Глава 6. Охота начинается

Перрин не надеялся уснуть, но желудок, набитый холодным рагу – его решимость по отношению к корешкам испарилась сразу, как в нос ударил запах остатков ужина, – и засевшая в костях усталость уложили юношу на кровать. Если он и видел сны, то не запомнил их. Проснулся Перрин оттого, что его тряс за плечи Лан, представший в лившемся через открытую дверь свете зари тенью в лучистом ореоле.

– Ранд пропал, – только и сказал Лан и спешно, почти бегом, ушел, но и этих слов было более чем достаточно.

Перрин, зевая, заставил себя сползти с кровати и торопливо оделся на утреннем холодке. Выйдя из хижины, он обнаружил снаружи лишь горстку шайнарцев, которые с помощью своих лошадей отволакивали тела троллоков в лес, и по тому, как двигалась бо́льшая часть солдат, было понятно, что им не помешало бы как следует отлежаться. Исцеление отбирает силы, и, чтобы восстановить их, телу нужно время.

Желудок у Перрина требовательно заворчал, и он заинтересованно принюхался к ветерку в надежде, что кто-то уже занялся стряпней. Он готов был слопать те похожие на репу коренья даже сырыми. Но нос Перрина обнаружил лишь застоялый смрад убитого мурддраала, вонь мертвых троллоков, запахи людей, живых и павших, лошадей и деревьев. И погибших волков.

Избушка Морейн, стоявшая на противоположном склоне низины-чаши, выглядела местом притяжения всех и вся. Вот внутрь забежала Мин, через пару-тройку мгновений оттуда вышел Масима, за ним – Уно. Одноглазый скрылся за деревьями, рысцой припустив к крутой скальной стене позади хижины, в то время как второй шайнарец стал, прихрамывая, спускаться по склону.

Перрин направился к избушке. Когда он шлепал вброд через мелкий ручей, то ему повстречался Масима. Лицо шайнарца было измученным, шрам на щеке стал заметнее, а глаза запали даже глубже обычного. Посреди ручья тот неожиданно поднял голову и схватил Перрина за рукав куртки.

– Ты из одной с ним деревни, – хрипло сказал Масима. – Ты должен знать. Почему лорд Дракон покинул нас? Какой грех мы совершили?

– Грех? О чем ты говоришь? Куда бы там Ранд ни отправился, это вовсе не из-за того, что вы что-то там сделали или не сделали.

Ответ ни в коей мере не удовлетворил Масиму; он не отпускал рукав Перрина и вглядывался ему в лицо, словно надеялся увидеть там ответы. Ледяная вода начала просачиваться в левый сапог Перрина.

– Масима, – произнес он осторожно, – что бы ни сделал лорд Дракон, это случилось согласно его замыслам. Лорд Дракон не оставил бы нас.

«Или оставил бы? Будь я на его месте, поступил бы так?» – подумал Перрин.

Масима медленно кивнул:

– Да. Да, теперь я все понял. Он в одиночку вышел в мир, чтобы разнеслась весть о его явлении. Мы тоже должны нести эту весть. Да. – Он похромал через ручей, бормоча что-то себе под нос.

Хлюпая через шаг, Перрин поднялся к избушке Морейн и постучал в дверь. Никто не откликнулся. Поколебавшись немного, он вошел.

Прихожая, где ночевал Лан, была столь же проста и аскетична, как и хижина самого Перрина: грубо сколоченная кровать у одной стены, несколько колышков, на которых обитатели избушки развешивали свои пожитки, и одна полка. Через открытую дверь проникало не так уж и много света, а кроме него, комнатку освещали лишь неказистые светильники на полке – лучины из маслянистой смолёнки, воткнутые в трещины обломков камней. От них поднимались тонкие струйки дыма, туманным облаком скапливающегося под крышей. Нос Перрина невольно сморщился от смолистого запаха горящего дерева.

Макушкой Перрин едва не доставал низкого потолка, а вот Лойал почти упирался в него головой, хотя и сидел в изножье кровати Лана. Стараясь занять поменьше места, огир даже подтянул колени. Увенчанные кисточками уши беспокойно подергивались. Мин сидела скрестив ноги на земляном полу рядом с дверью, ведущей в комнату Морейн, сама же Айз Седай в раздумьях ходила туда-сюда. Должно быть, то были мрачные думы. Доступное ей пространство укладывалось в три шага, но она решительно промеряла его вновь и вновь, и энергичность ее быстрой поступи шла вразрез со спокойствием, которое выражало ее лицо.

– По-моему, Масима сходит с ума, – сказал Перрин.

– А когда-нибудь он был в здравом уме? – фыркнула Мин.

Морейн повернулась к Перрину, поджав губы.

– Неужели Масима – самое важное из того, о чем ты думаешь этим утром, Перрин Айбара? – сказала она тихим голосом. Слишком тихим.

– Нет. Мне бы знать, когда ушел Ранд и почему. Видел ли кто, как он уходил? Хоть кто-то знает, куда он отправился? – Перрин заставил себя взглянуть Айз Седай в глаза так же твердо и спокойно, как и она. Это оказалось не так-то просто. Пусть он превосходил ее ростом, но она-то была Айз Седай. – Не ваша ли тут вина, Морейн? Не вы ли держали его в узде, пока он не утратил всякое терпение и не решил идти куда угодно, делать хоть что-то, лишь бы не сидеть сиднем?

Уши у Лойала встали торчком, и он украдкой сделал толстым пальцем предостерегающий знак.

Слегка склонив голову набок, Морейн вонзила испытующий взгляд в Перрина, и он изо всех сил старался не опустить взор.

– Я здесь ни при чем, – промолвила Айз Седай. – Он ушел где-то среди ночи. Когда, как и почему – я еще надеюсь узнать.

Плечи Лойала расслабленно поникли – он испустил тихий вздох облегчения. Тихий для огира, а так звук походил на шипение, с каким взлетает пар, когда раскаленное докрасна железо охлаждают в чане с водой.

– Никогда не серди Айз Седай, – прошептал Лойал, очевидно себе под нос, но услышали его все. – «Лучше обнять солнце, чем разгневать Айз Седай».

Мин чуть склонилась вперед и протянула Перрину сложенный лист бумаги:

– Ночью, после того как мы уложили Ранда в постель, Лойал ходил его проведать, и тот попросил у него ручку, бумагу и чернила.

Огир дернул ушами и нахмурился так, что длинные его брови свесились до самых щек.

– Не знал я, что он задумал. Не знал.

– Мы это понимаем, – сказала Мин. – Лойал, никто тебя ни в чем не обвиняет.

Морейн нахмурилась, глядя на письмо, но не стала мешать Перрину, когда тот читал. Послание было написано рукой Ранда.


То, что я делаю, я делаю потому, что другого выхода нет. Он вновь преследует меня, и, думаю, в этот раз один из нас должен умереть. Но моим спутникам незачем погибать вместе со мной. Слишком многие уже отдали за меня жизнь. Я тоже умирать не желаю и, если у меня получится, постараюсь остаться в живых. Во снах кроется смерть и ложь, но в них есть также и правда.


На этом письмо заканчивалось, подписи не было. Перрину не было нужды гадать, кого имел в виду Ранд под словом «он». Для Ранда, для всех них им мог быть только один – Ба’алзамон.

– Ранд оставил записку там, подсунул под дверь, – сказала Мин напряженным голосом. – Взял кое-что из старой одежды, которую шайнарцы вывесили на просушку, а еще свою флейту и лошадь. Немного съестных припасов, и ничего больше, насколько нам известно. Никто из часовых не видел, как он ушел, а ведь прошлой ночью они бы не пропустили и крадущейся мыши.

– А если бы и заметили? Тогда что? – спокойно сказала Морейн. – Неужели кто-то из них встал бы на пути лорда Дракона? Или хотя бы окликнул его? Найдутся такие, кто – Масима, к примеру, – горло себе перережет, если так велит им лорд Дракон.

Настала очередь Перрина сверлить взглядом Айз Седай.

– А вы ждали чего-то другого? Они поклялись следовать за ним. Света ради, Морейн, он бы никогда не назвал себя Драконом, если бы не вы. Чего же вы от них ждете? – Она молчала, и дальше Перрин говорил уже тише: – Вы верите, Морейн? Верите, что он действительно Дракон Возрожденный? Или просто считаете, что он из тех, кого вы можете использовать, пока Единая Сила не убьет его или не сведет с ума?

– Спокойнее, Перрин, – сказал Лойал. – Не кипятись так.

– Я успокоюсь, когда она мне ответит. Ну так что же, Морейн?

– Он тот, кто он есть, – коротко ответила она.

– Вы говорили, что Узор в конце концов вынудит Дракона выйти на верный путь. Не это ли случилось, или же он всего лишь пытается от вас удрать? – На какое-то мгновение Перрин подумал, что зашел слишком далеко – темные глаза Айз Седай блеснули гневом, – но и сдавать назад он был не намерен. – Так что?

Морейн глубоко вздохнула:

– Вполне возможно, что все предначертано Узором, однако я не предполагала, что ему суждено уйти в одиночку. Он владеет огромной мощью, но, несмотря на это, во многих отношениях Ранд беззащитен, как дитя, и столь же мало знает мир вокруг. Да, направлять он способен, но не всегда ему удается призвать Единую Силу, и, даже обратившись к ней, нередко он не знает, что ему делать с ее потоком, как его контролировать. И если он не научится управлять Силой, то сойти с ума не успеет – прежде она сама уничтожит его. Но ему еще столь многому нужно учиться. Ранд желает бегать, не обучившись ходить.

– Вы играете словами, Морейн, и уводите по ложным следам, – фыркнул Перрин. – Если он, как вы выразились, тот, кто он есть, разве вам не приходило в голову, что он лучше вас знает, как ему поступать?

– Он тот, кто он есть, – повторила она твердо, – но я должна сохранить ему жизнь, раз ему предопределено что-то осуществить. Мертвым ему не исполнить пророчеств, и даже если он сумеет избежать приспешников Тьмы и отродий Тени, есть тысячи других, готовых убить его. Все сказанное – лишь намек на сотую часть того, кто он есть. Но если это все, с чем он может столкнуться, я бы и вполовину так не беспокоилась, как сейчас. Нельзя сбрасывать со счетов Отрекшихся.

В углу раздался стон Лойала; Перрин вздрогнул и по привычке забормотал:

– «Темный и все Отрекшиеся заточены в Шайол Гул…»

Однако Морейн не дала ему закончить:

– Печати слабеют, Перрин. Некоторые из них сломаны, хотя об этом мир не знает. Не должен знать. Отец Лжи не на свободе. Пока еще. Но поскольку печати поддались и все больше ослабевают, кто из Отрекшихся уже смог вырваться? Ланфир? Саммаэль? Асмодиан? Или Бе’лал, или Равин? Или сам Ишамаэль, Предавший Надежду? Всего их было тринадцать, Перрин, и они были скованы печатями, а не стенами узилища, в котором удерживается Темный. Тринадцать самых могучих Айз Седай, что жили в Эпоху легенд, и слабейший из них сильнее десятка сильнейших Айз Седай наших дней, а самый невежественный владеет всеми знаниями Эпохи легенд. И все они, каждый мужчина, каждая женщина, отринули Свет и предали свои души Тени. Что, если они освободились и поджидают его? Я не позволю им его заполучить.

Перрин вздрогнул – отчасти из-за ледяной стали в ее последних словах, отчасти из-за мыслей об Отрекшихся. Он и мысли допускать не желал хотя бы об одном Отрекшемся, который свободно разгуливает по миру. Этими именами пугала мать, когда он был маленьким. «За мальчиками, которые матерям не говорят правду, приходит Ишамаэль. А тех мальчиков, которые не ложатся спать, когда положено, в ночи подстерегает Ланфир». И то, что он стал взрослым, не сильно умеряло страхи – не теперь, когда он узнал, что все они реальны. Не теперь, когда Морейн сказала, что они, быть может, освободились.

– Заточены в Шайол Гул, – прошептал Перрин, мечтая верить в это, как прежде. Снедаемый тревогой, он перечитал письмо Ранда. – Сны. Он и вчера о снах говорил.

Шагнув к Перрину, Морейн впилась взглядом ему в лицо:

– Сны?

Вошли Лан и Уно, но Морейн жестом велела им молчать. В маленькой комнатушке стало совсем тесно: пять человек, да еще и огир вдобавок.

– Что за сны снились тебе в последние несколько дней, Перрин? – Все его уверения, что с его снами все было в порядке, она пропустила мимо ушей. – Рассказывай, – настаивала Морейн. – У тебя были необычные сны? Какие именно? Говори! – Айз Седай впилась в юношу взглядом, вытягивая из него слова, словно кузнечными клещами.

Перрин оглянулся на остальных – они все, даже Мин, пристально смотрели на него – и неохотно рассказал об одном сне, который представлялся ему странным и который повторялся каждую ночь. Сон о мече, которого он не мог коснуться. О волке, явившемся ему в последнем сне, говорить не стал.

– Калландор, – выдохнул Лан, услышав рассказ Перрина. Какой бы каменной твердости ни было у него лицо, Страж казался ошеломленным.

– Да, – промолвила Морейн. – Но мы должны быть совершенно уверены. Поговори с остальными. – Лан поспешно вышел из хижины, а она обратилась к Уно: – А твои сны о чем? Тебе тоже снился меч?

Шайнарец переминался с ноги на ногу. Нарисованный на повязке красный глаз смотрел прямо на Морейн, но живой глаз Уно помаргивал и бегал.

– Да мне все время снятся сны о растрек… гм… клинках, Морейн Седай, – отвечал он напряженным голосом. – И в последние ночи, наверно, тоже меч снился. Я свои сны помню не так хорошо, как лорд Перрин.

– Лойал? – спросила Морейн.

– Сны у меня всегда одни и те же, Морейн Седай. Рощи, Великие Древа и стеддинг. Когда мы, огиры, находимся вдали от стеддинга, то всегда видим его во сне.

Айз Седай повернулась снова к Перрину.

– То был просто сон, – сказал тот. – И ничего больше.

– Сомневаюсь, – молвила она. – Ты описал зал, именуемый Сердцем Твердыни, тот, что расположен в крепости под названием Твердыня Тира. И описал так, будто стоял в том зале. А сияющий меч – Калландор, Меч-Который-Не-Меч, Меч-Которого-Нельзя-Коснуться.

Лойал сел прямо, стукнувшись головой о потолок, и, похоже не заметив этого, произнес:

– Пророчества о Драконе гласят: Тирская Твердыня не падет, пока рука Дракона не завладеет Калландором. Падение Твердыни Тира будет одним из вернейших знамений Возрождения Дракона. Если Ранд возьмет Калландор, всему миру придется признать его Драконом.

– Возможно. – Слово поплыло с уст Айз Седай, точно льдинка по стоячей воде.

– Возможно? – переспросил Перрин. – Возможно? Я думал, что это последний знак, последнее, что остается для свершения ваших пророчеств.

– Не первый, но и не последний, – сказала Морейн. – Калландор будет лишь очередным исполнением того, что описано в Кариатонском цикле, тогда как рождение Дракона на склонах Драконовой горы было первым. Он еще должен повергнуть государства, или раздробить мир. Даже книгочеи, всю свою жизнь вдоль и поперек изучавшие пророчества, ведать не ведают, какое им всем дать объяснение. Что означает то, что он «поразит свой народ мечом мира и уничтожит их листом»? Как понимать «девять лун обяжет он служить себе»? Тем не менее этим пассажам в цикле придается такое же важное значение, как и Калландору. Есть и другие. Что за «раны безумия и порезы надежды» должен он исцелить? Что за цепи суждено ему разорвать и кто закован в те цепи? А некоторые из предсказаний настолько туманны, что он, возможно, уже исполнил их, пусть даже я о том и не знаю. Так что – нет. Калландор – далеко не последний в списке.

Перрин беспокойно повел плечами. Из пророчеств он знал только кое-какие отрывки и отдельные строки; а с тех пор как Ранд позволил Морейн всучить себе в руки то знамя, то Перрину даже слышать о них лишний раз не хотелось. Нет, это нежелание родилось у него даже раньше. После того, как путешествие с использованием Портального камня убедило Перрина, что его жизнь самой судьбой связана с жизнью Ранда.

– Если же ты, Лойал, сын Арента, сына Халана, – продолжала Морейн, – считаешь, будто Ранду достаточно просто руку протянуть, то ты глупец, как и он сам, если так думает. Даже если он живым доберется до Тира, в Твердыню он может никогда и не попасть. К Единой Силе тайренцы вовсе любви не питают, и еще меньше им понравится человек, утверждающий, будто он – Дракон. Направлять Силу – деяние, объявленное там противозаконным, а Айз Седай, самое лучшее, лишь терпят, пока те не обращаются к Силе. Цитируешь вслух пророчества о Драконе или хотя бы владеешь экземпляром Кариатонского цикла – этого в Тире достаточно, чтобы ты оказался в тюрьме. И никто не вступит в Твердыню Тира без позволения правящих там благородных лордов. А уж в Сердце Твердыни не допускается никто, за исключением самих благородных лордов. Он к этому не готов. Не готов.

Перрин тихонько хмыкнул. Твердыня нипочем не падет, пока Дракон Возрожденный не возьмет Калландор. «Как, Света ради, он должен добраться до меча – что находится внутри проклятой крепости! – до того, как крепость падет? Безумие какое-то!»

– Почему же мы просто сидим тут? – воскликнула Мин. – Если Ранд направился в Тир, почему бы нам не идти за ним? Его могут убить или… или… Почему мы здесь отсиживаемся?

Морейн положила ладонь на голову Мин.

– Потому что я должна быть уверена, – мягко сказала она. – Не слишком-то приятно, когда Колесо избирает, быть тебе великим или пребывать в тени величия. Избранники Колеса могут лишь принимать то, что грядет.

– Надоело уже принимать то, что грядет. – Мин потерла глаза рукой. Перрину почудилось, будто он заметил слезы. – Пока мы ждем, Ранд уже мог умереть.

Морейн пригладила волосы Мин; на лице Айз Седай появилось выражение чуть ли не жалости.

Перрин присел на край кровати Лана, напротив Лойала. Людской запах густым облаком висел в воздухе – запах людей, а еще тревоги и страха; от Лойала пахло книгами и деревьями, равно как и беспокойством. Ощущение ловушки усугубляли стены вокруг них – стены и теснота жилища. Горящие лучины добавляли вони.

– Как может мой сон подсказать, куда ушел Ранд? – спросил Перрин. – Это же мой сон.

– Те, кто способен направлять Единую Силу, – негромко промолвила Морейн, – те, кто особенно силен во владении духом, иногда навязывают собственные сны другим людям. – При этом она не переставала успокаивать Мин, нежно поглаживая ее по голове. – Особенно тем, кто… восприимчив. Вряд ли Ранд поступал так нарочно, но сновидения тех, кто прикасается к Истинному Источнику, бывают сильны. С учетом мощи Ранда его сны вполне могут охватить целую деревню, а может, даже и город. Он мало знает о том, что он способен делать и что он делает, и еще меньше – как контролировать свой дар.

– Тогда почему эти сны не снились вам? – спросил Перрин. – Или Лану.

Уно вперил взор куда-то перед собой и вид имел такой, будто хотел оказаться где угодно, лишь бы не здесь, а у Лойала поникли уши. Перрин слишком устал и проголодался, чтобы беспокоиться, выказывает ли он Айз Седай должное уважение. И вдобавок был слишком разгневан – как он только что осознал.

– Почему? – пытливо повторил Перрин свой вопрос.

– Айз Седай обучены ограждать свои сны, – спокойно отвечала Морейн. – Каждый раз, когда засыпаю, я выставляю защиту, даже о том не задумываясь. Стражи, благодаря узам, обретают нечто весьма схожее. Гайдины не могли бы выполнять возложенные на них задачи, если бы Тень вкрадывалась в их сновидения. Во сне любой из нас уязвим, а Тень по ночам в самой силе.

– Вечно мы от вас узнаем что-то новенькое, – пробурчал Перрин. – Нельзя ли хоть раз заранее сказать нам, чего ждать, вместо того чтобы объяснять уже случившееся?

Уно выглядел так, будто старался придумать повод немедленно убраться вон.

Морейн обратила на Перрина хмурый взгляд:

– Ты хочешь, чтобы я с тобой за один вечер поделилась знаниями всей своей жизни? Или, по-твоему, года хватит? Вот что я скажу тебе. Остерегайся снов, Перрин Айбара. Будь очень осторожен со снами.

Перрин отвел глаза в сторону.

– Осторожен я, – пробормотал он. – Осторожен.

Затем воцарилась тишина, нарушать которую никто не испытывал желания. Мин сидела, уставившись на свои скрещенные лодыжки, хотя, очевидно, находя в присутствии рядом Морейн какое-то утешение. Уно стоял, прислонившись к стене и не глядя ни на кого. Лойал забылся настолько, что вытащил из кармана книгу и в тусклом свете пытался читать. Ожидание все тянулось, выматывая Перрина. «Не Тени в своих снах я боюсь. Волков я боюсь. Ни за что не пущу их в свои сны. Не пущу!»

Возвратился Лан, и Морейн нетерпеливо выпрямилась. Страж ответил на ее немой вопрос:

– Половина из них припомнила сны с мечами в последние четыре ночи подряд. Некоторые помнят зал с огромными колоннами, а пятеро сказали, что меч был то ли из стекла, то ли из какого-то кристалла. Масима говорит, что прошлой ночью видел во сне, как этот меч держит Ранд.

– Это все проясняет, – заметила Морейн. Оживившись, Айз Седай потирала руки; казалось, будто внезапно она преисполнилась новых сил. – Теперь я уверена. Правда, еще бы хотелось узнать, как ему удалось уйти незамеченным. Если он раскрыл какой-то талант, корнями уходящий в Эпоху легенд…

Лан поглядел на Уно, и одноглазый воин взволнованно передернул плечами:

– Побери меня прах, совсем позабыл я за этим проклятым разговором, что растре… – Он запнулся и, прокашлявшись, покосился на Морейн. Она выжидающе глядела на него. – Я о том, что… э-э… то есть я прошел по следам лорда Дракона. Теперь в ту укромную долинку есть иной путь. То… землетрясение обрушило ее дальнюю стену. Подъем там получился крутой, однако лошадь его одолеет. На перевале я нашел еще больше следов, а оттуда есть легкий спуск вокруг горы.

Договорив, Уно сделал глубокий выдох.

– Хорошо, – сказала Морейн. – По крайней мере, он не открыл вновь способа, как летать, или как становиться невидимым, или еще что-то такое, о чем говорят легенды. Нам нужно не мешкая последовать за ним. Уно, я дам тебе достаточно золота, чтобы ты с остальными добрался до Джеханнаха, и назову имя того, кто позаботится, чтобы там тебе дали еще. К чужеземцам гэалданцы относятся настороженно, но, если не будете привлекать к себе внимания, вас не потревожат. Ждите там, пока я не пришлю весточку.

– Мы отправимся вместе с вами, – возразил Уно. – Все мы поклялись следовать за Драконом Возрожденным. Нас совсем горстка, и я не понимаю, как мы захватим крепость, которую прежде никто никогда взять не мог, но с помощью лорда Дракона мы совершим то, что должны.

– Так мы теперь «народ Дракона». – Перрин безрадостно рассмеялся. – «Твердыня Тира останется несокрушимой, пока не явится народ Дракона». Морейн, вы дали нам новое имя?

– Следи за языком, кузнец, – прорычал Лан, воплощение камня и льда.

Морейн пронзила их обоих взглядом, и они умолкли.

– Извини, Уно, – сказала она. – Чтобы была надежда настигнуть Ранда, мы должны двигаться быстро. Из шайнарцев ты один в состоянии выдержать долгую погоню, а остальным нужно несколько дней, чтобы набраться сил. Мы же не можем ждать ни дня. Как только смогу, я пошлю за вами.

Уно состроил кислую мину, но поклонился, соглашаясь с решением Айз Седай. Получив ее позволение уйти, шайнарец выпрямился и отправился с известиями к остальным.

– Ну а я отправлюсь с вами, что бы вы там ни говорили, – со всей твердостью заявила Мин.

– Ты отправишься в Тар Валон, – сказала ей Морейн.

– Ничего подобного!

Словно не услышав ее ответа, Айз Седай спокойно продолжила:

– Престол Амерлин необходимо известить обо всем случившемся, а рассчитывать на то, что отыщется доверенное лицо с почтовыми голубями, я не могу. Как и на то, что Амерлин вообще увидит послание, которое я отправлю с голубем. Дорога долгая и трудная. В одиночку я бы тебя не послала, будь у нас возможность хоть кого-то дать тебе в провожатые, но я позабочусь о деньгах для тебя и о письмах тем, кто может помочь тебе в пути. Скачи быстро, гони во весь опор. Загонишь лошадь, купи другую – или укради, если потребуется, – но скачи быстро.

– Пусть Уно передаст ваше послание. Он справится – вы сами так сказали. А я отправляюсь за Рандом.

– У Уно свои обязанности, Мин. И неужели ты думаешь, будто мужчина может запросто явиться к воротам Белой Башни и потребовать аудиенции у Престола Амерлин? Даже короля заставят ожидать не один день, если он прибудет без предупреждения, а простому шайнарцу, боюсь, придется неделями, если не целую вечность, обивать пороги. Не говоря уже о том, что о столь необычном событии еще до захода солнца станет известно в Тар Валоне всем и каждому. Не многие женщины ищут встречи с самой Амерлин, но такое случается, и больших пересудов это не вызовет. Никто не должен узнать и той малости, что Престол Амерлин получила от меня послание. От сохранения тайны, возможно, зависит ее жизнь – да и наши тоже. Именно ты должна стать моим гонцом.

Мин сидела, шевеля губами, со всей очевидностью подбирая новые доводы, но Морейн уже повернулась к Стражу:

– Лан, я крайне опасаюсь, что следов ухода Ранда мы обнаружим куда больше, чем мне того хотелось бы, но я полагаюсь на твое умение следопыта. – (Страж кивнул.) – Перрин? Лойал? Вы пойдете со мной за Рандом?

Сидевшая у стены Мин возмущенно запротестовала, но на ее жалобы Айз Седай внимания не обратила.

– Я пойду, – поторопился сказать Лойал. – Ранд – мой друг. И готов признаться: я ничего не хочу пропустить. Сами знаете, дело в моей книге.

Перрин с ответом не спешил. Ранд был его другом, в кого бы он там ни перековался. И вряд ли есть сомнения, что их судьбы связаны, хотя Перрин совсем не возражал бы, чтобы подобная участь его миновала – если существует такая возможность.

– Это же нужно, верно? – в конце концов промолвил он. – Я пойду.

– Хорошо. – Морейн вновь потерла руки – с видом человека, готового взяться за важное дело. – Так, вам всем нужно собираться в дорогу. И немедля! Ранд опережает нас на несколько часов. Я намерена еще до полудня уверенно идти по его следу.

В последних словах стройной Айз Седай было столько воли и целеустремленности, что всех, кроме Лана, будто рукой подтолкнуло к двери; Лойал ступал горбясь, пока не вышел из хижины. Перрину на ум пришло сравнить Морейн с хозяйкой, погоняющей гусей.

Едва перешагнув порог, Мин чуть задержалась и, обернувшись, с чересчур сладкой улыбочкой обратилась к Лану:

– А от тебя никакой весточки никому передать не надо? Найнив, быть может?

Страж на это моргнул пару раз, хотя кто другой, если бы его вот так застигли врасплох, выглядел бы как охромевшая на одну ногу лошадь.

– Все знают… – начал Лан, но почти сразу же взял себя в руки. – Если ей нужно будет от меня что-то услышать, я сам ей скажу. – И он захлопнул дверь прямо у нее перед носом.

– Мужчины! – пробормотала Мин в закрытую дверь. – Не видят того, что и валун узрит, и чересчур упрямы, чтобы доверить им самим думать за себя.

Перрин сделал глубокий вдох. Слабые запахи смерти по-прежнему висели в воздухе низины, но это было лучше тесноты в хижине. Немного лучше.

– Чистый воздух, – вздохнул Лойал. – Дым уже начал мне надоедать.

Вместе они двинулись вниз по склону. На берегу ручья вокруг Уно собрались шайнарцы, те, кто мог держаться на ногах. Судя по жестикуляции, одноглазый воин обильно сыпал проклятиями, наверстывая упущенное время.

– За что вам двоим такие привилегии? – неожиданно спросила Мин. – У вас-то она спросила. Мне она такой любезности, как просьба, не оказала.

Лойал покачал головой:

– По-моему, Мин, она спрашивала, уже зная, как мы ответим. Похоже, Морейн может прочесть и меня, и Перрина, точно книгу. Она знает, как мы поступим. А ты для нее – книга закрытая.

Видимо, сказанное огиром Мин не сильно успокоило. Она посмотрела снизу вверх на обоих спутников: с одной стороны – Перрин, который больше чем на голову выше ее, с другой – Лойал, возвышающийся над нею, как башня.

– Будто мне от этого легче, – сказала Мин. – Я до сих пор иду, куда она хочет, так же безропотно, как и вы, барашки. А поначалу ты неплохо держался, Перрин. Напустился на Морейн так, будто она продала тебе одежку, у которой швы расползаются.

– А ведь и вправду я на нее накинулся, – с удивлением промолвил Перрин. Он и сам не сообразил, что именно сделал. – Это оказалось не так ужасно, как я себе представлял.

– Ты везунчик, – пророкотал Лойал. – «Гневить Айз Седай – все равно что голову в осиное гнездо сунуть».

– Лойал, – обратилась к нему Мин. – Мне нужно потолковать с Перрином. С глазу на глаз. Ты не против?

– О-о, нет! Конечно нет. – Огир перестал сдерживать свой обычный шаг и быстро ушел вперед, доставая трубку и кисет с табаком из кармана долгополой куртки.

Перрин настороженно посматривал на Мин. Девушка покусывала губу, подбирая, по-видимому, нужные ей слова.

– Ты когда-либо видела образы вокруг него? – спросил юноша, кивком указывая на удаляющегося огира.

Она покачала головой:

– По-моему, такое выходит только с людьми. Но в твоих знаках я вижу кое-что, о чем тебе лучше бы знать.

– Я же говорил тебе…

– Перрин, не стоит прикидываться тупицей больше, чем следует. Тогда, в хижине, появились новые образы, сразу после того, как ты сказал, что пойдешь. Раньше их не было. Они должны быть связаны с предстоящим походом. Или, по крайней мере, с тем, что ты решил пойти.

Помолчав, Перрин с неохотой спросил:

– И что же ты видишь?

– Айильца в клетке, – быстро сказала она. – Человека из Туата’ан с мечом. Сокола и ястреба, усевшихся тебе на плечи. Это, по-моему, соколиха и ястребица. Ну и все остальное, разумеется, то, что всегда там. Тьма, кружащаяся вокруг тебя, и…

– Больше ни слова! – Убедившись, что девушка умолкла, Перрин почесал голову, размышляя. Все сказанное звучало для него полной бессмыслицей. – У тебя есть хоть какие-то мысли, что все это значит? Я про новые образы спрашиваю.

– Нет, но они важны. Как и все знаки, которые я вижу. Поворотные моменты в жизни людей или то, чему суждено сбыться. Это всегда важно. – Она помолчала, в чем-то сомневаясь и глядя на Перрина. – И вот еще что… – медленно добавила она. – Если встретишь женщину – самую красивую женщину из всех, каких ты когда-либо видел, – беги!

Перрин заморгал:

– Ты видела красавицу? С какой стати мне убегать от красивой женщины?

– А просто совет принять ты не можешь? – раздраженно промолвила Мин. Она пнула камешек и проследила, как тот скатывается по склону.

Торопиться с выводами Перрин не любил – одна из причин, почему некоторые люди считали его тугодумом, – но он сопоставил ряд высказываний Мин за последние несколько дней и пришел к поразительному заключению. Он встал как вкопанный, мучительно подбирая слова:

– Мм… э-э… Знаешь, Мин, ты мне нравишься… Нравишься, но… мм… вроде как напоминаешь мне моих сестренок… Я хочу сказать, ты…

Девушка подняла голову, и он запнулся, наткнувшись на ее взгляд из-под удивленно приподнятых бровей. Поток его слов оборвался. На ее губах играла едва заметная улыбка.

– Что ж, Перрин, знай – я люблю тебя. – Мин постояла, наблюдая за тем, как он глотает ртом воздух, затем заговорила не спеша, осторожно подбирая слова: – Как брата, ты, чурбаноголовый простофиля! Нет, мужская самонадеянность никогда не перестает меня удивлять! Вы как один думаете, будто все происходящее связано исключительно с вами и каждая женщина обязана вас желать.

Перрин почувствовал, как по его лицу растекается горячий румянец:

– Я бы никогда… Я не… – Он прочистил горло. – Что ты там видела насчет женщины?

– Просто прими мой совет, – сказала Мин и быстрым шагом продолжила спуск к ручью. – Обо всем прочем можешь позабыть, – бросила она через плечо, – но насчет этого – берегись!

Перрин хмуро смотрел вслед девушке – и на сей раз его мысли вроде быстро пришли в порядок, – затем нагнал ее в два шага.

– Так это Ранд, да?

Она издала горлом нечленораздельный звук и покосилась на Перрина, не замедляя, впрочем, шага.

– Может, в конце концов, ты и не такой уж шерстеголовый, – пробормотала она. А потом добавила, будто разговаривая сама с собой: – Я связана с ним так же крепко, как ветка связана со стволом. Но я не видела знаков, говорящих об ответной любви Ранда ко мне. И я не единственная.

– А Эгвейн знает? – спросил Перрин.

Ранд и Эгвейн были чуть ли не обещаны друг другу с детства. Разве что на колени еще не вставали перед Кругом женщин, который объявил бы об их помолвке. Он не знал наверняка, насколько далеко все у них зашло, если вообще что-то изменилось.

– Знает, – коротко ответила Мин. – Как будто кому-то из нас от этого легче.

– А Ранд? Ему известно?

– О, конечно, – с горечью сказала она. – Так я ему и сказала, да? Или нет? «Ранд, я прочитала твои знаки, и, похоже, мне суждено в тебя влюбиться. А еще мне придется делить тебя с другими, что мне вовсе не по нраву, но так тому и быть». Нет, все-таки ты, Перрин Айбара, чудо чурбаноголовое. – Она сердито провела ладонью по глазам. – Если бы я могла быть с ним, то уверена, что помогла бы. Как-нибудь. О-о, Свет, если он умрет, не знаю, сумею ли я вынести это.

Перрин неловко пожал плечами:

– Послушай, Мин… Я все силы приложу, чтобы помочь ему. – «Чего бы это ни стоило». – Обещаю тебе. А для тебя и в самом деле лучше всего – отправиться в Тар Валон. Там безопасно, там тебе ничто не грозит.

– Безопасно? – Мин покатала слово на языке, будто пробуя на вкус и пытаясь определить, что оно значит. – По-твоему, в Тар Валоне безопасно?

– Уж если в Тар Валоне опасно, тогда опасно везде.

Девушка громко фыркнула, и дальше они пошли молча. Им, как и остальным, нужно было собираться в путь.

Загрузка...