школьное домашнее задание. Милчев не на шутку рассердился.

— Всем родителям надавали заданий! Глядишь, завтра и на выпускной бал отправят! В автобусах! А вы что? Будете стоять в сторонке и махать нам руками? Не согласен!

Последние слова Милчев произнес так громко, что мама Юлии сразу же приоткрыла дверь и с укором произнесла:

— Жорж!

Милчев сразу замолчал: жена, конечно, любит лишний раз показать свое главенствующее место в семье, но он давно примирился с этим.

— Надо было отказаться, — упрекнула Юлия отца. — Я не писатель, и это мне не по силам.

— Писательское дело — это прежде всего тяжкий труд, — заявил Милчев.

— Жорж, оставь ребенка в покое! Будет лучше, если сценарий напишешь ты.

Милчев не стал перечить жене, но под нос себе проворчал:

— Двадцатипятилетие школы! Лучше бы ремонт сделали, а то вот — устраивают представление.

Он сел за письменный стол, вложил лист бумаги в пишущую машинку. Мама подала Юлии знак, и они ушли из кабинета. Только дверь закрылась, машинка застучала.

— Вечно так, — вздохнула мама. — Пока не разозлится, не может работать.

Камен послюнявил палец и дотронулся до утюга. Утюг зашипел, и Камен его выключил. Старой кисточкой для бритья он смочил тряпку, положил ее на брюки и осторожно начал гладить. Потом проверил, хорошо ли отутюжены складки, — они были словно лезвие ножа — и положил брюки на кресло, пусть как следует высохнут, тогда складки будут дольше держаться. Потом Камен достал рубашку и, встав перед зеркалом в белых трусах, засмеялся, вспомнив о позорном изгнании Панты из команды. Он надел брюки и рубашку, снова подошел к зеркалу, завязал галстук — пришлось взять папин, — но что-то не понравилось мальчику, и он снял его. А как он будет выглядеть с пионерским галстуком? Но снял и его. Снова осмотрел себя и улыбнулся; потом, настроившись на серьезный лад, — пожалуй, так лучше, — вышел из дома.

По-прежнему сохраняя серьезность, Камен поднялся по широкой лестнице красивого кооперативного дома. Остановившись перед дверью с табличкой «Милчев», он пригладил волосы и вдруг подумал: ужасно глупо быть влюбленным. Вместо того чтобы заниматься или побыть с ребятами, он отправился к Юлии.

Камен позвонил и принял непринужденную позу. Дверь открыла Юлия и с удивлением посмотрела на мальчика. Его появление было неожиданным.

— Входи, пожалуйста!

Камен смутился и продолжал стоять у двери. Бабушка Юлии, вроде невзначай, прошла мимо — посмотрела, кто пришел, и удалилась.

— Я хочу узнать, как у нас с программой, — невнятно пробормотал Камен.

— С какой программой?

— Я имею в виду сценарий торжественного собрания.

Появилась и мама Юлии. Камен видел ее на родительских собраниях.

Однажды, после того как он выступил с докладом об успеваемости класса, она погладила его по голове и потрепала по щеке. С тех пор Камен ее невзлюбил.

— Пригласи мальчика в дом! — сказала мама Юлии после того, как он поздоровался — вежливо, но сдержанно, боясь, как бы она снова не погладила его по голове и не потрепала по щеке.

Ребята вошли в огромную гостиную. Камен не привык к роскоши, такое он видел только в кино. Все в квартире было делом рук мамы Юлии, она умела превращать гонорары мужа в дорогие и красивые вещи.

Камен почувствовал на себе взгляд Юлии. Что же это он так растерялся и молчит? Надо бы начать непринужденный разговор, но как это сделать?

— Хочешь, я поставлю пластинку? — предложила Юлия.

— Хорошо, — согласился Камен.

В таких случаях часто музыка спасает от необходимости говорить глупости.

Гостиная наполнилась звуками современной мелодии. Засунув руки в карманы, Камен смотрел на Юлию, а она грациозно покачивалась в такт музыке.

Девочка чувствовала себя вполне уверенно. Камену очень хотелось сказать что-нибудь особенное, умное, но ничего такого не приходило в голову. Уж лучше тогда молчать! Так он и поступил. Камен снова принялся осматривать гостиную — лепной потолок, большую хрустальную люстру, старинную, недавно отреставрированную мебель, персидский ковер.

— Красиво у вас, — произнес Камен.

Юлия неопределенно пожала плечами: вся эта мебель и безделушки ее не интересовали. Она походила на отца, самое большое удовольствие приносили ей путешествия с ним по стране.

— Покупают старинную мебель, потому что это модно, — сказала Юлия. — Роскошная мебель, а садиться на нее не смеют. Ты кем хочешь быть?

— Я еще об этом не думал. А ты?

— Учительницей.

— Это ты окончательно решила? — Камен не одобрял выбора девочки.

— Я всегда хотела стать учительницей. Тебя Добрева к нам направила?

— Нет, я сам. Так, решил зайти. Чтоб не говорили, что я председатель совета отряда, а не интересуюсь делами класса.

Юлия протянула Камену зеленую папку со сценарием. Он взял ее, но уходить ему не хотелось.

— А это что? — спросил он, увидев на книжном шкафу большую коробку.

— «Монополия».

— Что это?

— Игра такая. Очень интересная. Хочешь, покажу?

Вошла мама Юлии с коробкой конфет и застала ребят играющими в «монополию» на персидском ковре.

Камен не сказал Маляке, что намерен пойти к Юлии. Не сказал, хотя и знал, что Панта будет его искать, чтобы списать домашнее задание, а не найдет, так позвонит Маляке. Мальчик поежился при мысли, что Панта иронически ухмыльнется, когда узнает о его визите к Юлии. Выходит, неправда, когда говорят, что стоит поделиться тайной с другом, и станет легче на душе.

Маляка позвонил Камену и очень удивился, что не застал его дома. Позже к Камену пришел и Панта. Мальчики подождали приятеля во дворе. Скучно! Когда во двор пришли еще два мальчика, было решено спуститься в подвал-мастерскую поиграть в часы.

Неизвестно, кто придумал эту игру, но порой она доставляла мальчишкам очень большое удовольствие. Для игры взяли часы Маляки, красивые, приметные — белый пластмассовый корпус, темно-синий циферблат, усеянный золотыми звездочками. Часы были не слишком дорогими, но в Болгарии таких не делали, и потому часы привлекали внимание всех, кто их видел. Ребята привязали к ремешку тонкую леску, Панта протянул руку в окно и положил часы на тротуар. Долго ждать не пришлось: молодой человек, чинно следовавший по улице, сразу замедлил шаг. Мальчики переглянулись: клюнул!

Прохожий остановился возле часов, огляделся по сторонам, наклонился и… часы исчезли в окошке подвала. Мужчина замер на миг, но, тут же опомнившись, быстро удалился, сопровождаемый хохотом мальчишек.

— Видели, как он одет? — прыснул Маляка. — Дом моды «Валентина»! И несмотря на это…

— А вы заметили, что никто никогда не поднимает шума? — рассмеялся Панта.

Но жизнь почти всегда опровергала его утверждения. Теперь леску потянул Панта. И вовремя — какой-то толстяк едва не схватил часы. Услышав дружный смех, он наклонился к окну и негодующе крикнул:

— Как не стыдно разыгрывать взрослых?! Хулиганы!

— Скажите, господин, — кротко обратился к нему Маляка, но в слово «господин» вложил все свое презрение, — что заставляет вас считать нас хулиганами?

— Как это что? Положили тут часы…

— Эти часы, господин, его, — вмешался Панта, — и он может класть их, куда хочет. Часовщик велел устраивать часам солнечные ванны, потому что они начали отставать. У них рахит!

Толстяк плюнул в негодовании и ушел.

— Ну, хватит, — решил Панта. — За всякую ерунду вечно нас хулиганами обзывают. А сами не могут спокойно пройти мимо чужих часов.

Но Маляка снова положил часы на тротуар:

— В известном смысле эта игра воспитывает людей.

Кто-то постучал в дверь — сначала три раза, потом, после паузы, еще два раза. Свой! На пороге стоял Камен в отутюженных брюках и белой рубашке.

— А мы тебе названивали! — обрадовался Панта. — Где пропадаешь?

Камен не ответил, притворившись, что увлечен игрой в часы.

— Клюют?

Он взял леску, а папку со сценарием передал Маляке. На улице опять раздались шаги, в окне промелькнули женские ноги.

— Что это? — с недоумением спросил Маляка.

— А? — повернулся к нему Камен.

Маляка перелистывал рукопись.

— Это сценарий праздника.

— А кто все будет исполнять?

— Что именно?

— Послушай: «С одной стороны выходят два ученика, одетые как патроны школы Кирилл и Мефодий. С другой — ученики, символизирующие азбуку». Ну и ну! Хорошо еще, что школа не носит имя Бенковского[7]. Пришлось бы нам появляться на сцене верхом на коне.

Все засмеялись, и Маляка продолжил чтение.

— Тут есть даже балерины! — удивился он. — То есть буквы, знаки препинания. И кто только придумал такое?

— Лучше бы в сценарий вставить баскетбольный щит, — пошутил Панта.

Шутка понравилась, и все снова засмеялись, сообразив тут же — а ведь сценарий и в самом деле может им помочь.

— А что? — обрадовался Камен. — Хорошо бы на сцену поставить баскетбольный щит!

— Какой щит?

— Тот самый, что лежит в плавательном бассейне.

Мальчики решили рассказать обо всем Юлии и попросить ее поговорить с отцом — пусть убедит его в том, что в сценарий нужно обязательно включить баскетбольный щит. Они сразу притащат его из бассейна, а потом…

Увлеченные планами, мальчики забыли о часах и вспомнили о них лишь тогда, когда Камен заметил, что держит в руках одну леску. Часов как не бывало.

В тот же день после уроков мальчики остались играть в баскетбол. Спортплощадка, как всегда, была занята, на этот раз второклассниками, и Маляка распорядился:

— А ну, мелюзга, исчезни!

Один малыш заупрямился. Панта двинулся было к нему, и тот сразу отступил. Ребята разделились на две команды, и игра началась. Панта выступал в роли тренера обеих команд. Собралось много зрителей, и Маляка волновался так, будто участвовал в настоящем баскетбольном матче. Не хватало только духового оркестра. Но вместо оркестра появились трое долговязых старшеклассников.

— Пошли вон! — скомандовал дылда с мячом в руках.

Это возмутило Маляку до глубины души. Какая наглость! Если они старше, то думают…

Что они думают, Маляке не суждено было узнать, потому что при первой же его попытке воспротивиться пришедшим один из них так сильно швырнул мяч, что тот перелетел через ограду. Маляка кинулся за ним — мяч новый, папа привез его из Милана. Если еще и мяч пропадет — не слишком ли много будет для одного дня?

Долговязые начали игру. Ну не безобразие? Трое игроков на две корзины.

— Давайте сыграем, — предложил им Панта.

— Вы хотите с нами сыграть? — усмехнулся один из парней.

— С вами. Двое наших пусть играют за вас.

— Не стоит. Мы и так управимся с вами.

— Хорошо.

— Но бесплатно мы уроки не даем, — заявил дылда. — Платите!

Команда Панты удалилась на совещание. Мальчики порылись в карманах, подошел и Маляка — у него нашлось двадцать стотинок.

— Лев, за всех, — предложил Панта и уточнил: — Один лев.

— Ладно. Для детей со скидкой, как в зоопарке. Тридцать очков в нашу пользу — с вас лев, а потом скинетесь еще раз.

Вскоре долговязые поняли, что недооценили своих соперников: Панта, например, был просто неудержимым. Перехватит мяч и…

При счете 10:4 игру остановили.

— Слушай ты, профи, — процедил один из парней, обращаясь к Панте. — Так не пойдет, нас трое, а вас пятеро.

Остались играть трое — Панта, Камен и Маляка. Но перелом в игре так и не наступил. Панта бросал мяч без промаха, встреча окончилась со счетом 30: 25.

— Лев гоните, — потребовал Маляка.

— Что? — вызывающе шагнул вперед дылда.

— Шут с ними, — и Панта дернул Маляку за рукав.

Мальчики ушли счастливые. Юлия, присутствовавшая на матче, расхвалила ребят, сказала, что они отличные баскетболисты, и обещала упросить отца включить в сценарий баскетбольный щит. Мальчики шли не спеша, готовые вновь и вновь добиваться побед, и спортивная страсть овладела ими сильнее, чем прежде, когда они слушали Пангарова.

— Мы — сила! — воскликнул Маляка. — Можем играть на два лева.

В этот день дедушка Камена очень ждал своего внука. Он и соседу по палате сказал, что сегодня к нему придет внук: так хотелось поделиться радостью предстоящей встречи. Дедушка скучал. В палате было всего трое больных. Сосед слева, которому перевалило за семьдесят, был немногословен. Другой, справа, лежал с забинтованной головой, и виднелись только его рот и нос. Этого больного пичкали разными снотворными, и он почти все время спал.

Единственным спасением дедушки от скуки были книги. Правда, ему запретили читать, чтобы не перегружать здоровый глаз, но он все-таки украдкой почитывал. А завтра — операция! Так что вся надежда оставалась на радиоприемник.

— Дождешься неприятностей! — предупредил его старик, увидев, что дедушка опять читает.

— Что поделаешь, — вздохнул дедушка и спрятал книгу, — пожалуй, и верно, придется с чтением повременить.

— Что, что? — спросил забинтованный. Он как раз проснулся.

— Да ничего.

— Повременить? — повторил забинтованный, помолчал немного и, не услышав ответа, тяжело вздохнул: — Глупый я человек, мог бы и я повременить, глядишь, и не попал бы под машину.

Снова наступила тишина.

— Дети в школе очень перегружены, — сам того не заметив, дедушка Камена стал думать вслух. — Внука могли и в школе задержать. Или задали много уроков, например к завтрашнему дню написать сочинение.

— Транзистор-то так и не несет! — проворчал сосед слева.

— Я же говорю, времени у него нет, — рассердился дедушка и, поднявшись с кровати, надел шлепанцы и вышел из палаты.

В коридоре сидели больные с навестившими их людьми. Дедушка медленно прошел мимо, остановился возле большого окна. Отсюда, с восьмого этажа, город был виден как на ладони. Дедушка посмотрел на улицу, потом на лестницу, посидел тут часок. Вот и посетители разошлись — медицинский персонал пускал их в любое время, и было принято не злоупотреблять добротой медсестер.

В половине седьмого дедушка понял, что Камен не придет. Войдя в палату, он тяжело опустился на кровать. Старик увидел, что дедушка опечален, и покачал головой:

— Ну и негодник твой внук! Мог бы выкроить немного времени.

Это задело дедушку, и он солгал:

— А он приходил! Мы вот до сих пор и болтали. — И повернулся к соседу спиной: дед не любил говорить неправду, и вот на тебе — солгал.

— Что-нибудь дома не так? — продолжал старик.

— Почему не так, все в порядке, мы изрядно повеселились! Ты хочешь, чтобы я и сейчас хохотал?

Приоткрылась дверь, и дедушка обрадованно вздрогнул. Но это вошла медсестра, принесшая ужин больному с забинтованной головой. Она села рядом и стала его кормить с ложечки.

— Мой внук — председатель совета отряда, — неожиданно резко произнес дедушка. — Он очень занят.

— Ну-ну, — пренебрежительно бросил старик.

— Растяпа я и дурак, — пробурчал человек с забинтованной головой. У него из головы не шла автомобильная катастрофа.

Камен вернулся домой удрученный. Завтра у дедушки операция, а транзисторный приемник с наушниками по-прежнему лежит в его портфеле. Заигрался после школы и вот…

В гостиной на ковре малыши возились с отцом.

— Иди к нам, папу поборем! — позвал Стефчо.

Камен включился в возню.

— Пора ужинать, — крикнула из кухни мама.

Это решило исход борьбы. Отец дал детям положить себя на обе лопатки, и близнецы, с победными кличами, очень довольные собой, отправились мыть руки.

— Как дедушка?

Вопрос смутил Камена.

— Да я не успел. Должен был бы бросить…

— Меня это не интересует, — отец гневно посмотрел на сына. — Подумаешь, должен был бросить!.. От всего надо было отказаться. А как иначе! Знак внимания, ради которого ничем не надо жертвовать, ничего не стоит. Дружба, если ради нее ни от чего не отказываешься, не дружба. Знаешь ли, от скольких удовольствий отказывался дедушка ради тебя? А ты для него времени не нашел!

Камен стоял понурив голову, готовый сквозь землю провалиться. Если бы можно повернуть время вспять, сто раз бы отказался от игры!

В гостиную вошла мама.

— Дедушка просил о чем-нибудь?

Мама сразу почувствовала, что ее вопрос повис в воздухе: Камен виновато опустил глаза.

В отличие от Камена, Маляка, воодушевленный замечательной победой, вернулся домой в прекрасном настроении, но дома царила напряженная атмосфера: сестра только что объявила родителям, что выходит замуж. Это известие поразило Маляку. Он знал, что за сестрой ухаживал один парень, а в прошлом году даже видел, как они целовались.

Маляка решил подождать, пока не рассеются тучи; ему не хотелось попадать под горячую родительскую руку. И в то же время нетерпелось рассказать, как они с ребятами победили долговязых. Однако обстановка в доме оставалась напряженной, мама и папа молчали, а сестра хлопотала у плиты: Маляка впервые увидел, как она что-то готовит.

— За того? — спросил Маляка.

— Что за того?

— Замуж выходишь.

— За кого?

— С кем целовалась.

— Дурак!

Маляка не обиделся — конечно, сестре нужна разрядка.

Сели ужинать. Маляка ждал момента, чтобы рассказать об игре, но безуспешно.

— А я ему дядей буду?

Все ошеломленно уставились на Маляку.

— Когда родит, ну, когда родит! — Маляка занял оборонительную позицию.

— Вон! — отец указал ему на дверь.

Маляка ушел в комнату. Чокнутые люди, ни о чем нельзя спросить! Брата своей мамы он зовет дядей. Значит, ребенок сестры будет называть ее брата тоже дядей. А брат — он. Вот и выходит — дядя! Могли сказать это тихо и спокойно, а не прогонять.

Когда Панта вернулся домой, мамы не было. Он сел за уроки. Вчера его вызывали по истории, он хорошо ответил и получил пять с плюсом. Панта был доволен. Мама застала сына за учебником и не поверила своим глазам, даже испугалась, решив: не иначе что-то случилось. Взяв дневник и увидев пятерку по истории, она поцеловала сына в щеку. Панта обнял маму и тоже поцеловал ее, он был очень рад видеть маму счастливой. Да к тому же на этот раз он ее не обманул.

— Пойдем после ужина погулять? — предложил Панта.

— Что это ты? — встревожилась мама.

— Да просто так, ты же любишь…

— Нет, нет, — отказалась она. — Мне сегодня не хочется.

Но на самом деле ей очень хотелось прогуляться с сыном.

Юлия застала отца на кухне — он жарил кабачки на ужин. Кулинария была его хобби, и это страшно сердило его жену — как можно, чтобы от писателя пахло жареным?

— Вместо того чтобы бездельничать, — сказал Юлии отец, — почисти чеснок.

— Жорж! — упрекнула его жена.

Ну дело ли, чтобы от писателя пахло чесноком? За работу взялась Юлия.

— Что сказала Добрева? — спросил Милчев.

— О сценарии?

— Да.

— Она его еще не читала. Мы на совете отряда читали, потому еще и не дали ей.

— Ну и?..

— Понравился. Вот увидишь, займем первое место.

— Конечно! В противном случае опозорите меня.

Юлия даже не предполагала, что так легко и так скоро сможет коснуться интересующей ее темы, отец сам помог ей в этом.

— Правда, в сценарии нет ни слова о спорте, — сказала Юлия.

— О спорте? При чем тут спорт?

— Сейчас без спорта никак нельзя. Тем более, у нас в школе и плавательный бассейн есть.

— Уж не хотите ли, чтобы я предложил вам выйти на сцену в купальных костюмах? — разнервничался Милчев.

С этой школой хлопот не оберешься! Спорт! Без него ни шагу!

— Нужен баскетбольный щит, — предложила Юлия.

— Что? — Милчеву почудилось, что или он плохо расслышал, или здесь какое-то недоразумение. — Баскетбольный щит — только этого не хватало! Кирилл и Мефодий будут бросать мяч в кольцо.

— Вставь что-нибудь о баскетболе, — стояла на своем Юлия. — У нас есть один ученик, Пантев; он, например, может все время бросать мяч в корзину.

— По ходу представления? — с иронией бросил отец, ему было и невдомек, что именно этого добивалась дочь.

— Да.

— Глупости. Щит! С какой стати?

— Щит есть, его только надо включить в сценарий.

— Как бы не так!

— Придумай что-нибудь, прошу тебя, — продолжала настаивать Юлия.

— Хватит молоть чепуху, — махнул рукой отец.

— Это же не хуже остального… — вспыхнула Юлия, но взяла себя в руки.

— Чего, например, не хуже?

После недолгого колебания Юлия отложила чеснок в сторону, театрально взмахнула руками и с нарочитым пафосом процитировала: «С трепетом мы переступаем этот священный порог…»

— Ну? — удивился отец.

— Юлия, это прекрасно, — похвалила сценарий мама.

— Может быть, и прекрасно, но неверно.

— Что неверно? — оторопел отец.

— Нет этого в жизни.

— Чего нет?

— Трепета нет. И порога нет. Ходим в школу, и всё. Без порога. И без трепета.

— Сейчас вы этого еще не понимаете. Вырастете, поймете, а до тех пор помалкивай, понятно? — повысил он голос.

— Жорж! — сразу же вмешалась мама.

Юлия сердито хлопнула дверью. Отец двинулся было за ней, но жена дотронулась до его руки и мягко остановила мужа:

— Жорж, если Юлия просит, допиши баскетбол. Что тебе стоит?

На этот раз Милчев не смог сдержаться, и до Юлии донеслось:

— Мне ничего не стоит… Вот она и стала такой. Чего ни пожелает, пожалуйста! Новое платье — изволь! Проигрыватель — изволь! Жареные кабачки — Георги Милчев тут же жарит кабачки. Гитару — тоже купили. А теперь — баскетбол. Не будет в сценарии никакого баскетбола!

Он чуть не стукнул кулаком по сковороде, в которой весело шипели кабачки, но вовремя спохватился и шагнул в сторону. Удар пришелся на стол, и чищеный чеснок рассыпался по полу.

Мама отправилась к Юлии, но дверь в ее комнату оказалась заперта. Мама попросила открыть: пора ужинать! Но дочь решительно отказалась от ужина. Тогда мама пообещала еще раз поговорить с отцом о баскетбольном щите. Юлия оставалась непримиримой, знала — стоит отступить хоть на шаг… Но и отец стоял на своем: ни слова о баскетболе! Пусть дочь поголодает, ничего!

В одиннадцать часов Юлия услышала за дверью тихие шаги. Ручка двери дернулась — мама торкнулась, но, поняв, что дверь заперта, удалилась.

Часы пробили полночь. Юлия умирала от голода. Приоткрыв дверь, она выглянула в гостиную — тишина. Девочка быстро прошла на кухню — холодные кабачки показались ей очень вкусными. Потом Юлия пробралась в кабинет отца и, взяв с собой пишущую машинку, спряталась в ванной комнате — самом отдаленном помещении от спальни родителей. Поставив пишущую машинку на стиральную машину, она присела на край ванны и, взяв лист бумаги, задумалась.

На следующий день Юлия со страхом показала Камену, Маляке и Панте то, что сочинила: «Четыре школьника в спортивных костюмах выносят на сцену настоящий баскетбольный щит, старый, видавший виды, чтобы был ясным размах спортивной работы в школе имени Кирилла и Мефодия — не вчера и не позавчера здесь начали заниматься спортом: позади целых двадцать пять лет. Один из учеников кружит около баскетбольного щита и символически бросает мяч в корзину».

Что ж, неплохо! Камен даже утверждал, что написанное Юлией — лучшее место в сценарии. Маляка, на время забыв свою неприязнь к девочке и то, что совсем недавно он считал, что вместо Юлии ее сочинения пишет отец, решительно заявил: «Не вчера и не позавчера здесь начали заниматься спортом…» — готовое название статьи для любой центральной газеты. Кое-какие возражения были у Панты, но он промолчал. Главное, думал Панта, чтобы ученик, которому по сценарию следует кружить возле баскетбольного щита и символически бросать мяч в корзину, делал это не символически, а по-настоящему. Тогда, без сомнения, эту роль поручат ему. А иначе ее могут дать любому.

— Тебе вроде бы не понравилось? — Юлия заметила колебание Панты.

— Мне? — изобразил удивление Панта. — Ничего подобного!

После уроков учительница стала распределять роли. «Буквами» и «знаками препинания» будут девочки. Сначала они станцуют, а потом построятся так, чтобы зрители прочитали лозунг: «Труд и учение, учение и труд!» А кто же будет «запятой» и «восклицательным знаком»? Девочки уже все заняты.

— Может быть, кто-то из мальчиков сам захочет? Или мне назначить?

Панта поднял руку, собираясь сказать об одной роли в сценарии, которая ему очень понравилась и которую он хотел бы…

— Лучезар Пантев, — записала классный руководитель.

— Нет, нет, я только спросить…

— Будешь знать, когда спрашивать. На уроке ты что-то руку не поднимаешь! Ты, Пантев, будешь у нас «восклицательным знаком». Важно, чтобы ты стоял прямо, свечой, в конце лозунга. И непременно навытяжку.

Маляка решил спасти положение и поднял руку. Он хотел предложить учительнице пригласить на роль «восклицательного знака» и «запятой» девочек из другого класса.

— Хорошо, Маляков, — обрадовалась Добрева. — Ты будешь «запятой».

Маляка смущенно опустил руку, а все вокруг захихикали. Мальчик готов был сквозь землю провалиться: играть «запятую» — куда ни шло, но танцевать балетные па… Обидно.

Учительница продолжала читать сценарий. Раз есть балетный номер, следовательно, нужно подумать и о музыке.

— Дончо!

Один из мальчиков встал.

— Сыграй, пожалуйста, на аккордеоне. Что-нибудь танцевальное из оперы.

— Но я не умею играть, — смутился Дончо.

— А когда я спросила, у кого есть аккордеон, ты сказал, что у тебя есть.

— Есть, но играть я не умею.

— А кто же у вас играет?

— Моя тетя очень хорошо играет.

Добрева едва сдержалась: ей не нравилось, что во всей этой подготовке праздничной программы ребята так заорганизованы, что не имеют никакой возможности проявить свои способности.

— Хорошо, — сказала она, — спроси у тети, не согласится ли она выступить на нашем празднике. — Тяжело вздохнув, Добрева снова обратилась к сценарию: — «Четыре ученика в спортивных костюмах»…

Учительница, недоумевая, остановилась, а Юлия, опустив голову, стиснула от волнения руки. Панта весь обратился в слух — вдруг ему удастся получить желанную роль? Маляка сидел скрючившись на своей парте, словно настоящая запятая. А Камен решил, что все пропало — с каким недоумением читает Добрева… Непосвященные в тайну сценария переглядывались: при чем тут баскетбол? А Добрева не знала, что и сказать.

— Это не в наших силах, — возразила она. — Какой еще баскетбольный щит!

— В подвале есть щит, — поднялся со своего места Камен. — Я видел.

— Юлия, ты поговори с папой или я с ним поговорю… Может, мы обойдемся без…

— Баскетбол — это великолепно! — прервал учительницу Камен. — К тому же отец Юлии может обидеться, столько труда затрачено.

Добрева задумалась. Аргумент, конечно, серьезный. Милчев — писатель, обдумывал каждое слово, в сценарий им, несомненно, вложены важные мысли. Бывает, читаешь что-нибудь, и поначалу авторская мысль кажется тебе нелепой, но если вникнешь… Да, иногда не улавливаешь глубокого замысла писателя, но не всегда писатель виноват в этом.

— Если разрешите… — поднялся со своей парты Панта.

— Что?

— Я принесу щит из подвала.

Добрева почувствовала — что-то тут не так. Встретившись взглядом с Юлией, уловила смущение девочки, но истолковала его ошибочно.

— Нет, нет, идея хорошая, и написано прекрасно, но…

Панта продолжал стоять за партой, встали Маляка и Камен.

— В чем дело?

— Мы принесем баскетбольный щит, — настоятельно повторил Маляка.

После непродолжительного колебания Добрева махнула рукой. Трое мальчиков пулей вылетели из класса, боясь, как бы учительница не переменила своего решения.

Немного погодя дверь без стука открылась, и показалась голова уборщицы, Ленче, как ее звали ученики.

— Ребята щит просят… — сказала уборщица.

— Дай, пожалуйста, — разрешила учительница.

— У тебя есть голова-то на плечах? — рассердилась уборщица и хлопнула дверью.

Все засмеялись, а Добрева постучала по кафедре, призывая класс к тишине.

— «С закрытым ртом, — продолжила чтение сценария Добрева, — исполняется песня о Кирилле и Мефодии»… Знаете ее?

— Да-а-а-а, — хором ответили школьники.

— Попробуем!

Класс пел так, как требовалось по сценарию, с закрытым ртом. Пел до тех пор, пока дверь не открылась и мальчики не втащили баскетбольный щит. Тут пение стало постепенно затихать. Учительница с ужасом смотрела на старый и пыльный щит, нервы ее не выдержали.

— Уберите его отсюда! Побыстрей, пожалуйста.

Ребята потащили щит — сначала по коридору, потом вниз по лестнице, потом через двор и, наконец, по улице.

— Куда вы его несете? — спросил их один мальчик.

— Нам велели его убрать, — ответил Панта.

Время от времени друзья останавливались передохнуть и поменяться местами. Они очень спешили и, хотя было тяжело, не ворчали. Пройдя между домами, мальчики направились к спортплощадке и, остановившись наконец, прислонили щит к столбу.

— Прекрасно! — похвалил их Константинов, спросив взглядом: откуда это приобретение?

Мальчики в ответ только пожали плечами: не все ли равно откуда? В этом обмене взглядами многое осталось неясным, да оно, пожалуй, и к лучшему.

Немного погодя к ребятам подошел отец Камена, он как раз возвращался с работы.

— Уж не украли ли вы этот щит? — без обиняков спросил он.

— Нет, — ответил Панта. — Нам его в школе дали.

— Видно, вместо домашнего задания, — пошутил отец Камена, вошел было в подъезд, но тут же вернулся: — Не вздумайте его сами поднимать, не удержите. Позовите меня — я помогу.

Позднее прибежала и Юлия, принесла портфели мальчиков. Увидев баскетбольный щит, засияла — ее труд не пропал даром.

— Теперь можно сказать, что папа снимает сцену баскетбола из сценария.

— Лучше уж держать язык за зубами!

— Как рассердилась Добрева из-за этого щита, а?

— Главное, все закончилось благополучно. Спасибо писательскому авторитету твоего папы. И тебе, — поблагодарил девочку Камен.

— Будет завтра репетиция? — отозвался Маляка.

— Да, после уроков.

— Нас в бараний рог согнут с этими репетициями, — проворчал Маляка.

— Ты-то непременно согнешься, ведь ты у нас — «запятая».

— Сегодня повесим щит? — спросил Панта.

— А когда же, не то ночью его кто-нибудь стащит.

Панта вздохнул:

— Опять не останется времени для занятий.

Пришел на площадку и Тончо. Увидев щит, он первым делом сунул голову в корзину для мяча.

В тот же вечер Маляке пришлось пойти с родителями в кино на восьмичасовой сеанс. Решение было принято после непродолжительного, но бурного выяснения отношений. С тех пор как сестра заявила, что выходит замуж, со спокойной жизнью в доме было покончено. Она купила родителям билеты в кино, не спросив их согласия, потому что жених, так его теперь называли, хотел прийти посмотреть квартиру. Видимо, сестра с мужем собираются жить здесь. Никола Маляков заявил дочери, что сам любит пошутить, но ему и в голову не могло прийти, что с ним сыграют такую глупую шутку. Они будут жить здесь… А куда деваться ее брату? Милая сестра подумала и об этом — он будет спать в гостиной, ее муж принесет из своей комнатенки пружинный матрас.

— Твой муж?! — вскричал отец. — Не разрешаю! Я сейчас же спрячу твой паспорт! Ну-ка, давай его сюда!

Девушка не стала перечить отцу и тотчас протянула паспорт: пусть заглянет в него! В паспорте значилась отметка о зарегистрированном браке.

Из дома Маляка с родителями вышли за час до начала сеанса, родителям хотелось пройтись по свежему воздуху. Да, пришлось Маляке пойти с ними в кино. Хорошо хоть, что ссора утихла.

В кино Маляка сделал великое открытие. Через несколько рядов от них, впереди, он увидел учительницу Добреву.

Ни один ученик не может представить себе, как выглядит учитель вне школы. Или, точнее, ему трудно представить, что учителя — точно такие же, обыкновенные люди. Как все.

Маляка, например, был искренне уверен, что утром, едва поднявшись с постели, Добрева берет классный журнал с прикроватного столика и идет с ним на кухню — завтракать. Разве можно представить ее без классного журнала? И все свободное от школы время Добрева, конечно, решает задачи. Иначе откуда ей знать, как они все решаются? А Панта был уверен, что в гостиной у Добревой стоит черная школьная доска.

Никому из школьников и в голову не могло прийти, что Добрева может быть влюблена. А Маляка сделал именно такое открытие. Рядом с учительницей сидел молодой высокий мужчина. Еще горел свет, а он уже обнял ее. Свет погас, и она склонила голову ему на плечо. Маляка застал ее на месте преступления! Да, именно так! Застал на месте преступления! Пусть теперь вызовет его к доске, пусть спросит о чем угодно, хоть бы он и не знал урока. Пусть! Что она ему сделает?!

На следующий день Маляка получил ответ на свой вопрос. Учительница вызвала его к доске, а он совсем не знал урока.

— Почему ты не выучил урок?

— Я вчера вечером был в кино, — сказал Маляка и замер: какое впечатление произведут на учительницу его слова.

— Ну и что же? И я была в кино.

— Я вас видел, — многозначительно произнес Маляка.

— И я тебя видела.

Добрева влепила Маляке двойку, такую двойку… Даже известие о болезни учителя труда не принесло ему радости, хотя два последних урока были как раз труд. Плохо ли уйти из школы почти на два часа раньше?!

— Что будем делать? — спросил Панта. — Еще очень рано.

— В нашем кинотеатре идет фильм «Путешествия Гулливера», — сказала Юлия. — Пойдемте?

Ребят было пятеро — Юлия, Камен, Маляка и еще одна девочка. Камену это предложение не понравилось. Ему во что бы то ни стало нужно было навестить дедушку в больнице. Жаль, что не сможет он пойти с Юлией в кино. Добрева вон ходит в кино!

— Камен, а ты? — спросила Юлия.

— Мне нужно пойти к дедушке.

— Обязательно сегодня? Сходишь в другой раз.

— Сегодня.

— Как хочешь, — рассердилась Юлия. — Панта, пойдем!

— Может, ты потом со мной посмотришь? — повернулся Камен к Панте.

— Если картина хорошая, я и с тобой посмотрю, — пообещал Панта. — Пойдем, Маляка!

Маляка отказался.

— А ты почему не пошел? — удивился Камен.

— Да я эту Юлию терпеть не могу. Смотрит на всех свысока.

На этот раз Камен не стал защищать девочку.

Мальчики вместе отправились в больницу, Маляка остался внизу, но дедушка Камена спустился на первый этаж, чтобы и его повидать, — он соскучился по всем. Чувствовал дедушка себя хорошо, операция прошла успешно, и через несколько дней врачи обещали его выписать.

Вернувшись домой, Маляка увидел в гостиной пружинный матрас зятя, ходившего по квартире в шлепанцах.

— Привет, шурин! — обратился он к Маляке.

— Мы шуринами стали? — Маляка был горд своим новым званием.

— Если женишься на моей сестре, — ответил зять, — и я буду твоим шурином, но ей уже двадцать два!

Услышав «двадцать два», Маляка вспомнил о двойке, которую он принес из школы. На этот раз он решил дневник не прятать. Кому сейчас нужен его дневник!

Дверь квартиры бабушки Гинки открылась, и на лестницу выскочил гордый, улыбающийся до ушей Тончо, в костюме ковбоя, перепоясанный широким поясом, на котором висели две кобуры с торчащими рукоятками пистолетов. Тончо хотел как можно скорее спуститься во двор, торопился, но двигался очень смешно: костюм был ему узок, и мальчик боялся, как бы он не лопнул по швам.

Выйдя во двор, Тончо увидел ребят, играющих в баскетбол. Спортплощадка была полностью готова, и мальчики тренировались здесь каждое утро. Держа руки на пистолетах, Тончо встал в сторонке, подождал немного, но, увидев, что его никто не замечает, достал пистолеты и выстрелил. Выстрелы мигом, словно свисток судьи, прекратили игру, и ребята окружили Тончо.

— Откуда это у тебя?

— Папа и мама вернулись! — торжественно сообщил он.

— Здорово!

— Ты ли это, Тончо? — не сдержалась одна из соседок.

— Папа и мама вернулись! — радостно повторил Тончо.

— А что еще тебе привезли? — Соседка сгорала от любопытства.

— Очень много всего привезли, но сказали, чтобы я об этом не говорил.

— О-о-о, товарищ Ташев, — раздался с балкона голос Константинова. — С возвращением вас!

Ташев, отец Тончо, стоял на балконе, опершись о перила, и смотрел во двор, словно внизу проходила демонстрация, как на праздник Девятого сентября[8].

— Рад встрече, Константинов. Как твой «Трабант»?

— Все в порядке. А ты что, без машины?

— О машине не спрашивай, увидишь — закачаешься!

— Привез ее?

— Она в пути, — ответил Ташев.

На балкон вышла бабушка Гинка.

— Поздравляю, — сказала ей Худерова. — Твои приехали, теперь ты горя не будешь знать.

— Хорошо бы, — вздохнула бабушка Гинка.

— Дети-то как подросли, — заметил Ташев. — Настоящими мужчинами стали.

— Растут, — колко бросила Худерова. — И если родители за границей — все равно растут. Хорошо иметь дедушек да бабушек!

— Были бы живы и здоровы, — согласился Ташев.

— Очень хорошие у нас во дворе дети! — похвалила мальчиков бабушка Гинка. — И сумки мне помогали нести, и мусор выбрасывали, и с Тончо возились, и даже, скажу тебе, научили его самостоятельно мыться.

— Тончо! — позвал Ташев. — Иди сюда, я тебе дам кое-что для твоих друзей.

Тончо скрылся в подъезде и вскоре принес большую коробку шоколадных конфет. Ребята окружили его, и глаза у них разбежались — каких там только конфет не было!

— Вкусные.

— Очень вкусные, — согласился Маляка. — Как наша «Албена».

— Ну да, — возразил Камен.

— Честное слово, — сказал Маляка. — Папа кладет «Албену» в импортные коробки, никому это и невдомек. Гости едят и ахают от восторга.

Тем временем к мальчикам подошли две девочки из соседнего двора. Их тоже угостили конфетами. Потом примчались близнецы, взяли из коробки по две конфеты, Тончо даже прикрикнул на них:

— Вы что это хапаете?

— Мы взяли дедушке. — Стефчо тут же сунул обе конфеты в рот.

Скоро с конфетами было покончено, и ребята снова вернулись к игре.

Тончо тоже играл, не гнать же его!

— Тончо, сынок, — крикнул Ташев с балкона. — Испачкаешь новый костюм! Ступай переоденься.

Тончо побежал к дому и, обернувшись к ребятам, крикнул:

— Сейчас вернусь!

Если женщина позволяет мужчине положить руку себе на плечо, это еще не означает, что она в него влюблена. Он может быть ее братом или приятелем. Но относительно Добревой Маляка не ошибался. Она, конечно, влюблена в того мужчину, с которым Маляка видел ее в кинотеатре. А он влюблен в нее. Мужчину звали Анастас Чолаков, это был талантливый кибернетик двадцати пяти лет от роду, но уже автор нескольких фундаментальных работ по электронике.

Добрева познакомилась с ним в Варне два года тому назад. Она не была уверена, что Наско — так его называла — помнит этот день, и решила сделать ему сюрприз. Пожалуй, лучшим подарком по такому случаю будет книга. Войдя в книжный магазин, она стала разглядывать стенды, и тут ее внимание привлекла книга Георги Милчева «День вчерашний, день завтрашний». Добрева полистала ее и решила купить; в этот момент кто-то взял книгу из ее рук. Добрева резко повернулась и, увидев Милчева, заулыбалась.

— Я хочу надписать вам эту книгу, — сказал он и достал ручку.

— Что это вы с книгой делаете? — сурово спросила девушка в синем форменном халате, следившая за порядком в магазине.

— Я ее куплю, — ответил Милчев.

— Не хватает, чтобы вы ее украли! — донесся голос кассирши.

Возле кассы не было ни одного покупателя, вот кассирша и решила дать волю языку, но тут же спохватилась, узнав Милчева.

— Извините, товарищ Милчев, я вас не признала.

— Писателей много, разве всех упомнишь, — успокоил ее Милчев.

Уже на улице, прощаясь, Милчев как бы случайно вспомнил:

— Как школьные репетиции, идут?

— Да, да, сценарий получился отличным. — Добревой стало не по себе. Следовало бы поблагодарить писателя сразу, как только она его увидала в книжном магазине.

— Приятно слышать, — обрадовался Милчев. — Это мой первый сценарий.

— Получилось удачно.

— Юлия мне сказала, что совет отряда очень просил добавить что-нибудь насчет спорта. — Милчев заметил недоумение в лице Добревой. — Что-нибудь о баскетболе. Я, само собой, отказался.

Они расстались. Теперь Добревой все стало ясно. История с баскетбольным щитом ей сразу показалась подозрительной, но как, не имея доказательств, обвинять в чем-либо ребят? Смутило учительницу и поведение Панты, Камена и Маляки при распределении ролей. Помнится, Камен даже перебил ее, разве такое когда-нибудь бывало? А эта нелепая затея с символическим попаданием мяча в корзину! Но она осталась верна своему принципу — не спешить с обвинениями. Обман всегда раскрывается. «Баскетбольный щит, старый, видавший виды, чтобы был явным размах спортивных занятий в школе имени Кирилла и Мефодия…» — вспомнила Добрева. — «Старый, видавший виды! Ну и ну!»

До ее ушей долетели радостные детские крики. Пройдя между домами и увидев спортплощадку, она остановилась. Как азартно играют дети! Она узнала всех — эти трое из шестого «Г», Сашо из шестого «А», четверо из шестого «Б», двое из шестого «В». Знаком ей и баскетбольный щит, вокруг которого кипели спортивные страсти.

Первым учительницу заметил Камен, а затем и все остальные.

— Вбрасывайте, мелюзга! — Панта еще не видел Добреву.

Ответом ему была воцарившаяся на площадке тишина. Камен подошел к учительнице, думая объясниться с нею, но она опередила его:

— Как вам не стыдно!

— Мы вернем щит. — Камен сразу понял, о чем идет речь.

— Вернете, разумеется. И немедленно. Снимайте его.

Снять щит оказалось труднее, чем поднять и закрепить. Пришедший на площадку Константинов чуть было не поссорился с учительницей — зачем же лишать детей баскетбола, но, взглянув на Камена, понял, что лучше промолчать и помочь ребятишкам. Позвали и проходящего мимо старшеклассника, сына Стоименова.

Вновь потащили баскетбольный щит по улице. Учительница велела оставить его в школьном дворе, а сама с тремя мальчиками из шестого «Г» направилась к директору.

— В чем дело? — удивился директор.

— Полюбуйтесь на них, — кивнула Добрева головой в сторону учеников, но в голосе ее не было упрека.

Может быть, поэтому директор не спросил, что они натворили, а только произнес:

— Так что же?

— Знаете, что они сделали?

— Что? — Голос директора прозвучал строго.

— Баскетбольную площадку! Сами!

— Прекрасно, — похвалил директор мальчиков.

— Но у них нет баскетбольного щита. Я вас очень прошу, разрешите им взять старый щит, он валяется в плавательном бассейне.

— Согласен, мы его спишем.

Мальчики оторопели.

— Не следует ли вам поблагодарить директора? — улыбнулась Добрева.

— Спасибо, — невнятно пробормотали ребята.

Выйдя из кабинета, учительница сказала:

— Что же вы не попросили его раньше? Если можно, вам его дали бы сразу, а уж нет, так нет. Ступайте!

Мальчики бросились вниз по лестнице, а Добрева смотрела из окна, как они бежали через двор.

Ждавшие на улице ребята не могли понять, почему приятели так радуются. И тогда Маляка рассказал обо всем, что произошло. Мальчики принялись обниматься, как футболисты после забитого гола. Но вот первые минуты восторга миновали; ребята взяли щит и бодро зашагали, несмотря на полуденную жару — впервые в этом году солнце так припекает. Что ж, своя ноша не тянет!

Сегодня тридцать первое мая, завтра праздник — Международный день защиты детей. Праздник, а в школу надо идти.

В этот же день они водрузили щит на место, но опоздали на первый урок. Добрева не вняла объяснениям и записала каждому в дневник замечание за опоздание по неуважительной причине.